Однажды,
просматривая свою библиотеку, я взял в руки один из трех томов книги
И. Долгополова "Мастера и шедевры", год издания 1986. Подарил мне ее
кто-то из друзей. За хлопотами повседневной жизни о существовании ее
позабыли и она простояла на полке 15 лет. Чтобы вот так, совершенно
неожиданно, вновь напомнить о себе. Я взял ее в руки, полистал и уже
не смог оторваться, забросив на несколько дней самые неотложные
дела. Книга редкая и думаю, что немногие держали ее в руках.
Наберись терпения, читатель. Рассказы достаточные по объему, а возможности человеческие ограничены. Рассказов немало - более ста. Так что чтение их растянется для нас с тобой на длительное время. Но какое чтение...
Рассказ
25. "Макс Швабинский" (продолжение).
...Березы провожали нас в путь. Солнце садилось. Длинные золотые лучи зажгли розовым светом стволы деревьев. Тени окутали лес. На одной из берез черная табличка.
Надпись «Дорога Макса Швабинского».
И снова Прага... Злата уличка в Градчанах. Я брожу по щербатой древней мостовой и ловлю себя на мысли, что это все мне ... снится.
Что сейчас кто-то закроет занавес и зажжет свет в большом зале, и все исчезнет. И эти яркие домики, такие резные и затейливые, и игрушечные палисадники с настоящими подсолнухами, и эти ажурные ограды, решетки и фонари.
Все детское, затаенное, что было запрятано во мне глубоко-глубоко, все это вдруг пробило оболочку человека, много прожившего, и весь прагматизм немедля покинул мою душу.
Я вдруг вспомнил первую книжку сказок Андерсена, и все колдовство «Синей птицы», и драгоценные камни в простой избе Тильтиль и Митиль.
И все это случилось в то мгновение, когда я ступил на неровный булыжник Золотой улочки и прошел по ней. Всего сто шагов, не больше ...
Но эти шаги уводят нас на три столетия назад. По три года на каждый шаг. И когда мы подходим к последнему домику, покрашенному «польверонезе», то мы вдруг становимся старше на триста лет!
Но чудо заключается в том, что мы одновременно возвращаемся в детство и становимся вдруг молодыми, без помощи злого Мефистофеля... Золотая улочка вручает нам ключи от полузабытой юности.
Женщина разулась и, держа туфли-платформы, на цыпочках идет с подругой под руку. Может, она почувствовала себя девчонкой, маленькой и взбалмошной...
Бредет, бредет поток очарованных людей по этой улице старых мастеров, всего лишь одном из чудес Златой Праги...
Вдруг куранты пробили пять раз, и я вмиг вспомнил: пора ехать к Сюзанне Швабинской.
*****
...Маленький домик на багряной от опавших листьев улице. Калитка недовольно проскрипела. Второй этаж. Узкая лестница. Нас встречает стройная женщина - Сюзанна!
Тесная прихожая. Небольшая комната. Стены увешаны картинами. По потолку бродят солнечные зайчики, пробившиеся сквозь листву деревьев.
- Чьи это картины? - спрашиваю я, несколько оторопев от этой встречи.
Сюзанна не удивлена столь странному началу беседы.
- Это картины моего отца Рудольфа Вериха. Первого отца.
Небольшие, талантливо написанные полотна напомнили мне живопись Воллара, Боннара. Я говорю об этом.
- Ведь мой отец был художником и очень любил Воллара и французских импрессионистов.
Мне не терпится узнать подробности создания полотна «Мастерская», и я спрашиваю Сюзанну об этом.
Сюзанна внимательно посмотрела на меня, и тихо сказала:
- Я отлично помню, хотя мне было немного лет, - тут она улыбнулась, - как писал «Ателье» Швабинский. Тогда мастерская находилась напротив Пороховой башни, и я часто подбегала к окну любоваться на эту чудесную архитектуру, хотя это мешало ему писать.
Швабинский очень долго готовился к созданию этой картины. Но саму ее он написал быстро. Почти в месяц. Так мне рассказывала мама...
Он был очень строг к себе, - продолжала Сюзанна. - Живопись, живопись и еще раз живопись. В этом была вся его жизнь.
Труд...
Ритмичный, строго по задуманному плану. Это очень важно, потому что богема и всяческое безделье были чужды мастеру.
Он не любил пустословия и долгие застольные беседы в ресторанах, на которые уходило драгоценное время.
Прохладный синий свет осеннего вечера пробился сквозь золотые шторы листвы и разлился по комнате. Вмиг куда-то далеко исчез шум города.
- Никогда мне не забыть, - сказала Сюзанна, - как порою долгими вечерами отец любил мне показывать одну книгу о русской живописи... Сейчас я найду ее.
... Хозяйка подошла к шкафу, подставила стул и высоко, на верхней полке нашла книгу...
«Александр Бенуа» - прочел я имя автора.
- Отец любил русских художников, любил русское искусство, и поэтому он горячо и с охотой рассказывал мне о Сурикове, Репине, Васнецове, Нестерове, Серове.
Сюзанна листала книгу. Репродукции «Стрельцов», «Запорожцев», «Богатырей»... В комнате было тихо, очень тихо. Лишь тиканье часов да шелест страниц нарушали покой.
- Швабинский любил Россию, любил глубоко, и я поняла это особенно ясно, когда побывала в Москве ...
Это был 1959 год.
В Музее имени Пушкина была развернута большая выставка его графики. Меня любезно пригласили на вернисаж.
Было очень торжественно.
Меня попросили сказать несколько слов. Я передала нашим советским друзьям большой привет от художника.
Я сказала, что Швабинский был очень огорчен, но состояние здоровья и возраст помешали ему приехать в Москву. Он просил меня сказать зрителям, что он очень счастлив: его искусство художника-реалиста пользуется уважением в новой России. Я рассказала, как мой отец любит русских мастеров.
Когда я кончила свою речь, раздались аплодисменты.
Надо ли вам говорить, что я пережила в те счастливые минуты?
Сюзанна машинально листала книгу Бенуа, по ее лицу блуждали тени тех далеких дней, она улыбалась.
- Я вернулась на родину и рассказала Швабинскому о большом успехе его выставки. Он был растроган и попросил передать в дар советским музеям десять больших эстампов.
Вечерело. Синие и голубые тона вечера победили золотые краски осеннего дня.
Удивительное состояние овладело мною. Я благодарил судьбу, которая позволила мне познакомиться с редким по чистоте и благородству души человеком, посвятившим свою жизнь Швабинскому.
- Швабинский был удивительно цельный человек, - проговорила Сюзанна. - Его жизнь, путь художника прозрачны, как кристалл. Художник-реалист. В 1898 году он поехал в Париж, в эту Мекку живописи. Художника интересовал Лувр. Он копировал старых мастеров. Его натуру никак не затронули изыски модернистов. Когда Макс вернулся на родину, он сразу начал писать свой программный холст, ставший ныне хрестоматийно известным, - «Бедный край».
Перед моими глазами встало это полотно, которое так поразило меня в Кромержиже.
Последний блик солнца вспыхнул в стекле шкафа с книгами. В комнате воцарился сумрак...
Она пригласила меня в другую комнату, и я увидел огромную книгу... Это был шедевр полиграфии, факсимильно воспроизводивший рисунки, оттиски офортов, литографий.
- Первый офорт, который вы видите в этой книге, сделан на родине Рембрандта, - сказала Сюзанна. - Ведь Рембрандт был самым любимым художником отца... Вы, наверное, заметили его огромное влияние на творчество Швабинского...
Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам.
Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем
быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время
пошло.
2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...
