Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Чтоб вы так жили!

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 892 RSS
←   Ноябрь 2004   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.ermanok.net
Открыта: 28-05-2003

Автор
Яков

Статистика

892 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Чтоб вы так жили!


Информационный Канал Subscribe.Ru

Чтоб вы так жили!

Выпуск №86. 15 ноября 2004г.

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Здравствуйте!
Предлагаю принять участие в дискуссии по статье ученого, писателя, доктора физико- математических наук Станислава Фурты О чем пишет Вечный Русский?, опубликованной на сайте. О проблемах литературного Зарубежья дискуссируют автор и поэт Борис Кушнер.


Смотрите, кто пришел!
"Сиреневый лепет на фоне серого неба"

Посвящается И.

...Мутные электронные часы, вбитые над массивными, ведущими на перрон дверями, показывали 5.10 утра. До прибытия поезда оставалось десять минут, и я решил оглядеться вокруг.

В нос ударил резкий привычный запах зала ожидания; на грязных выщербленных скамейках полулежали, полусидели полулюди-полумифические существа, закутанные в ватные коконы одежды. Они сидели и молчали, и это странное молчание образовывало какие-то пустоты во времени; эта тишина убирала ориентацию в пространстве; казалось, что тишина закладывает, забивает уши, скрадывает движения, расслабляет, топит. И только цокающие шаги цветастого омоновца, изредка раздававшиеся в гулкой пустоте, заставляли скинуть внезапно наваливающуюся вялость и усилием воли обратить свой взор на электронный циферблат.
С высокого потолка стремительно падала вниз головой тусклая одинокая лампочка, раскидывая по сторонам противный цвет рыбьего жира.В небольшом зальчике, расположенном справа от зала ожидания, лихая буфетчица ловкими замедленными движениями наливала сок в пластмассовый стаканчик молодому человеку, сверкавшему своими двумя металлическими зубами. Одетый в кожаную куртку, он напоминал чекиста двадцатых годов, готовящегося к очередной облаве на мешочников и спекулянтов.
Впрочем, черт его знает, какое именно время царило в этом зале ожидания, пропитанным насквозь дурными запахами всех советских времен и народов - время остановилось здесь, задохлось, законсервировалось, заплыло пыльным жиром, законопатило щели и окна, и если бы не электронные часы, вбитые под самым потолком, можно было бы вполне ощутить себя в двадцатых годах и ждать, когда "комиссары в пыльных шлемах склонятся молча" над тобой, ожесточенно поигрывая вороненой сталью штыка.

- В пять дев-вят-тнадцать ждет-те-то? - запинаясь, торопливо спросил меня высокий человек с заполненными авоськами в руках.

Я кивнул.
Человек удовлетворенно улыбнулся, степенно вернулся на свою скамейку, аккуратно придерживая авоськи, и застыл как восковая кукла из музея ненормальной мадам Тюссо.
Толкнув массивные двери, я вышел на перрон.Мелкий дождь швырнул мне в лицо ворох серебряных брызг; вслед за мной вышла, защищаясь от мороси, молодая пара с ребенком.
Чуть поодаль, качаясь, как испорченные маятники, маячили еще несколько одиноких фигур.
Тоскливо завыл, завился длинной веревочкой приветный предупреждающий гудок, а затем, приближаясь, злобно засверкали волчьи глаза электровоза, тащившего за собой нескладный дребезжащий состав.
Заскрипели, заохали тормозные колодки, зашептали, заворчали вагонные рессоры; сонные проводники натужно заворочали дверьми, смачно предупреждая кого-то из своих пассажиров, что поезд стоит всего пять минут и следует поторапливаться. Признаться, я очень боялся, что не увижу ее, пропущу, но опасения мои были напрасны - на платформу спустилось всего лишь несколько человек.

Я увидел, как она вышла из последнего вагона с небольшой сумкой в руках, в изящном, но, как мне показалось, не по сезону легком длинном пальто. Мы не виделись с той нашей памятной встречи месяца три, и я с удивлением отметил ее новую прическу, изящные серебряные сережки, о которых она как-то рассказывала мне, что они достались ей от матери и что она одевает их очень и очень редко; как правило, только тогда, когда на душе царит восторг, а в глаза целует сладостное предчувствие любви.
И вдруг мне показалось, что я снимаюсь в каком-то мистически-предначертанном кино: смятенные краски ночи, серебристый дождь, старый вокзал с сиреневыми окнами, перистый перрон, по которому мужчина в образе м е н я направляется к женщине, грациозно ступившей на платформу.

Мужчина подошел к женщине, с удивлением отметил ее новую прическу, изящные серебряные сережки, взял у нее сумку. Все тот же мужчина пытливо посмотрел в глаза женщине, обнял ее и поцеловал, спросил, губами касаясь щеки:

- Тебе не холодно?
- Пойдем, пойдем, - едва отстранясь, ласково сказала она, - дождь идет, а ты без зонтика, промокнешь, пойдем, пойдем скорей, здесь так зябко, я опять хочу куда-нибудь в тепло.

"Как странно, - думал я, садясь в такси, - как странно, я все время почему-то вижу себя со стороны, будто это и не я еду в гостиницу, а кто-то вместо меня, и кто-то вместо меня обнимает эту женщину и говорит ей какие-то слова, и слова строятся в ряд, словно солдаты в серых шинелях, невыразительные, как сама жизнь..."

Такси помчалось пустынными, червлеными проспектами, не обращая внимания на растерянно мигавшие светофоры, и буквально через двадцать минут мы уже были в гостинице.
Зевающий от почтения швейцар распахнул входную дверь, и в прозрачной тишине серебристый лифт поглотил нас и поплыл восковой бусинкой вверх. Дежурная по этажу, оставив свой боевой пост, мирно посапывала на диване, укрывшись толстым пледом; хорошо, что отправляясь на вокзал, я предусмотрительно не сдал ей ключ от номера и таким образом лихо избежал ненужных вопросов.

- Боже мой, боже мой, - улыбнулась она, когда мы наконец очутились в нашем временном пристанище - если бы ты знал, как я хочу спать. Спать, спать, спать...

Я помог ей снять пальто, затем она сняла брюки, аккуратно повесила их на стул и осталась в одном свитере.

- Знаешь, я вообще люблю спать одна, а когда мне холодно, я вдобавок к тому же почему-то обожаю спать в свитере. Ты не возражаешь?

Она выключила свет, легла к стенке и свернулась калачиком, я примостился с краю, обнял ее. Высокие худые потолки гостиничного номера ушли куда-то ввысь, стены раздвинулись, играла для нас беззвучная музыка, выводила что-то нехитрое, французское, из "Шербургских зонтиков", басил аккордеон, пиликала скрипочка, легкой щеточкой касался медных тарелок ударник. И вставали волны стеной, и снова опадали, и снова шли, наполненные какой-то непонятной щемящей эротикой, если вообще возможно такое сочетание.

- Подожди, подожди, - ласково просила она, горячо и дремотно, - милый мой, родной, не гони лошадей, я хочу к тебе привыкнуть, подожди немного, увидишь еще, я сама начну к тебе приставать, ты еще устанешь от меня...

Так мы провели два часа в полусне-полудреме-полубреду, полуразговаривая-полушепча-полуобнимаясь.
А затем было утро, был день, исполненный суеты и всяких непонятных дел, которые мне нужно было исполнить по долгу служебной командировки.
Но она все время была рядом, и мы не отводили друг от друга глаз, не отнимали рук. И я отвечал невпопад разным служилым людям, и старался не вдаваться в особые дискуссии, не отвечать на назойливые вопросы. Нет-нет, я сам как назойливая муха кружился над часами, над временем, я торопил его, погонял, гнал прочь служебную суету.
И уже к вечеру, морозному и пронзительному, кто-то из городских чиновников, к которому я заскочил буквально на десять минут, всучил нам два билета на концерт.
Право, не хотел я идти на этот концерт, но она заулыбалась, захлопала в ладоши:

- Ну, конечно, пойдем, милый, ведь пойдем, правда?
Пел сладкоголосый кумир семидесятых.
Когда-то действительно он был кумиром и, казалось, практически не изменился с тех пор - тот же комсомольский задор, щеки до плеч, песни, состоящие из двух-трех аккордов, много шума, много ритма.
Я сидел, равнодушно посматривая на сцену, а она радовалась, как ребенок, и время от времени теребила меня за рукав.

- Ну улыбнись же, - говорила она, - ну похлопай, почему ты сидишь такой букой? Боже, да что с тобой?
Не знаю, но слушая этого жирного бастарда советской эстрады, я почему-то все больше и больше мрачнел. Конечно, когда- то его музыка заполняла дебильные танцплощадки, где выплескивалась сексуальная энергия прыщавой созревающей молодежи, и там музыка действовала, скорее, как виагра, она гнала кровь по молодым свежим телам, которым, собственно, было все равно, что звучит с эстрады - лишь бы сучить ногами по площадке и нехорошо и вожделенно думать о своей обаятельной партнерше. Потом исчезли танцплощадки, танцевали теперь все чаще по домам, и снова за неимением лучшего рвался из динамиков шепелявый голос, сообщающий о том, что у берез и сосен тихо распинают осень, и лето далеко, как байкало-амурская магистраль, и сердце волнуется при словах "Советский союз, любовь, комсомол и весна..."
Этот музыкант-прощелыга неплохо жил при всех властях, заколачивая свои прыщавые шлягеры в окаменевшее сознание среднего советского человека, да и теперь, когда Россию заполонили фекальные воды демократии, он каким-то образом умудрился выплыть и запеть голосом одинокого ковбоя. В интервью он, довольный собой, говорил журналисту, что любит коллекционировать пиджаки, установил у себя на даче джакузи и кормит с руки трех породистых собак, которых завел после развода с очередной женой.
В сущности говоря, он был по советским меркам неплохим парнем.
Но меня тошнило от его приторной музыки.
Она чувствовала это, и ей было неприятно это, как если бы я подчеркивал какое-то свое превоходство.

- Ты просидел весь концерт, как мраморное изваяние, - сказала она, - и даже ни разу не захлопал в ладоши.
- А я вообще на концертах практически никому не хлопаю, - отшутился я.
- Нет, - сказала она серьезно, - нет...
*****

Провинциальный гостиничный ресторан, обитый красным сукном, только добавил тоски. Скудное меню напоминало ограниченный список продуктов Робинзона Крузо, выброшенного на необитаемый остров, а оркестр, как назло, пиликал мелодии из репертуара того же краснощекого маэстро, который испортил мне настроение полчаса назад.
Впрочем, официанты были тихи и милы, с едой не задерживали; на кухне нашлась бутылка славного грузинского вина, и вечер, казалось, вновь пустился по приятной, обнадеживающей колее.
Когда мы пришли в номер, я сказал ей:

- Подожди, давай не будем пока включать свет. Иди ко мне.
- Я сержусь, - сказала она, пытаясь быть сердитой.
- Иди ко мне, - повторил я.


Она помедлила, а потом подошла поближе. Я притянул ее к себе, обнял и поцеловал: губы ее были сухи; казалось, они потрескивали в темноте, как валежник, брошенный в костер.
Поцелуй был невыразимо долгим, я чувствовал, как от выпитого вина и от ее близости у меня кружится голова; жар шел от ее томительного тела, и огненные змеи искушенья плыли перед глазами.
- Подожди, - шепнула она, - подожди.
- Я люблю тебя, - пробормотал я.
- Я не верю тебе, - ответила она и включила свет. Затем сняла с кровати покрывало и швырнула его на пол, потом попыталась поправить постель и обратила внимание на ускользавший из-под одеяла матрас:
- Знаешь, он какой- то неудобный, давай я его сниму и перенесу на диван...

И в тот момент, когда она собиралась это сделать, из-под матраса выпала какая-то бумажка; она нагнулась, подняла ее, и, честно говоря, я и сам оторопел: какой-то идиот, который, видимо, до меня жил в этом номере, не нашел ничего лучшего, как обертку от использованного презерватива спрятать под матрас.
Ее лицо окаменело, превратилось в зависшую маску; какое-то время она сидела и молчала, потом вдруг вскочила и, как бы не обращаясь ни к кому, заговорила стремительными и рваными, как рвущаяся кинолента, фразами:

- Это не сцена ревности, нет, милый, нет, это элементарное чувство брезгливости, я... понимаешь... Я... меня... просто... ну, как же тебе объяснить, Господи?! Мужчины... Боже, я давала себе слово не влюбляться никогда, я уже расплатилась однажды за это. Я, наверно, всю жизнь должна платить... Едешь и платишь... Знаешь, после того, как распалась семья и я осталась одна, вдруг совершенно случайно встретилась с мужчиной, с которым мы когда-то были знакомы. Обычное, приятное знакомство, не более того. Мы не виделись с ним два года, встретились случайно у меня на работе, и вдруг он начал буквально преследовать меня. И я... и я влюбилась в него. Сумасшествие какое-то, умопомрачение, от безысходности, что ли? Он хотел, чтобы я родила от него ребенка, и я в общем-то была не против, я любила его... глупо, да? Но однажды... Однажды он пришел ко мне с каким-то лекарствами, шприцами, бинтами. Он ведь был врачом, представителем гуманной профессии, гуманистом, он так любил меня.
- Что такое? - спросила я его, холодея, - что, что случилось, скажи?!
- Будем лечиться, - бодро сказал он мне, - ничего страшного не произошло. С кем не бывает?!
Самое страшное, что он предал меня, понимаешь? Он заразился не от жены, понимаешь, а от какой-то еще одной девки, которую он подцепил на вечеринке. Ему было наплевать на меня.
Ему важен был результат охоты, ловли птицы, зверя в силке. Он и загнал меня, как животное, и не дал возможности выскользнуть из капкана, уйти живой.
С тех пор я по возможности избегаю мужчин.
...Нет-нет, когда невтерпеж, когда требует природа, я иду на какой-то совершенно очумелый, нелепый флирт, завершающийся постелью, но наутро тотчас, как ненормальная, бегу к врачу проверяться. Я, может быть, и жила бы так дальше, спокойно, полагаясь на нашу отечественную медицину, если бы вдруг не появился ты. С тобой было так хорошо, ты ухаживал так красиво, так неназойливо, я стала оттаивать, и эти три месяца, что мы с тобой не виделись, скучала по тебе... и вот... бросила все и помчалась к тебе, хотя мне надо было ехать к матери, она болеет, и ее надо везти в больницу... но я так хотела видеть тебя... ты... ты... слышишь или нет?!
МАРК КОТЛЯРСКИЙ

Окончание в следующем выпуске


Мои истории за жизнь
"Обмен опытом"


- Здравствуйте, здравствуйте, уважаемая Клеопатра Степановна! Проходите, присаживайтесь. Сейчас я чаек заварю, посидим, поболтаем, - радостно встретила свою давнюю собеседницу заведующая музеем Валерия Ивановна. - Давненько вы к нам не заглядывали. А у нас тут столько новостей, столько новостей, - всплеснула она руками. - Прямо голова кругом идет.

Вот и славненько, что зашли, - продолжила Валерия Ивановна, наливая чай в чашки. – Угощайтесь, вот конфеты шоколадные «Нотр Дам де Пари», круасаны свеженькие – все прямо из Парижа. Да вы не стесняйтесь, голубушка, у нас этого добра хватает. Вот вам на память Эйфелеву башню шоколадную хочу подарить. Точная копия. Откуда, спрашиваете? Расскажу, расскажу, усаживайтесь поудобнее.

И Валерия Ивановна, подлив своей приятельнице свежего чая, устроилась напротив.

- Вот такая история, дорогая моя, - помолчав несколько секунд, видимо, собираясь с мыслями, начала она. – Помните, давеча рассказывала я про сторожа нашего, Николая Петровича. Помните, он еще «Давида» Зурабеллевского отремонтировал. Золотые руки. Правда, и горло тоже золотое, все никак не может избавиться от этой пагубной привычки. Но это уже в прошлом. А так – очень даже человек неплохой. Искусство обожает. Из-за этого я ему многое прощаю. Пошла даже на то, что разрешила ему, если уж не удается сдержать свои инстинкты, приходить ко мне в кабинет. Чайку попить, отдохнуть…

Валерия Ивановна несколько покраснела, искоса взглянув на подружку, не улыбается ли она иронически, думая про себя, мол, понимаем, понимаем, и, не заметив ничего подозрительного, продолжила:

- Так вот, все благодаря ему. Слух об уникальной скульптуре дошел до губернатора. Начали ему звонить всякие заморские друзья, что это ты, дорогой товарищ, у себя такие шедевры скрываешь. Хотим, мол, приехать, посмотреть, опыт ваш перенять, сувенирами обменяться. Губернатор сразу все отнекивался, мол, преувеличиваете - так, шедевр местного значения. Но когда позвонили из Парижа, с самого Лувра, понял, что на этом можно всю свою предвыборную программу построить. Дело-то к перевыборам шло, как раз кампания начиналась. А тут такой фарт. Это ж как можно электорату преподнести? Мол, переизберете меня, наш Задрюпинск с самим Парижем побратается.

Недолго думая, дает он команду своим подчиненным связаться с самим Жаком Шираком и пригласить его в гости, а заодно посмотреть нашу знаменитость. С Шираком что-то не получилось, у него другие планы были, но ответ из Парижа пришел. Пока, говорит, у нас такой возможности приехать к вам нет, но делегацию по обмену опытом мы подготовить можем. В самое ближайшее время. Только вы уж нас не подведите, покажите вашего знаменитого Додика Зурабеллевского, много мы о нем наслышаны. И чтоб обязательно его демонстрировал тот товарищ, который всем его показывает. Есть, пишут, у нас идея пригласить его в Лувр на симпозиум по теме «Искусство в современных условиях». Постмодерн – массам, так сказать.

Тут наши руководители и забегали. Начали готовиться, консультации разные проводить, советоваться. Зурабелли под это дело выпросил себе еще вагон краски, будто бы нужно все обновить. Сам, конечно, не столько обновлял картины, как дачу свою красил.

Но с ним проще. А как Николая Петровича уговорить? Он же человек непредсказуемый. У него только одно на уме – фиговый листок открутить и - вперед. После нескольких откруток его не только французы, его и мама родная не поймет и не узнает. У него же такой мордоперит после этого, что дети пугаются. Он же, как дыхнет, так на полу краска пузырями идет. Мы его к картинам ближе, чем на три метра, не подпускаем. Только Зурабелли его еще использует. Просит пополоскать рот и выплюнуть в краску. Говорит, такая краска 1000 лет простоит. Ну, не буду за столом об остальном рассказывать, хотя древние мастера специально даже в тюрьмы ходили за тем, что Зурабелли у Николая Петровича просит. Правда, заключенных тогда голубями кормили, уж больно после их мяса хорошие добавки для краски получались. Он, Зурабелли, говорит, что открыл секрет древних итальянских и французских мастеров и теперь войдет в историю со своими картинами. Пишет портрет губернатора.

Что вы думаете? Не прошло и двух недель, как в наш Задрюпинск приехала делегация. Из самого Парижа! От губернатора звонят - приехали, как только отобедают, сразу к вам. Готовьте Николая Петровича. Да болт ваш знаменитый не забудьте смазать, чтобы не скрипел. Смотрите, мол, не подведите перед гостями заморскими.

Чувствовала я, что добром это не кончится, как в воду глядела. Но и Николашу жалко. Уж больно по нраву ему пришлось болт Давыдкин показывать. Вижу, что человек аж лицом светлеет. Да и как не посветлеть, если после каждой открутки ему гонорар положен. Он же с утра с больной головой, ждет, не дождется, когда она болеть перестанет. И сразу, как ему полегчает, начинает песни всякие петь, настроение у него поднимается. И мне веселее, на все это глядя.

Петровича найти не проблема. Он в это время как раз у меня в кабинете отдыхает. Но дело-то утром. Как его разбудить, если еще ни одной открутки не было? И вспомнила я про то, что рассказывал он, будто работал раньше сантехником. Ну, думаю, закричу, что авария, по старой памяти, может быть, и проснется. Они ж там только, если авария, просыпаются. Иначе им опохмелиться наутро не дают, так и мучаются, бедные. Но работа - прежде всего.

Прибежала я в кабинет. Голубок мой на диванчике примостился, спит себе сладким сном, а я ему как закричу: «Экскурсовод Похмелкин! У Давидки болт отвалился!!!». Это я так придумала, чтобы он проснулся. На самое дорогое решила надавить.

Не прогадала. Вскочил он, и в карман, за ключом гаечным. А я ему так ласково и говорю:

- Коля, - говорю, - ты уж прости, что потревожила, беда у нас. Делегация приезжает из Парижа. Хотят, чтобы ты им показал своего Давидку по полной программе. И экскурсию провел по музею. Надо, Коля, надо. Только на тебя вся надежда. Губернатор лично контролирует.

А Коля мой только глазами хлопает. Дошло до него, наконец. Как я, говорит, с таким мордоперитом им на глаза попадусь. Они ж без противогаза перемрут, как мухи после дихлофоса.

А я говорю, ничего, мол, сейчас тебя в порядок приведем с помощью подручных средств. Будешь, как покойник после морга. И зеркало ему в руки.

С зеркалом я, конечно, поспешила. Мне бы сначала его физию утюжком прогладить, да полотенцем наканифолить. Не учла, что он себя в зеркало только через пустую бутылку видит. А тут без бутылки, не успел еще. И так испугался, что зеркало уронил и креститься стал. Ах ты, господи! Еле его успокоила.

В порядок кое-как я его привела. Да тут он засомневался, как это он будет экскурсию водить. Ну, Давидке фиговый листок открутит, болт покажет. А остальное? Там же все эти рубенсы-шмубенсы по всем стенкам висят, где их всех упомнишь?

Да я его и с этим успокоила. Не волнуйся, говорю, Николай Петрович. Где ты там Рубенсов видел? Там же Зурабелли их всех так поразукрасил, что никакого труда тебе не составит рассказать о том, что на этих картинах изображено.

В общем, уговорила. Кофием угостила. Кремом лицо смазала, «Шанель №5» побрызгала (французы ведь, родной запах!), да вместо дирола еще и прополоскать рот им заставила. Не дай бог, дыхнет. Стал он у меня, как огурчик, хоть в гроб клади. Лицо гладкое, без единой морщинки, недаром столько крема наложила. И еще сверху попудрила, чтобы не растаял. И коротенькую лекцию прочитала о тех картинах, мимо которых проходить придется. Мол, ты что видишь, о том и говори. А переводчица, которая с ними приедет, пусть переводит.

Тут и делегация приехала. Вышли мы с ним, поздоровались, они там что-то на своем залопотали, захлопали, переводчица перевела, что рады видеть знаменитого экскурсовода. А Петрович дыхнул в сторону шанелью и так, не стесняясь, подходит к ним и говорит:

- Что, буржуи, уставились? Экскурсоводов усталых не видели? Так я вам сейчас покажу!

И рукой взмахнул. Все сразу поняли, что их на экскурсию приглашают. И быстренько так пошли. Рожи серьезные, как будто на свои похороны пришли, а там уже занято.

В первом зале у нас, в основном, старая итальянская школа. Боттичелли. Французы как увидели боттичеллевские «Три Грации» в драпировке Зурабелли - глаза отвести не могут. Он же их, по приказу губернатора, приодел немного. В спецовки рабочие и сапоги кирзовые. И сверху еще жилетку такую желтую с надписью – «Спецдорстрой». Другого-то реквизита не было, чтобы посмотреть.

А Петрович прокашлялся и говорит:

- Дорогие соотечественники знаменитого Коньяка Наполеоныча. Начинаем экскурсию. Перед вами картина моего друга Зурабелли под названием «После смены». На ней изображены простые русские бабы, уложившие, наконец, пятую машину асфальта и от радости приплясывающие на нем в предвкушении заслуженного отдыха. Посмотрите, как грациозны их ножки, обутые в тяжелые кирзовые сапоги, с каким изяществом они подняли руки, освободившиеся только что от совковых лопат, какой радостью светятся глаза на перекошенном от тяжелой работы лице. Кажется, что сейчас они полетят. Или упадут. Видите, в их поднятых вверх руках – книги. Это учебники. Что хотел сказать художник этой картиной? Что вот, друзья мои, чем вам придется заниматься, если будете плохо учиться в школе. Кстати, кто хорошо учился, тех тоже касается. Очень многих.

- Я смотрю, - продолжила Валерия Ивановна, - переводчица что-то им квакает, а они довольно кивают, внимательно слушают. А Коля мой дальше их ведет, к картине Рембранта «Даная». Правда, наш Зурабелли над ней хорошо поработал. Лежит она под капельницей и как будто кого-то зовет, руку так приподняла.

Окончание в следующем выпуске


Здоровья и благополучия!
Ваш Ермак

Моя почта


Интересные ссылки

1.ZipSites.ru
Архивы сайтов на любой вкус.
Вы много времени проводите в Интернете, когда вам нужно найти ответ на интересующий вас вопрос? Зачем? За вас уже все сделали. Заходите, и все найдется.

2.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

3.Мастера и шедевры.
Интересные рассказы о выдающихся художниках - от Древнего Египта до наших дней. Об их жизни и творчестве, о картинах и тех, кто на них изображен.
По книге И. Долгополова "Мастера и шедевры".
Для истинных любителей искусства.


Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

Рассылки Subscribe.Ru
Чтоб вы так жили!
Архив рассылки "Чтоб вы так жили!"

http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/		 Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.joke.takzhili1951		 Отписаться
В избранное