— Как вы оцениваете влияние кризиса на дизайнерский сегмент fashion-рынка?
— Действительно, было падение на 30−40% в люксовом сегменте. Это связано больше даже не с уменьшением покупательской способности, а с определенным страхом перед будущим. Поэтому в первый сезон, когда это случилось, потребление снизилось очень сильно, и на следующий сезон байеры, владельцы бутиков закупали гораздо меньше, предполагая, что кризис продолжится. И многие потом столкнулись с проблемой: товара не хватало, потому что спустя семь-восемь месяцев многие покупатели воспрянули духом и восстановили тот объем своей покупательной способности, который у них был в предыдущие годы. Как это сказывается на дизайнерах? Безусловно, сказывается, потому что в момент создания коллекции, создания продуктовой матрицы дизайнеры вынуждены больше думать о коммерческой стороне вопроса, нежели о концептуальной имиджевой, потому что все имиджевые луки очень дороги в производстве. Маленькие компании, такие как наша, вынуждены концентрировать свое внимание на том продукте, который может выполнять одновременно две функции: быть и лицом бренда, и в то же время быть коммерческой вещью этого сезона.
— Можно ли говорить о переориентации потребителей от высокого ценового сегмента к более низкому в кризис? Изменились ли цены на коллекции в высоком сегменте, чтобы привлечь покупателя?
— Цены, к сожалению, снизить невозможно, потому что те ткани, с которыми работает люксовый сегмент, не могут быть изменены на более дешевые — это будет уже не люксовый сегмент, а средний. Поэтому здесь нужно работать только с упрощением каких-то технологий производства, с конструированием, которое может быть более простым и, соответственно, занимать меньше производственных часов, чем предыдущие вещи. Если вы посмотрите на последние сезоны перед кризисом, вы увидите, что мода очень сильно двинула в сторону и концептуальной, и кутюрной одежды, такого pret-a-porter de lux, а сразу после кризиса — минимализм и аскеза, и в общем-то все показы несколько сезонов на подиумах были такие, словно это простые люди идут по улице. То есть была просто одежда. Некоторые покупатели из люксового сегмента переместились в средний, а некоторые из среднего переместились в массовый. Если вы зайдете в торговые центры Москвы, такие как «Европейский», «Мега» и прочие ТРЦ, вы увидите, что именно марки массовых сегментов люкс сейчас не только не переживают спад потребительского спроса, а переживают очень сильный подъем, потому что теперь те, кто не может позволить себе купить что-то в среднем сегменте, активно накинулись на массовые и, может быть, даже в этот момент познали таких монстров, как H&M, Zara, Тоpshop.
— Говоря о вашей компании, можно ли констатировать тенденцию перехода какой-то части ваших клиентов в более низкий ценовой сегмент?
— Я не замечала, чтобы наши клиенты, например, стали приходить в вещах Zara за покупками. Иметь Zara и Topshop в своем гардеробе всегда было нормально и правильно. Какие-то майки или джинсы нет смысла покупать в люксе, их спокойно можно купить в какой-то массовой марке, потому что они их производят в таких количествах, так много лет и с таким качеством и вниманием к технологиям, что, как правило, эти вещи даже лучше, чем где-то в более высоком сегменте. Джинсы изначально предполагают очень большую массовость. Поэтому это всегда было нормальным — иногда добавлять в свой гардероб одежду из других сегментов. Поэтому не могу дать точный ответ — просто не знаю.
— Как у российских дизайнеров складываются отношения с байерами? Есть ли сокращение закупок?
— Может быть, больше попыток работать на реализацию. Но если считать всю экономику цены, то для дизайнеров это абсолютно невыгодно. Это может быть только работа по предоплате, по полной оплате и перед отгрузкой. То есть мы скорее пошли бы на сокращение количества клиентов, чем на изменение условий работы. В этом случае мы сконцентрировались бы на собственной рознице в бутике. Но таких предложений у нас не было, и все по-прежнему с нами работают.
— Как вы считаете, сейчас благоприятное время для привлечения инвесторов? Есть ли интерес с их стороны к модному бизнесу?
— Мне кажется, инвесторы сейчас очень осторожны. Хочется стопроцентно надежных вложений, которых почти не бывает, и быстрого возврата инвестиций, о чем в моде говорить трудно. Это комплексный бизнес, который предполагает в любом сегменте выход на возврат инвестиций через три-пять лет. Поэтому это сейчас непростая история.
— А ваша компания планирует привлечь инвестора для развития бизнеса?
— Пока нет. Пока справляемся.
— Открыты ли западные кредитные организации для российского модного бизнеса?
— Процент, под который западные банки дают кредиты, конечно, гораздо ниже, чем в России. Но и, наверное, получить этот кредит гораздо сложнее, потому что условия у нас здесь более экстремальные.
— Востребованы ли российские дизайнеры за рубежом?
— Я не знаю таких примеров. Вы имеете в виду востребованность наших дизайнеров в модных европейских домах? Может, кто-то и работает. Мне кажется, в этой индустрии мы славимся скорее красивыми моделями. Вот этим мы знамениты, русские модели занимают чуть ли не 50% рынка всех моделей. Что касается дизайнеров, здесь необходимо обладание огромным количеством знаний, опыта, владения ремеслом. В отличие от моделей, которые просто должны родиться красивыми, и этого уже достаточно. С дизайнерами у нас сложнее — не образовалось еще на мировом рынке русской волны.
— То есть среди российских дизайнеров пока нет тех, кто был бы широко известен на мировой арене моды?
— Таких, к сожалению, пока нет. Но думаю, что все еще впереди.
— Планируете ли вы расширять направления своего бизнеса?
— В каком-то будущем, наверное, да. Но сейчас пока нет. В кризис лучше сконцентрироваться на основных направлениях и там достигать глубины.
