Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Articulus

  Все выпуски  

Это эссе о творчестве, о сотворении из ничего (ex nihilo).


2006-04-17
Номер выпуска: 10

Articulus

EX NIHILO

Владимир Шкода

 
            «Искусство – это умение сделать что-то из ничего и продать его». Замечательно, не правда ли? Автор этого афоризма – Френк Заппа, американский певец и композитор. Первая моя реакция – «Ты, Заппа, ‑ Бог, и сам того не знаешь!». Этот парень, действительно, сказал то, чего он, наверняка, не знал во всей бездне смысла. Так у них бывает, у мастеров культуры, не ведают, что творят, что говорят. А уж потом мы, пользователи, раскручиваем и раскручиваем – пытаемся понять и объяснить друг другу, что же все-таки сказал нам мастер, и почему нам это нравится. Впрочем, комментировать афоризмы – дело опасное. Того и гляди, соскользнешь на банальность, а то и пошлость. Это все равно, что, рассказавши анекдот, объяснять, почему надо смеяться. Такое предостережение нашептывал мне внутренний голос, когда я задумал это enterprise – дать комментарий к афоризму Френка Заппы. Но тут всплыла в памяти цитата из Алфреда Уайтхеда: «Вся западная философия – это комментарий к Платону», что-то в этом роде. Надо же! Декарт, Кант, Хайдеггер – все эти столпы, только и делали, что читали тексты Платона и комментировали? Серьезное это, стало быть, ‑ дело.
            Однако ближе к самому делу. Хотя нет, еще хотелось бы о комментировании вообще. Забавно в этом деле то, что один истолкует так, а другой – прямо противоположным образом, и оба правы, а потому довольны. Как говорится, на всех хватает. Да еще и обогащаются за счет обмена толкованиями. Это не то, что обмен яблоками: там, как кто-то сказал, каждый остается с яблоком, а здесь – с двумя толкованиями. А вот у объективистов не так. Какая-то, я бы сказал, жадность. Они, зануды, вечно ссорятся, доказывая один перед другим, свою правоту. Каждый считает, что только он и схватил то, что задумал сообщить нам автор. Вот, к примеру, из Пушкина: «Во глубине сибирских руд…и братья меч вам отдадут». Помните, в школе учили. Говорили нам, что в этом стихотворении поэт призывает к борьбе, можно сказать, к восстанию. Тогда все истолковывалось в этом ключе. Матросы какого-то броненосца устроили читку на палубе, а потом послали автору коллективный запрос: «Товарищ Горький, где у вас в пьесе «На дне» призыв к восстанию?». Так вот, один молодой человек взял да и прочитал Пушкина наоборот. Не к восстанию, оказывается, призывал поэт, а к смирению. Подождите, мол, ребята, я у царя был, скоро отпустит. Очень возмутились тогда объективисты. Как будто они побывали в голове Александра Сергеевича и узнали, что там на самом деле происходило. Или комедия Данте, которую почему-то после него назвали «божественной». Человек писал о любви. К тому же – моральные поучения, чтобы мы, грешники, знали, что с нами будет Там. Через примерно пять веков все это забыли. Просвещение зачиналось, естествознание набирало силу. Академия Флоренции создала комиссию, которой поручалось по сочинению Данте изучить топографию ада. Стало ясно, что Данте писал не про любовь, а про устройство того и этого света. Впрочем, и о том, и об этом. А через лет двести обнаружат, что и еще о чем-то.

            Изничего сотворен мир

            Но вернемся, наконец, к Френку Заппе, к его прекрасному афоризму. «Сделать что-то из ничего»... Да ведь именно так, по учению иудеев и христиан, был создан мир! Греки до такого додуматься не могли. У них бог-демиург делал мир из чего-то, то есть упорядочивал первичный хаос. Итак, Бог сотворил мир за шесть дней? Молодому читателю я дам совет: когда вам какая-нибудь тетя в очередной раз скажет про эти шесть дней, вы деликатно поправьте: «Не за шесть, а за три». Потому, что «из ничего» Бог действительно творил только три дня: первый, пятый и шестой. В Библии об этом сказано в начале первой книги Моисея («Быт. 1, стихи 1, 21, 26). В эти дни Бог создал небо и землю, жизнь и человека. Появление именно этих, так сказать, объектов обозначается в Библии словом «сотворил» (на древнееврейском – «бара»). Это – три особых точки в истории мира, моменты появления трех качественно различных его сфер, причем каждая появляется на основе предыдущей, как бы надстраивается над ней. Отсюда, кстати, происходит и современное представление о мире, состоящем из неживой материи, царства жизни и социальной сферы.
            А что же остальные три дня? В эти дни Бог делал что-то из чего-то, из наличного материала. По древнееврейски эти действия Бога обозначались словом «асса». Например, на третий день Бог повелевает: «да произрастит земля зелень», т.е. траву и деревья. И земля произвела зелень. Сделала из себя по Слову Божьему. Значит, растительный мир по отношению к земле не является чем-то качественно новым. Это, можно сказать, лишь модификация земли. И если душа живая, т.е. жизнь, сотворена только на пятый день, стало быть, растения не относятся к живым существам? Выходит, что так.
            С этим обстоятельством связана забавная история. В свое время одна дама-философ активно проповедовала идею борьбы со смертью в духе мыслителя Николая Федорова. Общественный прогресс, или вся история человечества в свете этой идеи представлялись как рост чувства отвращения к «пожиранию», истреблению живого. А этим, то есть, отвратительным истреблением живого, люди якобы занимались уже в Раю. У дамы выстроился такой силлогизм: растения, как всем известно еще со школы, – живые, люди в Раю питались растениями, значит, они истребляли живое. Здесь для нас важно не то, как «на самом деле». А то, что могут существовать две биологии, проводящие границу между живым и неживым в разных местах. Человек, не понимающий этого, признающий только одну научную биологию, ошибочно судит о людях в Раю. С точки зрения тамошней биологии не пожирали они живое!
            По теме творения давно занимает меня вопрос: а может ли Бог совершить операцию обратную творению? Сотворил мир, а потом вдруг взял, да и рас-створил. В абсолютном, разумеется, смысле, а не так, как растворяют кусочек сахара в чае. Может быть, кто из читателей ответит на этот вопрос?

            Метод «из ничего» набирает силу

            Не знаю, как вы, читатель, а я не могу вместить мысль о сотворении из ничего. Чтобы вот так: ничего нет, а потом вдруг что-то появилось. Скорее всего, выражение «из ничего» выполняет в языке особую функцию – упрощать некоторые познавательные ситуации. Сказать «из ничего», значит прекратить трудные поиски ответа на вопрос «из чего?». Это если речь идет о происхождении. К примеру, в старые времена биологи пытались прослеживать длинные ряды превращений. Потом дело существенно упростилось – стали ссылаться на мутации. «Откуда это? – Так то ж мутация!». А раз мутация, то вопрос откуда не имеет смысла. Сослаться на мутацию, значит при объяснении использовать метод «из ничего». Или историки. Прослеживают связи событий, все плавно, одно за другим, одно из другого. И вдруг, бац! «А затем, - говорят, - произошла революция». Значит, надоело прослеживать. Там, где революция, там разрыв исторической траектории. Опять, стало быть, прибегли к методу «из ничего».
            Ученым можно, но простые люди этого не любят – явления из ничего. Это хорошо понимал Иисус Христос. Ну что стоило ему на свадьбе в Кане Галилейской, где он присутствовал с матушкой, сотворить вино из ничего? Но нет, когда обнаружилось, что недостает вина, велел Иисус служителям наполнить сосуды водой. Те наполнили до верха. А когда распорядитель отведал, оказалось, что там вино, и притом отменное. Так что жениху даже сделано было замечание: «всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе» (Иоан. 2, 10). Или эта история с кормлением пяти тысяч людей. Опять-таки не из ничего Иисус сотворил пищу, а размножил пять хлебов ячменных и две рыбки, что оказались у одного запасливого мальчика. И хватило, и осталось. Еще двенадцать коробов собрали кусков.
            Из-за этого «из ничего» издавна не любят простые люди торговцев и финансистов. Сколь понятно дело земледельца! Что посеет, то и пожнет, в прямом, разумеется, смысле. Посеял зерно, и получил зерно. Все ясно: Земля – мать богатства, Труд – отец. И дела скотовода понятны, приплод есть приплод. И понятна добыча «кровью», т.е. захват ценностей на войне. Все это – приумножение наличного, или его рост при посредстве труда и захвата. Но уже дело кузнеца загадочно, подозрительно. В огне и дыме что-то он там поделывает. А получаются вещи, каковых не было. Каковые не произрастают из себе подобных. Он не просто приумножает, он творит или превращает. А что же торговец или ростовщик? У тех уж точно дела колдовские. Здесь купил, там продал. Или сегодня ссудил, завтра получил с процентами. Из чего богатство? Из ничего. Сегодня мы можем пояснить: не из ничего, а из пространства и времени, т.е. купец эксплуатирует пространство, а ростовщик – время. Но простой народ этого не поймет. Народ судит просто: раз не физическим трудом нажито богатство, значит обманом или воровством.
            А ведь эти персонажи – земледелец (скотовод), ремесленник, финансист, символизируют исторически доминирующие типы человеческой деятельности. От простых дел на лоне природы, когда человек просто присутствует при естественных процессах, управляет ими, к сложным символическим операциям, к каковым сводится практически вся современная жизнь – таков исторический путь человечества. Сколько людей в развитой стране занято сегодня в сельском хозяйстве, и сколько в сфере финансов. А почему, кстати, при всей важности этой сферы не касается ее наша школа? Разве это не актуально – готовить человека к жизни в мире, в котором все возникает из ничего.

            Из ничего – значит из себя

            Да, именно так. Из себя, или, как раньше говаривали, из души. А чтобы вышло нечто стоящее, надобно душу приуготовить. Над этим много размышлял Николай Гоголь. А в «Портрете» и выразил. Как при большом таланте, но нечистой душе, в изображенных художником лицах проглядывает вместо полагаемой святости что-то демоническое. И как труден путь очищения души. Нечистой душа становится, от того, что человек погрязает в суете жизни, в мелочных интригах, соперничестве и т.п. А в конце этого трудного пути очищения он получает право сказать близкому человеку: «Спасай чистоту души своей. Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душой». Сегодня о душе говорить не принято, отвыкли. Все больше о « know how ”. Иными словами, из себя, значит – из знания.
            Если из ничего, значит – из себя, то все, что вне художника, не существенно. Это, пожалуй, главное – несущественность того, из чего творит человек. Этой самой материи, скажем, глины, камня, еще чего-то - вон сколько, даром бери. А скульптуру, которая получается из знания, как отделить от каменной громады лишнее, даром не дадут. В сообществах, так сказать, эстетически ориентированных, материю действительно отдают даром, а форму, или идею, или фасон - продают. Как портной Штауб, который по свидетельству Генриха Гейне брал за фрак, сшитый из собственного сукна, столько же, сколько за фрак, сшитый из сукна заказчика. Вот вам несущественность материи. Более всего эта несущественность видна в работе с материей слова. Поэтому поэзия – высшее искусство. Поэту не нужно ничего из того, что вне его. Он сам – источник, сам – инструмент.
            А триумф сотворения из себя – сотворение человека. Уже был создан весь мир. Оставалось главное – сотворить того, ради кого все это затеялось. Бог не взял гадкую обезьяну. Он взял самое низкое, ниже некуда – прах земной. И создал из него человека. Но есть ли человек прах земной? Нет, он есть образ Божий. И только потому он таков, что Бог «вдунул в лице его дыхание жизни». Вдунул, так сказать, самого себя. Посему человек не есть «высшая» форма развития материи. Он совсем другое. Один материалист возразил мне: «Почему же Бог создал человека похожим на обезьяну? - А в назидание: станешь таким, если ослабишь усилия оставаться человеком, двигаться вверх. Может, поэтому один теолог сказал: «Культура – это усилие».

            ...И продать

            Смысл этого добавления в определении Френка Заппы – подчеркнуть тот простой факт, что произведение искусства обладает ценностью, и что это признано людьми. Могут заметить, что речь надо вести об эстетической ценности. Причем, мол, здесь деньги? Так говорят вслед за романтиками, наговорившими о деньгах много вздора. Есть какой-то моральный эффект в том, чтобы говорить гадости о жизненно важных вещах. Этим, может быть, сдерживается страсть обладания. А еще в таком отношении к деньгам проглядывает идеал «естественности», преклонения перед натуральным хозяйством. Деньги, знаете ли, – знаки, «простой продукт» важнее. Эти представления уходят в прошлое, по мере того, как мир становится все более знаковым, все менее естественным. Да, деньги – знаки, информация о признании чего-то существенным. А применительно к человеку – информация о его способностях. «Сколько он стоит?». На невольничьем рынке этот вопрос имел один смысл. Сегодня так могут спрашивать, имея в виду приглашение мирового светилы для чтения лекций, или великого артиста в оперу, или знаменитого футболиста в клуб. Человек стоит столько, сколько он способен сделать из ничего, из себя, из души. Самодостаточность – суть художника. Этим он отличается от генералов и президентов.

Copyright © Владимир Шкода


В избранное