Новости

В Мексике принят закон, запрещающий давать детям необычные имена

Парламент мексиканского штата Сонора принял закон, запрещающий родителям называть своих детей «унизительными, уничижительными и дискриминационными» именами. В списке – 61 необычное имя, в числе которых – Бургер-Кинг, Гитлер, Терминатор, Гарри Поттер, Робокоп, Леди Ди, Джеймс Бонд и др.

 

Директор регистрации гражданского состояния Кристина Рамирес заявила, что такие меры приняты для защиты детей от травли, которой они могут подвергаться со стороны сверстников из-за своих необычных имён. «Мы знаем, что запугивание может серьёзно повлиять на личность ребенка и формирование его социальных навыков, и мы хотим сделать всё возможное в пределах наших полномочий для предотвращения этого», – говорит Рамирес. По её словам, список Соноры будет пересматриваться каждые несколько месяцев для добавления новых имён по мере их возникновения.

 

Необычные имена в Мексике стали своего рода традицией, и зачастую дети становятся «Девственницами» и «Мошонками» из-за того, что родители не до конца понимают значение этих слов в английском, а иногда и в испанском языке. Так, например, запрещённый список включает имя Anivdelarev (сокращение «годовщины революции» в испанском языке). Это слово часто печатается на календарях, и многие родители ошибочно воспринимают его как имя святого, которому посвящён один день в году.

По материалам http://pravo.ru

Премия «Русофония-2014» вручена за перевод книги «Письма с Соловков»

В Париже в рамках Дней русской книги и русскоязычной литературы прошла церемония награждения премией «Русофония-2014». Учреждённая в 2006 году по инициативе Фонда первого президента России Бориса Ельцина и парижской культурной ассоциации «Франция-Урал», награда присуждается автору лучшего литературного перевода с русского языка на французский вне зависимости от страны происхождения переводчика и издателя.

 

В этом году премия, представляющая собой памятный знак в виде выполненной из бронзы раскрытой книги, а также денежное вознаграждение, вручается уже в восьмой раз. Победителем стала Франсуаза Лост, выполнившая перевод книги «Письма с Соловков», автор которой – выдающийся российский богослов и мыслитель Павел Флоренский.

 

«Перевод „Писем с Соловков” – это самая долгая и самая сложная работа из всего, за что мне приходилось браться в течение всей моей жизни», – призналась на церемонии Лост. По её словам, довести до конца этот непростой труд ей помогли доскональное погружение в тему, консультации со специалистами и родственниками Флоренского, а также страстный подход к делу. «Несмотря на все трудности, могу сказать, что эта работа оказалась для меня самой увлекательной за всё время», – отметила лауреат премии.

 

В книге «Письма с Соловков» читателю представлена переписка Флоренского с семьёй в годы его заключения в Соловецком монастыре, превращённом при советской власти в тюрьму. Там он находился с октября 1934 года по июнь 1937 года и писал своим родным письма.

 

Архив сохранила вдова Флоренского, передав его в 1967 году одной из внучек, которая и подготовила переписку к печати. «Чтение этих писем вызывает особые эмоции и поражает, если мы вспомним, в каких условиях это было написано, – пояснили свой выбор члены жюри. – Само то, что эти письма существуют – уже чудо, и для переводчика это был настоящий вызов, который был с честью принят. Перевод выполнен на высоте оригинала».

 

Многоопытный славист, Франсуаза Лост уже более сорока лет работает над переводом творческого наследия Павла Флоренского. Ранее она познакомила франкоязычных читателей с такими произведениями ярчайшего русского философа и учёного, как «Иконостас», «Обратная перспектива», «Соль Земли». Также она переводила на французский язык труды российских культурологов-семиотиков Юрия Лотмана и Бориса Успенского. В настоящее время Лост продолжает работу над ещё одним богословским изысканием Флоренского – «Микрокосм и макрокосм».

 

По материалам http://rus.ruvr.ru

Рекорды Универсиады прибыли в Сочи

Агентство переводов «ТрансЛинк» вошло в Книгу рекордов России благодаря официальному рекорду на XXVII Всемирной летней Универсиаде в Казани прошлым летом. На главном спортивном событии 2013 года было зафиксировано самое большое количество переводчиков. Эксперты назвали этот факт замечательным достижением, способствующим укреплению позитивного имиджа России.

 

Справка об установлении рекорда датирована 7 февраля 2014 года. 8 февраля по этому поводу в самом сердце Сочи прошла необычная акция. Желающие смогли всенародно заявить о своих рекордах и личных достижениях. Для этого переводчики московского агентства «ТрансЛинк», работающие в Сочи, предложили прохожим написать о своём рекорде и пожелать спортсменам успеха на настоящем воздушном шаре.

 

Сотня разноцветных шаров привлекла большое внимание прохожих. Кто-то желал своей сборной победы, занять все места на пьедестале, а кто-то желал себе любви и удачи, рассказывал про личные рекорды. Например, о рекорде в 50 отжиманий или владении пятью иностранными языками. Поделиться своими достижениями смогли и иностранцы. Лингвистическая поддержка была обеспечена уроженцем США Райлли Костиганом. В конце акции все пожелания и записи о рекордах улетели в небо.

 

 

 

«Свой рекорд есть у каждого! Не обязательно для этого быть спортсменом, – считает Райлли Костиган, переводчик-носитель «ТрансЛинк». – Мы, переводчики, тоже совершаем невозможное. И благодаря этому оказались в Книге рекордов России!»

 

По материалам http://kazanweek.ru

Одной строкой

На Ямале проводят мастер-класс по повышению качества перевода художественных произведений коренных малочисленных народов на русский язык.

 

В Туле откроют памятник поэту и переводчику В. А. Жуковскому.

 

Михаил Эпштейн – лингвист, культуролог, автор проекта «Слово года» – придумывает новые слова: «лжизнь», «безлюбье», «всегодяй», «лживотрепещущий» – и передаёт их своим подписчикам и читателям в свободное пользование. Подробнее о проекте лингвиста читайте здесь http://www.emory.edu/INTELNET/dar01.html

 

В прошлом году финское гражданство получили 2 058 россиян. Отметим, что претендент на получение гражданства должен не только длительное время проживать на территории страны, не иметь судимости, быть в состоянии подтвердить происхождение своих доходов, но и сдать экзамен на знание финского языка.

 

С 17 по 21 февраля 2014 года состоится V научно-образовательный форум «Международная неделя многоязычия в Удмуртском государственном университете».

 

Агентство переводов «ТрансЛинк» – официальный переводчик 11 Красноярского экономического форума (КЭФ), который пройдет с 27 февраля по 1 марта 2014 года.

 

	Беседы с…

Дмитрий Петров. Языковой запас

Текст: Виктория Юхова

 ...

Разговаривая с человеком, который знает 37 иностранных языков, чувствуешь себя дремучим двоечником. Переводчик-синхронист и преподаватель в рамках лектория «Прямая речь» Дмитрий Петров поделился профессиональными секретами и заверил, что может обучить английскому или немецкому языку почти любого человека.

– Дмитрий, ваш отец – переводчик, мама – преподаватель иностранных языков. Вы не помните случайно, на каком языке сказали своё первое слово?

– Первые слова я сказал на детском языке, как и все, потому что дети далеко не сразу, а только через некоторое время начинают осознавать, что в нашем мире люди говорят на разных языках, что это связная система коммуникации, а не просто набор звуков. Тем не менее я достаточно рано, независимо от формального обучения, стал интересоваться языками, поскольку в доме, в силу профессии моих родителей, было много книг на иностранных языках – и художественных, и учебников, и словарей. Сначала я их просто листал, потом начал читать.

В семье никто не заставлял меня заниматься языками. Более того, мама надеялась, что я стану музыкантом, меня обучали игре на фортепиано. Учителя и близкие люди говорили, что у меня есть способности, но желания посвящать себя музыке не возникало, а вот заниматься языками явно всегда хотелось. Отчасти это было обусловлено генетическими факторами, но имелся и мой собственный интерес, который я по мере возможности проявлял. В школе учил английский и немецкий, а преподавала, кстати, моя мама. Параллельно занимался испанским и итальянским.

На переводческом факультете Московского института иностранных языков, куда я поступил после школы, официально преподавали два языка, в моём случае это были английский и французский. Среди нас училось много иностранных студентов, и я старался использовать любую возможность хотя бы немного с каждым поговорить на его языке. Так пополнял свой арсенал.

– Что в вашем понимании означает знание языка?

– Надо быть очень аккуратным в определениях. Невозможно разные языки знать на одном уровне. И, естественно, если языком не пользоваться, навык утрачивается. Есть такие, которыми я пользуюсь наиболее часто и профессионально как преподаватель, как переводчик и во время поездок, – это основные европейские языки: английский, немецкий, французский, итальянский, испанский. А есть те, которыми я неплохо владею, но более пассивно, то есть могу на них общаться, читать, но жизнь нечасто предоставляет ситуации, где ими можно воспользоваться. И есть древние языки, которые мне интересны с академической точки зрения, потому что я занимаюсь вопросами их эволюции, – это латынь, древнегреческий, санскрит, церковнославянский. На них уже никто не говорит, но тем не менее они оставили след в истории человечества.

– Когда у вас сформировалась своя система изучения языков? Наверное, когда уже сами освоили десяток-другой?

– Своя система стала формироваться, когда я понял: если применять обычную стандартную схему обучения, мне не хватит жизни, чтобы освоить интересующее меня количество языков. То есть цель была сугубо эгоистическая: найти какие-то обходные пути, в каких-то местах срезать дорогу, чтобы быстрее подойти к мало-мальски приемлемому уровню, который можно обозначить как владение языком. А когда это стало получаться для себя, захотелось поделиться и с другими. Стал проводить тренинги. Работал как индивидуально, так и с целыми группами в формате семинаров. Ряд моих коллег преподают по этой методике в созданном мною Центре инновационно-коммуникативной лингвистики.

Надо оговориться: есть уровень профессионального владения, который нужен переводчикам, преподавателям, филологам. В этом случае не обойтись без очень глубокого освоения языка. Но 95 процентам людей язык нужен для более практических целей – для поездок, общения, переписки, знакомства с информационными источниками. У многих просто нет необходимости вникать очень глубоко во всё богатство языка. Им нужен более быстрый и практический результат. Собственно, ради этого я и попытался сформулировать основные принципы методики. Суть её сводится к следующему: есть ряд базовых алгоритмов, некая матрица, «таблица умножения» языка, которую необходимо как можно быстрее довести до автоматизма. Кроме того, важно следовать собственной мотивации. Язык даётся, когда вы находите к нему свой собственный пароль, когда подбираете код для того, чтобы войти в новое пространство и чувствовать себя в нём комфортно.

– Как вы стали переводчиком-синхронистом? Кстати, учёные утверждают, что это одна из самых трудных специальностей, требующая нереального напряжения всех зон мозга…

– Поначалу я выбрал общее направление в жизни, не представляя себе, во что это выльется. А вообще интересно: в русском языке есть одно слово, которое обозначает эту профессию, – «переводчик». В большинстве других языков понятия «устный переводчик» и «письменный переводчик» передаются разными словами. Это два принципиально разных направления, которые требуют особых умений. В работе синхрониста комбинируются не просто знание и навыки иностранного языка, но некоторые спортивные и даже артистические способности. Спортивные – потому что требуются высокая стрессоустойчивость, быстрота реакции, физическая выносливость. А в плане артистических способностей нужна имитация манеры, даже темперамента человека, которого ты переводишь, а также некоторая степень идентификации с ним. Это своего рода подключение. Характерный пример – когда переводчик-мужчина переводит женщину, то он говорит от первого лица в женском роде: «я пришла», «я сказала» – и наоборот.

– Первый свой опыт в качестве переводчика помните?

– Это было ещё в советское время – какая-то профсоюзная конференция с участием английской делегации. Но поскольку это было 35 лет назад, я не помню подробностей.

– Во времена становления русского капитализма вы уже работали переводчиком?

– Конечно. И очень активно. Кстати, в работе приходится учитывать такой фактор, как разница менталитетов. Менталитетов столько же, сколько народов. Немцы, испанцы, японцы – это очень разные иностранцы, у каждого свои представления и подходы к делу. Однажды я оказался с делегацией наших бизнесменов в одном из американских штатов. В США принят формат делового обеда – люди садятся за стол, перекусывают, а после этого начинают обмен презентациями и выступлениями. Я предупреждал американскую сторону, что так с нашими людьми нельзя. Если хотите обсудить дела, то это и надо сначала сделать, а потом уже за стол. Но они не вняли. Когда через полчаса после начала делового обеда они попытались позвонить в колокольчик, привлечь всеобщее внимание и объявить повестку дня, было уже поздно. Им сказали: мы ознакомились с повесткой дня, она очень интересная и насыщенная, так что давайте уже поднимем бокалы и продолжим обсуждение в более узком кругу, так сказать, по секциям.

– Доводилось ли вам переводить с «пацанского» на английский?

– Особенно в начале 90-х, когда определённая часть бизнеса была криминального толка. Многие пришли в бизнес по комсомольской и партийной линии и относительно богатства языка могли посоревноваться с кем угодно, а цветистостью оборотов способны были загнать в тупик любого западного партнёра.

– Не было такого, что на вас пытались взвалить ответственность за неудачную сделку?

– Такого не припомню. В этом смысле возможны два сценария. С одной стороны, если переводчик допускал промашку не один раз, его увольняли. Но, с другой стороны, немало переводчиков настолько прониклись темой, на которую приходилось переводить, что потом сами ушли в бизнес. Когда ты постоянно говоришь об одном и том же в течение какого-то времени, то неизбежно становишься в этом профессионалом.

Сейчас российские предприниматели заметно изменились. Разумеется, сложно говорить об усреднённом портрете, но сегодня это люди, которые получили образование и воспитание уже после развала Союза, многие из них обучались в престижных учебных заведениях за рубежом, поэтому тип российского бизнесмена более или менее сравнялся с международным. Мы видим глобальный образ, который, несмотря на этнические различия, становится универсальным.

В нашу эпоху язык – это источник информации. С помощью английского можно общаться на определённом уровне со всем миром. Кроме того, знание ещё одного-двух дополнительных языков даёт и другие преимущества – в первую очередь эмоциональный контакт с иностранцами, ведь каждый народ ценит интерес к себе, к своей культуре со стороны других людей.

– Вы работали с президентами – с Горбачёвым, Ельциным, Путиным. У каждого – характерная речь. Какие особенности приходилось учитывать?

– Любой человек – это индивидуальность. Что касается синхронного перевода, переводчики действуют попеременно, в парах. То есть как бы долго ни говорил человек, каждый переводчик работает 20–30 минут. Учитывать необходимо и статус человека, и его профессиональную сферу, и тематику. Перевод политиков – не самая страшная тема, поскольку они говорят, как правило, заранее подготовленную речь и достаточно абстрактно, общими фразами. В отличие от специалистов по информационным технологиям или по финансам, которые используют массу цифр, технического материала, терминов. Политики говорят в основном глобально и на всякий случай так, чтобы можно было интерпретировать и в одну, и в другую сторону.

– Были случаи, когда вам приходилось сглаживать сказанное, допустим, если выступающий использовал игру слов, метафору?

– Закон перевода метафор сводится к тому, что ни в коем случае не стоит пытаться переводить что-то буквально – это величайшая ошибка. Переводчик, в особенности синхронный, должен передавать ход мысли. А для этого подключать систему образного восприятия. Человек, который пытается переводить слово в слово, обречён на неудачу. Как только ты открываешь рот и начинаешь переводить человека, ты растворяешься в его мыслях и стараешься придерживаться лишь линии, которую он выдерживает в своём выступлении, ни в коем случае не цепляясь за отдельные слова и обороты, которые он произносит. Как правило, метафоры или образная речь не должны представлять трудностей.

– Но тот же Ельцин, например, частенько мог выдать некую загогулину…

– Над вопросом, как перевести загогулину, ни один профессиональный переводчик даже думать не будет. Важен контекст. Ведь отдельные слова не стоят, как остров в океане, они используются среди прочих фраз и предложений. Любое слово – часть огромного контекста, и именно на нём мы фокусируем свое внимание.

Не могу вспомнить в связи с моей работой с президентами каких-то курьёзов, которые изменили бы ход мировой политики. Но я достаточно чётко помню общие параметры, которые приходится выдерживать. Междометия, пословицы, анекдоты ценны настолько, насколько они нужны в контексте данного выступления. Ни один переводчик не в состоянии переводить все произносимые слова, это и не требуется. Нужно перевести мысль – раз, и весь фактический материал: цифры, названия – это два.

– А если выступающий пошутил?

– Большая часть курьёзов, связанных с работой синхрониста, относится именно к попыткам переводчика буквально перевести шутку, игру слов. Так ни в коем случае нельзя делать, и, когда я обучаю студентов синхронному переводу, всегда подчёркиваю это как очень важный принцип нашей работы. Классический пример. Был случай, когда русскоговорящий оратор использовал слово «козёл» в ругательном смысле, и переводчик перевёл на английский это слово буквально. С учётом того что в английском языке слово «козёл» не несёт никакого оскорбительного смысла, аудитория была, мягко говоря, озадачена.

Любой переводчик может допустить неточность. И не только он: люди из политики или большого бизнеса часто могут ляпнуть лишнее и используют факт перевода для того, чтобы оправдать своё неверное высказывание. Фраза «меня неправильно перевели» звучит из уст очень многих политиков. Чуть что не так – переводчик виноват.

– Случалось ли вам поправлять собеседника, если он ошибся?

– Бывают очевидные оговорки, которые допустимо поправлять. Например, могут перепутать, как бывало у некоторых американских политиков, Ливию и Ливан, Австрию и Австралию, Иран и Ирак. По ходу дела переводчик вставляет правильное слово. Но я вам скажу: то, что мы дожили до XXI века, во многом стало возможным благодаря работе переводчиков. Эту профессию я отношу к древнейшим. Она появилась, когда люди, вместо того чтобы сразу убивать друг друга, решили попробовать договариваться. Вероятно, какой-то толмач спас некую ситуацию, и с тех пор решили иногда вести переговоры.

– Насколько сложно работать с президентами? Или вам заранее дают бумажку с докладом?

– Бывают ключевые презентации, когда текст готовится заранее. Но большая часть перевода происходит во время встреч за круглым столом или в ходе неформального общения, или переговоров в узком кругу, когда идёт обмен репликами. Это невозможно заготовить заранее. Ты просто знаешь тему, общую позицию – не более того. Но не ждите, что я расскажу вам какие-то закулисные секреты, тем более не будем забывать: опытные политики никогда не скажут лишнего. Гораздо более подробное и интересное общение происходит не в политических кругах, а среди представителей бизнеса. Там говорят о показателях, цифрах, суммах. И большая часть решений как раз принимается во время таких переговоров.

– Говорят, что синхронисты настолько отключаются, что через пять минут уже и не помнят, о чём шла речь во время перевода. Это правда?

– Пожалуй, немного утрированно. Мы помним тему, общее направление. Но одно из непременных условий профессиональной жизнедеятельности синхронного переводчика – стараться как можно быстрее избавиться от информации, с которой он только что работал, выкинуть её из головы. Во-первых, чтобы не перегружать мозг. А во-вторых, чтобы подготовить площадку для новой информации, которая может относиться совсем к другой сфере: сегодня это может быть медицина, завтра – ядерная физика, послезавтра – политика и так далее. Обязательно надо уметь разгружаться. И ещё – структурировать информацию, потому что невозможно быть специалистом во всём, но необходимо обладать рядом навыков, которые позволят обеспечить общение между специалистами.

– Вы можете переводить с одного иностранного на другой?

– В принципе могу, если речь идёт о переводческой работе на основных европейских языках. Ситуации, когда нужно переводить, например, с французского на английский, изредка встречаются, но их можно считать экстремальными, экзотическими. Несколько историй у меня было связано с тем, что, например, представители Франции иногда настаивают на том, чтобы в официальной ситуации – на переговорах, в выступлениях – пользоваться именно французским языком, даже если они владеют английским.

В Италии не очень много людей свободно говорят на английском, и, в частности, когда в Москву приезжал президент этой страны и выступал перед зарубежным дипломатическим корпусом, при нём не было итало-английского переводчика, а только итало-русский. Выступление происходило перед англоязычной публикой, и я переводил его синхронно с итальянского на английский.

– Как случилось, что во время визита президента Исландии в Россию вы оказались переводчиком с исландской стороны?

– Я несколько раз работал с исландским парламентом и посольством. Сопровождал президента этой страны в поездке по России. Исландия – страна маленькая, президент не может себе позволить иметь личных переводчиков со всеми возможными языками, поэтому ему пришлось воспользоваться услугами аборигена, то есть меня.

– Действительно ли, когда человек изучает какой-то язык, это отражается на его характере? Вы на себе это почувствовали?

– Такое влияние неизбежно, потому что язык не просто набор слов или каких-то грамматических правил, это обязательно ещё один взгляд на мир. Каждый язык несёт в себе историю народа, культуры, которая неизбежно впитывается в процессе обучения. В годы моего студенчества было замечено, что в строительных отрядах группы, которые изучали немецкий язык, трудились более усердно, чем остальные. Английские – несколько хуже, к тому же могли хорошо выпить и подраться. Итальянские и испанские не проявляли особого интереса к труду. Французские занимались художественной самодеятельностью. Налицо влияние языка.

Что касается меня, то я никогда не ограничивался изучением грамматики или набором лексического запаса. Всегда интересовался музыкой, песенной культурой этого языка, поэзией. Старался как можно скорее начинать читать литературу в оригинале. А литература, музыка и поэзия, разумеется, передают и менталитет, и характер, и традиции народа.

– Говорят, что способности к языкам коррелируются с музыкальными – мол, тем, кто занимается музыкой, и языки легче даются?

– Думаю, здесь нет абсолютного знака равенства. Но действительно, человек, у которого развит музыкальный слух, больше предрасположен к языкам, поскольку навык различения звуков и фонетические способности, конечно же, во многом связаны со способностью воспринимать звуки и воспроизводить их.

– Как вы думаете, стоит ли избавляться от русского акцента, когда говоришь на том или ином языке?

– Если вы собираетесь жить в среде английских снобов, то вам, вероятно, следует попытаться избавиться от акцента. Вернее, приобрести соответствующий акцент. Но такая задача мало перед кем стоит. Большинству людей надо просто выйти на какой-то приемлемый уровень, который позволит им общаться, понимать и быть понятыми. В той же Америке нет единого стандарта. Там существует несколько стандартов произношения и есть огромное количество иммигрантов, которые говорят со своим акцентом. Нормы языка меняются в зависимости от того, кто им пользуется. Так, в Китае количество изучающих английский превышает число проживающих в Великобритании. На классическом британском говорят всего 1,5 процента носителей английского языка.

– Сейчас многие стали разговаривать по-русски, вставляя английские слова и с английской же интонацией – вверх в конце каждого предложения. Как вы относитесь к таким заимствованиям?

– Эти явления в большей степени свойственны корпоративному языку. Впрочем, в молодёжной среде и раньше часто звучали английские заимствования. Кроме того, в деловых и профессиональных кругах иногда неосознанно, а порой и сознательно используют мыслеформы или парадигмы иностранного, чаще всего англоязычного мышления. Это как маркер, который обозначает принадлежность к определённому сообществу.

Если взять более длительный исторический период, то замечу, что русский язык пережил множество соприкосновений с другими народами и цивилизациями. А сила и мощь языка заключаются не в том, что он защищается и не берёт ничего чужого, а в том, что он отфильтровывает ненужное, а затем переваривает и оставляет то, что обогащает его и делает сильнее. Так что я не боюсь заимствований, какого-то влияния других языков на русский. Это было и будет, так происходит и с другими языками. В английском языке, к примеру, 60 процентов всей лексики взято из французского. И никто не скажет, что английский язык из-за этого пострадал.

– Можете объяснить популярно, почему в английском языке такая разница между произношением и написанием?

– Во-первых, когда-то оно все так и произносилось. Во-вторых, в английском есть несколько фонетических версий языка, и все попытки произвести орфографическую реформу оканчивались неудачей, потому что приходилось выбирать какой-то один вариант, который не соответствовал другим нормам. Иначе говоря, то, что годилось бы для лондонского произношения, не соответствовало произношению ирландцев, шотландцев или американцев. Так что нынешняя английская орфография поддерживает единство английского языка. Так же как у китайцев иероглифы. Можно было бы заменить это всё алфавитом, но, учитывая разнообразие китайских диалектов и вариантов произношения, это содействует единству нации.

– Вы встречали людей, которым вообще не дано выучить иностранный язык?

– Один из важных принципов успешного изучения – мотивация. Это могут быть путешествия, бизнес-контакты, общение или роман с иностранцем. Человек, который более или менее прилично владеет родным языком, по определению способен заговорить и на другом – хотя бы на базовом уровне. Ограничителем может служить только недостаток мотивации.

– Стал ли для вас какой-то язык любимым?

– Для меня языки – как люди. Есть компания любимых друзей. Сегодня ты больше общаешься с одним, потом этот надоел, а ты соскучился по кому-то ещё.

– Правда ли, что вы преподаёте казахам казахский язык?

– Точнее, я помогал в Казахстане создавать методику изучения казахского языка. Ведь там тоже, как и в некоторых других странах, далеко не все люди владеют государственным языком.

– Ещё из языковой экзотики: как вы решились взяться за перевод частушек?

– В качестве эксперимента. Сейчас этот жанр не так распространён, но в своё время среди молодёжи, студентов было принято собираться и петь частушки. Иностранные товарищи, наблюдая взрывы хохота, не понимали, в чём дело, а мне хотелось им помочь, и я перевёл несколько частушек на английский, испанский, французский, немецкий, чешский. Несколько десятков всего… Частушки – это чисто русское творчество. Но литературным переводом я занимался и в других жанрах: переводил песни и стихи с английского, с других языков. Подборку моих переводов польской поэзии публиковали в «Литературной газете».

– У вас и семья интернациональная: супруга из Индии. На каком языке, кстати, разговариваете с вашими тремя детьми?

– На русском. Это естественно, потому что мы живём здесь. Хотя мои дети имели опыт и хинди, и английского. Но это был не эксперимент, а естественная среда. Мы часто ездили в Индию, а там всё окружение, родственники говорили на хинди. Получалось полное погружение. В результате мой старший сын стал профессиональным переводчиком – тоже синхронным. Остальные не продолжили семейные традиции, но с языками у них всё нормально.