Пионерка

1992 год.

Представим себе маленькую девочку с кукольным розовым личиком.
Была она настолько маленькой, что глядя на эту девочку все задавались вопросом: сколько ей лет?
Лет куколке было уже 25, но вследствие роста и конституции тела никто ее не называл другими именами, окромя как «Пионерка» или «Барби».
Хорошенькой была «Пионерка». Этого не отнять.
Стройненькая. С фигуркой приводившей мужиков в приятное томление.
Правда ее несколько портило выражение надменного личика, да и не мудрено - девочка выросла в семье какого-то отставного химического генерала, привыкла к красивой жизни, а в настоящих гарнизонах еще и не живала. А то, что попала в нашу Тмутаракань, так это все Ля Мур... Любовь по-нашему - значит...

Захомутала Барби курсанта Костромского химического Каретникова Борьку...
Балы там всякие, вечера курсантские и прочая... и прочая...
Я не знаю, как она его хомутала, но выпускника Костромского «хим-дыма», тестево-генеральскими стараниями еще за три месяца до описываемых событий, отправили служить в якобы «отличнейшее, льготное, место» находящееся всего в двадцати четырех километрах от города Владивостока.
Ага, это по прямой 24 км. По заливу имени Петра Великого, по воде.
А вообще-то - около двухсот. Если на автобусе, да по перевалам приморским, или на паровозе с пересадками.
Барби ехала к мужу-лейтенанту поездом. Аж из самой Костромы-матушки.

***
Любаня была умненькой девочкой.
Нежную благодарность к папеньке она начала испытывать еще до того, как на железнодорожной станции Ружино оглядела убогость населенных пунктов и Дальнереченские болота Приморья.
А когда (после пересадки на станции Уссурийск) натужно сопящий тепловоз поперся по Хасанским сопкам, генеральская дочь совсем погрустнела, но присутствия духа не потеряла...

***
Первым, кто стал жертвой Любки-Пионерки, оказался безвестный курсант учебного пограничного отряда.

В те, стародавние времена, в отряде хлеб мы выпекали только для ПМП и для командования. Остальные полторы тысячи рыл довольствовались завозом по железной дороге вполне просроченного хлебца. Наравне с располагавшейся в пяти километрах от нас колонией строгого режима.

Каждый день к поезду подкатывали две машины.
Одна пограничная, с бело-зелеными метками на бампере. Вторая, без меток, но зато с расконвоированными зэками.
Вот уж поистине крепка связь нашей армии с народом...
Время стоянки поезда - 15 минут.
За это время из последнего вагона выгружались дюралевые ящики с хлебом для нужд железнодорожников, пограничников и зэков.
Ящиков было настолько много, что заинтересованные юридические лица скооперировались, и наши курсанты ломались как на себя, так и на «сторонние» организации, при этом зэки покрикивали на элиту Вооруженных Сил, а офицер в зеленой фуражке пинками подгонял злостных преступников...
Нормально! Все было в пределах правил установленных славной ДВ ЖД, командованием округа и ГУИН (или как там его в те времена) бывшего СССР...

***
Вышедшая из вагона Пионерка (которой зеленофуражечный старлей сказал, что в отряд будут выдвигаться не ранее как минут через 15-20), сразу занялась благотворительной деятельностью.
Углядев рядом с собой облезлую дворняжку с сиськами, полными как у Рафаэлевских красавиц, Любаня вывернула перед ней свой ридикюль, из которого посыпались столь популярные в те времена «Сникерсы» и «Марсы» (в фирменном поезде «Россия» тогда давали их без ограничения почему-то).
- Ой... Собачка... Хорошенькая... маленькая моя... кушать хочешь? Да не бойся ты меня, не бойся глупенькая! Сейчас... Сейчас... на, на... кушай... на здоровье! Сейчас, я разверну...


Рядом с «благодетельницей» оказался курсант третьего месяца службы Пупкин, который в своих снах уже давно видел варенье, шоколадки и торты, и которого сержанты не пускали чипок:
- Девушка, дайте «Сникерс»...
- Может тебе еще в ухо нассать и заморозить? - не совсем вежливо осадила бойчилу Любаня.
Кто-то из бесконвойников попытался пройтись по Любкиным прелестям, но, получив уже матерно-изысканный ответ, мгновенно увял.
Пионерка разворачивала Сникерсы-Марсы и скармливала их беременной собачке.
Удивительно, но собачка жрала!..

***
А тот день, в субботу, 24 октября 1992 года, случилась свадьба у нас в отряде.

С дочкой директрисы местной школы, тридцатилетней дамой засидевшейся в девичестве, оженивался начальник склада ГСМ, молоденький прапорщик Юрка Давыдов.

Счастливый муж Любани, встретив на неуютной Хасанской земле свою благоверную, вместо постели потащил ее на общеотрядной праздник, знакомиться и вливаться в коллектив...

«Вливание» закончилось весьма своеобразно. Принявшая на грудь Пионерка вдрызг разругалась с пьяненькой тещей жениха.

Из рассказа директрисы (возмущенно): «... я уже почти сорок лет в народном образовании! Я на всяких детей насмотрелась! У меня разные были! Товарищ полковник! Уймите своих лейтенантов! Это ведь выродки какие-то! Блестящий (она так и сказала «блестящий», наверное, начиталась хрестоматию по литературе для седьмых классов) офицер сидит за столом! При этом он спаивает семиклассницу! И не спорьте со мной, товарищ полковник, я этих девок по макияжу узнаю! Я даже знаю, откуда она. Это одна из малолетних проституток поселка Барабаш! Она еще школу не закончила! А этот, ваш лейтенантик, подливает ей и подливает, а она...ПЬЕТ! Мало того! Эта сука послала меня на х%й, когда я сделала ей замечание! ...»

***
Смешная она была, Любка наша...
При разговоре с командиром, нагло и прямо в глаза ему заявила:
- За своими, старыми блядьми следите, а мне не фиг тут указывать, я ведь могу и в суд подать за оскорбление, на эту старую уродину! И на вас подам, товарищ полковник.
Командир знал, что папа у Барби генерал, и, тем не менее, пригрозил ей, что напишет письмо родителям. Впрочем, это не произвело на Любаню никакого впечатления. Уж она-то знала «ху-из-ху» в армии...

***
Окончательно добил командира химик-лейтенант Боря Каретников, возжелавший пристроить жену на работу в отдельно стоявшем отряде.
Такая работа нашлась (единственная на тот момент).
Должность называлась «комендант гостиницы войсковой части N».
Глупый командир, совершенно забыв, что сам живет в этой гостинице (он холостяковал), после долгих раздумий все же дал «добро» на размещение на эту должность Любови Александровны Каретниковой.

***
Трудовую деятельность Пионерка зачала следующим образом: выскребла все семь номеров в пустующей гостинице до блеска котовых яиц (чистюля!).
Заключительным этапом ПХД* был совмещенный из двух комнат «генеральский» нумер, в котором проживал начальник отряда, и который она самостийно вскрыла, пользуясь наличием ключей-дубликатов.

Здесь я позволю себе сноску характеризующую (в общих чертах) командира.

Полковник Грибов, был личностью вполне ординарной.
Начинал он (лейтенантом еще) в разведке, затем переквалифицировался в международно-договорную службу, дослужился до подполковника, а затем, с повышением в звании, за какие-то огрехи был направлен на высокую должность командиром учебного отряда.
Нормальным он был мужиком, только холостым всю жизнь.
И был у командира маленький бзик.
Командир любил писать.
Нет, не так писать дилетантски, как мы тут пишем.
Писал он исключительно бессловесно и, исключительно маслом, правда, его иногда пробивало на уголь, но рисунок он любил меньше.
Кто-то из отрядных баб брякнул, что в молодости его выгнали за бездарность из художественного училища, но тяги к кистям и углю офицер пограничных войск со временем не потерял.

Я понимаю, что художника каждый может обидеть, но... из песни слов не выкинешь, поэтому констатирую факт - командир был, как и всякий художник, достаточным неряхой (по крайней мере, из тех трех, которых я знал, все были неряхами).
Генеральский номер был измызган всякими охрами, ультрамарином и даже (о, ужас!) сиеной жженой.
Посреди спальной комнаты, прямо на ковре высился мольберт, на лакированном столе валялась палитра, а мягкое изделие «Палеха» было опоганено черными угольными разводами и грунтом.

Злобно, по военному матерясь, Любаня в течение трех часов приводила в порядок временный приют команча, в чем и добилась больших успехов, ибо предварительно ознакомилась с «инструкцией коменданту гостиницы», в которой явственно было сказано, что закрепленные за ней помещения «должны соответствовать гигиеническим нормам, предусмотренным для помещений МО СССР».
По завершении уборки Барби приказала дневальному гостиницы выкинуть на гарнизонную помойку объемистый мешок, в который она свалила полувыдавленные тюбики, кисти, карандаши и какие-то, свернутые в рулоны тряпки грязно-серого цвета.

Пришедшего после трудового дня командира хватил апоплексический удар.
Генеральский номер сиял первозданной чистотой, зато отсутствовала половина набора импортных красок, а что самое страшное - бесследно исчезло незаконченное полотно с аллегорическим названием «Пограничный пост технического наблюдения с ПСНР «Кредо», на позиции в камышах реки «Туманган».
Это, почти футуристическое полотно, командир считал одним из лучших своих будущих творений, отдал ему много бессонных ночей и переписывал его в течение уже трех лет.

Командира накачали валерианой, а следом за ним в ПМП части принесли раненого химика Борю Каретникова. У Борьки была обширная гематома спины, вдобавок он был весь осыпан мукой.
«... а я чё? Я ей выговор хотел сделать, за то, что службу нести начала не с того... А она меня... Я мешок муки купил по случаю... Сами знаете время какое... По дешевке купил, так он и стоял на кухне у нас. А эта... меня... мешком...»
Боре сначала не поверили, уж больно Куколка махонькой была, правда потом мнение о ней резко переменилось...

Карьера «коменданта гостиницы» закончилась неожиданно, всего через тридцать часов после ее начала, о чем в девственно-чистой трудовой книжке Любани начальником строевого отделения майором Генкой Копыловым была сделана глумливая запись: «Уволена за нетактичное поведение со старшим начальником». Роспись начальника кадрового аппарата. Гербовая печать войсковой части.

***
Какое-то время Любаня числилась в безработных и развлекалась скандалами с гарнизонными бабами, причем перескандалить ее из местных дам никто не мог.
Через месяц Любка была принята с испытательным сроком оператором в отделение связи «Приморский -1» базирующемуся на территории гарнизона.
Гражданскому начальнику Хасанского районного узла связи было глубоко наплевать на рекомендательные письма командира, поэтому Пионерка в один прекрасный день воцарилась на вертящейся табуретке за высокой почтовой стойкой...

***
Из рапорта военному прокурору Барабашского гарнизона начальника 1-й учебной заставы капитана Ковалева:
«... По поводу перелома ноги и синяка под глазом у командира отделения сержанта Паршукова могу доложить следующее.
Находясь помощником дежурного по части, я контролировал получение посылок личным составом отряда.
Сержант Паршуков, командир первого отделения 13-й учебной заставы, в матерной форме выразил свое неудовольствие медленным продвижением очереди, после чего Каретникова вышла за стойку и провела Паршукову ёко-гери в левую голень, а затем правый гьяко-ски в голову...и т.д.»

Резолюция гарнизонного прокурора-шурупа** на рапорте капитана Ковалева:
«Это что за бред? Этот Ковалев какой нации? Разобраться и доложить».

Из объяснительной оператора РУС «Славянка» Каретниковой Л.А.:
«...и обозвал меня шлюхой... Я возмутилась... Рукопашным боем никогда не занималась...»

***
Кое-как отвертевшись от Советского правосудия Любаня, решила, что ее мужу пора заканчивать с военной службой, тем более что этому немало способствовали постоянные задержки в выплате денежного содержания, стремительное падение престижа военной службы и не менее стремительная инфляция.

***
Дождавшись приказа об увольнении Борьки из Потешных Войск, воспользовавшись своим служебным положением (испытательный срок на почте она все-таки выдержала, не смотря на происки судьбы), Любаня сотворила грандиозную (и последнюю) подлость горячо любимому командному составу учебного пограничного отряда...

***
Через месяц, после отъезда из отряда четы Каретниковых на материк, в отделение связи «Приморский-1» с перерывами в один-два дня начали приходить посылки.
Все наложенным платежом, ибо еженедельник «Аргументы и Факты» ради выживания в те времена подрабатывал распространением рекламы сторонних фирм, которые добросовестно снабжали всяким дерьмом простого советского человека.

Жена НТ (начальника тыла) получила посылку с обалденным вечерним платьем от фирмы «Le Monty» и не менее обалденными туфельками из выбеленной крокодиловой кожи.
Фигня, что платье было 44-го размера, а туфельки 32-го. Ерунда, что это было начало эры китайских подделок!
Не важно, что «тыльная» своими формами больше походила на доисторического бронтозавра! Не важно это!

Век неорусского презрения к морали уже перешагнул через коммунистический пуританизм, поэтому жена Зама (НачПо - по старому) получила маленькую и продолговатую бандерольку всего за 50 тысяч рублей 00 копеек (по тем временам - вполне приличные деньги).
Говорят, что когда она получала эту бандерольку, то саркастически посмеивалась: «Опять мой дурак, какую-то х%йню» выписал, хи-хи...»

Ну... замы-то, что по-тылу, что по-любимом личному составу никогда умом не блистали, это уже давно доказано, но бабье-то? Уж на что оказались падкими на подарки...

Дольше всех держался командир.
Только после третьей повестки (читай извещения) он соизволил (как бы случайно) зайти в отделение связи и развязным тоном поинтересоваться: «... э-э-э... а что, девушки, там мне кажется посылка есть?..»
- Юрий Александрович, мы уже собирались возврат делать!
Преемницы Любани тужась и напрягаясь, выперли из подсобки здоровенный ящик, на котором маленькими фломастерными буковками был написан адрес и индекс получателя, а агромадными литерами было изображено «НАБОР ЮНОГО ХУДОЖНИКА»...

***
Ах... Душа истинного художника!
Удивительно, но команч возгорелся!
Вполне возможно, что командир вспомнил юного Юрочку Грибова, у которого по младости лет никогда не было денег для такого великолепия, а может быть Грибов, вспомнил, что его матчасть сгорела на гарнизонной помойке...
Подозрительно поглядывая на Любкиных коллег (в его взгляде явственно читалось: «если раскиздите комунить - убью суки!») Грибов выложил на почтовый прилавок почти всю свою зарплату, и вызвал по телефону дежурного по штабу, который и отволок «Набор юного художника» в гостиницу.

Здесь следует сказать, что Барби ошиблась в своих чаяньях ущемить ненавистного ей командира, ибо это вам был не пластмассовый хер и не китайщина «от ЛеМонти».
Составители пресловутого набора постарались на славу. Они, наверняка, были профессионалами своего дела. Мольберт, холсты, масло, карандаши, гуашь, акварель, кисти (беличьи, енотовые, колонковые и еще бог знает какие), грунт, ватман... Господи чего только не вместилось в этот набор, причем все было наивысшего качества. Впрочем, за такую-то цену...
Командир вторично прослезился от Любкиного участия в его личной жизни...

Эпилог.

Футуристическое полотно с военным названием было закончено в 1999 году, и вывешено в отрядной офицерской бане (в том помещении, где водку пьют).
Именно в то время и перевели Юрия Александровича Грибова на новое место службы.
Пьяненькие ценители прекрасного, глядя на картину, на которой в безобразных, серо-желтых переплетениях были видны зеленые фуражки, какой-то ящик и водный ультрамарин вздыхали: «... Да... жизненно нарисовано... наливай чтоль...»
В правом нижнем углу, на латунной пластинке: «В память о совместной службе. С уважением - командир войсковой части .... полковник Грибов Ю.А.».

Пост-эпилог.

2004 год.
Я совершенно без повода зашел в один из крутых Владивостокских магазинов канцтоваров.
Холодно было. Декабрь.
С делано-заинтересованным видом ходил я вдоль этого великолепия канцелярского царства. Грелся.
- Борисыч! Привет! Ты ли это, старый хрен?!
Повернувшись на милый, до ужаса знакомый голос, я своим, весьма приличным брюхом уперся в миниатюрную даму с кукольным личиком, в короткой темно-красной юбочке и в белоснежной рубашке с рюшами на едва проступающих девичьих грудях.
- Любаня?! Епть... - сорвалось у меня с языка неожиданно.
- Саня, веди себя скромнее. - Любка мерзко захохотала. - Сейчас арестую тебя, долболома старого! У меня охрана хоть куды! Гы-гы-гы...

Я себя вести никак уже не мог от холода и от столь неожиданной встречи. Я даже не знал, что и сказать-то ей...
- Куйня все это, Саня. - Любка была в своем репертуаре, рассказывая о своей жизни. - С химиком я развелась еще в девяносто шестом. Химики все идиоты, дебилы и пропездалы. Они хлорпикрина и горчичного газа с восемнадцати лет нанюхались. Сам знаешь (я хотел пискнуть, что не химик я, и не знаю, но передумал). Ну... а я... окончила курсы менеджеров в Костроме, и, понимаешь, Сань... потянуло меня опять в убожество ваше блядское, приморское, и теперь я в этом «Книжном черве» типа завмага... Муж?.. Мужа нет. Нафиг мне муж? Я еще маленькая...

----------------------
*ПХД - парково-хозяйственный день (генеральная уборка в подразделениях, парках техники и боевых машин по версии ВС СССР)

**Шурупы - все остальные войска не принадлежащие к пограничным (по версии ПВ ВЧК КГБ СССР)