Продвинутая психология для совершеннолетних.

Vital P'Art - Продвинутая психология для совершеннолетних.

Публикация в рамках проекта: "Интерактивный диплом".

Ложь во благо: хорошо или плохо?

Проблема добродетельного обмана известна еще философам глубокой древности. Ее
обсуждали такие мыслители, как Сократ, Платон, Ибн Сина, Конфуций. У Сократа
общеизвестен пример про стратега, который обманывает врага. Добродетельным бывает
ложное сообщение врача, который укрепляет веру больного в свое выздоровление.
Каждому из нас, несомненно, известны случаи обмана, вызванные гуманистическими
побуждениями, и они составляют, по-видимому, неустранимый фактор человеческого
общения.

"Бледный, хрупкий одиннадцатилетний мальчик, израненный, но живой, был вытащен
вчера из под обломков небольшого самолета, который разбился в воскресенье в
горах Йосемайтского национального парка. Мальчик провел на месте крушения на
высоте 11000 футов несколько суток; он лежал, закутанный в спальный мешок на
заднем сидении заваленных снегом обломков среди бушующей пурги, при минусовой
температуре. "Как мои мама и папа? - был первый вопрос ошеломленного пятиклассника.
- С ними все в порядке?" Спасатели не сказали мальчику, что его отчим и мать,
все еще пристегнутые к своим сиденьям в разбитой вдребезги кабине, едва ли не
в нескольких сантиметрах от него самого - мертвы".

Согласно профессору Дубровскому, добродетельный обман представляет собой вид
намеренного обмана, поскольку выражает определенный интерес человека. Однако,
в отличие от недобродетельного обмана, используемого для реализации, как правило,
эгоистического интереса, "добродетельный обман выражает такие интересы субъекта,
которые совместимы с общечеловеческими ценностями, принципами нравственности
и справедливости. Это можно интерпретировать в смысле совпадения интересов того,
кто обманывает, и того, кто является объектом добродетельного обманного действия".
(П.И. Юнацкевич, В.А.Кулагин, "Психология обмана. Учебное пособие для честного
человека", СПб, Фолио-Плюс).

Наряду с личными особенностями субъектов общения, существенную роль в понимании
такого феномена, как добродетельная ложь, играют ситуативные факторы. Важным
параметром социальной обстановки является степень нормативной или ситуативной
поддержки, которая предоставляется лжецу. Один и тот же человек в разных ситуациях
может выглядеть в глазах общества героем, если он обманул врага, или преступником,
если он обманул собственную референтную группу. Не уходя от проблемы моральной
оправданности лжи, которая возникает практически во всех областях человеческого
бытия - от нуклеарной семьи до национальных или расовых общностей, мы все же
не можем не признавать того факта, что ложь военнопленного более оправдана и
даже предписана ему нормативно, а ложь священнику, судье или просто близким
людям, как правило, не находит никакого оправдания.

Класс явлений добродетельного обмана может быть разбит на две группы. К первой
из них могут быть отнесены все случаи, "когда объект обмана и объект доброго
дела совпадают". Типичным примером этого служит сокрытие от больного той информации
о истинном положении его здоровья, которая способна ввергнуть больного в тяжелые
психоэмоциональные переживания, депрессию, суицидальное настроение; которая
резко снизит его активность в борьбе с заболеванием. Четко продуманная и организованная
врачом дезинформация больного может, напротив, повысить его сопротивляемость
болезни и придать уверенность в положительном исходе, содействовать мобилизации
его жизненных сил.

Сюда же можно отнести любые другие случаи, где обман совершается ради того,
чтобы облегчить положение некоторого другого лица: избавить его от горя, чрезмерных
отрицательных эмоций, предохранить от опасного увлечения, от ошибок, неразумных
действий, пресечь мысли о самоубийстве, и тому подобное.

Ко второй группе относятся те случаи, когда объект обмана и объект доброго дела
не совпадают. В таких случаях один субъект обманывает другого во имя блага или
третьего, где под третьим может выступать любое нечто - от отдельного человека
до абстрактной идеи, или же в своих собственных целях, которые или видятся справедливыми
большинству. Например, в случаях, когда необходимо обезвредить террориста, с
которым ведутся переговоры, предпринимаются все возможные формы давления на
него и искажения действительности таким образом, чтобы ослабить его внимание
или вынудить его поддаться на провокацию, после чего его можно будет обезвредить.
Подобное поведение лиц, которые противодействуют опасности, является им предписанным,
рекомендованным, нормативно закрепленным. В других случаях используемая ложь
не является ни предписанной, ни нормативной, однако, с точки зрения некоторого
большинства, она является необходимой и оправданной. Например, на допросе подследственного
следователь может использовать ложь в качестве инструмента давления на допрашиваемого.
И хотя с нравственной, с философской, с общечеловеческой позиции правда всегда
предпочтительнее, чем ложь и обман, тем не менее во многих случаях обман молчаливо
одобряется и даже считается желательным, как адекватная мера противодействия
некоторой агрессивной социальной данности.

Нормативные и Нравственные ситуации обмана.

Несколько иная классификация может быть получена, если за ее группирующую основу
взять, с одной стороны, все общественно-нормативные ситуации обмана, а с другой
- личностно-нравственные ситуации обмана. В первом случае обман является необходимым
общественным инструментом, способным добиться гораздо более выгодных результатов,
чем, если бы говорилась исключительно правда. Например, "если в один прекрасный
день все психологи примут решение никогда не вводить в заблуждение испытуемых,
то многие эксперименты станут невыполнимыми". Во втором случае обман ситуативен,
не подлежит или не поддается изучению, не имеет явно выраженных признаков общественного
соглашения, нормативно не формализован, и вся ответственность, как правило,
лежит на объекте, инициирующем обман ради некоторого блага, которое он предполагает.
Рассмотрим эту классификацию подробнее.

Общественно-нормативные ситуации обмана.

Под общественно-нормативными ситуациями следует понимать все случаи обмана,
которые обладают следующими признаками:

-Они поддаются правовому, нормативному и общественному регулированию.

Например, разведчик обманывает не по своему желанию, а в целях некоторого общества,
интересы которого он представляет. Более того, он действует с их согласия, одобрения
и научения. Нормативно ничто не мешает общественным институтам запретить лицам,
осуществляющим разведывательную и шпионскую деятельность, использовать ложь
в своей деятельности. Однако этого не происходит, как не происходит во многих
других случаях, где ложь подразумевается как один из важных инструментов в достижении
общественных целей.

-Отказ или запрет на использование лжи может приводить к ситуациям, более драматичным
и неблагоприятным для общества.

Действительно, можно согласиться с Виктором Знаковым, который говорит, что "иногда
мы просто вынуждены лгать". У ученых возникнут серьезные трудности в разработке
новых лекарственных средств, из экспериментальной психологии придется исключить
большое количество методик и подходов, при которых испытуемый должен находится
в неведении относительно целей и задач эксперимента.

-Люди, которые обманывают с позиции общественно-нормативных ситуаций, не преследуют
своих личных интересов.

Люди, которые обманывают в контексте той или иной ситуации, не преследуют своих
личных интересов или желания извлечь из этого какую-нибудь выгоду для себя.
Вполне вероятно, что вне контекста этих ситуаций те же самые люди вообще не
способны обманывать других. Обман для них является инструментом, использование
которого оправдано в строго определенных ситуациях. Например, пилоты самолета
могут сообщить пассажирам, что полет проходит нормально, хотя, на самом деле,
в это время они отчаянно борются за выживание самолета. В данной ситуации у
пилотов нет никакого личного интереса обманывать, они подчиняются правилу, при
котором сообщение правдивой информации неизбежно приведет к более драматичным
последствиям (панике). Врач, который сообщает больному о том, что последний
"пошел на поправку", не имеет желания обманывать и не видит в этом личной выгоды,
но знает, что это ускорит и облегчит процесс выздоровления больного.

-Для любого из распространенных случаев общественно-нормативной ситуации обмана
существуют как многочисленные прецеденты, которые поддаются анализу, так и заключения,
что в данных случаях обман будет более предпочтителен, чем правда.

По данным американского врача Алана Робертса, полученным в 1993 году, терапия
головных болей с помощью плацебо приводит к 67,9% излечения, а терапия расстройств
пищеварения - к 58,0% выздоровления. А проведенный им сравнительный анализ действенности
фармакологических и плацебных препаратов обнаружил, что "при обычных головных
болях или расстройствах пищеварения плацебо оказались эффективнее иных медикаментов".
(С.С. Степанов, "Психологическая мозаика", Москва, "Академия", 1996). Таким
образом, в некотором роде можно считать научно доказанным, что использование
обмана в терапевтических ситуациях может приводить к гораздо более эффективным
результатам, чем в тех случаях, если бы терапия не использовала эту возможность.
Очевидно, что многие контексты общественных ситуаций, в которых присутствует
обман, нормативно закреплены в силу того, что их существование является необходимым,
выгодным и эффективным для развития самого общества, и что такая точка зрения
подкреплена опытом, анализом и научными данными.

-Общество признает существование таких ситуаций, когда использование обмана
оправдано, и, в своем большинстве, согласно с этим.

Согласно иерархии потребностей Абрахама Маслоу, базальные потребности человека
- физиологические потребности и потребность в безопасности - имеют большую ценность
для любого большинства, чем потребности гораздо более высокого уровня развития
- нравственные, общечеловеческие. Как следствие этого, можно сделать вывод,
что общество в целом признает, и готово признавать, право на существование ситуаций
обмана, если они ориентированы на удовлетворение базальных потребностей, связанных
с выживанием и безопасностью.

Личностно-нравственные ситуации обмана.

Под личностно-нравственными ситуациями обмана следует понимать все случаи, в
которых объект или умалчивает об истинном положении дел, или искажает информацию,
предполагая, что и в том, и в другом случае это будет наилучшим выходом для
субъекта, которому предоставляется ложная картина действительности. Основное
отличие таких ситуаций от нормативно-общественных заключается в том, что обманщиком
движет собственное понимание ситуации, и что он находится вне любого контекста,
который бы предписывал обманное действие как вынужденное, оправданное или необходимое.

Личностно-нравственные ситуации обмана гораздо более распространенное явление,
чем нормативно-общественные, число которых хоть и велико, но явно конечно и
весьма строго определено самим обществом. Мы встречаем их и дома, и на работе,
и на улице. Тема лжи во благо - один из излюбленных мотивов в литературе, достаточно
вспомнить лишь "На дне" Горького. Виктор Знаков утверждает, что добродетельная
ложь вообще является традиционно русским типом. Проведенный им опрос ("В каких
ситуациях вы можете солгать?") обнаруживает, что большинство людей склонны отвечать
так, что Знаков характеризует как "ложь во имя спасения": искажение диагноза,
сообщаемого неизлечимо больному; желание оградить близкого человека от лишних
неприятностей; неточное изложение родителям совсем не героических обстоятельств
гибели их сына в армии и т.п.". А статистические исследования полученных результатов
показали, что подобные ответы "следует признать наиболее типичными для представителей
русской культуры".

Если не выделять, как это сделал Знаков, "субъективно-нравственный" тип понимания
лжи, свойственный русской культуре и ментальности, а остановиться на предложенной
в этой работе личностно-нравственной типологии обмана, не имеющей транскультурных
различий, то можно сформулировать и описать основные признаки, которые свойственны
феномену добродетельного обмана в контексте ненормативных ситуаций.

-Личная убежденность, что в определенном контексте ситуации лучше обмануть или
умолчать, чем сказать правду.

Родитель, который говорит ребенку о том, что дети берутся из капусты, убежден
в том, что в данной ситуации это много лучше, чем пытаться объяснить все так,
как оно есть на самом деле. Жена, которая говорит тяжело больному мужу, что
он скоро поправится, так как врач по секрету поделился с ней прогнозом на его
выздоровление (и что не имеет отношения к действительности), преследует самые
лучшие цели и верит, что так будет лучше. Сын, который пишет в письме, как все
хорошо в армии и как ему легко служится, просто не хочет травмировать своих
родителей истинным положением дел. В каждом из приведенных случаев и в миллионах
возможных подобных случаев люди выбирают сказать неправду, которая, по их мнению,
или сможет улучшить ситуацию, или ее не усугубит.

-Поведение лиц, которые в тех или иных ситуациях склонны обманывать ради предполагаемого
блага, невозможно контролировать и регламентировать. Оно не поддается нормативному
и правовому регулированию.

Если врач сообщает пациенту ложную картину о состоянии его здоровья, после которого
самочувствие больного резко ухудшится, то такое событие не пройдет мимо профессионального
сообщества, которое регламентирует подобные действия, и требует точного и профессионального
их исполнения. Независимо от правового поля, которое может оговаривать подобные
действия, или не оговаривать, обманное действие может попасть в поле зрения
более высоких социальных институтов как факт, имеющий неожиданное следствие
или создающий некий прецедент, требующий пересмотра норм и требований к исполнителю
обмана. В случае с личностно инициируемыми формами обмана повлиять на подобные
действия практически невозможно. В мире, возможно, миллионы родителей внушают
детям ложные картины сексуальных отношений, брачных связей и многих других явлений,
будучи искренне убежденными, что это принесет только пользу их детям. Людей,
которые так поступают, невозможно привлечь к ответственности и вынудить их поступать
иначе. Такой добродетельный обман может иметь самое непосредственное отношение
"лишь к чувствам обманщика, а не к юридическому определению его виновности или
невиновности".

-Для любого из распространенных случаев личностно-нравственной ситуации обмана
не существуют однозначных фактов и заключений, которые утверждали бы, что в
данных случаях правда предпочтительнее обмана.

С общечеловеческой, с нравственной, с философской точки зрения говорить правду
всегда предпочтительнее, чем обманывать. "Кант, например, говорил, что категорически
нельзя допускать ложь ни в чем, поскольку считал, что любая ложь всегда кому-нибудь
вредит: либо человеку, либо человечеству" ("Трудиться понять ближнего", Интервью
с Виктором Знаковым, журнал "Человек", 1998, № 5). Однако нельзя сказать однозначно,
что в большинстве жизненных ситуаций в их самом житейском представлении правда
не всегда предполагается, как наилучший выбор. И в значительном количестве ситуаций
люди руководствуются гораздо более приземленными категориями, исходя из собственного
понимания ситуации. Никто не учил и вряд ли кто и когда либо сможет научить
солдата говорить своему смертельно раненому на поле боя другу, что тот скоро
поправится и что все будет хорошо. Вряд ли кто и когда либо найдет однозначный
ответ: нужно ли на самом деле делиться со своими членами семьи плохими новостями,
или лучше умолчать о них? Каждая из таких ситуаций имеет свой определенный,
уникальный характер. И в такой ситуации выбор каждым конкретным человеком -
что сказать, правду или обман? - остается исключительно делом совести, воспитания
и психологической индивидуальности человека.

Исключения из правил и спорные вопросы.

Далеко не всегда мы можем утверждать, что человек, совершающий добродетельный
обман, действительно делал это по гуманным соображениям, исходя из человеколюбия
и желания принести другому облегчение. "Зачастую лжецы могут не осознавать или
же не признавать, что обман, который на первый взгляд представляется ложью во
спасение, выгоден им самим. Например, один старший вице-президент национальной
страховой компании считает, что правда может оказаться жестокой в том случае,
если страдает самолюбие другого человека: "Порой не так-то просто заявить какому-нибудь
парню прямо в лицо: не выйдет из тебя никакого председателя". (Пол Экман) И
далее: "Не лучше ли в таком случае пощадить его чувства? А заодно и свои? Ведь
на самом деле "не так-то просто" сказать такое этому "парню" прямо в лицо, потому
что можно натолкнуться на его возможный протест, особенно если тот посчитает,
что это лишь личное мнение. В этом случае ложь щадит обоих".

Личная выгода может присутствовать как в общественно-нормативных ситуациях обмана,
так и в ситуациях личностно-нравственных. Врачом, который предлагает таблетку
и знает, что она не поможет, но утверждает обратное, могут двигать не только
благородные, но и корыстные интересы. Следователь, который лжет подследственному
для того, чтобы сбить его с толку, может быть заинтересован в том, чтобы как
можно быстрее раскрыть преступление и получить за это определенное должностное
поощрение. И в некоторых ситуациях благодетельной лжи, или социально дозволенной
лжи, мы можем обнаружить, что человеком движут не только нравственные побуждения,
а иногда - и просто аморальные, которые лишь маскируются под добродетель.

В тех случаях, когда объект обмана и объект доброго дела совпадают, необходимо
учитывать тот факт, что в большом количестве случаев, которые, как правило,
связаны с чрезвычайно интенсивными стрессовыми ситуациями, в коммуникации имеет
место не факт добродетельного обмана, а самообман. Это связано с защитной реакцией
организма на очень сильный стресс: в ситуациях неожиданной утраты близкого человека,
его травматизации или болезни окружающие могут сообщать ложную информацию не
потому, что хотят облегчить положение других людей, вовлеченных в стресс, а
лишь потому, что не способны сами принять истинное положение вещей. Таким образом,
ложь, формально выглядящая как обманное сообщение ("Ты обязательно поправишься
и выздоровеешь") - на деле являет собой защитную реакцию психики и не может
быть отнесено и классифицировано как ложное.

Следует также отметить еще один вид обмана, на который, в частности, указывает
Виктор Знаков. Этот обман, особенно характерный у детей, не приносит никому
вреда, а лгущему приносит некоторую пользу. "Например, ребенок разбил вазу и
сказал, что это сделала собака, так как знает, что родители ее не накажут. Ему
польза и собаке вреда никакого". Еще более изящный пример подобной лжи приводит
С. Спилберг в своем кинофильме "Список Шиндлера", когда мальчик обманывает нацистов,
показывая на человека, который уже убит и называя его тем человеком, которого
они разыскивают.

Феномен добродетельного обмана, особенно в том смысле, в каком его видит Виктор
Знаков, выделяя русский тип понимания лжи и называя его субъективно-нравственным,
еще требует своего изучения у российского ученого-исследователя, которого волнуют
проблемы психологии лжи и обмана.

С уважением, Вит Ценев.

URL: http://novocybersk.ru/vital/index.php3
e-mail: stomenov@mail.ru