Что привлекательного в "туалетном" юморе, или Пародийная самоирония Джеймса Франко

Недавно на почве интереса к творчеству Джеймса Франко попалось мне на глаза нечто под названием «Your Highness» («Храбрые перцем») – матюкливо пошляцкая пародия на Средневековье.  

Сюжет предельно прост. В тридевятом царстве в тридесятом государстве жили-были два брата-принца. Старший (Джеймс Франко) был красивый и храбрый, а младший (Дэнни МакБрайд) – жуткий завистливый раздолбай и любитель травы  (хотя на самом деле они оба долбанутые, просто с разным уклоном).

Из очередного циклопоборского похода старшенький по имени Фабиус (в русскоязычной версии, которую я не видела, его звали Славий) привозит красавицу-невесту Белладонну (Зои Дешанель), которую тут же в день свадьбы похищает крайне недружелюбный колдун. Младшему Тадеусу (он же Завидий) под угрозой изгнания из королевства приходится помочь братцу вызволить из плена его драгоценную возлюбленную. На этом страшном и опасном пути им попадается последняя представительница древнего рыцарского ордена Изабель (Натали Портман), которая на деле оказывается больше мужиком, чем оба брата вместе взятые, плюс целый джентльменский набор прочих чудесатостей: и волшебники-предсказатели с гомопедофильскими наклонностями, и рыцари латентные гомосексуалисты, и карлики с отсутствием первичных половых признаков, и минотавры с ярко выраженными, и дамы закованные в пояса верности, и мерзопакостные трехглавые драконы…

По идее, все это должно спровоцировать бурный смех, у меня же в большинстве моментов вызывало лишь саркастичную ухмылку. Да, это гротеск – преувеличенное сочетание несочетаемого (тематики и способа ее подачи).

Да, забавно звучат высокопарные речи по соседству с сакраментальными f*ck и sh*t, но по-настоящему смеяться заставляют всего несколько моментов, и то исключительно из-за непереводимой игры слов (потому что филолог – это диагноз).

Например, вот такой:

Fabious: I want you to be gay with me and father.
Thadeous: I don't want to be gay with you two.

Ну, как передать двоякий смысл слова gay? Фабиус говорит о веселье, но ассоциации совсем другие напрашиваются. Ну, если уж название «Your Highness» чудесным образом превратилось в «Храбрые перцем», чтобы передать игру слов highness – высочество и high – под кайфом (говорят, был еще вариант «Ваше косячество»). Перцы это вроде как фаллический символ (на ум сразу приходят Red Hot Chili Peppers с их оригинальной манерой ношения носков). Очень уж любопытно как в этом случае удалось выкрутиться. И в следующем.

Белладонна признается Фабиусу, что не может дождаться конца свадебной церемонии, чтобы наконец-то разделить с ним ложе. Девушка не очень осведомлена в интимных  вопросах, как и впрочем в любых других (о чем свидетельствует очень «интеллектуальное» выражение лица обожаемой мной в некоторых других ролях Дешанель), потому что большую часть жизни провела в башне, в заточении у того самого колдуна.

Belladonna: Oh, Fabious, I can't wait until the cervix is over and to lie together as one.
Fabious: No, the service. The cervix is a circular wing of muscles that contracts or expands. It's up in your vagina. That's where my penis will go after the wedding.

В итоге, вместо service (служба, церемония), она говорит cervix (шейка матки), и Фабиус популярно объясняет ей, что это такое, где находится и что произойдет после свадьбы. Франко произнес эту пламенную речь с такой глупейшей физиономией (хотя большую часть этого кинА ходит с жутко серьезной миной), что не смеяться было невозможно. Есть-есть у него комический талант, определенно. Может быть, и не «ах», но тем не менее.

Джеймс говорит, что некоторые его проекты не ставят целью заставить зрителя поверить в правдоподобие повествование и художественного мира, а скорее, призваны обратить внимание на то, что люди считают интересным, развлекательным, задуматься о том, что мы смотрим… и над чем смеемся тоже. Думаю, ««Your Highness» как раз из таких проектов.

И ведь что-то в этом есть. Туалетный юмор нынче не в меру популярен, доказательством чему огромнейшие кассовые сборы таких комедий как, например, «Похмелье-1,2», они же «Мальчишник в Вегасе» и «…из Вегаса в Бангкок». И хотя смешным и остроумным был только первый фильм, народ как валил толпой на второй, так повалит и на третий и им подобные.

В связи с этим, не могла не задаться вопросом: что же такого привлекательного для современного человека в так называемом туалетном юморе? Чтобы попытаться найти ответ, решила вернуться к истокам, ведь на самом деле интерес к материально-телесному низу (далее будем использовать этот красивый культурный термин) издревле присущ человеческой природе.

У древних греков были дионисии (они же вакханалии) – праздничные пьянки в честь бога Диониса (Вакха), плавно переходящие в оргию. Во время Больших Дионисий группы мужчин, предварительно напившись заранее заготовленного вина, ходили по деревням с красиво расписанным макетом фаллоса, распевая непристойные песни о плотской любви. Позже крестьяне с песнями и мини-спектаклями стали приходить в города. Еще позже эта народная традиция по мере введения в культуру трансформировалось в жанр комедии.

Средневековье тоже было не таким мрачным, как может показаться на первый взгляд, ведь у феодальной системы подчиненной строгим религиозным догмам имелась обратная сторона – народная смеховая культура. Одним из ее проявлений являлось словесное творчество: например, на каждый аспект церковного культа – литургии, молитвы, псалмы и т.д. – приходилась пародийная версия. Но сердцем ее был карнавал – время отмены иерархических отношений,  привилегий, норм и запретов, когда «человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений, …возвращался к себе самому и ощущал себя человеком среди людей» (цитируя М.М. Бахтина, а точнее его труд о связи творчества Рабле с народной культурой средневековья).

Карнавал – мир абсолютной свободы, основной закон которого – долой все законы и правила. Это пародия на обычную, внекарнавальную жизнь, движимая логикой «обратности», «наоборот», «наизнанку». «Верх» (в космическом смысле – небо, в физическом – голова, лицо) и «низ» (земля, или материально-телесный низ) во время карнавала меняются местами. Так «...одним из ведущих моментов в комике средневекового шута был именно перевод всякого высокого церемониала и обряда в материально-телесный план; таково было поведение шутов на турнирах, на церемониях посвящения в рыцари и других».

Даже ругательства вроде «Пошел в…» носили двусмысленный характер. С одной стороны, того, кому адресованы эти слова, отправляли в «низ», то есть в землю, в могилу. С другой, земля – это не только поглощающее, но и рождающее начало (плюс соотношение с телесным низом). Послать кого-то в определенное место означало умертвить его для возрождения к новой жизни. Такова и суть карнавала – обновление, возрождение.

Карнавальный смех был универсален, то есть «направлен и на самих смеющихся. Народ не исключает себя из становящегося целого мира. Он тоже незавершен, тоже, умирая, рождается и обновляется».

По словам Бахтина, «в произведении Рабле обычно отмечают исключительное преобладание материально-телесного начала жизни: образов самого тела, еды, питья, испражнений, половой жизни. Образы эти даны к тому же в чрезмерно преувеличенном, гиперболизованном виде». Автор  называет это гротескным реализмом.

«Носителем материально-телесного начала является здесь не обособленная биологическая особь... а народ, притом народ в своем развитии вечно растущий и обновляющийся. Поэтому все телесное здесь так грандиозно, преувеличенно, безмерно. Преувеличение это носит положительный, утверждающий характер. Ведущий момент во всех этих образах материально-телесной жизни – плодородие, рост, бьющий через край избыток».

«В приватно-бытовой сфере жизни отъединенных индивидов образы телесного низа, сохраняя момент отрицания, почти полностью утрачивают свою положительную рождающую и обновляющую силу; порывается их связь с землею и космосом, и они сужаются до натуралистических образов бытовой эротики».

То есть, в более поздний период (после эпохи Возрождения и далее) гротескный реализм теряет свое очарование и превращается в банальную пошлость. Что мы собственно и видим в таких образцах постмодернистского творчества, как «Your Highness». Может возникнуть справедливый вопрос: в чем же связь между карнавальной культурой и туалетным юмором кроме интереса к материально-телесному низу?

Возможно, это неочевидно, но и в этом гротескном кинотворении, в каком-то смысле, смех «направлен и на самих смеющихся». Да, многие люди смеются над пошлыми шутками. Неоспоримый факт. В «Your Highness» пошлость из-за своей утрированности смешной не смотрится, и это дает повод задуматься: а почему собственно всякие сальные шуточки с упоминанием определенных частей тела в принципе вызывают смех? Не глупо ли?

Плюс ко всему это пародия, скорее, не на само средневековье, а на его постмодернистское прочтение, в том числе и многочисленные экранизации, которые мало общего имеют с исторической реальностью. Учитывая, что Джеймса Франко в свое время угораздило сняться в «шедевре» под названием «Тристан и Изольда» (чем актер совсем не гордится), то роль принца Фабиуса вполне можно воспринимать как самоиронию.

Что плохого в фильме «Тристан и Изольда» 2006-го года выпуска? А ведь кому-то он даже нравится, потому что «Джеймс там ну такой красиииииииивый!!!» Ну, собственно, это единственное, что от него требуется в рамках этой мелодраматической по своей сути экранизации. То и плохо.


София Майлз, она же Изольда, изо всех сил старается изобразить страстные чувства.

Никогда не была поклонницей этой истории (я уже не говорю о том, что в киноверсии безбожно переврали сюжет литературного первоисточника), но в оригинальном варианте, по крайней мере, есть определенная философия (о чем писал Дени де Ружмон в книге «Любовь и Западный мир»).

А бедняга Тристан так скучает!
Здесь господствуют мотивы Эроса и Танатоса – воспевание страстной любви, которая может полностью реализоваться только в смерти. На пути возлюбленных постоянно возникают препятствия, которые не позволяют им воссоединиться в браке, но это хорошо, потому что любовь познается через угрозу жизни и страдание. В итоге, определенным идеалом отношений становится несчастная взаимная любовь. Любить саму любовь больше, чем предмет любви – вот что самое главное, поэтому Тристан и Изольда любят друг друга, но каждый любит другого в себе, а не другого как такового. В то же время, хотеть, но не иметь – это смерть, а потерять то, что было твоим – радость жизни. Благодаря таким потерям мы «живем глубже, опаснее, изысканнее», а «приближение к смерти – вершина чувственности, обостряет желание».

Так вот при просмотре одноименного фильма с Джеймсом Франко в роли Тристана, такая философия – последнее, о чем можно подумать. Совершенно не возникает чувства, что «опасность обостряет желание», да и ни особой любви, ни страсти между главными героями не наблюдается, как-то пресно все, неправдоподобно. И хотя Франко неплохо выглядел в батальных сценах, общее впечатление о роли остается неутешительным – гордиться действительно нечем.

Впрочем, у Джеймса есть свое объяснение неудаче: кто-то очень авторитетный посоветовал ему взяться за эту роль, потому что это якобы положительно отразится на его карьере. Он был «молодым и впечатлительным» и хотя никогда не мечтал сыграть Тристана, подумал: «Ну, ладно. Может, я чего-то не понимаю, и это действительно мне поможет». Бедняга чуть ли не целый год готовился к роли, перечитал массу литературы на тему, научился драться на мечах, составил свое видение роли, но оказалось, что режиссер видит эту историю иначе, что Джеймс отказывался принять (еще бы, ведь он столько сил вложил в свою подготовку, большая часть которой осталась невостребованной). Эта борьба и привела к известному результату.

К счастью, сейчас актер более тщательно подходит к выбору ролей и если уж снялся в «Your Highness», то увидел что-то интересное для себя в этом проекте. И какими бы недоброжелательными ни были отзывы критиков и некоторых зрителей, что-то в этом фильме есть. Способность к самоиронии тоже, знаете ли, дорогого стоит. Даже если кино не очень смешное.

Источник