Этот день ничем не отличался от рядовых парижских будней. В штаб-квартиру французского отделения фирмы "Polydor" ворвался странный, очень возбужденный субъект. Он требовал свидания с Милен Фармер.
  - Мсье, Милен Фармер не собиралась сегодня быть в нашем офисе...
  - Мсье, мы не можем вам ничем помочь...
  - Мсье, мы не знаем, почему она не ответила на ваши письма...
  - Да, да, мсье, я верю, что вы любите ее...
  - О, мсье, не надо...
  Раздался выстрел. Мозги секретарши разлетелись по всей приемной. Когда на безумца надевали наручники, он цитировал строки из песни Фармер: "Жизнь - затянувшаяся трагедия, единственный герой которой - могильный червь".

  Милен узнала обо всем от газетчиков, но она была не готова отвечать на их вопросы и захлопнула дверь прямо перед их носом. Журналисты недоумевали: неужели певица не понимает, что вся эта жуткая история - отличная реклама для нее? Почему она вообще так редко общается с прессой? Никто, конечно, не просит ее выворачивать душу наизнанку, однако рассказать хоть немного о своей личной жизни звезде никогда не помешает...

  Но разве поведаешь посторонним, с чего все началось. .. Она и сама не предполагала, как перевернется ее жизнь буквально за один вечер. Как давно это было...

  Вечеринка не сулила ничего, кроме скуки. Впрочем, скука преследовала Милен давно. Так тоскливо на душе бывает, только когда тебе двадцать три, а окружающие в один голос умиляются: мадемуазель, у вас все впереди! А что именно впереди, никто не говорит. Хотя, конечно, известно, что они имеют в виду... В этой стране у всех на уме одна любовь. Уж на что на что, а на эту самую любовь Милен нагляделась достаточно, пока работала помощницей гинеколога, - одной из главных ее обязанностей было пополнять запасы бумажных носовых платков для рыдающих клиенток. Однако эти же дамочки быстро забывали о своих слезах. Милен убедилась в этом, устроившись продавщицей в обувной магазин. Так же самозабвенно, как вчера еще рыдали на приеме у доктора, они тратили деньги на высокие каблуки - ради все той же любви. Потом Милен пригласили поработать моделью, и знакомые опять-таки подмигивали - впереди, мол, сплошной лямур! Господи, какая тоска!

  "Милен, познакомься, это Лоран Бутонна, он снимает кино. - Хозяин вечеринки настойчиво теребил Милен за плечо. - А еще он песенку написал и сейчас ищет девчонку, которая могла бы сыграть в его клипе. Ему нужен твой тип. Ну, в общем, не от мира сего..." Милен хмуро взглянула на стоящего рядом парня - по сравнению с ней, тоненькой и маленькой, Лоран казался настоящим великаном - и пробурчала: "Я не умею петь". "И не надо, я тебя научу", - пожал плечами Бутонна. С вечеринки они ушли вместе.

  Его музыка Милен понравилась. К тому же Лоран предложил ей единственно верный, на его взгляд, рецепт от скуки. "Творчество" - это слово Лоран повторял поминутно. Сам он творил всегда, а потому никогда не скучал. В десять лет снял свой первый фильм "Бэмби", в семнадцать - второй, который был явно смелее первого: "Балладу о плодовитой" показывали на сеансах, куда "дети до восемнадцати лет не допускались", так что официально Лоран даже не мог присутствовать на собственной премьере. Как он всех тогда шокировал! Сейчас, правда, у него нет возможности снимать кино, зато он начал писать музыку. Так что, если Милен согласится творить вместе с ним, они пощекочут нервы всем этим обывателям!

  Сначала Милен поняла только одно - она встретила человека, которому настолько интересно жить, что его напора, пожалуй, хватит и на нее. Прошло совсем немного времени, и вот она уже всерьез переживает: не дай Бог разочаровать Лорана - вдруг окажется, что она действительно не умеет петь? Но она запела.

  Лилейный голосок, спутанные каштановые локоны, чувственный рот и бесстыжие глаза, которые вот-вот заплачут. Милен пропела на всю страну странную считалочку "Мама не права" - не то о детском непослушании, не то о неразделенной любви. Франция 80-х откликнулась на появление новой певицы с невиданным восторгом. Благополучные отцы семейств, втайне помешанные на лолитах, впивались глазами в экраны. Но собственная мать на "вызов" дочери не ответила - в семье не было принято раскрывать душу. В каждом интервью Фармер, улыбаясь, повторяла: "Увы, понятия не имею, что думают родители о моих песнях. Но когда-нибудь я все же у них спрошу".

  Скрывать меланхолию Милен научилась с детства. Хотя бы потому, что знала - людям нравятся те, кто весел, жизнерадостен, энергичен. А если вас гложет .тоска, если вы не улыбаетесь, значит, с вами что-то не так.... Теперь она, не таясь, рассказывала Лорану: "Знаешь, я очень люблю грустить, даже когда это становится мучительно. Я люблю свои слезы. Поверь, грусть - такое же богатое чувство, как и радость".

  Когда Милен впервые перед ним разделась, взгляд Бутонна выражал не столько восхищение любовника, сколько вожделение художника, заполучившего для своих полотен идеальную модель. Лоран уже представлял, как на съемочной площадке горячий свет софитов будет ласкать ее обнаженное тело. Нагая, она была совершенна в образе обреченной, разочарованной и распутной: слишком хрупкая, чтобы будить вожделение, слишком порочная, чтобы быть святой. По настоянию Бутонна Милен перекрасила волосы в рыжий, как у матери, цвет: бледный ангельский лик в обрамлении бесовского пламени. Вылитая Маргарита: дайте ей помело - и она полетит. Если, конечно, этого захочет Лоран...

  Он настаивал, чтобы Милен не бросала писать стихи. Сочиненные ею строки он считал своими - перебродив, как молодое вино, они превращались в его песни. Милен пела их, будто перебирала четки, - призрачным, потусторонним голосом. "Я шлюха, я распутница, я такая хрупкая, держите меня за руку..." - звучал странный, напевный речитатив.

  Так она пела о любви и ненависти, о Боге и дьяволе, о наслаждении и тоске: отрешенно, будто повествуя об уже пережитом. А Лоран снимал это на пленку.

  Милен рассказывала ему, как любит Канаду, где провела детство, пока отец строил плотину на Мичиганских озерах. Как, вернувшись в Париж, она возненавидела французскую горячность в противовес северной холодности, как, глядя на теплое синее море, тосковала по заиндевевшим просторам. И Лоран сочинил для Милен "Тристану" - страшную сказку про заснеженную Россию: в теплых глазах Милен поселились острые снежинки, ее волосы заискрились инеем. "Я хочу свою зиму... Я так одинока" - слова звучали и обжигали, как лед.

  Она поведала ему, как совсем еще девчонкой уже панически боялась старости. Бутонна из ее страхов "соткал" для Милен образ старухи, и ее лицо, изрытое глубокими морщинами, исказилось от ужаса перед собственным отражением. В довершение кошмара старушечье лицо Милен облепила паутина: Лоран знал, что ее тошнило от пауков.

  С первым клипом Милен сразу же вошла в хит-парады. "Всегда найдутся люди, которые чувствуют себя в этом мире по-настоящему неуютно. Вот для таких я и пою", - растерянно объясняет она. Проходит еще пара лет, и Фармер поет: "Позвольте мне быть собой". И пресса откликается галантным поклоном: "Первой певице Франции позволяется все!" Бутонна между тем остается в тени, широкой публике он неизвестен. Впрочем, ему достаточно сознавать, что Милен, которую теперь называют французской Мадонной, - его творение.

  Каждый ее день проходит под пристальным взглядом Лорана. От него не скрыть ни одной мысли. Порой даже кажется, что он знает ее новые стихи раньше, чем она их напишет. День полностью принадлежит работе, о песнях они говорят постоянно: утром за завтраком, в машине, когда мчатся на съемку, у обочины, пока их штрафуют за превышение скорости. А ночью... секс провоцирует мысли и образы, которые тоже могут пригодиться, - этот изгиб ее тела и лихорадочный блеск глаз, этот стон Лоран обязательно вставит потом в новый клип. Секс может оказаться неудачным, новая песня - никогда!

  Всю энергию и сексуальность Милен без остатка отдает публике, а не возлюбленному. Но Бутонна это вполне устраивает - ведь она отдает себя по его воле.

  Их союзу уже пять лет, они любят друг друга. Но Милен начинает уставать. Не от работы даже, а от навязанного ей образа: Бутонна держит ее в мрачных поэтических настроениях, как в черном теле. Когда они познакомились, Милен переживала юношескую депрессию, и меланхолия была ей к лицу. Но как теперь объяснить Лорану, что мир его песен нравится ей все меньше?! Неужели он не видит, что обреченный взгляд загнанной девчонки исчез, ведь Лоран сам взрастил в ней женщину, желающую просто жить и быть счастливой. Но любую попытку Милен измениться Лоран воспримет как измену. Журналистам она привычно признается в любви к их общим романтическим кумирам - Эдгару По и Шарлю Бодлеру. А Лоран улыбается - насмешливо и зло. Ведь он знает, что в отличие от него Милен заглядывает в эти мрачные книги все реже и реже...

  "Ты хочешь чего-то нового? Так сделай шоу, дорогая!" - предложил он в один прекрасный день. Милен в панике. До сих пор она появлялась перед зрителями только на экране. Она боится сцены, хоть и училась в театральной школе и даже сыграла несколько ролей. Милен заранее содрогается от свиста, которым наверняка наградит ее публика. И кто ее защитит - ведь Бутонна не сможет вырезать неудавшийся жест и переписать сорвавшийся голос... Милен опять чувствует себя маленькой девочкой, отданной на растерзание злому насмешливому миру. Вцепившись в Лорана мертвой хваткой и не дыша, она стоит в полутьме кулис, прислушиваясь к залу: Франция ждет первое шоу Милен Фармер, аншлаг... Страшно! Бутонна невозмутим, он-то знает, что надо делать. И, схватив Милен в охапку, вышвыривает ее на сцену...

  За семь дней шоу посмотрело 75 тысяч человек - небывалый успех для первого концерта. Но каждый раз уходя со сцены, Милен чувствовала полнейшее опустошение. Серебряный, золотой, бриллиантовый диски - награды за черное отчаяние, в которое она вновь начинает погружаться. А Лоран по-прежнему считает, что душевная боль - гарантия вдохновения. Оно пригодится Милен в ближайшее время. Пришла пора снимать большое кино...

  Как он мечтал делать кино! Собственно, только ради кино он взялся за клипы и только ради клипов заинтересовался Милен.

  Подготовка к съемкам "Джорджино" тянулась четыре года. Четыре года бесед о фильме только друг с другом и иногда с узким кругом избранных - Лоран очень суеверен, он считает, что посторонние могут помешать воплощению его мечты. На церемонии в Монте-Карло, где Милен вручают "World Music Award", Лоран только и делает, что шарит глазами по залу - ему нужен актер на главную мужскую роль.

  Актер нашелся в Америке. Джефф Дальгрен - тоже музыкант. По сценарию его герой влюблялся в героиню Милен. По ходу съемок Милен влюбилась в Джеффа. Их тайный роман развивался стремительно, но Лоран привычно видел в глазах Милен лишь собственное отражение и не желал замечать ни испуганной бледности ее лица, ни припухших от долгих поцелуев губ. "Мадам, - обращался он к гримерше, - сделайте что-нибудь с лицом мадемуазель Фармер, у нее слишком вульгарный грим..."

  Большой фильм требует большой рекламы, и Милен вынуждена давать бесконечные интервью.
  - Вам нравилось сниматься?
  - О да... Особенно когда Лоран заставлял меня в облегающем платье бегать по глубокому снегу в двадцатиградусный мороз.
  - Насколько важен для вас этот фильм?
  - Я получила то, что хотела, - сыграла в кино...

  На выяснение отношений с неверной женой у Лорана не хватало ни времени, ни страсти. Страсть... К моменту премьеры "Джорджино" они были вместе уже десять лет. Мистик Лоран Бутонна опять пригласил публику в мир своих сумрачных фантазий... Но, увы, магия печали, на которую всей душой откликались слушатели Милен Фармер, почему-то оставила равнодушными и зрителей, и критиков. Кассовые сборы "Джорджино" оказались ничтожными. Джефф Дальгрен, не став звездой Франции, уехал домой, в Штаты.

  Лоран и Милен сидели в гостиной и "праздновали" полный провал "Джорджино". Милен отщипнула кусочек камамбера, вязкая масса склеила пальцы, она брезгливо взмахнула рукой и опрокинула бокал. Собственная неуклюжесть привела ее в ярость, а Лоран даже бровью не повел. Он, как всегда, не желал замечать ее настроений. Милен в фантазиях Бутонна представала в образе вавилонской блудницы, а никак не капризной жены. Вино еще растекалось по скатерти, а Милен уже мчалась по шоссе куда глаза глядят.

  Через несколько дней она сбежала от Лорана и от их общей неудачи (он почему-то воспринял ее как победу) в Лос-Анджелес... В общем, к Джеффу, что уж тут скрывать! Ради любовника Милен, ненавидящая солнце, готова была покрыться веснушками С головы до пят. Подальше от мрачного, сырого Парижа, подальше от льнущей к сердцу музыки Лорана! Скрыться в толпе улыбчивых американцев, испытать их стандартное счастье, обеспеченное личным счетом в банке и психотерапевтом.

  Впрочем, деньги ее не волновали, а психоаналитиков, к которым ей не раз советовали обратиться, Милен просто ненавидела. Она и без них прекрасно знала, что все ее комплексы и страхи родом из детства. Лоран восторгался: "Когда я тебя увидел, сразу решил, что эту девочку в детстве не иначе как изнасиловал собственный отец..."

  Лоран, Лоран, Лоран! К черту Лорана! Почему она то и дело думает о нем, если рядом с ней Джефф? Милен села за столик в японском ресторанчике, заказала свое любимое суши и, вертя в руках костяные палочки, принялась внушать себе: "У меня новая жизнь, у меня новый возлюбленный, у меня будут новые песни... и вообще в моем ансамбле не хватает бас-гитары! То-то будет сюрприз для утонченного Бутонна!" - Милен засмеялась. В Штатах почему-то было особенно легко смеяться. Может, потому, что здесь ее никто не узнавал, а может, оттого, что рядом был Джефф, а не Бутонна.

  Она с головой ушла в работу над новым альбомом и в съемки новых клипов. В Европе даже не заметили, что рядом с ней теперь нет Лорана. Оказавшись на свободе, Милен с удовольствием принялась экспериментировать: ритмы а-ля хип-хоп и гитарные запилы Джеффа до неузнаваемости преобразили музыку Бутонна. А режиссер Маркус Ниспель, сделавший подряд несколько клипов, основательно преобразил и ее саму, превратив Милен в стандартную секс-диву, самодовольно позирующую перед камерой. Играть в его клипах было нечего, но она не только не огорчалась этому, а даже радовалась. Впервые в жизни работа не требовала от нее напряжения - просто милое, веселое развлечение. Объехав с Джеффом пол-Америки, Милен поразилась, как изменилось ее мироощущение - она по-прежнему писала свои любимые акварели, но все реже кисточка тянулась к бордовым, фиолетовым и черным тонам и все чаще - к желтому, голубому и изумрудному. Пришел день, и Милен Фармер заявила: "Я стала другой. Все потому, что в моей жизни появился человек, который за уши вытянул меня из темного подземелья на яркую поляну. И теперь я хочу дать зрителям как можно больше света!"

  Заняться светом и спецэффектами в ее новом шоу вызвался не кто иной, как Бутонна. Милен вернулась в Париж после двух лет отсутствия вместе с Джеффом Дальгреном. Ярлык "подкаблучника", которым пытались наградить Бутонна "доброжелатели", не задевал его нисколько: Лоран будто был уверен - Милен отбунтовала свое и скоро вернется. Готовя "Концерт в Берси", он доводил до изнеможения и саму певицу, и ее музыкантов.

  Милен стояла на сцене, залитая серебряным светом, и чувствовала, что больше не может петь. Звук собственного голоса мучил ее, вызывая надсадную боль. Она сделала паузу, прислушиваясь к вою гитарных струн, терзаемых Джеффом. В ту же секунду Бутонна за режиссерским пультом отдал очередной короткий приказ, и множество солнечных зайчиков, заметавшись по сцене, скользнули в глаза Ми-лен. Из ее глаз брызнули слезы, и свет сделал их хрустальными. Она плакала в тот день на сцене четыре раза, застенчиво шептала в микрофон извинения, а когда запела о двоих, знающих, что между ними встал третий, перестала сдерживать плач. Милен уже знала, от кого ей надо отказаться...

  Прошел год. Жизнь с Лораном вошла в привычную колею: съемки, гастроли, ночные споры о песнях... Последние репетиции нового шоу подходили к концу, и, стоя на сцене того же самого зала в Берси, Милен размышляла: ей выпало редкое женское счастье, первая любовь оказалась единственной и настоящей, их союз с Бутонна действительно можно назвать идеальным. Так что, может, пора подумать о ребенке, ведь ей уже тридцать шесть...

  А вечером Лоран посвятил ее в свои творческие планы.

  Он познакомился с молоденькой певицей, ее зовут Натали Кордона. Из нее, несомненно, выйдет толк... (Милен вздрогнула, заметив огонь, загоревшийся в глазах Бутонна.) Он намерен продюсировать ее альбом... (Милен забила дрожь, когда в голосе Лорана ей почудились давно забытые взволнованные нотки.) Конечно, Натали интересует его только как певица... (Милен знает - лучше, если бы он просто с нею спал.) Он чувствует, что сможет сделать из малышки звезду... (Милен хотелось кричать...)

  - Что за дурацкая ревность? Милен, не сходи с ума... Какого черта я должен выслушивать твои глупые обвинения?..

  Он ушел. Вернее, она в гневе захлопнула за ним дверь. И, прислонившись спиной к дверному косяку, стала медленно сползать на пол. Много лет она отдавала Лорану все свои мысли, чувства, сны, воспоминания... Он вычерпал ее душу до самого дна. И вот теперь осталась одна пустота. Милен замерла. Она почувствовала себя обмякшей тряпичной куклой, повисшей на руке любимого кукольника. Что ему стоит одним движением сбросить надоевшую куклу и отправиться в путь налегке?..