Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Драматические актрисы России

  Все выпуски  

Драматические актрисы России Елена Подкаминская: Очень страшно было впервые выходить на сцену


Елена Подкаминская

Елена Подкаминская

Елена Подкаминская много лет играет в Театре сатиры, снимается в кино и на ТВ, но настоящая слава пришла к ней совсем недавно после роли карьеристки Виктории Сергеевны в телесериале Кухня.

Вас теперь узнают на улице?

Сейчас больше, чем когда-либо. Но все равно не слишком часто. У меня внешность, из которой можно вылепить все что угодно, поэтому стать по-настоящему узнаваемой мне не грозит. Хотя забавные случаи бывают. Сейчас участвую в Танцах со звездами, и летом мы с моим партнером Андреем Карповым постоянно репетировали на Фрунзенской набережной, где все танцуют латинос.

Однажды я отошла за кофе, бегу обратно и вдруг слышу меня из толпы окликают: Лена! Я обернулась, а незнакомые ребята смеются: А, поймали, поймали! В другой раз я подходила к французскому посольству в Москве. Без макияжа, в темных очках, шла и разговаривала по телефону. И тут один молодой человек у меня спрашивает: Скажите, вы Виктория Сергеевна? Как он меня узнал? Разве что по походке.

Кроме походки, у вас с Викторией Сергеевной много общего?

Различий, конечно, больше, но и сходство есть. Вика очень требовательна к себе, ответственна, стремится довести свою работу до совершенства. То же самое и про себя могу сказать. Наверное, я просто перфекционистка.


Перфекционисты ради цели часто идут на любые жертвы. Это ваш случай?

Увы, мой. Я, например, сейчас из-за постоянных съемок и репетиций практически не вижу собственного ребенка. Это очень тяжело. Полине, моей дочке, почти три года, я с ней об этой проблеме поговорила как со взрослым человеком. Она посмотрела на меня очень проникновенно и сказала: Мамочка, я тебя люблю и обожаю! Когда по утрам в мои редкие выходные она забирается на кровать и шепчет мне сонной: Мамочка моя! Моя мамочка!, это такое счастье! Нереальное! Это дает мне силы жить и работать.

Наверное, вы, как и многие мамы-актрисы, не слишком хотите, чтобы дочь пошла по вашим стопам?

Вообще я за то, чтобы у каждого была возможность сделать свой выбор, но в идеале нет, не хотела бы. Для меня важно, чтобы успехи Полины зависели только от ее собственных возможностей, а не от других людей. Актерская профессия зависимая, а потому, на мой взгляд, чревата большими разочарованиями.

И у вас они были?

Конечно. Самое первое и сильное случилось, когда я не поступила в ГИТИС на курс к Петру Фоменко. Никогда не забуду, как вышла, надела темные очки, зарыдала и побежала по улице, а потом в метро по эскалаторам, подальше от этого здания. Я тогда пришла к своему педагогу, который помогал мне готовиться к поступлению. Он куда-то спешил и оставил меня одну у себя дома. И я в этой большой московской квартире с высокими потолками сидела в полном одиночестве и размышляла о том, что делать дальше. Мне казалось, что жизнь кончена, я никому и ни для чего не пригожусь. Решила вообще не становиться актрисой.

Что заставило вновь ринуться в бой?

Не что, а кто. Мой папа. Я пришла домой, и мы с ним заперлись в комнате и проговорили часа три. Он, будучи невероятно сильным духом человеком, сумел вернуть мне веру в себя, убедил пойти в Щукинское, на последние в том году прослушивания. Я уже не хотела никому понравиться, не думала об этом, а пошла просто потому, что доверяла папе и всегда была послушной дочерью. В итоге я поступила на курс Александра Анатольевича Ширвиндта и по сей день счастлива, что именно так все сложилось.

Вы, значит, перфекционистка, да еще и ранимая. Что-то подсказывает, что вам очень страшно было впервые выходить на сцену.

Очень. Сразу после училища меня ввели на роль проститутки в спектакль Трехгрошовая опера в Театре сатиры. Я должна была танцевать полуобнаженная, в одном нижнем белье. На сцену мы выезжали из-за кулис, сидя с раздвинутыми ногами на стульях, именно с этой позы начинался наш танец. Посреди сцены был вращающийся круг, на который нам нужно было вскочить и начать плясать. Рядом, закрывшись газетами, сидели мужчины-актеры, уже опытные, прожженные. Они нас шепотом подначивали: Так-так, давай, молодец! Когда я запрыгивала на этот круг, в кровь стерла руку, и кто-то мне сказал: Это к счастью! Значит, сцена тебя отметила. Стресс тогда был сумасшедший, но ощущения сногсшибательные.

Признайтесь: сейчас, когда к театру и съемкам вы привыкли, вам не хватает тех эмоций, того мандража?

Надо понимать: есть обычный страх тот самый мандраж, неуверенность, и он как раз мешает. А есть особенный, который помогает актеру быть на сцене искренним, трепетным. Мы его называем творческим волнением. Когда я забуду, что такое это творческое волнение, то из театра, наверное, сразу уйду. А вот мандраж, беспомощность… Нет, по ним совсем не скучаю. Они мешают чувствовать себя уверенно, когда я работаю над ролью. Мне важно добиться понимания и ясности того, что я хочу выразить.

Раз вы так любите во всем ясность, может, вам попробовать себя в режиссуре?

Не думаю. Мне нравится быть исполнителем, быть гибкой, выражать режиссерский замысел. А чтобы самой снимать фильмы и ставить спектакли, нужен ведь совершенно особый склад ума… Кроме того, я за свои роли крайне беспокоюсь, а если бы меня не устраивал целиком мой спектакль или фильм?! Да я бы по потолку начала бегать! Просто бы взвыла и повесилась!

Хорошо, значит, исполнитель. Но где? Театр, телевидение, кино… На что делаете ставку?

Это то же самое, что спросить, кого вы больше любите, маму или папу! Сейчас я просто жду значительной драматической роли. Такой, про которую можно будет потом, оглядываясь назад, сказать: Неужели я это сыграла?! Неужели это правда я?

Декабрь 2013

Источник

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru


В избранное