Валерий Леонтьев как вызов советской эстраде. Какие заслуги певца остались в
тени эпатажа
Александр Морсин - о самом ярком и раскованном артисте советской и
российской эстрады, который сегодня отмечает свое 70-летие.
1985 год. Москва, осень, раннее утро. Между двух рядов высоченных новостроек
стоит кудрявый стройный брюнет в подпоясанном светлом пальто и белых
кроссовках.
Он рассказывает историю <местного Челентано> - бедного, но талантливого
подростка, поющего хиты <и наших, и заезжих звезд>. Красавицы используют
вундеркинда
как магнитофон и везде берут с собой. В фонотеке юноши есть всё - от
<Песняров> до Элвиса Пресли, нет только собственных песен. Но однажды,
уверен мужчина,
молодой певец обретет свой голос: <И споют ту песню словно в первый раз и
король эстрады, и любой из вас>.
Это - Валерий Леонтьев, он снимается в видеозарисовке на песню
<Человек-магнитофон>. У него белоснежная улыбка, подведенные брови и
вздернутый подбородок.
Он поет, не вынимая рук из карманов, и мелодично мычит себе под нос. В
странной песне на стихи Андрея Вознесенского и музыку Раймонда Паулса есть,
кроме
прочих, неведомый <лесной Есенин>, гудит синтезатор и звучит американский
диско-фанк.
Учитывая, что все происходит на фоне советских небоскребов, а артист явно
держит в уме образ молодого Майкла Джексона, сложно отделаться от ощущения
идеологической
диверсии - как Леонтьева пропустила цензура, не укладывается в уме.
Впрочем, несколько раз к тому времени Леонтьева уже <закрывали>. В конце
1970-х записи его выступлений снимали с <Новогодних огоньков>, а концертные
площадки
Москвы не пускали его на сцену. До перестройки Леонтьева не жаловали высшие
партийные чины и лично Сергей Лапин, бывший в те годы председателем
Гостелерадио
СССР.
Певец попал в опалу из-за публикации в журнале Time: корреспондент
американского издания, прибывший на международный фестиваль <Ереван-81>,
сравнил советского
исполнителя с Миком Джаггером и Михаилом Барышниковым. Наряду с другими
участниками фестиваля его хвалили за грув, уход от ханжества старших коллег
и очевидную
ориентацию на западную поп-музыку. Худшей характеристики нельзя было и
придумать.
Леонтьева не то чтобы прятали от советского телезрителя, но точно им не
баловали. А если и пускали на экран, то в подчеркнуто игровом образе: как,
скорее,
артиста театра песни, нежели эстрады. Его естественный, как станет ясно
позднее, внешний вид и манера держаться в кадре подавались как
неестественные,
как неотъемлемая часть исполняемой роли - клоуна или мима.
Так, в небольшой сценке с песней <Куда уехал цирк?> Леонтьев проворачивает
тот же фокус, который за несколько лет до этого удался Алле Пугачевой с
<Арлекино>.
блочная цитата
"
Одетый в обтягивающие серебристые брюки и женскую блузу с рукавами <летучая
мышь> Леонтьев игриво танцевал в сапожках на каблуках, злобно смеялся и
самозабвенно
скоморошничал.
конец блочной цитаты
Маска безвольной марионетки раскрывала невиданные возможности и
предупреждала критические нападки: раз на сцене не советский певец, а артист
развлекательного
жанра на грани вкуса, то и поделом, пусть вытворяет, что хочет.
Первый всесоюзный хит
Через пару лет ситуация изменилась. У Леонтьева был как минимум один
всесоюзный хит - <Полет на дельтаплане>. Но даже он поначалу вызывал
подозрения: свободолюбивый
дух песни, в которой лирический герой взмывает вверх и без труда уносится
вдаль, смущал самых боязливых членов худсовета. Формально сентиментальная
песня
о первой любви виделась им крамольной критикой закрытых границ и таила
призыв к эмиграции.
На пластинке, записанной с Раймондом Паулсом, у Леонтьева появилась
песня-талисман <Полюбите пианиста>, та самая история <Человека-магнитофона>,
а главное -
<Зеленый свет>, она же <Светофор>, о том, что все <бегут-бегут-бегут, а он
горит>. Еще один совместный с Паулсом хит <Исчезли солнечные дни> завершил
становление
советского канона Леонтьева. В следующие двадцать лет он был единственным
популярным артистом, без которого не обходился ни один ежегодныйгала-концерт
<Песни года>.
Своенравие и непокорность
Тем не менее в середине 1980-х официальный статус Леонтьева вызывал вопросы.
Певец, с одной стороны, старательно отрабатывал погонные метры
патриотической
песни, избегал вольностей и чурался социальной тематики. В массовом сознании
Леонтьев ассоциировался с безобидным салонным пением и резвыми танцами. С
другой
стороны, спектр музыкальных интересов артиста был опасно широк: он мог
превратить балладу Давида Тухманова в 12-минутный арт-рок,дать чистого
Марвина Гея
и Стиви Уандера или спеть песню о Родине полушепотом.
Несмотря на всю благонадежность и умение играть по правилам, в Леонтьеве
чувствовались своенравие и непокорность - чего стоил один только выбор
костюмов.
И даже когда он выходил в элегантной тройке, взгляд и павлинья грация
преступно выдавали в нем бунтаря и обольстителя.
В эпохальном эфире <Музыкального ринга> 37-летний Леонтьев отбивался от
нападок на молодежную музыку, признался в симпатии к брейк-дансу и выдал
феноменально
неоднозначную программу, полную контрастов. На глазах изумленной публики
Леонтьев разыгрывал оперную мистерию на стихи Петрарки, неистово скакал под
диско-шарамии тихо
вальсировал под отголоски Пьяццоллы. А после перерыва как ни в чем не бывало
рассуждал о звездных войнах и пел от имени старого цыганского барона.
блочная цитата
"
И всё это в максимально пестром и модном <прикиде>, который зрители могли
достать только в валютном магазине. Чтобы прийти в экстаз, поклонникам и
ненавистникам
хватило одного аксессуара: рукав ослепительной спортивной куртки Леонтьева
был демонстративно заколот булавкой.
конец блочной цитаты
За пять лет, оставшихся до распада Советского Союза, национальный <бегун>
Леонтьев собрал все мыслимые виражи. Сначала он отказался от исполнения
шлягеров
вроде <Дельтаплана> и целиком отдался подготовке рок-оперы<Джордано>, где
сыграл сразу три роли. Затем на два месяца уехал в Индию и, вернувшись,
радикально
изменил имидж и репертуар. Патентованный загорелый мавр-атлет с повадками
суперзвезды никуда не делся, но теперь он будто смеялся над собой и своей
способностью
превращать все в афродизиак.
В какой-то момент Леонтьев даже заиграл нарочито плоский и язвительный
рок-н-ролл. А перед этим огорошил публику горьким, как водка с хреном,
<Афганским
ветром> - жесткой отповедью в отношении операции Советской армии в
Афганистане.
блочная цитата
"
Слушатели, привыкшие к вопросам, куда уехал цирк и кто виноват, что
молодость ушла, остались наедине с вопросом <зачем стучишься, похоронка, в
панельный
дом>.
конец блочной цитаты
Леонтьев высмеивал лозунги <властных дураков> и их <дремучих ртов>,
проходился по коллегам-завистниками даже бывшим авторам (в <Молитве> он
прямым текстом
просил Бога избавить его от <таких, как этот стих>). Удивительно, но все это
по-прежнему шло вперемешку с исповедальной лирикой и сложными аранжировками
музыки, собранной со всех уголков планеты.
Первое супершоу
К середине 1990-х годов Леонтьев, собравший первое в истории новой России
грандиозное супершоу с лазерами, театральным светом, роскошными костюмами и
самой
дорогой танцевальной труппой, ушел в отрыв и - буквально - оторвался от
российской земли. Следующие два альбома он записал в Лос-Анджелесе с
родоначальником
советского диско Юрием Чернавским, обосновавшимся в США.
Новаторские и отчетливо западные пластинки пришлись на родине Леонтьева не
ко двору и не ко времени - из двух десятков свежих песен в народной памяти
осел
лишь <Казанова>, который <вечный любовник и вечный злодей-сердцеед>. На
концертах певца чуть ли не на коленях просили исполнить <Светофор> и
<Дельтаплан>.
Через пару лет Леонтьев сдался. На смену канкану и <черным мессам> пришли
благостные мотивы и ностальгия с глазами на мокром месте. <Милый друг, не
скучай!>,
прощался певец то ли со спутником-зрителем, то ли с природным даром
возбуждать не только интерес.
Сейчас, слившийся в коллективном портрете с первыми лицами советской и
российской эстрады, мэтр и народный артист Валерий Леонтьев не выглядит
первопроходцем
и подстрекателем. Однако именно он - этот хваткий и эрудированный
человек-магнитофон - вынес из дворцов культуры и областных филармоний дух
официозной
эстрады и подвел под ней черту. Страна Шульженко, Бернеса, Утесова, Зыкиной
и Кристалинской осталась в прошлом.
Леонтьев раскрепостил отечественного певца, как никто другой. А вот с песней
про дельтаплан, судя по ее востребованности в караоке, справился бы кто
угодно.
Александр Морсин
Музыкальный критик
Источник:
https://news.mail.ru/society/36666928/?frommail=1
