Скрытые резервы нашей психики

СКРЫТЫЕ РЕЗЕРВЫ НАШЕЙ ПСИХИКИ.
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА.

05.06.04. Выпуск 43

"Многие гении вырастали медленно. Дубы,процветающие тысячилетиями, не возрастают в своей красе также быстро, как тростник"-Льюис .
Глава IX "Трудись и жди". Из книги Морисон Свет Марден
" СТРОИТЕЛИ СУДЬБЫ ИЛИ ПУТЬ К УСПЕХУ И МОГУЩЕСТВУ"
Продолжение материалов о Ласкере

В заключении дается материал о последнем периоде жизни великого человека. Напоминаю, что книга написана человеком, непосредственно общавшимся с Ласкером.

МОСКВА

Трудно сегодня восстановить, из каких фрагментов сложился в моем представлении праздничный узор московского турнира 1925 года. Самому мне не удалось тогда попасть в роскошный зал ресторана "Метрополь»" где ежедневно полторы тысячи счастливцев наблюдали за борьбой шахматных титанов, но я был на улице во время 1-го тура, видел наряд конной милиции, оберегавший Ласкера и Капаблан-ку от напора московских любителей шахмат.
Я помню впечатления забегавшего к нам иногда Дуз-Хотимирского (он жил неподалеку в доме страхового общества "Россия", что на Сретенском

бульваре) о Карлосе Торре — первом мексиканце в европейских турнирах. Он приехал в морозную страну антиподов налегке, в летнем пальтишке и необычных для нас больших очках — под стать нынешней моде... Помню фильм "Шахматная горячка", в котором кумир москвичек — элегантный Капабланка превратил ненавистницу шахмат в их страстную поклонницу. "Вот что наделали рассказы чемпиона" — гласил один из титров этого фильма, разумеется немого...
В дни турнира мы по-настоящему поняли, сколь популярны и любимы шахматы в Москве, в России. Конечно, здесь был и элемент сенсации. Еще бы! Москвичи впервые увидели знаменитых гроссмейстеров — Тартаковера, Рети, Шпильмана, Рубинштейна, не говоря уж о чемпионах. Но это была не минутная вспышка моды, а проявление устойчивой симпатии и уважения, ибо шахматы у нас всегда ассоциировались с развитием интеллекта, со свободой мысли.
В турнире участвовали девять советских мастеров, почти все с дореволюционным стажем, сильнейший из них — Романовский — занял 8-е место. Московский турнир послужил импульсом для интенсивного развития шахмат в нашей стране. Показательно, что всего через 10 лет из десяти советских участников II Московского международного турнира уже только четверо представляли старшеепоколение, остальные пришли в шахматы после 1925 года.
Ласкер с большим подъемом начал турнир и в первой его половине далеко опередил Капаб-ланку, проигравшего Берлинскому и Ильин-Женевскому. Стартовые победы над Романовским, Ейтсом и Рубинштейном вывели Ласкера в число лидеров. Однако в 12-м туре произошло беспрецедентное событие: Ласкер черными получил против Торре подавляющее преимущество, затем на 21-м ходу упустил форсированный выигрыш, на 23-м не перешел в лучшее окончание, а своим следующим ходом дал возможность мексиканцу провести замечательную комбинацию, которую по справедливости следовало бы назвать "чертовой мельницей"!
Очевидцы рассказывали, что во время партии, когда Торре раздумывал над своей тяжелой позицией, посыльный положил перед Ласкером телеграмму. Фрау Марта сообщала, что написанная им вместе с братом Бертольдом пьеса "О Человеке эта повесть") скоро должна пойти на сцене. Всегда сдержанный на людях, Ласкер тут не в силах был скрыть свою радость. Эта пьеса была плодом семилетней напряженнейшей работы и раскрывала его "философию неравновесности». Надо еще добавить, что с помощью жены Бертольда — поэтессы Эльзы Ласкер -Мюллер она была переложена на стихи.
В этот декабрьский день в "Метрополе" Ласкер, наверное, пережил счастливейшие минуты своей жизни. Он отошел от доски и взволнованно рассказывал своим друзьям о радостном событии. Это был единственный случай в его жизни, когда он изменил своему железному правилу — не отвлекаться от турнирной партии, не рассеивать свое внимание. Когда ему сказали, что Торре сделал очередной ход, Ласкер подошел к доске... и допустил три серьезные ошибки кряду!
После этой партии Ласкер стал неузнаваем. Он попал в безнадежное положение против Дуз-Хотимнрского и, хотя выиграл эту партию, вскоре проиграл Левенфишу окончание, которое мог бы спасти; затем с Тартаковером сделал ничью в 17 ходов. На финише еще две ничьи с аутсайдерами Земишем и Готгильфом (в 18 ходов)... Стало ясно, что Ласкер находится во власти каких-то нешахматных переживаний и отказался от борьбы за победу в турнире. Но и достигнутый им результат — 2-е место впереди Капабланки и всей плеяды лучших гроссмейстеров — все рассматривали как крупнейший успех.
Конечно, Ласкеру не просто было соперничать с Боголюбовым, который дважды был чемпионом страны, отлично знал сильные и слабые стороны всех советских участников. Он сделал с ними только две ничьи, победив во всех остальных партиях. Ласкер же потерял в этих девяти встречах два с половиной очка, а Капабланка — даже три с половиной!
По окончании турнира многие предполагали, что Боголюбов вызовет Капабланку на матч, но он этого не сделал, так как панически боялся кубинца и проигрывал ему во всех турнирах, в том числе и в московском. Общий результат их встреч +5= 2 в пользу Капабланки.
Поскольку Боголюбов в то время явно не хотел бороться за чемпионский титул, было бы логично организовать матч между Капабланкой и Ласкером, который в турнирах трижды становился выше него. Однако Ласкер не вызвал Капабланку, хотя и не оставлял мысли о реванше. Он считал, что такой матч должен организовать шахматный мир, если для него — для шахматного мира — такая встреча представляет интерес.
...Но что такое шахматный мир? Международной шахматной организации тогда еще не было, меценатов стало меньше. Усилилось влияние национальных шахматных союзов — голландского и американского. Советская шахматная организация еще только завязывала международные контакты. В конечном счете возможность матч-реванша зависела только от Капабланки, а он этого не хотел. И в этой обстановке Ласкера не
пригласили в нью-йоркский турнир 1927 года...
А подбирали участников турнира те самые люди из ведущих американских шахматных кругов, которые в 1924 году после его триумфа говорили: «Ласкер в свои 56 лет является первым турнирным бойцом в мире. Он играет еще более смело, и богатство его идей только увеличилось по сравнению с прошлым. Его многочисленные друзья в Соединенных Штатах преисполнились гордости, хотя успех его и не так уж неожидан, ибо, в конце концов, Ласкер остается Ласкером». Где же были его многочисленные друзья, когда формировался состав турнира 1927 года? Организаторы турнира в ответ на критику общественности выступили с бестактным объяснением в печати, чем довершили нанесенное Ласкеру оскорбление. Он решил закончить свою шахматную деятельность.
Примерно в это время издается его фундаментальный труд "Учебник шахматной игры", он публикует свои философские работы, изучает японскую игру го, интересуется карточными играми, особенно бриджем.
Эти увлечения Ласкера не следует рассматривать как некое чудачество. Сегодня игра го вышла за пределы Японии; в нашей стране, как и в ряде других европейских государств, есть немало ее любителей. Это игра на захват пространства. На доске размером 19x19 имеется 361 точка пересечения, на которых партнеры поочередно расставляют камни (фишки) — у черных 181, у белых 180 камней. По окончании игры производится подсчет захваченной территории.
Японские мастера дают популярное объяснение принципа и цели этой игры: "Воспринимайте доску как обширную целинную землю, куда прибыли два пионера и начали огораживать участки, которыми они хотели бы завладеть. Ваш соперник, как и вы, хочет захватить наилучшие участки земли, и на этой почве возникает борьба между вами. Территория обеих сторон должна быть полностью огорожена, и процесс окончательного определения границ составляет конечную стадию партии".
Захват пространства и расширение коммуникаций играют большую роль и в шахматах. Мастера го полагают, что можно найти некоторую общность технических приемов захвата пространства в го и шахматах.
Что касается бриджа (Бридж распространен за рубежом, особенно в англоязычных странах, вероятно, не меньше, чем у нас преферанс), то это вопрос деликатный. Дело в том, что в карты в большинстве случаев играют на деньги. Но наряду с игрой на деньги у нас играют в спортивный бридж и спортивный преферанс. Как бы ни относиться к этим играм, нельзя забывать, что вся теория вероятности зародилась из азартных игр; шевалье де Мере — профессиональный игрок в кости на заре теории вероятности был, как известно, консультантом Паскаля и д'Аламбера.
В наше время теория игр, направленная на поиск оптимального поведения в конфликтных ситуациях, особенно в условиях неопределенности, является одной из прогрессивных и практически важных отраслей математики и логики, она связана о теорией управления, и в вей возникают проблемы, граничащие с философией. Шахматы — одна из эталонных игр этой теории, но и карточные игры ей не чужды.
Любителям спортивного преферанса известны некоторые приемы исчисления вероятностей и математических ожиданий в этой игре и вытекающие отсюда рекомендации оптимального поведения (Например, вероятность взять пять взяток в козырях при отсутствии третьей дамы значительно больше половины, а математическое ожидание при назначении игры в расчете на эту взятку — отрицательно).
Аналогичные приемы и рекомендуемые действия существуют и в бридже, только более разветвленные и сложные. Бридж сложнее преферанса, он приближается к винту, игре весьма распространенной среди чиновничества во времена Чехова ("Большой шлем").
Таким образом, интерес к го и бриджу имел отношение к общей теории борьбы, которую Ласкер сегодня, возможно, назвал бы теорией игр.
Ласкер изучал борьбу во всех ее формах. Единственное, чего он избегал, это изучения социальной борьбы. Он придерживался прогрессивных взглядов, но всегда стремился уйти от политики. А она приходила к нему. В первый раз послевоенная инфляция в Германии уничтожила его сбережения, с таким трудом собранные призами в турнирах и матчах. А в 30-е годы, пока Ласкер изучал теорию борьбы на примере шахмат, го и бриджа, нарастающая грязно-коричневая волна гитлеризма захлестнула Германию, угрожая уже не только материальному благополучию, но самой чести и жизни неарийца Эмануила Ласкера и его жены.
Им пришлось покинуть Германию, и Ласкер волей-неволей вернулся к шахматам. Он был приглашен к участию в большом международном турнире в Цюрихе (1934). В первом же туре произошла сенсация — 65-летний Ласкер, играя черными против Эйве, принял вызов на сложную расчетную игру! В критический момент, когда потеря его ферзя была неминуемой, вдруг оказалось, что эта жертва была задумана Ласкером, входила в его расчет... а черные кони «под шумок» опутали матовой сетью белого короля.
Ласкер хорошо шел в первой половине турнира, но затем не устоял, проиграл четыре партии и в итоге остался на 5-м месте, правда впереди Нимцовича, Бернштейна, Штальберга и швейцарских мастеров. Грандиозный московский турнир 1935 года не ярким, но теплым светом закатного солнца озарил всю жизнь Ласкера. Все понимающая добрая грусть наполняла весь его облик; он играл, с мудрой улыбкой поглядывая на усилия партнеров получить преимущества и победить старого Ласкера. Никому это так и не удалось — ни Флору с его мягкими, тигровыми лапами, ни жесткому, как программа ЭВМ, Ботвиннику, ни отчаянным ребятам из советской . молодежной "бригады", ни зарубежным теоретикам.
Регламент этого турнира был немного полегче, чем в Цюрихе, играли "всего" семь часов с перерывом на час. Ласкеру на время перерыва была предоставлена отдельная комната для отдыха.
Центральным событием турнира стала встреча Ласкера с Капабланкой. Этот баловень судьбы прямо из дебюта попал в полосу затруднений да так и не смог надежно защититься. Ласкер пожертвовал слона, затем, выиграв ферзя, перевел партию в окончание с ферзем за ладью и коня. Час перерыва он пролежал пластом в комнате отдыха, а затем играл, не пытаясь улучшить позицию, а только избегая повторения ходов. На следующий день Капабланка сдал партию.
Флор в партии с Ласкером белыми по всем правилам предпринял осаду изолированной пешки «а», когда же эта пешка двинулась вперед и разменялась,— настроился атаковать слабую пешку «е».
Однако Ласкер дал понять молодому человеку, что пора прекратить эти игры со старым львом, и Флор уже через 2 хода предложил ничью.
Ботвинник белыми в принятом ферзевом гамбите получил бесспорное преимущество (белыми он всегда получал преимущество), а затем пошел на счетную игру, где Ласкеру полагалось бы ошибиться. Но Ласкер не склонен был ошибаться, а перевел партию в эндшпиль, в котором продемонстрировал классическую игру и получил ясное преимущество. Однако у него в тот день, видимо, не было настроения выигрывать...
Впоследствии Ботвинник обстоятельными анализами показал, что там вроде бы и не было выигрыша, но во время партии ни участники, ни зрители (в их числе автор этой книги) не сомневались, что преимущество Ласкера было очень велико.
Что же получается: Ласкер ни в одной партии не имел худшей позиции? Как-то на него это ве похоже... Да, пожалуй, против Шпильмана он стоял сомнительно…

Я познакомился с Ласкером в тридцать шестом году в день банкета по поводу окончания московского международного турнира. "Банкет" получился довольно унылый, Ласкер был огорчен своей неудачей. Ботвинник оказался "лишь" вторым, а победитель — Капаблан-ка отсутствовал. Ласкер лишь пригубил бокал вина, а Ботвинник к своему бокалу даже не прикоснулся.
Меня представил Я.Рохлин.
— О!—сказал Ласкер, услышав мою фамилию.— Еще один Вайнштейн .
Как видно, Ласкер вспомнил С. О. Вайнштейна, сильного ленинградского шахматиста, который одно время был председателем Всероссийского шахматного союза и издателем журнала "Шахматный листок".
— Да-да,— находчиво ответил Яков Герасимович,— у нас есть еще много Вайнштейнов.
Он непринужденно говорил по-немецки, и я ему в этот момент позавидовал, но все же пробормотал, путая немецкую и английскую речь:
— Однако я не принадлежу к числу опасных для вас Вайнштейнов.
Я хотел напомнить Ласкеру слова, сказанные им в 1914 году: «В России только два "Штейна" для меня опасны". Он имел в виду Рубинштейна, которому проиграл в 1909 году, и Бернштейна, победившего его в 1914-м. По-немецки же здесь получалась игра слов: "В России у меня есть только два камня преткновения".
Поняв мой намек, он улыбнулся и оглядел меня, как бы убеждаясь, что я ему действительно не опасен.
Тут бы мне и спросить Ласкера, согласен ли он с моим анализом окончания его партии с Шпильманом, но я в те времена был робок и более с ним не заговаривал.
Итак: 6 побед, 13 ничьих и ни одного поражения, 12,5 очков, чистое 3-е место, всего на пол-очка позади победителей турнира Ботвинника и Флора и на столько же впереди Капаблаики.
ВЕЧЕРНИЕ ЗОРИ
Таким был финал шахматной карьеры Эмануила Ласкера. В его официальном послужном списке, правда, значатся еще турниры в Москве и Ноттингеме (оба — 1936-й), но это уже сумерки, о них нечего сказать. Ласкер играет в силу хорошего гроссмейстера, но дележ 7—8-го мест в Ноттингеме или 6-е место в Москве — разве это результаты для него? И если эти турниры заслуживают упоминания, то лишь потому, что в Ноттингеме была сыграна последняя турнирная партия Ласкера (с английским мастером Александером). Она, кстати, приведена в этой книге.
С турнирами покончено, но жизнь продолжается; до смерти оставалось еще почти шесть лет, из них около полутора были прожиты в Советском Союзе. Этот шаг Ласкера не был случайным или необдуманным. Например, в журнале "Шахматы в СССР" (1935, №5, стр. 96) мы читаем: "Эм. Ласкер выступал с докладами о московском международном турнире в Австрии, Швейцарии, Голландии. Всюду он заявлял о своем категорическом решении поселиться на несколько лет в СССР".
Ласкер с женой остановили свой выбор на Москве. Он занял престижное положение в кругу ученых как сотрудник Института математики Академии наук СССР, а также был зачислен тренером сборной команды СССР. Однако уже осенью 1937 года Ласкер уехал в США...
Трудно сказать, что его к этому побудило. В Москве он не знал материальных забот, а его интеллектуальная жизнь была полнокровна и интересна. С другой стороны, жизненный уклад и отношения между людьми были для него непривычными. Я помню его речь на банкете после окончания турнира 1936 года. Перед ним стоял бокал вина, ой отпил небольшой глоток и сказал: "Я не умею еще говорить по-русски. Я изучаю этот язык, но он очень труден, и к нему надо долго привыкать". Он говорил очень медленно, по два-три слова, а затем умолкал. Смысл его речи был такой, что не только изучать незнакомый язык, но и играть в турнире было для него не легко. По-видимому, он переживал победу Капабланки, ведь он проиграл ему партию, и кубинец наконец сравнял счет турнирных партий. Ни к чему был Ласкеру этот турнир...
Возвращаясь к его отъезду, следует сказать, что биограф Ласкера называет этот шаг роковой ошибкой. Он приводит в этой связи воспоминания фрау Марты, опубликованные после смерти Ласкера:
" Это было в жаркий московский день в августе 1937 года. Под вечер мы с Эмануилом отправились на нашу ежедневную прогулку в большой парк, расположенный неподалеку от нашего дома. Мы сели на скамью, молчаливые и не склонные к раздумью.
Неожиданно Эмануил сказал:
— Итак, дорогая, время проходит, мы стали совсем старыми. Тебе в ноябре будет семьдесят.
Что я могу подарить тебе к дню рождения? Не думай о деньгах. Столь исключительное событие следует достойно отметить, какова бы ни была цена.
— Хорошо,— ответила я без колебаний.— Если можно — поедем в Америку.
— Решено,— сказал Эмануил.
И мы оба были счастливы мыслью, что еще раз увидим семью моей дочери и многих наших старых друзей. Моя дочь в это время была в Амстердаме, и мы предложили ей там и встретиться, чтобы вместе проделать морское путешествие".
Так жена Ласкера объясняет их отъезд, но для него самого это был скорее предлог, чем причина. Прав биограф Ласкера, называя этот шаг роковым. Далее фрау Марта пишет:
" Мы покинули Россию в октябре, взяв с собой мало вещей, поскольку рассчитывали возвратиться в феврале. Мы даже взяли обратные билеты, а московский дом оставили на попечение Юлии — нашей домашней работницы. Мы радостно отправились в путешествие, но судьба распорядилась по-иному.
В Голландию мы ехали кружным путем, через несколько стран, чтобы миновать нацистскую Германию. Когда мы наконец приехали в Чикаго, то замечательно провели время с внуками, а Эмануил закончил книгу "Мировоззрение игрока". В Чикаго я отпраздновала также свое 70-летие.

Вскоре Эмануил отправился в Нью-Йорк, чтобы дать сеанс одновременной игры и прочесть лекцию в Колумбийском университете. Я присоединилась к нему спустя одну-две недели, но тяжело заболела гриппом. Сдало сердце, и пришлось лечь в больницу. Мы отложили наше возвращение, чтобы я смогла перенести дальнюю дорогу, но оказалось, что я никогда не смогу. Доктора решительно заявили, что путешествие мне противопоказано. Итак, мы примирились с мыслью, что наступил конец нашим скитаниям. Мы решили остаться в Нью-Йорке и послали за нашей мебелью. Так Америка стала последним пристанищем в жизни Ласкера".
Не сладко жилось Ласкеру в Нью-Йорке. Его могучий интеллект сохранял работоспособность, но его быстро подкосили насущные заботы. Ласкеру было за семьдесят, а приходилось выступать в сеансах, разъезжать го разным городам, читая лекции... Однажды, когда он отправился в Бостон, чтобы дать там сеанс одновременной игры, фрау Марта обнаружила, что он оставил дома свой пиджак, в котором были и деньги и паспорт. Она догнала его уже на станции метро:
— Куда это ты отправляешься в таком виде?
Ласкер спокойно ответил, что у него в кармане брюк хватит денег, чтобы доехать до Бостона, а там ему заплатят за сеанс.
— Но не можешь же ты показаться на людях в рубашке с короткими рукавами! — воскликнула Марта.
— Почему бы и нет? — возразил Эмануил.— Сегодня жаркий день. А кроме того, я всегда могу взять у кого-нибудь на время пиджак. Это не отразится на качестве партий.
Надо отдать должное спокойствию и юмору Ласкера, но все же не для него были такие поездки.
В таких делах и заботах проходили последние дни Ласкера. Нужда юных дней настигла его спустя полстолетия за океаном, но все же он не утратил ни нажитой за эти годы мудрости, ни органически присущей ему энергии. В Нью-Йорке в 1940 году был опубликован его последний философский труд «Община будущего», в котором он отходит от концепции беспощадной жизненной борьбы и говорит про общество без конкуренции. По свидетельству Марты, в эти дни он задумал написать еще и учебник по математике.
Врач, лечивший Ласкера, сказал о нем: "Он сильно болен, но это болезнь тела, а не духа". До самого конца Ласкер сохранял оптимизм, силу духа и даже юмор. Однажды, вернувшись домой после сеанса, он рассказал жене с веселым смехом:
—- Присутствующие пожелали узнать, сколько мне лет. Я сказал — 52. И правда, я чувствую себя так же хорошо,как и 20 лет назад, значит, мне только 52.
" Я ничего ему на это не ответила,— пишет Марта,— но сердце мое обливалось кровью, и я только одного хотела, чтобы он этого не заметил".
Через несколько дней — 24-декабря — отмечался его день рождения. Друзья один за другим приносили ему в подарок сигары. Кто-то пошутил:
— Теперь вы обеспечены сигарами до следующего дня рождения.
— Если я буду курить по три штуки в день,— ответил он,— то сигар хватит на пять месяцев и 18 дней.
Но выкурить все сигары ему не довелось. Эмануил Ласкер прожил только три недели после дня своего 72-летия. Он умер 13 января 1941 года. В этот день к нему пришел Р. Файн с женой, но Ласкер уже не мог говорить, он лишь приветствовал их движением руки. Когда гости ушли, Марта услышала, как Эмануил прошептал: «Король шахмат...»
Так завершилась внешне сложная и противоречивая, но внутренне логичная и последовательная жизнь Эмануила Ласкера. И сегодня, присматриваясь к ней издали, мы видим такие черты, которыми хотели бы и сами обладать, сообразуясь, конечно, со. своей индивидуальностью и с конкретной жизненной обстановкой.
Ласкер, будучи строгим контролером своих шахматных партнеров, был беспощаден и к самому себе, требуя от себя предельной реализации генетически присущего ему интеллектуального потенциала, будь то шахматы, математика, философия или даже бридж. Безмерное трудолюбие отличало Ласкера в каждом деле, за которое он брался, но он был далек от традиционных, я сказал бы бюрократических, форм труда. В поисках элементов новизны, путей разрешения конфликтов он шел а глубину, разбирался в деталях, пока не доходил до истины, пусть относительной, на более точной по сравнению о общим уровнем.
Это особенно заметно в области индивидуальной подготовки к матчам и к отдельным партиям, в психологической трактовке шахмат, в умении в критических ситуациях резко изменять характер шахматной борьбы.
Автор этой книги был младше Ласкера на 40 лет, а сейчас он стал старше его и все же до сих пор считает Ласкера одним из своих учителей. Каждому из нас, вероятно, случалось попадать в какой-то замкнутый цикл деятельности, когда однообразная, а быть может, бесполезная работа тянется от понедельника до субботы, а затем в тех же узких рамках повторяется вновь, И всякий раз, когда удается резко изменить режим, даже ценой, казалось бы, необъяснимых, странных поступков,— невольно вспоминаешь Ласкера с его прыжками в неизвестность из логичных, но тяжелых позиций.
Бывает и так, что сталкиваешься один на один с непосильной задачей, от которой можно, пожалуй, уйти или по крайней мере отойти в сторону. Ласкер в таких случаях не страшился опасной встречи.
С Ласкера хочется брать пример доброты и дружелюбного отношения к людям. Мы особенно ценим это качество в нем, поскольку нам самим проявить его порой бывает так трудно!
Вот, например, как Ласкер, несмотря на долгие годы неприязни к Капабланке (к слову сказать, взаимной), отозвался о нем как о шахматисте и чемпионе мира:
" Партии Капабланки ясны, логичны, сильны. В них нет ничего скрытого, искусственного или вымученного. Мысль его сквозит из его ходов, даже когда он хочет схитрить. Идеи его хотя и прозрачны, но отнюдь не банальны и зачастую глубоки.
Глубина игры Капабланки — глубина математика, а не поэта. У него душа римлянина, а не грека.
Капабланка заслуживает звания чемпиона мира. В его стиле сочетаются аккуратность и изобретательность, логичность и энергия. В любой борьбе он будет сражаться с честью..."
В свою очередь и Капабланка, пусть даже после смерти Ласкера, ответил своему бывшему сопернику словами искреннего уважения и, я сказал бы, признательности.
В лекции по радио, прочитанной им незадолго до кончины, он называл бывшего чемпиона мира не иначе как «великий Ласкер». "Никто из великих шахматистов,— говорил он,— не был настолько непонятен для преобладающего большинства любителей и даже для маэстро, как великий Ласкер".
...Обоих нет ныне среди живущих, но память их очищена от взаимных упреков и мелких недоразумений. "Мертвые бо сраму не имут".
Будучи доброжелательным, Ласкер в то же время был далек от этакой стариковской сердобольности. Он при всех обстоятельствах сохранял принципиальность, объективность, а подчас и строгость.
Выступая в Ленинграде 6 января 1936 года, он сказал по поводу матча Алехин — Эйве:
" Мир всегда выносил поспешные оценки, когда случалось что-нибудь неожиданное, не отвечающее установившимся симпатиям".
Так было, по мнению Ласкера, после победы Стейница над Андерсеном, повторилось это и теперь (в 1936 году).
" Многие пытаются объяснить поражение Алехина таким образом, что его превосходство все же остается несомненным".
Так ли это?
" Каждое поражение — ценный урок для проигравшего. Кто не проигрывает, тот не двигается вперед. Это железный закон, справедливый для всего живого... Перед Алехиным поэтому стоит задача — учесть уроки своего поражения, и тот ему не друг, кто хочет его уговорить, будто это поражение меньше им заслужено, чем прежние его победы".
Далее Ласкер прямо указал, к каким позициям Алехин оказался плохо подготовлен, и Алехин, надо сказать, в матч-реванше учел его советы.
Заключительные слова Ласкера хотя по форме адресованы Алехину, но содержат мысли более широкого содержания:
" Жизненный путь шахматного мастера — это путь борца, жизнь со взлетами и падениями. В хорошие или плохие дни он одинаково должен уметь сохранять хорошее расположение духа и чувство юмора. Если ему
удастся выйти из трудного положения путем напряжения всех сил, он может гордиться. Но если он выиграл без усилий, он ничего особенного не достиг, ему помогли обстоятельства или случай".
В жизни Ласкера по крайней мере дважды было так, что внезапно рушилось здание, которое он строил долго, не щадя сил; но он стойко переносил тяжелые испытания, не поддавался депрессии и начинал новый этап не как разочарованный неудачник, а как творец, по-мужски владеющий своими чувствами.
Многое еще можно было бы сказать о философских взглядах Ласкера, о различных эпизодах его жизни, о его пребывании в России, но все же для нас наиболее важным представляется шахматное творчество Эмануила Ласкера; к более глубокому рассмотрению его на материале избранных партий мы сейчас и переходим.
Маленький комментарий.0
Завершилось рассмотрение творческого пути одного из самых ярких представителей человечества. Для меня лично и я думаю и для многих из вас, мои дорогие читатели, жизнь Ласкера является эталоном в решении многочисленных преград стоящих перед нами. Про Ласкера смело можно сказать, что он создал себя сам. А это самое главное в жизни: делать свое дело, не смотря ни никакие препятствия.
Этот выпуск оказался большим по объему и поэтому я лишь намечу то, о чем расскажу в следующем выпуске.
Для себя я сделал в последнее время два важных открытия для развития голоса и пока я не берусь ответить на вопрос, взаимосвязаны ли они? Но факт остается фактом.Сейсас я много прочитываю наизусть из Евгения Онегина (тридцать три строфы на 05.06.04.). Это я делаю во время своих ежедневных оздоровительных 2-3 часовых прогулках в загородном парке, куда на метро добираюсь за 20 минут. Это первый фактор. Ко второму фактору я отношу мое увлечение блатными песнями из репертуара известных исполнителей. Сейчас это называют РУССКИМ ШАНСОНОМ. Я давно подозревал пользу от этих песен, но не было ни слов, ни музыки. В одном из дисков нашлось около десятка наиболее популярных.
Практически все известные певцы и эстрадные, да и многие оперные свой путь начинали с пения в ресторанах, где этот жанр является преобладающим.
Подробнее об этом в следующем выпуске.

Москва. Ближайший тренинг 2-4 июля.

1 ряд - 300 евро.2 ряд-150 евро.

Предоплата 3500 руб. до 20 июня. Запись и справки по тел.(095) 350-30-90.

Будьте в Голосе! Владимир Багрунов.