СКРЫТЫЕ РЕЗЕРВЫ НАШЕЙ ПСИХИКИ.
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА.

03.05.05.Выпуск 87
«У маленького греха есть та скверная сторона, что он никогда не останется маленьким»
Из книги Орисон Свет Марден
«СТРОИТЕЛИ СУДЬБЫ ИЛИ ПУТЬ К УСПЕХУ И МОГУЩЕСТВУ»

Дорогие читатели! От всей души поздравляю Вас с великим праздником, 60-летием победы в Великой Отечественной Войне!

А.А. Трубникова. Сергей Рахманинов
Окончание

1912 год. Лето. Ночью мы приехали в Ивановку. Все уже спали. Проснулась утром и слышу — в комнате разговаривают. Со сна не помню, кто. Но минуту
спустя слышу: это Сережа и мама. Он сидит около мамы, и они о чем-то тихо беседуют, думая, что я сплю. Повернулась и смотрю, жду, когда же они заметят, что я
не сплю.
— Проснулась наконец, я уже целый час сижу, а ты, соня, спишь и ничего не слышишь. Еще бы немного и проспала бы удовольствие,— говорит Сережа,— через
сорок минут будь готова, увидишь мою “Лору” [“Лора” — автомобиль, который он только что получил из Москвы.], а к вечеру покатаю. Точно через сорок минут мы были в гараже. Наспех показав автомобиль, Сергей ушел к себе работать. В
Ивановке было два дома: большой, где жили все, и небольшой старый, где жил Сергей с семьей. Стояли они рядом, а между ними была небольшая площадка с
фонтаном и цветником, по бокам — стена из кустарника и ряд цветущего табака. Вечером здесь бывало необыкновенно красиво. В день моего приезда, после обеда и отдыха, поехали кататься: Сережа у руля, рядом шофер Комаров, я сзади одна. Пока едем проселком, машина так подскакивает на неровной дороге, что меня бросает с одного борта на другой. Сережа оборачивается и поддразнивает: то ли еще будет. Вдруг машину встряхнуло так, что я чуть было не вылетела, шофер схватился за руль, но Сережа спокойно отвел его руки: — Все в порядке, это Анна Андреевна виновата,
прыгает так, что того и гляди выскочит из машины, а за нее отвечать придется.
Но вот выехали на большак и помчались по глади дороги. Сережа время от времени поворачивает голову и молча улыбается. Ему понятно мое состояние: вокруг
ведь ни души, воздух дрожит над необъятным морем ржи, и только жаворонки вьются высоко в небе. Молчу и я. Зачем слова, когда такая ширь кругом и, кажется,
поет воздух. К вечеру приехал Лукинка [Так звали Александра Ивановича Сатина, двоюродного брата жены Рахманинова.] на своем “Форде”. Автомобиль
был тогда еще редкостью, и в наших краях его совсем не знали. Сергей увлекся им до самозабвения, ревниво отстаивал свою “Лору” и доказывал, что она несравненно лучше “Форда”, входившего тогда у нас в моду. — Ну что твоя “Лорелея”,— наседает Лукинка на Сережу,— разве она годится на проселочных дорогах! Вот мой “Форд” пройдет где угодно, а ты сядешь где-нибудь, помяни мое слово!
— А вот увидим, в четверг едем с нами в Знаменку [Знаменка, имение рода Рахманиновых в Тамбовской губернии Козловского уезда, в то время принадлежало
тетке С. В. Рахманинова — Ю. А. Зилоти.] за Митей и к Володе. Увидишь, как “Лора” будет брать все препятствия,— горячился Сергей.
Затем все гурьбой отправляемся в гараж. Начинается осмотр обеих машин, и снова разгорается спор. В конце концов нам это надоедает, и мы уходим от спорщиков,
но долго еще раздаются их голоса и долетают слова: “Лора”... “Форд”...
Обычно все утро Сергей не показывался, он работал в старом доме, где жил с женой и детьми,— и никто, конечно, его в это время не беспокоил. Окно его
кабинета выходило в сад, и я потихоньку от всех забиралась в густой кустарник невдалеке и слушала его игру. Какое упорство в работе, какая настойчивость и
какое строгое к себе отношение! Иные места он упорно повторял по нескольку раз, и я, слушая, затаивала дыхание, чтобы не пропустить ни одного звука.
После трудового дня (он и летом аккуратно занимался, не делая себе скидок ни на жару, ни на усталость), окончив занятия, Сережа выходил из дома, брал ракетку и шел к нам играть в лаунтеннис, еще издали крича, что знает, кто проигрывает, по моим крикам, и становился играть в паре со мной. До обеда мы играли, и Сережа веселился, бегал наравне с другими.
Гуляя, мы однажды шли по плотине. Я увидела красивый голубой цветок. Был он действительно какой-то особенно голубой, но рассмотреть его было нельзя, так как рос он на очень крутом склоне над обрывом. Сережа сразу откликнулся:
— Хочешь, я сорву его,— и хотел уже спускаться, но Наташа схватила его, а меня возмущенно упрекала, что я подбиваю Сережу на неразумные поступки.
— Он же мог упасть и сломать ногу, оба сумасшедшие!
Вечером, получив почту, причем право раскрывать почтовую сумку всецело принадлежало Сереже, он зарывался в газеты. По прочтении газет велась беседа с
приказчиком по хозяйству, и, только покончив с этим, он включался в общую беседу: о прочитанных книгах, о событиях из газет, о поэтах, о театре и музыке. Тогда
процветал Игорь Северянин, и Н. Н. Лантинг (Девуля, как ее звали) увлекалась его стихами и читала их. Сережа подвергал эти стихи свирепой критике, больше
дразня Девулю, а она с жаром их отстаивала. Вообще, надо сознаться, все были спорщики ужасные, и едва затихали одни, договорившись или устав, как уже
разгорался другой спор. Иногда же перед сном затевались маленькие игры.
Но не всегда Сергей бывал приветлив. В иные дни он становился мрачен, угрюм. Заметив такое его состояние, у нас обычно говорили: “Прилетели майские
жуки”. Если Сережа нахмурился, лучше было к нему не подходить. Но длилось царство “майский жуков” не так уж долго. Как всем вздыхалось легко, когда Сергей
заговаривал и на его лице появлялась улыбка! Зато никто не сравнился бы с ним, когда он бывал весел, как по-детски непосредственно и заразительно он смеялся,
ухватившись за затылок.
Не помню точно, в каком году, в Ивановке решили совершить длительную прогулку в автомобиле. Порядок установили следующий: заехать в Лукино за А. И. Сатиным, затем к Комсиным, потом в Знаменку — это уже в Козловском уезде — и, захватив там Дмитрия Ильича Зилоти, ехать в Покровское [Покровское — имение жены В. А. Сатина — находилось в Рязанской губернии.] — к Владимиру Сатину, брату Наталии
Александровны Рахманиновой.
Сборы были недолги, сильно волновались. Из Ивановки поехали Сергей Васильевич, его жена Наталия Александровна, я и шофер Комаров. В Тамбовской губернии хороши были только дороги-большаки, а проселочные — ужасны, особенно
после дождя, и не только для автомобиля, но и для телеги.
Выехали мы рано утром. Солнце еще не слишком пекло, но обещало к полудню показать свою силу. У руля был, как всегда, Сергей Васильевич, шофер сидел
рядом и зорко следил за дорогой. Огибая какой-то сарай, мы влетели в колдобину, машину подбросило. В это время из конуры выскочила цепная собака, свирепо
лая, но, напуганная невиданным чудовищем, заревевшим на нее, она не выдержала и кубарем откатилась в бурьян. И везде, где мы появлялись, мы сеяли ужас и удивление.
Пришлось переезжать небольшую плотину. По обыкновению, она была неисправна, и автомобиль посредине плотины провалился задним колесом. Пришлось вылезать и соединенными усилиями вытаскивать его. Наконец выехали на ровную дорогу. Сергей дал полный ход. Помчались так, что только ветер свистел в ушах. Около дороги пасся табун молодняка. Никогда не видавшие автомобилей молодые лошади с
развевающимися хвостами и гривами помчались в разные стороны.
— А ведь красиво?! — Да. А вот что скажет Зинаида Алексеевна... Каково
будет их собирать, ведь они теперь верст за десять, а то и за двадцать могут забежать, да все в разные стороны...— и Сергей покачал головой.— Да, это уж нехорошо. А все-таки красиво.
Первая остановка была в Лукине. Там пили чай, а потом, захватив А. И. Сатина, двинулись дальше. Выехали на большак и полетели на предельной
скорости. Солнце пекло и обжигало лицо. Кругом полное безлюдье, простор. Быстрая езда так захватила, что никто не произносил ни слова. Вокруг все точно
замерло в знойном летнем полудне... и только мы мчимся неудержимо вперед, вперед в ту фантастическу страну, что появилась впереди, слева. Воздух дрожит, а
вдалеке вижу: на горизонте вырисовывается что-то незнакомое, неуловимое, в бледных красках, в дымке какие-то формы, напоминающие пальмы, минареты,
точно какой-то фантастический восточный город, а между ним и горизонтом голубая полоса — не то воздух, не то вода. Это было марево. Завороженная прекрасным зрелищем, быстротой движения, уже не чувствую ничего и никого, только
будто лечу, бесконечно сильная, полная радости бытия. И вдруг вижу улыбающиеся, сочувствующие глаза Сергея, он смотрит на меня и понимает мое состояние.
В Раненбурге, пока брали бензин, вокруг машины столпились мальчики и взрослые, с любопытством рассматривали невиданное диво; только что на язык не
пробовали. Сергей вступил в беседу с мальчиками и очень забавлялся их наивными разговорами. Один из альчиков серьезно сказал: — А ведь небось тысяч шесть стоит!
И задавал вопросы о машине, что и как устроено. Сергей внимательно слушал и обстоятельно отвечал.
Утро в Ивановке. Проснулась, открыла глаза — за окном вековые липы, а сквозь густую листву пробились лучи солнца и зажгли ярким полымем красный шарф на
столе. И это было так красиво, что сон сразу пропал; в мыслях мелькнуло: сегодня 26 августа — именины Наташины и Девули, надо что-то придумать, но что
можно сделать, находясь в шестидесяти верстах от города, в деревне? И вдруг — идея! Кантата. Как была — села за стол и смаху начала “величественное”
вступление:

Гремите, хоры,
В честь Грандифлоры.
Звучите, трели,
Воспойте Нелли.
Затем пошло иным размером:
Ах, наши души рдеют,
Как вишни на закате,
Когда вы — две Натальи —
На променаде.
Дело в том, что обе Наталии обычно каждый вечер отправлялись вдвоем на прогулку. Никого не принимали в свою компанию, так как в это время они поверяли друг другу самые сокровенные тайны. Как сейчас вижу две фигуры с красным зонтом, медленно
движущиеся к пруду. Наталия Николаевна сильно увлекалась Н. Н. Еврейновым и участвовала в драматическом кружке, где он был художественным руководителем и
режиссером. Известно было, что Наталия Николаевна страдает бессонницей. Зная обо всем этом, я и посвятила ей несколько витиеватых строф.
Героя длинноногого
С волосьями до плеч
Забудь хоть на мгновение
До новых встреч.
Пусть пурпурные лилии
Его мозгов
Не беспокоят более
Твоих снов... и т. д.
Герой был далеко не длинноногий, но чего не напишешь, когда лишь час времени на все. А “пурпурные лилии его мозгов” ее пленили. — Вот именно, пурпурные лилии — его мысли,— томно улыбаясь, сказала она и взяла себе на память “кантату”, написанную наподобие древних грамот. Когда все собрались в столовую к утреннему чаю, я попросила всех в гостиную, посадила полукругом. Соня села за рояль, я стояла около. Соня взяла дикие “торжественные” аккорды, и я под невероятный
аккомпанемент начала “величественно” декламировать вступление. Затем мы запели дуэтом, причем Соня “летала” по всей клавиатуре, а я подплясывала с серьезным лицом. Эффект превзошел мои ожидания. Все сначала были ошеломлены и недоуменно молчали, смотрели и слушали, но, когда вдруг раздался Сережин
смех и мы, оглянувшись на него, увидели, что он хватается за затылок и, топая ногами, корчится от гомерического хохота, все вдруг очнулись, и хохот стал
всеобщим. Кончили мы с достойными, серьезными лицами под гром аплодисментов.
Никто не обладал таким чувством юмора, никто так заразительно не смеялся, как Сережа.
Старшие сестры и братья и их товарищи как-то приготовили спектакаль-водевиль —“Много шума из пустяков”. В последнюю минуту, когда участвующие
были загримированы и публика собиралась в саду (“сцена” была на террасе, а “зрительный зал”— в саду, скамьи для публики уже стояли перед балконом, где
кругом вековые липы и пестрые фонарики мелькали темной ночью в густой зелени), исполнителя на роль слуги не оказалось. Кто это был и куда и почему исчез,
я не помню. Режиссер спектакля быстро “перекроил” слугу в служанку, и роль была поручена мне. Все произошло так молниеносно, что я не успела опомниться, как оказалась на сцене, и занавес пошел. Вся роль заключалась в том, что надо было ввести в комнату гостиницы нового постояльца, сказать несколько слов и принести свечу со спичками. Я проделала все, что нужно, пошла за свечой — и, о ужас!— спичек нет. Я побежала в комнату — спичек нет. В отчаянии, с одной свечой иду на сцену и, давая свечу, решительно заявляю, что спички у него, конечно, есть, и, пожелав спокойной ночи, быстро удаляюсь. Я боялась, что испортила все, но оказалось, что наша сцена прошла прекрасно. Сережа усмотрел у меня
актерские способности и, приглядываясь ко мне, заводил речь о театре.
Через некоторое время, как-то после ужина, вышли Наташа, Сережа, Соня, Марина и я в цветник. Картина была чудесная: ночь лунная, на небе ни облачка. Луна
освещала фонтан, и белые звезды цветущего табака сильно пахли, а кругом все потонуло в темноте, как в черном бархате. Меня заворожила эта красота и
охватило какое-то странное возбуждение. Я забралась на стену фонтана и стала читать старинное заклинание-приворот:
На море на океане,
На острове на Буяне
Стоит верба, на вербе
Семьсот ветвей,
На тех ветвях семьсот чертей —
Страшно...
Под вербой баня,
А в бане доска,
Под доской тоска.
Металась тоска,
Бросалась тоска
По окнам, по углам,
И тут, и там.
Страшно...
Стой, тоска,
Не метайся, тоска.
Не бросайся, тоска.
Ты пойди, тоска, к рабу Сергею.
Чтоб он, раб Сергей, любил
И тосковал по рабе Анне.
Во веки веков
Аминь!
И так повторила три раза. Кончила. Стою, как околдованная. Ночь, красота эта заворожила нас всех, никто не ожидал от меня такого, да и сама я не узнала
себя. Когда очнулись, тихо, не говоря ни слова, разошлись. Наутро мне рассказали Соня и Марина, что, слушая мои заклинания, им стало страшно и что я была
как ведьма. Сережа сказал мне, чтобы я готовилась к встрече с К. С. Станиславским, что надо, чтобы он прослушал меня и решил — гожусь ли я к актерской
работе. Все, что Сергей задумывал, он доводил до конца, и в этом случае он не забыл. Вернувшись в Москву, он говорил со Станиславским обо мне, и в назначенное время я пришла в студию (она тогда помещалась на Тверской, где одно время был Театр
имени Комиссаржевской). Вошла я в зал со страхом и вижу, за столом сидят К. С. Станиславский и Е. Б. Вахтангов. Встретили они меня очень ласково и
предложили читать мое заклинание. Я струсила и, думая отвертеться, сказала, что тогда я читала ночью при луне у фонтана, а здесь, в комнате, ничего не
получится. Тогда Станиславский попросил Вахтангова: — А ну, устройте ночь.— Вахтангов погасил электрическую люстру, оставив лишь одну лампочку,
которую затемнили занавесом. И вот из-за этого занавеса стала я заклинать. Когда кончила, Станиславский предложил мне заклинать его. Я струсила и просила:
— Не надо...
В результате Станиславский назначил мне индивидуальные занятия и стал сам со мной заниматься. Спустя уже два года Сережа вдруг чего-то испугался и, когда я его на вокзале провожала, написал на моей записной книжке обращение к Сулержицкому, прося его присмотреться ко мне и сказать, смогу ли я по моему характеру работать в театре. Записку я не поняла, ее иносказательность была туманна.
Так все время Сергей следил за мной и заботился о моем будущем. Его смущала моя боязнь чужих, замкнутость и дикость. И хотя ко мне в студии, начиная со Станиславского, все крупные актеры, которые там бывали, относились очень хорошо и говорили, что любят меня уже за то, что я сестра Сергея Васильевича, я в войну 1914 года после перенесенного тифа не вернулась в студию, а стала работать сестрой в госпитале солдат, ожидавших протезы.
Тяжелое серое осеннее небо. В комнатах мебель сдвинута как попало, чемоданы повсюду. Все, кажется, спешат куда-то, двигаются с озабоченными лицами и
мешают один другому. Сережа смотрит на девочек, смирно ожидающих отъезда, уже одетых. На душе грустно, но почему? Ведь так часто Сережа уезжал в гастрольные поездки, но тогда он уезжал один, а сейчас поднята все семья. Последние слова, поцелуи, и все спускаются по лестнице. Уезжают далеко и надолго. И не чуяли мы, что не увидим больше Сережи. Последние слова:
— До свиданья, пишите, будьте здоровы, скорее назад, ждем...
И Сережа уехал навсегда. Когда вернулся МХАТ из поездки в Америку, я
встретила К. С. Станиславского. Он охотно рассказывал мне о триумфах, сопровождавших выступления Сергея Васильевича, о его жизни в Америке, о том, что он радостно встретился с ним, и в заключение сказал: — Провожал нас Сергей Васильевич на пароход. И когда пароход начал отдаляться от пристани, я взглянул
на его как-то ссутулившуюся высокую фигуру.
Последний привет! Он стоит молча, с поднятой рукой, и я вижу, как глаза его застланы слезами. А видеть слезы на глазах большого человека — страшно.
Вся жизнь моей семьи сплетена с жизнью Сергея. Я благодарна ему за его любовь, ласку и заботу о моей дорогой матери. Он любил и уважал ее; называл
любимой тетушкой. Мы мечтали о его возвращении, но мечты не сбылись, остались только воспоминания, безграничная любовь и благодарность к этому
большому и светлому человеку, давшему всем нам много радости и наслаждения своим изумительным многогранным талантом.
Москва
Ноябрь 1954 г.

О НАСУЩНОМ!

30 апреля с.г. в Рериховском обществе состоялось мое выступление, которое можно было бы обозначить расширенной презентации моей методики развития голоса. Началось мероприятие в 18.00., закончилось в 21.00. Волею судеб Рериховское общество занимает сейчас помещение, в котором мне ранее доводилось проводить тренинги «Три секрета настройки голоса».
По окончанию договорились в 4 выходных дня 7,8,9, 10 мая провести тренинг «Три секрета настройки голоса». Это будет 20 часовой тренинг. 10 мая будет певческий день, в который будем петь песни военных лет. Тренинг по цене льготный. Стоимость 2800 рублей (в 3 раза дешевле, чем в Москве). Будет не более 10 человек. В последний перед тренингом день (6 мая) будет ясно, сколько реально будет вакансий. Пока твердо обещали 7 человек, остальные взяли паузу. Возможно, что 1-2 места останется. Поэтому желающих поучаствовать в этом редком для Петербурга мероприятии (3 года не было подобных тренингов) прошу позвонить мне (8-911-973-05-25) или отправить заявку по почте.

Тренинги

Московский тренинг"Три секрета настройки голоса" с 14-15 мая переносится на 28-29 мая из-за того, что 14 мая объявлен выходным днем.
Стоимость 9 тыс. рублей без предоплаты, 8 тыс.
рублей с предоплатой (кофе-брейки и обед включены в стоимость).
Прошедшие тренинг получают обучающий диск, в который входит самоучитель и проигрыватель караоке с 1 500 композициями самого разного жанра. Предоплата в центр «Разумный путь» или мне на счет, который есть на сайте www.bagratid.com в разделе ТРЕНИНГИ.
Телефон (095) 350-3090
Будьте в Голосе!
Владимир Багрунов