С именем Косыгина связана экономическая реформа 1965 года. Известно, что в предшествующие реформе годы несколько снизились общие темпы развития экономики государства. Было признано, что основными недостатками сложившейся хозяйственной системы являются слабое развитие инициативы предприятий, формальный характер хозрасчета, малая заинтересованность работников в эффективности своего труда, недостаточное использование экономических рычагов планирования.

Учитывая сложность предстоящей реформы и необходимость скорейшей подготовки всего комплекса связанных с нею проблем для обсуждения на Пленуме ЦК, Косыгин ещё в начале 1965 года сформировал и разместил в Кремле группу специалистов различных ведомств и учёных-экономистов, освобождённых от текущей работы. Эта группа должна была подготовить предложения к проекту постановления ЦК КПСС и Совмина СССР.

Непосредственное руководство этим делом Косыгин взял на себя, а контроль за его исполнением поручил своему помощнику А.Г. Карпову. От Госплана в группу вошли заместитель Председателя А.В. Коробов и начальник отдела А.В. Бачурин. Работа группы над совершенствованием системы планирования не носила чисто кабинетный характер. По мере того как выдвигались предложения, они активно обсуждались с директорами предприятий, с работниками науки; выезжали и на места, в крупные центры индустрии с проектом реформирования.

Госплан разработал целый пакет документов, над ними работала специальная комиссия, ей много помогал Косыгин.

На сентябрьском (1965 года) Пленуме ЦК КПСС А.Н. Косыгин выступил с докладом «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства». Согласно плану проведения реформы, инициатором и душой которой был Косыгин, сорок три предприятия перевели на новую систему, с тем чтобы, накапливая опыт, постепенно увеличить число подобных коллективов. Начали с предприятий лёгкой и пищевой промышленности, имея в виду в дальнейшем перевести на новые условия остальные отрасли.

Перестройка руководства промышленностью по отраслям, постепенное внедрение новых методов планирования и экономического стимулирования позволили бы полнее использовать внутренние резервы, повысить эффективность производства, и значит, обеспечить более высокие темпы роста производства продукции. Но, к сожалению, до конца довести реформу Косыгин так и не смог по ряду причин, одной из которых — и главной, на мой взгляд, являлось отсутствие поддержки со стороны большинства членов Политбюро.

Приведу пример. Когда на одном из заседаний в Кремле обсуждалась концепция реформы, Председатель Верховного Совета Подгорный со свойственной ему грубоватостью и недоверчивостью произнёс:

— На кой чёрт нам реформа? Мы плохо развиваемся, что ли?

— Реформа необходима, — возразил ему Косыгин, — темпы развития экономики стали снижаться. Все валовые методы исчерпаны, поэтому надо развязать инициативу, поднять в коллективах интерес к результатам труда.

Но Подгорный напыщенно и напористо отстаивал своё, споря не только с Косыгиным, но и с недостаточно уверенным в необходимости реформы Брежневым, не говоря уже об остальных:

— Если проводить реформу, то к ней нужно тщательно готовиться. Рано проводить, — настаивал Подгорный.

И надо сказать, после его выступления мнения членов Политбюро разделились. Некоторые, так же, как и он, полагали, что в нашем обществе условия для реформы ещё не созрели.

И всё же, несмотря на прохладное отношение к реформам части членов Политбюро, ряд мероприятий, проведённых в то время, имел важное значение: существенно возросли права предприятий, сократилось число плановых показателей, стал учитываться фактор роста прибыли, повысилась материальная заинтересованность в результатах труда за счёт введения годовых премий (так называемая «тринадцатая зарплата») и общего увеличения премий из фонда поощрения, формируемого из прибыли.

Оценивая реформу 1965 года, следует отметить, что она не коснулась в должной мере основного фактора интенсификации общественного производства — научно-технического прогресса, а ограничилась мобилизацией ресурсов, лежащих на поверхности. Да, тогда официально покончили с «валом», за основу планирования взяли объем реализуемой продукции, стали стимулировать высокое качество, повысили роль договоров о поставках продукции. Однако необходимых условий для устойчивого и динамичного подъёма производства на основе технического прогресса не создавали. В остальном всё оставалось по-старому, с использованием прежней техники и тех же принципов. Поэтому можно лишь гадать, что было бы, если бы тогда удалось реализовать совместный план ГКНТ и Академии наук СССР по внедрению сугубо приоритетных научных программ. К сожалению, и сегодня эта проблема не решена.

В чём же причина неудачи реформы? Причина, я считаю, не единственная. Прежде всего, неправильнобыл решён вопрос о разграничении функций государства, его центра, с одной стороны, министерств и республик — с другой. На практике это привело к тому, что средства, доходная часть бюджета ушли на предприятия, а расходы остались за государством. И план первого года реформы нёс в себе этот недостаток: финансы были сбалансированы нормально, а госбюджет свести без дефицита за счёт текущих средств не удалось.

Проанализировав состояние отраслевой экономики, Косыгин пришёл к выводу, что, предоставив предприятиям право свободно маневрировать ресурсами, мы не сумели наладить должный контроль за их использованием. В итоге заработная плата росла быстрее, чем производительность труда. Пришлось пойти на временное, как нам казалось, заимствование средств для покрытия расходов госбюджета из доходов предприятий. Но, позаимствовав один раз, остановиться уже не смогли...

Откровенно говоря, в этом в немалой степени были повинны и Госплан, и Минфин СССР: не всё предусмотрели, не всё продумали и взвесили как надо. Поддались соблазну — «найти топор под лавкой», то есть сократить доходы предприятий. И, конечно, плохо подготовили организационную часть реформы, — не хватило настойчивости и последовательности в её проведении. Отступая то в одном, то в другом от идей реформы, в итоге откатились по всему фронту — таковы непреложные законы экономики. Вот так через несколько лет пришлось сворачивать, казалось бы, хорошо задуманное дело. Возможно, в таких масштабах реформа была неосуществима или преждевременна без политических преобразований или смены неподвижноконсервативного руководства.

Всё-таки, нельзя говорить, что усилия организаторов реформы 1965 года были напрасными. Вспомним 1967 год. Тогда начался переход совхозов на хозрасчет, на новую систему планирования и стимулирования были переведены все виды транспорта. В 1969 году принято решение о капитальном строительстве, переходе его на новые виды стимулирования. Так накапливался драгоценный опыт работы в новых условиях, опыт практической учёбы. Тогда появилось много толковых специалистов, которые пошли дальше, подготовили условия для последующих преобразований.

Вместе с тем, перестройка системы планирования и экономического стимулирования в 1966-1967 годах оказала положительное влияние на развитие экономики в целом, что обеспечило успешное завершение восьмой пятилетки.

Восьмая пятилетка стала самой динамичной не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. Главный её итог — развитие всей экономики государства более высокими темпами, чем в предыдущей и последующих пятилетках.

Успешные итоги восьмой пятилетки, начало разрядки международной обстановки создавали хорошие условия для разработки девятого пятилетнего плана. Госплан получил задание на формирование развёрнутой программы роста народного благосостояния, чему способствовал богатый урожай 1970 года (9 процентов прироста продукции). Предусматривалось: рост минимума заработной платы на 26 процентов; повышение средних тарифных ставок; введение пособий на детей в малообеспеченных семьях и другие виды помощи малоимущим, повышение пенсий и т.п.

Надо признать, что в тот период Госплан СССР в определённой мере попал под «гипноз» положительных итогов структурной политики восьмой пятилетки и без особых колебаний взял курс на продолжение её и в девятой пятилетке. Это был курс восьмой пятилетки на ускоренное развитие производства предметов потребления. Приоритеты в выделении ресурсов получили сельское хозяйство и транспорт. Для восьмой пятилетки такая структурная политики была, безусловно, важной, что определило высокие показатели экономики того пятилетия.

Но взятые ориентиры означали в то же время замедление темпов роста базовых отраслей: металлургии, строительства, машиностроения.

На коллегии Госплана ставился вопрос о том, что после рывка в восьмой пятилетке нужно было бы сбавить темпы промышленного производства в предстоящей, девятой пятилетке, которая могла бы стать «санитарной», то есть периодом структурной перестройки с реальным опережением производства продукции в группе «Б» (на 44-45 процентов) по сравнению с группой «А» (на 41—45 процентов).

Тогда в Госплане и в научных организациях развернулась острая дискуссия о соотношении темпов роста двух подразделений общественного производства. Одни ученые обвиняли Госплан в нарушении экономического закона преимущественного роста средств производства, другие доказывали необоснованность этих обвинений. Однако длительное отставание роста средств производства от общих темпов развития промышленности могло нанести существенный ущерб и экономике, и научно-техническому прогрессу.

Ничего принципиально нового наука тогда не дала, но шума было много. И практически переложили решение проблемы на Госплан.

Повышенное внимание к росту народного благосостояния позволило Госплану предусмотреть на 1971-1975 годы более высокий рост фондов потребления по отношению к фонду накопления. Опережающий рост отраслей группы «Б» увеличивал розничный товарооборот и реальные доходы населения в 1,4 раза.

В своём выступлении на XXIV съезде партии (1971 год) я уделил особое внимание повышению эффективности производства, в первую очередь за счёт использования достижений науки и техники; отметил необходимость увеличения темпов роста производительности труда во всех отраслях по сравнению с восьмой пятилеткой.

По директивам съезда Госплан подготовил развёрнутый пятилетний план развития хозяйства с разбивкой по годам; он был утверждён в марте 1971 года.

Но в 1972 году произошло непредвиденное. Лето выдалось засушливое, неурожайное. Не смогли собрать необходимого количества зерна. Плохо было и с кормами. Стало ясно, что рынок не будет обеспечен продуктами, а следовательно, окажется невозможным покрыть рост заработной платы товарами первой необходимости.

В июле-августе 1972 года при составлении плана на 1973 год мы едва свели концы с концами — один процент роста производительности труда к одному проценту роста заработной платы.

И с таким проектом я отправился в Совет Министров, втайне надеясь, что Алексей Николаевич поймёт нас.

Ознакомившись с проектом, он ровным голосом спросил, сдерживая досаду:

— Николай, что ты мне представил? Разве тебе не ясно, что при таком плане мы всё сожрём и у нас ничего не останется для расширенного воспроизводства?

Что было делать? Я пытался объяснить, что такое соотношение — результат неурожайного года, что, как известно, сельская продукция составляет в товарообороте 70-75 процентов.

На это Косыгин мне ответил:

— Знаешь, твои болячки — это и мои болячки, а мои болячки -твои болячки. Ты мой заместитель. Вот тебе семь дней, иди к себе, собери коллегию, вызови министров и скажи им, что такой план Правительство принять не может. Нужно изыскать возможности повышения производительности труда за счёт лучшей организации производства, внедрения новой техники и технологий, больше дать товаров широкого потребления.

Сбалансированность народнохозяйственного плана — главный вопрос для нашего комитета. Всё упиралось в отсутствие материальных ресурсов и средств, в несоответствие товарооборота и количества денег у населения. Мы ещё и ещё раз посмотрели и уточнили программу производства, резервы роста производительности в отраслевых и сводных отделах. И тут многое зависело от наших специалистов.

Вот, скажем, работала у нас начальником подотдела балансов Скородумова Мария Фроловна. Она знала и хозяйство, и запросы потребителей, где и на что можно рассчитывать. Для министерских работников она — непререкаемый авторитет. С ней не поспоришь. Или — Волосатое Николай Васильевич, начальник подотдела строительных материалов. Он прекрасно разбирался в состоянии дел на всех основных стройках страны, на память знал, где и что требуется.

И таких работников в Госплане было немало.

В результате коллективных усилий, горячих споров и столкновений с министерствами и ведомствами мы всё-таки добились нужного соотношения производительности труда и заработной платы (1 к 0,8 процента), которое обеспечивало возможность расширенного воспроизводства. Трудились неделю без отдыха и доработанный проект представили в Правительство.

Отвечая на дотошные вопросы Косыгина, я рассказывал, как и за счёт чего мы обеспечили темпы роста промышленности, опережающие рост заработной платы.

— Ну, вот видите, Анатолий Георгиевич, — обратился Косыгин к своему помощнику Карпову, — а вы говорите, что в Госплане нет думающих людей. — На бесстрастном лице Алексея Николаевича не было и тени улыбки, лишь в голосе послышались нотки одобрения, когда он проговорил с задумчивой улыбкой:

— Ну что, Николай, стоило поработать, посоветоваться с людьми. Получился неплохой документ.

А через два дня Брежнев пригласил Косыгина, Подгорного и меня к себе на дачу в охотничье хозяйство в Завидово для обсуждения этого плана.

Обсуждение заняло два дня, и мы ночевали на даче. Надо отметить, что у Леонида Ильича не хватало терпения детально разбираться в проекте плана, и он порой принимал непродуманные решения, не увязывая их с возможностями государства, интересами тех или иных отраслей. Не любил он также слушать, когда я подробно, в цифрах и процентах развёртывал картину плана. Это его буквально удручало, он сидел со скучающим лицом, тяжело опустив руки на колени, всем видом показывая, что зря у него отнимают время на какие-то частности. И в этот раз он остановил меня, сказав:

— Николай, ну тебя к черту! Ты забил нам голову своими цифрами. Я уже ничего не соображаю. Давай сделаем перерыв, поедем охотиться.

Надо сказать, охота — великая страсть нашего генсека. Когда дело касалось охоты, Леонид Ильич преображался и из солидного человека превращался в энергичного «молодца» с ярко посверкивающими глазами.

И теперь, сказав об охоте, он тотчас забыл о всех делах. Быстро собрались. Я и Брежнев оказались в лодках с егерями, и мы поплыли охотиться на уток. Косыгин с Подгорным углубились в лес, предупредив, что пойдут на лося. Через несколько часов они вернулись ни с чем.

Во время обеда Брежнев и я рассказывали о том, сколько каждый из нас подбил уток. У Брежнева было больше птичьих трофеев, как у заядлого и опытного охотника. Он за столом весело поглядывал на меня как на побеждённого и был в благодушном настроении.

После обеда мы продолжили работу уже в другом режиме. Повеселевший Леонид Ильич слушал мои выкладки в цифрах и даже порой согласно кивал головой. На следующий день мы свою работу закончили.

Через несколько дней на заседании Политбюро ЦК Брежнев заявил:

— Я два дня слушал Байбакова, а теперь спать не могу.

И всё-таки представленный нами проект Брежнев поддержал.

В ходе реализации плана девятой пятилетки возникли непредвиденные трудности, сказались недостатки, прежде всего в строительстве и сельском хозяйстве, что отразилось на общем росте национального дохода. Мы систематически контролировали выполнение плана, но должных мер к устранению выявленных недостатков не принималось. А обстановка с каждым годом усложнялась. С министерствами у нас то и дело возникали конфликты. Плановые задания по вводу производственных мощностей выполнялись плохо. Только оттого, что мы недополучили сельскохозяйственной продукции в неурожайные годы, существенно снизились против плана производство товаров народного потребления и розничный товарооборот, уменьшился общий рост национального дохода. Надо было срочно обсудить создавшееся положение с высшим руководством государства.

Зная, как непросто выходить с подобными вопросами «наверх», мы старались отразить в своих документах только главное.

Выступая на заседании Политбюро, посвящённом подготовке плана на следующий год, я отмечал, что производственный потенциал ряда ведущих промышленных отраслей оказался намного ниже, чем намечалось в планах, и это отрицательно скажется на развитии экономики в последующие годы. Я говорил также о том, что возможные трудности в исполнении плана связаны во многом и с безответственностью ряда министров и руководителей ведомств, что пятилетка, судя по всему, будет провалена и в значительной мере по качеству.

В свою очередь и Госплан был подвергнут жёсткой критике за допущенные диспропорции в развитии экономики, за недостаточный контроль выполнения планов, за недочёты в балансовой работе.

На заседании Политбюро разговор шёл в основном о состоянии дел в капитальном строительстве и использовании действующих производственных мощностей. Указывались такие крупные недостатки, как распыление средств по многочисленным объектам, нарушение сроков строительства и превышение сметной стоимости. Также отмечалось, что большое количество металла, леса, цемента, предназначенных для централизованного строительства важнейших объектов, часто разбазаривается и раздаётся без толку.

Леонид Ильич выглядел расстроенным — он не любил слушать любые неприятные вещи, и сейчас, хмуро напустив густые брови на глаза, недовольно поглядывал в мою сторону: почему я излишне драматизирую положение, почему говорю одни неприятности.

Возвращаясь из Кремля, я вспоминал заседания у Сталина, где я бывал как нарком. Там остро ставились вопросы, члены Политбюро смело высказывали своё мнение, определялись сроки реализации решений, назначались лица, ответственные за их выполнение. И мы знали, что если есть указание Сталина, для нас оно — неукоснительный закон. Умри, но всё выполни. А выполнил — оценят, поощрят, поставят в пример. Так почему же теперь кое-как выполняются постановления правительства? Откуда такая безответственность? У тех же капиталистов на производстве жёсткая, безоговорочная дисциплина. И ответственность — прежде всего — материальная.

На следующий день состоялось расширенное заседание коллегии Госплана с участием Косыгина, а также руководителей Госснаба, Комитета по науке и технике и Госстроя.

Открыв заседание, я коротко изложил основные, принципиальные положения, высказанные мною на Политбюро. Затем выступил Косыгин и подчеркнул, что составление плана развития народного хозяйства такой огромной страны — дело очень ответственное, и от того, как он составлен, как предусмотрено в нём использование материальных, трудовых и финансовых ресурсов, зависит повышение уровня жизни народа. Было отмечено, что работа Госплана — трудная, более того, это, пожалуй, одна из крупнейших и важнейших сфер в хозяйственном управлении. Госплан СССР — генеральный штаб страны в области экономики, поэтому спрос с него особый, — значимо подчеркнул Алексей Николаевич.

Потом он перешёл к задачам Госплана, главной из которых назвал необходимость поставить на службу народному хозяйству все имеющиеся резервы, максимально использовать различные ресурсы, научно-производственный потенциал. Поэтому надо совершенствовать стиль работы Госплана, и в первую очередь — её научный уровень. Косыгин перечислил случаи, когда отделы нашего Комитета не знали, каким путём идти, замыкались в ведомственных интересах, в то время как его работники должны исходить исключительно из общегосударственных интересов. И потому необходимо резко повысить роль и ответственность начальников отделов Госплана, отказаться от ведомственного подхода в работе над планами, укрепить плановую дисциплину. Министерства, по мнению Косыгина, не всегда могут правильно сориентироваться в определении пропорций развития хозяйства, поэтому важнейшая задача Госплана и особенно сводных отделов — требовать от всех остальных отделов обеспечения правильных решений.

Вспоминая сейчас эту речь, думаю, как же глубоко и чётко были в ней сформулированы главные направления улучшения плановой работы. И госплановцы стремились по-деловому, вдумчиво и быстро выполнять выдвинутые требования.

В девятой пятилетке интенсивно осваивались восточные районы страны, развивались такие крупные хозяйственные комплексы, как Западно-Сибирский, Саянский. Началось освоение Дальнего Востока, строительство БАМа. В сельском хозяйстве создавались условия для развития комплексной механизации земледелия и животноводства, а также химизации сельского хозяйства, мелиорации земель...

Важнейшим фактором роста общественного производства в новой пятилетке стало повышение его эффективности. Но, увы, задания пятилетнего плана по росту производительности труда были недовыполнены. А это означало, что плохо внедрялись новая техника и технологии, прогрессивная организация труда.

К сожалению, так и не удалось достичь соответствия между доходами населения, рост которых был близок к плановым показателям, и предложением товаров в связи с большим недовыполнением плана по розничному товарообороту. Платёжеспособность населения превысила объём товарных и платных услуг.

К концу пятилетки положение в экономике существенно осложнилось, более всего в сельском хозяйстве из-за трёхлетней засухи (1972, 1974, 1975 годы).

Учитывая складывающуюся обстановку, нарастание отрицательных процессов, Госплан подготовил специальный доклад, где давался объективный анализ состояния экономики, перспективы её развития, а также были сформулированы и обоснованы принципиальные положения. Отмечалось, что страна стала жить не по средствам — тратили больше, чем производили. Шло неуклонное нарастание зависимости от импорта многих товаров, в том числе и стратегических. Доклад был направлен в ЦК КПСС 30 марта 1975 года.

К сожалению, поставленные нами серьёзные вопросы не получили никакого практического отклика у властей, а реализация ряда неотложных мер по устранению недостатков в экономике захлебнулась. Более того, на заседании Политбюро 2 апреля 1975 года Брежнев вдруг встал и заявил:

— Товарищи, вот Госплан представил нам материал. В нём содержится очень мрачный взгляд на положение дел. А мы столько с вами работали. Ведь это наша лучшая пятилетка.

После этой полускрытой похвалы самому себе он чуть не прослезился, расчувствовался и сел. Его тут же начали дружно успокаивать, говорили: «Действительно перегнули», «Да чего там! Пятилетка вон как идёт!». Кириленко, Подгорный и остальные поглядывали неодобрительно в мою сторону. На этом обсуждение было закончено. Фраза «лучшая пятилетка» стала крылатой. Печать, радио объявили её всей стране! А если «лучшая», то нет недостатков и говорить о них незачем.

А ведь, если бы тогда руководство государства серьёзно отнеслось к обозначенным нами проблемам и приняло своевременные меры, можно было бы помешать развитию многих негативных тенденций и последующих провалов в экономике.

Девятая пятилетка, как известно, началась нелегко. Тщательно проанализировав сложившуюся ситуацию, работники Госплана СССР пришли к неутешительному выводу, что некоторые задания пятилетки нельзя выполнить, так как важнейшие предприятия не обеспечены средствами. Экономическая несбалансированность, нарушившая нормальный процесс общественного воспроизводства, явилась результатом затратного принципа хозяйствования. Так, долговременное вложение больших ресурсов в сельское хозяйство не дало должных результатов. Другая проблема — в строительстве, где денежные средства поглощались, а ввод новых мощностей задерживался; к тому же неудержимо росла сметная стоимость объектов. Так, по расчётам, сооружение автомобильного гиганта на Волге должно было стоить 5 миллиардов рублей, а реально истратили 6 миллиардов.

Невыполнение планов ввода в действие производственных мощностей отразилось на развитии базовых отраслей и более всего тяжёлой промышленности, на объёмах производства угля, чёрных металлов, химической продукции.

Ограниченность ресурсов для нужд народного хозяйства в немалой степени была связана с капитальными расходами на оборону. Нужно было ликвидировать паритет США по ядерным вооружениям, что требовало колоссальных затрат.

Всё это привело к тому, что расходы государственного бюджета превысили его доходы. «Страна стала жить не по средствам» — так определили в Госплане данную ситуацию.

Появились и другие тревожные симптомы: резко ухудшилась продукция пищевой промышленности. При тех же материальных ресурсах пищевики из прежнего количества мяса производили больше колбасы, увеличив в ней содержание крахмала. Впервые ухудшение качества продуктов питания обнаружилось ещё при Хрущёве, но тогда такие случаи были нечасты, теперь же это стало своего рода эпидемией.

Сдвиги в ассортименте всё чаще стали проявляться на тех предприятиях лёгкой и пищевой промышленности, которым дали право самостоятельно планировать свою работу и вести хозрасчет. Часть прибыли увеличивалась не за счёт роста эффективности производства и ресурсосбережения, а, как выяснилось, путём скрытого повышения цен на выпускаемые товары. Этот так называемый «ассортиментный хор» не учитывался в индексах ЦСУ СССР и осуществлялся ведомственным путём в обход Госплана.

Доложил мне об этом явлении начальник сводного отдела В.П. Воробьёв. По его поручению данной проблемой занималась Галушкина Нина Андреевна. Когда-то она работала на производстве, затем в министерстве, была знакома с крупнейшими учеными в области пищевой индустрии. Нина Андреевна поехала на места, побывала в различных научно-исследовательских институтах, на заводах и фабриках и на основе собранного уникального материала сделала подробнейший анализ. Её расчёты показали, что примерно половина средств от товарооборота достигалась за счёт ухудшения качества и скрытого повышения цен.

— Государство очутилось в опасном положении, — говорил тогда Воробьёв, — выход напрашивается такой: за счёт прироста сырья надо выпускать новую более качественную продукцию и постепенно вытеснить продукцию, не удовлетворяющую запросы потребителей.

Долго и подробно мы обсуждали с Воробьиным этот вопрос, пока не пришли к заключению, что руководство страны должно знать о сложившемся положении.

— Подготовьте обстоятельный доклад! — попросил я Воробьёв. Пока готовился доклад, я ушёл в отпуск. Отдыхал в доме отдыха «Сосны», под Москвой. Руководить Госпланом остался мой первый заместитель Виктор Дмитриевич Лебедев, высокообразованный инженер-экономист. Накануне ухода в отпуск я обсудил с ближайшими сотрудниками результаты анализа ситуации и дал указание В.Д. Лебедеву представить в Правительство подготовленные Госпланом предложения по развитию экономики.

На закрытое заседание Президиума Совета Министров кроме Лебедева вызвали начальника сводного отдела Воробьёв. Позвонили в «Сосны» и сказали, чтобы я тоже прибыл.

Когда Лебедев вышел на трибуну и начал зачитывать свой доклад, в котором давалась нелицеприятная оценка характера развития народного хозяйства в девятой пятилетке, Косыгин стал нервничать.

— Почему мы должны слушать Лебедева? — недовольно хмурясь, непривычно резким тоном спросил он. — Ведь Байбаков не видел этот документ.

Я возразил, что видел этот документ и много раз, к тому же, обсуждал его.

— Но ты же не подписал его? — Всё ещё не желая верить тяжёлому смыслу доклада, как бы с надеждой обратился Косыгин ко мне.

— Я в отпуске, но с содержанием доклада согласен.

— Мы вообще не знаем, кто его составил, — заявил Косыгин. Впервые я видел, как Косыгин пытается увернуться от неприятной правды, которую невесть как и почему родило само время. На это Лебедев ответил:

— Вот Воробьёв здесь, он и готовил доклад.

Уловив, что Косыгин настроен критически, один из замов Председателя Совмина возмущённо, подыгрывая косыгинскому настроению, заявил:

— Откуда Воробьёв знает это? Откуда у него такая информация? Он начальник отдела и не может располагать подобной информацией.

Стало тихо-тихо. Эти слова ошеломили своей грубой высокомерностью. И тогда взорвался Воробьёв:

— Вы могли меня упрекнуть в том, что я не знаю или чего не следует мне знать. Но в том, что я знаю и что обязан знать, вы упрекать меня не можете.

Как видим, доклад вызвал резкую негативную реакцию среди зампредов и членов Президиума Совмина. Л.В. Смирнов, М.А. Лесечко, И.Т. Новиков один за другим стали выступать, пытаясь представить, что они в данных вопросах более компетентны, нежели работники Госплана. Посыпались реплики: «Почему мы должны «раскачивать» пятилетку?», «Ещё впереди половина пятилетки, и мы успеем всё поправить», «Госплан смотрит на это явление односторонне и мрачно», «Не надо коней менять на переправе!» (Эта последняя фраза как палочка-выручалочка сколько раз будет использоваться ещё!). Нечто от страусовой стратегии — спрятать голову под крыло, и всё исчезнет само собой! — было в этих выкриках и упрёках.

Да, досталось нам тогда от дружных зампредов! Нас критиковали за недостатки в планировании, и прежде всего в области инвестиционной политики, в неумении сбалансировать планы.

Косыгин почти не слушал, что говорили его заместители, он тщательно просматривал экземпляр доклада. По всему было видно: неприятно ему читать информацию о негативных процессах в лёгкой и пищевой промышленности.

Нелегко было докладывать обо всём этом Лебедеву, хотя он был твёрд в доказательствах и читал доклад ровным голосом. Косыгин, вздохнув, отодвинул от себя печатный экземпляр и резким тоном запретил Лебедеву продолжать доклад. Виктор Дмитриевич осёкся, побледнел, сошёл с трибуны и, усаживаясь на место рядом со мной, сокрушённо шепнул:

— Не оправдал я вашего доверия, Николай Константинович!

Всё было скомкано. Заседание закончилось, к нам подошёл министр финансов В.Ф. Гарбузов и печально произнёс:

— Алексей Николаевич очень переживает из-за этого доклада.

— Кто-то должен докладывать правительству о реальном положении дел в стране, — возразил я, — и таким органом призван быть Госплан.

Интересна и показательна судьба этого документа. Доклад был размножен и роздан всем заместителям Косыгина, а затем, буквально на следующий день, экземпляры были у них изъяты и уничтожены. Никаких решений по докладу не принималось.

В аппарате ЦК КПСС, куда также был направлен один экземпляр, доклад успели прочитать только несколько человек. К.У. Черненко, тогда заведующий секретариатом ЦК, потребовал, чтобы я забрал этот документ обратно.

— Но как я могу забрать то, что адресовано руководству? — возразил я.

Тем не менее доклад руководству партии показан не был. Видимо, где-то в архиве этот документ ещё лежит. Думаю, он представляет интерес и ныне, когда предприятия стали самостоятельными и никому не подотчётны, а приватизированные и вовсе управляются по воле новых хозяев. Можно с уверенностью сказать, что сделанный тогда Госпланом СССР анализ развития народного хозяйства в целом оказался верным.

Сейчас, через многие годы, вспоминая эту вполне понятную реакцию и Косыгина, и его помощников, и работников аппарата ЦК, я думаю, что здесь не было никакой злой воли с их стороны; просто правда оказалась для них неожиданной и неприемлемой, так как противоречила всем их представлениям о социалистической экономике, которая не может «болеть» и не соответствовать привычным представлениям. Мы, госплановцы, оказались в роли плохих «вестников», а таких, как правило, отождествляют с их вестями.

Непринятие вовремя действенных мер привело к дальнейшему развитию отрицательных процессов. Производственники, воспользовавшись отсутствием санкций за нарушение стандартов, снижали качество продукции, увеличивая её количество. Словом, «гнали» численные показатели. К тому, что разрешало правительство «в разумных пределах», приложили руку и «теневики».

При расширенном производстве и слабом контроле нарушалась сортность продукции, и это стало базой для многочисленных хищений.

Прибыль же предприятий создавала видимость благополучия. Темпы производства не снижались — следовательно, рост заработной платы оправдывался, повышалась в денежном выражении и производительность труда. Деньги на счётах предприятий накапливались, но не имели ресурсного обеспечения.

Как же решался тогда этот кризис?

Оттого, что из-за засухи объем сельскохозяйственного производства в пятилетке снизился на 12 миллиардов рублей, мы стали закупать зерно, мясо и другое продовольствие за границей. Значительно увеличился импорт готовых товаров из стран — членов СЭВ, конечно же, за счёт снижения импорта новой техники и ряда видов дефицитной продукции. Правда, нас выручал экспорт нефти и газа, цены на которые в то время значительно возросли.

Поскольку в строгую схему финансирования мы уже не укладывались, пришлось прибегнуть к новым, «нетрадиционным» способам: вклады населения в сберегательных кассах, средства со счётов предприятий частично направлялись на безотлагательные расходы. Что касается вкладов населения, то в бюджет включался только их ожидаемый прирост. Основную массу накопленных сбережений трогать было запрещено.

Принимались и другие меры. В частности, приоритетной сферой бюджетного финансирования признано было сельское хозяйство. Согласно пятилетней программе на развитие Нечерноземья (сельского хозяйства и смежных с ним отраслей) было израсходовано более 7 миллиардов рублей, что в 3 раза превышало вложения в прошлой пятилетке. Сельское хозяйство получило более 770 тысяч тракторов, 176 тысяч комбайнов, более 480 тысяч грузовиков, 47 миллионов тонн минеральных удобрений. Введено в действие 608 тысяч гектаров орошаемых и 2,1 миллиона гектаров осушенных земель...

Многое было сделано для того, чтобы улучшить социальный и культурный быт сельских тружеников, — построены жилые дома для них общей площадью 655 миллионов квадратных метров, детские ясли на 381 тысячу мест и школы на 781 тысячу мест. Построены 72 тысячи километров новых дорог с твёрдым покрытием.

Острой проблемой десятой пятилетки стало вынужденное, значительное снижение роста капиталовложений. На коллегии Госплана нередко шли споры, — руководители отраслевых отделов жаловались на нехватку лимитов, а сотрудники сводного — капитальных вложений; мой же заместитель по капитальному строительству В.Я. Исаев обосновал невозможность увеличения капиталовложений и советовал лучше использовать выделяемые средства.

Отстающей отраслью стала тогда и чёрная металлургия из-за существенных недостатков в коксохимической и железорудной индустрии. Нарушился технологический процесс работы коксовых батарей и доменных печей, увеличились их простои. В итоге снижалась выплавка чугуна, стали, уменьшился выпуск готового проката.

Госпланом принимались меры (и соответственно готовились проекты решений Совмина) по оказанию неотложной помощи чёрной металлургии. Но, увы, они не дали нужных результатов из-за плохого выполнения планов строительными организациями. Госплану пришлось думать об увеличении импорта проката чёрных металлов, чтобы тем самым улучшить торговый и платёжный баланс всего хозяйства.

В таком же сложном положении оказалась и угольная промышленность: общая добыча угля снизилась главным образом из-за падения добычи в Донбассе.

Трудности с топливом влияли на все отрасли, а недостаток металла вызвал перебои в развитии машиностроения.

На производство товаров широкого потребления более всего оказывало воздействие критическое положение в сельском хозяйстве, где продукция за пятилетку возросла всего лишь на 9 процентов против 14-17 по плану.

Ухудшились показатели фондоотдачи. Не достигли мы и заметного повышения качества продукции. Хотя ухудшение дел в промышленности и сельском хозяйстве объяснялось объективными причинами — консерватизмом и инертностью на уровнях хозяйственного управления, но именно тогда обозначились тенденции к упадку в экономике при странной инертности и нежелании видеть и исправлять недостатки в высшем руководстве партии и государства. Вместе с тем и сам Госплан должен был решительно изживать узковедомственный подход к проверке выполнения планов, укреплять плановую дисциплину. Большой вред нанесло и то, что дисциплина эта снижалась из-за вошедшей в обычай системы корректировок годовых планов.

В былые годы планы корректировались только в крайних случаях. Положение резко изменилось в период десятой и одиннадцатой пятилеток, когда многочисленные поправки и дополнения превратились в опасную болезнь планирования.

Руководители ряда министерств начинали с просьб о пересмотре утверждённых плановых заданий уже с начала года, а потом так и шло из квартала в квартал. Но наибольший размах подобные «кампании» приобретали в конце года, в октябре-ноябре и продолжались до самого конца декабря. А некоторые министерства умудрялись настаивать на корректировках плана даже в начале января, тем самым требуя для себя фактических «приписок». Эта порочная практика, санкционированная чаще всего «сверху», приводила к резкому ослаблению ответственности за выполнение плановых заданий. У некоторых руководителей сложилось убеждение, что главным местом борьбы за выполнение плана является проспект Маркса — Кремль, а не их отрасли и предприятия. Мне в такой «сезон» приходилось выдерживать «осаду» чиновников всех рангов, включая верховное государственное и партийное руководство страны, не говоря уже о руководителях отдельных республик и областей.

По моей просьбе в эту практику вмешался Центральный Комитет партии, в результате чего отдельные объективно необходимые поправки в план вносились лишь с разрешения Совмина СССР. Госплан стал более нетерпимо относиться к произвольным корректировкам плана и чаще всего отвергать их. Постепенно напор «декабристов», как мы в насмешку называли борцов и ходатаев, стал ослабевать.

Несмотря на сложные условия развития экономики в десятой пятилетке, руководство государства ориентировало Госплан на максимально возможное выполнение годовых плановых заданий по повышению уровня жизни народа. Плановые показатели роста доходов населения, розничного товарооборота, а также выплат из общественных фондов потребления в основном выполнялись.

И все же темп роста народного благосостояния значительно снизился по сравнению с предыдущим пятилетием. На развитии социально-культурной сферы отрицательно сказалось снижение капитальных вложений. Не был выполнен и скорректированный план по вводу жилья, детских больниц, служб быта и культуры.

https://sovross.ru/articles/2314/58261