Новости

Алексей Герин на TFR 2013 поделился опытом работы на Универсиаде в Казани

Генеральный директор бюро переводов «ТрансЛинк» Алексей Герин принял участие в Translation Forum Russia 2013 – главной конференции отрасли переводов и локализации в России и СНГ.

На форуме собрались руководители переводческих компаний и переводческих отделов крупных предприятий, штатные переводчики и фрилансеры, преподаватели лингвистических дисциплин.

В этом году по задумке организаторов TFR проходил в городе Сочи, в преддверии самого крупного и знакового на данный момент переводческого проекта страны – лингвистического сопровождения XXII Зимних Олимпийских игр. Этому событию была посвящена значительная часть программы конференции.

Именно поэтому доклад главного «переводчика» Универсиады – руководителя компании Транслинк – был особенно востребован и актуален. Участники форума из первых уст смогли узнать, как было организовано лингвистическое сопровождение крупнейшего спортивного события лета. Алексей Герин осветил вопросы подбора и мотивации переводчиков и менеджеров, раскрыл некоторые секреты менеджмента. «Это был по-настоящему масштабный проект. Надеюсь, наш опыт пригодится коллегам на грядущих спортивных событиях», – сообщил генеральный директор компании.

По материалам http://www.t-link.ru

Очки-переводчик

Японская компания NTT DoCoMo на выставке CEATEC 2013 представила прототип «умных» очков, которые умеют распознавать и переводить текст в режиме реального времени. В арсенале гаджета пока четыре языка – английский, японский, китайский и корейский. По словам представителей компании, «прибор окажется полезным для перевода меню или вывесок с незнакомого языка».

На процесс распознавания символов и перевода устройство тратит примерно пять секунд. Кроме того, аксессуар умеет превращать практически любую плоскую поверхность в сенсорный дисплей. К примеру, очки могут транслировать виртуальный тачскрин на обычный лист бумаги. Взаимодействие с ним происходит при помощи специального кольца, надеваемого на палец. Также гаджет способен распознавать лица людей, которые находятся в поле зрения. Информацию он подгружает с удалённых серверов.

Тем не менее, прототип показанных NTT DoCoMo очков – всего лишь выставочный образец. Поступят ли они в серийное производство, и какова будет их стоимость, не уточняется.

По материалам hhttp://www.ukrinform.ua

Открытая лекция Виктора Голышева «Язык в тупике»

26 октября в 15:00 в Международном мультимедийном пресс-центре РИА Новости переводчик Виктор Голышев прочтёт открытую лекцию «Язык в тупике», посвящённую художественным особенностям повести Андрея Платонова «Котлован».

Голышев – известный переводчик произведений таких авторов, как Джордж Оруэлл и Уильям Фолкнер, Трумен Капоте и Кен Кизи, Иэн Макьюэн и даже Джоан Роулинг. Его часто называют «патриархом русского перевода», но он только отшучивается: «"Патриарх" просто означает, что ты старый хрен, пора на свалку».

Свою лекцию Голышев посвящает книге, которую, как он сам считает, и перевести толком нельзя. «"Котлован" Платонова написан так, будто это первое литературное произведение на русском языке, – объясняет Голышев. – Это смесь Библии, бюрократического новояза двадцатых и чистой поэзии, где слова сопрягаются без предлогов там, где они должны быть. Поэтому перевести повесть технически очень просто, но англоязычному читателю она, скорее всего, ничего не скажет».

Не так много «Котлован» сегодня говорит и нам, но лекция Голышева – это не просто способ заново изучить конкретный текст конкретного писателя. Говоря о книге – по словам переводчика, «одной из главных в XX веке и, наверное, самой сильной», – он будет говорить о русском языке, которому он посвятил жизнь. Недаром близкий друг Голышева Иосиф Бродский констатировал: «"Котлован" – это "язык смыслового тупика", но, в конце концов, именно на нём мы и говорим».

«Открытая лекция» – цикл публичных выступлений всемирно признанных звёзд общественной, научной и творческой мысли. Каждое из них – гуманитарный манифест автора: весь его профессиональный и жизненный опыт, изложенный за один академический час. Вторая часть лекции традиционно посвящена ответам на вопросы аудитории. Свои лекции в рамках цикла уже прочли мультипликатор Юрий Норштейн, президент СССР Михаил Горбачёв, телеведущий Владимир Познер и писатель Людмила Улицкая.

По материалам http://ria.ru

Книжная ярмарка во Франкфурте-на-Майне

Открылась главная книжная ярмарка во Франкфурте-на-Майне, в этом году она сосредоточится на национальном разнообразии и детской литературе.

Доля иностранных книг, переведённых не с английского, французского или немецкого, на европейском книжном рынке ничтожна. В последнее время это стало предметом беспокойства и для европейских издателей, поэтому одной из ключевых тем Франкфуртской ярмарки стало «интернациональное разнообразие».

Более 100 стран принимают участие в ярмарке в этом году. В  программе просветительские встречи для издателей со всего мира, встречи с малоизвестными, но перспективными писателями из самых экзотических уголков земли – от Намибии до Шри-Ланки, гранты для переводчиков и международные проекты.

Почётный гость ярмарки – Бразилия, литература которой испытала на себе самые разные культурные влияния – от португальского до индейского и африканского. Из Бразилии во Франкфурт приедут около 90 авторов, однако самого известного бразильского сочинителя в их числе не будет. Накануне ярмарки Пауло Коэльо публично отказался ехать во Франкфурт и представлять свою страну. Коэльо заявил, что таким образом протестует против состава официальной писательской команды, отобранной правительством для поездки. Среди приглашённых не оказалось авторов популярного жанра, научной фантастики и фэнтези. В этом был и свой коммерческий резон – у популярной литературы больше шансов адаптироваться к западному книжному рынку. Например, широко известная в Бразилии «Битва Апокалипсиса» Эдуардо Шора недавно была переведена на немецкий и отлично продаётся.

По материалам http://www.vedomosti.ru

«Русская библиотека в 100 томах» на немецком языке

Шесть издательств Германии заинтересовались проектом «Русская библиотека в 100 томах» на немецком языке. «В первый день работы Франкфуртской книжной ярмарки на переговоры по этому проекту пришли шесть немецких издателей. Интерес с их стороны, безусловно, есть», – сказал исполнительный директор Института перевода Евгений Резниченко, уточнив, что о результатах прошедших переговоров можно будет точно судить в лучшем случае к завершению ярмарки.

Амбициозный проект «Русская библиотека в 100 томах», который курирует Институт перевода, был задуман с целью популяризации и продвижения современной русской литературы за рубежом. На данный момент речь идёт об изданиях на девяти основных языках: английском, немецком, французском, испанском, итальянском, португальском, арабском, китайском и японском. Содержания «библиотек» на три четверти будут аналогичными: 25 томов отведены для писателей XIX века, 25 томов — для классиков XX века, еще 25 — произведения, написанные с конца ХХ века и до сегодняшнего дня. Последние 25 томов, по словам Резниченко, оставлены для тех писателей, что появятся с момента запуска проекта.

К работе над проектом планируется привлекать по несколько издательств в каждой из стран. Работа над английским вариантом «Русской библиотеки» началась немного раньше, вторым стал немецкий язык. Ещё два-три аналогичных проекта на других языках, возможно, стартуют в этом году.

По материалам http://ria.ru

Одной строкой

Власти Петербурга демонтировали 116 указателей с ошибками. Они были установлены перед саммитом G20 и содержали надписи на русском и английском языках. Перевод иностранного текста в ряде случаев оказался безграмотным. Сейчас составлен реестр всех информационных табличек, их формулировки проходят согласование с региональным Союзом переводчиков и Союзом туриндустрии.

Команда католических энтузиастов, создавших сайт Katolik.ru, ищет волонтёров-переводчиков. Им предстоит бесплатно переводить на русский статьи о католичестве с английского, польского, немецкого и итальянского языков. Заинтересованных лиц просьба обращаться на editor@katolik.ru.

Профессор, доктор филологических наук Максим Кронгауз 10 ноября выступит в новом экспериментальном проекте ProScience Театр. Тема вечера: «В погоне за языком: поймать, понять и сохранить». За два часа все те, кому небезразличен русский язык, смогут узнать, почему убегает язык, что такое лингвистическая экология, как нужно сегодня преподавать русский язык в школе и что происходит с русским языком в интернете. Выступление Максима Кронгауза состоится в 19:00 в Центре имени Мейерхольда (6 этаж) по адресу: Москва, ул. Новослободская, 23.

В Российском центре науки и культуры в Вифлееме прошли Дни русского языка в Палестине. Они проводятся в рамках федеральной целевой программы «Русский язык» на 2011 – 2015 гг. В программу Дней вошли методические семинары для преподавателей русского языка для взрослых и детей, мастер-классы российских специалистов по русскому языку, литературе и истории, открытые уроки по преподаванию русского языка.

Запрет на использование иностранных топонимов в названиях зданий, достопримечательностей, улиц и других общественных мест вступил в силу в центральной китайской провинции Хэнань. Кроме того, с 15 октября этого года там должны быть переименованы все географические объекты, названия которых состоят из иностранных слов или содержат их.

	Беседы с…

Сельма Ансира: «Перевод — отражение и созвучие…»

Сегодня мы беседуем с переводчицей Сельмой Ансирой, которая открыла для испаноязычного мира Марину Цветаеву и прежде неизвестного — документального — Льва Толстого. В числе переведённых ею на испанский язык русских авторов десятки имён — от Пушкина и Гоголя до Берберовой и Петрушевской. За свою работу Сельма Ансира удостоена многих наград: от России — медаль Пушкина, литературная премия им. Марины Цветаевой, международная Волошинская премия; от Испании с Мексикой — национальная переводческая премия Испании (2011 год), международная переводческая премия им. Томаса Сеговии (2012 год).

— Сельма, как вы начали изучать русский язык?

— Я думаю, что это связано с воспитанием. Мой отец — мексиканский актёр Карлос Ансира. В Мексике его знают и любят примерно так, как в России — Смоктуновского. Он многие годы играл гоголевские «Записки сумасшедшего», пьесы по произведениям Достоевского, разные роли в пьесах Чехова... Когда он начал играть Гоголя, мне было четыре года. Представьте себе: четырёхлетний ребенок сидит в театре и слышит такие фамилии, как Поприщин, и прочее… Отец сделал моноспектакль из рассказа Андреева «Мысль» и играл по всей Мексике, создал многосерийный фильм о жизни Достоевского… Так что русская литература вошла в мою жизнь даже помимо моего желания. За столом были разговоры про Петропавловскую крепость, я помню разные обсуждения по поводу одиночества, сумасшествия… Я окончила школу в Мексике, и моя романтическая натура подсказала, что было бы хорошо улететь далеко-далеко в идеальную страну, где тройки, коммунизм и великие писатели. Мой отец был достаточно далёк от политики, его религия была — искусство. Он всегда говорил, что язык, речь — это показатель воспитанности человека. Но когда я в 1974 году прилетела в СССР, я не знала ни одного слова по-русски!

— И какой вы увидели страну, о которой столько слышали?

— Это было очень сложно! Когда я приехала, без языка, меня никто не встретил в аэропорту! Мексиканские студенты прилетели дней за десять до меня... Я же прилетела из Лондона, вся в мечтах о том, как на тройках буду кататься по сентябрьскому снегу... А на самом деле это был дождливый сентябрь, холодно, но никакого снега! Вместо этого пришёл человек и сказал, что меня распределили в Воронеж. «Какой Воронеж?» — спрашиваю я. Да вот, такой город, девять часов на поезде. Мы сидели в купе — я, две девушки из Лаоса, одна африканка — нам выдали по три рубля, но никто не сказал, что на них надо купить белье. Так и ночевали без белья. Поезд шёл через степь, Юго-Восточная Азия сидела напротив меня, а по радио звучала кубинская песня «Guantanamera»! Это было… сюрреалистично. В Воронеже было тяжело, но весело. Но мне хотелось ходить в театры и в оперу, в балет, по музеям, поэтому через несколько недель мексиканское посольство меня оттуда забрало обратно в Москву. Целый год я учила русский язык на подготовительном факультете МГУ. Помню, что моя первая лекция на филологическом факультете была по языкознанию. Я вышла вся в слезах, ведь ничего не поняла!!! Но мало-помалу освоилась и не только закончила учёбу, но и поступила в аспирантуру.

— Как вы отбираете книги для перевода?

— Есть переводчики, которые переводят то, что им предлагает издатель. Это одна манера работы. Есть странные люди, как я, которые должны чувствовать созвучие душе, иначе переводить им почти что невозможно. Когда я берусь за перевод, я не могу ни спать, ни есть, ни гулять, я могу только работать. А какая благодать, когда вещь созвучна твоей душе! Тогда приходят вот какие мысли: «была бы я писателем, я бы эту вещь написала» или «была бы я писателем, я бы ТАК написала».

— Первая книга, которую вы перевели, — «Письма 1926 года», переписка Рильке, Цветаевой и Пастернака. Это очень сложная книга, тем более для начинающего переводчика. Что вы сейчас думаете о переводческом труде? Выработались какие-то основы мастерства, которым вы следуете?

— Да, это была моя первая книга, мой первый перевод. Прошло уже тридцать три года. За это время я многое поняла. Перевод — это и искусство, и ремесло. Несколько лет назад я перевела автобиографию Марины Цветаевой, составленную Цветаном Тодоровым. В его книге была одна глава, которая называлась «Писать на французском»: он туда собрал всё, что Цветаева написала и перевела на французском. Там было и письмо Цветаевой к Андре Жиду о её переводах Пушкина. Она очень чётко объясняет, как она понимает художественный перевод! Что для неё означает переводить, понимая это слово в его самом возвышенном смысле! Я перевела это письмо с французского — и вдруг поняла, что мне надо переводить всю Цветаеву заново. Переводить её именно так, как она понимает перевод, то есть ходить по её следам! И вот этим я и занимаюсь уже последние три года. В прошлом году сделала новый перевод «Писем 26 года». Давным-давно, когда я переводила эти письма в первый раз, Евгений Борисович Пастернак сидел со мной долгими московскими вечерами и помогал мне, он буквально за руку вводил меня не только в книгу, но и в ту эпоху... С тех пор я перевела почти всю прозу Цветаевой и довольно много её стихов и всюду встречаю как бы куски одной большой мозаики, фрагменты, которые уже были переведены, ложатся в новом тексте... Это даёт прекрасное ощущение целого!

Другая часть работы — с испанским языком. Например, для того чтобы правильно переводить Толстого, я очень много читаю испанского писателя-реалиста Бенито Перес-Гальдоса. Он жил в то время и он обожал Льва Николаевича. Как он мне помогает! Переводя рассказ «После бала», я искала у Перес-Гальдоса, например, соответствия деталям бала, а также подходящее название дамского украшения — фероньерки. И нашла!!!

— А на что вы ориентируетесь, когда переводите Цветаеву?

— Цветаева всё время придумывает новые слова, всё время работает с языком. Я стараюсь делать то же самое на испанском, чтобы читатели ощущали стиль цветаевский. Поэтому я очень радуюсь, когда мне говорят, что таких слов не существует, радуюсь, когда компьютерный редактор негодует и подчёркивает мой текст красным — это значит, что я на правильном пути! Обычно я не пишу книг, но о своей трудной работе над цветаевским текстом я даже написала и уже опубликовала эссе — «Долгий путь от смысла к звуку», где постаралась объяснить, что Цветаеву надо переводить через её музыку. В данный момент я тоже отдана Цветаевой: работаю над письмами, которые она написала Тесковой, своей чешской подруге.

— Что ещё поменялось в вашем новом переводе «Писем 1926 года»?

— Я добавляла комментарии, которые тогда, тридцать три года назад, была не в состоянии сделать. Перевела в четыре руки с прекрасным мексиканским поэтом, Франсиско Сеговия, все поэмы, которые вошли в книгу, с рифмой и ритмом. Отдала на перевод немецкие письма переводчику с немецкого языка... Итак, если очень коротко, можно сказать, что этот перевод более зрелый.

— Кажется, на испанском до недавнего времени вообще не было хороших переводов стихов Цветаевой?

— Да, и поэтому мы вместе с Франсиско очень старались! У нас вышел уже целый сборник стихотворений Цветаевой. Люди, которые не любят эту работу так страстно, как мы, говорят: адский труд. Но когда получается — это такой восторг, на уровне чуда!

— Кроме того, в испанской поэзии сейчас ведь не принято рифмовать?

— Да, поэтому мы в своём переводе в основном использовали рифму ассонансную, думая не только о традиции испанского языка, но и об ухе и слуховом восприятии читателя.

— Но как же испаноязычные читатели встречали этот непривычный сборник?

— О, у нас уже есть целая группа поклонников Цветаевой, и я уже знаю, готовя новую книгу, что есть люди, которые её ждут. А ведь когда я начала переводить Цветаеву, эта фамилия не существовала в испаноязычной культуре! Я помню, как мой издатель говорил: «Давай потренируемся, как произносится эта фамилия, а то придут журналисты, и я не смогу выговорить, это же очень трудно!». А сейчас её читают, её ждут, о ней пишут, у неё своя жизнь в нашем испаноязычном мире!.. Если я чем-то горжусь, то — вот этим.

— Какая ещё русская литература со временем приобрела для вас особое значение?

— Я много перевела Булгакова («Театральный роман», «Записки на манжетах», «Записки юного врача») и Нину Берберову, например. Но, конечно, нельзя сказать, что они — моё открытие. Мне очень живо вспоминается первый мой перевод Булгакова — «Зойкина квартира». Это было сплошное счастье, с которого я перешла на «Багровый остров», «Ивана Васильевича»... Я вообще влюблена в театр Булгакова. В Барселону, где я живу, английский театр недавно привёз «Мастера и Маргариту» — у всех тут был восторг, а для меня отчаяние. Слишком много спецэффектов. «Ах-ах, Маргарита летает!» Ну и что, что летает… Для этого достаточно цирка. В моём понимании театр — это совсем другое! Я была, может быть, единственной из шестисот человек, у кого эта постановка не вызвала восторга.

— А как началась работа над дневниками Льва Толстого?

— Это была моя мечта со студенческих лет. В университете у меня был преподаватель Александр Михайлович Бокучава, он вёл семинар по Толстому, по его дневникам. И это было удивительно, необъятно… И я мечтала, что когда-нибудь займусь переводом этих дневников для испанских читателей. Для меня очень важное побуждение — дарить своим людям то, что я могу прочитать, а они не могут. Вот моей маме подарить, которой уже нет сейчас… И я очень хотела подарить именно живого Толстого, который общается с детьми, косит сено, путешествует. Но к этому нужно было очень серьёзно подойти: жить в Москве, работать в библиотеке каждый день. Там, в библиотеке Государственного музея Толстого, я познакомилась с Аллой Полосиной из Ясной Поляны и через неё приехала в Ясную в первый раз. В общем, на эту работу ушло восемь лет! Восемь лет моей жизни, когда я занималась исключительно Толстым… хотя нет, всё-таки какие-то маленькие вещички Цветаевой в это время я переводила. Потому что мне нужно отойти от писателя, чтобы на него потом смотреть новым, свежим взглядом.

— Что же вы искали в библиотеке?

— Например, для русских читателей очень знакомо, когда вместо неприличных слов и цензурованных отрывков просто скобки и точки… но для наших читателей это никак невозможно, у нас нет такой традиции. Всё нужно было восстановить. Мне разрешили войти в «стальную комнату» архива Толстого, это на Пречистенке, где хранятся буквально все его сочинения; я видела сочинение десятилетнего мальчика, где он пишет о войне двенадцатого года… и там мы с текстологом искали те слова и те куски, где в советском издании было написано, например, «неразборчивое слово». Какое было счастье, когда неразборчивое слово, после того как мы долго его рассматривали и расшифровывали, становилось разборчивым!!!

Толстой каждый день делал мне подарок: я шла в библиотеку и не знала, с каким Толстым встречусь сегодня! Однажды я прочитала письмо Толстого Страхову, где он пишет, что с интересом прочёл его воспоминания об Афоне. «Что за воспоминания?» — подумала я. И в библиотеке мне помогли найти эту книжечку! В ней Страхов, помимо рассказа, ведёт полемику с французом, который был за десять лет до него на Афоне и у которого был довольно прагматический взгляд на всё… Я приехала в Испанию и рассказала издателю о своём открытии: «Очень хочу его переводить!» — сказала ему. «Давай», — согласился издатель. А надо сказать, что Страхов до этого вообще не существовал на испанском языке, но мой издатель к этому времени уже поверил в мой вкус. Я стала переводить и французскую книжечку, которая тоже библиографическая редкость. Получилось два разных взгляда на одну и ту же жизнь на Афоне. Православный русофил Страхов и прагматичный француз де Вогюэ. Когда книжка вышла на испанском, откликнулись итальянские и греческие издатели тоже. Мне это очень радостно!

— Вы ведь переводите ещё и с греческого? Есть ли в греческих переводах точки соприкосновения с русскими?

— Нет ничего общего — и не только в языке, это просто разные миры. Небо и земля. Но разные миры тоже между собой разговаривают! Пастернак и Сеферис — абсолютно разные поэты. Но поэзия везде поэзия! Мне очень интересно наблюдать, как я по-разному ощущаю себя на разных языках. У меня даже голос меняется. В русской литературе есть подчёркнутая духовность — по крайней мере, в той, которую я перевожу. Есть этот очень важный, самый главный компонент. В той греческой литературе, которую я перевела, ощущение моё более связано с морем, землёй, более человеческими силами. Да, это очень разные ощущения, и они мне помогают перенастроиться. Кроме того, они дополняют друг друга!

— Но ведь у вас даже была фотовыставка «Греция — Россия», нацеленная на поиски сходства?

— Да… я помню себя всё время с камерой в руках. В детстве думала, что стану кинооператором. С давних пор фотографирую то, о чём хочется рассказать. Выставка «Греция–Россия. Лабиринты судьбы» была у меня в Париже, потом докочевала до Барселоны. В ней Россия представлена через дерево, а Греция через мрамор. Мои фотографии есть и на некоторых обложках моих книг. У всего моего Рицоса, например, на обложках греческие мраморы. Для антологии своих переводов русской литературы — «Причудливый пейзаж русской литературы» — я использовала снимок, сделанный в Суздале: отражение храма. Потому что в моём представлении перевод есть отражение. Отражение оригинала. И чем точнее переводчик сможет отражать оригинал, со всеми его нюансами, со всеми его оттенками, со светотенью, — тем точнее будет у читателя представление о том произведении искусства, которое он держит в руках. Да, перевод — это тоже отражение.

...

По материалам http://culture.ru