Фото с сайта Royalhom.ru

«Это решение положительно повлияет на имидж Узбекистана на мировой арене и откроет пути для возможной кооперации с ведущими зарубежными брендами в текстильной промышленности (Gucci, Louis Vuitton, H&M, OGGI, Adidas, Nike и др.). Также это создаст новые возможности для наращивания экспорта текстильной продукции на рынки развитых стран, в частности, в страны ЕС, Северной Америки и Японии», - сообщили в ведомстве.

Министерство также напомнило о мерах, принятых правительством для борьбы с принудительным трудом. В частности, был усилен мониторинг, запущены новые механизмы регистрации жалоб от населения, а также повышены тарифы по оплате труда сборщикам хлопка.

США ежегодно публикуют списки товаров, при производстве которых используется принудительный и детский труд. Узбекский хлопок попадал в эти перечни с конца 2000-х годов. Но в последних редакциях, опубликованных 21 сентября, его исключили из списка, касающегося детского труда. При этом он остался в списке товаров, производимых с использованием принудительного труда взрослых.

Распространенная практика детского труда при сборе хлопка в Узбекистане препятствовала использованию продукции из узбекского сырья ведущими брендами. Она стала поводом для массового бойкота узбекского хлопка, к которому в начале 2010-х годов присоединились более сотни компаний, включая H&M и Adidas.

В Узбекистане десятилетиями практиковался принудительный сбор хлопка. К нему привлекали сотрудников бюджетных и других организаций, студентов и школьников. За отказ угрожали неприятностями, вплоть до увольнения с работы. Некоторые предпочитали откупиться - заплатить определенную сумму для найма сборщиков.

Власти неоднократно обещали отказаться от этой практики, хотя пока что ситуация улучшилась лишь частично (в частности, отказались от массового использования детского труда). В 2017 году президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев заявил в ООН, что «приняты действенные меры по искоренению детского и принудительного труда». Позднее, выступая на совещании, он вновь потребовал отказаться от этой практики, ссылаясь на международную репутацию страны. Министр труда Шерзод Кудбиев пообещал допустить экспертов Международной организации труда к базе данных граждан, столкнувшихся с принуждением к уборочной кампании. Он также заявил, что к чиновникам, сгоняющим людей на поля, будут приняты жесткие меры.

Несмотря на прогресс, в 2017 году к сбору хлопка, как сообщалось, все же были принудительно привлечены сотни тысяч человек. В нынешнем сезоне на поля по указанию местных властей были, в частности, отправлены работники ЖКХ в Андижанской области (при этом с них взяли расписки, что хлопок они собирают добровольно). Министерство труда в то же время заявило, что реагирует на такие случаи. На прошлой неделе, по данным ведомства, были приняты более сотни жалоб, по некоторым в отношении чиновников приняты меры - штрафы и дисциплинарные взыскания.

Хлопок - одна из основных статей экспорта Узбекистана. Страна входит в пятерку мировых экспортеров хлопкового волокна, ежегодный объем производства составляет около 1,1 миллиона тонн. По итогам Международной узбекской хлопковой и текстильной ярмарки в 2017 году были заключены контракты на экспорт текстильной продукции и полуфабрикатов более чем на 1 миллиард долларов.

Международное информационное агентство «Фергана»

Реджеп Тайип Эрдоган. Фото с сайта Dailysabah.com

«Мы начинаем кампанию, направленную на то, чтобы вернуть наших ученых, - заявил он. - Призываю наших ученых, находящихся в разных частях мира, принять участие в движении по развитию науки и технологий».

Заявление сделано на фоне экономического кризиса, который переживает Турция. Он сопровождается ростом инфляции и падением курса национальной валюты. В последнее время ситуация также обострилась на фоне конфликта Турции с США, в результате которого в отношении Анкары были введены санкции.

В то же время призыв к ученым вернуться из эмиграции прозвучал на фоне масштабных репрессий, развернутых властями. Они начались два года назад, после неудавшегося военного переворота, и продолжаются до сих пор. Массовые аресты и увольнения, затронувшие более сотни тысяч человек, коснулись в том числе ученых и студентов.

Как отмечала Human Rights Watch в недавнем отчете, правительство Турции организовало массовые увольнения ученых без соблюдения формальностей, по сомнительным обвинениям в причастности к организаторам мятежа. На них заводят сфабрикованные уголовные дела, при этом власти также вмешиваются в процесс научных исследований. По имеющимся данным, за два года более 6 тысяч работников научных учреждений были уволены, власти также закрыли сотни школ и университетов.

Как и в отношении других людей, обвинения против ученых нередко носят надуманный характер. Основанием для ареста может быть, например, наличие счета в Bank Asya (который считался близким к движению духовного лидера Фетхуллаха Гюлена, которое власти обвиняют в мятеже), скачивание мессенджера ByLock (которым якобы пользовались заговорщики) и даже наличие долларовых купюр (власти уверяют, что заговорщики пользовались ими для каких-то тайных целей). Такими, например, стали «доказательства» в деле научного сотрудника NASA с двойным гражданством Серкана Гельге, арестованного в Турции - счет в Bank Asya и долларовая купюра, найденная в комнате его брата. Ученого в итоге приговорили к пяти годам тюрьмы.

На этом фоне, согласно статистике, эмиграция из Турции активизировалась. Число людей, решивших эмигрировать по политическим, экономическим или культурным причинам в 2017 году выросло более чем на 40%. Почти половина из эмигрантов - молодые люди. Правительство недавно признало, что Турция «теряет ценные человеческие ресурсы за счет утечки мозгов».

Международное информационное агентство «Фергана»

Реджеп Тайип Эрдоган. Фото с сайта Dailysabah.com

«Мы начинаем кампанию, направленную на то, чтобы вернуть наших ученых, - заявил он. - Призываю наших ученых, находящихся в разных частях мира, принять участие в движении по развитию науки и технологий».

Заявление сделано на фоне экономического кризиса, который переживает Турция. Он сопровождается ростом инфляции и падением курса национальной валюты. В последнее время ситуация также обострилась на фоне конфликта Турции с США, в результате которого в отношении Анкары были введены санкции.

В то же время призыв к ученым вернуться из эмиграции прозвучал на фоне масштабных репрессий, развернутых властями. Они начались два года назад, после неудавшегося военного переворота, и продолжаются до сих пор. Массовые аресты и увольнения, затронувшие более сотни тысяч человек, коснулись в том числе ученых и студентов.

Как отмечала Human Rights Watch в недавнем отчете, правительство Турции организовало массовые увольнения ученых без соблюдения формальностей, по сомнительным обвинениям в причастности к организаторам мятежа. На них заводят сфабрикованные уголовные дела, при этом власти также вмешиваются в процесс научных исследований. По имеющимся данным, за два года более 6 тысяч работников научных учреждений были уволены, власти также закрыли сотни школ и университетов.

Как и в отношении других людей, обвинения против ученых нередко носят надуманный характер. Основанием для ареста может быть, например, наличие счета в Bank Asya (который считался близким к движению духовного лидера Фетхуллаха Гюлена, которое власти обвиняют в мятеже), скачивание мессенджера ByLock (которым якобы пользовались заговорщики) и даже наличие долларовых купюр (власти уверяют, что заговорщики пользовались ими для каких-то тайных целей). Такими, например, стали «доказательства» в деле научного сотрудника NASA с двойным гражданством Серкана Гельге, арестованного в Турции - счет в Bank Asya и долларовая купюра, найденная в комнате его брата. Ученого в итоге приговорили к пяти годам тюрьмы.

На этом фоне, согласно статистике, эмиграция из Турции активизировалась. Число людей, решивших эмигрировать по политическим, экономическим или культурным причинам в 2017 году выросло более чем на 40%. Почти половина из эмигрантов - молодые люди. Правительство недавно признало, что Турция «теряет ценные человеческие ресурсы за счет утечки мозгов».

Международное информационное агентство «Фергана»

Транзитный центр для беженцев в городе Кретей. Фото Улугбека Бабакулова

Как и рекомендовал нам сотрудник французского консульства в Тбилиси, в парижский аэропорт Шарль де Голль мы прилетели в среду всей семьей примерно в 2 часа дня. Я думал, что нас тут будут встречать как обычно – держа на виду листок с фамилией. На выходе внимательно просматривал каждую табличку в руках у встречающих, однако ничего похожего на нашу фамилию так и не увидел. Я был озадачен: не очень приятно оказаться в огромном аэропорту в незнакомой стране, не зная языка и не имея представления, что делать дальше. Однако я решил не паниковать – встречающий вполне мог застрять в пробке или опоздать по другим причинам. Значит, надо ждать.

Ждали мы примерно полчаса, наконец, к нам подошел мужчина и спросил: «Бабакьюлов?» «Йес!» – дружно воскликнули мы. Мужчина жестами показал, чтобы мы следовали за ним, и мы поволокли чемоданы к выходу.

Встречавший привел нас на стоянку, сказал «такси» и, сделав знак подождать, ушел. Через пару минут он вернулся сразу с двумя таксистами, что-то объяснил им и окончательно распрощался с нами. Таксисты погрузили наши вещи в машины. Женская часть нашей семьи села в один автомобиль, мы с сыном – во второй.

Наш водитель оказался словоохотливым турком. Пока ехали, он рассказал, что иммигрировал во Францию больше 30 лет назад, а его сын и дочь родились уже здесь. Что удивительно, дома они общаются на французском языке и на фарси, а турецкого языка не знают совсем.

Так, за разговорами, мы незаметно доехали до города Кретей (Creteil). Нас привезли в транзитный центр для беженцев. Такие центры есть во многих европейских государствах. Новоприбывшие просители убежища размещаются здесь, после чего сотрудники центра помогают им подготовить и подать необходимые документы.

Въезд в Кретей. Фото Улугбека Бабакулова

Наш центр оказался Х-образным четырехэтажным зданием. Каждое крыло корпуса состояло из длинного коридора и комнат, в которых был необходимый минимум мебели – кровати, шкаф для одежды, холодильник и стол со стульями.

Нас встретила сотрудница центра по имени Марион. Первым делом она показала, где находится ее кабинет, и по-английски попросила зайти к ней завтра в 10 утра. Затем она провела небольшую экскурсию по корпусу: здесь столовая, вот прачечная, а это ваши комнаты – одна побольше, с тремя кроватями (мы решили, что здесь разместится женская часть семьи), другая – поменьше, с двухъярусной кроватью (здесь я с сыном). На столе лежали предназначенные для нас вилки и ложки (их надо было брать с собой в столовую), несколько рулонов туалетной бумаги и даже зубные щетки.

«Эту карточку вы должны показать в столовой, по ней вам будут выдавать еду», – Марион дала нам ламинированную бумажку, еще раз предупредила, чтобы мы подошли к ней завтра, и распрощалась. Ну а мы, уставшие после длительного перелета, повалились на койки и уснули без задних ног.

Талон на обед в столовой транзитного центра. Фото Улугбека Бабакулова

Франция – земля беженцев

Разница во времени между Францией и Грузией составляет 2 часа, с Киргизией – 4. Поднявшись рано утром по местному времени, я подумал, что неплохо бы сообщить родне, что с нами все в порядке. Вот только как это сделать? Wi-Fi в комнате не работал, да, может, его и вовсе тут не было. Значит, дождусь встречи с Марион и спрошу насчет интернета у нее, подумал я и отправился на завтрак, который с французского переводится буквально как «маленький обед» – petit-déjeuner.

В столовой, кроме меня, никого не оказалось. На раздаче я продемонстрировал девушке в поварском халате свою карточку. Она начала было наливать молоко в кружки, но я спросил жестами, могу ли я забрать завтрак в номер? Повариха ответила: «О’кей!» - и стала выставлять на поднос еду: две порции горячего молока, пять кусков багета, сливочное масло, конфитюр и сахар-песок в одноразовых пакетиках. «Финиш!» – наконец, сказала она, дав понять, что это и есть весь завтрак. Надо сказать, что завтрак такой был у нас постоянно.

К 10 часам я поднялся в кабинет Марион. Я думал, что мне нужно будет рассказать ей свою историю, в частности, почему и как я оказался здесь. Пока я ломал голову, как это все объяснять – на английском, которым я немного овладел в Грузии, или на французском, которого я не знал совсем – подошла женщина и сказала на чистом русском языке: «Здравствуйте, меня зовут Марина, я переводчик, и меня попросили помочь вам». Когда я понял, что на этот раз не придется задействовать мои способности полиглота, у меня отлегло от сердца.

Марион сказала, что сейчас она объяснит нам процедуру получения статуса беженца – так, чтобы мы имели представление, чего нам ждать дальше.

Марион, сотрудница транзитного центра. Фото Улугбека Бабакулова

Итак, мы находимся в транзитном центре. Таких центров во Франции два – Creteil и Villeurbanne. Действуют они в рамках неправительственной организации France terre d’asile (FTDA – «Франция – земля беженцев»).

В транзитном центре, объясняла Марион, заявители живут на начальной стадии процедуры. Обычно это длится несколько недель, пока другая организация, CADA (centre d'accueil pour demandeurs d'asile – центр приюта для просящих убежища), не подыщет более комфортабельное жилье. В этом же здании некоторые комнаты отведены под CADA, и в них тоже живут просители убежища. Правда, им не предоставляется питание в столовой, так что еду они готовят себе сами. Именно поэтому у них приоритет в использовании общей кухни. Если бы мы надумали готовить что-то самостоятельно, мы должны были бы сначала уступить место им.

Марион сказала, что те, кто попадает в транзитный центр, должны обратиться в префектуру, где им выдадут специальную бумагу с их фотографией.

«С этим документом, – продолжала Марион, – следует отправиться в организацию по миграции и интеграции (OFII). Там вам откроют банковский счет для перечисления пособия (ADA) – 20 евро и 40 центов в сутки на семью из пяти человек. В месяц, таким образом, выходит 612 или 632 евро, в зависимости от количества дней в месяце. До определения статуса беженца вы будете получать именно эту сумму. В транзитном центре вам также выдадут разовую финансовую помощь из расчета на одну неделю – 142 евро 80 центов. Отчитываться за них не надо и тратить можно по своему усмотрению».

В OFII выдают анкеты каждому члену семьи для заполнения и отправки в управление по делам беженцев (OFPRA). Марион нарисовала схему, как будет развиваться вся процедура. Меня интересовало, сколько все это может продлиться? Однако четкого ответа дать мне не смогли – процедура получения статуса беженца может растянуться до двух лет. Все это время мы будем находиться «под крышей» CADA, его соцработники будут опекать нас и помогать заполнять документацию.

А как же быть с детьми, им ведь нужно в школу? Марион ответила, что нам лучше просить определить детей в школу, когда мы перейдем на попечение CADA. «Там же вы можете попросить оформить медицинскую страховку, потому что вопрос оформления полиса занимает около двух месяцев».

А куда CADA отправит нас жить? «Это неизвестно. Вас могут отправить в любой регион Франции, и вы не должны отказываться. В противном случае вам больше не предложат жилья и прекратят выплату пособия. После того, как вы обратитесь в префектуру и OFII, сотрудники транзитного центра сообщат в CADA, что у них находятся просители убежища, и для вас начнут подыскивать жилье».

Вот так в изложении Марион выглядела общая картина. В завершение разговора она сказала, что если у нас больше нет вопросов, мы можем погулять по городу. Никаких ограничений в передвижении нет. «Кстати, вот вам жетоны для стиральной и сушильных машин. Свое постельное белье можете не стирать, по вторникам его будут менять».

Тут я вспомнил про интернет. Марион огорчила, что Wi-Fi в транзитном центре нет, а чтобы купить сим-карту, нужно иметь банковский счет. Неожиданная проблема! Впрочем, Марион нас обнадежила: «Кажется, «симки» оператора Lyсamobile можно купить без счета».

Хороший обед и никакой интернет

На часах было 11.30, и это было время обеда – déjeuner. Сейчас в столовой народу было гораздо больше, чем утром. В качестве основного блюда предлагались тушеная куриная грудка или рыба, на гарнир – кус-кус или макароны, на десерт – йогурты, апельсины (фрукты каждый день были разные). Ужин начинался в 18 часов и был примерно таким же, как обед.

Обед в столовой транзитного центра. Фото Улугбека Бабакулова

После обеда мы решили пройтись по округе, осмотреться и, если повезет, купить сим-карту и подключить интернет. Повезло нам практически сразу же. Недалеко от транзитного центра на одном из магазинчиков мы увидели наклейку Lyсаmobile. За прилавком стоял парень – явный выходец с родины Раджа Капура. Частично по-английски, частично жестами я дал ему понять, что хочу сим-карту. «Ноу проблем, месье… 5 евро». Старшая дочка тоже захотела номер. «О’кей, месье, еще 5 евро».

Взяв сим-карты, мы дошли до небольшого парка с фонтанчиками. Сим-карты вставили в телефоны, но они почему-то никак не хотели подключаться к сети. Мы стали перезагружать телефоны, потом копаться в настройках – все безрезультатно. Говорю дочке: «Пойдем в тот магазин, пусть продавец объяснит, в чем дело».

Пришли. Показываю продавцу телефон, мол, не работает. Он отвечает, что нужна регистрация, а для регистрации требуются наши паспорта. Блин, думаю, не повезло, опять придется тащиться в центр за паспортом. Но тут продавец говорит, что сгодится и фото паспорта, потому что нужны только личные данные – имя, номер паспорта, адрес электронной почты, и тогда он сможет подключить нам наши номера. Отлично, говорю, вот у меня на телефоне фото моего документа. Пока продавец регистрировал наши номера, я с ним завязал простую беседу. Роксан оказался из Шри-Ланки, во Франции живет пару лет. На родине он закончил среднюю школу и теперь планирует поступить в какой-нибудь французский вуз.

Продавец зарегистрировал «симки». Я попробовал включить мобильные данные и через пять минут со счета исчезли 5 евро. «Грабеж средь бела дня!» – подумал я про себя, но вслух ничего не сказал.

И тут продавец протянул мне буклет с интернет-пакетами. Оператор предлагал 4 Гб за 10 евро, 12 ГБ – за 15. «Ну, давай тогда уж два пакета по 12 гигов», – я протянул ему 50-евровую купюру. Роксан набрал определенную комбинацию цифр, показал, что интернет подключен и вернул сдачу. «Вместе с интернетом у вас подключены бесплатные звонки и смс», – сказал продавец. Бесплатные звонки и смс? Так это совсем другое дело!

Я приободрился, но ненадолго. Оказалось, что интернет от оператора Lyсamobile такого плохого качества, что в моем скромном словаре не хватает ругательных слов, чтобы его охарактеризовать. Сеть может появиться на минуту, а потом опять пропасть. Впрочем, уж лучше такой, чем вообще никакого. (Вопрос с интернетом я частично решил уже позже: на станции метро Creteil Prefecture есть большой торговый центр Creteil Soleil, где скорость соединения оказалась вполне приличной).

Когда интернет у меня появился в очередной раз, я быстренько отписал главреду «Ферганы» Даниилу Кислову, что мы с семьей уже во Франции и разместились в транзитном центре. «Отлично, – отвечал Кислов, – вот и описывай все, что с тобой происходит». И я незамедлительно взялся за дело.

Мечта всех девушек

В пятницу ко мне подошла Марион и сказала, что в понедельник мы поедем в префектуру, где получим документы, после чего нам скажут, когда обращаться в OFII.

В понедельник, 29 августа, уже с утра в холле транзитного центра стояли несколько семей беженцев. Я познакомился с мужчиной, который с семьей приехал из Сирии. Он оказался специалистом по IT, на родине работал в университете в Алеппо. Тут появилась Марион, мы погрузились в несколько машин и нас повезли в префектуру.

«Вот номера, вас будут по ним вызывать», – Марион дала нам квиточки.

В префектуре уже скопилось около полусотни людей, в основном, выходцы из стран Африки и Ближнего Востока. Мы дождались своей очереди, протянули сотруднику паспорта. Он пролистал документы и стал заполнять какие-то данные в своем компьютере. Потом попросил каждого посмотреть в объектив веб-камеры, сфотографировал и тут же распечатал документы с нашими снимками. Я опять немного волновался, как мы будем объясняться, однако нам и говорить ничего не пришлось. Вся система отлажена, процедура идет по накатанной, как бы сама собой. Отдав нам готовые документы, сотрудник префектуры сказал, что нам нужно быть в OFII в среду.

На выходе нас встретила Марион и отвезла обратно в центр. Здесь она дала нам автобусные билеты и сказала, что в среду с утра мы должны приехать в OFII самостоятельно. «Это не сложно, садитесь в автобус и едете до конечной остановки, – Марион показала нам дорогу по гугл-картам. – Так как вы уедете до завтрака, на кухне вечером вам выдадут пайки, которые вы сможете забрать с собой».

В среду в 8 утра мы и семья нашего знакомого сирийца отправились по указанному адресу. Перед нужным нам зданием уже стояла толпа в полторы сотни человек. Что же делать дальше? Я решил довериться интуиции. Интуиция подсказывала, что делать ничего не надо, а надо ждать. Я решил ее послушаться и не обманулся: вскоре из здания вышел мужчина и сказал, что сейчас войдут те, у кого вот такие анкеты. С этими словами он поднял над головой бумаги. У нас оказались как раз такие, так что мы решительно вошли внутрь.

Там у нас забрали наши бумаги и велели ждать. Мы растерянно осматривали стены с буклетами и плакатами. «Папа, а почему вы выбрали Францию? – спросила старшая дочь. – Я пытаюсь что-то прочесть и ничего не понимаю. Английский ведь гораздо легче. Надо было ехать в Америку или Англию». Я вздохнул и обнял ее: «Была бы возможность, я бы вообще никуда из дома не уезжал. А Франция, между прочим, - это мечта всех девушек. Вы еще увидите, как здесь здорово».

Тут открылась дверь одного из кабинетов, сотрудница произнесла нашу фамилию: Бабакулов. Да, это мы! Нас попросили пройти, мы подали документы, полученные в префектуре. Хорошо, теперь посидите здесь… Сидим. Через несколько минут меня просят пройти в другой кабинет, где берут отпечатки пальцев. Там по очереди «откатали» пальцы каждого из нас и отправили ждать в коридоре.

Мы сидели в коридоре, люди заходили в кабинеты и выходили из них, народу становилось все меньше. А мы все ждали и ждали. Временами нам казалось, что, может, нам уже тоже можно уйти. Может быть, мы неправильно поняли и нам сказали не ждать, а ехать в центр обедать? Это было бы очень гуманно: нам уже сильно хотелось есть, так что выданные пайки – печенье, маффины и напитки – оказались очень кстати. Прошло время обеда, а мы все ждали и ждали…

«Семья Бабакуловых», – на этот раз нас позвали из другого кабинета. Мы вошли внутрь, сотрудница, сидевшая там, спросила по-английски, на каком языке нам удобней общаться. «Рюси», – ответил я. Девушка кивнула, набрала на телефоне номер и сказала в трубку, что ей нужен переводчик с русского языка, а затем поставила телефон на громкую связь: нам будут переводить.

И в самом деле, слова сотрудницы переводил женский голос прямо из телефона. Она рассказала примерно то же, что говорила Марион. «Вот ваша банковская карточка, на которую будет поступать ваше пособие. Совершать с нее покупки вы не можете, только обналичивать деньги в банкомате. Вам будет предложено место в CADA в любом регионе Франции, и отказаться вы не можете, поэтому подпишитесь здесь. И вот вам анкеты для заполнения досье в OFPRA, вы должны заполнить их на французском языке и подать в течение трех недель».

Нотр-Дам де Кретей. Фото Улугбека Бабакулова

От головной боли до диареи

Вернувшись в транзитный центр, я поднялся к Марион и показал полученные документы. Она сказала, что отсканирует их и вернет мне. «А как заполнять анкеты на французском языке?» – спросил я. Марион что-то ответила, но я не понял. «Же не компран па», говорю (в переводе с французского – «не понимаю»). Она села за компьютер и через Google Translate набрала текст: «Ваши данные отправлены в CADA и, возможно, на следующей неделе вы уже уедете. Тогда с заполнением анкет вам помогут сотрудники CADA. Мы подождем неделю. Если вы к тому моменту не уедете, тогда вашими документами займутся наши сотрудники».

Потянулись долгие однообразные дни. Чтобы занять детей, я дал им заранее скачанные уроки французского языка. Впрочем, самому мне долго скучать не пришлось: я простудился, поднялась температура, боль неотступно пульсировала во всем теле. Однако без медицинской страховки вызывать «Скорую» было бесполезно. Позже выяснилось, что только вызов самой кареты медицинской помощи стоил бы больше 100 евро. Осмотр врача общего профиля – от 25 евро, врач более узкой специализации – гораздо дороже. Ну и, конечно, отдельно пришлось бы оплачивать лекарства.

Подозреваю, что какой-нибудь изнеженный мигрант из Вьетнама или Латинской Америки просто умер бы на моем месте, только узнав цены на лечение. Однако не таков человек из постсоветской страны. У меня с собой были лекарства на все случаи жизни, закупленные еще в Тбилиси. Снадобья мои истребляли все возможные хвори, начиная от головной боли и заканчивая диареей. Отдельную ударную группу составляли различные антибиотики. Когда в моем телефоне на короткий срок снова появился интернет, я тут же открыл ссылку «лечение простуды в домашних условиях». Народные врачеватели советовали соблюдать постельный режим, сбивать температуру и пить много жидкости. Рекомендация пить много жидкости не показалась мне такой уж сложной – что-то, а это я смогу.

Через неделю я встал на ноги. Чувствуя себя здоровым морально и физически, я отправился к Марион. Ее не оказалось на месте, однако в другом кабинете находился мужчина, который вышел ко мне и сказал, что его зовут Джойс, и он будет заниматься нашими анкетами. «Завтра придет переводчик, и мы начнем заполнять ваши анкеты», – пообещал Джойс.

Утром приехала уже знакомая нам переводчица Марина. Она сказала, что Джойс будет приглашать нас по отдельности и задавать разные вопросы. «Волноваться не стоит. Сотрудники транзитного центра и CADA будут готовить вас к основному интервью с офицерами OFPRA», – подчеркнула Марина.

Джойс сказал, что анкетные данные он заполнит самостоятельно, а сейчас хочет написать мою историю для досье и попросил рассказать суть моей проблемы. Здесь он уточнил, что основанием для получения статуса беженца считаются доказанные прямые угрозы жизни или здоровью соискателя, а не социальной группе, к которой тот принадлежит. Таким образом, рассказывать нужно было об угрозе лично мне. Мой случай в этом смысле был довольно ясным: угроза безопасности для меня и моей семьи исходила как от самого государства, которое преследовало меня по надуманному поводу, так и от националистов, которые с подачи спецслужб и политиков хотели со мной расправиться.

Отдельная беседа должна проводиться также с каждым из совершеннолетних членов семьи. Джойс сказал, что в анкеты наших малолетних детей он вложит мою историю. Ему понадобится 2-3 дня, чтобы все заполнить и подготовить к отправке в OFPRA. Разговор шел очень подробный, так что на интервью ушел практически весь день.

Нас ждет «Икс»

Завершилась третья неделя нашего пребывания в транзитном центре. Дети уже немного привыкли к окружающей их действительности. Мы стали делать более длительные вылазки, осваивая округу. На карте было видно, что где-то недалеко от нас находится река. Рекой оказалась Сена, по которой курсировали огромные баржи. Несмотря на это, Сена оказалась достаточно чистой – в воде можно было увидеть рыб, а вдоль берега в некоторых местах плавали лебеди и утки. Иногда после обеда мы с младшей дочкой ходили к реке и кормили птиц. Старшие в это время, сидя в комнате, пытались подключиться к интернету, чтобы посмотреть свои аккаунты в соцсетях. Время тянулось однообразно и даже дни недели перепутались.

В один из таких дней я поднялся к Марион, чтобы попросить жетоны для стиральной машины. «У меня есть для вас новость, – сказала Марион, увидев меня. – Для вашей семьи есть место в городке «Икс» на юге Франции (по понятным причинам я не указываю название населенного пункта. – Прим. автора). Вы отправитесь туда на следующей неделе. Я рада за вас».

Сказав так, Марион показала на карте Франции наш городок «Икс».

Вот так складывается наша судьба, и так проходят наши будни. За какие-то два месяца нам приходится менять уже третье место жительство. Наше новое жилье тоже не будет постоянным. После получения статуса беженца нам придется освободить квартиру от CADA и искать другое жилье. Где, как – пока непонятно.

Да и впереди у нас пока только неизвестность…

Улугбек Бабакулов

Парвиз Турсунов. Фото с сайта Rus.ozodi.org

Официально причина неизвестна. По неофициальным данным, его разыскивали по подозрению в причастности к религиозному течению «Салафия» (фундаменталистскому направлению в исламе, которое официально запрещено в Таджикистане).

Последние несколько лет, как рассказала его жена Сайера Субхонова, они с мужем и детьми жили в Дубае, он занимался торговлей. Однако после того, как у них закончился срок регистрации, выехали в Турцию, где прожили несколько месяцев. Оттуда они собирались в Европу - для этого направились на Украину, а оттуда в Беларусь (они планировали добраться до Польши, чтобы попросить там убежища). Но в аэропорту Минска бывшего футболиста задержали, а семью отправили обратно на Украину.

«Якобы Парвиз находился в списке разыскиваемых лиц за причастность к запрещенному движению «Салафия». После задержания мужа правоохранители Беларуси ничего не сказали и не дали нам поговорить. Я не видела больше мужа. Отдали его вещи и телефон. Я спросила, откуда я смогу узнать информацию о судьбе мужа, сказали, что можете спросить в своем консульстве. Конкретной информации не дали», - рассказывает его супруга.

Комментариев со стороны правоохранительных органов Беларуси пока не поступало.

Один из родственников бывшего футболиста подтвердил, что несколько лет назад Турсунова на родине обвинили в связях с запрещенным движением, заведя на него уголовное дело. «Все началось, когда он был футболистом. Сначала из-за бороды не разрешили ему играть, потом поставили перед выбором – либо борода, либо футбол. Так он бросил футбол, мы перебрались в Дубай, а его на родине обвинили в салафизме», - сказала его жена.

Парвиз Турсунов играл за команду «Хайр» высшего дивизиона в Таджикистане. Тренер Тохир Муминов высоко отзывался о нем, однако в 2011 году заявил, что у того возникли проблемы с правоохранительными органами из-за бороды, поэтому его нельзя допускать на матчи. «И пока он не решил вопрос своей бороды, его отсутствие отрицательно сказывается на игре команды», - отметил он, назвав подопечного универсальным игроком.

Сам футболист заявил, что если придется выбирать между футболом и бородой, он выберет бороду. «Потому что футбол - это мирское, а мы должны думать о вечном. Ношение бороды - один из важных суннатов пророка Мухаммада,» - сказал он.

В пресс-службе МВД тогда отрицали формальные запреты на ношение бороды. Это же заявлял Комитет по делам религий. Но негласные запреты существовали - человека с бородой могли задержать на улице, мигранта с бородой, отправившегося на заработки, - снять с рейса. Люди, которых это коснулось, говорили, что представители силовых структур ссылались на некий указ президента.

Международное информационное агентство «Фергана»