КНИГА РУТ

---

О времени написания Книги Рут (или Книги Руфь, как она известна читателю по Синодальному переводу¹) и ее авторе практически ничего неизвестно. Раввинистическая традиция приписывает ее авторство последнему из Судей, пророку-жрецу Шемуэлу, но всерьез принимать это свидетельство невозможно. Ряд косвенных признаков, в частности, зрелое литературное мастерство, указывает на то, что Рут – одна из позднейших в библейском каноне книг, и создана уже в послепленный период, приблизительно в III-II в. до н.э.

Сюжет книги вкратце таков: моавитка Рут, из привязанности к покойному мужу-еврею и из преданности новой семье, не пожелала расстаться со свекровью своей, Наоми, когда та решила вернуться к себе на родину, в город Бет-Лехем. Там, найдя богатого и знатного покровителя в лице Боаза, родственника покойного мужа, она вступает с ним в брак, чтобы продлить покойному род и обеспечить ему наследников. Завершает книгу краткое родословие, из которого явствует, что Овед, родившийся от Боаза и Рут, был дедом основателя Израильского царства, Давида.

По формальным признакам (действие происходит в глубокой древности, в легендарную и героическую эпоху Судей, а главный персонаж связан родством с таким важным историческим лицом, как Давид), Книга Рут относится к числу исторических, и уже в древних переводах, греческом и латинском, примыкает непосредственно к Книге Судей². Но, согласно масоретской традиции, которой следуют печатные издания еврейской Библии, Книга Рут помещается в последнем ее разделе³, где собраны не законодательные и исторические, а беллетристические, чисто литературные произведения. И действительно, сходство Книги Рут с историческими чисто формально: если не считать родословия в ее конце, которое многими рассматривается как позднейшая вставка, в книге нет ничего исторического. Персонажи ее в большинстве носят вымышленные имена, нигде больше в еврейской Библии не встречаемые. Их судьбы не имеют общественной значимости, и не связаны с важными событиями древнееврейской истории. Повествование носит чисто приватный характер, и замкнуто на узкосемейных проблемах. Его невозможно отнести и к родовым сагам, так как, в отличие от них, рассказ представляет собой умелую литературную вырезку, за рамками которой оставлены корни героев, вплетающие повествование в общий контекст истории, связывая их с предшествущими и последующими временами.

Итак, о ценности Книги Рут, как исторического источника, явно не приходится говорить. Зато на ее литературных достоинствах стоит остановиться подробнее. Стройная композиция, с лаконичной завязкой, умелым развитием сюжетной интриги, и благополучным финалом; ясный и прозрачный язык, не оставляющий места недоговоркам и умолчаниям; тонкая и умелая разработка характеров, обрисованных точными и скупыми штрихами – вот лишь некоторые из них. Во всём библейском каноне едва ли найдется лучший образец повествовательной техники и мастерства изложения. Несмотря на миниатюрные размеры – всего четыре странички небольшого формата – это произведение заключает в себе настоящий роман, ярко рисующий семейные отношения и систему нравственных ценностей тогдашнего общества.

Главный персонаж повести, застенчивая и скромная Рут, несмотря на кажущуюся пассивность ее поведения, соответствующую социальному положению овдовевшей молодой женщины, обнаруживает одно, но очень важное качество, ставящее ее в один ряд с самыми героическими образами античных трагиков. Это качество, обозначаемое еврейским термином "хесед", заключает в себе доброту, милосердие, и одновременно, любовь, преданность, верность семье покойного мужа, доходящую до полного самоотречения, когда юная Рут, оставив отца и мать, отеческих богов и родную землю, отправляется со свекровью к чужому народу, где до конца дней ее ждет участь беглянки, не имеющей ни гражданских прав, ни собственности, ни крова над головой. Чтобы оценить по достоинству этот шаг, следует помнить, что отношение израильтян к моавитам всегда отличалось особой враждебностью: сближение с ними осуждалось как измена своему Богу, а смешанные браки с моавитскими женщинами рассматривались как блуд.

С безупречной выдержкой и терпением она продолжает жить на чужбине, ухаживая за престарелой свекровью и не имея никаких перспектив на устройство собственной личной жизни. А когда свекровь предлагает ей практичный, но далеко не романтический брак с престарелым Боазом, Рут и здесь проявляет смиренное послушание, сознавая, что брак с богатым и влиятельным покровителем будет лучшим залогом благополучия ее будущего ребенка. И хотя этот ребенок в глазах окружающих воспринимается скорее как сын Наоми и продолжатель рода покойного Элимелеха, моральные качества Рут удостаиваются в общественном мнении самой высокой оценки, когда жительницы Бет-Лехема говорят Наоми, что ее невестка для нее лучше семерых сыновей.

Действие повести не случайно отнесено в далекую, почти легендарную эпоху Судей: необычный для Библии мягкий лиризм и сентиментально-чувствительный тон этой книги придают ей характер своеобразной утопии, проецированной в прошлое мечты о жизни без войн, без племенных распрей, где люди живут по-настоящему дружно и свято чтут семейные узы. Некоторые даже усматривают в повести своего рода памфлет, направленный на смягчение межплеменной розни, и проповедующий идеи межэтнической дружбы. Другие рассматривают ее как гуманный призыв к заботе о бездетной вдове и поощрение ближайших родичей брать на себя ответственность за одинокую женщину. Третьи считают, что цель книги – пролить свет на происхождение Давида, величайшего царя в древнееврейской истории, поскольку в Книгах Шемуэла отсутствует его родословие. Четвертые полагают, что цель повести – показать непреодолимую силу судьбы, подчас делающей возможным немыслимое. Не вдаваясь в опровержение перечисленных взглядов, заметим лишь, что всякое истинно художественное произведение несводимо к тем или иным примитивным идейным тезисам. Книга Рут – кусочек подлинной жизни, нашедший в литературе свое отражение, и именно этим она привлекала и будет привлекать внимание и любовь читателей.

   Использованные издания: K. Elliger, W. Rudolph. Biblia Hebraica Stuttgartensia. Ed. 3-a emendata. Stuttgart. 1987. A. Rahlfs. Septuaginta, id est Vetus Testamentum graece iuxta LXX interpretes. Stuttgart. 1979. R. Weber. Biblia Sacra iuxta Vlgatam versionem. Stuttgart. 1969. E. Campbell. Ruth. N-Y. 1975. (Anchor Bible. Vol. 7). A. Cundall, L. Morris. Judges-Ruth. Leicester, 1968. Книга Руфь. Пер. И. Брагинского, прим. И. Дьяконова. В кн. Поэзия и проза Древнего Востока. М. 1973.

   Сокращения: MT, стандартный текст еврейской Библии, с масоретскими огласовками и ударениями. Qmr, кумранские рукописи. LXX, греческий перевод, или Септуагинта (III-I в. до н.э.), Vlg, латинский перевод, или Вульгата (конец III в. н.э.), Psh, сирийский перевод, или Пешитта (в древнейших частях: I в. н.э.). Trg, арамейский перевод, или Таргум (не позднее V в. н.э.). В еврейских словах ударение обозначено лишь там, где оно падает на предпоследний слог (в остальных случаях предполагается ударение на конечном слоге).

   Обозначения библейских книг: Gn. Ex. Lv. Nm. Dt. Jos. Jdc. Rt. 1.2 Sm. 3.4 Rg. 1.2 Ch. 1-2 Esr. Est. Jdt. Tob. 1-4 Mcc. Ps. Pr. Qoh. Ct. Hi. Sap. Sir. Hos. Am. Mi. Joe. Ob. Jon. Na. Hab. Zph. Hgg. Za. Mal. Jes. Jer. Lm. Bar. Ep.Jer. Ez. Dn. Sus. Bel. Mt. Mc. Lc. Jn. Act. Rm. 1.2 Kor. Gal. Eph. Php. Kol. 1.2 Th. 1.2 Tm. Tt. Phm. Hbr. Jc. 1.2 Pt. 1-3 Jn. Jd. Apc.

 

1. Ни древнееврейская форма этого имени, ни его передача в латинском, греческом, и даже старославянском переводах не дают оснований для конечного "ф".

2. По некоторым данным (Orig. ap. Eus. h.e. 6.25. Ios. Fl. c. Apion. 8. Hier. prol. galeat.) в еврейском каноне они даже составляли единое целое.

3. А именно: в Писаниях (Kethuvim), где она входит в группу пяти так называемых Свитков (Megillot), состоящую из Песни Песней, Книги Рут, Плача Иеремии, Книги Экклесиаста, Книги Эстер.

 

КОММЕНТАРИИ

1,1 когда еще правили Судьи – т.е. в родоплеменной период, еще до создания государства, когда правили "шофетим" (вожди), совмещавшие судейские и военачальнические функции.

1,1 Бет-Лехема Иудейского – т.е. находящегося на территории племени Йехуда. По другим источникам (Ios. 19,15) он относился к территории племени Зевулун. Название "Бет-Лехем" (зернохранилище, житница) не очень подходит для места, где случился неурожай и голод.

1,1 переселился на равнину Моава – досл. "ушел, чтобы жить на полях Моава" (LXX: eiV agron Mwab. В Vlg более обтекаемо: in regione Moabitide). В действительности Моав представляет собой малопригодное для земледелия горное плато, изрезанное каньонами и руслами высохших рек. Столь явное географическое неправдоподобие (спасаясь от голода, герой повести бежит из "житницы" в пустынные регионы) лишний раз намекает читателю, что он имеет дело с чисто литературной фикцией.

1,2 Элимелех – вероятно, еще доизраильский, ханаанский антропоним (Мелех – мой бог), производный от имени общесемитского верховного божества, хотя некоторые толкуют его как яхвистское имя (Мой бог – царь). LXX наряду с чтением "Элимелех" дает вариант "Авимелех" (Мелех – мой отец).

1,2 Махлон и Кильон – имена персонажей повести символичны: "Махлон" (болезнь, усталость) и "Кильон" (бессилие, изнуренность) характеризуют рано умерших сыновей. "Наоми" ("добрая, ласковая", или "наслажденье, отрада") намекает на образцовость свекрови. "Орпа" (отступница, отказчица) и "Рут" (утешительница, помощница) напоминают образ действий невесток, из которых одна отказалась идти с ней в Бет-Лехем, а другая не пожелала с ней разлучаться. Впрочем, в этимологиях этих немало спорного.

1,2 были они эфратийцами – "Эфрата", древнее название Бет-Лехема Иудейского (Gn. 35,19. 48,7. Mi. 5,1). Термин "эфратийцы", вероятно, указывает на укорененность данной семьи в Бет-Лехеме, ее принадлежность к местной аристократии. Йишай, отец Давида, в 1 Rg. 17,12 также назван "эфратийцем из Бет-Лехема Иудейского".

1,7 оттуда, где жила – логика повествования, тем более в исторических сагах, требует указать конкретно, где именно жила Наоми. То, что автор отделывается общими словами, указывает на фиктивный, вымышленный характер рассказа.

1,13 мне горько за вас – или: "моя участь еще горше, чем ваша" (ср. 1,20). Vlg: quia vestra angustia me magis premit (ибо меня больше заботит ваше несчастье).

1,14 затем Орпа поцеловала свекровь и ушла домой, а Рут с нею осталась – досл. "и Орпа поцеловала свою свекровь, а Рут с ней осталась". Логический пропуск: "и вернулась домой", восполнен в LXX: kai epestreyen eiV ton laon authV, и Vlg: ac reversa.

1,17 Клянусь Господом – досл. "пусть так мне сделает Господь, и так пусть добавит". И в реальной клятве, и в пересказе не произносилось, что именно сделает Господь с ее нарушителем, но заменялось этой условной формулой, чтобы не навлечь беды на говорящего.

1,20 не называйте меня Наоми, а называйте Мара – игра слов: Наоми, "наслажденье, отрада". Мара, "огорчение, горечь".

1,20 Всесильный – в MT: "Шаддай" (LXX: `o `ikanoV, Vlg: Omnipotens), неясный эпитет, употребляемый обычно в поэзии и означающий, вероятно, "Мощный, Могучий".

1,21 унизил – так в LXX: etapeinwsen me, и Vlg: quam humiliavit. В MT неясное: "ана ви", что может значить и "свидетельствовал (высказался) против меня". В последнем толковании Господь выступает в качестве свидетеля, и одновременно судьи, выносящего приговор.

1,22 когда с полей начали убирать ячмень – в конце мая, июне. Отнесенностью рассказа к периоду жатвы объясняется позднейшая синагогальная практика читать Книгу Рут на Шавуот (праздник урожая и принесения Богу начатков плодов).

2,1 человек влиятельный и богатый – досл. "человек богатырь сильный" (LXX: anhr dunatoV iscui), что в данном контексте означает высокое социальное положение и связанное с этим богатство (Vlg: homo potens et magnarum opum). Ср. также 1 Sm. 9,1. 4 Rg. 15,20.

2,1 из клана – термином "клан" здесь переводится евр. "мишпаха", означающее родственное объединение большее, чем "бет" (семья, род), но меньшее, чем "шевет" (колено).

2,1 по имени Боаз – имя, повидимому, символичное, как и другие имена в этой повести. Его толкуют как "бен-аз" (Сын силы), или "бо-оз" (В нём сила), что в любом случае означает могущественного, влиятельного человека. Впрочем, этимологии эти спорны.

2,2 можно мне пойти в поле подбирать колоски за кем-нибудь, кто сжалится надо мной – по Закону (Dt. 24,19. сf. Lv. 19,9. 23,22), вдова могла подбирать на чужом поле остатки колосьев, но на практике разрешение хозяина, конечно же, требовалось.

2,7 и почти что не отдыхала – в MT неясное: "разве что отдохнула немного домой" (возможно, под "домом" имеется в виду навес или шалаш для короткого отдыха в поле). LXX: ou katepausen en tw agrw mikron, "и совсем в поле не отдыхала". Vlg комбинирует оба чтения: ne ad momentum quidem domum reversa est, "ни на миг не отлучалась домой".

2,8 держись возле моих работниц – вместо ожидаемого "работников" (ср. общий контекст, и особенно 2,21 где Рут, ссылаясь на эти же слова Боаза, уже говорит о "работниках"). Там, где его героиня в близком контакте с мужчинами, автор часто сбивается, распространяя на жнецов формы женского рода. Так, в словах "следуй за ними" (2,9) употреблена женская форма "ахарехен", а ниже (2,22-23) снова говорится о работницах, "наарот".

2,12 под покровом которого ты искала убежища – досл. "к которому ты пришла, чтобы искать защиты у него под крылами (у него под покровом)". Ср. прим. к 3,9.

2,13 хотя я даже служанкой твоей назваться не смею – досл. "и я не буду как одна из твоих служанок", что можно понять как выражение скромности: "хоть я ниже любой служанки твоей" (Vlg: non sum similis unius puellarum tuarum), и как готовность идти на службу к Боазу: "я готова стать служанкой тебе" (LXX: idou egw esomai `wV mia twn paidiskwn sou).

2,14 обмакивай в уксус – собств. в "хомец" (винный уксус, прокисшее вино), дешевое пойло для рабов и солдат, аналогичное тому, которое предлагали выпить Иисусу, когда он висел на кресте (Mc. 15,36. Io. 19,39).

2,14 она подсела к жнецам – досл. "села сбоку (в стороне от) жнецов" (LXX: ek plagiwn twn qerizontwn, Vlg: ad messorum latus). Подчеркивается деликатность Рут, которая даже подсаживаясь к работникам, устраивается от них чуть поодаль, с краю.

2,14 он насыпал ей жареных зерен – в MT неясное "вайицват-лах кали" (LXX: kai ebounisen auth BooV alfiton, Vlg: et congessit pulentam sibi), где слово "кали", скорее всего, означает подсушенные на огне зерна в колосьях (ср. 1 Sm. 17,17. 25,18. 2 Sm. 17,28), служившие десертным лакомством, вроде наших орешков (англоязычные комментаторы употребляют даже слово popcorn). LXX, Vlg толкуют его как "ячменную крупу", но вряд ли обед состоял из необработанных ячменных зерен.

2,14 но даже отложила остаток (= у нее даже остался излишек) – чтобы потом угостить свекровь (2,18). Vlg: et saturata est et tulit reliquias, "она досыта наелась и унесла остатки с собой". Jos. ant. 5, 326: "получив от него порцию ячменного зерна, Рут сохранила ее для свекрови" (~~~~).

2,15 если она захочет подбирать колосья между снопами – Закон позволял беднякам подбирать всё, что останется от снопов после того, как жнецы унесут их (ср. прим. к 2,2). Разрешение собирать колосья, когда снопы еще на месте – необычная щедрость. Оно означает, что Рут позволено идти по пятам за жнецами и непосредственно участвовать в жатве (именно так понимает Vlg: Etiam si vobiscum metere voluerit, ne prohibeatis eam).

2,16 часть колосьев роняйте – "нарочно, намеренно" (de industria) – поясняет Vlg. Любопытно, что свою щедрость Боаз вынужден облекать в традиционные формы подаяния, милостыни. Иных способов благотворительности, очевидно, не было предусмотрено.

2,17 ячменя у нее вышла почти целая мера – величину "меры" (эфа) ученые определяют по-разному, но при любом подсчете она составляла не менее 22 литров. Трудно представить, чтобы молодая женщина была способна донести такую тяжесть до города. Остается предположить, что емкость эфы во времена составления этой книги была несколько меньшей.

2,20 благослови его Господь за то, что он не оставляет заботами ни живых, ни умерших – так в LXX: EuloghtoV estin tw kuriw `oti ouk egkatelipen to eleoV autou meta twn zwntwn kai meta twn teqnhkotwn), и Vlg: Benedictus sit a Domino quoniam eandem gratiam quam praebuerat viris servavit et mortuis. Но частицу "ашер" можно понять и иначе, как относительное местоимение: "Благослови его Господь, который не оставляет своими заботами ни живых, ни умерших". Опять мы видим характерную языковую неясность, где Боаз, в своей роли благодетеля и заступника, не отличается от заступника-Господа.

2,20 из заступников наших – досл. "из искупителей наших" (ср. LXX: anhr ek twn agcisteuontwn `hmaV estin, Vlg: noster est homo). Термин "гоэль" (причастие глагола "гааль", т.е. выкупать из рабства, освобождать из плена за выкуп, в более широком смысле: выручать, спасать, приходить на помощь), играет ключевую роль в дальнейшем повествовании, и совмещает ряд важных оттенков. Он означает кровного родича (обычно брата), как носителя определенных обязанностей по отношению к другому родичу: он должен выкупить отданную за долги его землю (Lv. 25,25), должен выкупить из долгового рабства его самого (Lv. 25,48), должен, в случае его убийства, отомстить за его кровь (Nm. 35,19), должен, если тот умер бездетным, взять в жены его вдову для продолжения его рода (Ru. 3,9). Таким образом, помимо прямого значения (кровный родственник, искупитель), "гоэль" имеет целый ряд переносных (благодетель, избавитель, спаситель, покровитель, заступник, защитник, мститель).

2,22 прекрасно, дочь моя, что ты ходишь с его работницами, а значит, на чужом поле не обидят тебя – или: "Лучше тебе, дочь моя, ходить вместе с его работницами, потому что на чужом поле могут обидеть тебя" (ср. Vlg: Melius est, filia mi, ut cum puellis eius exeas ad metendum, ne in alieno agro quispiam resistat tibi). О колебаниях между "работниками" и "работницами" см. прим. к 2,9.