Джеймс Франко. Интервью журналу Playboy, 11.07.2011

Откровенная беседа с актером-режиссером-писателем-художником-студентом о том, что значит носить звание «самый известный и швец, и жнец, и на дуде дудец Голливуда», и о преследующих его бурных дискуссиях.

Джеймс Франко может похвастаться самым завидным – или раздражающим? – резюме в шоу-бизнесе. Франко всего 33 и последние несколько лет своей жизни он вызывает восторги поклонников и раздражение критиков тем, что занимается слишком многими вещами, многие из которых ему отлично удаются.

Возьмем хотя бы прошедший год: неординарный, непредсказуемый актер завоевал номинацию на "Оскар" за лучшую мужскую роль в фильме "127 часов", где он играет Арона Ролстона – попавшего в ловушку альпиниста, которому, чтобы спастись, пришлось ампутировать себе руку. Он также сыграл поэта-битника Аллена Гинзберга в картине "Вопль" ("Howl") и роли второго плана в фильмах "Безумное свидание" ("Date Night"), "Ешь, молись, люби" ("Eat Pray Love") с Джулией Робертс и "Храбрые перцем" ("Your Highness") с Натали Портман (не сказала бы, что последняя роль второстепенная – прим. переводчика). Он продолжал сниматься в долгоиграющей мыльной опере "General Hospital" в роли загадочного художника – очередной проект с целью самопознания. (Почему-то везде это название переводят как "Генеральный госпиталь", но это же неправильно. Госпиталь – это военная больница, а general hospital – больница общего типа, то есть неспециализированная, в крайнем случае, главная больница – прим. переводчика).

Большинство людей сочли бы такой год богатым на события. Но помимо этого, Франко получил степень магистра изящных искусств в Колумбийском университете, одновременно учась в Школе искусств Tisch при Нью-йоркском университете (NYU), пишет докторскую диссертацию по английской литературе в Йеле, изучает цифровые медиа в Род-Айлендской школе дизайна. Кроме того, он стал одним из 20 студентов (из 400 абитуриентов), поступивших на докторскую программу Хьюстонского университета по специальности «литературное творчество». Опубликовал книгу рассказов о подростковых разочарованиях под названием "Пало-Альто". Концептуальные проекты для крупных галерей и музеев, эксплуатирующие его публичный образ, сочетались с небезызвестным присутствием в Твиттере. Джеймс Франко продолжает снимать собственные фильмы, в числе которых документальная картина о закулисной жизни Saturday Night Live и удостоенная кинонаград короткометражка "Пир Стивена" ("The Feast of Stephen"), повествующая о «ботанике», который получил на орехи за свои фантазии об обнаженных частях тела юных прелестников, играющих в импровизированный баскетбол. В довершение картины, многие отметили его самообладание и интеллект в телеинтервью, а некоторых зрителей сбило с толку его каменное выражение лица и отстраненное поведение на оскаровской церемонии, во время которой Франко писал в Твиттер.

Что удивительного в том, что сейчас актер открыто задается вопросом: не оттолкнет ли это даже самых преданных Франко-филов?

Очень немногим актерам довелось стать предметом стольких восхищений и спекуляций. Франко бесспорно талантлив. Но ведь он может быть и показушным шоуменом, который использует свою известность и актерскую карьеру как основу для перформанса? Возможно, он профессиональный суперстудент, способный получить средний бал выше 3,5, взяв 62 юнита за четверть, и сочетать учебу с мегауспешной актерской карьерой? Или же эксцентричный творческий человек со своими особыми убеждениями? А может, его странное поведение – всего лишь игра? Он натурал, гей, би или слишком занят возвышенными творческими поисками, чтобы интересоваться мирскими удовольствиями? Он настоящий человек эпохи Возрождения или же одаренный удачливый выскочка?

Наш пишущий редактор Стивен Ребелло отправился на встречу с Франко в студию, которая находится в одном из исторически значимых зданий популярного среди художников манхэттенского квартала Челси. «Франко – убойный тип, - говорит Ребелло. – Он очень разговорчив, благороден, вдумчив и непростительно эксцентричен. Видимо, Джеймсу настолько комфортно «в собственной шкуре», что он рад возможности пролить свет на свое нетривиальное поведение и то, что творится в его уникальной голове. Но, заметьте, только немного света. Сколько бы Франко ни посвящал себя искусству и образованию, как бы серьезно к этому ни относился, своей шутовской игривостью он производит впечатление человека, которому нравится бросать вызов общепринятым понятиям о славе, адекватном поведении и маскулинности. Успешный актер, который может превратиться в великолепного режиссера, не позволяет себя укротить, категоризировать, определить или загнать в жесткие рамки. Возможно, это самый бунтарский поступок, на который он способен».

О студенческих буднях и злобных блоггерах

– За последние пять лет Вы снялись во многих фильмах: "127 часов", "Ананасовый экспресс", "Вопль", "Ешь, молись, люби" и "Харви Милк", опубликовали книгу рассказов, сыграли в мыльной опере "General Hospital" и в "30 Rock", провели церемонию награждения премии "Оскар", сняли несколько короткометражек. Ваши крупные арт-проекты были выставлены в международных музеях и галереях. Кроме того, Вы получили степень бакалавра английской литературы в UCLA, магистра изящных искусств в Колумбийском университете, изучали кинопроизводство в NYU, а сейчас пишете докторскую диссертацию по английской литературе в Йеле и недавно поступили в докторантуру Хьюстонского университета по специальности «литературное мастерство». Не слишком ли?

ДФ: Не знаю. Но первая короткометражка, которую я снял, еще до учебы в NYU, рассказывает о мальчике, осознавшем собственную смертность, когда умерла его золотая рыбка. Он говорит своим родителям: «Я не хочу умирать». И хотя они отвечают, что ему не стоит переживать, потому что у него еще много времени, на самом деле, это его не утешает. И вот он решает: «Я должен сделать все и сейчас». Он женится на соседской девочке, устраивается на работу, создает семью. И хотя я в последнее время изменился и стал спокойнее, судя по моей деятельности, я уже довольно долго мыслю такими категориями.

– Когда речь заходит о Ваших академических успехах, как реагируете на обвинения журналистов и блоггеров в том, что Вы «выезжаете» на своей славе?

ДФ: Это замечательно. Когда люди узнали, что я прохожу все эти академические программы, реакцией какого-то человека, которого я даже не знаю, было сфотографировать меня спящим в Колумбийском университете. А ведь это случилось даже не на занятиях, а на дополнительной гостевой лекции в 10 часов вечера. Но людям нравится выкладывать эту фотографию в Интернете и критиковать меня за то, что я занимаю место человека, которому действительно было бы не наплевать на лекции. Люди спят на занятиях во всех университетах, в которых я учусь, и никто никогда не постит их фотографии.

– Что замечательного в том, что тебя оскорбляют и недооценивают?

ДФ: Если кто-то из Gawker или других блогов говорит, что я «суперстудент» или «обдолбанный студент» это меняет тот публичный образ меня, который создался у других людей. А я могу ускользнуть из поля зрения и спокойно делать свою работу. Люди все равно будут воспринимать тебя так, как хотят.

– Вы когда-нибудь лично сталкивались с теми, кто пишет о Вас гадости?

ДФ: Эти ужасные блоггеры пришли на презентацию моей книги "Пало-Альто" в прошлом году. Обычно мне все равно, но это как будто твой злейший враг заглянул к тебе на День рождение, и ты говоришь: «Что ты здесь делаешь? Убирайся нафиг с моей вечеринки». Тем не менее, это дало мне возможность понять, что многие из тех, кто пишет в блоги – мои ровесники, которые учатся там же, где и я, или хотят поступить туда. Так что я сказал: «Ой, так ты просто один из моих одноклассников, которым я не нравлюсь. Так в этом все дело?»

– Когда приходится учиться в нескольких местах одновременно, как складываются отношения с одногруппниками?

ДФ:  Самое страшное место – факультет английской литературы в Йеле. Если поступил туда, значит ты умный. Но одно дело сдать работу преподавателю, который будет читать ее без посторонних глаз, и совсем другое – выступать перед всей группой. Меня это смущает и пугает.

– Многие люди считают Вас крутым, незаурядным и загадочным. Вы никогда не задумывались над тем, что некоторых людей раздражает Ваша способность с легкостью заниматься всем и сразу?

ДФ: Меня воспринимают как парня, который кричит: «Эй, посмотрите на меня. Мне нужно внимание». Но я учусь в университете не для того, чтобы обо мне писали статьи. Я просто учусь. И этот факт или то, что кто-то фотографирует меня спящим, означает: «Мы набросимся на него и раскритикуем за его выходки». Какие выходки? Я пишу. Кино снимаю. Учусь. Был ведущим оскаровской церемонии. Я серьезно отношусь к этим проектам.

Об "Оскаре", Твиттере и незаслуженной критике

– Некоторые сомневаются в том, что Вы серьезно отнеслись к роли соведущего "Оскара" в паре с Энн Хэтэуэй.

ДФ: Когда мне предложили это сделать, я рассмеялся и сказал: «Вот это я попал». У меня был потрясающий опыт работы с Дэнни Бойлом в "127 часов", у нас получился отличный фильм. Студия продвигала мою кандидатуру на номинацию за лучшую мужскую роль, и это вызвало немало разговоров. Тогда я думал, что еще никто не получал "Оскар" в тот же год, когда был ведущим церемонии. Позже узнал, что около 50-ти лет назад это удалось Дэвиду Нивену. Я решил, что роль ведущего уменьшит мои шансы, но и снимет часть давления, и я смогу сказать, если не людям, то самому себе: «Не переживай по этому поводу». Я уже участвовал в оскаровской церемонии вместе с Сетом Рогеном, и это была бомба. Я чувствовал уверенность в своих силах. Ну, а какие у ведущего обязанности? Вступительная речь, возможно, еще одна-две в середине шоу, а в остальном – просто читать имена. Организаторы знали, что я могу репетировать только по выходным из-за учебы, но как много нужно было репетиций? Мне сказали, что они понимают: я не Крис Рок.

– Так что же пошло не так?

ДФ: Трудно говорить об этом, потому что это напоминает «перевод стрелок». Не самое приятное занятие. В течение трех-четырех недель мы снимали промо-ролики и небольшой сюжет, который показали в начале шоу. В последнюю неделю мы начали репетировать со сценарием для прямого эфира и сделали прогон шоу. Я сказал продюсеру: «Не знаю, зачем вы меня пригласили, потому что не дали мне никакого материала. Думаю, ничего хорошего из этого не получится».

– Многие критиковали Вас за безразличный, скучающий, отстраненный вид и отсутствие «химии» с Энн Хэтэуэй.

ДФ: После церемонии все были счастливы. Брюс Коэн, продюсер шоу, обнял меня со словами: «Стивен Спилберг только что сказал мне, что это был самый лучший "Оскар" всех времен!» Что касается моей неэнергичности и кажущегося безразличия, я решил: ладно, Энн выбрала восторженный, полный энтузиазма стиль. Как актера меня учили реагировать на обстоятельства, на поведение коллег и не форсировать события. Поэтому я решил, что буду серьезным, чтобы Энн могла сыграть противоположную роль. Именно так я пытался произносить тот текст. Я чувствовал, что на меня давят рамки материала. Чувствовал, что это не моя лодка. Я просто пассажир, плывущий по течению, и выхода нет.

– А зачем писали в Твиттер во время церемонии?

ДФ: Это был способ сказать: «Что бы вы ни видели и ни слышали, эти слова принадлежат другим людям. Я приподниму занавес, чтобы вы сами могли увидеть происходящее». Ни один ведущий раньше такого не делал – не давал публике альтернативный взгляд. Я старался сделать все, что мог. Я не пытался сорвать шоу. Не был под кайфом. Ходил на репетиции. Я сыграл те реплики так, как считал нужным.

– Вскоре после "Оскара" Вы закрыли свой аккаунт. Причинно-следственная связь?

ДФ: Как-то на одном мероприятии меня спросили: «Ваш аккаунт закрыт?» Я сказал: «Да, с этим покончено. Я больше не сижу в Твиттере». И это вдруг превратилось в «Джеймс Франко говорит о конце социальных медиа». Что прозвучало так, будто никто больше не будет общаться по телефону.

– Правда, что 350 с лишним тысяч Ваших фолловеров получили ссылку на фотографию Вашей руки в штанах и, возможно, части Вашего «хозяйства»?

ДФ: Я не мог пользоваться Твиттером традиционным образом. Мне не нравилась идея писать комментарии, мнения. Я чувствовал, что они ничего не стоят. Если мне есть что сказать, я лучше напишу об этом в эссе или рассказе, а не в Твиттере. Поэтому я решил постить там крутые фотки и видео – некий коллаж. То, что я запостил, было частью масштабного арт-проекта. Я понимал, что люди из мира искусства воспримут эти фото как искусство, но в них увидели нечто другое.

– Скрытую порнографию, наверное?

ДФ: Я думал: это мой аккаунт – могу постить все, что захочу. Но у меня были несовершеннолетние фолловеры. Не надо фолловить меня или Леди Гагу, если вы несовершеннолетний. Компании, с которыми я сотрудничаю, напомнили, что мой имидж теперь связывают с их имиджем, и они недовольны.

– Кроме того, Вы, кажется, ввязались в пост-оскаровские разборки с Брюсом Виланчем, одним из сценаристов церемонии. В итоге, после этого Вы написали свой последний твит.

ДФ: Когда кто-то говорит или пишет о тебе что-то обидное, первая мысль – ответить, а злость – обычная реакция. Лично я плохо соображаю, когда злюсь. До появления Твиттера, у меня всегда было время подумать: «А оно мне надо?» А тут ты отвечаешь кому-то, и об этом мгновенно узнают сотни тысяч людей, это становится важной новостью. Как по мне, Твиттер – опасная штука.

– Виланч, предположительно, был одним из оскаровских сценаристов, которые посчитали хорошей идеей облачить Вас в наряд дона Мэрилин Монро.

ДФ: Я так разозлился из-за этого, что нарочно собирался упасть на сцене и надеялся, что платье с меня свалится или что-то в этом роде – им было бы не в чем меня обвинить: я был на высоких каблуках (видимо, это сарказм – прим. переводчика). Сначала план был такой: я буду петь в стиле Шер, а потом на сцену выйдет сама Шер. От этой идеи пришлось отказаться, потому что Шер и ее песню из "Бурлеска" не номинировали. Я сказал организаторам: «Слушайте, ведь люди потом будут обсуждать образы, которые им запомнились из шоу». И если подумать... Энн Хэтэуэй пела песню о Хью Джекмане, который не только не был номинирован, но и вообще не думаю, что в прошлом году вышел какой-нибудь фильм с его участием. Так что, какая разница? Я просто устал бороться с ними, даже когда мне заявили: «Ты выйдешь в образе Мэрилин Монро. Это будет смешно». Я в драг-образе – это не смешно. Если бы я пел, как Шер, было бы другое дело. Но этого не получилось, и я просто больше не хотел спорить. Я согласился с их программой. Хотел работать с тем материалом, который мне предлагают, а не стать одним из многочисленных сценаристов, многим из которых, не стоило доверять это дело. Было несколько сценаристов, которых мой менеджер старался привлечь, таких как Джадд Апатов. Он написал кое-какой смешной материал, который в итоге не использовали.

О спекуляциях на тему нетрадиционной ориентации и личной жизни

– Идею попросить экранного сердцееда переодеться в женщину на церемонии награждения можно воспринимать как дешевый трюк. Но Вы никогда не боялись играть гомо- или бисексуальных персонажей в фильмах "Джеймс Дин", "Харви Милк" и "Вопль". Спекуляции на тему сексуальной ориентации давно Вас преследуют. С чего все началось?

ДФ: В школе у меня был близкий друг, и ходили слухи, что мы геи. Неизвестно, кто пустил этот слух. Наверное, завистливые люди: парни, на которых не обращали внимания, девочки, не пользовавшиеся популярностью. И вот они начали распускать сплетни. Сейчас мне даже нравится, что меня считали геем. В каком-то смысле, это круто.

– Как Вы отнеслись к тому, что в 2008-м в рубрике «Слухи и сплетни» газеты New York Post появился blind item о привлекательном скрытном актере гомосексуалисте, которого прозвали «Насильником геев»? Вы оказались в списке актеров, за которых чаще всего голосовали читатели Gawker. (blind item: когда у недобросовестных журналистов нет подтверждений подлинности информации о знаменитостях, чтобы избежать возможных судебных исков, они публикуют материал без указания имен, с намеками на ту или иную личность, что может также сопровождаться «соцопросами» – прим. переводчика).

ДФ: Со мной впервые случилось нечто подобное. Все началось со звонков из пары «желтых» журнальчиков. Мне сказали: «Нам позвонил один парень и заявил, что полгода встречался с Джеймсом Франко, а потом расстался с ним, потому что Джеймс его избивал, и подал заявление в полицию». Мой адвокат ответил, что если они это опубликуют, мы подадим в суд, потому что не было никакого заявления. Ничего не напечатали. Адвокат посмотрел страницу того парня на Фэйсбуке и оказалось, что он сам молодой юрист. В любом случае, на его странице было написано, что я – «парень его мечты», или что-то в этом роде. Ну, если бы мы встречались полгода, то с чего бы мне быть парнем его мечты?

– Вы были знакомы с этим парнем?

ДФ: Нет. Когда мой адвокат позвонил и спросил об этом, парень испугался и сказал: «Да, я тоже кое-что слышал. Так странно. Я не знаком с Джеймсом». На этом история закончилась. Потом Gawker подхватили эту тему и написали историю о «Насильнике геев». Это было особенно оскорбительно, потому что среди моих друзей есть жертвы изнасилования. Они сделали шикарный онлайн-опрос: какой актер, у которого в то лето вышел крупнобюджетный фильм, избивал и насиловал своего бойфрэнда, а потом заплатил ему, чтобы тот не подал в суд. В вариантах ответа был я, Уилл Смит, Кристиан Бэйл и, кажется, Том Круз, но читатели голосовали за меня. Об этом писали, потому что это всего лишь невинный опрос.

– Вы и Ваши адвокаты могли что-то сделать в той ситуации?

ДФ: Мой адвокат позвонил им и сказал, что это полнейшая ложь, и попросил прекратить. Они ответили: «Ну, мы же просто сообщаем о том, что нам сказали в New York Post. Если Джеймс хочет прокомментировать ситуацию с нашим блогом, мы и об этом с удовольствием напишем». У меня был выбор. Позволить этой истории развиваться по нарастающей или забить на этих ничтожных подонков. Жаль, что эта абсолютно лживая и оскорбительная история произошла, когда я снимался в "Харви Милке" – фильме, который мне очень дорог. Но скоро появятся более грандиозные слухи.

[Вырезано переводческой цензурой:)]

– После того, как Вы сыграли кинозвезду Джеймса Дина, жиголо в фильме "Sonny" в 2002-м году, любовника Харви Милка, поэта-битника Аллена Гинзберга в "Вопле", не говоря уже об исследовании маскулинности в Вашей книге "Пало-Альто" и гомоэротической образности в короткометражке "Пир Стивена", справедливо ли будет сказать, что гомо- и бисексуальные персонажи вызывают у Вас восхищение?

ДФ: «Натурал» и «гей» это относительно новое явление. В замечательной книге "Gay New York: Gender, Urban Culture and the Making of the Gay World, 1890–1940" пишут о том, как эти ярлыки изменили поведение людей. В период между Первой и Второй мировой войной натуралы могли вступать в отношения с другими мужчинами и при этом их воспринимали как гетеросексуалов, если они вели себя по-мужски. То, что тебя считали гомиком, тогда зависело не от сексуальных пристрастий, а от поведения, внешнего вида. Начиная с 50-60-х, определение человека как натурала или гея уже зависело от его сексуального партнера. Из-за этих ярлыков, после одного раза ты уже гей, так что гораздо меньше мужчин попадают в так называемую «промежуточную зону». Звучит так, будто я выступаю в защиту этой неоднозначной зоны, но на самом деле мне просто интересно, как восприятие влияет на поведение.

– Хотя Вы нередко провоцировали спекуляции на тему Вашего экранного имиджа и жизни вне экрана, один из моментов, о которых Вы не особенно распространяетесь – длительные отношения с актрисой Аной О’Райли.

ДФ: Все кончено. Мы встречались около 4-5 лет. Жили вместе в Лос-Анджелесе, а потом я поехал учиться в Нью-Йорк на два года. Потом поступил в Йель. Думаю, для нее это была последняя капля.

– И последний вопрос, связанный с "Оскаром". Вместе с Натали Портман, обладательницей премии за лучшую женскую роль Вы сыграли в средневековом «укуренном» приключенческом фэнтези "Храбрые перцем", Вашем первом пост-оскровском релизе. Он получил разгромные рецензии критиков и не лучшие кассовые сборы. Это была ответная реакция? (видимо, на то, как Джеймс провел церемонию – прим. переводчика).

ДФ: Не я написал сценарий этого фильма. Я просто делал свою работу. И думаю, получилось неплохо. Создатели еще год назад знали, что с фильмом будут проблемы. Просто из-за того, что он вышел сразу после "Оскара", люди говорят: «Ой, это ответная реакция». Вообще-то в этом фильме играет обладательница премии "Оскар" за лучшую женскую роль, так разве билеты не должны лучше продаваться? И люди еще меня в этом обвиняют? Просто смешно. Обо мне сложилось такое мнение: «Он слишком много всего делает. Давайте достанем его».

О "Восстании планеты обезьян"

– И они «достанут Вас», когда выйдет Ваш новый фильм "Восстание планеты обезьян", приквел к "Планете обезьян" 1968 года?

ДФ: Вот моя догадка: критики опустят этот фильм, а в провале буду виноват я, потому что они давно хотят меня уничтожить. В 2010-м люди были очень милы со мной, однако в этом году эти же люди мечтают о том, как бы меня затоптать. К "Восстанию планеты обезьян" я отношусь не так, как фильмам "127 часов" или "Харви Милк". Это совсем другой тип актерской игры.

– Интересно было сниматься в этом фильме?

ДФ: Я учусь на факультете цифровых технологий в Род-Айлендской школе дизайна, поэтому мне было интересно сотрудничать с Weta Digital – компанией, которая работала над "Властелином колец" и "Аватаром". Кроме того, у меня появилась возможность поработать с Энди Серкисом, который играет обезьяну Цезаря, и не раз сталкивался с технологией захвата движений. Я никогда не воспринимал этот фильм, как образец своего творческого потенциала. Я просто актер. Но некоторые люди до сих пор точат на меня зуб, поэтому фильм им не понравится.

- В "Восстании планеты обезьян" Вы играете ученого, который во имя поиска лекарства от болезни Альцгеймера, меняет гены обезьяны, что в итоге приводит к восстанию приматов против человечества. Чем этот фильм отличается от картины Тима Бертона "Планета обезьян" 2001 года, не говоря уже о пяти предыдущих фильмах, ставших культовыми?

ДФ: Мне еще не показали фильм, поэтому не знаю, что получилось в итоге. Я был на пересъемках, и думаю, окончательная версия будет отличаться от сценария, в котором много внимания уделялось развитию персонажей. Кажется, в фильме будет больше экшена. Я сделал свою работу, сыграл ученого и уверен в результате.

– Зрителям нравились говорящие обезьяны в оригинальных фильмах франшизы, а как по-вашему будут воспринимать более реалистичных, но не говорящих обезьян?

ДФ: Что меня поражает в этих фильмах, так это хорошие актеры, Ким Хантер и Родди МакДауэлл, которые носят эти сумасшедшие маски и ведут довольно интересные философские беседы об обществе, этике взаимодействия с другими обществами и загадочных культурах. Забавно наблюдать за разговорами на такие темы. В более поздних картинах речь идет о расовых и социальных потрясениях, то есть кино в каком-то смысле реагирует на актуальные проблемы. В ранних фильмах с этим можно смириться из-за их культовости. "Восстание планеты обезьян" – это кино не о кучке приматов, которые сидят и обсуждают философские проблемы.

О перформансе и мыльных операх

– В 2009-м Вы начали сниматься в сериале "General Hospital", что в итоге вылилось в 44 серии с Вашим участием. Это осуществление давней мечты?

ДФ: Считается, что актеры начинают с мыльных опер, а потом поднимаются по карьерной лестнице. В начале карьеры я ходил на прослушивания, но ролей в сериалах мне не давали. До "General Hospital" думал так: «Я собираюсь сниматься в мыле, и это, конечно, низшая форма развлечений». Сейчас у меня иной взгляд: все это развлекательные программы, просто для разной аудитории. Кому-то нравится Селин Дион, кто-то слушает Black Rebel Motorcycle Club.

– А кто любит и то, и другое. Кому пришла в голову идея Вашего участия в "General Hospital"?

ДФ: Создателям сериала. Я сообщил им, что хочу сыграть сумасшедшего художника. И мне дали такой материал, о котором я и не мечтал. Да, сериал был очень сопливым и слегка слащавым, но потому что это мыльная опера, мы отталкивались о того факта, что знали об этой сопливости и слащавости. Самое замечательное, что диалоги не многим отличались от разговоров, которые можно услышать в какой-нибудь галерее.

– Вашего персонажа зовут Франко, в сериале есть много прямых отсылок к карьере Джеймса Франко, так что все это выглядит как перформанс.

ДФ: Я решил поучаствовать в этом проекте, не задумываясь, во что все это выльется. Меня просто привлекла возможность поработать в другой атмосфере, с другим типом повествования и актерской игры. Я предполагал, что люди удивятся, но реакция была колоссальная. Люди вдруг стали по-новому воспринимать "General Hospital" только потому, что там играл я. Это был переломный момент. Интерес удвоился, потому что персонажа назвали Франко. Во время просмотра зрители задавались вопросом: «Что происходит? Это искусство? Странная выходка? Что это?» Одна из прелестей этого проекта для меня заключается в том, что мы не высмеиваем поклонников сериалов, но и не бросаем вызов миру искусства. Мы попытались объединить и то, и другое, что в итоге привлекло огромное внимание к каналу, который транслировал сериал. New York Times вдруг стали писать о "General Hospital".

– Компания "ABC" объявила о закрытии долгоиграющих сериалов "One Life to Live" и "All My Children". Как вы относитесь к слухам о том, что "General  Hospital" ожидает подобная участь?

ДФ: Расстраиваюсь, потому что у меня большие планы. В июне прошлого года реквизит из сериала выставили в Тихоокеанском центре дизайна (MOCA Pacific Design Center) в качестве скульптур, которые персонаж Франко якобы создал для Музея современного искусства в Лос-Анджелесе (MOCA). И вот фанаты мыльных опер вместе с музейными завсегдатаями наблюдали одну и ту же картину. Участие в сериале заставило меня задуматься о дальнейшем развитии в этом направлении. Я посещал различные арт-мероприятия, общался с друзьями-художниками, которые говорили: «Ух ты, это круто!». И понял, что многие творческие личности, были бы рады такой возможности самовыражения и тоже могли бы сняться в сериале. Мне захотелось организовать нечто более масштабное вместе с "General Hospital", MOCA и "ABC" и, надеюсь, все-таки удастся это осуществить.

Продолжение интервью см. в ЖЖ.