...Давненько ничего не писал я в свою то ли Уютненькую ЖеЖешечку, то ли Унылый Бложик, и, честно говоря, подумывал даже снести его к чёртовой матери. Сравнять с землёй, уничтожить молниеносным ударом, сжечь до тла - а затем на пепелище исполнить комические куплеты. Но что-то удержало от этого шага. Да, господа: Живой Журнал ныне - уже не тот, что тогда, когда не ныне: говнеца всякого за последние полтора года здесь добавилось преизрядно - а многие достойные люди ушли отсюда: кто в ФейсБук, кто - ещё куда... Но ведь и хороших людей осталось немало - тех, кого не хочется потерять, с кем хочется сохранить хоть виртуальную, но дружбу. Поэтому, я не буду жечь мосты и палить в виртуальном же камине свой дневник - я остаюсь. Пока. А там - посмотрим...




Я вам сегодня баечку расскажу. Про кусачий мужской половой член. И про то, как мой дружок-археолог нашёл в каком-то раскопе древнюю глиняную табличку с текстом Ужасного Проклятия, да и наложил это проклятие на свою змеюгу-жену. Ну, и про змею - тоже. Про самую натуральную змею - ползучую такую, ядовитую, с чешуёй и плоской мордой. Почти про такую же змею, из какой сшиты мои осенне-весенние сапоги - но только в моём рассказе сапоги из змеи шить не будут, и вообще ни одно животное не пострадает. Правда, оговорюсь сразу: вместо животных, в результате прочтения рассказа могут пострадать чувства как суровых ревнителей нравственности, так и особо впечатлительных дам - но что поделать? - жизнь полна самых разнообразных историй, и не моя вина в том, что иные из них имеют сексуальный подтекст. Моё дело - литературная обработка, "упаковка" этих историй и историек - а уж если кто-то из моих читателей падает в обморок или, пылая праведным гневом, хватается за топор, услышав или прочтя, например, слово "маструбация" - ну что ж... В этом случае, могу посоветовать лишь одно: просто прокрутите колёсиком мышки эту запись в своей ленте, и не читайте её. И - учтите, пожалуйста: это не я такой испорченный мальчик - это жизнь такая... многогранная.

А по-сему, ханжей и дураков ласково просимо проследовать куда-нибудь подальше - а всем, кто не боится за то, что их эстетические чувства пострадают - добро пожаловать!


Вовка был археологом. Был, есть и будет этот Вовка - археологом! - любителем выкапывания из толщи земли всевозможных артефактов ушедших эпох, всяких древних городищ, фанатом вылавливания всевозможных амфор со дна всевозможных морей, и последующей систематизации и описывания своих находок. Вовка и в школьные годы всякие чудесные вещицы умудрялся выкапывать - на старых чердаках, в подвалах, в кладовке на даче, у дяди в гараже - он в свои восемь лет даже в детской песочнице умудрился старинную монету найти! Ну, и куда ему было деваться с его этой копательской манией? Ведь, в 1982 году никакого такого "приборного поиска" ещё и в помине не было - поэтому, было у парня всего три дороги на выбор: либо в землекопы, либо в могильщики на городское кладбище, либо в Университет, на истфак. И Вовка, справедливо решив, что, сколько бы он ни копал, выбрав одну из двух первых дорог, всё равно не выкопает ничего интересного, двинул на истфак. И заделался археологом.

Я не знаю, есть ли среди моих читателей археологи, поэтому не могу ничего наверняка сказать о том, насколько пьянство алкоголизма является профессиональной традицией у представителей этой, весьма уважаемой мною, профессии. Зато, могу сказать точно: даже если бы Вовка и стал землекопом, или там, могильщиком, то пил бы он примерно так же, как и избрав археологическую стезю. Всякий раз, возвращаясь с полевых работ в свою маленькую квартирку в Солнечном, где из мебели были только стол, диван, книги, лопаты и вбитые в стенку гвозди (на них вешалась одежда), Вовка устраивал бурные гульбища - в результате чего, к вышеуказанным предметам обстановки добавлялись ещё и пустые бутылки - а потом тихо квасил в одно рыло или с каким-нибудь другом вплоть до следующего полевого сезона.

А ещё Вовка был большим любителем женщин - и не каких попало женщин, не нимфеток-эстеток - а таких, с которыми можно было бы и водки выпить, и о пиктах и этрусках на равных поговорить, и после этого - после водки, пиктов и этрусков - к обоюдному удовольствию заняться качественным сексом без взаимных обязательств и требований жениться утром следующего дня. И - представьте себе! - такие дамы находились, и было их немало! С разговорами об исчезнувших цивилизациях получалось, правда, не очень: дамы всё больше слушали, чем обсуждали научные проблемы - зато, водку пили наравне с Володькой, а потом без лишнего жеманства раздевались, шли в душ, и, вернувшись, занимали исходную боевую позицию на диване.

- Я на этом диване, - орал Вовка, накатив свои "дежурные" ноль-пять для разминки, - я на этом диване перетрахал половину Иркутского Академгородка! поэтесс всяких, бардесс, медичек, биологичек, историчек, филологичек!... Если бы он, - Володька поглаживал облезлый диван, - только умел говорить, то... Нет, лучше не надо! Если бы он умел говорить, то гебешники выбили бы из него не только всю пыль, но и та-акой компромат на меня, что - ой-ой-ой! Так что, лучше пусть скрипит, да помалкивает...

...Однажды, году, этак, в девяносто втором или девяносто третьем прошлого века Вовка с коллегами отправился куда-то в пески Средней Азии - не то собирать амфоры с обнажившегося дна Аральского моря, не то еще каких тамерлановых тамплиеров там раскапывать - я не знаю. Месяца два, или даже три копались они там, в чуркистанских пустынях этих, и домой Володька вернулся загорелым, уставшим, страшно соскучившимся по водке - известно ведь, что в пустыне пить нечего, и всех жажда одолевает - и привёз с собой какую-то железную коробку-не коробку, ящик-не ящик... Тара, которую он припёр с собой, была страшная, ржавая, повидавшая виды, но на дорожный сундучок Тамерлана, всё же, не канала в силу возраста: ясно было, что изготовлена эта железяка была уже в самом, что ни есть. двадцатом веке. И, чтобы сразу же отвязаться от этой железяки и больше не вспоминать о ней, я раскрою вам, господа её тайну - а заодно, и саму эту железную ёмкость перед вашим мысленным взором раскрою. Загляните вовнутрь, пожалуйста... Видите? Только - не орать и резких движений не делать! - в железной таре Вовка из пустыни притартал ЗМЕЮ.

Змея была - естественно! - ядовитая. Но Володька среди своих собутыльников-интеллектуалов нашёл какого-то эскулапа-вивисектора, который раз и навсегда решил эту проблему, удалив змее чего-то там. Я не знаю, как пережила змея это хирургическое вмешательство, не знаю я и то, какой породы была эта змея (я ведь больше - по собакам, а не по змеям) - и уж вовсе не знаю, как этот придурок умудрился протащить эту змею в этой железной посудине через Государственную Границу Великой и Прекрасной... Одно могу сказать с чувством, что ни капли не соврал вам, господа: судя по тому, как эта змея бодро шустрила туда-сюда по Вовкиной квартире, появляясь, зачастую, в самых неожиданных местах, и пересечение Государственной Границы, и хирургическую операцию по удалению её, змеиного, достоинства эта змея перенесла вполне благополучно - и потом ещё долгие годы радовала поколения новых посетителей гостеприимной Вовкиной квартиры.

А когда я спросил его, как вообще вышло так, что он стал обладателем и владельцем такой, скажем так, нетривиальной домашней зверушки, Вовка лишь рассмеялся, а затем рассказал, что змея эта, буквально, преследовала его по пятам на раскопках:

- Копали мы, значит, - начал Вовка свой рассказ, и тут же назвал какой-то такой среднеазиатский топоним, что он тут же вылетел у меня из головы, - и тут я вижу - змея! Вылезла из-за кочки, головку подняла, глядит на меня. Я, понятное дело, дёрнулся - она испугалась, спряталась. А через пять минут - опять вылезла, и подглядывает за мной! Любопытная! Видимо, совсем молодая... На следующий день - то же самое: я копаю - она выползает, и глядит на меня! И ещё на следующий, и ещё... Стал я её подкармливать: колбаску ей приносил варёную, яйца: положу рядом с тем местом, где она обычно появляется, а потом гляжу - нет ничего! А она сидит, и на меня смотрит... Так и подружились. А как раскопки у нас закончились, я и говорю ей: "Ну что, Скарапея? Скучать без меня теперь будешь?..." - взял её, посадил в железный ящик - песка туда предварительно насыпал, саксаула всякого наложил - загрузил в экспедиционный багаж, и привёз!...

Вовка - он и в детстве такие байки заворачивал, что заслушаешься! Поэтому, воспользоваться его рассказом в качестве прямого руководства к действию я не посоветую никому: знаю я этого Вовку-археолога класса со второго-третьего - и именно с того времени нет ему веры! Да и не слышал я никогда прежде, чтобы змей на варёную колбасу да на яйца ловили... Но факт остаётся фактом: привёз этот сказочник змею в Иркутск, живёт она у Володьки в квартире, и души не чает в хозяине - заползает к нему на колени, сворачивается в колечки, и спит, как кошка! А он её по головке поглаживает... Заглядение!

...Однажды зимой образовалась у Володьки в квартире очередная дама - из тех, у которых лыжи из печки торчат и возьмёмся за руки друзья. И сидят они, значит, с Володькой, обсуждают особенности курыканских фортификаций да миркитских разборок с Чингиз-Ханом, поочерёдно терзают гитару жёлтую - имитируют, значит, походно-полевые условия - и всё идёт к тому, ради чего, собственно, и затевалась эта прелюдия. А прелюдия затягивается, и затягивается по вине дамы: не учёл Вовка того, что подруга ему достойная попалась - настоящая боевая подруга! - они уже на двоих литр "Столичной" скушали, а девочка - ни в одном глазу, смолит сигарету за сигаретой, и пьёт наравне с хозяином!...

Насмолили они вдвоём так, что дышать нечем стало: дым коромыслом висит, всё кругом - синее-синее! Вовка форточку открыл, чтобы хоть немного проветрить помещение - а сам, значит, на диван к своей гёорл подсаживается, чтобы, стало быть, начать непотребным рукоблудием заниматься. Но перед рукоблудием - по сто грамм! Хлоп! хлоп!!! - и тут привычная программа даёт сбой: то ли водка была некачественная, то ли свежий зимний воздух из форточки сморил их - короче, отрубились они оба почти одновременно. Так и уснули, сидя на диване, прижавшись друг к дружке. Руку к выключателю бра, чтобы свет погасить, Вовка уже на автомате протянул. Спокойной ночи, малыши!

Змея всё время, пока хозяин подружку охаживал да подпаивал, под диванчиком спала. Вообще, зимой эта змея всё больше там, под диваном, и дрыхла, сильно по квартире не шустрила... Но тут холод из форточки её пробрал, и решила змея место дислокации сменить: вылезла из-под дивана, забралась на колени к хозяину, свернулась потуже, и тоже задремала.

Через некоторое время Вовкина подруга решила проснуться. Отчасти у неё это получилось, но только отчасти: как ни была она пьяна, а где она, и, самое главное, зачем она здесь, наша героиня вспомнила. А вспомнив, решила, что брать от жизни нужно всё - и, приняв такое решение, нетвёрдой рукою стала нащупывать Володькину промежность: ведь, если ты решила брать от жизни всё, то нужно для начала взять в свои руки хоть что-то. Вот и решила девушка взять в свои руки - а там уж и всё остальное будет.

То, что само в следующий момент оказалось в руках Володькиной гостьи, сильно удивило её и порадовало: "Надо же, - подумала она, - какой размерчик! какая упругость! Но всё равно, надо бы взбодрить!..." - и принялась она совершать своей рукой некие ритмичные движения, которые, как она полагала, не только разбудят дрыхнущего рядом Володьку, но и доставят ему массу удовольствия - а там и он, Володька, не заставит себя ждать! И вот, крепко сжав то, на что легла её девичья ладошка, наша героиня, всё больше заводясь сама, совершает несколько энергичных движений - туда-сюда! туда-сюда!...

В самом страшном змеином сне Вовкиной змее не могло и присниться, что её будут дрочить таким бесцеремонным образом! Змея моментально просыпается и тут же, в темноте атакует руку, которая, мало, что сдавила её поперёк, так ещё и пытается стянуть с неё шкуру, дёргая туда-сюда! А атакует змея так, как привыкла делать это, пока жила на воле: вцепляется в руку обидчицы!

Вовка просыпается от истошного вопля подруги. Он ещё ничего не может понять со сна, и сам начинает орать:

- А?! Что? кто?! где? а?...

- А-а-а! - орёт и плачет рядом его гостья, - твой х*й меня укуси-и-ил!... А-а-а!...

В следующий момент Вовка - опять же, на полном автомате - врубает электричество. Свет бра озаряет чудную картину: девчонка, воя от боли, зажимает левой рукой укушенную правую - а на Вовкиных коленях, изготовившись к атаке, сидит и шипит самая настоящая змея! Вой от боли перерастает в вопль ужаса:

-А-А-А-А-А!!!!!! ЗМЕЯ-А-А-А-А!!!!!! О-О-О-О-О-У-У-У-Ы!!!!!.......... - причём, судя по всему, девчонка не может ещё до конца поверить своим глазам: ей кажется, что змея - это пьяный глюк: ведь, в самом деле, откуда в городской квартире, среди зимы может оказаться змея, верно?...

И тут Володька, Зелёный Змий-Искуситель, начинает истерически ржать: до него, наконец, доходит, почему змея цапнула его подружку. А подружка окончательно убеждается, что змея - вовсе не оптический обман зрения, не пьяный глюк, не фата моргана - а самая, что ни есть, настоящая змея! И что эта змея её только что укусила! А о том, что змея эта прошла операцию и стерилизована, Вовкина гостья не знает - она вообще не знала, что у этого дурака в квартире ещё и змея живёт! - и, не переставая орать, она начинает прислушиваться к своим ощущениям: не началось ли уже онемение конечностей?... не дают ли о себе знать предсмертные судороги?... А этот маньяк, этот урод, этот извращенец несчастный - уронил змею на пол, и ржёт, и ржёт! Здесь каждая секунда дорога - а он ржёт!... А змея по полу шустрит - туда-сюда! туда-сюда!...

Они смолкли одновременно: она - от ужаса, он - от того, что устал ржать. И в наступившей вдруг мёртвой тишине она спросила - тихим-тихим голосом, и немного заикаясь:

- Эт-то к-кто?... - и чувствуя, что жить ей остаётся, от силы, несколько секунд, дрожащей рукой указала на змею.

А Вовка - шуткарь чёртов! - ему бы всё хиханьки, да хаханьки, гаду! - Вовка делает серьёзное лицо, и отвечает:

- А это - жена бывшая. Приползла, гадюка... Ревнует! Она, когда ещё в человечьем обличии ходила, редкой стервой была! Говорил я ей: "Не шипи на меня! А то наложу на тебя Древнее Проклятье - в змею превратишься!" Она не слушалась - и вот... пришлось наложить...

...От обморока Вовкину гостью спасло только то, что водка у археолога ещё оставалась - её-то он и влил своей гостье в рот, прямо из горла. Той же водкой обработал ранку на руке - ранка, правда, была совершенно безопасная - но он обработал её, скорее, в успокоительных целях. Затем выудил змею, норовившую спрятаться за холодильник, долго успокаивал свою подружку - не змею, а укушенную гостью - змею, кстати, тоже успокаивал... Водка, всегда имевшаяся в Володькиной квартире в изобилии, весьма способствовала тому, чтобы, по крайней мере, двое из троих участников этой ночной истории, наконец, настолько пришли в себя, что даже попытались изобразить то, ради чего они, собственно, и состыковались в этот зимний вечер в этой холостяцкой квартире - правда, не очень успешно, но всё же, всё же... Одним словом, всё закончилось хорошо.

Про Володьку-археолога потом, правда, стали слухи какие-то ходить: что, мол, в своих экспедициях нарыл он не то какой-то древний пергамент с заклинаниями, не то какой-то древний амулет, с помощью которого может превратить человека во что угодно - хоть в камень, хоть песок, хоть в птицу, хоть в змею... Что, чуть ли, не заключил он договор с каким-то Тёмным Духом, и дал ему тот Тёмный Дух власть над людьми - но взамен отнял у него Мужскую Силу... Много разного тогда про Вовку-Археолога болтали. Но я уверен, что давешняя Володькина гостья к этим грязным инссинуациям не имеет никакого отношения.

- Вы не должны столь плохо отзываться о демократии, ведь именно она дала Вам возможность получить всё, чего Вы добились в жизни, - тон Ройенталя становился всё более ледяным, и уже было видно всякому, что ничего хорошего это означать не может. – Да и Ваши слова о верности Императору звучат как минимум неубедительно.

- Господин губернатор, Вы совершенно правильно меня поняли, - прежним невозмутимым чуть елейным тоном вещал в ответ Трунихт. – Моя верность диктуется логикой и прагматизмом. Легитимность Императора даже в рейхе не столь важна, пока он бездетен. Как только найдётся тот, кто докажет ему, что силён не менее, а опытен столь же, о белобрысом сопляке сразу забудут, как о неудачнике. А уж если с ним произойдёт какой несчастный случай… - и консул многозначительно поднял указательный палец вверх. – Никто вообще не удивится, этот не в меру храбрый блондинка всегда нарывался на риск.

-Ччего? – только и смог произнести ошарашенный Ройенталь. – Ты это что несёшь тут, подлая продажная крыса?

- Разве не для советов Вам я сейчас сюда вызван? – с апломбом артиста, ведущего бенефис, продолжал Трунихт, не обращая внимания на офицера, сидящего к нему спиной в кресле. – Хайнессен уже доказал Вам, сударь, на что он способен, когда ему не нравится правитель. Однако Вы ему нравитесь, смею заверить, и есть ещё Изерлон, на который жители возлагают пусть завышенные, но вполне реальные сейчас надежды. Новые Земли пойдут за узурпатором, если таковой найдётся, и пообещает им парламент при троне, к примеру. Как Вы сами прекрасно понимаете, пообещать не значит сделать, всегда есть обстоятельства, способные помешать выполнению…

Ройенталь поёжился, но ни грана невозмутимости не потерял – только оба его глаза всё сильнее стали наливаться ненавистью.

- Можно подумать, Хайнессен решил, кто будет его тираном на этот раз. Чего ради Вы заявляете мне сейчас такие вещи? Я могу ведь и убить Вас, закон рейха об оскорблении августейшей особы никто не отменял, после мятежей либо в случае их наступления – которыми Вы мне сейчас угрожаете, если я не соглашусь – я могу автоматически объявить военное положение, при котором разрешается самолично наказывать преступника. Вы пытаетесь манипулировать фактом, что Императора не видели эти дни живым, но кто мне помешает обвинить в покушении Вас? А вы мне столь мерзки, что моей совести будет плевать, что Вы безоружны.

- Я вам ещё нужен экспертом по населению, так что за свою жизнь я не беспокоюсь, - спокойно усмехнулся Трунихт. – Кроме того, будь Ваш император умён, он бы бросил меня в толпу безоружным ещё в свой первый визит на планете, но ему явно польстило, что я велел его пощадить – а ведь Бьюкок мог убить меня голыми руками, когда я отдал приказ о капитуляции Альянса. А сейчас поздно важничать – или Вы захватываете трон на любых условиях, господин Ройенталь, и мне плевать, если я буду числиться дворцовым шутом – или Вы пойдёте в расход, а на трон подымется кто-то другой, либо с фамилией Лоэнграмм, либо Гольденбаум.

- Таак, и где ж ты возьмёшь этих «либо»? – в голосе Ройенталя уже звенели ледяные кристаллы. – Уж не из подземелий ли культа Земли достанешь, фокусник чёртов? Если пустить в расход меня, то ты-то точно тогда будёшь мёртв, а свою шкуру ты ценишь больше, чем что ещё в Галактике.

- Вы долго говорите, господин Ройенталь, - холодно хихикнул Трунихт в ответ. – А моя шкура до сих пор цела. Либо Лоэнграмм мёртв, и я прав, либо ещё нет, но я прав по-прежнему, просто Вы хотите диктовать свои условия. Я не против, учтите. Просто я думаю, что с Вами мы договоримся быстрее, чем с Лоэнграммом, верно? Во всяком случае, он не будет склонен по-прежнему считать Вас верным себе.

Ройенталь пропустил глоток воздуха, силясь не поперхнуться, и оттого крошечных секунд оказалось достаточно, чтоб его перебили.

- Отчего же, на то он и блондинка, чтоб продолжать так думать, - раздался спокойный негромкий баритон, и сидевший спиной к Трунихту офицер повернулся в кресле лицом к консулу. – А Хайнессену, полагаю, будет весело таки порвать Вас и за капитуляцию, и за покушение, правда? Вы же сами предложили такой вариант, господин Трунихт, может, поучим белобрысого сопляка грамотным действиям? – Райнхард улыбался чуть-чуть, только складкой губ, а от пламени, горевшего в его очах, казалось, можно было превратиться в пепел на месте. – Кто дал тебе право сомневаться в верности моего друга, крыса, по себе судишь?

Консула тряхнуло, как от неслабого разряда электричества, на лбу у него выступил крупный пот, но дар речи он не потерял.

- Вы живы и в добром здравии, Ваше величество! – он патетически воздел руки вверх и даже сделал шаг вперёд. – Какое счастье, я первый, кто узнал это из гражданских! Господин Ройенталь прав, Хайнессен ещё рано хоронить, раз на его земле случаются такие чудеса, ведь я всю жизнь мечтал о встрече с Вами, но Вы не…

- Заткнись, - холодно уронил Райнхард, отворачиваясь и склонив голову, отчего его крупная чёлка снова рухнула ему на лоб. – Если я задал тебе вопрос, это не значит, что с тобой разговаривают. Пошёл вон, ты сказал достаточно.

- Я не Вам это говорил, - с прежним апломбом продолжил Трунихт, однако сильная дрожь выдавала, что он неспокоен. – Если бы я знал, что удостоен такой чести, то уж и сказал бы кое-что другое, чего на самом деле стоите Вы, государь. Таким образом…

- Таким образом или другим, но сгинь отсюда, нечисть, прихвостень отца лжи, - снова откинувшись на спинку кресла, чуть уставшим тоном проговорил Император, прикрыв глаза. – У нас с тобой ничего не может быть общего.

Бывший глава Совета хотел сказать что-то ещё, но нарвался на повелительный жест нынешнего правителя Хайнессена, не оставлявший ему ничего другого, кроме требования убраться из кабинета.

- Ладно, пусть так, - фыркнул Трунихт, споро засеменив к выходу. – Кабы вам обоим только не пожалеть о сказанном, и очень быстро… шпана зелёная.

- Благодарю Вас, мой Император, - глухим голосом уронил Ройенталь. – Прикажете поступить с ним согласно Вашему распоряжению?

- Да уж, Вэньли бы отпустил его, - с колким смешком произнёс Райнхард, открывая глаза – там сиял прежний азарт воина. – Но нельзя копировать опыт проигравшего преисподней, верно? Иначе снова сам в неё попадёшь. Подождём, далеко ли уйдёт теперь и куда. Наверняка это ещё не все его сюрпризы.

- Вэньли как будто не хотел властвовать, а нам приходится, чтобы выжить, - задумчиво сказал Ройенталь, остановившись в паре шагов от кресла, как когда-то в Изерлонском коридоре.

- Он тоже изменился на войне, убивать ему понравилось, а вот ответственность ему совсем не нужна, - в тон ответил Райнхард. - Потому Трунихт и поставил на тебя.