Торт по-африкански.

Каждый, кто давно работает на флоте, скажет вам, что работа на морском буксире-спасателе несколько отличается от работы на обычном транспортном судне. Потому и моряки, работающие на таких судах, отличаются некоторой своеобразностью. Некоторые считают, что в морском пароходстве экспедиционный отряд аварийно-спасательных и подводно-технических работ (ЭО АСПТР) - это галеры. Работают там люди, проявившие себя с не вполне положительной стороны или просто имеющие склонность к раздолбайству. Не скрою, эти ребята имеют меньше, чем их коллеги с обычных линейных судов, но большинство из них просто любят свою работу с некоторой долей фанатизма, и гордятся своей профессией моряка-спасателя.
Так или иначе, но произошла на одном из таких судов история, после которой многие в очередной раз поверили в странность мироощущения русских людей.
Много месяцев спасатель «Барс» не ходил за границу. Стоял в дежурстве, ходил в малый каботаж, проводил учения, но всё это не приносило заветной зарплаты в особенно любимой моряками валюте изумрудного цвета. И тут как манна небесная: контракт на буксировку дока из Греции в оплот апартеида ЮАР. Экипаж, давно живший обещаниями руководства начать, наконец, зарабатывать валюту для страны, собрал свои шмотки со скоростью курьерского поезда и сидел на судне в ожидании отхода. За две недели до рейса население перестало употреблять огненную воду, дабы случайно не залететь и не быть списанным на отходе. Даже водолазы во избежание не преднамеренных срывов, отнесли заветную канистру в каюту старпома и попросили ни под каким предлогом не отдавать её до выхода в море, даже на промывку шлангов. Проблема быть списанным на отходе не волновала только одного человека на судне - помполита, или первого помощника капитана. У кого достало ума назвать первого бездельника первым помощником, до сих пор для многих тайна, покрытая мраком. Я не знаю ни одного человека, работающего на флоте, который бы положительно относился к представителям этой загадочной профессии.
Помполита «Барса» звали за глаза Бормоглотом, потому что он имел привычку, вызывающую особенное неприятие у всех русских моряков. Он был «зеркальщиком», то есть употреблял вкусные, но специальные напитки в своей каюте в одиночестве, сидя перед зеркалом и чокаясь со своим отражением. Был он человеком недалёким, если не сказать туповатым, но в отличие от себе подобных, чувствовал, что что-то с ним не так. Зато награждён он был от природы невероятным упорством. Понимая, что никогда ему не поступить даже в обычный техникум, он, как Ленин, пошёл другим путём, сугубо обходным. Будучи призванным на флот, он сразу же подал рапорт в школу техников-мичманов, благо брали туда без экзаменов, только попросись. Через два года новоиспечённый сундук прибыл для прохождения в соединение малых десантных барж, где всё больше дежурил по камбузу, нежели крутил гайки. Через восемь лет он с трудом осилил заочно среднее военное училище и начал офицерскую карьеру с младшего лейтена нта, заместителя начальника продслужбы части, так как училище готовило тыловиков. Ну а дальше - двухгодичный университет марксизма-ленинизма при доме офицеров, благо тоже без вступительных экзаменов, и заветная должность замполита. Работники продскладов особенно быстро обрастают нужными связями. В возрасте 44 лет и в звании капитан-лейтенанта наш герой стал пенсионером и первое, что он сделал, став гражданским человеком, это явился в горком партии и, сделав морду колуном, рванул на груди тельняшку и предложил свой огромный опыт в деле политического воспитания плавсостава. После долгой продолжительной беседы с периодическим открыванием портфеля с разными презентами он вышел из кабинета, зажав в потной ладошке направление в ЭО АСПТР со всеми надлежащими рекомендациями.
Друзей на «Барсе» у Бормоглота, естественно, не было, поэтому он большую часть времени мешал экипажу работать своими политинформациями и выступлениями о руководящей роли партии и лично дорогом Леониде Ильиче, да постукивал в партком, хотя многие считали, что и не только туда. Но была у него ещё одна тайная причина, которая заставляла его медленно, но упорно ползти вверх по карьерной лестнице. Был он дитя смешанного брака. Имя и фамилия у него были исконно русские - Пётр Иванович Собакин, но вот внешность! Внешностью он обладал татаро-монгольской, по причине того, что мама его была чистокровной башкиркой из маленькой деревушки под Уфой. Он втайне комплексовал по этому поводу, хотя окружающим было абсолютно наплевать на его внешность, его не любили совсем за другое.
Единственной явной страстью политрука был футбол. Он мог говорить об этой игре часами и знал всех футболистов по фамилиям, включая игроков второй лиги. При каждом удобном случае он устраивал футбольные матчи, в которых сам принимал активное участие, бегая всю игру без замены и демонстрируя мощнейший удар правой.
Наверное, по причине долгого ожидания всеми членами экипажа этого рейса, ответственный за погоду на небе подарил мореходам на переход до Греции идеальную погоду. Море было похоже на озеро. И в Северном море и в Бискае поверхность моря была гладкая, как Пионерский пруд.
Капитан, или по-флотски Мастер, проводил всё время на крыле мостика в шезлонге, подставив южному солнцу огромный живот, на котором голые женщины, русалки и черти занимались перетягиванием спасательного круга и ещё чёрт-те чем, о чём даже сам обладатель этой Третьяковки давно позабыл. Мастера звали Василий Иванович, соответственно, моряки между собой звали его Чапаем. Он был из юнг Балтфлота и всю жизнь проработал на судах АСПТР. После мореходки был он распределён в отряд спасателей, да так прикипел душой к этой службе, что и не думал о перемене места работы, переходя лишь с одного буксира на другой, когда открывалась вакансия. Был он одним из лучших специалистов по морской буксировке и проведению спасательных операций. В любой шторм он выводил своё судно в море, и не было работы, которую судно под его командованием не могло бы сделать, и за это Иваныч пользовался большим уважением как у начальства, так и у своего экипажа.
На рейде Пирея «Барс» заправился топливом, пополнил припасы, и, взяв на буксир огромный серый док, двинул на Суэц, и далее вдоль западного побережья Африки. Распустив буксирный трос на 300 метров, «Барс» шлёпал в сторону Кейптауна со скоростью 6 узлов.
Жизнь на судне текла размеренно, и так бы и продолжалось, если бы Бормоглот не вспомнил, что приближается его сорокопятилетие, а это хоть и не круглая дата, но всё же какой-никакой рубеж в жизни мужчины. А может, просто по наивности считал, что такой праздник наверняка порадует команду больше, чем его занудное бормотание на политинформациях, где он уже в который раз перечитывал передовицы из «Правды».
Мастер вызвал кока Андрюшу, которого перетаскивал с судна на судно вслед за собой, уж больно хорошо парень готовил. Кок без энтузиазма воспринял пожелание капитана проявить чудеса кулинарного искусства, так как не любил помполита, за то, что тот регулярно совал нос на камбуз и откровенно пытался прихватить моряка, сам не зная за что. По глупости своей он искренне считал, что самая трудная работа на судне у него, а уж повар-то вообще целыми днями ничего не делает. Между тем, моряки знают, что повар - одна из самых трудных профессий на флоте. В любую погоду, при любой качке, каждый день надо вставать в 6 часов утра, чтобы приготовить завтрак. И пошло-поехало: обед, чай, ужин, и всё по минутам - людям вахту стоять. Хорошо хоть посуду помогает мыть буфетчица, а то из-за немногочисленности экипажа даже камбузника на пароходе не было. И так весь рейс без выходных. Память Андрюши хранила сотни рецептов кухонь всего мира. Это вносило разнообразие в пароходную жизнь. Кок, который гото вит только борщ и макароны по-флотски, долго на одном судне не задержится. Повар «Барса» был в этом смысле ас. По причине знания привычек Бормоглота и высокого собственного профессионализма, Андрюша решил схитрить. Он решил приготовить большой торт. Зная, что судовой партийный вождь не большой любитель закусывать (флотская мудрость о том, что закуска градус крадёт, крепко укоренилась в мозгу политинформатора), кок правильно рассчитал, что уж до торта дело точно не дойдёт и на следующий день, на чай он порадует экипаж плодами своего творчества. После обеда, помыв посуду, кок принялся выпекать бисквиты для торта и делать крем, поминая недобрым словом помполита, из-за которого ему не удалось отдохнуть. Вот тут-то в камбузную жизнь и вмешался рок по имени Бандит. Про это существо стоит рассказать отдельно.
В щенячьем детстве Бандит был Боцманом, так традиционно зовут почти всех судовых собак. Но по мере взросления, у него стали проявляться качества, из-за которых пёс вскорости и был переименован. Это был яркий представитель исконной породы "русская помойно-дворовая". Собственно, на помойке он и был найден и принесён на судно. Собаки, взятые на пароход щенками, привыкают ко всякого рода не полезным электромагнитным полям, и живут на судах долго. Со временем они приучаются делать свои дела в клюз и нести охранную службу у трапа, не пропуская на борт никого из посторонних. Но, несмотря на свои природные способности, он вырос в обыкновенного 100% мутанта. Половина его тела была явно от какого-то лайкоида с пятнами различных цветов, кормовая же часть оказалась принесена в породу терьерообразными бежевого окраса. При этом одно ухо висело, как у лягавой, а второе стояло и вращалось во всех направлениях, как антенна локатора. Всё животное оканчивалось роскошным хвостом с длинной, как у колли шерстью. И это, по мнению многих, было единственное его приличное место. В общем, он был великолепен в своём безобразии. К 6 месяцам пёс окончательно сформировал линию своего поведения. Он начал активно резвиться и при этом наносить урон судовому имуществу. Первое, что он сделал, это утащил у боцмана швабру, которую очень не любил и начал самозабвенно грызть её ручку. За этим занятием его и застал дракон, который в отличие от пса, свою швабру очень любил. Боцман аж присел от собачей наглости и семиэтажно гаркнул на мохнатого злодея, вспомнив его многочисленных отцов и матерей, сотворивших этого чертилу. Пролетавшие мимо чайки от стыда падали в море, но на пёсика это произвело совершенно необъяснимый эффект. Вместо того, чтобы напрудить от страха лужу и скрыться от гнева хозяина палубы, он завалился на спину и задрал лапы, показав розовое брюхо, покрытое клочковатой шерстью необъяснимого окраса и блаженно прикрыл свои умненькие глазки в предвкушении чего-то приятно эро тичного. Обалдевшему от выходки хитрого животного боцману ничего не оставалось, как вместо заслуженного пинка почесать псу живот. Приём этот впоследствии действовал безотказно. Таким вот образом Боцман сменил имя и стал Бандитом (по наблюдениям экипажа, это его совершенно не огорчило), продолжая хулиганить совершенно спокойно. Правда, был один случай, когда Бандит чуть было не отправился за борт на поиски приключений, как Садко на своей дощечке. Как-то раз 3 механик Яша Порошков повесил сушить на корму свою любимую гавайскую рубаху. Развевающаяся на свежем ветерке яркая ткань до крайности возбудила хвостатого морехода, и он решил полакомиться этой красотой. Когда механик ушёл, пёс разбежался и в прыжке схватил края рубахи. Повисев некоторое время и при этом, конвульсивно извиваясь, он порвал верёвку и, гордо задрав хвост, утащил добычу в свою шхеру за ящиком с песком. Там он принялся самозабвенно раздирать гавайскую красоту на мелкие кусочки. За этим занятием и застал его по терпевший. Издав вопль, напоминающий брачный крик оленя-самца, механик под номером три схватил Бандита за шкирку и начал раскручивать над головой, явно намереваясь запустить животное в ясное синее небо с последующим приводнением в Красное море на радость местным акулам. Со стороны механик напоминал метателя молота, который никак не решается выпустить свой снаряд в олимпийский полёт. Бандит молчал, и это насторожило моряка. В плане торможения он просто отпустил злодея в направлении фальшборта. Злодей шмякнулся о борт и молча сполз на палубу. Звуков он по-прежнему не издавал. Подумав, что поступил жестоко, убив бедное животное из-за милой сердцу, но всё же тряпки, механик скорбно опустив голову, подошёл к телу. Тело вместо предсмертной агонии с готовностью задрало лапу. И опять его чесали вместо убийства! Потом третий механик проникся к Бандиту особыми чувствами, узнав, что их сближает страстная любовь к противоположному полу всего мира, имеющая под собой познавательную основу . В каждом порту оба стремились отметиться: у добрых женщин - один, и у местных сук - другой. Причём оба возвращались без потерь, и это их объединяло.
В то время в увольнение на берег за границей ходили тройками. Звеньевым должен был быть кто-нибудь из комсостава. Ушлый механик подобрал к себе в группу двух мотористов и плотника, имевших те же порочные наклонности, что и их предводитель. Всем трудовым коллективом они веселились на берегу, где проводили время в компании быстродоступных женщин, а совсем не в музеях, как писал в рейсовых отчётах помполит. Приходили, между тем, без опозданий, лишь изредка поддерживая тело павшего раньше всех. Тело проносили на борт, когда затуманенный ожиданием и периодическими отлучками для задушевных бесед с собственным отражением Бормоглот отлучался по нужде. Мастер был в курсе похождений судового населения, но всем всё прощал, так как в молодости сам был такой, и много женщин по всему миру, наверняка, до сих пор со слезами на глазах вспоминало про похождения юного штурмана Васеньки. Но однажды и Иваныч не выдержал, увидев на отходе из Сеуты проводы русских моряков. «Барс» только что сдал лоцмана и полным ходом шёл в море, когда параллельным курсом к нему пристроился маленький катерок. На его палубе визжала и подпрыгивала группа поддержки из осчастливленных накануне аборигенок, числом до пяти душ. Сначала девушки просто прыгали и махали руками, но по мере возрастания возбуждения они начали скандировать: «Яша! Яша!» - и размахивать над головой стали уже собственными лифчиками. Такого падения нравов помполит Собакин вынести не смог, поэтому взял любителей клубнички «на карандаш» и громогласно объявил, что все последующие увольнения группа Порошкова будет ходить на экскурсии под его чутким руководством.
Капитан же, посмеявшись от души, выдал перл.
- Порошок, ты знаешь, как на великом китайском языке называли развратников?
- Да не силён я в диалектах той местности, Василий Иванович.
- А «развратник» по-китайски будет бляо-дун, Яша.
Под хохот стоявших рядом, механик Яша удалился крутить гайки в машину, раздумывая над тем, как избежать узконаправленного, но зоркого глаза помполита.
В общем, очередная проделка Бандита непосредственно коснулась судового повара.
Андрюша заказал телефонный разговор с домом, и когда его по громкой связи вызвали в радиорубку, Бандит, до этого с любопытством наблюдавший за действиями повара, проник через открытый иллюминатор на камбуз и стащил миску с почти готовым кремом. Завершив акт террора, он преспокойно убыл тем же путём, после чего разлёгся у дверей камбуза, с видом: а я тут ни при чём. Счастливый от разговора с родными кок обнаружил ущерб и от расстройства запустил в Бандита миской, которую тот недавно до блеска вылизал. Наглец увернулся и с готовностью задрал заднюю лапу. Повар вышел на корму, где от отчаяния закурил, поведав отдыхающим после вахты матросам об очередной проделке любимца экипажа. Дело шло к назначенному на ужин празднику, и кок очень расстроился, так как любил всё делать хорошо. Товарищи не бросили друга в беде. Судовой плотник, а по-простому Колобаха, выдал гениальный совет. Суть предложения деревянного состояла в том, что кремовое украшение вполне можно заменить композицией из пены для бритья, изготовив её на листе бумаги и прикрепив к поверхности бисквита зубочистками. Вряд ли утомлённое обоняние коммуниста почувствует разницу. После окончания торжества и разноса тел по каютам муляж следовало снять, а бисквит промазать варёной сгущёнкой и употребить на следующий день. Все присутствующие поклялись хранить страшную тайну вечно и унести её с собой в могилу. Простота выхода из создавшейся ситуации сразила повара наповал, и он, воспрянув духом, полетел творить.
Ужин. Кают-компания. Общий сбор для поздравлений всех свободных от вахты. Помполит в чёрном форменном пиджаке с нашивками, несмотря на африканскую жару, и по виду с утра уже «на кочерге». Чапай в традиционных шортах, тапочках и майке, украшенный «наскальной живописью» про русалок и чертей, и волосами на всём организме. Минут двадцать Бормоглот вещал населению о гениальном предвидении вождей мирового пролетариата, в связи с чем, ему, простому парню из башкирской глубинки, удалось встать в ряды борцов за счастье трудового народа. После этого от радости, что можно выпить, не таясь и не теряя лицо (всё-таки такой день!), махнул стакан разбавленного напитка, приготовленного водолазами, запив всё это дело дешёвым вином из бумажного «кирпича», которое дают морякам при плавании в тропиках. Народ закусывал, а большевик тяпнул ещё. Праздник продолжался. Из репродуктора доносились песни про Ленина, который всегда живой. После очередного захода по маленькой, все пошли на корму освежиться. Мастер снял свою выходную майку и взорам моряков предстал роскошный двухтрубный крейсер, мчащийся через всю спину капитана, а в это время Сталин и Ленин перемигивались и строили рожи друг другу среди зарослей на его могучей груди. Бандит при этом присутствовал, выражая всем полнейшую собачью любовь и преданность.
Первый помощник на проветривание не вышел.
Вернувшись в кают-компанию, все нашли Бормоглота в абсолютно счастливом состоянии. Он пытался подпевать репродуктору, голова его всё ниже и ниже склонялась на грудь, а глаза превратились в две узкие щёлочки, смутно напоминающие лукавый взгляд вождя мирового пролетариата, переборщившего с прищуром на ходоков. Тут кок понял, что надо заканчивать торжественную часть и под шумок вынести плод его кулинарных фантазий, а потом также быстро унести.
На большом блюде из нержавейки красовался шедевр кулинарного искусства. Андрюша превзошёл сам себя. На нежной бисквитной поверхности раскинулся в своём величии фрагмент мирового океана с шоколадным пароходиком, тянущим шоколадный док. Всё это как морскими брызгами было засыпано голубым сахаром (заговорщики про себя подумали, что и здесь не обошлось без какого-либо колера на основе лосьона после бритья). Участники торжества были сражены наповал, но думать о том, что это надо съесть, никто уже не мог. На этом и был построен весь расчёт. Все любовались творением повара, но резать шедевр никто не решался. И тут верный ленинец ожил и поднял затуманенный взор на творение кудесника камбуза.
- Я вообще-то больше пить уважаю под килечку, но это чудо обязательно должен попробовать,- заплетающимся голосом пробормотал помполит.
- Может, завтра, Петр Иванович? - безнадёжным голосом сказал автор, - он ещё плохо пропитался.
- Я не уверен, что завтра мне захочется. Такой подарок надо сразу есть, а то на жаре испортится. Кок, тащи нож.
С хрустом нож вошёл в нежное тело кондитерского шедевра.
- И бисквит с корочкой, хорошо пропёкся,- от усердия прикусив кончик языка зубами, сказал новорождённый.
Бедный повар в красках представлял, как нож, проходя через «крем», режет глянцевое тело красавицы с обложки «Плейбоя». Непосвящённый народ начал потихоньку разбредаться. Смотреть шоу остались только участники заговора.
Повалив добрый кусок торта на тарелку, помполит отхватил ложкой большой кусок и начал с видимым наслаждением его жевать.
- Вкус интересный какой! Андрей Иваныч, что вы туда положили?
- Да вот купил по случаю ещё в Греции разных кондитерских добавочек. Вкусно, товарищ помполит? - потупив взор спросил кок.
Когда именинник положил в рот очередной кусок торта с фрагментом кремового шторма, народ начал тихо-тихо по переборке пробираться к выходу, разрываясь от душившего всех изнутри хохота!
Запив съеденное последней порцией огненного напитка и рыгнув в сторону присутствующих мыльным духом, помполит сказал:
- Всё было вкусно, особенно торт, никогда такого не ел. Спасибо Андрей Иваныч! Пойду я, пожалуй, на покой, а то завтра работы много.
На утро, безнадёжно прождав у командирского гальюна 15 минут, мастер спустился в общий на нижнюю палубу.
В командирском же с 6 утра большевик Собакин упорно боролся за выход в свет очередного номера эротической правды. Вместо грохота полиграфического оборудования из-за двери доносились стоны и всхлипывания страдальца. К обеду бледно-синяя мумия помполита добрела до каюты, где до утра «конспектировала» работы классиков марксизма-ленинизма, при этом громко крича в раковину. Страдал бедолага дней пять.
Впрочем, к страданиям потерпевшего экипаж отнёсся без особого сочувствия, так как все дни продувания последнего, моряков не мучили нудные политинформации и бредовые умозаключения на основе передовиц пожелтевшего от времени рупора партии. Судовой доктор предложил, было, помощь в виде промывания желудка с обоих сторон, но перспектива быть опозоренным клизмой ещё больше заставила страдать партийного руководителя. Он мужественно терпел и выводил из организма остатки крема для бритья народными методами, растворяя их спиртом, и тем ежедневно уменьшая концентрацию отравы в организме.
При относительном спокойствии «Барс» вскоре дотащил объект до приёмного буя порта Кейптаун, где его приняли три могучих портовых буксира для постановки к причалу судоремонтной верфи. Спасатель встал к отстойному причалу для оформления всех документов и уточнения дальнейшего рейсового задания. Ожидались несколько дней отдыха. Внезапно окончательно ожил Бормоглот, всем своим видом показывая, что вышел на тропу войны с разгильдяйством на судне, и имеет нешуточное намерение мстить насмешникам.
В первое увольнение на берег помполит демонстративно возглавил группу Яши Порошкова. Остающиеся на борту с сочувствием и пониманием отнеслись к лишенцам, которые, понурив головы, вяло брели за судовым воспитателем молодёжи, одетым в парадную форму с золотыми нашивками на рукавах и значком УМЛ на лацкане. Голову морехода-политрука украшала морская фуражка с огромным шитым «крабом».
- На экскурсию в гетто негритянское повёл, не иначе,- с грустью в голосе произнёс боцман.
У ворот порта вся троица разом обернулась, и у всех провожающих на глаза навернулись слёзы сочувствия.
О том, что случилось часом позже, менестрели и акыны всего мира ещё долго будут слагать песни.
Отойдя от ворот порта не более полукилометра, группа остановилась поглазеть на весёленькую витрину оружейного магазина, где сделанные из папье-маше буры охотились на негров и слонов. Бормоглот тут же завёл песню про расизм и дискриминацию коренных жителей. И вот тут-то произошло событие, доказавшее впоследствии многим, что нет в психушке безнадёжных пациентов.
Неожиданно помполит почувствовал, что кто-то с силой колотит его по плечу чем-то твёрдым. Обернувшись, он увидел огромного полисмена в шортах и пробковом шлеме с кокардой. Дальнейшее моряки узнали из адаптированного перевода механика Якова Порошкова.
-Эй, ты,- сказал страж порядка - перейди-ка на другую сторону улицы. Видишь, там специально написано: для негров и цветных. И указал на табличку на стене дома напротив. Эта сторона только для белых.
Первый помощник капитана советского судна от удивления открыл рот, глаза его заметно округлились, что нисколько не разжалобило полицейского.
- Я первый помощник капитана советского су...
- На ту сторону!
- Я офицер советского военно-мор...
- На ту сторону! - уже с некоторым раздражением в голосе снова сказал страж законов апартеида. Пётр Иванович Собакин, вжав голову в плечи, ступил на мостовую в направлении ненавистной таблички.
И тут до наших дошло, что, оскорбляя этого маленького несуразного человечка, этот красномордый полисмен оскорбляет их всех. Мандела уже давно сидел в тюрьме, и защитники прав угнетённых таскали свои плакаты под окнами консульств ЮАР на других континентах, а полисмен - вот он, рядом, стоит, поколачивая дубинкой левую руку с гнусной ухмылкой. И сделать мы ничего не можем!
Можем! Ещё как можем! Русский моряк вообще всё может!
Круто развернувшись в шаге по корме расиста, русский помполит вдруг резко подпрыгнул и с криком: «Долой расовую дискриминацию!»,- влепил не берущийся пенальти в толстый, как у носорога, зад полицейского. Тот со всего размаха въехал головой в стену магазина и растянулся на тротуаре. Комиссар мчался, как ветер в сторону кусочка Родины, высоко задирая худые коленки. За ним по пятам явно следовало пожизненное заключение. Периодически он оборачивался, и, вздымая к небу сжатый кулак, выкрикивал антирасистские лозунги, типа: «Свободу Нельсону Манделе!» и «Долой апартеид!». С финальным криком: «Все люди - братья!» он миновал проходную порта.
В головах у моряков вспыхнула алым цветом авральная сигнализация: «Измена, мальчиши! Наших бьют!!!» Яша и его друзья схватили полисмена за руки и, делая вид, что отряхивают его, крепко держали, пока помполит не скрылся из виду. Тот не мог не свистнуть, не вздохнуть от ярости и непонимания действий белых, вроде, людей. Моряки кричали в лицо полицейскому всякую тарабарщину на языках всех народов мира, кто что вспомнил, как бы негодуя и извиняясь одновременно. Третий механик не мог вспомнить ничего, кроме намертво засевшей в его голове фразе, приглашавшей к более интимному общению женщин всего мира одновременно.
- «Синьорита! - кричал Яша - Синко песо уно палка! Но компренди! Нихт ферхштейн! Рашен ловер из вери гуд!»
Полицейский еле-еле избавился от русских моряков, стряхнув их, наконец, с себя, как лев охотничьих собак, и потрусил в сторону участка готовить расправу.
Свободные и гордые моряки помчались за «отоваркой», справедливо считая, что это их первый и последний день на южно-африканской земле. На пароход они вернулись нагруженные пакетами с позвякивающими африканскими сувенирами, отдалённо напоминавшими бутылки и со стойким запахом местного успокаивающего. Им никто ничего не сказал.
Борец за права чернокожего населения коммунист Собакин взлетел по трапу как сокол, и только здесь сбавил скорость, чтобы отдышаться и перевести дух. С детским восторгом, забыв о своей должности, он с придыханием рассказал обступившим его морякам о своём подвиге.
Слушали молча.
- Пётр Иванович, здесь за это пожизненные урановые рудники светят. Наши дипломаты и вступиться не успеют, как «засветитесь». У них, говорят, даже не хоронят. Выкинут, что останется за «колючку», и потом всю ночь слушают благодарности от местных шакалов и гиен.
И после этих слов дружеской поддержки моряки увидели, как жиденькая шевелюра борца с расизмом становится дыбом, а глаза округляются, приближаясь к европейским.
- Ребятки, дорогие, спрячьте куда-нибудь, хоть в танк, хоть в сепаратор!- с предсмертной тоской в глазах завопил помполит, хватая мотористов за промасленные рукава. Молча, как заговорщики, обменявшись взглядами, они потащили Собакина в машинное отделение. Тело помполита перебирало ватными ногами, цепляясь за комингсы. Мотористы посадили страдальца в ящик с ветошью, сунули в руки бутылку с водой, и, закрыв ящик на замок, удалились.
Через пару часов у борта судна остановилась полицейская машина, из которой вылез толстый офицер полицейского департамента города Кейптаун, сопровождаемый сзади обиженным стражем порядка. Бандит, до этого спокойно спавший на плетёном матике у трапа, как взбесился. Он лаял и бросался на непрошенных гостей, не пересекая при этом границу между судном и берегом, уважая государственный суверенитет. Вахтенный матрос делал вид, что безуспешно пытается поймать пса. Пришлось капитану в парадной форме спуститься на берег, где ему вручили предписание с требованием немедленно выдать азиата, называющего себя русским (Вы представляете?! Ха! Ха! Ха!) морским офицером, для разбирательства в суде за нанесение оскорбления белому офицеру полиции.
- Сейчас поищем и обязательно выдадим злодея, мы уважаем законы вашей страны, - сказал мастер и приказал поднять трап. - Чтоб супостат не убежал, - добавил он. После чего отдал честь полицейским и удалился на мостик.
На судне к радости прогуливающихся по причалу полицейских с наручниками в руках, сразу же началась какая-то суета. По громкой связи каждые пять минут на мостик передавались чёткие доклады: «На корме чисто!», «На камбузе никого!», «В машине посторонних нет!» И всем сразу становилось понятно, что на судне идёт активный поиск взбунтовавшегося азиата. Совсем незаметно для полицейских прошёл доклад: «Мостик - машине! Главный двигатель в пятиминутной готовности!»
Через полчаса на борт мимо ожидающих выдачи революционера представителей закона прошли портовые власти, ещё через 10 минут на катере подвезли лоцмана. Тут полицейские что-то заподозрили, но было поздно. Через 5 минут буксир-спасатель «Барс» отдал швартовы и отошёл от причала. На корме судна Бандит, не переставая, продолжал облаивать негостеприимные берега и представителей местного правящего класса, а потом задрал лапу и помочился в клюз, после чего успокоился.
В сентябре «Барс» вернулся домой. После случая в ЮАР отношение к помполиту Собакину резко изменилось. Его даже за глаза перестали называть Бормоглотом, а всё больше называли наш Пеле, или просто Иваныч, что на флоте подчёркивает особое уважение. Тот перестал «зеркалить», начал уважать законы коллектива, и стал пить в компании старпома и начальника рации, и это прибавило ему уважения. На обратном пути «Барс» зашёл в Гамбург, и новая компания устроила судовому Че Геваре ночную экскурсию на Рипербан с посещением порнофильма, то есть в полном смысле открыли мужику глаза на мировую культуру.
А вскорости на флоте упразднили институт первых помощников капитана, и Пеле списали с судна, так как он ничего более не умел.
Он устроился на склад аварийно-спасательного имущества и проработал там до пенсии. Изредка за кружкой пива его уговаривали рассказать про его единственный гол в ворота апартеида. И больше никто и никогда не вспоминал, что Иваныч в молодости был первым помощником капитана.