Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Чтоб вы так жили!

  Все выпуски  

Чтоб вы так жили!


Информационный Канал Subscribe.Ru

Чтоб вы так жили!

Выпуск №68. 12 июля 2004г.

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


Здравствуйте!
Времени в связи с работой стало гораздо меньше. Приходится иногда ездить в командировки. Этот выпуск отправил вам робот. Если вы его читаете - значит, все в порядке.


Все бы вам знать!
"Писательская кухня"

Сидоркин разговаривал во сне. Конечно, не так, чтоб все слышали. Слышать его можно было только там, во сне, а за пределами сна ничего не было слышно. Иногда умные вещи говорил Сидоркин во сие и, проснувшись, удивлялся: неужели это он сказал?
Иногда говорил глупости и тоже удивлялся: неужели это он сказал! Понятно, в собственном сне никто за тебя не скажет, так что за все мудрости и глупости сам отвечай.
Однажды во сне Сидоркин сочинил такие стихи:

"Иных уж нет, а те далече..." -
Сказал, цыпленка слопав, кречет.

Кречет был похож на пародиста У.: сам слопал и сам же грустит по этому поводу. Но Сидоркина смущало, что первая строка была пушкинской, хотя во сне казалась своей. Правда, самого главного - кречета, грустящего о съеденном цыпленке,- у Пушкина не было, так что главное сказал все-таки не Пушкин. Не желая впадать в плагиат, Сидоркин попытался сослаться на автора первой строки: "Сказал, цыпленка слопав, кречет словами Пушкина". Но получалось неясно; то ли он сказал словами Пушкина, то ли слопал словами Пушкина. А разве можно слопать словами? Наверно, можно слопать и словами, но, конечно, не пушкинскими.
Чтобы больше успеть в этой жизни, Сидоркин ложился спать пораньше, а вставал попозже. Его писательская кухня легко совмещалась со спальной, и на вопрос, когда он работает, Сидоркин с полным основанием отвечал:
- По ночам.
Ф.Кривин "Простые рассказы"
1982


Смотрите, кто пришел!
"Прощальные гудки над Графской пристанью"

Я рассматриваю фотографию: у окна с котом Бубулем - Ирина Кнорринг. Красивая женщина, придерживая пушистого зверька, с печалью в глазах, всматривается вдаль - там за стеклом - Монпарнас! Оттуда, поздно ночью возвращается её талантливый супруг Юрий Софиев, слегка пьяненький, поддерживаемый очередной красоткой. Горе и слёзы Ирины Кнорринг выливаются в стихи:

Снова - ночь. И лето снова
(Сколько грустных лет!)
Я в прокуренной столовой
Потушила свет.

Папироса. Пламя спички.
Мрак и тишина.
И покорно, по привычке
Встала у окна.

Сколько здесь минут усталых
Молча протекло!
Сколько боли отражало
Тёмное стекло.

Сколько слов и строчек чётких
И ночей без сна
Отражалось у решётки
Этого окна.

В отдаленье -
Гул Парижа
(По ночам - слышней!)
Я ведь только мир и вижу,
Что в моём окне.

Вижу улицу ночную,
Скучные дома,
Жизнь бесцветную,
Пустую,
Как и я сама.

И когда тоски суровой
Мне не превозмочь,
Я люблю окно в столовой,
Тишину и ночь.

Прислонясь к оконной раме
В темноте ночной,
Бестолковыми стихами
Говорю с тобой.

И всегда тепло и просто
Отвечают мне
Наши камни, наши звёзды
И цветы в окне.

Предоставлю слово снова сыну Юрия Софиева и Ирине Кнорринг:
"Мать, конечно, знала, что отец ей изменяет. На этой почве у них часто возникали скандалы, доходящие иногда до разрыва... Мне кажется, что и отец очень любил мать. У меня на всю жизнь осталось в памяти, как спустя несколько дней после её смерти, уже после суеты похорон, мы с отцом сидели в той же самой столовой, и он, всегда очень сдержанный, как-то даже по-печёрински ироничный, вдруг зарыдал как ребёнок, с надрывом, не стесняясь меня. Это единственный раз в жизни, когда я видел отца плачущим. И тогда, да и впоследствии, в мои зрелые годы, он несколько раз повторял, что моя мать была единственной женщиной, которую он по-настоящему любил... И стихи отца - памяти матери - написанные вскоре после её смерти в 1943 году:.."

Ничего не вернёшь, ничего не поправишь,
Ничего не расскажешь и не объяснишь
Ни к чему болтовня о " сиянье и славе"
Даже не вовсе не где-то там ... вовсе не спишь.

Без следа. Без надежды на отклик и встречу.
Только книги и вещи живое хранят.
Эта рана - её никогда не залечишь -
Беззащитная голая совесть моя.

И над жизнью твоей - так нелепо истлевшей,
И над жизнью моей, уж не нашей весной,
Веет ветер, с далёких морей залетевший,
Плющ зелёный и розы на глине осевшей
Крест дубовый, сколоченный верной рукой.

Поражаюсь сходству наших судеб. Не таланту, - талант всегда индивидуален! - а именно сходству наших житейских дорог, совпадающих один к одному.

Владимиру Смоленскому повезло больше чем Лидии Девель-Алексеевой, больше чем Ирине Кнорринг - его книги появились на свет и сразу же были отмечены! Первая книга стихов "Закат", которая появилась в 1931 году , сразу же привлекла внимание двух великих - Ивана Бунина и Владимира Ходасевича, - а они были придирчивыми критиками, ревностно относящиеся к печатному слову.
Владимир Смоленский скончался в 1961 году. Его книги ещё не появились на крымском горизонте, и, в ожидании их, приведу ещё одно стихотворение, чтобы знали, какого поэта нам ещё предстоит открыть:

Осталось немного - мириады в прозрачной пустыне,
Далёкие звёзды и несколько тоненьких книг,
Осталась мечта, что тоской называется ныне,
Остался до смерти короткий и призрачный миг.
Но всё-таки что-то осталось от жизни безумной,
От дней и ночей, от бессониц, от яви и снов,
Есть Бог надо мной, справедливый, печальный, разумный
И Агнец заколот для трапезы блудных сынов.
Из нашей мансарды, из лютого холода ночи,
Из боли и холода, страха, позора и зла
Приду я на пир и увижу отцовские очи
И где-нибудь сяду у самого края стола.

Рыдающая муза сопровождала поэтов всю их жизнь, мечта о возращении не покидала до конца дней своих. И Лидия Девель-Алексеева, и Ирина Кнорринг, и Владимир Смоленский возвратятся - возвратились! - своими книгами не сегодня, так завтра. Но их нога, - в прямом значении этого слова! - больше не ступит на севастопольскую землю...

И ещё один поэт исчез, - боюсь, что навсегда! - с поэтического горизонта. В последний раз его, - Николая Агнивцева, - видели на громокипящей Графской пристани в двадцатом расстрельном году. Худющий, как Кащей Бессмертный, с всклокоченными , давно не мытыми волосищами, казалось, уже немного тронутый от всего увиденного и услышанного, он потрясал двурогим посохом, - очевидцы рассказывали: по посоху шли серебряные монограммы, подарки его друзей-поэтов и многочисленных поклонников и поклонниц его таланта, - и выкрикивал-выплакивал свои душераздирающие стихи о вздыбленной раскровавленной России:

Церкви - на стойла, иконы - на щепки!
Пробил последний, двенадцатый час!
Святый Боже, Святый Крепкий,
Святый Бессмертный, помилуй нас!..

Но милости не ожидалось ни от кого: ни от красных, ни от белых, кровью сочились буквы на полуоборванном плакате, доносился до паникующих граждан призыв генерала-вешателя Якова Александровича Слащёва-Крымского:

"Тыловая сволочь! Распаковывайте ваши чемоданы. На этот раз я опять отстоял для вас Перекоп!" Ничего он не отстоял...

Больше всех повезло в эмигрантской литературе Гайто (Георгию Ивановичу) Газданову. Его романы "Вечер у Клэр", "Призрак Александра Вольфа", "Возвращение Будды", "Пробуждение", "Эвелина и её друзья" и многие, многие другие уже нашли своего читателя в бывшем Советском Союзе.
Гайто Газданову ещё не было шестнадцати, когда он примкнул к белому движению. В 1919 он вступил в Добровольческую армию. Об этом он пишет в своей автобиографической повести:

"Мысль о том, проиграют или выиграют войну добровольцы, меня не очень интересовала. Я хотел знать, что такое война, это было всё тем же стремлением к новому и неизвестному. Я поступил в белую армию потому, что находился на её территории, потому, что так было принято; и, если бы в те времена Кисловодск был занят красными войсками, я поступил бы, наверное, в красную армию".

Что возьмёшь с романтичного юноши, начавшего писать стихи и рассказы в восемь лет и хотевшего познать жизнь во всей её полноте!..
Военные дороги привели Гайто Газданова в Севастополь, оттуда он, всё в том же ноябре 1920-го , с врангелевскими солдатами покинул город. Но за несколько месяцев, что он пробыл в морском городе, он успел полюбить его и оставил нам картину белогвадейского Севастополя, картину, написанную рукой зрелого писателя:
Михаил Лезинский.


Истории за жизнь
"Один день из жизни комбайнера".


По рассказу Алекса Экслера
Один день из жизни Алекса Экслера

Я, конечно, не психоаналитик. Но люблю поразмышлять о бренности существования и о том, почему в жизни все получается так, а не иначе. А так как экспериментировать лучше на чужих ошибках, то и размышления мои и не мои вовсе, а кого-нибудь из тех, про размышления кого я недавно прочитал. Вернее, размышления-то мои, но не у меня. Или не обо мне. Вернее, обо мне, но не со мной. Или со мной, но не про меня. Надеюсь, это понятно? Вот так и размышляю.

А еще я люблю читать рассказы Алекса Экслера. Много чего там написано, о чем поразмышлять можно. Не первый уже рассказ читаю и в каждом нахожу что-то такое, что и со мной могло случиться. Но иногда не случается, потому что он больше меня рассказов написал. А еще потому, что я его рассказы читаю, а он мои – нет. А зря. Многое могло бы не случиться, если бы Алекс их хотя бы одним глазком посмотрел. Я же все-таки постарше. Да насильно мил не будешь.

Вот, только что прочитал его рассказ. Я, конечно, понимаю, на что Алекс с таким названием намекает, но добавил бы в него еще слово «кошмарный». И тогда бы не только Иван Денисович вспоминался, но и некий товарищ с улицы Вязов. И все было бы понятно. Получился бы рассказ про Ивана Денисовича Крюгера. А то как-то немного непонятно, почему Алекс Экслер пишет рассказ про Лешу Экслера. Однофамилец, что ли?

Поразмышляли – и хватит. Пора к делу переходить. А дел тут наворочено – размышляй только успевай.

Вот, пишет Алекс, что язык обжег горячим кофе в 10 часов утра. Так ясно -ы почему. Во-первых, в 10 часов нормальные люди уже часа два, а то и больше, за станком или в поле работают, а не кофе пьют. Где это вы видели, чтобы токарь или комбайнер кофе пил на рабочем месте? Вот и не обжигаются, как некоторые. Тем более, что своей привычке, как Алекс, они не изменяют. Ну, не пьешь ты кофе, а только холодные алкогольные напитки – так и пей! Как они. Ими язык не ошпаришь. Нельзя же, в конце концов, над собой так издеваться.

И вообще, что это за слова такие о нечистом? Нельзя их вспоминать, тут же прибегут и напакостят. Вот комбайнеры, как я, они же так не разговаривают. Они больше женщин вспоминают, маму. О приятном, так сказать, говорят. Разве к таким интеллектуалам черти прибегут? Они же боятся, что с ними то же сделают, что и с мамой. А тут? Конечно, сразу что-нибудь еще случится. Сам же сказал.

Как в воду глядел. Алекс компьютер собирал и пепси-колу в него пролил. Целый стакан. Кошмар. А ты бутылки пустые собирай. И не пепси-колу пей. Тогда не прольешь. Потому что жить хочется. Потому что, если прольешь хоть капельку, то уже не узнаешь, что с тобой на следующий день будет. Комбайнеры не дадут вспомнить. Или токари.

Ну вот, еще и кот пострадал. А у нас на работе котов нет. Потому что там одни крысы только и остались. Коты при их виде разбежались за два квартала. А крыса в гальванике сдохла, так диспетчер ее начальнику в кабинет принес. Не читает Алекс мои рассказы, ну что тут поделаешь. А бедный кот страдает.

Вот, теперь у Алекса с машиной проблемы. С ГАИ неоднократно. Столько денег угрохал. Сколько это можно было на них кофе выпить. А у меня машины нет. А на кой ляд мне машина, когда я на комбайне езжу. И не за кофе. Потому что деньги на ГАИ не тратил. Какое там ГАИ в деревне. Свое. Они тоже кофе не пьют.

И мыть трактор не надо. Никакой тебе рыбоохраны. Ну, свалился после того, что не кофе, с моста в речку. И трактор помыл и самому в баню идти не надо. Треснул с досады по колесу – отвалилось. Я ж его не ногой, как Алекс пылесос, а ломом. Хороший такой лом, крепкий. Не треснул.

В 17 часов приехал на работу. Очень осторожно спустился с комбайна. Жить-то хочется, а в руках - авоська с тем, что не кофе. А в бытовке ребята-комбайнеры в домино режутся. Не все, правда. Кое-кто и в карты, в дурака. Тебя, говорят, только за пепси-колой посылать. Им же не расскажешь, как я свою «Ниву» (как у Алекса!) мыл, да колесо менял. Не поймут.

В 1.00 я осторожно вполз на крыльцо и без шума (а что там шуметь, забор еще с прошлого раза поваленный) стал стучать в дверь. Мурзик-то мой крепко спит. Хорошо, соседи проснулись, помогли домой попасть. Это я к ним, оказывается, стучал. Я-то и думаю, чего это забор не поваленный? Был.

Попытался лечь спать, немного поиграл с Мурзиком, так эта баба ощутимо подрала мне… Какая, видите ли, злопамятная. Забора ей жалко. А мужа не жалко. Целый день вкалывал, как проклятый, света божьего не видел, одни неприятности, а она еще по самому уязвимому бьет. Не по голове, конечно.

А завтра – опять на работу. Уборочная у нас. В смысле, бутылки нужно убрать. Тут уж не до кофе с пепси-колой, сами понимаете.


Здоровья и благополучия!
Ваш Ермак

Моя почта


Интересные ссылки

1.ZipSites.ru
Архивы сайтов на любой вкус.
Вы много времени проводите в Интернете, когда вам нужно найти ответ на интересующий вас вопрос? Зачем? За вас уже все сделали. Заходите, и все найдется.

2.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

3.Мастера и шедевры.
Интересные рассказы о выдающихся художниках - от Древнего Египта до наших дней. Об их жизни и творчестве, о картинах и тех, кто на них изображен.
По книге И. Долгополова "Мастера и шедевры".
Для истинных любителей искусства.



Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

Рассылки Subscribe.Ru
Чтоб вы так жили!
Архив рассылки "Чтоб вы так жили!"


http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Адрес подписки
Отписаться

В избранное