Трюмный Аника

Случаются в жизни моменты, когда супротив обстоятельств поделать уже ничего не можешь и, опустив руки, уповаешь на чудо. Пасуешь не потому, что бессилен, или безволен, а лишь потому, что рассудком осознал тщетность, каких бы то ни было усилий. Конечно, не приведи господи попасть в такую засаду, особенно, если речь идёт о самой жизни или смерти.
Вот в таком положении негаданно оказался старший матрос Анников по корабельной кличке Аника, трюмный машинист малого противолодочного корабля. Считанные минуты назад ему ничто не угрожало. Он с наслаждением вдыхал воздух свободы, изрядно сдобренный просоленным морским запахом вперемешку с вкуснейшим ароматом копчёной рыбы, разносимым по водной глади бухты летним полуночным бризом. На берегу в громадных коптильнях рыболовецкого порта поспевала жирная атлантическая селёдка.

Вначале всё шло по задуманному, тик - в - тик. Спустя час после отбоя, когда корабль, издёрганный за день приборками, построениями, разводами на работы, проворачиваниями механизмов и оружия, погрузился в сон, Анников спустился с верхней койки, и, воткнув ноги в прогары, потихоньку выбрался из кубрика. Приспичило его, якобы, на посещение матросского гальюна. С кем не бывает? Да его никто и не спрашивал, куда и зачем он направляется. В гальюне он, конечно, отметился, но возвращаясь, как бы ненароком минул кубричный люк и прошмыгнул на полуют.

С этого мгновения Анников действовал тайком. А намеревался он совершить побег с корабля. Вы слышите, побег с боевого корабля! Конечно, побег - громко сказано, на самом деле, ежели вещать шершавым языком корабельного устава, то старший матрос Анников замыслил обыкновенную самовольную отлучку. Тем более, взаперти его никто не держал, и никакого резону бежать не имелось. Никакого, если не считать с одной стороны, разъедающую душу серую корабельную скуку, а с другой, именно с другой стороны бухты, неудержимо манящие к себе, сверкающие множеством огней, словно пиндосский Лас -Вегас средь пустыни, производственные корпуса порта океанического рыбфлота.

«Ну и что из того,- возразите вы, - производственная база на самом деле далеко не Лас-Вегас и развлечений, увы, не сулит». Не скажИте, не скажИте. Там круглосуточно коптится сельдь и готовят балыки из трески - пальчики оближешь, если не проглотишь вместе с куском. Сердобольные тётки с материнскими вздохами угощают матросиков,- «И моя кровинушка мается где-то, Родине служит».
Гастрономический интерес, положим, присутствовал, но не только. В цехах порта денно и нощно множество особей женского пола, а попросту, молодух, обрабатывает рыбу, чинит громадные неводы - «кошельки», красит суда. А военморы у рыбачек в большом фаворе, за их неутомимость в любовных делах и матросское кредо: «Дурнушек всех люби отменно, бог наградит красоткой непременно».

Не подумайте, в авантюру эту Анников пустился не с бухты-барахты. Замысел тайно вынашивался со дня, когда у борта корабля появился тот приснопамятный плотик. Якобы, боцман выклянчил его у рыбаков для помывки и подкраски бортов корабля. Без «шила», бают, дело не обошлось. Плавательное средство не ахти какое - метр в ширину и пару в длину. С настоящим судном его роднит лишь палуба - настил из досок и леера, да и то лишь с трёх сторон.

Плотик Анникову приглянулся с первого взгляда - симпатичный такой крепышек. «Да на нём куда угодно можно доплыть» Мысль эта промелькнула в голове без малейшего практического интереса, быть может, просто в качестве похвалы плотику. Анников служил на корабле третий год и, конечно, понимал, что далеко на нём не уплывёшь, да и как грести. Но слова «куда угодно» в голове где-то зацепились, он даже начал припевать их под назойливый мотивчик набившего оскомину шлягера. Вечером перед отбоем он направился на полуют, чтобы ещё раз полюбоваться плотиком, притянутым к транцу куском верёвки.

Стоял чудесный летний вечерок. После жаркого дня с моря веяло живительной прохладой. В душный матросский кубрик возвращаться не хотелось. Корабли угомонились, готовясь к отбою, а на противоположном берегу бухты жизнь, казалось, била ключом. С траулеров, стоящих у причала, доносится музыка. Перемежающиеся вспышки сварки придают и без того расцвеченному огнями порту карнавальный вид. Анников, конечно, понимал, что в порту сотни людей днём и ночью напряжённо трудятся - разгружают траулеры, обрабатывают рыбу, ремонтируют суда и снасти, но отсюда, с восточного мола бухты кажется, что там царит праздник, на который ох как хочется попасть. А сколько там молодых жаждущих, горячей матросской любви весёлых девчат и томных рыбачек! Соблазн велик.

Анников перевёл мечтательный взгляд на северный мол. До него какая-то сотня метров, а сам мол выходит на берег как раз рядом с портом. Голь, бают, на выдумки хитра, замысел проклюнулся мгновенно, будто незримый искуситель шепнул на ухо. Шепнул и ретировался, мол, а теперь Димыч, домысливай сам, ведь ты, чай, не какое-то там хухры-мухры, а ого-го - трюмный машинист противолодочного корабля. Димыч «домыслил» тотчас - до мола на плотике, дальше по молу до берега, и билет на праздник, пусть на два-три часа, у тебя в кармане. Всё просто, как дедов валенок. Не сейчас, ясное дело, надо подготовиться, выбрать момент, а главное найти, чем грести.

Анников приободрился и, воодушевлённый блестящей идеей, так счастливо осенившей его, отправился в кубрик. На койке он, возбуждённый, ещё некоторое время ворочался, прокручивая в голове детали предстоящей авантюры и, умиротворённый, заснул мертвецким сном. Ну, держитесь, теперь, красавицы- рыбачки! Военмор Анников нагрянет по ваши души, тьфу ты, по ваши прекрасные тела. Он же не какой-то немчура, Мефистофель, а русский матрос Балтийского флота. Души он спасает, а тела ласкает.



* * *

Оттолкнувшись от транца, Анников принялся усиленно грести жалким подобием весла, тайком выструганного кое-как ножом из доски заранее добытой и припрятанной. Разочарование постигло беглеца в первые же минуты. То, что в воображении рисовалось лёгким и красивым, на деле оказалось неудобным и корявым. От энергичных стараний гребца плотик вместо того, чтобы продвигаться в нужном направлении, или ходил веретеном, или, как завзятый участник броуновского движения, непредсказуемо рыскал по сторонам. «Дурья башка, - в сердцах нелестно окрестил себя Анников, - загодя испытать надо было бы» Словом, мореходные качества плотика явно не соответствовали величию предначертанному.

В пору бы остановиться и, пока ситуация не усугубилась, вернуться на корабль. Такая здравая мысль закопошилась в голове у Анникова, но была тут же безжалостно прихлопнута. Как известно, всё разумное и трезвое пресно и скучно, а душа требовала приключений и праздника. Идти на попятную было не в его правилах. Тем более, плотик, как не ерундил, как не брыкался необъезженным жеребцом, но мало помалу приближался к вожделенной цели.

А здесь ещё нашего беглеца назойливой мухой стала досаждать маниакальная мысль, что на корабле обнаружили его отсутствие и бросились на поиски. Потому Анников запсиховал и остервенело гнал плотик, стараясь быстрее высадиться на мол. Напрасно. Никто отнюдь не ринулся в погоню. Корабль не заметил потери бойца, продолжая разноголосо похрапывать полусотней матросских глоток. Ну, а вахтенная служба в бдении своём, как бы то ни было, или попросту проворонила столь неприятный казус, или же ей оказалось не по зубам разрушить хитроумный замысел трюмного машиниста.

Сожаление о конфликте со здравым смыслом не заставило себя ждать. Нет, он не испугался, не устал, не передумал. Полный сил и энергии, он продолжал орудовать подобием весла, с удовлетворением замечая, что тупица-плотик, похоже, усмирил норов и худо-бедно двигается в нужном направлении. Правда, напротив входа в гавань приливное течение начало сносить плотик в бухту, и сотня метров по прямой от корабля до мола уже превратились во все двести. А каждый метр давался ох с каким трудом. Тем не менее, потаённое судно Анникова с горем пополам достигло середины пути и точка невозврата - сомнения прочь - была преодолена.

В желании перевести дух, Анников распрямился и обомлел. Что за дьявольщина? Он отчаянно встряхнул головой, но видение не исчезло. Напротив, на глазах оно превращалось в ужасную явь. Впрочем, как судить. Его величество непредвиденное обстоятельство на самом деле было не столь страшно, как показалась Анникову, скорее, даже радостно. Ведь это в родную гавань после полугодового промысла в северной Атлантике у Джорж-банки на всех парах возвращался большой морозильный траулер.
Рыбаки спешат домой, да они уже, считай, дома! Через минуту радист даст на палубу встречный марш, а иллюминацию уже включили. Расцвеченный электричеством, словно бразильская карнавальная каросса, рыбак, пройдя траверзу восточного мола, взял левее, тем самым, лишив Анникова надежды на благополучный исход. Самое скверное было то, что с траулера явно не замечали плавающий предмет с человеком. Да и как его можно заметить в такой темноте, а сигнальных огней плотик не имел по определению.

От осознания того, что его утлое плавсредство столкнётся с железной махиной, у Анникова в голове начали мелькать бесполезные и неуместные мысли о том, что любое судно не может отойти от причала без исправных сигнальных огней. Вспомнилось, что поначалу он путал бортовые красный и зелёный огни, пока не подсказали использовать звуковую похожесть слов левый- зелёный, правый-красный. Сейчас бы сгодился даже карманный фонарь. Впрочем, на фоне портовых огней, бликующих пёстрым разноцветьем на водной ряби бухты, было бы нелегко разглядеть с траулера любой сигнал с плотика.

« Нужно срочно убираться с пути рыбака»,- всполошился Анников. Легко сказать «уйти с пути», когда дистанция до траулера неумолимо сокращалась, оставляя всё меньше шансов на спасение. Ещё мгновение Анников пребывал в положении буриданового осла, принимая трудное решение выбора направления спасения и, не чуя рук, принялся исступлённо грести. Нескольких секунд, впрочем, хватило за глаза, чтобы убедиться в тщетности предпринимаемых им титанических усилий.

Вот тогда то, потеряв надежду на благополучный исход одиссеи и осознав, что попал в крупный переплёт, Анников пожалел, что вовремя не оставил сумасбродную затею. Теперь вот пожинай плоды! Не правда ли, знакомая ситуация. Поджилки у него пошли ходуном. Следующее мгновение, отбросив ставшее бесполезным весло, он поднялся во весь рост и, утратив остатки благоразумия, давясь от страха, заорал что есть мочи. Оставалось уповать лишь на то, что траулер всё - таки проскользнёт мимо, и дело окончится испугом. Чудо, однако же, не случилось. Пресловутый бутерброд, не сделав и на сей раз исключения из правил, приземлился, как и должно, маслом вниз. Плотик, попав под скулу правого борта траулера, отчаянно вздыбился, и горе-пассажир его с головой ушёл в воду.

Удача, между тем, не совсем оставила Анникова. В последний момент на траулере или услышали истошный вопль отчаяния или всё- таки заметили плавающий предмет с человеком на борту. С палубы судна в воду полетел спасательный круг, а от причала базы к месту катастрофы стремительно направился дежурный катер. Через полчаса промокший до нитки Анников, сконфуженный, но живой и невредимый предстал перед дежурным офицером корабельной группы.
* * *
- Где этот михрютка, едрёныть, наперсник разврата? - раздался голос за дверью. Суровые нотки знакомого баритона заставили голову Анникова по - черепашьи втянуться в плечи.
- Каков гусь! Полюбуйтесь! - съязвил дежурный при появлении поднятого по случаю с постели Ильясова, командира корабля, на котором старший матрос Анников имел честь служить трюмным машинистом.
- Какой там гусь, курица мокрая! Гуси плавают, а этот за малым на ужин крабам не угодил, - раздражённо отозвался недовольный Ильясов и уже к Анникову, сбавив обороты,
- Ну и видок! И это называется матрос Балтфлота!- и не без ехидства подперчил,
- Видели бы сейчас тебя твои портовые поклонницы!
-Не суть важно! Внешний вид кавалера этих красоток нисколько не колышет!- встрял дежурный,- Они озабочены другими статьями морального кодекса.
Похоже, дежурный был не прочь скоротать вахту досужими разговорами о портовых женщинах, но строгий взгляд Ильясова его осадил.

- Что молчишь? - продолжал психическую атаку Ильясов,- Сробел? Вот доложи командиру, как свалял большого дурака, как по собственной глупости едва не отдал богу душу!
«А ведь мог вполне на дно пойти! Пацан!»- промелькнуло у Ильясова - «Считай обошлось»
- Сробееел! Где же твоя храбрость, Аника-воин? Знать, под траулером осталась! Молчишь, словно, водицы морской по уши набрался.
Подробности ночного происшествия Ильясову уже сообщили. Поначалу он даже не поверил, что кто-то смог отважиться на такое, тем более, флегматичный и с виду неуклюжий трюмный машинист Анников. В корабельных клоунах он не числился, хотя и звёзд с неба не срывал. Что на него нашло, какая ядовитая муха укусила? Хотел было продолжить разнос, но, видя плачевное состояние Анникова, стоящего перед командиром по стойке смирно с понуро опущенной головой, процедил сквозь зубы:
- На корабль под конвоем! Разбор полётов завтра.

Обрадованный, что хоть на сегодня его мытарствам настал конец, Анников, виновато вздохнув для порядка, уж было козырнул, но вовремя вспомнил, что голова у него «пустая», ибо берет его вместе с храбростью, прав командир, безвозвратно пропал под траулером.
- Мокрое пятно всё-таки осталось,- вновь съёрничал дежурный, кивнув головой на лужицу воды, образовавшуюся на месте вышедшего Анникова, намекая, видимо, на недостаточность трёпки.
- Ладно, остынь! Завтра на свежую голову разберёмся и воздадим по заслугам,- вместо прощания нехотя бросил Ильясов.


На следующий день, однако, в защиту Анникова вступили некие высшие силы. Спозаранку, до подъёма личного состава, на кораблях колокола громкого боя не с того, ни с сего сыграли сигнал « Корабль к бою и походу изготовить». Бывалые ворчали спросонья: «Какой там поход - лето на дворе. Это чтоб службу не забывали. Вот увидите - не успеешь главные запустить, как отбой дадут. Какой сон перехезали!». Но вот и главные взревели истошно, и аврал чередом сыграли «По местам стоять, со швартовых сниматься!», знать, дело нешуточное - таки придётся в море выходить к пущей радости матросни. В море то корабельная скука мигом развеется.

Корабли один за другим покинули бухту и, вытянувшись в кильватер, растаяли за горизонтом. Военный причал осиротел, лишь молодые рыбачки на противоположном берегу гавани, облепив окна цеха ремонта рыболовных снастей, печальными глазами провожали корабли с удравшими кавалерами на борту. А ведь завтра воскресенье! Облом.


Окончание следует.