Недавно (в конце 2008 года) вышла новая книга В.К.Тарасова «Русские уроки японских коанов», в которой автор разглядывает классические истории дзен, уделяя внимание мельчайшим нюансам человеческого поведения, и извлекая из увиденного массу актуальных для русского менеджера уроков.

В конце книги Владимир Константинович предлагает своеобразное домашнее задание – попробовать самим разобрать еще один коан. Как Вы, наверное, уже догадались, я это задание выполнила - и написала свой разбор.

Сейчас я, правда, уже пишу к нему дополнение – ну когда напишу, то еще и дополнение вышлю. Кстаи, Вы тоже можете, прочитав книгу, попробовать написать свой – и отправить его В.Тарасову. Сейчас на сайте ТШМ www.tarassov.ru уже размещено несколько разборов читателей (в том числе и мой), будет интересно увидеть и прочитать еще и Ваш…

Итак, вот сам коан – и мой разбор.

Когда Эсюн, дзенской учительнице, было за шестьдесят, и она была близка к тому, чтобы покинуть этот мир, она попросила нескольких монахов сложить во дворе дрова.

Решительно усевшись в центре погребального костра, она подожгла его с краю.

- О, монахиня! – закричал один монах. – Горячо ли тебе там?

- Только такому глупцу как ты есть до этого дело, - ответила Эсюн.

Пламя поднялось вверх, и она умерла.

С Эсюн мы уже встречались - в истории с любовной запиской. Тогда она была еще молода и училась медитации вместе с группой мужчин. И уже тогда она столкнулась со сложностями пребывания женщины в роли монаха. И уже тогда обнаружила способности к нестандартным управленческим решениям…

Теперь Эсюн за 60. Она дзенская учительница. И она понимает, что близка к тому, чтобы покинуть этот мир. А значит – и завершить свой Путь, осознанно выбранный еще в юности и длившийся несколько десятилетий.

Непросто стать учителем дзен. Надо пройти неблизкий путь, чтобы научиться видеть суть вещей. А стать учительницей – еще сложнее. Потому что в любом обществе есть определенные стереотипы. Например, что не женское это дело – заниматься мудростью. И женщине надо сделать не только то же самое, что и мужчине, но и еще чуть-чуть. Чтобы сомнений ни у кого не было – эта женщина, как исключение, может быть мастером.

Поэтому для того, чтобы достичь признания своего мастерства в «неженском» деле, женщине приходится быть на голову, ну или хотя бы на полголовы выше своих коллег-мужчин. И тогда их будут ценить примерно одинаково.

УРОК. Если мастером в «неженском» деле становится женщина – она должна обладать большим мастерством, чем мужчины, чтобы преодолеть существующие стереотипы.

Но сложно не только стать, но и быть учительницей дзен.

Учитель – это тот, у кого есть ученики. Как мы видим, Эсюн жила в монастыре, раз ее окружали монахи. Учиться дзен в монастырь обычно приходили мужчины, выбирающие быть монахами. Если у мужчины-монаха есть выбор – у кого учиться, у мужчины или у женщины, какой выбор он сделает при прочих равных условиях? Вероятность того, что мужчина-монах решит учиться у мужчины, выше. Значит, либо у монахов не было выбора, либо Эсюн должна была каждый день показывать, что ее понимание дзен таково, что стоит учиться в первую очередь у нее. Несмотря на то, что она женщина. И эта завышенная планка требований к себе, к своему уровню мастерства стала для Эсюн привычной. Привычной стала и необходимость каждый день доказывать свое право быть Учителем.

Итак, раз Эсюн стала учительницей и все еще была ею после шестидесяти – значит, она точно была Мастером.

Но и женщины, и мужчины не вечно находятся в этом мире. Приходят и уходят. Просто кто-то делает это случайно, а кто-то – даже этим процессом может руководить, самостоятельно выбирая, как и когда покинуть этот мир.

Ясно, что Эсюн привыкла сама управлять своей жизнью. Какой ей быть. Когда ей завершиться. В какой момент. Это важно - уйти не случайно. А в нужный момент. Чтобы жизнь получилась целостной. Завершенной. Стала произведением искусства. А не оборванной. И значит – несчастливой.

УРОК. Относитесь к своей жизни как к произведению искусства. Создавайте ее сами – ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. Каждое мгновение – это кусочек жизни, часть произведения искусства, которое ни исправить, ни изменить нельзя. Можно только добавлять все новые и новые части. Для того, чтобы рано или поздно это произведение стало единым целым, куда уже ничего не добавишь.

И вот Эсюн делает последний штрих, завершает произведение искусства под названием «жизнь Эсюн». И руководит этим процессом, конечно же, сама.

А какова альтернатива? Если ты уйдешь из жизни не по собственному сценарию, а как придется, случайно? Неизвестно, где тебя встретит последнее мгновение. Будешь ли ты к нему готов. И что другие люди сделают с тобой после этого... С твоим телом. С твоим имиджем. Как «упакуют» твой уход? Завершат ли они дело так, чтобы в воспоминаниях других людей ты остался тем, кем хотел бы остаться. В случае с Эсюн – видимо, важно было не выходить из роли Учителя и в момент смерти. Особенно в момент смерти. Чтобы никто не смог после ее ухода оспорить правомерность ее пребывания в роли Учителя, а значит, в том числе – и оспорить успехи и репутацию ее учеников…

Если пустить процесс ухода на самотек, то мало того, что потеряешь контроль над своей жизнью, точнее над ее следом… Еще и другим людям доставишь массу хлопот. И уже из роли Учителя невольно переместишься в роль «захороняемого тела»… Другим придется тебя выносить, одевать, сажать на костер, или еще что-то делать... Да еще плакать, небось, начнут. Не все, возможно. Кто-то, может быть, и совсем наоборот. Только ты это уже не проконтролируешь. А плакать о тебе, когда ты сам садишься на костер – наверное, глупо.

Итак, Эсюн решительно (а как еще?) уселась в центре костра. О чем думает Эсюн в этот момент. Наверное, о том, какой получилась ее жизнь. Уже почти можно увидеть ее целиком. Вот она уже почти готова. Можно любоваться результатом. Созерцать…

Или она смотрит в будущее – что ее ждет после завершения этой жизни. Какое-то представление об этом у Эсюн наверняка было. Неважно – какое именно. Важно, что точно есть о чем подумать в последние моменты жизни, когда уже сидишь на костре. Более важном, чем температура самого костра.

А тут вдруг вопрос. Давайте на вопрос посмотрим, и на этого монаха.

На ваших глазах человек производит странное действие. Хоть и не невозможное в рядах монахов, но все-таки не ежедневное… Садится на костер, который сам и поджигает. Уходит из жизни. И хочется как-то уделить внимание этому человеку, поддержать, пообщаться. Не очень понятно, о чем, и как. Но хочется. Ну вот, повод на поверхности – поинтересоваться как ей там. Не жарко ли.

Из серии – как дела? Как добрались? Не жарко ли вам там, на костре? Но, к сожалению, вопрос из вежливого проявления внимания превратился в глупость.

УРОК. Иногда хочется сказать человеку что-нибудь, поговорить с ним, но уместной темы или нужных слов не находишь. И тогда либо молчишь, либо говоришь или спрашиваешь глупости. Уж лучше молчать.

Либо могла быть другая мотивация для вопроса, но с таким же результирующим диагнозом. Происходит что-то интересное. Непонятное. И реально интересно – а как вот это, как вот то. Когда человеку сделали операцию – любопытно посмотреть на шрам. Узнать – а что ты чувствовал. А вдруг мне тоже такое предстоит? А страшно? Как это будет? То, что другому сейчас неактуально удовлетворять ваше любопытство – это в голову не приходит.

УРОК. Иногда с другими людьми происходят вещи, нам неизвестные. И любопытство может подтолкнуть к некорректным в данной ситуации вопросам. Прежде чем задавать их, стоит подумать – а доставит ли удовольствие другому человеку отвечать на эти вопросы?

Монах примеряет ситуацию «на себя». Думает, что раз огонь горячий, то ему бы было горячо. Ему не приходит в голову, что человек, который управляет сам своей жизнью, уж умеет управлять своими ощущениями. И если не захочет чувствовать огонь – не почувствует. И глупо даже спрашивать об этом. И не только глупо (ответ очевиден), но и вредно и опасно. Вспомним про желтую обезьяну, про которую нельзя думать.

Предположим. Человек волнуется и пытается справиться с волнением. У него немного получается, он отвлекается на другую задачу, и уже не ощущает волнения. И тут ему вслед звучит запоздалое – не волнуйся, он вспоминает, что волновался, вспоминает – как это, волноваться, и волнение возвращается.

Если Эсюн приняла решение не чувствовать огня, то она про него и не думает. А тут вопрос – горячо ли. Независимо от воли в мозг поступает вопрос, подсознание начинает думать – горячо ли, и может так произойти, что включатся выключенные волей Эсюн ощущения, и действительно станет горячо. Даже если до этого и не было горячо.

УРОК. Выбирая тему разговора или вопрос, останавливайтесь на том, что человек хотел бы думать, чувствовать, ощущать. Не привлекайте словами его внимание и подсознание на дискомфортные состояния, от которых он хотел бы избавиться.

Теперь с ответом. Ответом Учителя. Потому что мы уже выяснили, что при жизни Эсюн была Учителем, и дорожила этой ролью. И последние слова точно должны быть словами Учителя. Чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения, кем Эсюн была в жизни.

Обычно ответ Учителя имеет «краткосрочную» и «долгосрочную» часть. Первая часть проста и понятна – это ответ монаху, который из ложной вежливости или любопытства поинтересовался отношением Эсюн к температуре костра.

Не ответить было бы неправильно – нашлись бы люди, которые сказали: «Вот, Эсюн не смогла ответить, поэтому не была Учителем на самом деле…».

Ответить – «Горячо или нет» - это ответ справочного бюро, а не Учителя.

Указать на неуместность и неактуальность вопроса – это уже неплохой ответ. Ответ для данного монаха.

Но если бы этот ответ был дан только монаху – вряд ли история донесла через столетия этот рассказ до нас. Значит, ответ важен и всем остальным. А чем именно?

До чего должно быть дело в этой жизни, включая момент ухода из нее, чтобы не быть глупцом, как этот монах? Вот этот вопрос интересен как «долгосрочная» часть ответа Эсюн.

Есть ли ответ на данный вопрос? Видимо, жизнь и дана человеку для того, чтобы искать ответ на этот вопрос. До тех пор, пока не придет пора уходить. Тогда ответ станет ясен сам по себе. Но только тогда. Спасибо, Эсюн.

До чего должно быть дело в этой жизни?

Мы в жизни чаще всего являемся такими же глупцами, как монах, интересующийся у Эсюн, горячо ли ей на костре. И обращаем внимание на Неважное.

Так до чего должно быть дело? Что важно?

Чтобы не быть глупцом. Или чтобы тебе, как Эсюн, через много сотен лет кто-нибудь сказал – спасибо…

УРОК. До чего должно быть дело в этой жизни?

С уважением и благодарностью ко всем Учителям, Галина Жукова