В Москве состоялась российская премьера «Хоббит: Пустошь Смауга» — вторая часть трилогии, в которую Питер Джексон превращает сказку Джона Р.Р. Толкиена.

Улизнув в очередной раз от гоблинов и орков (см. прошлогодний фильм «Хоббит: Нежданное путешествие»), хоббит Бильбо Беггинс (Мартин Фримен), двенадцать гномов во главе с Торином Дубощитом (Ричард Армитэдж) и вновь примкнувший к экспедиции волшебник Гэндальф Серый (Иэн Маккеллен) вынуждены спасаться от медведя в лесной хижине.

Наутро свирепый зверь оборачивается хмурым бородачом (Микаэль Персбрандт), представляется хозяином дома Беорном, потчует гостей завтраком и оказывает всевозможную помощь под тем предлогом, что орки хуже гномов. Впереди отряд ждут гигантские пауки и недружелюбные эльфы Лихолесья, люди Озерного города и, наконец, цель их путешествия — Одинокая гора, в недрах которой спит на золоте дракон Смауг.

Также из короткого пролога зритель узнает, что истинной целью похода являются не несметные сокровища, а камень Аркенстон — символ королевской власти у гномов.

Судя по всему, Питер Джексон слишком много думал о том, как его «Хоббит» увяжется с его же «Властелином колец». Проблема заключается в том, что Джон Р.Р. Толкиен сначала написал волшебную сказку «Хоббит, или Туда и обратно», затем создал эпическую сагу «Властелин колец», а потом попытался привести изначального «Хоббита» в соответствие с получившейся вселенной Средиземья.

С этой целью он переписал главу, в которой Бильбо обретает кольцо (в первом издании Голлум довольно безболезненно с ним расставался), и попытался переписать всю книгу, но вовремя остановился — улетучивалась ее «сказочность».

Джексон же не столько экранизирует детскую сказку, сколько снимает приквел «Властелина колец».

Возвращает на экран Леголаса (начищенный компьютерной графикой до блеска Орландо Блум) — его имя не фигурирует в «Хоббите», но ведь он сын короля лесных эльфов Трандуила (Ли Пейс), а значит, вполне мог принимать участие в поимке гномов и даже познакомиться с Глоином (Питер Хэмблтон), отцом своего будущего лучшего друга Гимли.

Чтобы прочнее связать будущее с прошлым, режиссер явно внимательно изучил написанные самим Толкиеном приложения к трилогии. То, что Гэндальф узнал в темном маге Некроманте старого врага Саурона и, более того, опасался использования тем Смауга в качестве оружия массового поражения, — это не джексоновские выдумки.

Он только дает представителю древнего зла и огнедышащему дракону один на двоих голос Бенедикта Камбербэтча, чтобы подчеркнуть их принадлежность к одной силе.

Только этого мало. Если Толкиен мог перекраивать отдельные эпизоды, почему режиссеру нельзя? Тем же занимаются бесчисленные авторы так называемых фанфиков (от англ. fan fiction — фан-литература), фантазий по мотивам оригинальных произведений. Вот и Джексон придумывает в пару Леголасу эльфийскую воительницу Тауриэль (Эванджелин Лилли), к которой наследник неравнодушен, а потом вклинивает между ними друга отца будущего друга — юного и не очень похожего на гнома Кили (Эйдан Тёрнер).

Любовь гнома и эльфийки? Это определенно фанфик.

Зато после такого уже никто не станет придираться к пустякам вроде воскрешения орка Азога Осквернителя (Ману Беннетт): в тех же приложениях Толкиена его задолго до похода тринадцати к Одинокой горе убил Даин, правитель гномов Железных Холмов. Кстати, шанс на их встречу в бою пока еще сохраняется, ведь именно Даин со своей армией должен прийти на помощь гномам в финале новой трилогии, если Джексон не отклонится от первоисточника еще дальше.

Впрочем, вольное обращение с литературной основой не является преступлением: кино может вступать с первоисточником в самые разные отношения.

Когда дело доходит до сопоставления, вопрос заключается в том, что именно автор фильма может предложить взамен того, что было в книге?

У Толкиена «взломщик» часами разгуливал невидимым, раздражая пауков и смущая дракона загадками. У Джексона кольцо проявляет свой характер, то заставляя Бильбо в панике и ожесточении вырубать его из паучьих лапок, то некстати соскальзывая с пальца. Режиссер не может забыть о его страшной силе и позволить герою легкомысленно пользоваться им для поднятия своего авторитета. Более того, количество губительных артефактов удваивается: пока хоббит познает силу одного, другой — Аркенстон — манит и сводит с ума Торина.

Власть съедает душу. Даже Озерный город превращается в карикатурную модель тирании, где Бард Лучник (Люк Эванс) становится контрабандистом и лидером оппозиции, а бургомистр (Стивен Фрай) в ответ на донесение о жителях, которые «поговаривают о выборах», округляет глаза:

«Выборы? Что за глупость! Я в этом не участвую». В этот момент по московскому залу ожидаемо прокатывается смех.

Когда же Джексон вспоминает о том, что «Хоббит» был детской сказкой, начинаются «веселые горки»: гномы удирают в бочках от орков по порогам бурной реки, гномы удирают от дракона по галереям и перекрытиям чертогов Одинокой горы, гномы рассекают в тележке по волнам горячего металла. Детское в большом кино — значит быстро, шумно с гиканьем и без лишних слов.

Без неуместной в детской сказке зацикленности на колечках табачного дыма и без раз за разом съедаемых пони.

Тогда что же с пресловутым духом книги? Это неуловимая субстанция, поди разбери, кто как ее понимает, а Джексон слишком долго имел дело с кольцом, чтобы не испытать на себе его силу. Оно умеет потакать желаниям того, кому достается, и преданный поклонник окончательно утвердился в роли полноправного соавтора мира.