Дважды
сказано: “...не обижайте друг друга” — в стихах 14 и 17. Почему дважды?
“Когда будете
продавать... или покупать... не обижайте друг друга” — это запрещение пользоваться тем, что
кто-то не знает рыночной цены.
Торопясь на
работу, вы забегаете на рынок. Продавец соблазняется ситуацией и заламывает
цену намного выше существующей. Вам вникать некогда, вы покупаете и мчитесь
дальше. И только потом выясняется, насколько вы прогадали.
Может быть и
наоборот. Прочтите внимательно стих, и вы увидите, что запрет одинаково
касается и продавца, и покупателя. Покупатель тоже не должен пользоваться
неведением продавца и покупать по дешевке дорогую вещь.
Во второй раз
сказано: “И не обижайте друг друга, и бойся Б-га твоего. Ибо Я — Г-сподь,
ваш Б-г”.
Здесь речь
идет об обиде словом. Почему об этом говорится в связи с торговлей? Чтобы мы не
думали, что словесная обида не так серьезна, как денежный ущерб. Талмуд
объясняет:
“Точно так
же, как нельзя обмануть человека при купле или продаже, нельзя обидеть его
словом. Не спрашивай цену, если не собираешься купить. Не напоминай бааль-тшува
(человеку, вернувшемуся к религии.) о его прежнем поведении; не напоминай
потомку герим (людей, принявших еврейство.) о дурных поступках его родителей,
как сказано: 'А пришельца [гера] не обижай [словом] и не притесняй' (Шмот,
22:20).
Есть люди,
которым всегда хочется казаться осведомленными. Спросишь у них о чем-то, и они
щедро делятся “информацией”, не имеющей никакого отношения к реальности.
Следуешь их совету, теряешь впустую время. Это тоже называется обидеть человека
словом. Тора запрещает отвечать грубо или намеренно давать неверный ответ.
Однажды я
уговорил нескольких евреев, отбывавших вместе со мной заключение, не есть в
Песах хлеб, пообещав им доставать и варить картошку. Несколько раз мне удалось
купить картошку... А потом пошел я к одному человеку. Я считал его деловым и
обстоятельным, а он послал меня к кому-то, у кого картошки сроду не было.
Сболтнул для солидности. Сперва я искал советчика, потом мчался к “продавцу”...
Тот только глянул на меня удивленно: откуда, мол, у меня картошка? Так я в тот
день ничего и не добыл... Для меня это одно из самых тяжелых воспоминаний о
лагере, где, в общем-то, за тяжелыми переживаниями дело не стояло.
Иначе говоря,
Б-г категорически запретил всякое действие, которое может обидеть другого.
Пустяк,
казалось бы. Мы с невинным видом рассказываем что-то обидное, говорим колкости
так, что не придерешься, а тот, против кого это направлено, и краснеет, и
бледнеет. Если же укорить нас: “Ты зачем это сделал?”, — мы оправдываемся: “Я
ведь только правду сказал. И в мыслях не было никого обижать” или “Кто же знал,
что его это заденет?”
Потому и
сказано: “И не обижайте друг друга, и бойся Б-га твоего. Ибо Я — Г-сподь, ваш
Б-г” — то есть
перед людьми ты, может, и сумеешь оправдаться, но Творцу известны все твои
мысли и побуждения. Он накажет виноватого. “Я... ваш Б-г” — то есть Я и
твой Б-г, и обиженного тобой человека, и вы для Меня равны.
Сказал раби
Йоханан от имени раби Шимона бар Йохая: “Обида словом хуже, чем обида денежная,
ибо о ней сказано: 'И бойся Б-га', а про денежный обман не сказано 'И бойся
Б-га'“.
Обманывая
человека в сделке, мы наносим ущерб его имуществу, а не напрямую ему самому,
хотя косвенно можем повредить и его здоровью - сколько сердечных приступов
бывают вызваны словесной обидой.
Однажды в
субботу в больницу “hадаса” в Иерусалиме привезли старика. Я помню эту тяжелую
сцену. Жена его, плача, объясняла: “Мы сидели за трапезой. Я сказала ему
колкость, он глубоко огорчился, вспылил”. Увы, спасти ее мужа было уже невозможно...
Раби Шмуэль
бар Нахмани говорит (Бава мециа, 59): “Денежную обиду легко исправить — можно
вернуть деньги. Но волнения, переживания [оскорбленному] человеку не
компенсируешь”.
Некоторым кажется,
что нет ничего страшного в том, чтобы прикрикнуть на домочадцев. Сказал Рав:
“Всегда остерегайся обидеть жену, ибо она легко ранима и может заплакать” (Бава
мециа, 59), а довести человека до слез — проступок очень серьезный.
Сказал раби
Зейра (Мегила, 28): “Я ни разу не обидел никого из своих домашних”. Если надо
было, раби, конечно, делал замечание, но так, чтобы не обидеть.
Человеку,
живущему стихийно и безотчетно, такая уверенность может показаться неожиданной,
а то и чрезмерной. Но нечто подобное было сказано о себе и нашим современником.
Когда раби Шломо-Залман Оербах на похоронах жены должен был, по обычаю, просить
прощения у умершей, он сперва отказался: “Не надо, я никогда ее не обижал”. Всю
дорогу до кладбища раби еще и еще раз продумывал свое поведение по отношению к
жене, но не нашел за собой вины. И все-таки он по каким-то причинам счел нужным
произнести формулу о прощении. Почему же он не решился на это сразу? Потому что
не хотел поступать механически
В народе всегда рассказывают истории о мудрецах. О моем
деде тоже рассказывали чудеса.
Накануне субботы
евреи мылись в бане. Случилась ссора, и один дал другому (а это был меламед –
учитель, обучающий мальчиков Торе) пощечину. Режицер ребе увидел это и
воскликнул: «Рахмонес, идн! – Евреи, пожалейте! Дайте ему сдачи! Поскорее!» Но
никто этого не сделал.
В тот же вечер обидчик меламеда подавился во время
субботней трапезы и умер. Тогда евреи поняли, о чем просил ребе: если бы
ударившему вернули пощечину, он избежал бы более сурового наказания.