Интервью

СЛОВО

«Вначале было Слово…» Так начинается Евангелие от Иоанна. Именно эта книга самой первой вышла в России.

Слово – великий дар Бога нам, людям.

-И он во многом определяет существование человечества вообще и каждого человека, в частности, – говорит священник и писатель Ярослав ШИПОВ. – У нас Бог – Слово.

-Что это значит?

-В данном случае понятие «Слово» – очень глубокое. «Логос» по-гречески означает еще и разум. Заметьте, не ум.

Что люди называют умом? Энциклопедическую память? А зачем она нужна? Открыл книгу, нажал кнопку компьютера – и получил нужные сведения. Или говорят: «Он умеет перемножать шестизначные числа!» И это никому на земле не нужно. А Церковь всегда ценила разум и мудрость, потому что ум – надмевает.

Среди моих прихожан много, условно говоря, «технарей».

-Людей с высшим техническим образованием?

-Да. Сравнительно молодых, энергичных, которые вписались в современную жизнь. Они, оказывается, часто были обделены гуманитарными знаниями, причастностью к прекрасному . Прежде всего, к литературе. В школе ее уже не «проходили» так, как в наше время. Хоть нам это и не нравилось, но тут была своя польза. Прививки детям тоже не нравятся.

Оказывается, надо было «проходить» и Евгения Онегина, и Печорина. Неприобщенность к миру прекрасного мешает людям даже в бизнесе.

-Серьезно?

-Они разумом понимают, как надо жить. Но у них не развита душа, интуиция, они не чувствуют, что им мешает. Спрашивают: «А почему так? Где формула?»

В воскресной школе одному из таких людей мы высказали пожелание. И он его не понял, потому что не знает: то слово, которое там произнесли, может иметь много значений. Все зависит от того, кто, когда и кому его сказал. Даже одно и то же слово.

А они к слову относятся как к формуле, знаку. У них вначале – цифра.

-Академик-математик Раушенбах писал статьи об иконах. И его начинали понимать «технари», он говорил на их языке.

-Но в него было заложено чувство красоты, которое позволило ему включиться в изучение иконописи.

-Конечно.

-Слово – такой подручный материал, которым мы все распоряжаемся и который содержит в себе частицы прекрасного . Это надо ценить. В слове, словесности красоты столько же, сколько в музыке и живописи.

-Мне кажется, даже больше.

-Но не меньше. А мы не воспринимаем его как носитель красоты.

-И как носитель глубины – тоже?

-Теперь – да. Но глубина опять же связана с разумом. А красота – с ощущениями, ее чувствовать надо. И конечно, прискорбно все, что сейчас делается со словом.

Я это говорю не потому, что мне 60 лет и в мое время «вода была мокрее». Нет. Но вот пример. Объединялись две ветви Русской Православной Церкви. Я был дома и смотрел новости по разным каналам телевидения. В течение всего дня выступали самые разные комментаторы, и никто не сказал правильно: объединение обеих ветвей.

-Говорили «обоих»?

-Да. Из десятка человек ни один не знает, как это сказать. На другой день уже, видимо, кому-то дали втык – и стали говорить правильно. А раньше диктор был эталоном в произношении слов (специально выпускались словари ударений). Он до эфира читал имена людей, смотрел названия населенных пунктов. Теперь же половина дикторов не может правильно произнести имя Патриарха.

-Я читала у Л. Пантелеева, что при патриархе Алексие I именно по такому неправильному ударению в его имени узнавали «гостей» из КГБ, которые маскировались под православных.

-Практически никто не умеет правильно склонять числительные. Чего только не наговорят! Ну, где вас учили, ребята? А они – на всю страну! До сих пор помню «преамб у лу» у Хазбулатова и «м ы шление» у Горбачева.

Сейчас мои прихожане рассказали мне, что такое Единый государственный экзамен, который ребята сдают в школе. Это не имеет никакого отношения к языку, а похоже на сдачу экзамена по правилам вождения в ГИБДД. На компьютере нажимаешь кнопки: попал? не попал? Подсчитывают проценты – и тебе выдают или не выдают водительское удостоверение. Какой Печорин? Какой Онегин? Мы выпускаем диких людей.

- Причем тут никакие возражения и доводы не помогают.

-Эмигранты первой волны русскими считают только тех из своих потомков, кто знает русский язык. Говорят: «Этот внук знает только французский». Все, это уже не русский человек, хотя, может быть, по крови он из наших аристократов. Для них это потеря.

А мы на русской земле – перестаем быть русскими. И можем стать кем угодно, любой нацией, не покидая свою землю, потеряв только язык.

То, что он «великий и могучий», – не штамп с точки зрения лингвистики. Я не хочу принижать другие языки. Но, во-первых, у нас есть подвижное ударение: г о род, пр и город, городск о й. Это представить нельзя ни в английском , ни во французском, ни в польском языках.

А какая система словообразования? Добавляй к корню префиксы, суффиксы, окончания – и будешь получать слова с совершенно иными значениями. Возьмем, например, корень «став». Получатся такие слова: устав, ставленник, пристав, приставка (и это не маленькая жена пристава!).

-Застава.

-Ставить, подставка, поставки, поставщик, уставщик…

-Уставился.

-Состав (тут вообще железная дорога!).

-Или состав преступления.

-То, из чего оно состоит. И мы можем долго образовывать эти слова. У них появляется новый смысл.

В зависимости от контекста значение слов меняется во многих языках. Но чтобы было так тонко, как в нашем !.. «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Что Пушкин вкладывал в слово – «воля»? Вот смотрит человек на чужого ребенка и говорит: «Была б моя воля, я б тебя выпорол!» У него нет права на это. Тут воля – как право. «На все Божья воля!». Тут другое значение – проявление желания Бога. Воля для заключенного – все, что за колючей проволокой. Получаются разные понятия, далекие друг от друга. Такого богатства нигде не найдешь.

В словаре у Даля – за 200 тысяч слов, а газеты сейчас используют порядка 2 тысяч. Да еще значительная часть из них – иноязычные. Это касается и современной литературы. Не принято говорить о том, что карманные романы (которые сейчас продаются) пишут бригады редакторов, лепят чушь. Поэтому на обложках охотно используют женские авторские имена.

-Почему?

-Можно больше халтурить . Какой спрос с женщины? В этих романах словарный запас будет три с половиной тысячи слов – за счет какой-нибудь юридической терминологии.

Это все равно, что дать художнику всего две краски – коричневую и зеленую. И что за живопись у него получится?

-Авангард.

-Или композитору сказать: вот у тебя четыре ноты – и все. Это, конечно, признак халтуры , бесчестности и бесчестия.

-Чем это отзывается для нас?

-Очень многим. Был такой писатель Георгий Семенов, писал лирическую прозу. Человек он невоцерковленный, но сам пришел к выводу: слово – это категория нравственная. Абсолютно точно. Обедняя слово, мы обедняем нравственность. Корежа слово, корежим нравственность. Теряя слово, теряем нравственность. Теряя язык, теряем национальность. Это относится не только к русским, а ко всем народам.

-В Евангелии сказано, что мы от своих слов оправдаемся или осудимся. Что это значит?

-Мы уже говорили, что слово – категория нравственная. Произнесенное, оно становится состоявшимся действием. С ним надо обращаться очень осторожно.

Вот говорят: «Слово ранит». А сколько мы сказали грубых, резких слов людям за свою жизнь? И каждому нанесли маленькую рану на сердце. Раны заживают, но жизнь человека из-за нашего слова укорачивается – на несколько минут или на час.

В наше время пропагандируют ненормативную лексику. Говорят, что мат – это «русское дело». Нет, никогда он не был русским делом.

-И люди раньше стеснялись таких слов.

-Согласно народному преданию, живущему в Церкви, Богородица, Которая молится за всех – самых тяжких грешников, не может молиться за сквернословящих. Это хула на Нее. И еще раз подтверждает, что своими словами мы оправдаемся или осудимся.

А как это вообще можно представить: икона Богородицы – и человек подходит с матерным словом? Он может Ей в глаза смотреть?

Матерные слова стали пропагандироваться с революционных, комиссарских времен: вроде бы нужно было управлять народом «крепким словечком». И в армию это проникло. А мог ли Суворов, Ушаков, да пусть даже не такие высокие фигуры, а просто дворянин – ругаться матом? Нет, конечно. Это же себя осквернять.

Теперь люди говорят: «Хороший фильм, смелый! Там матом ругаются».

Или книга: через слово – мат. Жуть! Страшно за души этих людей, поскольку слово – категория нравственная и за все придется отвечать.

-Еще вопрос. Многие жалуются, что не понимают церковно-славянских слов. Что делать?

-Когда мы начинаем жить, то не знаем, что с нами будет дальше. Если человеку рассказать все, что с ним будет – до последнего дня, то он, возможно, жить не захочет.

- Неинтересно будет.

-Неинтересно! То же самое вложено в церковно-славянский язык. Он нам понятен, но не сразу. И будет все время приоткрываться, потому что это очень богатый язык.

Людям иногда странно бывает, когда им говоришь: «Вы же все знаете!» Они возражают: «Но вы сейчас такое слово непонятное сказали: молимтися» – «Да это три слова: молим Тебе себя» («ся» – возвратная частичка).

Вы представляете, что означает красивое слово «невеста»? Весть, вестник, не весть что... Невеста – она мужа не ведает, не знает.

Жаль, что церковно-славянский язык тоже сейчас отсекается. Его изучать надо. Дарят тебе богатство, а ты в ответ: «Не понимаю!» Да не ленись, посмотри: богатейший, поэтичный язык.

Я иногда читаю – и буквально упиваюсь этим текстом, потому он такой красивый, мудрый, многозначащий. Даже посмеиваюсь над собой. Сформулировать современным языком это даже невозможно. Вот 90-й псалом: «Живый в помощи Вышняго…» А на русский язык перевели: « Живущий под крышей Бога…» Ну что это?

Такое счастье, что молитвы пришли к нам из древнегреческого языка. Русский тогда обогатился. В нем не заменяли слова, а образовывали новые, делали кальку. И получилось интересно. Вот пример: «И он пошел восвояси». Повел себя – к себе. А английский перевод знаете? «Он пошел делать свои дела», бизнес.

-Забавно!

-В молитвах, псалмах, богослужебных текстах есть то, что сейчас утрачено даже литературой. Поскольку эти тексты рассчитаны на чтение вслух, в них старались избегать трудных звуковых стыков, чтобы удобно было дышать – и говорить, не спотыкаться. Редко встретишь сочетания труднопроизносимых звуков или гору шипящих. Я даже знаю все эти места, где нужно разделить слова.

-Вот почему так хорошо читается молитвослов!

-Удобно. Сейчас, когда люди пишут на компьютере, они не всегда слышат, что получается. И читать это трудно.

Профессиональный русский писатель не может не работать со словом. И если не работает, то не понимает, с чем имеет дело. У него в руках драгоценность, алмаз огромного размера, и надо хоть как-то попытаться огранить его. А если из алмазов начинают класть коровник, то это уже что-то не то.

-Но это тенденция всего мира. Пишут кое-как, кое-что – и даже премии за это получают.

-Правильно! Мир-то надо разрушать. Господь сотворил его гармоничным. Искусство изначально – это воспевание Бога и Его творения. Проще всего это видно на примере пейзажа: художник смотрит на него как на бриллиант, не может пройти мимо. А портрет человека? Интересно же, как Бог этого человека сотворил.

-И как этот человек, в свою очередь, становится со-творцом Бога, строит свою жизнь. Все отпечатывается на лице.

-И художника в этом творении что-то зацепило. Примерно так же – в других видах искусства. Очень просто понять, от Бога это или нет. Он дает только гармоничное . А враг разрушает гармонию.

-Есть выход из диссонанса?

-Он в храме. Человечество нравственно деградирует. Препятствует этому распаду только Церковь. И самая крепкая – Православная.

- Книги каких авторов вы читаете?

-Я читаю мало и только то, что могу перечитывать в любое время, с любой страницы. Это Пушкин, Гоголь и Лесков.

Беседовала Наталья ГОЛДОВСКАЯ