Записки из пожелтевшей тетради.
Часть третья.


Подходил к концу 1993 год, а мы всё сидели без дела, и с завистью смотрели, как раз в две-три недели бойцы 191 МСП собирались на боевой выход к рубежам границы с Афганистаном. Сборы проходили на стадионе, куда съезжались БТР-ы и БМП, в которые грузили мешки с провиантом и амуницию. Тут же из вскрытых цинков бойцы брали горстями патроны и заряжали рожки для АК и ленты крупнокалиберных пулемётов. Затем колонна выстраивалась в ряд и, водрузив Российский флаг на головной машине, не спеша выезжала через ворота части. А через несколько дней возвращались те, кого сменили уехавшие бойцы. Техника была грязная, вся в пыли, а на броне сидели небритые с загорелыми лицами мужики, и устало смотрели на встречающих. Они молчали, молчали и встречающие, у которых был немой вопрос в глазах: на этот раз все вернулись, или нет? Но после того как колонна останавливалась, и старший офицер докладывал командиру полка что боевых потерь нет, все кидались обниматься с радостными возгласами.
Но вот скоро и в нашей монотонной жизни всё изменилось. Меня вызвал командир узла связи и сообщил, что наш экипаж завтра выступает в 05.00. утра для сопровождения через перевал в Пянджский погранотряд передвижной станции «Космос», которая сегодня прибыла к нам из Душанбе. Так что уже вечером мы погрузили в наш танк свои пожитки, матрацы с подушками и одеялами, и устроились на ночлег у себя в машине.
Утром мы выехали, взяв к себе на борт пассажира. Это был прапорщик, которому не хватило места в ведомой машине. На вид ему было 35-40 лет, он был не многословен, и очень задумчив. Впервые я видел такого прапора. Попав внутрь нашего ревущего танка, он с интересом рассматривал всё вокруг. Я предложил ему надеть шлемофон, и подключил его разъём к внутренней связи. Сел он впереди меня, сразу за местом механика-водителя. До сих пор помню его выражение лица, когда он общаясь со мной по внутренней связи, развернувшись ко мне в пол оборота, добавлял в конце разговора с улыбкой: "Да, командир!" Ох и не подозревал я тогда, что везу его за своей смертью...

* * *

Туман. Был очень сильный туман. В триплексы не было видно ни черта! Малой ехал на ощупь. После получаса такой езды, он крикнув в шлемофон, что ему всё пох, открыл люк и высунул голову навстречу ветру, туману и прочей неизвестности... Так ему было легче смотреть, а ехать с задраенным люком было и не удобно и стрёмно. Ведь он, рассуждал о смерти мехвода просто: она (ну эта смерть под бронёй) должна была настигнуть его первым! А почему? А потому что он ведь впереди, он мехвод, а эту банку и 7,62 в упор прошивает, а движок справа рядом... А как полыхнёт... А куда? А на верх! А там что? А там пуля... Вот такие мысли были в голове нашего мехвода.
- Остановка, Сокол 10, - услышал я в шлемофоне.
- Кто хочет отлить, в кусты слева от брони, прикрываем по очереди!
Я закурил местный «Кайхон» (сигареты "Космос"), дважды глубоко затянулся, и как будто выходя в последний раз из БМП, сказал сам себе: "Ну, с богом!"
Спрыгнув с борта прямо в туман, сразу же захотелось обратно под свою родную броню. Туман висел стеной, висел и шептал на ухо: "Что, страшно?" Но вот подул прохладный ветерок, срывая туман с кустов и деревьев вместе с его насмешливым шёпотом. И тут я, застёгивая ширинку и наблюдая за уплывающим туманом, вдруг обнаружил перед собой орудийный ствол. Он смотрел на меня, становясь всё отчётливей с каждым дуновением ветра. Скоро можно было уже рассмотреть и саму башню и искалеченные траки. Это был танк. Наш танк. Он лежал в кювете с раскрытыми как жабры люками и ржавчина постепенно съедала его обгоревший корпус.
- По машинам! - раздалось откуда то сзади.
Я прыгнул в башню и крикнул мехводу:
- Газу, Санёк!
Туман постепенно рассеивался, мы шли через перевал. Уже отчётливо были видны лежавшие в ущельях сгоревшие остовы автомобилей и военной техники.
Через час мы прибыли в местечко Пяндж, а точнее в Пянджский погранотряд. Проехали мимо плаца и свернули к стадиону. Остановились мы у развалин клуба, обугленные и разрушенные стены которого создавали впечатление, что мы в Сталинграде. За клубом проходили окопы, которые были прорыты по всему периметру соприкосновения погранотряда с этим "чудным" посёлком. За траншеями, через некоторое расстояние был высокий забор. А с противоположной стороны были тоже траншеи, потом шла контрольно-следовая полоса, за ней колючка, нейтралка и Афган. Вокруг стадиона тоже были вырыты окопы и подходили они к пятиэтажкам, в которых жили офицеры, затем огибая их шли дальше по расположению. Было такое впечатление, что погранотряд держал круговую оборону. С одной стороны Афган, с другой посёлок Пяндж.
Рядом с развалинами клуба стоял памятник Ленину, который ну очень был похож на таджика. Вот только лысина и выдвинутая вперёд рука говорила, что это сто пудово Ленин!
Мы очень устали с дороги, и поспешили расположиться ко сну в своей боевой машине.
Легли с мыслью что завтра утром свалим обратно в Курган-Тюбе, так как миссию мы свою выполнили. Уснули быстро, но через некоторое время по броне настойчиво постучали...

* * *

- Подъём, блядь, - раздалось вслед за стуком.
- Открываем люк, и выходим, - прокричал другой голос.
Мы проснулись. Малой взял свой АК, прополз из своего отсека в башню, к нам с Рыжиком, и спросил меня шёпотом:
- Чё делать то будем, командир?
После чего, со стеклянным взглядом, снял автомат с предохранителя и дослал патрон в патронник.
- Вы чё там отстреливаться что ли решили, ублюдки? - донеслось снаружи.
- Может выйдем? - спросил шёпотом Рыжик.
- Ага, выйди, а тебе там горло от уха до уха, - отвечал Малой.
- Может это наши? - спросил я у экипажа.
- Да какие наши, сидим и не выходим, - настаивал на своём мехвод.
В это время по броне опять постучали, и первый голос спросил:
- Кто командир?
- Ну я, - сказал я, вложив в ответ всю грубость голоса, на которую был способен.
- Головка ты от ....я! Открывай, тебе командир узла связи Пянджского погранотряда приказывает!
- А может Вы и не он? Предъявите документ, - потребовал неуверенно я.
- Вот смотри, смотри сюда, - прокричал капитан, тыкая удостоверением офицера в триплекс.
- Я не выйду, - сказал Малой, - это подстава какая-то.
- Ну да, может они весь погранотряд вырезали, а мы последние остались? - поддакивал Рыжик.
Стук не прекращался. Снаружи уже били по броне чем-то тяжёлым.
- Ща гранату вам под брюхо кину, выходи! - не унимался капитан.
Я оглядел своих товарищёй и сказал:
- Выходим парни по одному, оружие с собой. Будь что будет.
- Одного точно завалю, - прохрипел мехвод.
Я открыл люк. Осторожно высунув голову разглядел трёх подвыпивших офицеров.
- Давай сержант, слазь и строй экипаж, - добро так, как-то по отечески и с улыбкой на лице, сказал мне начальник узла.
Мы построились. И тут началось...
- Вы откуда такие борзые прибыли? Почему не выставлен караул вокруг БМП? - прокричал мне прямо в ухо капитан.
Потом короткий удар в грудь, в челюсть. И понеслось... Нас просто стали бить. Бить со словами о Родине , об уставе караульной службы, о том что я тут вам отец и мать, о том что списать нас на боевые потери - как поссать сходить и т.д. Закончив бить, нас опять построили. Строй был ни хера не стройный, нас шатало. Нам вернули оружие и приказали стоять в карауле втроём всю ночь. Оставив нас, и обещав через час вернуться, пьяная компания побрела к себе на квартиру допивать недопитое.
Постояв в карауле с полчаса, мы решили идти спать обратно, договорившись дежурить по очереди. Дежурить что бы не пропустить очередной визит этой весёлой компании. Интересный получался караул, я открыв бойницу в задней двери наблюдал не за обстановкой вокруг машины, а за подъездом из которого должны были выйти командиры. Но минуты шли и шли, а из подъезда никто не выходил. И вот скоро подъезд поплыл куда то в сторону, глаза начали слипаться, и я уснул.

* * *

Проснулся я от жуткого холода. Хотя днём в декабре было довольно таки тепло, и даже жарко, но ночью спускался, видимо прямо с гор, жуткий холод. Печка-атомка отказывалась зажигаться из-за того что свеча поджига была залита соляркой. А всё потому, что разжигать эту печку мы не умели, и сгубили свечу практически сразу, ещё в Курган-Тюбе. Заводить танк, чтобы согреться я не стал. Укутавшись в одеяло я стал вспоминать как нас провожали из Самары, как мне выдали новенький БМП...
Мы принимали три БМП и три БТРа связи. Нам сказали доложить о недостатках в экипировке. Я подозревал, что чего-то не хватает, но так как не разбирался во всём этом, с горечью думал о том что же сказать. Но вот настал тот день, когда к нам с инспекцией приехал целый полковник. Он подошёл ко мне и спросил:
- Ну что, младшой, чего не хватает?
Я очень растерялся, но тут посмотрел на то что было выложено у соседнего БТРа (который ездил не на траках а на колёсах) и быстро сообразив выпалил:
- Отсутствует штырь заземления и домкрат!
Полковник, побеседовав с каждым командиром боевой машины, записал всё в тетрадочку и уехал. Через день он вернулся и увидев меня, сразу начал кричать:
- Что же ты сынок, меня перед всей танковой дивизией опозорил? Какой штырь заземления, ты же траками на земле стоишь! Да и какой нахрен домкрат? А? - уже начал смеяться полковник, - Ты что запаску менять собрался?!
- Не хватает ещё прибора ночного видения, прибора радиоционной разведки, шлемофонов и много чего ещё, - промямлил я.
- Та-а-а-а-а-к! Прапора этого, что технику сдавал ко мне, срочно! - прокричал он своим подчинённым.
Потом были разборки с прапором, потом он раскололся и показал гараж, где он собрал со всей техники оборудование.
- Ну почему, бля, ты это делаешь? - спросил прапора полковник.
- Всё равно всё спишут на боевые потери, вот я и решил взять, чтоб не пропадать добру, - отвечал прапор.
- Ах ты гнида! Ты смотри каких мы пацанов отправляем, а им по 18 лет. Сука ты тыловая, я тебя под трибунал...
... Вспоминаю, сижу, мёрзну, и корю себя за то, что не углядел тогда, как аккумуляторы прапор тот поменял на старые. Двигатель то можно было и сжатым воздухом завести, а вот свечу эту волшебную ну никак не получалось поджечь, аккумуляторы были мёртвы.


* * *

На утро нам сообщили, что мы остаёмся здесь, в Пянджском погранотряде, и наш командир теперь - тот "милый" капитан, который нас "воспитывал" этой ночью.
- Да, попали мы. Я то думал, что утром свалим обратно в Курган-Тюбе, - вздыхал Малой.
- Ни чё, прорвёмся! Этот будет нашим третьим по счёту командиром. Мне пацаны сказали, что скоро замена у офицерского состава, сразу после Нового Года. Пару недель потерпим, - ответил я.
После этого разговора мы отправились на завтрак. Жратва была отвратная. Самым популярным блюдом, которое было почти каждый день, но строго на ужин, была тушёная квашенная капуста, и солёная рыба (что то типа селёдки). А один раз мы обнаружили в хлебе мучных червей, и решили, как в фильме "Броненосец Потёмкин" поднять восстание. Но бунт наш жестоко, и довольно таки быстро был подавлен. Подавлен просто. Вышел дежурный по столовой и спокойно так произнёс:
- Не нравиться - не жри!
Есть хотелось всегда, да что есть, хотелось жрать! Мы с тоской вспоминали дни, когда мы продавали бензин и соляру в Курган-Тюбе. Здесь такого не было. Соляру не выдавали, а бензин для "дырчика" давали очень редко. Приходилось на оставшиеся деньги покупать лепёшки за расположением части. Ах какие там пекли замечательные лепёшки! Я и сейчас, когда вижу таджикскую или узбекскую лепёшку, сразу же её покупаю. И тут же, не отходя от прилавка, не удержавшись начинаю её есть. Этот запах и этот вкус возвращает меня туда, где было голодно и холодно, туда где было и весело и грустно, туда где пахло смертью, туда, откуда я привёз язву желудка и кучу проблем с психикой, туда, куда почему то хочется вернуться...

* * *

Сегодня на утреннем построении нам напомнили, что скоро Новый Год, а точнее сегодня. Капитан наш, осмотрев внешний облик личного состава, задал вопрос, адресованный в никуда:
- Что ж вы такие, блядь, грязные?
- Проблемы с баней, товарищ капитан, - раздалось из строя.
- Я в курсе что баня не работает, но не мыться четыре недели это не порядок! Короче, сегодня весь узел связи моется у нас на квартире!
Когда я попал на квартиру для помывки, то обнаружил очень грязную и местами ржавую ванную. Но выбора не было. Набрав в ванную воды я погрузил в неё своё немытое тело, и ощутил такое блаженство, что от счастья даже заснул...
Сегодня Новый Год, даже не вериться! Надо бы подумать о том, чем это дело отметить.
Но скоро мы узнали что наш капитан обещал проставиться в честь праздника, а за это с нас шашлык. Ну не сам шашлык, а его приготовление. Сам капитан с офицерами пошёл собираться на охоту, вечером обещал мяса! Сели они в БТР, взяв с собой "калаши" и зачем то, ну на всякий случай, пулемёт, и покатили в сторону заповедника "Тигровая балка" за джейранами. Мясо вечером было столько, что шашлык решили мариновать в ванне. Да, в той самой волшебной ванне!
В честь Нового Года нам приказали усилить караул, и вместо одного часового нас было по одному из каждой машины. Шашлык жарили до 12 часов ночи для офицеров, а уже потом для нас самих. Новогодняя ночь оказалась очень холодной. Спать в танке было невыносимо. Рыжик стоял в карауле, а Малой и я пытались уснуть в этом стальном гробу. Мы были в бушлатах, на головах шлемофоны, сверху одеяла и куча разного тряпья. Но всё равно было холодно. Как то в детстве я слышал такую шутку: холодно как в танке! Так вот, теперь я лежал и стуча зубами от холода, понимал, что и не такая уж это и шутка. Печка-атомка так и не работала, а машину мы уже заводили четыре раза. А толку то? Через 20 минут танк остывал. Да и заведённый двигатель очень раздражал население пятиэтажки. Недавно нашему капитану пожаловалась жена офицера, окна которой выходили как раз на наш БМП, и после этого капитан приказал нам не заводить машину, а вопрос с обогревом решить. Вопрос решался очень долго, а хотелось тепла. К ак то в одну из таких вот ночей, я не выдержал и сказал Малому чтобы он завёл машину. Тепло стало поступать в салон, и мы начали засыпать. Но тут снаружи раздался взрыв такой силы, что наш танк качнуло. На утро мы узнали что кто-то из офицеров, изрядно нажравшись, кинул гранату с балкона. Я думаю что это был муж той дамы, которой мы спать мешали...
Но несмотря не на что Новый Год всё-таки наступил!
- Пацаны, с Новым Годом!, - открыв заднюю дверь прокричал нам в темноту Рыжик.
- Да пошёл ты, - ответил ему, переворачиваясь на другой бок Малой.
- Командир, пойдём выпьем, там водку принесли, да и джейранчики уже готовы, - звал меня Рыжик.
- Ладно, пойдём, а то тут от холода дуба дашь, - сказал я и взяв автомат выбрался наружу.
Сначала мне показалось, что на улице немного теплее, но это только из за того, что рядом стоял огромный мангал. Вокруг была такая стрельба, как будто наш погранотряд брали штурмом! Стреляли в основном трассерами из автоматов, но иногда слышались очереди и потяжелее. В небо взлетали осветительные ракеты и "люстры". Короче, у нас был праздник! У нас был Новый Год! Ура!!!
Утро было тяжёлым. И дело было не в похмелье. В Новогоднюю ночь за праздничным столом был застрелен тот прапор с добрыми глазами, которого я сюда привёз.
Ссора возникла внезапно, нас не посвящали в детали. Скажу лишь только то, что старлей, который сидел за столом напротив, выстрелил прямо в лоб прапорщику. Наши пацаны ходили отмывать полы и стены от крови и мозгов. Ведра не было, и тряпки промывали и выжимали в ванне. Всё в той же самой ванне...
К вечеру прилетела вертушка из Душамбе, в которую посадили старлея в наручниках. Туда же мы погрузили гроб с телом прапорщика. Когда мы поставили гроб в вертолёт, я сказал обращаясь к погибшему:
- Ну всё, давай с Богом, домой.
Дома ждали его жена и детишки. Ждали с войны. Ждали живого. Ждали героя.
И вот он скоро будет дома, а мы остаёмся служить дальше.
А сколько ещё впереди будет смертей...

Продолжение следует.