Цийон (по-русски Сион) - так первоначально называлось укрепление, стоявшее
на южном склоне Храмовой горы, взятое царем Давидом в битве за Иерусалим.
Позже название перешло к Иерусалиму, а в некоторых текстах под ним
подразумевается вся Эрец Исраэль.
Со временем Цийон превратился в символ:
возвращение в Цийон - собирание евреев на их родной земле. Слово вошло даже
в политический лексикон: сионисты - поборники еврейской идеи возвращения. В
иудаизме использование символа имеет более разнообразную окраску: дочь
Цийона - Иерусалим, траур Цийона - плач по разрушенному Храму, главным
образом в день Девятого ава; сыновья Цийона - еврейский народ. На иврите
Цийон - женского рода, отсюда образ плачущей женщины: Поэтому Цийон в
горечи будет плакать.
Написано в Шульхан-Арухе (см. первую главу раздела Орах хаим): Каждый
богобоязненный еврей обязан сожалеть о разрушении Храма. Это не просто
благое пожелание. Это - закон, установленный нашими мудрецами, и его обязан
соблюдать каждый еврей Торы. Сожалеть о разрушении Храма.
Но вроде бы мы и так каждый день по несколько раз вспоминаем о своем
положении, когда молимся о грядущей свободе, о Машиахе, который эту свободу
принесет, о будущем восстановленном Храме. Трижды за день еврей предстает
перед Всевышним с просьбой: "В Свой город Иерусалим вернись, Росток
(потомка) Давида, Твоего раба, поскорей взрасти! Прежде чем поблагодарить
Творца за трапезу, мы произносим: На реках Вавилона - там жили и плакали,
вспоминая Цийон, и в субботу: Когда Всевышний возвращал Цийон (т. е. когда
наш народ возвращался из изгнания), мы были как во сне." А некоторые евреи
каждую ночь произносят специальную молитву Тикун хацот, в которой тоже
оплакивают галут Ашхина - отсутствие у нас Храма и рассеяние евреев по
всему миру.
Помним мы о разрушении Храма. Но основной кодекс еврейских законов, Шульхан
Арух, требует от нас явно большего: каждый еврей обязан сожалеть о разруше-
нии Храма, - не просто помнить, а сожалеть. Что же теперь, прикажете жить
этим сожалением? Переживать и мучиться? Не находить себе места, словно по
умершему близкому человеку? Скорее всего именно это и предполагает закон.
Память и сожаление о разрушении сопровождает нас всю нашу жизнь. Выстраивая
новый дом, беля стены перед тем, как въехать, еврей всегда оставляет
незаконченным кусок стены, квадрат стороной примерно в полметра - чтобы,
входя в дом, помнил и сожалел. И не только троя новый дом, но и строя
новую семью - в самый торжественный момент свадьбы жених разбивает стакан -
в память о разрушении... Но это пожалуй и все. Молитвы, недостроенная
стена, разбитый стакан. Вся остальная жизнь течет, как текла всегда - и до
разрушения, и после... Чувство величайшей утраты, испытанное нашим народом
1928 лет назад, не может быть закреплено в приметах ежедневного нашего
бытия. Современный ритм жизни не дает человеку времени понять и осмыслить
даже то, что происходит с ним самим, не говоря о том, что произошло с его
народом в начале принятой эры. Когда-то наши мудрецы горько плакали,
увидев, что на месте, где некогда стоял Храм, гуляют лисы. Мы тоже смотрим
на Храмовую гору - но в лучшем случае испытываем легкое жжение в сердце.
Оно стало привычным, часто дает о себе знать, но, честно сказать, не очень
мучает. Печально, что нет у нас Храма. Очень печально...
А теперь открываем сидур Бейт Яаков выдающегося мудреца 18 века раби
Яакова Эмдина. Вот что он пишет о посте Девятого ава: Даже если бы
не было за нами другого греха, кроме неумения справить как положено
траур по Иерусалиму, уже одного этого достаточно, чтобы продлить срок
нашего изгнания. Я думаю, что в этом обнаруживается самая очевидная причина
всех наших волнений, несчастий и поражений. Везде нас преследуют, нет нам
ни минуты спокойствия во враждебном окружении. Потому что, как только
поселились в чужих землях, мы перестали справлять траур по Иерусалиму.
Забыт нами Иерусалим, нет его в наших сердцах. Забыт, как это происходит с
мертвыми людьми. Потому и растут с каждым поколением беды и трагедии.
Каждый человек, правдивый сердцем, согласится со мной. Приходит горький
день Девятого ава - и кто, как того требует закон, справляет траур по
разрушению Храма? Кто из нас истинно скорбит всем сердцем? Скажите, сколько
слез мы роняем, стеная и сетуя? Об остальных днях года и говорить не
приходится. Нет ни памяти, ни сожаления - ни в словах, ни в мыслях. Как
будто все произошло случайно. Как будто Храм был просто эпизодом. Резкие,
страшные слова, прямое обвинение. С разрушения Храма начался наш галут
(рассеяние, изгнание). И своей скорой забывчивостью мы этот галут
продолжаем, продлеваем, добавляя к физическому изгнанию еще и духовное.
Так писал 300 лет назад руководитель еврейских общин немецких городов
Эмдина и Альтоны. Он обращался к евреям своей эпохи, которым жилось,
действительно, нелегко, но его слова звучат актуально и для нас. Нам они
созвучны даже в большей степени, чем раньше. Мы живем иллюзиями, считая
свое положение спокойным, устойчивым и вполне безопасным. Как будто в
спокойствии нашего сегодняшнего существования заключалась цель всей
еврейской истории - с ее изгнаниями, гонениями и погромами. Как будто для
того и страдали, но не изменяли своему еврейству наши предки - чтобы нам
было удобно, уютно и приятно.
Нами упускается из вида, что, даже получив право вернуться в Святую землю,
чтобы возродиться буквально на пустом месте из пепла веков, мы тем не
менее в лучшем случае восстанавливаем свое народное тело; что же касается
возрождения духа, то оно оставляется на потом. Даже в дни чудесного
восстановления Торы, которое мы переживаем в последние десятилетия, после
того как всего полвека назад казалось, что ничего не осталось от великой
традиции некогда людных общин, сожженных и уничтоженных на глазах всего
мира в середине 20 века, даже теперь, когда поднимается и крепнет
еврейство Торы, - не находит во всем этом наша душа ни успокоения, ни
причины для полной радости. Ибо нет у нас Храма! А потому в особом свете
предстает перед нами трагический день Девятого ава. Самый трагический из
всех дней еврейского календаря. Любое несчастье лечится временем, любая
потеря. Но только не утрата Храма. Из года в год только растет чувство
национальной горечи. Ту жизненно важную функцию, которую Храм выполнял в
жизни народа, нельзя заменить ничем другим. и тут важно не совершить самую
естественную в нашем положении ошибку: дескать, поскольку нельзя найти
замену, так давайте научимся жить без этого... Время бежит. Поэтому,
удаляясь по времени от того события, как бы нам не удалиться от своего
предназначения... Даже если бы не было за нами другого греха, кроме
неумения справить как положено траур по Иерусалиму, - уже одного этого
достаточно, чтобы продлить срок нашего изгнания, - писал рав Яаков Эмдин.
И эти слова не дают нам покоя - особенно в день Девятого ава. Кто по-
настоящему справляет траур по разрушению Храма? Кто из нас истинно скорбит
всем сердцем? Скажите, сколько искренних слез мы роняем, стеная и сетуя?
Именно нам, сыновьям Цийона и Иерусалима,надлежит в большей степени, чем
остальным, переживать траур по этому страшному событию. Мы видим следы
разрушения своими глазами. Святая гора стоит пустой. Святой город все еще
далек от того состояния величия и красоты, в котором он пребывал прежде От
равнодушия и апатии излечиться трудно. Но стоит вдуматься и понять, какого
духовного богатства мы лишились с разрушением нашей святыни и насколько мы
все еще далеки от той идеальной жизни, которую предрекла нашему народу
Тора. Тогда мы по-настоящему заплачем на развалинах Храма - искренне и
правдиво. Как если бы потеряли его только вчера. А не так, как это мы
делаем легко и привычно - исполняя указание, но не страдая сердцем.
И тогда - как сказано: Каждый, справляющий траур по Иерусалиму, удостоится
увидеть его утешение. Утешение - когда Цийон и Иерусалим будут вновь
отстроены.