← Февраль 2009 → | ||||||
1
|
||||||
---|---|---|---|---|---|---|
3
|
4
|
5
|
6
|
7
|
8
|
|
10
|
11
|
12
|
13
|
14
|
15
|
|
17
|
18
|
19
|
20
|
21
|
22
|
|
24
|
25
|
26
|
27
|
28
|
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://planet.m3ra.ru/
Открыта:
21-07-2005
Статистика
0 за неделю
Планета КОБ
|
Краткий Курс-03
Пресс служба РОД С КОБ
Пресс служба РОД С КОБ
Пресс служба РОД С КОБ
ДЕПОРТАЦИЯ КАВКАЗЦЕВ — «МЕСТЬ ТИРАНА», «СПРАВЕДЛИВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ», ИЛИ ПРЕВЕНТИВНАЯ МЕРА? (почему же всё-таки Сталин выселял некоторые народы?)
В интернете, на форуме «Эхо Москвы», на обсуждении передачи «Именем Сталина» от 13.12.08.г. — «Сталин и массовые репрессии» (впрочем, название не так важно, т.к. все они имеют одну цель — «научить» народ «правильному» восприятию Сталина и его времени), один из сторонников «мемориала» и «разоблачителей Сталина» поместил такой текст по цифрам количества пострадавших «депортированных народов» от «сталинской тирании». «…Третья массовая категория жертв политических репрессий - народы, целиком депортированные с мест традиционного расселения в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Наиболее масштабными эти административные депортации были во время войны, в 1941-1945 гг. Одних выселяли превентивно, как потенциальных пособников врага (корейцы, немцы, греки, венгры, итальянцы, румыны), других обвиняли в сотрудничестве с немцами во время оккупации (крымские татары, калмыки, народы Кавказа). Общее число высланных и мобилизованных в «трудовую армию» составило до 2,5 миллиона человек (см. таблицу). На сегодняшний день почти нет Книг памяти, посвященных депортированным национальным группам. В качестве редких примеров можно назвать Книгу памяти калмыцкого народа, составленную не только по документам, но и по устным опросам, и Книгу памяти, выпущенную в Кабардино-Балкарской Республике. Итого (всех, независимо от причины депортации — К.0.Ю.): 2 461 000» Это конечно ужасно, что представители некоторых народов не призывались на фронт, а только в «трудовые армии». Им не пришлось умереть «За Родину!», «За Сталина!», в бою, а, наверное, так хотелось. Умиляет, что «устные» предания «калмыцкого народа» пытаются всучить под видом документальной Истории. Но хотелось бы вернуться к причинам, по которым некоторые «народы, целиком депортированные с мест традиционного расселения в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан», там оказались. Хотелось бы рассмотреть период 1943-1944 годов, и именно выселенные народы Северного Кавказа и Закавказья. Представитель общества правозащитников «мемориал» цифры по несчастным «жертвам сталинизма» (переселенным кавказцам во время ВОВ) наверняка привел точные - сегодня всё сложнее стало бросаться «десятками и сотнями миллионов» пострадавших от «тирании Сталинской». В последнее время «мемориал» даже Солженицына регулярно опровергает, те самые «гулаговские» 40-60 млн «репрессированных». Хотя цифры по чеченцам и ингушам несколько завышены. В докладе Л.Берии говорится о 478.479 вывезенных на 1 марта 1944 года. И. Пыхалов, в своей статье «За что Сталин выселял народы», провел анализ причин, приведших к «выселению» этих самых народов: «…Наиболее полно причины, приведшие к депортации чеченцев и ингушей, изложены в докладной записке на имя Л.Берии «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР», составленной заместителем наркома госбезопасности, комиссаром госбезопасности 2-го ранга Б.Кобуловым по результатам его поездки в октябре 1943 года в Чечено-Ингушетию и датированной 9 ноября 1943 года: «Населенных пунктов в республике насчитывается 2.288. Население за время войны сократилось на 25.886 человек и насчитывает 705.814 человек. Чеченцы и ингуши в целом по республике составляют около 450.000 человек. В республике 38 сект, насчитывающих свыше 20 тысяч человек. Они ведут активную антисоветскую работу, укрывают бандитов, немецких парашютистов. При приближении линии фронта в августе-сентябре 1942 г. бросили работу и бежали 80 человек членов ВКП (б), в т.ч. 16 руководителей райкомов ВКП(б), 8 руководящих работников райисполкомов и 14 председателей колхозов. Антисоветские авторитеты, связавшись с немецкими парашютистами, по указаниям немецкой разведки организовали в октябре 1942 года вооруженное выступление в Шатоевском, Чеберлоевском, Итум-Калинском, Веденском и Галанчожском р-нах. Отношение чеченцев и ингушей к Советской власти наглядно выразилось в дезертирстве и уклонении от призыва в ряды Красной Армии. При первой мобилизации в августе 1941 г. из 8000 человек, подлежащих призыву, дезертировало 719 человек. В октябре 1941 г. из 4733 человек 362 уклонилось от призыва. В январе 1942 г. при комплектовании национальной дивизии удалось призвать лишь 50 процентов личного состава. (вместо кавалерийской дивизии был сформирован только 255 особый Чечено-Ингушский кавалерийский полк, воевавший под Сталинградом летом 1942 года на ж/д ветке Котельниково — Сталинград, где понес большие потери, противостоя 14 танковой дивизии Вермахта в августе 42-го - К.О.Ю.) В марте 1942 г. из 14.576 человек дезертировало и уклонилось от службы 13.560 человек, которые перешли на нелегальное положение, ушли в горы и присоединились к бандам. В 1943 году из 3000 добровольцев число дезертиров составило 1870 человек. Группа чеченцев под руководством Алаутдина Хамчиева и Абдурахмана Бельтоева укрыла парашютный десант офицера германской разведслужбы Ланге и переправила его через линию фронта. Преступники были награждены рыцарскими орденами и переброшены в ЧИ АССР для организации вооруженного выступления. По данным НКВД и НКГБ ЧИ АССР на оперативном учете было 8535 человек, в том числе 27 немецких парашютистов; 457 человек, подозреваемых в связях с немецкой разведкой; 1410 членов фашистских организаций; 619 мулл и активных сектантов; 2126 дезертиров. За сентябрь-октябрь 1943 года ликвидировано и легализовано 243 человека. На 1 ноября в республике оперируют 35 бандгрупп с общей численностью 245 человек и 43 бандита-одиночки. Свыше 4000 человек — участников вооруженных выступлений 1941-42 гг. прекратили активную деятельность, но оружие — пистолеты, пулеметы, автоматические винтовки — не сдают, укрывая его для нового вооруженного выступления, которое будет приурочено ко второму наступлению немцев на Кавказ.» (количество дезертиров увеличивалось по мере отступления Красной Армии - если при первой мобилизации 1941 года таких было «всего» 10%, в 1942 году таких набиралось свыше 90% от общего количества призывников и «добровольцев», и в 1943, после Сталинграда, стало «всего» 50% дезертиров — К.О.Ю.) …Итак, что же представляла собой Чечено-Ингушетия в 1943 году? С одной стороны — массовое дезертирство, массовое пособничество немецким диверсантам. Характерны в этом отношении показания захваченного таки НКВД полковника Губе Османа: «Среди чеченцев и ингушей я без труда находил нужных людей, готовых предать, перейти на сторону немцев и служить им. Меня удивляло: чем недовольны эти люди? Чеченцы и ингуши при Советской власти жили зажиточно, в достатке, гораздо лучше, чем в дореволюционное время, в чем я лично убедился после 4-х месяцев с лишним нахождения на территории Чечено-Ингушетии. Чеченцы и ингуши, повторяю, ни в чем не нуждаются, что бросалось в глаза мне, вспоминавшему тяжелые условия и постоянные лишения, в которых обретала в Турции и Германии горская эмиграция. Я не находил иного объяснения, кроме того, что этими людьми из чеченцев и ингушей, настроениями изменческими в отношении своей Родины, руководили шкурнические соображения, желание при немцах сохранить хотя бы остатки своего благополучия, оказать услугу в возмещение которых оккупанты им оставили бы хоть часть имеющегося скота и продуктов, землю и жилища». С другой стороны — разветвленная сеть предателей в республиканских органах внутренних дел. Довершали картину тысячи «легализовавшихся» участников бандформирований, спрятавших оружие и ждавших удобного момента, чтобы ударить в спину Красной Армии. (тогда, как и сегодня, в наши дни, регулярно проводились «амнистии» для участников «незаконных вооруженных формирований» — К.О.Ю.) Терпеть и дальше такое положение было нельзя. На массовые преступления чеченцев и ингушей решено было ответить адекватно — их массовым выселением. …» (О том, что из себя представляет по своему «менталитету» «свободолюбивый чеченский народ», Пыхалов приводит слова тех, кто служил в те годы на Кавказе - К.О.Ю.): «…вот мнение профессионала — командира 28-й стрелковой Горской дивизии подполковника царской армии А.Д.Козицкого, подавлявшего чеченские восстания 20-х - 30-х годов: «Несколько слов о методах борьбы на Кавказе. Те мягкие меры, которые мы применяем, отнюдь не влияют на горцев так, как бы они влияли на культурное население. Наоборот, у них возникает впечатление о нашей слабости. Это из сущности быта горцев вытекает … Взять, например, случай с изуродованным красноармейцем 28-го кавэскадрона в Чечне, когда селение, жители которого замучили красноармейца, не понесло должного наказания, а выискивались отдельные виновники, которых селение укрыло. Данный случай они отнесут к нашей гуманности, которая им непонятна, по условиям их нравов и обычаев (кровавая месть, несоблюдение которой позорит весь род). (по этой причине Чеченцы не считают русских из России достойными воинами, но всегда интересуются у незнакомого им русского - не из казаков ли он? Если ответ утвердительный, то отношение будет более уважительным к такому русскому. С одной стороны, казаки всегда вели себя абсолютно адекватно по отношению к горцам, также «применяя» кровную месть за своих товарищей, а с другой - часть чеченских и особенно ингушских родов основали именно выходцы из казаков - К.О.Ю.) Возьмем пример 1925 года, когда я брал шейха Асалтинского в Дае, я заставил аул привести его, и это можно сделать всегда. У них, как ни у кого, круговая порука. У них нет случая, о котором не знало бы все население. Нет скрывающегося бандита, места которого не знает население. По их адатам ответственность несет не преступник-убийца, а весь род и поколение. Мы не разрушили еще этих взглядов, мы считаться с этим должны»... В отличие от (прокурора) Руденко, сетовавшего на «недостаточное проведение партийно-массовой и разъяснительной работы среди населения», потомственный офицер Козицкий совершенно правильно понимал психологию горцев. Понимали ее и Сталин с Берией, принимая решение о ликвидации Чечено-Ингушской АССР. Решение, обоснованность и справедливость которого вполне осознавалась самими депортируемыми: «Советская власть нам не простит. В армии не служим, в колхозах не работаем, фронту не помогаем, налогов не платим, бандитизм кругом. Карачаевцев за это выселили - и нас выселят». Итак, подготовка к операции по выселению чеченцев и ингушей, получившей кодовое название «Чечевица», началась. Ответственными за ее проведение был назначен комиссар госбезопасности 2-го ранга И.А.Серов, его помощниками — комиссары госбезопасности 2-го ранга Б.З. Кобулов, С.Н.Круглов и генерал-полковник А.Н.Аполлонов. Каждый из них возглавил один из четырех оперативных секторов, на которые была разделена территория республики. Контролировал ход операции лично Л.П.Берия… …В первую очередь необходимо было произвести точный учет населения. 2 декабря 1943 года Кобулов и Серов доложили из Владикавказа, что созданные для этой цели оперативно-чекистские группы приступили к работе. Отмечалось, что за два предыдущих месяца легализовано около 1300 бандитов, скрывавшихся в лесных и горных массивах. Среди них Джеватхан Муртазалиев, который 18 лет руководил бандой и неоднократно провоцировал вооруженные выступления, Амчи Бадаев — главарь вооруженной группы с 15-летним стажем. При этом в процессе легализации бандиты сдавали лишь незначительную часть своего оружия. В записке Кобулова и Серова обосновывалось предложение использовать в качестве предлога для ввода войск тактические учения в горных условиях. Однако вместо частей Красной Армии в республике будут размещены войска НКВД. Сосредоточение войск на исходных позициях предлагалось начать за 20-30 дней до проведения операции. (т.е., в середине-конце января 1944 года - К.О.Ю.) Разумеется подготовка к операции велась в условиях строжайшей секретности. Тем не менее, полностью избежать «утечки информации» не удалось. Вот что пишет в своей статье А.Витковский: «По республике уже поползли слухи. Встревоженные выселением карачаевцев и калмыков, ингуши и чеченцы словно почувствовали надвигающуюся на них опасность … Вновь стали уходить в горы легализовавшиеся бандиты, откапывать припрятанное оружие. Но день шел за днем — все было тихо. Войска ведут себя спокойно, никаких арестов, ни облав, ни обысков. Только снова власти затеяли перепись всего населения. Ну да ладно. В прошлом году тоже переписывали. И успокоенные бандиты стали спускаться с гор. Вернулся в Итум-Кале Джаватхан Муртазалиев, в Ведено — Кетим Сангиреев, в Назрановский район — Магомед Дагиев. Все они были вызваны к наркомам внутренних дел и госбезопасности ЧИ АССР. От встречи никто из них не уклонился. Более того — пришли точно в назначенное время и просили не считать их врагами советской власти». Отдельно обсуждался вопрос об изъятии денег, которых, по агентурным данным, у некоторых чеченцев и ингушей имелось по 2-3 миллиона. Было высказано мнение: хотя деньги получены в результате спекулятивной продажи сельхозпродуктов, отбирать их нецелесообразно. «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ тов. СТАЛИНУ 17 февраля 1944 г. Подготовка операции по выселению чеченцев и ингушей заканчивается. После уточнения взято на учет подлежащих переселению 459.486 чел., включая проживающих в районах Дагестана, граничащих с Чечено-Ингушетией и в гор. Владикавказе. Учитывая масштабы операции и особенность горных районов решено выселение провести (включая посадку людей в эшелоны) в течение 8 дней, в пределах которых в первые 3 дня будет закончена операция по всей низменности и предгорным районам и частично по некоторым поселениям горных районов, с охватом свыше 300 тыс. человек. В остальные 4 дня будут проведены выселения по всем горным районам с охватом оставшихся 150 тыс. человек. (…) Горные районы будут блокированы заблаговременно (…) В частности, к выселению будут привлечены 6-7 тыс. дагестанцев, 3 тыс. осетин из колхозного и совхозного актива районов Дагестана и Северной Осетии, прилегающих к Чечене-Ингушетии, а также сельские активисты из числа русских в тех районах, где имеется русское население. …Учитывая серьезность операции, прошу разрешить мне остаться на месте до завершения операции, хотя бы в основном, т.е. до 26-27 февраля 1944 г. Л.Берия» Интересная деталь. Для помощи в выселении привлекаются дагестанцы и осетины. Ранее для борьбы с чеченскими бандами в сопредельных районах Грузии привлекались отряды тушинцев и хевсур. Похоже, что бандитствующие обитатели Чечено-Ингушетии настолько “достали” все окрестные народности, что те с радостью готовы были помочь спровадить своих соседей куда-нибудь подальше. «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ товарищу СТАЛИНУ 22 февраля 1944 г. Для успешного проведения операции по выселению чеченцев и ингушей после Ваших указаний в дополнение к чекистско-войсковым мероприятиям проведено следующее: 1. Было доложено председателю СНК Чечено-Ингушской АССР Моллаеву о решении правительства о выселении чеченцев и ингушей и о мотивах, которые легли в основу этого решения. Моллаев после моего сообщения прослезился, но взял себя в руки и обещал выполнить все задания, которые ему будут даны в связи с выселением. Затем в Грозном вместе с ним были намечены и созваны 9 руководящих работников из чеченцев и ингушей, которым и было объявлено о ходе выселения чеченцев и ингушей и причинах выселения. … 40 республиканских партийных и советских работников из чеченцев и ингушей нами прикреплены к 24 районам с задачей подобрать из местного актива по каждому населенному пункту 2-3 человека для агитации. Была проведена беседа с наиболее влиятельными в Чечене-Ингушетии высшими духовными лицами Б. Арсановым, А.Г. Яндаровым и А. Гайсумовым, они призывались оказать помощь через мулл и других местных авторитетов. … Выселение начинается с рассвета 23 февраля с.г., предполагалось оцепить районы, чтобы воспрепятствовать выходу населения за территорию населенных пунктов. Население будет приглашено на сход, часть схода будет отпущена для сбора вещей, а остальная часть будет разоружена и доставлена к местам погрузки. Считаю, что операция по выселению чеченцев и ингушей будет проведена успешно. Берия» Любопытная деталь насчет “плачущего большевика” Моллаева. Незадолго до этого, по данным НКВД, его жена купила золотой браслет стоимостью 30 тысяч рублей. В 2 часа ночи 23 февраля были оцеплены все населенные пункты, расставлены засады и дозоры, отключены радиотрансляционные станции и телефонная связь. В 5 часов утра мужчин созвали на сходы, где на родном языке им объявили решение правительства. Тут же участников сходов разоружили, а в двери чеченских и ингушских домов уже стучались опергруппы. Каждая оперативная группа, состоящая из одного оперработника и двух бойцов войск НКВД, должна была произвести выселение четырех семей. Порядок проведения операции предписывал участникам опергруппы следующие действия. По прибытии в дом выселяемых произвести обыск и изъять огнестрельное и холодное оружие, валюту, антисоветскую литературу. Главе семьи предлагалось выдать властям участников созданных немцами отрядов и лиц, помогавших фашистам в период оккупации. Здесь же объявлялась причина выселения: «В период немецко-фашистского наступления на Северный Кавказ чеченцы и ингуши в тылу Красной Армии проявили себя антисоветски, создавали бандитские группы, убивали бойцов Красной Армии и честных советских граждан, укрывали немецких парашютистов». Затем имущество и люди — в первую очередь женщины с грудными детьми — грузились на транспортные средства из расчета не менее четырех семей на один грузовик и под охраной направлялись к месту сбора. С собой разрешалось брать продовольствие, мелкий бытовой и сельскохозяйственный инвентарь по 100 кг на каждого человека, но не более полутонны на семью. Во избежание потерь вещи следовало надписывать. Деньги и бытовые драгоценности изъятию не подлежали. На каждую семью составлялось по два экземпляра учетных карточек (всего их было подготовлено заранее 230 тысяч штук), где отмечались все, в том числе и отсутствующие, домочадцы, обнаруженные и изъятые при обыске вещи. На сельскохозяйственное оборудование, фураж, крупный рогатый скот выдавалась квитанция для восстановления хозяйства по новому месту жительства. Все подозрительные лица подвергались аресту. В случае сопротивления или попыток к бегству принимались решительные меры вплоть до применения оружия (расстрел) без каких-либо окриков и предупредительных выстрелов. Оставшееся движимое и недвижимое имущество переписывалось представителями приемной комиссии. « ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ тов. СТАЛИНУ Телеграмма №6051 от 23.2.44 г. Сегодня, 23 февраля, на рассвете начали операцию по выселению чеченцев и ингушей. Выселение проходит нормально. Заслуживающих внимания происшествий нет. Имели место 6 случаев попытки к сопротивлению со стороны отдельных лиц, которые пресечены арестом или применением оружия. Из намеченных к изъятию в связи с операцией лиц арестовано 842 человека. На 11 час. утра вывезено из населенных пунктов 94 тыс. 741 чел., т.е. свыше 20 проц., подлежащих выселению, погружены в железнодорожные вагоны из этого числа 20 тыс. 23 человека. Берия» Однако, как и предсказывал в свое время комдив Козицкий, стоило лишь властям продемонстрировать свою силу и твердость, как «воинственные горцы» послушно отправились к сборным пунктам, даже не помышляя о сопротивлении. С теми же, кто сопротивлялся, особо не церемонились. …Неделю спустя операция, в основном, была завершена: « ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ тов. СТАЛИНУ 1 марта 1944 г. Докладываю об итогах операции по выселению чеченцев и ингушей. Выселение было начато 23 февраля в большинстве районов за исключением высокогорных населенных пунктов. По 29 февраля выселено и погружено в железнодорожные эшелоны 478.479 человек, в том числе 91.250 ингушей и 387.229 чеченцев. Погружено 177 эшелонов, из которых 154 эшелона уже отправлены к месту нового поселения. Сегодня отправлен эшелон с бывшими руководящими работниками и религиозными авторитетами Чечено-Ингушетии, которые использовались при операции. Из некоторых пунктов высокогорного Галанчожского района остались невыселенными 6000 чеченцев в силу большого снегопада и бездорожья, вывоз и погрузка которых будет закончена в 2 дня. Операция протекала организовано и без серьезных случаев сопротивления и других инцидентов. … Проводится проческа и лесных районов, где временно оставлены до гарнизона войск НКВД и опергруппа чекистов. За время подготовки и проведения операции арестовано 2016 человек антисоветских элементов из числа чеченцев и ингушей. Изъято огнестрельного оружия 20.072 единицы, в том числе винтовок 4868, пулеметов и автоматов – 479. … Руководители партийных и советских органов Северной Осетии, Дагестана и Грузии уже приступили к работе освоению отошедших к этим республикам новых районов. Для обеспечения подготовки и успешного проведения операции по выселению балкарцев приняты все необходимые меры. Подготовительная работа будет закончена до 10 марта и с 15 марта будет проведено выселение балкарцев. Сегодня заканчиваем здесь работу и выезжаем на один день в Кабардино-Балкарию и оттуда в Москву. 29.II.1944 г. №20. Л.Берия» Итак, выселение чеченцев и ингушей было завершено быстро, решительно и практически бескровно. За время транспортировки умерло 1272 спецпереселенца (2,6%), 50 человек были убиты при сопротивлении или попытках к бегству. Однако, невзирая на все факты, нынешние радетели «репрессированных народов» продолжают твердить о том, как бесчеловечно было наказывать всю нацию за преступления ее «отдельных представителей». При этом, как бы «для контраста», рассказывается о патриотизме большинства чеченцев и ингушей, которые, якобы, в массовом порядке шли добровольцами на фронт и т.п. (особенно модно было одно время рассказывать, что оборону Брестской крепости держали чуть не поголовно одни чеченцы и ингуши. И правда, потом выяснилось, что в Бресте действительно были призывники из ЧИ АСС. Вот только, в составе этих прибывших с Кавказа призывников чеченцев и ингушей было не более 20 человек! - К.О.Ю.): «Для борьбы с вражескими десантами, поддержания порядка в прифронтовой полосе к началу февраля 1942 г. было образовано 12 истребительных батальонов. Кроме того, на территории ЧИ АССР в 1942 г. были сформированы из представителей русского, украинского, чеченского и ингушского народов 242-я горнострелковая и 317-я стрелковая дивизии …» «Нашлось много военнообязанных из среды чеченцев, — сообщал секретарь Курчалоевского РК ВКП(б) М.Савченко в письме на имя секретаря обкома Х.У.Исаева, — которые подали заявление и идут добровольцами в Красную Армию, изъявляя свое желание с оружием в руках защищать свою родину». Ну что ж, займемся в очередной раз арифметикой. Накануне войны в республике проживало примерно 460 тысяч чеченцев и ингушей. При мобилизации это должно было бы дать 40-50 тысяч военнослужащих (как мы помним, из 200 с небольшим тысяч крымских татар было мобилизовано в начале войны 20 тысяч). Однако, как пишет тот же самый Н.Ф. Бугай несколькими страницами спустя: «Всего, по данным отдела спецпоселений МВД СССР, возвратившихся с фронта спецпоселенцев Северного Кавказа было: офицеров 710, сержантов 1696, рядового состава - 6488». То есть меньше 9 тысяч человек, в число которых, кстати говоря, входят не только чеченцы и ингуши, но и балкарцы. Причина столь вопиющего расхождения в цифрах проста и нелицеприятна. Достаточно еще раз перечитать приведенную выше докладную записку Кобулова и оценить масштабы массового дезертирства чеченцев и ингушей, доходившего в марте 1942 года до 93%. Кстати, есть там и данные насчет «чеченских добровольцев»: «в 1943 году из 3000 добровольцев число дезертиров составило 1870 человек». Стоит ли удивляться, что этот документ стараются не публиковать — уж больно сильно противоречат подобные факты привычной схеме «сталинских преступлений». Ну а что же те немногие чеченцы и ингуши, которые действительно честно воевали в рядах Красной Армии? Как и в случае с крымскими татарами, вопреки общепринятому мнению, они отнюдь не подвергались поголовному выселению: «Чеченцы и ингуши (военные и гражданские лица) были переселены также из всех западных городов Российской Федерации. Многие освобождались от статуса спецпоселенцев, однако лишались при этом права проживания на Кавказе. Так, за его боевые заслуги была снята с учета на спецпоселение семья командира минометной батареи капитана У.А.Оздоева, имевшего пять государственных наград. Ей разрешалось проживание в Ужгороде. Подобных случаев было множество». Не выселялись также чеченки и ингушки, состоящие в браке с лицами других национальностей. Кроме того, до 1 октября 1948 г. из спецпоселения было освобождено 7018 человек из числа выселенных в 1943-1944 гг. с Северного Кавказа. Глядя на сегодняшнюю непрекращающуюся войну в Чечне, остается только в очередной раз отдать должное государственной мудрости Сталина, а также его гуманности.» Из статьи И. Пыхалова видно, что подготовка к депортации началась ещё с осени 1943 года. Но основной причиной «выселения народов» в ней указано «наказание» этих народов (вроде как и справедливое), за чрезмерное сотрудничество с нацистами, и «нехороший» менталитет этих народов, «склонных» к предательству России и Советской власти. Об этом же «наказании и мести» Сталина этим народам (за их «неблагонадежность» лично к Сталину), твердят и «разоблачители» из «мемориалов», приводя «страшные цифры депортированных народов» на форуме «Эха Москвы». Но буквально «на днях», 16.12.08. г. на телеканале «Звезда» показали д/ф о военной контрразведке во время ВОВ - «Особый отдел» (о том самом «Смерше»). Сам телеканал, как и все наши СМИ до этого ещё ни разу не сказал ни одного доброго слова в адрес Сталина - только негатив, как и положено. Может изредка просто промолчат, приводя факты достижений и побед прямо связанные с именем Сталина. Но доброго слова - ни-ни. Так вот, в этом сериале шел разговор о немецких разведывательно-диверсионных операциях «Абвера» — «Арийцы» и «Римская цифра II», проводимых в январе 44-го на северном Кавказе. Целью, которых было организовать «восстания» (на которые Гитлер надеялся ещё в 41-м) на Кавказе, в тылах Красной армии (и отсечь Россию от НЕФТИ Закавказья). При этом в д/ф никакого продолжения и связи с «23 февраля» 44-го, когда выселили «бедных чеченцев» и прочих «жертв сталинизма» совершенно нет — фильм снят о военной контрразведке, а не о «депортации народов» (но и не в защиту Сталина снят!). Но просмотрев фильм хочется спросить мемориалистов — так как же всё-таки надо было бороться с возможностью такого развития событий? Как бороться с «партизанами», имеющих поддержку местного населения? Гитлеровцы поступали просто - сжигали жителей в домах. Какие силы пришлось бы применить Берии и Сталину, для наведения порядка на нефтепромыслах Кавказа - бомбить аулы с воздуха? Только не надо повторять жуткую историю про то, как «сжигали» в каком-то ауле, в сарае («конюшне»), мирных жителей. Я сам родом из тех мест и такие вещи никто никогда не рассказывал из чеченцев. Хотя Берию не любят до сих пор. Сталина уважают. А Берию, как организатора и исполнителя переселения — нет. «Говорят» что пару составов с чеченами, перевозимых в Казахстан, сбросили в Каспий («подвели рельсы к высокому берегу Каспию и сбросили прямо в кипучие волны»). Но басен про «сожженные аулы» нет в памяти народной. Так как же надо было обезопасить стратегический нефтяной район, в котором активно действуют сотни групп бандитов (пардон - повстанцев!)? Впрочем, лучше деятелям из «мемориала» не отвечать на этот вопрос. Ведь для них Гитлер и его пособники практически родные братья. Ведь Гитлер «боролся со сталинской тиранией», собирался спасти «Цивилизованный мир от большевистской Угрозы». Скоро они ведь до этого и дойдут в своей ненависти к «этой стране», в которой одни быдлястые вертухаи и живут? В истории выселенных народов Кавказа до сих пор много темного. Например, «общеизвестная» версия причин того переселения-депортации, это «пособничество местным населением немецким оккупационным властям», да слишком большое количество банд состоящих из местных уголовников, дезертиров и т.п., которые угрожали бы налетами и диверсиями на воинские части, местные органы власти да нефтепромыслам уже после того, как эти районы были освобождены. Местное население же, даже если бы и осуждало такие действия своих соплеменников, всё равно помогало бы и укрывало бандитов, т.к. в противном случае их бы просто убили эти самые бандиты. Есть множество авторов, которые давно уже показали в цифрах и фактах события на Кавказе в те годы, о роли самих «депортированных» в Войне и того как, почему и «за что» именно их выселили с мест проживания. Когда нормальные и честные историки опровергают подобные обвинения против Сталина и его «режима», «отомстившего» несчастным кавказцам за их «верную службу Гитлеру», то всё равно остается некий осадок - Сталин конечно «отомстил», но так им и надо - нечего было нацистам прислуживать. И получается, что весь спор крутится вокруг навязанной нам «правды»: — Сталин выселил этих людей уже с освобожденных территорий — «за дело», или не «за дело», но из «мести»; — и можно ли «мстить целому народу», за преступления отдельных его представителей, или нельзя? Но это «выселение в отместку» — только половина правды. Как сказал замечательный историк А. Мартиросян, до сих пор не рассекречена и не опубликованы документы-первооснова, на основании которых принималось решение о депортации, не названы подлинные причины принятия подобного решения Сталиным. Получается что Сталин всё же «отомстил» (по сути) некоторым народам, у которых процент предателей зашкаливал выше «допустимых норм»? И «отомстил» вроде как «за дело», мол, сами виноваты - «нечего было нацистам прислуживать в таких количествах»? Но мне кажется это в корне не верно. Не был Сталин, во-первых, патологическим злодеем и особо «мстительным». А во-вторых, любое «выселение» сотен тысяч людей, да ещё во время Войны, требует огромных затрат сил и средств. А Сталин как раз всегда всё делал очень даже расчетливо - только для одних чеченцев и ингушей понадобилось одномоментно 177 эшелонов, чуть ли не 8 000 вагонов, которые совсем были бы не лишними на фронте, или в тылу для других целей. Например, в июне 1941 года из приграничных областей Прибалтики, Западной Белоруссии и Украины, Поволжья выселялись вероятные будущие предатели, будущие пособники нацистов из числа местных буржуазных элементов, на которых нацисты откровенно рассчитывали и о потере которых сожалели — чиновники, полиция и военные, священники-католики местных церквей и т.п., оставшихся после прихода в эти места Красной Армии и Советской Власти. Зачищалась приграничная и будущая прифронтовая полоса (что было, есть и будет практикой во всех войнах у всех стран и народов). В приведенном выше «списке депортированных народов» от «мемориала» не указаны те же поляки, которых также вывозили в Сибирь и которые просто остались живы благодаря этому, т.к. не попали под расправу тех же украинских националистов, да прочих холуев нацистских. Т.е., данное выселение было чисто превентивной мерой. Однако на северном Кавказе население выселяли уже после освобождения этих территорий от немцев, да и сама оккупация некоторых районов длилась «всего» несколько месяцев, а в той же Чечне вообще немецких войск не было (только небольшие разведотряды на мотоциклах в Надтеречном районе, по бурунам шастали некоторое время). На той же Западной Украине после освобождения в 1944 г. могли выселить конкретные семьи выявленных бандеровцев. Но на Кавказе и в Калмыкии, где немцев и в глаза не видели и где местное население никак не могло сотрудничать с оккупационными властями, а только с немецкими агентами-парашютистами, да укрывало своих дезертиров и бандитов — выселили всех поголовно. Вроде как в «наказание»!!! В том же Крыму, выселение в апреле-мае 1944 года крымских татар, что практически поголовно служили в карательных отрядах у немцев и «отметились» в карательных операциях против советских партизан, ещё можно как-то (с некой натяжкой), списать на готовящуюся на зиму 1945 года Ялтинскую конференцию (также выселили греков и армян из Крыма после освобождения «за сотрудничество с нацистами»). Но зачем же на Кавказе всех выселять? Неужто Сталин с Берией так не любили именно северокавказские мусульманские народы и калмыков-буддистов? В конце концов, по горам и степям-бурунам бегало не всё население этих народов. Много кавказцев было в действующей армии, огромное количество честно погибло под Сталинградом в особых кавалеристских полках летом 42-го, сдерживая танки немцев. Бери семью конкретного дезертира, предателя, бандита - и выселяй. А ведь выселяли всех — и семьи бандитов, и семьи честно воюющих и погибших за Родину солдат. А ответ кроется архивах разведки НКВД-МГБ СССР. В д\ф показанном 16.12.08. г. на телеканале «Звезда» упоминается о том, что после разгрома в сражении под Курском, в котором Германия окончательно утратила стратегическую инициативу в Войне, немцы стали искать любую возможность вернуть себе эту самую «Инициативу». Что может кардинально изменить ситуацию во время Войны и даже решить исход самой Войны? Ресурсы. Человеческие, и, прежде всего материальные. И самым главным «ресурсом» уже тогда была нефть. Освобождение Кавказа, и невозможность для Германии использовать кавказскую нефть, ставило Германию на край катастрофы. Но точно также от этой кавказской нефти зависела и Россия-СССР. Лишив Россию нефти Кавказа и Баку, точно также можно было поставить Россию в тяжелейшее положение и попытаться повернуть ход Войны в свою сторону. В конце 1943 года «Абвер» планирует и готовит не просто диверсии на кавказских нефтепромыслах. Готовятся новые, очередные крупномасштабные волнения, восстания и бунты в этом регионе. О чём и говорится в докладной записке на имя Л.Берии «О положении в районах Чечено-Ингушской АССР», составленной заместителем наркома госбезопасности, комиссаром госбезопасности 2-го ранга Б. Кобуловым по результатам его поездки в октябре 1943 года в Чечено-Ингушетию и датированной ещё 9 ноября 1943 года - «…Преступники были награждены рыцарскими орденами и переброшены в ЧИ АССР для организации вооруженного выступления. …За сентябрь-октябрь 1943 года ликвидировано и легализовано 243 человека. На 1 ноября в республике оперируют 35 бандгрупп с общей численностью 245 человек и 43 бандита-одиночки. Свыше 4000 человек — участников вооруженных выступлений 1941-42 гг. прекратили активную деятельность, но оружие — пистолеты, пулеметы, автоматические винтовки — не сдают, укрывая его для нового вооруженного выступления, которое будет приурочено ко второму наступлению немцев на Кавказ.» В 1942 году, перед первым наступлением немцев на Кавказ, ведь уже было первое «вооруженное выступление» чеченцев - «Антисоветские авторитеты, связавшись с немецкими парашютистами, по указаниям немецкой разведки организовали в октябре 1942 года вооруженное выступление в Шатоевском, Чеберлоевском, Итум-Калинском, Веденском и Галанчожском р-нах» ЧИ АССР. И местное население в любом случае всегда было и будет на стороне «партизанских» отрядов. Ведь не секрет, что во время кавказских войн 1990-х, даже проживающие вне Кавказа чеченцы обязаны были снабжать деньгами приходящих к ним курьеров боевиков - платили дань. И попробовали бы они это не сделать - убили бы моментально и никакая милиция местная, в каком-нибудь райцентре Тамбовской области не смогла бы им помешать. И уж тем более помогали бы тогда, в 1944 году, своим родственникам в тех бандах - никуда не делись бы. Организованные крупномасштабные (именно массовые и крупномасштабные, в масштабе всего региона) волнения намертво парализовали бы нефтяную отрасль Кавказа и Красная Армия просто могла остаться без топлива. Калмыкия же играла роль региона транспортировки кавказской нефти. Через неё осуществлялись железнодорожные перевозки нефти на Астрахань. Нефть также транспортировалась к Астрахани по морю — либо баржами-танкерами, либо прямо в цистернах по Каспию из Баку. Кстати, Астрахань вообще никогда не подвергалась авианалетам со стороны Германии за всю Войну. Немцы берегли инфраструктуру города и порта, надеясь захватить её в целости и сохранности. Но после того, как нефть Кавказа и Баку стала для Германии недостижимой мечтой, в январе 44-го начинаются заброски агентуры на Кавказ и в Калмыкию, переброска оружия и денег для активизации банд амнистированных Сталиным и Берией дезертиров. Данные о готовящейся антисоветской «революции на Кавказе» были получены Москвой уже тогда же, в конце 1943 года, как знали и о первой попытке «вооруженных выступлений», которые произошли и были подавлены осенью 1942 года. У немцев вообще были проблемы с «предателями советской власти» - до 1942 года треть забрасываемых в тылы Красной Армии и на территорию СССР агентов сами приходили в НКВД, а после Курска уже половина сразу же являлись с повинной. Ну и в самом «Абвере» у Берии и Сталина хватало агентуры-разведчиков, что своевременно сообщали важную информацию. Сам Гитлер, ещё только начиная Войну против СССР, надеялся на два самых важных фактора, способных помочь ему победить Россию-СССР - внутреннее предательство в армии среди высших чинов, которые организуют «поражение в войне» сразу же, на начальном этапе, и также надеялся на мифические «революции» в России с началом Войны. Подобные «мечты» открыто высказывал и сам Гитлер и его окружение в узком кругу в июне 1941 года. Но кстати, другой возможности победить Россию, без подобных факторов, у Гитлера в принципе не было. Хоть ему и отдана была в «помощь» вся Европа для Войны против России. Предательство в Красной Армии «помогло» немцам дойти до стен Кремля (но к 1943 году Гитлер полностью потерял стратегическую военную инициативу), а вот с массовыми «национально-освободительными революциями» вообще вышел полный облом с самого начала. Хотя работу с националистами всех мастей и видов немцы продолжали, и всё же смогли организовать в горах Чечни «в октябре 1942 года вооруженные выступления». Получив информацию о готовящихся новых массовых «волнениях» в стратегически важном регионе, способных действительно создать огромные проблемы по снабжению Армии топливом, и затормозить общее наступление на Германию, Сталин стоял перед выбором. Насколько серьезны шансы на «успех» немецкой разведки? В общем-то не очень — если бы у некоторых народов не было бы такого количества дезертиров и бандитов. Ведь тех же мусульман дагестанцев никто в итоге не выселял, или осетин-христиан, бившихся насмерть в «Эльхотовских воротах» и под Алагиром. И дело тут вовсе не в религиозной принадлежности народов Кавказа. И осетины и дагестанские народы также проживают в важнейших стратегических районах Кавказа. Через Осетию проходила единственная тогда дорога в Грузию, а через Дагестан - железная дорога на Баку, по которой и перевозилась нефть Азербайджана для переработки в Грозный и из Грозного дальше в Астрахань, через Калмыкию. Но на эти народы можно было рассчитывать, и не беспокоиться за спокойствие в этих республиках. А вот надеяться на спокойствие в прилегающих к Осетии ингушских селах, чеченских возле Дагестана, или в селах возле Майкопа и в калмыцких степях - нет. Шансы на успех у немецкой разведки были мизерные, но они были. Что оставалось делать Сталину - ждать когда снова начнутся возможные проблемы в этом регионе? Тогда придется перебрасывать сюда армейские части с фронта, т.к. в этом случае войск НКВД может и не хватить для наведения порядка, а это приведет и к срыву намеченных наступательных операций против Германии. К гибели солдат на фронте и к гибели солдат на Кавказе, а также к гибели местного населения, которое неизбежно будет втянуто в боевые действия, как это происходило уже в 1990-е годы. Опыт и история боевых действий против бандеровцев уже на той же Украине показали, что для зачистки прифронтовых лесов и территорий от бандеровцев, остаточных немецких частей, диверсантов и тех же «аковцев» (польской «Армии Крайовой», подчиняющейся польскому правительству в Лондоне) приходилось снимать войсковые части с фронта. В книге и кинофильме «В августе 44-го» об этих событиях достаточно подробно рассказывается и показывается. И при этом леса Украины были «всего лишь» прифронтовой зоной. А вот нефтяные промыслы Кавказа были прежде всего стратегически важнейшим регионом для России-СССР! Так что, это была, прежде всего вынужденная «превентивная депортация», а не «месть Сталина», хоть и справедливая, несчастным народам за их слишком тесное сотрудничество с нацистами. И решение о превентивной депортации принималось с учетом всех возможных вариантов развития событий. Для населения СССР была объявлена «причина» — пособничество этими народами немецким оккупантам и захватчикам, что было тоже правдой (было бы странно, если бы Сталин регулярно докладывал по радио, после сводок с фронтов, — «а теперь дорогие радиослушатели, позвольте вам рассказать «Вести с невидимого фронта» — последние разведданные наших славных шпионов в Германии, Англии и у прочих буржуев и меры правительства принимаемые по этим свежим разведдонесениям»). В конце концов, «рассказы о белом коне с серебряной сбруей для Гитлера» не рождались на пустом месте. Но на первом месте могла стоять всё же угроза именно возможных боевых действий, «вооруженных выступлений» в нефтяном районе. Проведенное же переселение кавказцев в Казахстан и среднюю Азию и Казахстан прошло с достаточно малыми потерями - те же гитлеровцы просто сжигали партизанские деревни вместе с жителями. Депортированных же в СССР людей не в колонии определяли и не в тюрьмы сажали, а то, что не «предоставили» хорошие условия для переселенцев и люди ютились в землянках - так у нас сотни тысяч эвакуированных, вместе с предприятиями, высаживались в чистом поле, и жили и работали у станков под открытым небом. И что-то не приводят «правозащитники» больших цифр вклада переселенных кавказцев в общую победу на трудовом фронте в тылу, о большом вкладе трудового чеченского народа в Победу. Также не стоит стенать по поводу отозванных с фронта геройски сражавшихся представителей этих народов (на самом деле геройски, т.к. тот кто хотел, уже дезертировал ещё из призывных пунктов, или получив оружие, на передовой). Уязвленное самолюбие не многого стоит по сравнению с возможностью остаться в живых и убыть в Казахстан, в тыл, к своим семьям, когда другие продолжали воевать и умирать на фронте. А жили все тогда тяжело и разницы в «комфорте» между «коренными» народами и приехавшими чеченцами вряд ли можно было наблюдать. Мои дед с бабкой после Войны приехали жить в г. Талды-Курган (южный Казахстан) и так же рыли землянки. Перекрыть такую землянку в степи нечем - леса нет, только ветками кустарника, которые облеплялись глиной, «как ласточки гнезда лепят». Так что, главная причина «выселения кавказских народов» — нефть этого региона (Майкопа и Грозного) и то, что немцы готовили спецоперации по организации национальных бунтов, причем широкомасштабных(!), в этом регионе. Калмыкия попала в эту переделку т.к. через неё нефть транспортировалась из Баку и Грозного на Астрахань и дальше по Волге в центральную Россию. Турки-месхетинцы также проживали в не менее важном стратегическом районе Закавказья. И дело не только в том, что этот народ — прежде всего «турки» и были потенциальными союзниками Турции в случае нападения той на Россию-СССР. Как раз не это было главной причиной. И как раз никто, кстати, и не приводит факта участия этих людей в каких-либо бандформированиях во время Войны. Вся проблема была в том, что турки-месхетинцы проживали возле «нефтяной трубы» и была потенциальная возможность того, что турецкая разведка может привлечь этих людей для шпионско-диверсионной работы. Ведь у каждой семьи турок-месхетинцев наверняка были родственники в самой Турции, а это повышает вероятность вербовки. Ещё с царских времен из Баку через Грузию и Закавказье проводилась доставка нефти к портам Черного моря. Не будь этого фактора - Сталин не стал бы проводить дорогостоящую «депортацию» целых народов Северного Кавказа и Закавказья. Проводили бы «адресные» операции, против конкретных бандитов и их пособников, как это делалось потом на Украине до конца 1950-х, и как это делалось уже в наше время, в конце 1990-х, начале 2000-х годов и сегодня — в той же вечно воинственной Чечне и не всегда стабильном Дагестане. В условиях Военного времени, заниматься поиском Кадыровых времени у Сталина и Берии просто не было. Пособничество нацистам местного населения и «месть» этому населению со стороны Сталина — это как раз для обывателей и «разоблачителей», не желающих изучать историю своей страны. Главная причина и самая опасная - возможность возникновения гражданской войны в этом регионе в 1944 году. Если кому-то нужен пример из современности, то вспоминайте 1992 — 1994 годы. После 1992 года этот регион на 10 лет был выведен из строя, а в Грозном были мощные нефтеперерабатывающие заводы всегда. На эти заводы привозили нефть и из Севера Тюмени и из Сибири для переработки. Выведение же этих заводов из производства вынудило Россию свою нефть гнать на Запад сырой. Перекачка Бакинской нефти также пошла в обход этого региона и в обход России, что значит потерю денег за этот транзит. Всё остальное, о том, как «поссорились» ЕБН и Дудаев — истории для обывателей, не желающих напрягать свой мозг «глупостями». Рисковать во время Войны Сталин просто не имел права - на нем лежала ответственность за жизни и судьбы всех десятков миллионов граждан России-СССР. Если бы затея «Абвера» удалась (а шанс такой, из-за большого процента на душу населения дезертиров и просто уголовников, был и это медицинский факт), то что было бы с Россией во время Войны? Сколько сил и жизней будет потеряно на наведение порядка в условиях войны, что было бы с населением этих аулов? Теперь немного насчет «процента» предателей на душу населения. Православные осетины имели таких гораздо меньше, чем те же чеченцы и это тоже просто факт, статистика. Про «эльхотовские ворота» наверное уже не многие слышали, или про Алагир? А ведь в этих боях под г. Орджоникидзе (Владикавказом) решалась судьба всего Кавказа. Дальше была прямая дорога на Баку, и в ущелье на Тереке у села Эльхотово осетины погибали не только за свои дома. Сегодня осетины с гордостью говорят, что Героев Советского Союза на душу населения у них больше всех. Дагестанцы-мусульмане также не поймут «правозащитников», стенающих за «переселенные народы». Ведь их тоже не выселяли и они тоже больше погибали в боях с Гитлером, а не с Берией и Сталиным. Ещё более интересна история с последующей «реабилитацией» кавказцев. Все знают, что «Хрущев вернул» их на родину, в свои аулы. Но Хрущев придя к власти в 1953 году, не имея ещё единоличной Власти, уже в 1953-54 годах первым делом «реабилитировал» и освободил из «ГУЛАГа», не дожидаясь «разоблачения культа личности» в 1956 году на 20 съезде, сначала своих друзей-подельников, что заливали страну кровью в 1937 году и которых Сталин сажал-расстреливал за это. Затем «реабилитировал» генералов, несущих ответственность за июнь 1941 года и за гибель Красной Армии. Затем дошел черед до Тухачевских. В 1956 году Хрущев «разоблачил» самого Сталина (не побоялся!). А вот до «репрессированных» народов время нашлось только ещё через 5 лет. Впрочем. Первые возвращенцы на Кавказ стали пробираться домой самостоятельно уже году в 1958. Но официально им было разрешено выехать из Казахстана только в 1961 году. Видать даже такой борец со «сталинизмом» как Никита Сергеевич, не решался «прощать» гордых кавказцев? Хотя и здесь не так всё просто с «волюнтаристом» Хрущевым. Пойманных с оружием в руках бандитов, представителей этих народов, если сразу не расстреливали, сажали не на всю жизнь. После отбытия заключения они приезжали в Казахстан, к своим семьям уже лет через пять, максимум десять. И если бы этим людям разрешили вернуться на следующий день после Победы в Войне в свои аулы, то никакой гарантии не было, что эти же люди, подстрекаемые уже новыми «друзьями-спонсорами» из-за рубежа, не возьмутся снова за оружие и снова не полезут в горы, «воевать за свою независимость» в стратегически важном регионе. Увы, такова реальность. Сегодня почти никто не знает, но даже в 1972 году, «требующих отделения» от Чечни и создания своей отдельной Ингушетии ингушей, разгоняли пожарными брандспойтами на центральной площади г. Грозного. Народ этот очень неугомонный и требует к себе постоянного и пристального внимания, требует грамотной и дальновидной «национальной политики». Строгой, но справедливой. По сталински. И уже в последнюю чеченскую компанию, под Назранью, в Ингушетии произошел один небольшой инцидент, напоминание из далекого 1944 года. Часть беженцев-чеченцев из Чечни («свободной Ичкерии») жила тогда в палаточных лагерях, а часть в плацкартных вагонах, стоящих в тупике. В один из дней местные власти, военные, или железнодорожники, решили переставить вагоны. Маневровый подцепили к вагонам, но находящихся там людей высаживать не стали (перестановка вагонов с людьми не требует высадки пассажиров — обычное дело). Надо было видеть какой ужас был на лицах тех простых людей - стариков, женщин и детей! С криками «нас выселяют снова» люди чуть не на рельсы легли, не давая стронуть вагоны с места. И только после долгих уговоров людей смогли успокоить. А через год-другой и боевые действия в Чечне сошли на нет, так как боевики всё больше теряли поддержку местного населения, понявших, что если их и не будут больше выселять, но мирная жизнь для них выгоднее спокойнее, чем работорговлято русскими, пленными солдатами. По крайней мере так будет безопаснее для них же самих. А в 2008 году, в августе, уже «чеченские батальоны» вышибали агрессоров Саакашвили из осетинского, христианского Цхинвала. Создатели фильма об операциях «Абвера» в январе 1944 года по организации «восстаний» на северном Кавказе и в Калмыкии, сами того не ведая и возможно не желая, указали подлинные и истинные причины депортации конкретных народов из конкретных регионов. Эта депортация не была местью (пусть даже и справедливой) «Злодея-тирана» пособникам нацистов и их нации. По такой логике Сталин обязан был истребить-выселить, пересажать все народы СССР, т.к. представители всех народов России (без исключения), и даже самые пострадавшие из них — русские (не говоря уж и о евреях), поучаствовали в Войне против России на стороне Германии. Однако депортации подверглись только несколько конкретных народов из одного компактного района проживания на Кавказе. Наши «разоблачители» даже не имея документальных доказательств (хотя за полвека после смерти Сталина и его шельмования уж могли бы состряпать некую бумажечку) «злобных замыслов Тирана» продолжают бубнить о том, что «злодей» собирался и «всех украинцев переселить в Сибирь» и евреев сослать дальше Биробиджана, «снег убирать, весь — там его много». Однако всё было проще и трагичнее. Никто не пытался задуматься, почему именно Чечня и Дагестан воевали в 19 веке долго и упорно с Российской Империей? А вся проблема в путях транспортировки товаров в этом регионе, торговли России с другими регионами Мира. Чечня — это Военно-грузинская дорога на Тбилиси, в Грузию и к Черному морю. Дагестан - дорога из России на Баку, в Иран и к Персидскому заливу. Все мировые Войны всегда (как указывает в своих работах А.Б. Мартиросян) велись и ведутся, кроме как за обладание ресурсами, также и за владение торговыми путями, контроль над путями транспортировки этих Ресурсов. А Кавказ - это и мировая кладовая Ресурсов (тот же марганец Грузии составляет не малые несколько процентов мировых запасов), и перекресток торговых путей, начиная с времен «Великого Шелкового пути». И самое главное, с середины 19 века - Кавказ это — НЕФТЬ. Немцев в 1943-44 годах мало интересовали мелкие стычки боевиков с воинскими частями и, одиночные диверсии на нефтепромыслах и на железных дорогах, по которым нефть и нефтепродукты перевозились с Кавказа в центр России. В стратегическом плане такие диверсии, как пущенный под откос товарняк, или сожженное нефтехранилище, ничего не дают и даже на «бои местного значения» на «Восточном фронте» повлиять не могут. А вот устроить на Кавказе местную гражданскую войну за «независимость» — цель вполне серьезная. А Сталину пришлось просто реагировать на конкретную ситуацию в конкретной военной обстановке. Не было бы в этом регионе Нефти - никто бы данные народы поголовно не выселял бы (слишком дорогое это удовольствие - тратить народные деньги, более необходимые для восстановления сожженных городов и деревень России). Но и не будь у этих народов такого количества пособников нацистов в эти годы - их бы также никто не стал бы «выселять». Вся проблема народов, подвергшихся депортации, что их «угораздило» жить в конкретном районе в конкретное время. Кроме общих страданий «разоблачителей сталинских преступлений» о «незаконной депортации народов», в ход запускаются и страшилки про чинимые сталинско-бериевскими палачами зверства, при проведении этих «депортаций». Речь идет даже не о селе, а о «хуторе» Хайбах высокогорного Галанчожского района (в котором в октябре 1942 года уже происходили вооруженные выступления), куда со всех окрестных аулов собрали местных жителей и якобы сожгли в колхозной конюшне, всего около 700 человек. Те, кого не «сожгли», тех расстреливали из винтовок и автоматов, и добивали штыками. Один из «свидетелей» той «бойни» Ахмед Мурадов, 1892 года рождения, житель соседнего аула, рассказал следующее ( рассказ помещен на сайте чеченских «повстанцев» наших дней ) : «Жил я в ауле Тийста, недалеко от села Хайбах. Наши селения были рядом - если крикнуть, можно было услышать друг друга. В феврале 1944 года всех жителей Тийста повели в Хайбах. Это была среда. Остались только больные, старики и ухаживающие за ними молодые. Я со своей семьёй из восьми человек тоже остался: у нас все болели тифом. В воскресенье мой маленький восьмилетний сын вылез из дома через окно, чтобы принести воду… Сын принёс воду и сказал, что в Хайбахе раздаются выстрелы, лают собаки и над селом стоит большой клуб дыма. Вскоре в окно нашего дома выстрелили из какого-то тяжёлого орудия. Часть стены обвалилась, и на меня упали куски сухой глины, отвалившейся от стены… Вечером я увидел, что к дому идут несколько человек военных. В дом зашли пять военных, а остальные остались во дворе. В одной руке у них были пистолеты, а в другой кнуты… … Двое схватили меня за плечи и вывели во двор. Я услышал приказ: расстрелять… На меня направили винтовку, раздался выстрел. Меня отбросило в сторону, и я упал. Пуля пробила челюсть. Потом стоящий рядом военный нажал на курок и выпустил в меня почти весь диск автомата. Но и после этого я ещё слышал и видел, как ко мне подошёл третий военный. Он сзади проткнул мне штыком спину. Кончик штыка вышел спереди, через рёбра. Я видел этот заострённый кусок металла, торчавший из груди. Когда штык входил в моё тело, было очень больно. Больно было и потом, когда обладатель штыка вынимал его… Но сначала, не вынимая штыка, меня потащили к обрыву и сбросили туда. Меня тащили штыком, как галошу палкой. На дне обрыва я потерял сознание. Расстреляли и всех остальных членов моей семьи: мать Ракку, сестру Зарнят, брата Умара, сыновей Ахъяда 8 лет, Шаамана и Увайса 6 лет, 8-летнюю племянницу Ашхо… Когда я пришёл в сознание, то первым делом стал взывать к Аллаху, прося о помощи. Правая рука у меня была пробита автоматной очередью, челюсть висела, так как была перебита выстрелом из винтовки… Я дополз до своего двора, где лежала моя убитая семья. Все они, кроме дочери, были в одном месте. В живых остался сын Шааман. Он узнал меня и сказал: «Апи, мне больно». Больше он ничего не сказал… Я не мог найти дочери. Сын звал меня: «Апи…» Я прочитал отходную молитву Ясин, заполз в дом, нашёл одеяло и накрыл трупы, чтобы звери не растаскивали их… Но я не умирал… Я выполз из дома, нашёл яму, которую можно было приспособить себе под могилу, лёг в неё и начал сыпать на себя землю здоровой рукой… Незаметно, словно засыпая, я потерял сознание. Через некоторое время я вновь пришёл в себя. Во дворе я увидел солдата и вновь закрыл глаза: он бы добил меня, если бы обнаружил. … Я провёл в этой яме трое суток… Плечо моё сильно опухло, перебитая челюсть висела, переломанная рука тоже. Я дополз до горы - это примерно метров 60-80… Вдруг я услышал, что сзади меня кто-то идёт… Это оказался мой дядя Али, который искал меня…» В материале использованы фрагменты книги Зайнди Шахбиева «Судьба чечено-ингушского народа». Состряпал всё это некто — Евгений Новожилов для «Кавказ-Центра». Вообще-то, чтобы разобраться с такими «жуткими свидетельскими показаниями» надо хотя бы попробовать всё это просто представить наяву. «Свидетеля», 52 лет, сначала ранят из винтовки. Затем выпускают в него автоматный магазин-диск на 70 патронов. Но даже если в нем осталось поменьше патронов, то даже всадив в упор с десяток пуль - трудно ожидать, что человеку понадобится добивание штыком. Уж хозяева сайта знают прекрасно, сколько надо старому человеку пуль, чтоб отправить его в аллаху. Правда потом выясняется, что видимо все пули попали в правую руку, а штык воткнули в спину, чтоб дотащить до обрыва! и сбросить туда. Попробуйте представить такую «жуткую» картину — один солдат ( «обладатель штыка») втыкает в спину пожилому человеку штык на винтовке и тащит как минимум 50 кг веса по земле - «не вынимая штыка, меня потащили к обрыву и сбросили туда. Меня тащили штыком, как галошу палкой. На дне обрыва я потерял сознание..». Кошмар. Солдат наверное здоровый попался, морда вертухайская, и штык к винтовке заранее приварили сваркой. А может то копьё было казацкое? (Ещё во времена войны Отечественной 1812 года любили на Западе изображать женщин, стариков и младенцев Европы на казацких пиках!) Правда и после всех этих истязаний, «свидетель» умудрился вылезти самостоятельно из «пропасти» и доползти до своего дома, подобрал себе яму-могилу, закопался и ещё трое суток пролежал в ней без помощи. Через трое суток вылез, прополз 60-80 метров до горы, и т.п. ужасы. Похоже сочинитель не совсем представляет себе, что такое горы Северного Кавказа? Это ведь не тропики в Санта-Барбаре. И вообще-то, дело происходит в феврале 1944 года. В горах и снег лежит, из-за которого не могли вывезти людей на равнину для депортации, и морозы трещат градусов под 20, тем более ночью. Какой землёй засыпал себя «свидетель», как выжил три ночи на морозе — одному Аллаху известно, да ещё наверное автору книги, откуда взят этот отрывок. Вот такой вот сильный и непобедимый народ живет на Кавказе… Вот только не совсем понятно, кого хотят оскорбить сочинители подобно бреда, Евгении Новожиловы, выставляя чеченцев такими «суперменами»? 23 февраля 1944 года действительно была «среда». В этот день односельчан «свидетеля» отвели в Хайбах. Держали 4 дня до «воскресенья» 28 февраля, но т.к. не было транспорта вывезти людей на равнину - «решили расстрелять». Волов и лошадей зачем-то изъяли в первую очередь и увели(?) из аула на равнину и погода не помешала, как не помешала погода и бездорожье затащить в горы какие-то «тяжелые орудия», из которых стреляли по окнам. Правда, гадкий Берия 1 марта докладывал Сталину, что: «По 29 февраля выселено и погружено в железнодорожные эшелоны 478.479 человек, в том числе 91.250 ингушей и 387.229 чеченцев. Погружено 177 эшелонов, из которых 154 эшелона уже отправлены к месту нового поселения.». 1 марта, «Сегодня отправлен эшелон с бывшими руководящими работниками и религиозными авторитетами Чечено-Ингушетии, которые использовались при операции.». На 1-е же марта «Из некоторых пунктов высокогорного Галанчожского района остались невыселенными 6000 чеченцев в силу большого снегопада и бездорожья, вывоз и погрузка которых будет закончена в 2 дня. Операция протекала организовано и без серьезных случаев сопротивления и других инцидентов…» Но Берия конечно же не хороший человек и обманул Сталина в своем докладе. Но тогда выходит, что Сталин даже не знал и не санкционировал подобное «зверство»? Но в любом случае не 700 человек, а 6000 оставались не вывезенными из «Галанчожского района», где находится аул Хайбах. Так что цифру убитых можно и увеличить в перспективе, и добавить ещё с пяток хайбахов в список «зверств сталинизма». Также в «Известиях» от 17 марта 2004 года по поводу аула Хайбах напечатано: «В 1944 году в конюшне высокогорного аула Хайбах были заживо сожжены 705 человек. Старики, женщины и дети высокогорного аула Хайбах не могли спуститься с гор и тем самым срывали планы депортации. О том, что с ними случилось потом, рассказывает руководитель поискового центра “Подвиг” Международного союза ветеранов войн и вооруженных сил, возглавивший в 1990 году чрезвычайную комиссию по расследованию геноцида в Хайбахе, Степан Кашурко». Известный исследователь и историк И. Пыхалов провел свой анализ данного «зверства» и доказал, что статья — откровенная и примитивная фальшивка. «… каким образом палачам из НКВД удалось затолкать целый батальон чеченцев в деревянную конюшню маленького высокогорного аула? «Мы кинулись на пепелище. К ужасу, моя нога провалилась в грудную клетку сгоревшего человека. Кто-то закричал, что это его жена. Я с трудом высвободился из этого капкана. Очевидец сожжения Дзияудин Мальсагов (бывший замнаркома юстиции) рассказал плачущим старикам, что он пережил на этом месте 46 лет назад, когда его прикомандировали в помощь НКГБ. Людей прорвало. Говорили о сгоревших матерях, женах, отцах, дедах…» Что с точки зрения здравого смысла должен сделать любой чеченец, знающий, что его жену сожгли в этом ауле? Особенно учитывая отношение жителей Кавказа к родственным связям? Естественно, при первой же возможности, то есть сразу после возвращения из ссылки, отправиться в Хайбах, чтобы найти её останки и по-человечески похоронить. А не оставлять их на несколько десятилетий незахороненными на пепелище, чтобы потом по ним топтались всякие досужие журналисты…» Этой «страшной расправой», по версии «разоблачителей, руководил Михаил Максимович Гвишиани, комиссар госбезопасности 3-го ранга. Весомости этого имени придает тот факт, что комиссар госбезопасности 3-го ранга М. М. Гвишиани был в 1937 году начальником личной охраны самого Берии Л.П., до перевода того в НКВД в августе 1938 г. «…бывший в 1937 году начальником личной охраны Берии Михаил Максимович Гвишиани, которому чеченолюбивая общественность приписывает сожжение Хайбаха, умер ещё в сентябре 1966 года (см. Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД, 1934-1941: Справочник / Общество «Мемориал», РГАСПИ, ГАРФ. М., 1999. С.142-143). Более того, это был известнейший в Грузии человек - сват Косыгина и тесть Примакова… Кстати, чтобы выселить или уничтожить небольшой аул, достаточно роты, которой, по логике вещей, должен командовать капитан. Однако, по мнению современных сказочников, «палач Хайбаха» носил гораздо более высокое звание. Согласно книге «Непокорённая Чечня», написанной неким Усмановым, на момент совершения своего злодеяния он был полковником: «За эту «доблестную» операцию её руководитель полковник Гвишиани был удостоен правительственной награды и повышен в звании». У другого «правозащитника» Павла Поляна он уже генерал-полковник: по его версии, Хайбах сожгли «внутренние войска под командой генерал-полковника М. Гвишиани» (см. Не по своей воле. М.: Мемориал, 2001. С.96). Правда, два года спустя Полян, надо полагать, всё-таки удосужился прочесть справочник, составленный его коллегами по «Мемориалу» и узнать, что в описываемое время Гвишиани носил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга. В передаче радио «Свобода» от 3 августа 2003 года он излагает дело так: «Имеются свидетельства, что в ряде аулов войска НКВД мирное население ликвидировали фактически, и в том числе таким варварским способом, как сожжение. Сравнительно недавно широкую огласку получила такого рода операция в ауле Хайбах, занесённого снегами. Не будучи в состоянии обеспечить транспортировку его жителей, внутренние войска, а ими командовал комиссар госбезопасности третьего ранга Гвишиани, согнали около двухсот человек, а по другим данным около шестисот-семисот человек в конюшню, там их заперли и подожгли… И в литературу введено, правда, без ссылки на источники, совершенно секретное письмо Гвишиани Берия: «Только для ваших глаз. Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции «Горы» вынужден был ликвидировать более семисот жителей в местечке Хайбах. Полковник Гвишиани». Надо полагать, что «Горы» - это подназвание подчасти операции, которая в целом называлась “Чечевица“». …гриф «только для ваших глаз» («For Your Eyes Only») действительно существует в природе. Он используется в секретных документах в Соединённых Штатах Америки. Таким образом, можно с уверенностью предположить, что указанное «письмо» было сфабриковано в США. Причём первоначально оно было написано по-английски, и лишь затем переведено на русский язык. В этом случае сразу становятся понятны и другие имеющиеся в нём несообразности. Так, Хайбах почему-то именуется «местечком». Между тем, во всех виденных мною документах чеченские населённые пункты обозначаются как аулы, хутора, селения, однако термин «местечко» нигде не встречается. Сам Гвишиани, коренной грузин, вряд ли мог употребить подобное слово. Другое дело, если автором «документа» про сожжённый Хайбах является какой-нибудь проживающий на Брайтон-бич уроженец Жмеринки. Вполне естественно, что загадочное для американского обывателя звание «комиссар госбезопасности 3-го ранга» превращается в «полковника», хотя на самом деле оно соответствовало званию генерал-лейтенанта. Кроме того, сочинитель «письма» не знал, что операция по выселению чеченцев называлась «Чечевица», и поэтому придумал для неё название «Горы»….» К проведенному И. Пыхаловым анализу фальшивки можно добавить только несколько замечаний. Действительно, не все села и аулы Чечни и Ингушетии были вывезены в отведенные сроки из-за погодных условий. В докладной Берии Сталину об этом четко говорится: «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ тов. СТАЛИНУ 1 марта 1944 г. Докладываю об итогах операции по выселению чеченцев и ингушей. Выселение было начато 23 февраля в большинстве районов за исключением высокогорных населенных пунктов. По 29 февраля выселено и погружено в железнодорожные эшелоны 478.479 человек, в том числе 91.250 ингушей и 387.229 чеченцев. Погружено 177 эшелонов, из которых 154 эшелона уже отправлены к месту нового поселения. Сегодня отправлен эшелон с бывшими руководящими работниками и религиозными авторитетами Чечено-Ингушетии, которые использовались при операции. Из некоторых пунктов высокогорного Галанчожского района остались невыселенными 6000 чеченцев в силу большого снегопада и бездорожья, вывоз и погрузка которых будет закончена в 2 дня. Операция протекала организовано и без серьезных случаев сопротивления и других инцидентов… … Проводится проческа и лесных районов, где временно оставлены до гарнизона войск НКВД и опергруппа чекистов. За время подготовки и проведения операции арестовано 2016 человек антисоветских элементов из числа чеченцев и ингушей. Изъято огнестрельного оружия 20.072 единицы, в том числе винтовок 4868, пулеметов и автоматов — 479. … Руководители партийных и советских органов Северной Осетии, Дагестана и Грузии уже приступили к работе освоению отошедших к этим республикам новых районов. Для обеспечения подготовки и успешного проведения операции по выселению балкарцев приняты все необходимые меры. Подготовительная работа будет закончена до 10 марта и с 15 марта будет проведено выселение балкарцев. Сегодня заканчиваем здесь работу и выезжаем на один день в Кабардино-Балкарию и оттуда в Москву. 29.II.1944 г. №20. Л. Берия» До сих пор в горах Чечни есть села куда только на внедорожнике, или на тракторе можно подняться. А что уж говорить о временах, когда основной машиной была полуторка, да телега. В случае сильного снегопада в горах такие аулы просто закупориваются, пока не будет пробита дорога. И закупоривается такой аул с обеих сторон - и выйти нельзя, и войти тоже. Также есть в тексте одна нелепица, которую русский человек, никогда не бывавший в чеченских горных селах не заметит в данной фальшивке. Речь идет о фразе «в конюшне высокогорного аула Хайбах были заживо сожжены 705 человек». Такую глупость мог написать человек, бывавший несколько раз «на картошке» в каком-нибудь колхозе и видевший большие сельские конюшни именно колхозов средней полосы России. К сожалению И. Пыхалов, правильно отметив, что сложно загнать 700 человек в небольшую конюшню горного села-аула (в которых вообще не могло быть «общественных» конюшен таких размеров), сам не учел, что на Кавказе, тем более в горах вообще не бывает деревянных строений такого типа. Если внимательно посмотрите к/ф «Война» с актером С. Бодровым мл., то на всех кадрах горного села вообще нет деревянных сараев, домов и т.п.. И уж тем более больших конюшен из дерева. А вся хитрость в том, что на Кавказе вообще нет строевого леса. Нет сосен, пригодных для строительства. На Кавказе, в горах строят только из камня, или кирпича, или на худой конец из самана («кирпич» из глины с навозом, смешанной и соломой). Перекрывают такие строения местной древесиной (не сосной) и ветками, и кровлю затем также обмазывают глиной снаружи и изнутри. В случае пожара такое строение горит не очень успешно. Крыша почти не горит, а стены вообще огнестойкие. Для скота также могут строиться летние загоны из плетня с такой же легкой навесной крышей. В аулах такие «конюшни» из плетня, чтобы в них могло поместиться хотя бы 200-300 человек за раз, ещё можно найти, но чтобы загнать 700 человек - уже нет. Тем более не строят такие «общественные» конюшни такого размера из камня. Так что сжечь столько людей в такой конюшне просто не возможно. Хотя бы потому, что таких «конюшен» на Кавказе не бывает. По «свидетельствам» других очевидцев, размещенных на том же «Кавказ-Центре», сарай этот был построен из двух каменных стен. Задняя стенка и кровля из плетня. Точную цифру «сожженных» именно в этой конюшне-сарае уже не называют, а общая цифра в 700 с лишним убитых складывается из обгорелых и расстрелянных в этой конюшне и убитых по всему селу и в соседних аулах. Так что со временем сочинители обязательно учтут подсказки «очевидцев» и напишут «подлинную правду» о тех событиях.
Пресс служба РОД С КОБ
«1 августа 1914». (Главы из книги)
И немец крался… Крупным элементом большой стратегии Срединных империй были упования на принцип “разделяй и властвуй”. В самом грубом приближении речь шла об упорных попытках внести раздор среди держав Антанты и примыкавших к ним США. Одновременно, хотя это меньше бросалось в глаза, Берлин и Вена работали внутри государств антигерманской коалиции, методами, в наше время названными психологической войной, сея раздоры, поддерживая и провоцируя выступления нацменьшинств, обостряя неизбежные классовые противоречия и прочее в том же духе. Тогдашняя Россия с множеством запушенных социальных и политических проблем оказалась особенно уязвимой для происков австрийской и германской агентуры. Активность ее росла соразмерно тому, как тускнели надежды на победу чисто военными средствами, и глухое отчаяние заползало в резиденции сильных в этих странах. Исполинский вал Восточного фронта нависал над Срединными империями. Даже в залитых кровью траншеях на Западе немецкая солдатня с ужасом и страхом говорила о ярости схваток на русском фронте. В “Моей борьбе” А.Гитлер, солдат западного фронта, вернувшись к году 1916, сказал: “Победу России можно было оттянуть - но по всем человеческим предвидениям она была неотвратима”. Он понимал - погибель шла с Востока. В другом лагере, держав Согласия, видный военный лидер той войны У.Черчилль имел возможность анализировать происходившее на высшем уровне и из первых рук. “По тем ударам, которые Российская империя пережила, по катастрофам, которые на нее свалились, мы можем судить о ее силе.., - писал он в книге “Мировой кризис” в начале тридцатых. - Жертвенное наступление русских армий в 1914 году, которое спасло Париж, упорядоченный отход, без снарядов и снова медленное нарастание мощи. Победы Брусилова - пролог нового русского наступления 1917 года, более мощного и непобедимого, чем когда бы то ни было. Не смотря на большие и страшные ошибки, существовавший в ней строй к этому времени уже выиграл войну для России… Но никто не смог ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависели жизнь и слава России. На пороге победы она рухнула на землю, заживо пожираемая червями”. Режим подтачивался изнутри, а война неизмеримо усилила этот процесс. Еще до начала войны австрийские разведчики вели не очень заметную сепаратистскую пропаганду на Украине, частично в отместку за панславистскую пропаганду российского “Нового времени”. Запутанные ходы австрийских подстрекателей украинских националистов после августа 1914 года привлекли внимание политического отдела германского генерального штаба и иных кайзеровских организаторов тайной войны против Российской империи. Постепенно Германия переманила к себе австрийскую агентуру. Берлин превратился в неоспоримый центр этой деятельности, а методы раздувания националистических устремлений немцы частично опробовали и наработали на военнопленных русской армии. Политический отдел кайзеровского генштаба издавал для пленных русской национальности газету “На чужбине”, но использовал, куда большие силы и средства для обработки украинцев, белорусов и финнов. Когда по завершении войны тайное стало явным, князь А.М.Волконский в книге “Историческая правда и украинофильская пропаганда” (Турин, 1920) написал: - “Когда-нибудь будут напечатаны данные опросов наших солдат, прошедших через австро-германский плен; тогда русское общество узнает, как в специальных школах пропаганды наши враги прививали десяткам тысяч наших темных “малых сих” мысль, будто они не русские, а отдельный украинский народ, не белорусы, а рутены, и как с истинно дьявольским искусством и сатанинской злобой внедряли в их души ненависть к братьям и к матери Родине. Цель врагов ясна, но каково должно быть партийное ослепление, чтобы спешить навстречу их желанию раздробить Россию и тем обеспечить порабощение германцами и Великой, и Малой, и Белой ее частей. Братья, опомнитесь, покуда не поздно!” Писал Волконский на излете гражданской войны, когда воочию увидели, к чему привели процессы, обозначившиеся, помимо прочего, уже в германском плену. Исполнителей предначертаний политического отдела немецкого генштаба среди националистов всех мастей было более чем достаточно. Не только между пленными. “Германские посольства в нейтральных странах, - эпически повествует Г.Катков, - держали в постоянной осаде финские националисты, польские дворяне, украинские клирики, кавказские князья и разбойники с большой дороги, революционные интеллигенты всех направлений, все они хотели основывать освободительные комитеты, печатать националистические пропагандистские листки и создавать какие-нибудь независимые и свободные национальные государства в результате раздела Российской империи. Сначала среди тех, кто брался добровольно помогать немцам, не было представителей сложившихся русских революционных партий - обеих социал-демократических и эсеров”. В интересах придания большей эффективности тайной войне, накал которой со стороны Германии усиливался, нужно было всеми силами исправить этот дефект, ибо националисты, полезные для растаскивания Российской империи, были бессильны затронуть становой хребет мощи нашей страны - русского народа. Немецкие эксперты обратились к спекуляции на социальных проблемах. Благо Германия тогда слыла родиной моднейшего социализма. По весне 1915 года обнадеживающие вести пришли в Берлин из Константинополя. К германскому послу в Турции Вагенхейму явился некий Парвус (А.Л.Гельфанд), меньшевик, близкий к Л.Д.Троцкому. Он развил перед немецким дипломатом честолюбивый план организации “революции” в России. Кайзеровских дипломатов мало трогало, что красноречивый визитер исповедовал кредо перманентной революции, опасной для любой династии, включая Гогенцоллернов, их взволновали соблазнительные перспективы очень скоро свалить Романовых. Верительные грамоты Парвуса, как революционера, следовательно, знавшего дело, были аутентичными, посему его в марте приняли в Берлине на самом высшем уровне. Сладкой музыкой в ушах канцлера Бетман-Гольвега и самого императора прозвучали посулы Парвуса еще поднять сепаратисткие движения в Финляндии и на Украине. По, распоряжению Вильгельма II Парвуса вознаградили германским гражданством и вручили 2 миллиона марок - деньги на поддержку украинских и финских сепаратистов, а также большевиков, обосновавшихся в Швейцарии во главе с В.И.Лениным, звавших к поражению своего правительства в войне и уже по одной этой причине заслуживавших благоволение немецких милитаристов, испытавших все новые неудачи на фронтах. Парвус вступил в контакт с Лениным, который довольно уклончиво реагировал на его внушения. Владимир Ильич хорошо знал этого Гельфанда, склонного к авантюрам. Парвус, обосновался в Копенгагене, где занялся сомнительными финансовыми операциями в интересах сбора сумм, потребных для “революции”. Немецкое участие в его делах сомнений не вызывало, но русские революционеры, особенно большевики, отчаянно нуждались. Еще в марте 1915 года он получил в Берлине на “революцию” в России миллион марок, в декабре того же года еще миллион рублей (Естественно, в 1974 году, прямо назвать ублюдка Бланке-Ульянова-Ленина врагом Отечества - было пока нельзя. «Эзопов язык», Н. Яковлев использовал - мастерски и, видимо, не без участия Ю.В. Андропова - прим. ред.). Гельфанд утверждал, что сумеет вывести на улицы в Петрограде в годовщину “кровавого воскресенья” 9 января 1916 года не менее 100000 демонстрантов. Обещания Парвуса немецким разведчикам далеко не оправдались, однако Берлин в июле 1916 года ассигновал на описанные цели еще 5 миллионов марок. Вильгельм II, как и подобало кайзеру, излил монарший гнев на нерасторопность, а коль скоро по понятным причинам не был склонен полагаться на “чернь” в России”, то он потребовал от Бетмана-Гольвега утроить усилия через людей приметных - “банкиров, евреев и прочих”. Это перенесло центр тяжести подрывных действий в высшие сферы Петрограда. Агентура Парвуса (какая агентура?) в России выбивалась из сил, пытаясь выполнить немецкие предначертания, подкармливая тех, кого Черчилль уместно назвал “червями”, заживо пожиравшими Россию. Граф Брокдорф-Ранцау, оставивший заметный след в истории германской дипломатии, а тогда посол в Дании, не мог нахвалиться Парвусом. В одном из донесений в Берлин, выдав аттестат Парвусу как “блестящему” человеку, “разработавшему замечательный план по организации в России революции”, заключал: “Победа и, следовательно, мировое Господство за нами, если вовремя удастся революционизировать Россию и тем самым развалить коалицию”. Увы, Парвус и его люди не были одиноки в этих усилиях. В Швейцарии, не покладая рук, трудился за отделение Эстонии от Российской империи член эстонского национального комитета Кескюла, обслуживающий не только немецкую миссию в Берне, но и политический отдел кайзеровского генштаба. Он протоптал дорожку и к В.И.Ленину. Посланник Германии в Берне Ромберг депешировал Бетману-Гольвегу 30 сентября 1915 года о том, что Кескюле “удалось договориться об условиях, на которых русские революционеры готовы заключить с нами мир в случае успешного завершения революции”. В изложении Ромберга ленинская программа помимо реализации известных социалистических требований (установление республики, конфискация крупной земельной собственности и пр.) содержала положения, которые “не исключают возможности отделения от России тех национальных государств, которые могут стать буферными”. Ромберг рекомендовал правительству: “Программу Ленина не следует, конечно, предавать гласности… Обсуждение этой программы в печати лишит ее всякой ценности”. Еще посланник присовокупил: “По мнению Кескюла, было бы важно, чтобы мы немедленно оказали помощь движению ленинских революционеров в России. Он лично доложит об этом в Берлин”. Доложил, конечно, и обивал пороги генштаба и министерства иностранных дел, домогаясь немецкой помощи “революции” в громадной России в интересах эстонских сепаратистов, стремившихся сорвать куш пожирнее с русского народа. В острой партийной борьбе тогда и впоследствии подчеркнуто выпячивалась проблема “немецкого золота”, на которое-де была совершена революция в России. А.Ф.Керенский в своих мемуарах “Россия на историческом повороте” относил за счет этих средств многое в поражении Временного правительства. Ссылаясь на труд немецкого профессора Ф.Фишера, он определял субсидии немцев большевикам в 80 миллионов марок золотом. Но тот же Фишер в использованной Керенским книге “Внешняя политика кайзеровской Германии 1914-1918 гг.” (1961) предостерег - эти суммы нужно рассматривать в правильном контексте. На 30 января 1918 года специальный фонд на пропаганду и особые цели составлял 382 миллиона марок, на Россию из него пошло 40580997 марок или около 10%. На поддержку любых противников тогдашнего строя в России. Результаты? Расхожее утверждение антикоммунистов - большевики-де были платными, а следовательно, послушными агентами Вильгельма II. Заглянем на год вперед - к исходу 1918 года. Гогенцоллерны и Габсбурги лишились короны, а Советское правительство во главе с В.И.Лениным отпраздновало первый год существования. Схватки различных спецслужб в нейтральной Швейцарии в годы первой мировой войны дело заурядное, и дивятся этому разве неофиты-историки. Естественно, политэмигранты пользовались повышенным вниманием разведок, сцепившихся в смертельной схватке коалиций, а изгнанники стремились использовать это в своих целях По личным склонностям и вкусам разведчик А Даллес (основоположник и директор ЦРУ в 1953-1961 гг.) в беседах с подрастающей порослью рыцарей плаща и кинжала любил возвращаться к временам той войны, когда он но собственному признанию совершил жуткий промах. Его, резидента американской разведки в Швейцарии, одолевали политэмигранты из различных стран. Даллес, естественно, устал от странных, часто дурно одетых и голодных посетителей, развивавших по большей части безумные планы и почти всегда венчавших свои рассуждения просьбой дать денег. Среди прочих приема у Даллеса на исходе 1916 года добивался и очень настойчиво некий русский. Как-то он снова пришел в приемную Даллеса. Слегка приоткрыв дверь, американец в щель увидел крепкого лысого человека с рыжеватой бородкой, нетерпеливо мерившего шагами комнату Даллес поежился: снова разговор о деньгах, скучно. А молодость брала своё, наставительно оканчивал рассказ Даллес в пятидесятые, “меня ждала партия в теннис с прекрасной дамой”. Он решительно предпочел ее общество общению с плешивым русским (А так ли это? Не врет ли Даллес? - прим. ред.), прикрыл дверь и отправился на корт, навсегда утратив возможность лично познакомиться с В. И.Лениным. Мораль, подчеркивал Даллес, никогда не отказывать в таких обстоятельствах никому в приеме. Историки ЦРУ вычислили: Ленин зашел к Даллесу незадолго до отъезда в Россию, по всей вероятности, посоветоваться о немецких субсидиях большевикам (Бланк-Ульянов-Ленин отлично знал, что «субсидии» - «не совсем немецкие»… - прим. ред.). В наши дни в западной литературе сказано все и даже с лихвой об этой скандальной тайне тех лет. Впрочем, такой уж большой? Обратимся к “Воспоминаниям” министра иностранных дел России С.Д.Сазонова, простоявшего на своем посту почти всю великую войну. Он указал в 1927 году, когда вышли его мемуары: “По уверениям немецкого социалиста Бернштейна, никем не опровергнутым, германское правительство отпустило на нужды русской революции семьдесят миллионов марок”. Так что никаких секретов нет. “Главным козырем германской политики, - заканчивает Сазонов, - оказалось удачное объединение ее усилий с усилиями революции, разложившей военные силы России. Благодаря этому, час германского поражения был отсрочен на полтора года. Слепота русских правящих кругов, в которые в период бездержавия пробралось с заднего крыльца немало недостойных лиц, сделала возможным успех заговора против чести и целости России и затем в скором времени поста вила ее па край гибели”. Буржуазия и царизм выстроились друг против друга, каждая сторона не отрывала глаз от ненавистного противника, подстерегая каждое его движение. Они и были на деле пресловутыми черчиллевскими “червями”, которые, как известно лишены зрения. Где им было увидеть исполина, вставшего на пороге политической арены - народ. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: РАЗВЯЗЫВАЮТСЯ НЕКОТОРЫЕ УЗЛЫНаступали великие и страшные времена. Оценка в зависимости от классовой точки зрения. Грянул 1917, год революций. К исходу его те, кто совсем недавно горели желанием рассесться хозяевами земли русской, оказались у разбитого корыта Могучее половодье силы и воли народной, как карточные домики, снесло хитроумные планы буржуазии (и марксистской сволочи - прим. ред.), а в ожесточенном огне и муках гражданской войны рождалась новая страна. Под руководством В.И Ленина партия большевиков вывела Россию из войны. Наша страна заплатила страшную цену за антинародную политику царизма и Временного правительства - 1,8 миллиона убитых на фронтах и умерших от ран соотечественников. Пo абсолютным потерям Россия не имела равных в лагере Антанты. Но если бы наша страна продолжала воевать, этот кровавый счет неизбежно катастрофически возрос бы. Западные союзники взвалили на Россию в 1914-1916 годах главную тяжесть вооруженной борьбы. Партия большевиков провела титаническую работу, чтобы покончить с империалистической войной. Зов партии был услышан и понят в России, решающее большинство населения страны пошло за большевиками к миру. На Западе же призывы большевиков, отвечавшие коренным интересам всего человечества, были объявлены “предательством” дела Антанты. За безумие правителей пришлось дорого заплатить солдатам Западного фронта, многие из которых продолжали верить империалистической пропаганде Некоторые из них прозрели, лишь пройдя кровопролитные кампании 1917-1918 годов Мудрость ленинского руководства (1974 год, по иному написать было нельзя - прим. ред.) избавила русский народ от этих испытаний, сохранила жизнь миллионам людей Партия большевиков победила в революции и в войне, что оказалось по плечу только великой России Опозоренная царизмом, оплеванная отечественной буржуазией, восстав как Феникс из пепла, держава расправила исполинские крылья Исторический поворот, поражающий воображение и в наши дни через много десятилетий после российского Октября создал своеобразную инерцию. Мы иной раз склонны упускать из виду ту страшную опасность, которую представляли для судеб Отчизны замыслы буржуазии, задушенные в зародыше революцией. Победили, мол, и все тут. Но претенденты на опустевший престол были много опаснее даже царизма как молодой хищник куда кровожаднее одряхлевшего льва Всемирно-историческое значение Октября, помимо прочего, в величайшей своевременности - меч революции поразил гадину в тот самый момент, когда она только-только становилась на ноги и не успела окрепнуть. Ныне носителей чудовищных планов, пожалуй, почти не осталось в живых. Иные погибли с оружием в руках, сражаясь против народа в те годы, другие бесславно угасли в эмиграции, унеся в могилу неосуществленные тайные замыслы. Задним числом люди с короткой памятью стараются изобразить их некими рыцарями, бескорыстными служителями “демократии”. Антикоммунисты нагромоздили горы книг о славных надеждах февраля 1917 года, будто бы увядших в Октябре того же года. Работающие в этом ключе всеми силами и средствами до отказа используют внешнюю сторону событий, полагая, что пружины действий буржуазии надежно скрыты. Нет! Стоит пролить свет на значение сверхорганизации русского масонства и те изощренные методы, которыми они попытались замаскировать свои следы на магистральной дороге истории нашей Родины. …Он был умным и даже талантливым человеком, Николай Виссарионович Некрасов, только отдал свои незаурядные способности служению Злу. В десятилетие, предшествовавшее 1917 году, а на него и падает вся политическая деятельность Некрасова, незримая рука высоко вознесла его по причинам, которые не понимали даже те, чье дело он отстаивал. 28-летний профессор кафедры статики мостов и сооружений Томского политехнического института, Некрасов в 1908 году прошел депутатом в Государственную Думу от кадетов. Он встретил Февраль 1917года товарищем Председателя Думы, был последовательно министром путей сообщения, министром финансов, заместителем премьера Керенского во Временном правительстве, разошелся с ним во время корниловского мятежа и был отправлен в почетную ссылку генерал-губернатором Финляндии, где его застала Октябрьская революция. Милюков даже в глубокой старости не мог без содрогания слышать имя ближайшего коллеги по кадетской партии Некрасова. “В дни Временного правительства, - писал Милюков в “Воспоминаниях”, - я тогда уже имел основание считать Н.В.Некрасова попросту предателем, хотя формального разрыва у нас еще не было. Я не мог бы выразиться так сильно, если бы речь шла только о политических разногласиях .. Хуже было то, что Некрасов, видя быстрый рост влияния Керенского, переметнулся к нему явно из личных расчетов Он был, конечно, умнее Керенского и. так сказать, обрабатывал его в свою пользу. По впечатлению Набокова, мало его знавшего вначале, “его внешние приемы подкупали своим видимым добродушием”, “он умел казаться искренним и просто душным”, но “оставлял впечатление двуличности, - маски скрывающей подлинное лицо”. Вопреки Набокову, “первой роли играть” он не мог и даже, не желая рисковать, к ней и не “стремился”. Он более способен был играть роль наушника тайного советчика, какого-нибудь “серого преосвященства” Он слишком долго цеплялся за колесницу временного победителя, и сам свел на нет свою политическую карьеру, когда пришлось прятаться от достигнутого успеха” Милюков, почитавший себя проницательным человеком, ушел из жизни, так и не поняв, кто стоял рядом с ним. Некрасов обладал поразительным даром мимикрии и необъяснимым желанием держаться в тени. Неоспоримый ум Некрасова проявился в том, что он увидел необоримость Октябрьской революции, перевернувшей страну. Конечно, он не мог не сделать личного вклада в бopьбу с большевиками (о чем дальше). Но не преуспел. И если тысячи и тысячи контрреволюционеров сбегались под знамена пропащего дела, то Некрасов затаился в ожидании лучших времен. В начале 1918 года он сменил фамилию, стал Голгофским, отправился в Уфу, освобожденную Красной Apмией и затесался в ряды советских кооператоров. В провинциальной Уфе, а затем в Казани толковый и знающий работник быстро обратил на себя внимание. Он на виду - вошел в правление Татсоюза. Завидная деловитость оказала ему дурную услугу, звонкая слава привела к разоблачению - в Голгофском опознали министра Временного правительства Н.В.Некрасова. 30 марта 1921 года он был арестован ЧК в Казани. В заключении в Уфе, а затем в ВЧК в Москве Некрасов повел душевные беседы со следователем, повествуя о муках “странствий” под чужой, но собственного изобретения фамилией. Разве странник не подобен Иисусу, проделавшему скорбный путь на Голгофу? Он обнажил на допросах белоснежную душу, во что уверовали по ту сторону стола. Следователи не стали досаждать узнику бестактными вопросами, а поручили самому описать свою жизнь человека, исковерканного проклятым прошлым. Автор нарек труд “Краткий очерк жизни Николая Виссарионовича Некрасова за время с начала империалистической войны до ареста 30 марта 1921 года”, в котором среди многих красот эпистолярного жанра значилось: “С первых дней войны я оказался в разногласии с большинством партии, руководимой Милюковым, по вопросу о гражданском мире с царским правительством, я настаивал на продолжении оппозиционной тактики, а Милюков на примирении с властью. …В Думе мои разногласия с соглашательской политикой Милюкова увеличились настолько, что я вышел из Президиума фракции, вообще отошел от работы в Думе и отдался работе в “Земгоре”. Это продолжалось больше года. Только в конце 1916 года, когда отношения Думы с правительством Николая II обострились, моя кандидатура, как резко оппозиционная, была выдвинута на место товарища председателя Думы. В этой роли меня и застала февральская революция. Рост революционного движения в стране заставил в конце 1916 года призадуматься даже таких защитников “гражданского мира”, как Милюков и других вождей, думского блока. Под давлением земских и городских организаций произошел сдвиг влево. Еще недавно мои требования в ЦК к.д. партии “ориентироваться на революцию” встречались ироническим смехом - теперь дело дошло до прямых переговоров земско-городской группы и лидеров думского блока о возможном составе власти “на всякий случай”. Впрочем, представления об этом “случае” не шли дальше переворота, которым в связи с Распутиным открыто, грозили некоторые великие князья и связанные с ними круги. В этом расчете предполагалось, что царем будет провозглашен Алексей, регентом - Михаил, министром-председателем - князь Львов, а министром иностранных дел - Милюков. Единодушно все сходились на том, чтобы устранить Родзянко от всякой активной роли. Рядом с этими верхами буржуазного общества шла оживленная работа и в кругах, веривших и жаждущих настоящей революции. В Москве и Петрограде встречи деятелей с.д. и с.р. партий с представителями левых к. д. и прогрессистов стали за последние перед революцией годы постоянным правилом. Здесь основным лозунгом была республика, а важнейшим практическим лозунгом - “не повторять ошибок 1905 года”, когда разбитая на отдельные группы революция была по частям разбита царским правительством. Большинство участников этих встреч (о них есть упоминания в книге Суханова) оказались важнейшими деятелями февральской революции, а их предварительный сговор сыграл, по моему глубокому убеждению, видную роль в успехе февральской революции”. Рассказы Некрасова полностью укладывались в известную схему предыстории событий, приведших к революции. В сущности, то, о чем тогда говорил Некрасов, являлось перефразом самых популярных версий событий в России тех лет. Причем он правильно расставлял акценты, поносил Милюкова и не уставал подчеркивать, что сам, во всяком случае, имеет революционные заслуги - боролся с монархией. Образно говоря, он описал верхушку айсберга политической деятельности своих единомышленников, остальное, пока оставалось скрытым. Показания Некрасова сомнения не вызывали, а он сам завоевал растущие симпатии и тех в ВЧК, кто вели его дело. Они не усмотрели ничего необычного как в его дореволюционных деяниях, так и в “странствованиях” после революции под чужой фамилией. “Заключение по делу Некрасова”, составленное следователем ВЧК 23 мая 1921 года, проникнуто глубоким лиризмом. Скользкий период жизни подследственного - пребывание в Казани - рисовался в пастельных тонах. “Все больше и больше проявляя себя как крупного экономиста, кооператора и общественного деятеля… - говорилось в документе, - Голгофский постепенно завоевывал все больше и больше обожателей в правящих г.Казани сферах, с другой, обнаруживая свою незаурядность и проявляясь, невольно раскрыл свое инкогнито, а в товарищеской попойке открыл однажды свой псевдоним. В результате целый ряд коммунистов г. Казани, равно как и много обывателей, узнали, что представляет собой фигура Голгофского, и в то время как одни из знавших, считая деятельность его, Некрасова (Голгофского), положительной для Советвласти, молчали о том, что знали, другие частью из зависти к его успехам, частью из злобы личной или к прошлому подготовили роковой донос, и деятельность Голгофского в Казани на этом прервалась. Принимая во внимание, что деятельность Некрасова Н.В. в Казани, по очевидному мнению целого ряда ответственных партийных товарищей Казани и центра, не поддается никакому сомнению в смысле положительного отношения к Советской власти… что за исключением некоторых, весьма незначительных мест в его показаниях (нежелание называть фамилии лиц, связанных с ним знакомством в целях ограждения их от неприятностей допросов и пр.), последние носят характер раскаяния бывшего кадета, убедившегося, что нет ничего среднего между реакцией и советвластью и признавшего последнюю, полагал бы настоящее дело представить на распоряжение тов. Дзержинского”. Казалось, трудно превзойти душевный подход следователя, но уполномоченный президиума ВЧК, под наблюдением которого велось дело, оказался способным на это. К “заключению” он приписал: “Я вел с Голгофским-Некрасовым ряд бесед не записанных. На основании всего материала по делу прихожу к убеждению в политической и общей целесообразности полного прекращения дела Голгофского-Некрасова, легализации бывшего министра путей сообщения Некрасова, освобождения его и использования его на хозяйственной работе”. Перед натиском взрыва добрых чувств руководства ВЧК устоять было невозможно, и 24 мая 1921 г. Ф.Э.Дзержинский наложил резолюцию “Дело прекратить”. Некрасов обрел свободу. Что меч революции притупился и весной 1921 г. ВЧК превратилась в инстанцию всепрощения? Вовсе нет. По-прежнему применялись жесткие репрессивные меры. Как раз в те дни, когда решалась судьба Некрасова, в апреле 1921 г. было закончено следствие по делу пресловутого доктора А.И.Дубровина, до революции председателя “Союза русского народа”. Начальник следчасти президиума ВЧК, вынося его дело на решение президиума ВЧК, писал: “Считаю нужным предать Ревтрибуналу и расстрелять его. Если Западная Европа когда-либо оправдывала наш красный террор, то Дубровин один из таких. Все еврейство всего земного шара будет, безусловно, благословлять этот расстрел”. Дубровина без проволочек казнили. Около десяти последующих лет Некрасов занимал руководящие посты в строительных организациях, профессорствовал. А затем за него взялись, привлекая по дутым делам. В 1930 году Некрасова арестовали по делу “Союзного бюро” ЦК РСДРП (меньшевиков) и осудили на 10 лет исправительно-трудовых работ. Но, накопив опыт отношений с карательными органами, Некрасов в 1933 г. был досрочно освобожден, а в 1937 г. награжден орденом Трудового Красного Знамени за участие в строительстве канала Москва-Волга Вскоре после этого Некрасов в третий раз попал в поле зрения следственных органов. Сначала как “вредитель” на канале, а затем поставили в вину покушение на В.И.Ленина 1 января 1918 года. Тогда автомобиль Ленина был изрешечен пулями террористов и только находчивость Ф.Платтена, пригнувшего голову Ленина, спасла ему жизнь Теперь предводителем террористов объявили Некрасова В третий раз, оказавшись под следствием, Некрасов повел мрачную борьбу на этот раз за собственную жизнь. Ставка была очень велика, и Некрасов заговорил о том, о чем умалчивал раньше. Разумеется, он признал свою вину в покушении на жизнь вождя и тут же попытался смягчить свою участь неожиданным открытием - он вдруг заговорил о масонах! Некрасов представил дело в академическом плане. Из протокола допроса 26 июня 1939 года. “Вопрос: Ваше официальное положение во время пребывания в масонской организации? Ответ: В масонскую организацию я вступил в 1909 г. в Петрограде. С 1910 г. по 1916 г являлся секретарем так называемого Верховного совета масонства народов России. Состоял в масонской организации до момента ее распада, т.е. до 1917 г. В этот период времени я являлся членом государственной думы. Вопрос: Назовите известных вам членов масонской организации? Ответ: Из оставшихся в России масонов я в настоящее время никого не помню”. Едва ли он был искренен, вспомним тревоги престарелых Керенского и Кусковой спустя почти двадцать лет после выхода мемуаров Милюкова… Но большего о живших в СССР от Некрасова не добились, хотя он оказался словоохотливым в отношении истории. По уже установившейся привычке он испросил разрешения дать “собственноручные” показания и 13 июля 1939 года представил “Следователю 3 отдела ГУЛАГа НКВД” обширную записку о роли масонства до 1917 года. Под пером Некрасова в 1939 году события, описанные им для ВЧК в 1921 году, предстали в ином свете. Версия Февральской (Пуримской) революции претерпела метаморфозу. То, что представлялось сцеплением случайностей, приобрело форму заговора. Хотя, быть может, он переоценивал роль масонов вообще. «Я был принят в масонство, - писал Некрасов, - в 1908 г. ложей под председательством графа А.А Орлова-Давыдова на квартире профессора М.М.Ковалевского. Ложа эта принадлежала к политической ветви масонства и была первоначально французской ложей “Великий Восток”, но уже с 1910 г. русское масонство отделилось и прервало связи с заграницей, образовав свою организацию “Масонство народов России”. В 1909 г. для очистки новой организации от опасных по связям с царским правительством и просто нечистоплотных морально людей организация была объявлена распущенной и возобновила свою работу уже без этих элементов (князь Бебутов, М.С.Маргулиес - впоследствии глава белого “северо-западного правительства”). Новая организация была строго конспиративна, она строилась по ложам (10-12 человек), и во главе стоял верховный совет, выбиравшийся на съезде тайным голосованием, состав которого был известен лишь трем особо доверенным счетчикам. Председателям лож был известен только секретарь верховного совета, таким секретарем был я в течение 1910-1916 годов. Масонство имело устав, даже печатный, но он был зашифрован в особой книжке “Итальянские угольщики 18 столетия” (изд. Семенова). “Масонство народов России” сразу поставило себе боевую политическую задачу: “Бороться за освобождение родины и за закрепление этого освобождения”. Имелось в виду не допустить при революции повторения ошибок 1905 года, когда прогрессивные силы раскололись и царское правительство легко их по частям разбило (Чьих ошибок? Кто, конкретно, ошибся? Вопрос, конечно, интересный… - прим. ред.). За численностью организации не гнались, но подбирали людей морально и политически чистых, а кроме и больше того, пользующихся политическим влиянием и властью. По моим подсчетам, ко времени февральской революции масонство имело всего 300-350 членов, но среди них было много влиятельных людей. Показательно, что в составе первого Временного правительства оказались три масона - Керенский. Некрасов и Коновалов. и вообще на формирование правительства масоны оказали большое влияние, так как масоны оказались во всех организациях, участвовавших в формировании правительства. Масонство было надпартийным, т.е. в него входили представители разнообразных политических партий, но они давали обязательство ставить директивы масонства выше партийных. Народнические группы были представлены Керенским, Демьяновым, Переверзевым, Сидамом-Эристовым (исключен в 1912 г ввиду подозрении в связи с азефщиной). Меньшевики и близкие к ним группы имели Чхеидзе, Гогечкори, Чхенкелия, Прокоповича, Кускову. Среди к.д. были Некрасов, Колюбакин, Степанов В. А., Волков Н К. и много других. Среди прогрессистов отмечу Ефремова И.Н., Коновалова А.И., Орлова-Давыдова А. А. Особенно сильной была организация на Украине, где ее возглавляли бар. Ф.Р. Штейнгель, Григорович-Барский, Василенко Н. П. Писаржевский Л.В. и ряд других видных имен до Грушевского включительно. Переходя к роли масонства в февральской революции, скажу сразу, что надежды на него оказались крайне преждевременными, в дело вступили столь мощные массовые силы, особенно мобилизованные большевиками, что кучка интеллигентов не могла сыграть большой роли и сама рассыпалась под влиянием столкновения классов. Но все же некоторую роль масонство сыграло и в период подготовки февральской революции, когда оно было своеобразным конспиративным центром “народного фронта”, и в первые дни февральской революции, когда оно помогло объединению прогрессивных сит под знаменем революции. Незадолго до февральской революции начались и поиски связей с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг их и Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других) и с ними завязана организационная связь. Готовилась группа в с. Медыха, где были большие запасные воинские части, в полках Петрограда, и другие. В момент начала февральской революции всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства. Сперва Временного комитета Государственной Думы, а затем Временного правительства. Во всех переговорах об организации власти масоны играли закулисную, но видную роль. Позже, как я уже указывал выше, начались политические и социальные разногласия, и организация распалась. Допускаю, однако, что взявшее в ней верх правое крыло продолжало работу, но очистилось от левых элементов, в том числе от меня, объявив нам о прекращении работы, т. е. прибегли к старому приему». Некрасов еще и еще раз подчеркивал сверхконспиративный характер организации. Он указал, что многие попытки единомышленников, искренних или нет, проникнуть в нее, пресекались с порога. Так, рассказав об усилиях польских масонов связаться с русскими, Некрасов заключил: “Но мы на это не пошли, так как он (представитель польских масонов - Н Я.) был связан с французскими масонами, среди которых было много агентов охранки” Неожиданные познания, не из департамента ли полиции, центра зарубежной агентуры? С другой стороны, наводит на определенные размышления и названная Некрасовым цифра масонов - 300-350 человек. Известна резолюция последнего царского министра внутренних дел Протопопова на полях обзора печати об очередном выступлении против “темных сил”: “Вся эта оппозиция выросла на ниве расстройства продовольственной части и тягот военных. Число ее вожаков невелико. Выразители ее - Дума, частица Государственного Совета и группа дворян (далеко не все, не купечество, не капитал, не деревня)”. Число этих вожаков Протопопов определял именно в 300 человек. Весьма вероятно, что царское Министерство внутренних дел имело кое-какое представление об организации, где верховодил Некрасов. В 1939-1940 гг. ни следствие, ни суд показания Некрасова не заинтересовали. Когда 14 апреля 1940 года он предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР, то его, по-видимому, из чистого любопытства спросили о масонах “Я вступил в масонскую организацию, - ответил Некрасов - Это была буржуазно-революционная организация. Эта организация была немноголюдной, но состояла из влиятельных людей. Цель этой организации была освобождение родины”. Некрасова приговорили к расстрелу и казнили Масоны всех степеней (градусов), рвавшиеся к установлению в России автократии, были последовательными противниками большевиков. Антибольшевистская, антикоммунистическая (Порядок перечисления правильный - Н.Н. Яковлев всё понимал. Все понимали и его кураторы, о которых будет сказано ниже - прим. ред.) платформа объединяла все российские масонские ложи независимо от того, входили они в организацию, возглавлявшуюся Некрасовым и другими, или нет (заметим, что антибольшевизм сплотил в единое целое все буржуазные политические партии, несмотря на различие во взглядах и целях) Коль скоро партия большевиков стояла за революционный выход из войны, российские масоны были естественными союзниками тех, кто выступал за продолжение кровавой бойни в интересах зарубежного и отечественного капитала, объективно они являлись орудием в руках правящих кругов Антанты, стремящихся выплыть к победе на потоках русской крови. Один из членов масонской ложи много лет спустя припоминал: “Большинство существовавших в России, по крайней мере, в Петербурге, масонских организаций, в сущности, представляли собой филиальные отделения французских орденов и в той или иной степени ориентировались на национальную французскую ложу “Великий Восток”, организационно тесно связанную с правительственными и деловыми кругами Франции” Мы находим масонов в чудовищном клубке антибольшевистских заговоров до Октября 1917 года, они - активнейшие участники антисоветских организаций после Великой Октябрьской социалистической революции. То, что масоны были лютыми врагами большевиков, очевидно, как не менее ясно и то, что они неизменно пытались сыграть роль объединителей руководства буржуазных партий в России в 1917 году. Вероятно, в этом отношении, как показывает хотя бы персональный состав Временного правительства, они в известной степени преуспели. Но эти потуги не дали руководителям буржуазии ожидавшихся ими успехов в условиях страны, шедшей к социалистической революции Но кто мог пролить свет тогда на это из живущих? Значит снова нужно обратиться к “живой истории” - В.В. Шульгину Июнь 1974 года. Автор в чистенькой квартире Шульгина во Владимире. 96-летний Шульгин бодр, тверд в памяти. - Василий Витальевич, понимаю, надоел. Один только вопрос, последний - что вы знаете о масонах? Знаю, хотя не очень много. А почему вы заинтересовались? - Книжку написал. Мне кажется, что Некрасов верховодил у них - Николай Виссарионович? Не думаю, чтобы он был главным. Вы бы занялись Маклаковым, не Николаем Александровичем, а братом его, Василием Александровичем. Он был масоном высоких степеней. Гостил я у него в эмиграции в двадцатые годы Он мне рассказывал, что организация была серьезная, очень серьезная. Не в зарубежье, конечно, а на родине. - Чего же они добивались? 276 - Не был посвящен, но припоминаю удивительные слова Василия Алексеевича. Дело было в третьей Думе. Заседание, знаете, Пуришкевич скандалит, кричит. Вышел я в кулуары, прохаживаюсь. Выскакивает Маклаков и ко мне: “Кабак!” - сказал громко, а потом, понизив голос, добавил: “вот что нам нужно, война с Германией и твердая власть”. Вы и делайте выводы - Стоит ли дальше заниматься масонами? - Очень стоит, только трудно. Они таились. А организация была весьма серьезная.. - Скажите, прав ли я, когда считаю, что в правившем лагере за кулисами четко обнаружилась тенденция к правой автократии? Подумал, пожевал бескровными губами, погладил крепкой рукой седую до желтизны бороду и сказал: - Наверное. Пожалуй, так и обстояло дело - разговоры о многопартийности оставались разговорами. Власть, профессор, она одна, и ее, матушку, делить с кем-либо негоже. Слишком драгоценный дар, нельзя было ее распределить по партиям. Люди, о которых вы изволили говорить, были кремень и, раз схватив власть, ее бы не уронили. А многопартийность… да мало ли о чем болтают на перегонах между политическими станциями? Пустые разговоры для простодушных. И задумался, погасив веками острый взгляд из-под кустистых бровей. Член 4-й Думы во времена Временного правительства комиссар Одессы Л.А.Велихов в свое время указывал: “В 4-й Государственной Думе я вступил в так называемое “масонское объединение”, куда входили представители от левых прогресситов (Ефремов), левых кадетов (Некрасов, Волков, Степанов), трудовиков (Керенский), с. д. меньшевиков (Чхеидзе, Скобелов) и которое ставило своей целью блок всех оппозиционных партий Думы для свержения самодержавия”. Иными словами, успех лидеры этих партий во времена царизма видели только в сплочении своих сил. Едва ли после февральского рубежа они стали смотреть на это дело по-иному. Какая отсюда следует мораль? Установление того, что верхушка всех без исключения российских буржуазных партий была объединена в рамках некой сверхорганизации - масонов, позволяет по-иному взглянуть на подоплеку событий тех лет. Что и сделано в этой работе, навлекшей на автора гнев тех, кто долгие годы почитался в нашей стране держателями исторической истины во всем объеме. (Это и немудрено, т.к. после вывода сделанного автором - остался всего лишь шаг до вывода о том, что эта сверхорганизация была подконтрольна и финансировалась Западом. В наше время работы и выводы Н.Н. Яковлева дополнены ВП СССР, замечательным русским историком А.Б. Мартиросяном и другими - прим. ред.) Исследование (обязательно документированное!) роли масонов на подступах к февральской революции 1917 года приводит к выводу в главном и решающем - вопросе о власти - лидеры класса эксплуататоров попытались осуществить концентрированную волю. В широком смысле эксплуататорский класс стремился создать единую предпартию. Она по необходимости могла пока охватывать только его верхушку, ибо раскрытие замысла объединения всех сил буржуазии и соглашателей в рамках одной организации неизбежно подорвало бы цели, поставленные инициаторами этого образа действий (В настоящее время «инициаторы», хорошо известны - «Мировое правительство» или «Финансовый Интернационал» - прим. ред.) Страна бурлила, стояла на пороге революции. Бесчисленные миллионы поднимались на борьбу против царского самодержавия. Объявить в этих условиях, что буржуазия стоит за новую автократию, означало бы немедленное политическое самоубийство. Поэтому случилось так, что руководители росийской буржуазии были вынуждены с величайшей тщательностью скрывать выковывавшееся среди них единство за спиной народа и против народа. Отсюда политический плюрализм, затопивший российскую сцену в 1917 году. Верхушка буржуазии считала сложившееся положение временным, преходящим. “Мозговой трест” кадетов приступил к объяснению этого буквально с первых дней после февральской революции, разумеется, прибегая к самой “революционной”" фразеологии. Уже в конце марта 1917 года в брошюре Н.Голуба “Радикальный блок” бросается призыв к объединению всех “социалистических” партий, ибо в России “словно в первый день творения - величайший хаос и величайшие возможности”. Названия брошюры достаточно, чтобы понять, о каких “социалистах” в ней шла речь. “Пока у демократии - подчеркивал автор - нет организованных врагов, - есть только хаотическая масса, из которой в будущем, может быть, в ближайшем будущем, эти враги могут выкристаллизоваться в виде, может быть, небольших, но, вероятно, очень твердых кристаллов. В этом отношении нам могут позавидовать все демократии мира. Россия представляется совершенно ровной, целинной степью, без терновника и без оврагов, которую нужно и можно вспахать глубоко, разумно и быстро, чтобы получить изумительную жатву”. О каких “врагах” шла речь в брошюре, на которой отчетливо видна фабричная марка “сделано кадетами”? Царизм сметен, речь шла об объединении сил против народа, против большевистской партии. Летом 1917 года В.К.Никольский в брошюре “Наши политические партии о будущем России” разобрал программы эсеров, меньшевиков и кадетов. “Сглаживая трения - настаивал он, - все три партии могут идти по одному пути, если кадеты решительно сдвинуться влево и пойдут навстречу зову жизни. Проф. Лосский на 7-м кадетском съезде (март 1917 года - Н.Я.) открыто заявил, что кадеты тоже социалисты, только не революционные, а эволюционные”. Великолепное открытие, подводящее к основной мысли брошюры: “Если мы воспроизведем в своей памяти основные пункты программ трех наших партий, то не найдем непримиримых противоречий”. Новоявленные “социалисты” - кадеты вкупе с меньшевиками и эсерами должны были единым фронтом выступить против большевиков, ибо, разъяснял автор, таких “социалистов больше всего страшит “диктатура пролетариата”. А что взамен этого лозунга, сплачивавшего вокруг большевиков трудящиеся массы? “Угнетенным русским, без различия партий и классов, как воздух необходимо прежде всего осуществление “прав человека и гражданина”. Иными словами, перестройка только надстройки, но отнюдь не фундамента общества. Так ставился вопрос в пропагандистских материалах, печатавшихся громадными тиражами. Пока говорили люди второго положения, подлинные хозяева помалкивали, дожидаясь своего “звездного часа”. Но обнаружившаяся тенденция сомнения не вызывает. Массы, пробудившиеся к политической жизни, нащупывали правильную дорогу, что было объективным фактором, способствовавшим возникновению в тот бурный год многопартийности. Но то, что эта многопартийность, сложившаяся по большей части стихийно, служила пока удобным прикрытием для интриг российского крупного капитала, рвавшегося к безраздельной власти, сомнения не вызывает. В обстановке всеобщего хаоса и замешательства гг. некрасовы, керенские, коноваловы, терещенко и другие твердо знавшие, чего они добиваются, настойчиво проводили свой курс, соединенные единством цели и методов. Отсюда уже начавшаяся пропаганда в пользу сглаживания разногласий между буржуазными партиями. Лидеры буржуазии не успели, не смогли справиться с народной стихией. Великий Октябрь в корне пресек обозначившуюся тенденцию к диктатуре крупного капитала. Враги, успевшие создать единение буржуазных верхов в масонских ложах, основывали своего рода предпартию, но у них не хватило времени консолидироваться, ибо они не могли найти массовой опоры в революционной стране. С точки зрения исторических судеб России, предстает великая своевременность Октября. Спасение поистине пришло в последний час. Коротко говоря, то, что в современной терминологии именуется “превентивной революцией”, задуманное в масонской ложе, не удалось. В России развернулась подлинная народная революция, очистившая авгиевы конюшни прежнего строя. Излюбленный тезис нынешних полузнаек состоит в том, что победа в Октябре 1917 года пресекла-де некий процесс расцвета многопартийности в России. По поводу этого на Западе написаны библиотеки книг, дотошно разработаны бесконечные программные заявления всех без исключения буржуазных партий, проведен анализ различия между ними. В тени оставляется только одно обстоятельство - все эти партии защищали интересы горстки эксплуататоров. Правда заключается в том, что партии большевиков по всем коренным проблемам общественного развития противостоял единый отлаженный механизм, одно руководство, объединявшее вожаков всех буржуазных партий. На смену царизму шла диктатура крупного капитала в ее наиболее жесткой форме - то, что по нынешней терминологии именуется тоталитаризмом, а тогда называлось просто военной диктатурой. Только на путях тоталитаризма российская буржуазия надеялась обуздать великий народ. Пресечь, а затем сломать ясно обозначившуюся тенденцию могла только социалистическая революция, давшая власть народу. Так, и не иначе, был поставлен вопрос историей. Современнику было трудно, а порой невозможно проникнуть в суть происходившего. А.А.Блок, воззвавший в начале книги “Россия и интеллигенция” (1907 г): “Только о великом стоит думать, только большие задания должен ставить писатель”, размотав нить повествования, воскликнул: “В полете на воссоединение с целым, в музыке мирового оркестра, в звоне струн и бубенцов, в свисте ветра, в визге скрипок - родилось дитя Гоголя. Этого ребенка назвал он Россией. Она глядит на нас из синей бездны будущего и зовет туда. Во что она вырастет, - не знаем; как назовем ее - не знаем”. Теперь мы знаем и остро чувствуем ныне, в горниле нежданных испытаний. Но каковы бы ни были сомнения, прошлое залог того, Великой России быть. (Написано в последней редакции книги в 1993 году!!!) * * * Остается ответить на последний вопрос. Если масоны были не только темной, но и сугубо-дисциплинированной силой, почему они не повели за собой армию. Да и почему вооруженная мощь России тогда для начала распалась, а не была без промедления использована заинтересованными силами. Обратимся к положению армии в системе тогдашней российской государственности. Обе стороны, хотя в разной степени, дестабилизировали обстановку в России. Хаос нарастал на глазах. В государственной структуре, по-видимому, только Ставка могла бы восстановить порядок прежде всего в интересах продолжения войны против грозного врага. Именно Ставка была, как говорили тогда, центром военной жизни страны, откуда шло все биение пульса России в суровую годину. К 1917 году понятия царь и Ставка были неразделимы. Увы, для взгляда извне, внутри думали по иному. На этот счет есть авторитетное свидетельство - книга М.К. Лемке “250 дней в царской Ставке”, почти 900 страниц убористого шрифта на страницах порядочного формата. Изданная ввиду важности предмета в Советской России в Петрограде уже в августе 1920 года! Безусловно признанная западными “советологами” как надежный источник, ибо автор - журналист в военном мундире, был своего рода офицером по связям с прессой и просто “фотографировал” то, что видел и воспроизводил то, что слышал. С ним был откровенен генерал-адьютант Алексеев, изливавший желчь по поводу состояния дел. Впрочем, еще более откровенный генерал - квартирмейстер штаба Верховного Главнокомандующего М.С. Пустовойтенко посоветовал Лемке не обольщаться речами общего начальника. - Вы думаете - спросил меня Пустовойтенко - что начальник штаба будет сейчас работать? Нет, после таких бесед у него всегда только одно желание помолиться Лемке, почитавший себя человеком прогрессивным, естественно, демократом, на помощь Всевышнего не полагался, забросал Пустовойтенко вопросами. Генерал назвал положение “безотрадным”. Тут же еще вопрос Лемке: - Ну, а Верховный? - Он смотрит с глаз своих приближенных, которым, конечно не пристало рисовать ему какую-нибудь мрачность. Она невыгодна для них. Каждый, особенно нацелившийся на какое-нибудь жизненное благо, старается уверить его, что все идет хорошо и вполне благополучно под его высокой рукой. Разве он понимает что-нибудь из происходящего в стране?! Разве он верит хоть одному мрачному слову Михаила Васильевича (Алексеева - Н.Я.)? Разве он не боится поэтому его ежедневных докладов, как урод боится зеркала? Мы указываем ему на полный развал армии и страны в тылу ежедневными фактами, не делая особых подчеркиваний, доказываем правоту своей позиции, а он в это время думает о том, что слышал за пять минут во дворе, и, вероятно, посылает нас ко всем чертям… - Да, тяжело в такой обстановке. Не завидую вам - …Знаете ли вы, что приходится испытывать ежедневно? Ведь ни один шельма министр не дает теперь окончательного мнения ни по одному вопросу, не сославшись на Алексеева - как он, де полагает. Все умывают руки, но делают зто незаметно тонко.. Вы посмотрите на армию, все опустилось, все изгадилось. Да и в тылу не лучше. Там такой хаос, такой кавардак, что сил человеческих нет, чтобы привести в порядок. - А государь заговаривает когда-нибудь на общие темы? - Никогда. В этом особенность его беседы с начальником штаба и со мной: только очередные дела. - Какой же выход, Михаил Саввич? - Выход? По-моему, куропаткинское терпение… Далеко не все им обладали, а что проку! Оставим мифических или действительных “заговорщиков” в военных мундирах. Спустимся с высот таинственною на твердую почву известного, повседневного. Обратимся к тем, кто тянул лямку службы, работал, воевал, исполнял свой долг. В армии офицерский корпус связан дисциплиной и конечно, никак не мог пренебречь ею. Следовательно, генерал или офицер мог действовать только в рамках вверенных ему полномочий. Фронтовые командиры не были в неведении об усиленной работе по разложению армии. Их возможности пресекать поползновения в этом направлении были весьма невелики, ибо занимались этим нередко отнюдь не “революционеры”, а респектабельные по российским критериям люди. До Ставки дошел рапорт начальника 19 пехотной дивизии генерал-лейтенанта А.Д. Нечволодова командованию IX-й армии. Замечательный русский патриот”, выдающийся историк, прославившийся своими патриотическими трудами о прошлом России, А.Д. Нечволодов докладывал: “Необходимо отклонить развозку по позициям подарков от газеты “Биржевые ведомости”. В октябре ко мне в штаб явились два молодых сотрудника этой газеты, гг. Проппер и Гессен, и за 10 минут своего пребывания в штабной столовой, где им был предложен чай, успели объяснить, что в Германии в действительности никакого недостатка ни в чем не ощущается и не будет ощущаться, а что наше правительство периодически заставляет газеты писать про это; про внутреннее же состояние России и про то, что творится по их выражению, “в сферах”, они частью намеками, частью фразами, выражающими сожаление о “бедной нашей родине”, наговорили таких возмутительных вещей, что я вынужден был объявить, что сам буду сопутствовать им по позиции, а затем не отпускал их от себя ни на шаг до их отъезда из дивизии”. Лемке с легко различимым недовольством занес этот эпизод в свою книгу, поставив в кавычки слово “историк” применительно к А.Д. Нечволодову (Действительно великий русский историк и экономист, поднявшийся до осмысления истории с глобального уровня. Автор блестящей работы «От разорения к достатку», которая наряду с «1 августа 1914 года» - легла в основу всеми нами любимой «Разгерметизации ч.1» и др. работ ВП СССР. После более полувекового умолчания, Н.Яковлев первый назвал, т.е. извлек из забвения имя А.Д. Нечволодова. Впоследствии, благодаря ВП СССР, работы А.Д. Нечволодова заняли достойное место среди других творений наших отечественных историков и экономистов. - прим. ред.). Именно, что не должно удивлять, сам автор недалеко ушел от направления “Биржевых новостей”, использовав свое пребывание в Ставке для сбора сплетен. По-видимому, он почитал гражданской доблестью поносить командование решительно за все. Он собрал немало приказов по армии, начиная с августа 1914 года, в которых командование грозило суровыми карами вплоть до расстрела за мародерство, насилие над мирными жителями. Одни из первых отданы генералом А.В. Самсоновым еще при вступлении в Восточную Пруссию: “Все чины армии должны помнить, что где бы ни находилась наша армия - в пределах ли нашей родины или неприятельской страны - славянское население и его имущество должно быть свято для русских войск. Особенно же это относится к полякам, с полной преданностью нашей родине ставшим грудью за общеславянское дело. Вместе с тем, следует помнить, что русские войска воюют лишь с вооруженными силами неприятеля; мирное же его население, не причиняющее нам вреда, равно как и его имущество, должны быть неприкосновенны”. И в другом приказе по армии: “Предупреждаю, что я не допускаю никаких насилий над жителями. За все то, что берется от населения, должно быть полностью и справедливо уплачено”. Привел Лемке эти и другие приказы, сообщил, что военно-полевые суды на протяжении всей войны жестко карали за мародерство и, заключил: “Расстреляйте половину армии, а другая все-таки будет воровать - такова природа русского человека. Романовы развратили всю страну”. Для господ лемке не представляло никакого труда перечеркивать все, что пытались делать честного и разумного генералы и офицеры русской армии. Свое, отечественное, мазалось черной краской. Не останавливаясь перед кощунством по поводу павшего А.В. Самсонова, который был де “бесталанным воином и стратегом”. Вообще, расфилософствовался Лемке, “недостаток людей ужасен. Сколько зла происходит только потому, что ничего не стоящих людей некем заменить. Здесь в Ставке, это особенно ощущается и сознание такого безлюдия просто давит и до боли сжимается сердце; начинаешь впадать в какую-то ужасающую пессимистическую полосу… Хотели создать касту и создали прах армии и страны, конечно, при благосклонном участии судьбы, стремящейся сбросить авторитет коронованного идиота”. Нет, нет и нет достойных людей в офицерском корпусе, по мнению тех, кто предавал анафеме великую русскую армию. В самом деле, посмеивается Лемке сегодня (2 декабря 1915 года) приехал главный начальник двинского военного округа ген. Дмитрий Петрович Зуев, - у него в округе Виленская, Витебская и часть Псковской губ. Приехал хлопотать … законники Зуевы все ждут, что им поможет какая-то общая власть и чье-то общее руководство”. А речь идет о крупном военачальнике, совсем недавно командовавшем на одном из самых ответственных участков фронта. Ничего не могут военные, по мнению мудрецов в Ставке. Вот предприниматели - дело другое. Они заняты проектом использовать пороги Днепра и устроить гидростанции мощностью в 1 млн. л. с. Стоимость 52 млн. рублей, правительственный проект тех же сооружений оценивается в 12 млн. рублей. “Только теперь во время войны и можно осуществить этот (терещенский) грандиозный замысел” - восторгается Лемке. Естественно вытащить у казны средства! Терещенко прямо от Алексеева ввалился в кабинет Лемке. Посплетничали, что было тогда главным занятием в верхах Ставки. Терещенко объявил, что получил советы, как провести “по инстанциям” свой днепровский проект. Поругали Алексеева, который “не умеет выбирать людей”. Еще посудачили, “Терещенко - записал Лемке - считает Брусилова ограниченным”. Беседа происходила за месяц до начала наступления Юго-Западного фронта! Когда же прогремел на весь мир Брусиловский прорыв, Лемке смотрел на происходившее из рук Терещенко и Ко, перехваленных предпринимателей. 29 мая 1916 года он записывает: ”Если я что-нибудь понял за девятимесячное здесь пребывание, то нет никакого сомнения, что вся операция Брусилова будет тоже фарсом и кончится стратегической трагедией”. Поистине тогдашние “демократы” были неисправимы. Диаметрально противоположного мнения придерживались лучшие из лучших офицеров. На следующий день 30 мая Лемке лаконично записывает: “Д.Д. Зуев подал рапорт об отчислении в Преображенский полк - ему совестно сидеть здесь, когда началось настоящее дело”. Гвардии поручик (сын генерала Д.П.Зуева) Преображенского полка Д.Д Зуев был причислен как достойный из строя к Ставке всего четыре месяца назад. Их оказалось достаточно для молодого офицера, сыт по горло порядками в Ставке. Он сделал то, что было по силам по служебному положению - воодушевленный победами русского оружия, вернулся в войска и прямо в бой. Такие как он, честно выполнявшие свой воинский долг, беззаветно сражались потом под знаменами Красной Армии (Именно так! Кто-то защищал Единую и Неделимую, пусть и в союзе с марксистской, мракобесной сволочью, имея твердое намерение разобраться с последними в будущем, а кто-то свои привилегии и место у кормушки… В середине тридцатых революционерия своё получила, успев принести множество бедствий нашей стране. Именно эта шваль повинна в незаконных репрессиях и разгроме Красной Армии в начальный период войны - прим. ред.). Так случилось, что на пороге эпохальных событий мозговой центр вооруженной мощи России оказался парализованным. Напрасны были надежды иных трезвых людей на армию. Скованный воинской дисциплиной офицерский корпус по инерции не мог, а по долгу не смел, стать на позиции неповиновения. Офицер-гражданин практически не оказывал доминирующего влияния, пока существовала императорская армия. Многочисленные исключения, увы, подтверждали общее правило. По слишком понятной причине - для русского офицера присяга была превыше всего. Была суровой реальностью, как и враг, который стоял на фронте от Балтики до Карпат. (продолжение следует)
Мы сами пошли на эту Войну!
ПРИЛОЖЕНИЕ к книге «1 августа 1914». О “1 августа 1914″, исторической науке, Ю. В. Андропове и других.
Образно говоря, эта книга лишь вершина айсберга жарких идеологических схваток по поводу нашего 1917 года, скрытых пружин тогдашних революций. Появлением ее на свет российская историческая наука обязана Ю.В.Андропову, начатым им и незавершенным политическим процессам. С книгой причудливо переплелась и личная судьба автора, который написал ее так, как виделись ему проблемы тех эпохальных лет на близких подступах к русской революции, перевернувшей страну и мир. История книги живая и, надеюсь, понятная иллюстрация отечественных нравов и политических обычаев. Беда нашей страны - отрицательный отбор занимающих мало-мальски заметные должности. Инакомыслие с господствующей на данный период точкой зрения, мягко говоря, не поощряется. Конфликт со стоящими на страже текущего конформизма неизбежен у каждого имеющего дерзость иметь свое суждение. Проверено на собственной шкуре, спустя десятилетия, я выяснил, что стукачи сигнализировали обо мне уже в десятом классе школы. Уже по этой причине моя жизнь профессионального историка была сложной. После примерно годичной отсидки в тюрьме МГБ СССР в 1952 - 1953 гг. я был выпущен по амнистии со снятием судимости. Официально ничего за мной не должно было значиться, на деле заклеймен на всю оставшуюся жизнь. Тогда же выгнали из КПСС. Памятен для меня 1958 г., когда хрущевцы дали задний ход от развязавшего языки XX съезда КПСС. Выпустившие было меня из своих чистых рук чекисты, решили превратить злодея в “повторника”, т.е. вернуть туда, где ему надлежит пребывать - в тюрьму. Учуяв, что они стряпают дело, я кое-как отбился. Прошло десять лет. В 1968 г. новый конфликт, на этот раз инициативу преследования взяли умельцы из международного отдела ЦК КПСС. К охоте на “троцкиста”, каким я был ими объявлен, присоединились славные чекисты. Справиться с ними, объединившими усилия, было практически невозможно. Невыносимая обстановка складывалась на основном месте моей работы в Институте Истории АН СССР. По издательствам дали команду (разумеется, по телефону): Яковлева не печатать. Распорядился среди прочих Мостовец, “курировавший” в международном отделе ЦК КПСС США. Пригласили и тут же отказали прочесть несколько лекций в университете им. П.Лумумбы. В деканате объяснили: проф. Розанов просигнализировал - я сочиняю антисоветские листовки с Петром Якиром, которого не видел в глаза. Грозные признаки множились, в совокупности происходило до боли знакомое по повадкам наших партийных и карательных органов - компрометация неугодного. Коль скоро это происходило во второй раз после 1958 г. я сообразил, что, по-видимому, удостоился включения в список лиц, подлежащих плановому аресту, чему, как правило, и предшествует поливание грязью жертвы. Пришлось прибегнуть к последнему средству, один из тогдашних вождей Д.Ф. Устинов знал меня с детства (Автор - сын маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, пострадавшего при жизни Сталина, человека весьма достойного и честного. Вот его отзыв о трагедии 22 июня 1941 года: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941 г., черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии только на И. В. Сталина. В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый период войны. Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев - от командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг, и объяснить невыполнение его ссылками на Сталина не к лицу солдатам». Эти строки были написаны в те дни, когда маршал Жуков, и прочие «мемуарщики», впрямую повинные в трагедии 22 июня 1941 года, «очищая собственную задницу» лгали и поливали грязью И.С. Сталина, елико могли. - Прим. ред.). Дмитрий Федорович охотно часами выслушивал мои рассуждения об истории. Уже к тому времени я выпустил с полдюжины книг, которые аккуратно дарил ему. Знал он, что, защитив в 1962 г. докторскую диссертацию, я стал по тем временам самым молодым (34 года) в своей специальности - всеобщая история - доктором наук и профессором. Устинов, выслушав мой рассказ, реагировал молниеносно. “Тебе нужно зайти к Юре”, - без раздумий сказал он. Не понял. “К Юрию Владимировичу”, - добавил он, не терпевший тугодумов. Итак, к Ю.В. Андропову, только что возглавившему КГБ. * * * Знакомство состоялось в кабинете, ныне многократно описанном и показанном по ТВ и в документальных фильмах. На месте зловещего Берии, солдафона Серова, комсомольских функционеров-бодрячков Шелепина и Семичастного теперь обозревал в перспективе исполинского кабинета камин интеллигентный, крайне любезный и обходительный человек. Видимо, подготовленный “Димой”, как он именовал Устинова, и просмотревший документы, Андропов не стал слушать - моих жалоб (”эти пустяки отметем”!?), а затеял разговор о жизни. Пока я, запинаясь, нащупывал почву, несколько раз звонил телефон - Юрию Владимировичу докладывали о ходе суда над очередным диссидентом. Это дало ему повод пространно объяснить, что не дело судить писателей, конкретно он упомянул Синявского и Даниэля. Суть его обтекаемых фраз сводилась к тому, что слову нужно противопоставлять слово. С чем я горячо согласился и, получив любезное приглашение заходить, откланялся. Особой тяги к общению с Председателем КГБ я не испытывал, тем более, что вскоре получил приглашение на деловую, а не светскую беседу. Мне предложили “прибыть” к генерал-майору Ф.Д. Бобкову, как выяснилось зам. начальника только что воссозданного 5 Управления. Меня провели к нему по хорошо знакомым коридорам, генерал обосновался в той части здания на Лубянке, куда меня десятки раз таскали на допросы в 1952-1953 гг. Как и Андропов, Бобков решил мой вопрос в первую встречу. Начисто избегая деталей, он коротко заверил, что никогда никаких “решений” в отношении меня не принималось. Я, разумеется, не поверил ни одному слову корректнейшего генерала-чекиста. О чем не замедлил сказать ему. Бобков пожал плечами. С памятных визитов к Андропову и Бобкову я больше не ощущал наглых выходок КГБ. На том бы дело и кончилось, если бы не Д.Ф. Устинов. Он, видимо, переоценивал мои познания и чуть не в каждую встречу, а виделись мы часто, просил не забывать “Юру” и помогать ему. И даже дело было не в нем. Жена Устинова, добрейшая и умнейшая Таисия Алексеевна, лет на семь старше мужа, верховодила в их порядком безалаберном доме, который я помнил еще тогда, когда семья не была прочно изолирована охраной. Приятельница моей покойной матери, Таисия Алексеевна скептически относилась к общему развитию супруга и его коллег по Политбюро, носилась с идеей расширить его, наивно предлагая приглашать меня читать им лекции. Видимо, она, замечательная русская женщина, что-то еще наговорила лестное обо мне Андропову. Обижать хороших людей и к тому же теперь вождя, как-то не хотелось, и я стал время от времени захаживать на Лубянку, вести ученые беседы сначала несколько натянутые с Андроповым и интереснейшие с быстро поднимавшимся по служебной лестнице Бобковым. На моих глазах с конца шестидесятых - к началу восьмидесятых он вырос до генерала армии и стал первым заместителем Председателя КГБ. Я где-то читал, что на протяжении ряда лет он был подлинным руководителем ведомства. Не знаю, но вполне допускаю. Сравнивая обоих, при всем интеллектуальном лоске Ю.В.Андропова я безоговорочно отдаю пальму первенства Ф.Д.Бобкову, который на много порядков был выше формального начальника, а главное несравненно лучше подготовлен. О чисто профессиональных делах судить трудно, Филипп Денисович в беседах со мной никогда их не касался, но, судя по молитвенному отношению к нему подчиненных, он более чем устраивал их. Я разумею другое: весь комплекс проблем, подпадающих под емкое понятие “идеология”. Никогда не встречал лучше осведомленного человека, обладавшего такими громадными познаниями, невероятной сказочной памятью. Его никогда нельзя было застать врасплох, на любой вопрос в этой области следовал четкий, исчерпывающий ответ. Если бы судьба направила его на иную стезю, страна получила бы крупнейшего ученого, безусловно, мирового класса. По крохам мне удалось собрать сведения о прошлом генерала. С шестнадцати лет пошел добровольцем в Красную Армию. Дослужился ко дню Победы до старшины. В пехоте, орден “Славы” и две медали За Отвагу. Трижды ранен, в том числе, получил автоматную очередь в грудь, чудом выжил. Ни малейшей кровожадности за ним не замечалось, он являл пример кадрового русского офицера с высокоразвитым чувством долга и порядочности. “Честь имею” для него не было фразой. Как любой другой работавший с ним я постепенно преисполнялся к генералу чувством глубокого уважения. Со всей определенностью могу сказать, не жаловал Филипп Денисович собственную профессию, в которой достиг высочайшего мастерства Пример? Он никогда не доверял мне, хотя не могу отделяться от игривой мысли - я оказался в отличной компании, похоже, что Филипп Денисович до конца не доверял и себе Естественно, я отвечал взаимностью. Понял, что бесполезно уличать его, мягко говоря, в неискренности, а принимать таким, каким он был. Как-то дошло до меня тогда, что Андропов негодующе крутил головой и удивлялся, по его выражению, “дружбе жандармского генерала и либерального профессора”. Звучало так странно и двусмысленно. Во главе КГБ не почитал он себя “жандармом”, а уж профессором точно не был. * * * Был он политиком, по преимуществу мечтателем. Но в делах повседневных партизаном порядка и твердости. Не знаю, откуда, от чтения или размышлений на основе наблюдений, Юрий Владимирович вывел, что извечная российская традиция - противостояние гражданского общества власти - в наши дни нарастает. Принципиально в этом не было решительно ничего нового, привычная поза нашего брата интеллигента держать кукиш в кармане против власти. Чем это обернулось к 1917 году для политической стабильности страны, не стоит объяснять. С пятидесятых тот же процесс, но с иным знаком, стремительно набирал силу. Объявились диссиденты, многие из них изобретали политический велосипед. Андропов многократно повторял мне (судя по четким формулировкам, он постоянно делал это многократно в другой обстановке), что дело не в демократии, он первый стоит за нее, а в том, что позывы к демократии неизбежно вели к развалу традиционного российского государства. И не потому, что диссиденты были злодеями сами по себе, а потому, что в обстановке противостояния в мире они содействовали нашим недоброжелателям, открывая двери для вмешательства Запада во внутренние проблемы нашей страны. То была постоянная тема наших бесед, очень оживившихся в связи с выступлениями Солженицына, особенно с появлением “Августа четырнадцатого”. Истерия недоучек после публикации этой книги забавляла. Малая осведомленность автора в избранной теме изумляла. Но и марксисты-ленинцы, законодатели нашей идеологии, отупевшие от беззаботной номенклатурной жизни и безнаказанности, были совершенно непригодны, сказать что-либо вразумительное по поводу острополемического сочинения. Подивившись смехотворности складывавшейся ситуации, мы с Ф.Д.Бобковым решили подкинуть полузнайкам материал для размышлений. Любой сведущий в истории первой мировой войны имеет перед собой обширный выбор работ западных авторов, отнюдь не изображавших так безотрадно страну, для них чужую Россию, как Александр Исаевич писал о Родине. Идеально подошла много нашумевшая в шестидесятые в США и Западной Европе книга вдумчивой публицистики Барбары Такман “Августовские Пушки” о первом месяце той страшной войны. Разумеется, в громадном моем предисловии к ней не говорилось ни слова о Солженицыне. На фоне книги Такман, отражавшей новейшие достижения западной историографии, написанное им, выглядело легковесным историческим анахронизмом, крайне тенденциозным, что не могли не видеть не только специалисты, но и широкий читатель. Что не замедлили отметить у нас, сразу введя в научный оборот труд Такман. Даже в комментариях к специальной монографии прославленного стратега Б.М.Шапошникова, вышедшей под наблюдением Маршалов Советского Союза А.М.Василевского и М.В.Захарова, констатировалось: “Громадную победу в этой битве (Галицийской) объективные историки ставят выше той, которая досталась немцам в Восточной Пруссии. Автор книги “Августовские Пушки” Барбара Такман, например, пишет, что в Галицийской битве русские “нанесли поражение австро-венгерской армии, особенно ее офицерскому корпусу, от которого она никогда уже не оправилась”. (Книга “Августовские Пушки” вышла в свет в 1972 г. в издательстве “Молодая Гвардия”.) “ При подготовке ее к изданию в 1972 г. у меня впервые рассыпались иллюзии о всемогуществе КГБ, оказалось, что комитет не запрограммирован на конструктивную работу. Стремительный перевод и публикация книги оказались возможными только на моих личных отношениях. Не скажу, чтобы это открытие обрадовало меня… Андропов, прочитав увлекательную книгу Такман, радовался как дитя, разве не пускал ртом пузыри. Встреча с ним вскоре после выхода “Августовских Пушек” врезалась в память. Низкое зимнее солнце подсвечивало белые шторы на ряде окон кабинета. Председатель, посверкивая очками, в ослепительно-белоснежной рубашке, щегольских подтяжках много, со смаком говорил об идеологии. Странный свет придавал какой-то оттенок нереальности его словам. Он настаивал, что нужно остановить сползание к анархии в делах духовных, ибо за ним неизбежны раздоры в делах государственных. Причем делать это должны конкретные люди, а не путем публикации анонимных редакционных статей. Им не верят. Нужны книги, и книги должного направления, написанные достойными людьми. Поняв, куда он метит, я мысленно причислил себя к “достойным людям”, на всякий случай надул щеки и выпятил грудь. Конечно, он горячо, щедро одобрил мое предисловие к книге Такман и не одобрил, что оно подписано псевдонимом. По мере того, как Председатель увлекался, открывались такие грани “достойных людей”, которые не могли не повергнуть в крайнее изумление. Он, пожалуй, весело сообщил, что великий Тургенев после плодотворной службы в императорском политическом сыске, провел многие годы за рубежом главой российской агентуры в Западной Европе, как я понял, был жандармским генералом. Все это так поразило меня, что я не переспросил, когда именно Тургенев поступил в отдельный корпус жандармов и где хранил мундир и награды. Андропов отпустил несколько едких шуток насчет “крыши” Тургенева - Полины Виардо. Его рассказ как молния осветил эту историю, расставил все по местам. Мне всегда представлялась малоправдоподобной страсть дворянина, аристократа, мыслителя, эстета к заграничной бабе. Государственные интересы России - дело иное. Мигом пришла на память политическая направленность тургеневского творчества, бескомпромиссная и изобретательная борьба с “нигилистами”, невероятный интерес к российской эмиграции, контакты с Герценом и прочее в том же духе. Мой собеседник назвал среди заслуженных рыцарей политического сыска еще Белинского и Достоевского. Что до “неистового Виссариона”, то его сообщение убедительно осветило, почему гонимый “демократ” проживал в квартире в фешенебельном доме чуть не насупротив Зимнего. А его вендетта против замечательного писателя Бестужева-Марлинского, определенно зашедшая за границы приличия! О Федоре Достоевском помолчу, стоит ли углубляться в извивы души не совсем здорового человека. Как я понял Андропова, эта троица не покладая рук пыталась содействовать стабилизации политического положения в тогдашней России. Засим последовали уже знакомые речи насчет разрыва между властью и гражданским обществом. С чем я и был отпущен подумать на досуге. Я взял за правило не обсуждать сказанное Андроповым с Бобковым и обратно, главным образом потому, что свято верил, и думаю не ошибался, - длинные уши подслушивающих устройств наличествовали и в их кабинетах. В случае с классиками российской словесности, не уточняя источника, все же осведомился о Тургеневе. Бобков сухо ответил: “Это широко известно”. Надо думать, в сферах, недоступных литературоведам. Вот так постепенно мы пришли к тому, что нужно писать книги, назовем их по актуальным проблемам. Генерал Бобков положил в качестве основополагающей посылки: 1) не навязывать читателю своей точки зрения, дать место и слово “другой стороне”. Ему, очевидно, обрыдла наша официальная идеология; 2) писать так, чтобы книги покупались, а не навязывались читателю. Что же еще желать автору? Парадоксально, но факт: так обеспечивалась свобода творчества! А со всех сторон в высшем чиновничьем мирке Москвы приходили вести о неслыханном расцвете науки поблизости от власть предержащих. Возникали институты, в кресла директоров которых по большей части усаживались вчерашние парт-чиновники. С середины семидесятых последовал залповый выброс в науку всех этих арбатовых, абалкиных, гвишиани, громыко, шаталиных и прочих, получивших академические звания. Думаю, по большей части вырвавших их у вождей. Какую “науку” там развивали, скажем, в области экономики, - а туда в первую очередь устремилась эта рать, - мы ощутили с развитием перестройки. Взгляните на семейный обеденный стол! Но до этого тогда было далеко, академики пока не добрались до рычагов управления, а занимались делами поскромнее, но от этого не менее пагубными. Именно тогда некие ловкачи убедили нашу геронтократию, что нашли философский камень, который откроет дорогу к верхам общества на Западе. Наипростейшим образом - звание “академик” - де уравняет его носителя с творящими там политику, а последние с открытыми ртами будут внимать рассуждениям московских гостей, делать надлежащие выводы, отчего воспоследствуют неслыханные блага для нашей державы. Так, долбили “академики” геронтократам, мы сможем оказывать влияние на действия Запада. Получилось обратное. На Западе быстро рассмотрели сущность новоявленных “ученых” и превратили их в канализацию для спуска своих идей. Я получил возможность наблюдать за этим процессом вплотную, приняв в 1968 г. приглашение директора Института США и Канады Г.А. Арбатова работать в нем. Где мне было знать тогда, что Арбатов находился поблизости от Брежнева, который любовно именовал его “А6рашей”, да и выпестован был Андроповым в дебрях ЦК КПСС. Схватился я с Арбатовым года через два после прихода в Институт - группа молодых людей под моим руководством сочинила исследование об американской “советологии”. Как оказалось, “Абраша” ничего практически о ней не знал, но, просмотрев рукопись, уверенно заявил - “обидится” тогдашний идеолог Демичев. На это я резонно ответил, что Демичева отличает косоглазие, а не познания в идеологии. Итог был плачевным - рукопись отправилась в корзину. Вот в такие отношения я вошел с академической наукой, олицетворяемой Арбатовым, когда Андропов и Бобков негласно даровали мне свободу творчества. Что же сотворить в первую очередь? Я выражал сильнейшее неудовлетворение трактовкой истории России в канун судьбоносного Года - 1917. “Boт и попробуйте силы на этом поприще”. - дружески заметил генерал, который охотно делился своими пугающе-громадными познаниями в этой области, в том числе о масонах. Он, кстати, предупредил, чтобы я не “пережимал” в этом вопросе. Андропов помалкивал. После всплеска с Тургеневым он как-то не касался научных предметов. Наверное, частично был виноват я. Как-то в ответ на гордый рассказ Председателя о том, как он в остром приступе либерализма прикрыл в здании КГБ внутреннюю тюрьму (”ее учредил Сталин!”) я рассмеялся ему в лицо и крайне бестактно предложил глубже изучать наследие драгоценного Ленина и железного Феликса, портретами которых были густо обсижены присутственные помещения ведомства. Не знаю, как там беседовал в кабинете с камином на научные темы Бобков, подозреваю, происходил не диалог, а поучающий генеральский монолог - Андропов не раз вскользь говорил о “моих генералах-аристократах”, пожалуй, только Ф.Д. подпадал под определение - внушительный, крупный мужчина с ярко-синими глазами. Последствия, впрочем, обнаружились. При очередной встрече, уже во второй половине семидесятых, Юрий Владимирович поведал о своем растущем демократизме. Сменив политбюровский “членовоз”, он на “Волге” съездил на Миусскую площадь, где в ВПШ сдал выпускной экзамен, и на седьмом десятке лет обрел высшее образование. История довольно мутная, начало которой теряется в петрозаводском периоде жизни комсомольско-партийного функционера Андропова, начавшего там сражаться с наукой. Увы, дела, дела! Они растянули сражение на десятки лет. Нужно отдать ему должное, он не приказал выписать диплом как иные коллеги на высоких постах, а сдал потребные экзамены. На описанном последнем экзамене, с подъемом повествовал он, достался вопрос, связанный с международным коммунистическим и рабочим движением, и “тут я дал им, профессорам!”. Лукавые экзаменаторы знали, что спрашивать у недавнего секретаря ЦК КПСС, занимающегося именно этими проблемами. На мой взгляд, куда важнее другое - Ю.В.Андропов раньше не испытывал потребности заручиться дипломом на дипломатической, партийной работе (даже будучи секретарем ЦК КПСС!), а в КГБ дрогнул. Подозреваю, не выдержал интеллектуального превосходства Бобкова и К°. Решил засвидетельствовать по всей форме свою принадлежность к людям образованным. При всей юмористичности ситуации нужно признать - учился он серьезно. Правда, насмешники из оперативной библиотеки КГБ (невообразимо убогой!), заговорщически подмигивали, сплетничали со мной о том, что Председатель затребовал и читает философские груды, видимо, обожает Гегеля. Я не находил в этом ничего смешного, ибо и сам пытался в меру сил удовлетворять ненасытную любознательность Андропова. К чему? * * * По большому счету тайны нет, ибо написанные в то время книги - “1 августа 1914″, “ЦРУ против СССР”, “Силуэты Вашингтона”, “Маршал Жуков” - ориентированы помимо прочего на уровень понимания проблем неофитов в области исторических знаний. Не больше. Правда, иногда по просьбе Юрия Владимировича, порой по собственной инициативе вручал ему своего рода памятные записки, точнее перевод с самыми сжатыми комментариями эпизодов и сентенций из книг, делавших историю американцев. Наверное, таких записок набралось бы не больше десятка, я не оставлял у себя вторых экземпляров, ибо не хотел вводить в соблазн прекрасное ведомство без спроса порыться в бумагах. Да и не мог забыть обысков в нашей квартире, а при входе в оперативную библиотеку КГБ невольно припоминал - неказистая дверь открывалась в помещения, где при Сталине содержались люди, а при Андропове книги. В прежней внутренней тюрьме, семиэтажное здание которой теперь приспособлено под библиотеку, столовую и прочие полезные учреждения. В 1974 г. в издательстве “Молодая гвардия” 200-тысячным тиражом вышла моя книга “1 августа 1914″, исправлявшая догматическую трактовку истории нашей страны на подступах к 1917 году. Перед подписанием ее в печать рукопись одобрил тогдашний шеф пропаганды А.Н.Яковлев. Вскоре после выхода книги мой сектор в Институте США и Канады завершил подготовку и, получив утверждение Ученого Совета, передал в издательство “Наука” рукопись плановой работы “США: политическая мысль и история”, объемом 40 ал. Разделы, написанные четырьмя молодыми сотрудниками, легли в основу тогда же защищенных ими кандидатских диссертаций. Все шло нормальным порядком, и мы уже принялись за подготовку следующего труда об администрации Р.Никсона, за которым маячила работа над интереснейшим, как ожидалось, исследованием о ЦРУ. Нас мало интересовала деятельность рыцарей “плаща и кинжала”, мы хотели показать ЦРУ как инструмент Вашингтона в переделке мира по американскому образцу. Арбатов бдил. В нарушение всех правил для него воровским способом сняли ксерокс с верстки, треть которой он прочитал и на первой странице начертал: “Во введении нет Маркса, В.И.Ленина, Брежнева, документов КПСС”. По завершении трудов над версткой резюмировал: “Ссылок на Маркса, Энгельса, Ленина, документов партии нет практически. Так нельзя”. Как можно? “А включать надо материал под основные темы а) марксистскую оценку революции с ее б)позитивными и в) негативными сторонами… Но главное - идет сплошной поток (постепенно все более приедающийся) той же идеи от “Мэйфлауэра” и до Никсона. Надо найти грани и пресечь этот плавно журчащий ручеек… В общем критики враждебных нам взглядов по этому архиважному, тонкому и чувствительному вопросу нет” и т.д. Итак, без Брежнева никуда, начиная с Американской революции в 1775-1783 гг. Чудовищно! Возвратившись к этой истории спустя пятнадцать лет, я писал в “Московском строителе” (в августе 1990 г.): “К этому времени Арбатов стал академиком, приобрел навык говорить “по-брежневски” - животом, издавая густые, рыкающие звуки, а свою неосведомленность положил за уровень развития науки. Он демонстрировал блистательное незнание курса истории средней школы, но твердо помнил - в исторических сочинениях цитаты классиков неизбежны (в классиках вместо куусиненовского Хрущева тогда ходил арбатовский Брежнев). Академик энергично объяснил мне, как нужно писать книгу в текущий момент - разрядка дышала на ладан, для ее реанимации, между прочим, подобает создать буколическую картину политики США и, разумеется, воздать должное тогдашнему кумиру Генри Киссинджеру. Тут коса нашла на камень, я не менее энергично открыл академику азы нашей профессии - истории - и добавил, что арбатовская “правда” не имеет отношения к науке, как, впрочем и он сам. Началось “сражение”. За то, чтобы верстка не была рассыпана, т.е. не ликвидирован начисто наш труд” За год мы “доработали” ее в направлении, прямо противоположном указаниям Арбатова, а когда впоследствии подсчитали, оказалось 43,4 уч.-издл. Знающие издательские нравы по достоинству оценят увеличение планового объема книги почти на 80 машинописных страниц. Победили, конечно, не мы, а Андропов. Когда стало ясно, что научными доводами не пробить стену невежества, упрямства и предвзятости, я отправился к Андропову и подробно рассказал о судьбе дарованной им свободы творчества и оставил верстку с арбатовскими рекомендациями. Через какое-то время он позвонил, сказал, что мы правы, и дал совет - объяснить академику, что притесняемый авторский коллектив обратится в “директивные органы”, т.е. в ЦК КПСС. Совет более чем странный, посему я отправился теперь к Бобкову. Генерал высмеял идею и заметил, пусть сам Андропов справляется со своим Франкенштейном. Прошло еще какое-то время, и еще звонок Председателя. “Этот тетерев на току” был предупрежден мною, что если не уймется, почти кричал он в трубку, то “потеряет мою дружбу”. В 1976 г. книга, наконец, увидела свет. Юрий Владимирович еще пообещал устроить ей хорошую прессу. Обещания не выполнил, думаю, лучше представляя вес “Абраши” при Брежневе. В разгар баталии 1975 г. по поводу книги о США на подмогу Арбатову пришел другой академик, о котором с отвращением отзывались как Андропов, так и Устинов, Исаак Минц. В органе Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС “Вопросы истории КПСС” подготовили громадную разгромную рецензию на “1 августа 1914″. Ее сняли перед выходом номера на стадии сверки, т.е. схватили за считанные дни до его выхода в свет, и подарили мне. А за то, что автор занялся масонами, ему приклеили ярлык “черносотенца”. В лучших традициях доносительства трое подписавших рецензентов принялись за выяснение того, “что характеризует идейные позиции автора”. “Освещение событий” Н.Яковлевым “находится в прямом противоречии с ленинской трактовкой истории”, оно “принципиально отличается от общепринятого в советской исторической науке”. В чем? Например, “да, очень хотелось бы царизму, чтобы положение в армии, было именно таким, каким оно представляется ныне Н.Яковлеву”. Завершая пасквиль (в 1 ал.), рецензенты (ЕД.Черменский, В.М.Шевырин, В.И.Бовыкин) протрубили тревогу: “Можно только удивляться тому, что эта книга, бесцеремонно фальсифицирующая ленинские взгляды, грубо искажающая исторический процесс и извращающая роль большевистской партии в годы первой мировой войны, наконец, в литературном отношений являющаяся подражанием худшим образцам буржуазной бульварной печати, не только увидела свет, но была издана массовым тиражом в расчете на широкого, преимущественно молодого читателя. Ничего, кроме вреда, она ему принести не может”. На исходе 1976 г. Арбатов разогнал наш сектор и заставил меня уйти из Института США. Меня приютили в отделе Института социологии АН СССР. Наш русский великий ученый, гениальный математик Л.С.Понтрягин на годичном собрании АН СССР в 1980 г., указал на то, что Арбатов принадлежит к категории “проходимцев от журналистики без какого бы то ни было научного багажа… Удивительно ли, что академик Арбатов быстро уволил из своего института единственного человека, пытавшегося разобраться в масонстве - Н.Н.Яковлева”, - закончил Понтрягин, которого я лично не знал. * * * Ю.В.Андропов, по-видимому, все же чувствовал неловкость и компенсировал ее доверительными разговорами. Я слышал, что он наизусть знал “Двенадцать стульев” и “Золотой теленок”. Несколько раз пытался вступить с ним в состязание по тексту обеих книг и неизменно был побиваем как ребенок. Андропов умел цитировать к месту эти книги. Дело было после его возвращения из Кисловодска - очередного отпуска. Посвежевший, подтянутый Председатель безмятежно болтал о пустяках. Пребывание под горным солнцем прекрасно, но жизнь никогда не дарует полного счастья, вечно что-то мешает. И на этот раз помешал, как уже случалось при каждой поездке Андропова на отдых на Кавказ, докучливый секретарь Ставропольского крайкома. Стоило Андропову появиться на госдаче, как пробивался этот секретарь, сверхэнергичный, делившийся с заезжим московским вождем своими задумками. Он буквально тенью следовал за Председателем. Так я впервые услышал о М.С.Горбачеве. На мой законный вопрос, зачем портить отпуск и терпеть провинциального партчиновника, Председатель вздохнул и поведал, что этот скоро переберется в Москву. Домогается поста секретаря ЦК КПСС, на меньшее не согласен. “Так и нужно дать его?” - заметил я. “Что делать, - печально сказал Юрий Владимирович, - он как отец Федор, домогавшийся стульев на веранде под пальмами у инженера Брумса, ползает и осмотрительно бьется головой о ствол араукарии”. Я узнал “Двенадцать стульев” и в тон Председателю продолжил: “Так не продавайте ему стульев!”. “Что вы, - шутливо замахал на меня руками Юрий Владимирович, - пробовал, а ответом послужил страшный удар головой о драцену. Результат увидите”, - загадочно заключил Председатель. Когда вскоре на экране телевизора появился Горбачев, то я вспомнил шутку. Да, глубоко верил идеалист в кресле Председателя КГБ, что если некто от сохи, а тем более от комбайна косноязычен, изъясняется с чудовищными ударениями, то он имманентно придерживается социалистической ориентации. Современная версия веры российского интеллигента в “мужика-богоносца”. Как-то андроповский сын, одно время работавший со мной, с глубокой печалью рассказал, что он посетовал в разговоре с отцом: маляры ремонтировавшие квартиру, работали плохо, безбожно тянули. В чем проблема, бодро отозвался государственный деятель, нужно вызвать их на партсобрание в домоуправление и там хорошенько “пропесочить”! * * * Разразившийся в середине семидесятых в США Уотергейт высветил анатомию современной американской государственности, роль политического сыска в обеспечении политической стабильности. В Вашингтоне на Капитолийском холме прошли различные “слушания”, оставившие гору материалов. С завидной оперативностью американцы выпустили обо всем этом массу книг, не говоря уже о периодике. Лишенный с изгнанием из Института США сотрудников, я отныне работал в одиночку, но почти не отстал. Уже в 1978 г. в книжке “Под железной пятой”, наверное, первым в нашей стране, обобщив эти материалы в исследовательском плане, дал трактовку Уотергейта. Коль скоро Арбатов, Минц и К° ославили меня “черносотенцем” и пр., а власть открыто не взяла под защиту, я счел за благо напечатать ее под псевдонимом Н.Николаев. Куда важнее стотысячным тиражом донести суть дела, а не авторские претензии. По весне 1980 г. вышло первое издание “ЦРУ против СССР”, получившее очень широкую известность. Последующие события оправдали и оправдывают на каждом шагу ее пророчества, начиная от названия. Разве не были усилия ЦРУ и К° направлены на распад СССР и победу в “холодной войне”? Книга появилась поздней весной того года, а возмездие последовало уже в августе. Именно такой срок, около полугода, потребовался подручным зловещего старца Исаака Минца, чтобы изладить статью для августовского номера журнала “История СССР”. Разумеется, не о книге “ЦРУ против СССР”, а все о той же работе “1 августа 1914″. По словам писавших, под псевдонимом академика И.И. Минца, “видный историк Н.Н.Яковлев” воспроизвел в своей книге “фальсификации, рассчитанные на компрометацию российского революционного движения”, попытался “возродить старый миф черносотенцев о масонах”. На эпитеты не скупились и ужасались: “в советской исторической литературе труд Н.Н.Яковлева был подвергнут резкой критике”. Между тем “несмотря на столь суровую критику и то, что “советские историки, конечно, с презрением отвергают” его концепцию, Н.Н.Яковлев упорствует. В заключение доносчики потребовали: “советские историки обязаны определить свое отношение” к яковлевской концепции, ибо “признать ее научной - значит, как мы уже отметили, сойти с классовых позиций, отказаться от единственно правильного научного подхода - марксистско-ленинского”. Минцевский призыв нашел, пожалуй, одного исполнителя - Арбатов в августе 1980 г. вывел “сошедшего с классовых позиций” Н.Н.Яковлева из редколегии подведомственного его Институту журнала “США”. (Судя по синхронности действий, Исаак и “Абраша” заранее сговорились.) Другие охотники репрессировать отступника “от единственно правильного научного подхода” пока не обнаружились. Беспредел этих двоих был лишь узким острием клина. Я отнюдь не страдаю манией величия, но элементарное чувство самосохранения властно требовало не допустить, чтобы мою работу сузили до угодных этим господам размеров и еще объявить все выходящие из-под пера “черносотенца” уже по этой причине порочным. Не нужно вникать в существо написанного, а помнить только о взглядах автора. Я нашел выход, как парализовать усилия клеветников - издать собрание сочинений. Делом напомнить, что “ЦРУ против СССР” отнюдь не исчерпывает научные интересы автора. Уже к тому времени число опубликованных мною книг завалило за два десятка, не говоря о брошюрах и статьях, которых не считал. Книги издавались за редким исключением многократно и массовыми тиражами, нередко переводились. По самой скромной прикидке собрание сочинений заняло бы ориентировочно 10 томов по 50 ал. каждый. Разумеется, все тексты подлежали доработке с учетом новейших достижений мировой историографии. На эту работу я отвел большую часть восьмидесятых. Попутно, легкомысленно решил я, меня, наконец отпустят на несколько месяцев поработать в архивах и библиотеках на Западе, прежде всего в США. Я оставался всю жизнь “невыездным”, а подготовка такого “собрания” мне показалась убедительным поводом для научной командировки. Злобность нападок формально из академической среды подсказала мне весьма ехидный план. В советское время не было случая, чтобы живущий историк публиковал свое собрание сочинений. Появление моего наглядно показало бы, кто есть кто, известное специалистам по каталогам научных библиотек стало бы общедоступным. Разумеется, именующиеся у нас “академиками”, преимущественно высокопоставленные чиновники, захотели бы немедленно обзавестись своими “собраниями”. Надо думать, руководствуясь прежде всего меркантильными соображениями, ибо они плохо представляли реальную оплату литературного труда, ослепленные сказочными гонорарами за подписанные ими считанные “книги”, как правило, написанные левой ногой референтами. Но проблема оказалось бы неразрешимой: во-первых, издавать практически нечего, во-вторых, даже если снести в издательства кой-какую макулатуру (их “ученые труды”), последовал бы безжалостный вопрос «редакторов - как продать заведомо убыточную мазню. Например, книга небезывестного зав. отделом науки ЦК КПСС Трапезникова о “решении” аграрного вопроса в СССР, выпущенная в издательстве “Мысль” так и осталась лежать невостребованной на книжных складах. Естественно, наученные горьким опытом, директора издательств не взяли бы на вверенное им заведение такое бремя. Замечательную идею вместе с коварнейшим планом изложил обоим вождям - Андропову и Устинову. Упирал, помимо прочего, на многомиллионную прибыль для государства. Но оба мигом поскучнели, а милейший Юрий Владимирович, услышав о научной командировке за рубеж, даже слегка изменился в лице. Идея не прошла, а генерал Бобков, когда я в сердцах нажаловался на руководителей, отделался округлыми фразами. Я покусился на то, что, видимо, приличествовало лишь номенклатуре. Дерзость, в их глазах равнозначная, если бы я стал претендовать на “кремлевский” обед или прикрепление к поликлинике IV Управления Минздрава СССР. Пелена спала с глаз. После примерно дюжины лет общения интеллигентнейший Ю.В. и рубаха парень Устинов, знавший меня около сорока лет, открылись как заурядные охранители порядков, надоевших всем и каждому. Они горой встали на защиту номенклатуры! Они дрогнули при мысли о том, что реальный труд покусился на признание, а “академики” будут посрамлены. Было противно и унизительно оказаться дураком, не разглядевшим сплоченность партийных бонз. Смерду указали место. Для себя постановил: отныне не иметь с ними никаких дел. Звучит, конечно, комично. Удержаться полностью на этой позиции не удалось, тем не менее, я больше их никогда не видел. Думаю, желание было обоюдным. Уже несколько лет не было в живых незабвенной Таисии Алексеевны, и с ней ушла жизнь из устиновского дома. Хозяин надел военный мундир. Видимо, понимал, что занялся не своим делом (как-то, похлопав себя по погону, заметил “Тая никогда не разрешила бы этого”). Я охотно согласился, Ее нелюбовь к “военным”, под которыми она имела в виду бравых служак КГБ, дошла до того, что, умирая отказалась снять ЭКГ, заподозрив, что прибором ведает КГБ. * * * Хватало с лихвой своих забот. Я закончил большую и очень интересную книгу “Силуэты Вашингтона”, которая вышла в 1983 г., и по уши погрузился в работу над биографией маршала Г.К.Жукова. Это был странный заказ - ее попросило написать почему-то издательство “Детская литература”. Завершил и эту книгу, пошли тягостные хлопоты с рецензированием, и как-то незаметно подступила осень 1982 г. До меня доходили слухи, что после поездки в Афганистан в 1980 г. Андропов тяжело заболел. О болезни строились самые различные предположения, генерал Бобков как-то проронил, что Юрий Владимирович плох. По понятным причинам я не расспрашивал и также по понятным причинам по-человечески сочувствовал беде, обрушившейся на него. Неожиданно поступило предложение, как я понял от Ю.В., подготовить новое издание “ЦРУ против СССР”. События, истекшие за три года после выхода первого, подтвердили тогдашний анализ, а предложение сказать в новом издании о А.Д.Сахарове утвердило меня в мысли, что речь идет о личной просьбе Ю.В. Особенно когда напомнили об аналогии с “психологическими портретами”, которые готовили УСС и его преемник ЦРУ. Оправдалась мудрая пословица - незнайка лежит, а знайка по дорожке бежит. В золотые годы занятий просвещением Председателя КГБ я как-то рассказал ему о “психологическом портрете” Гитлера, составленном УСС в годы второй мировой войны. Написанный братом маститого историка Уильяма Лангера психоаналитиком проф. Уолтером Лангером этот документ был издан в 1972 г. в США под заголовком “Внутренний мир Адольфа Гитлера” (всего 309 страниц с предисловием и послесловием). Значительную роль в жизни Гитлера играл мазохистский комплекс, подробно проанализированный в докладе. Ю.В. заинтересовался, я перевел и передал ему несколько страниц. Андропов в свою очередь поведал об известных КГБ странных привычках А. Д.Сахарова и отнес влияние Е.Г.Бонэр на него помимо прочего за счет того, что она потакала слабостям академика. Хотя в первом издании “ЦРУ против СССР” я описал методологию составления “психологического портрета” Уолтером Лангером, я не стал касаться, с точки зрения критериев американских психоаналитиков, личности А.Д.Сахарова. Ф.Д.Бобков одобрил, подчеркнув, что мы не специалисты и незачем вступать в этот призрачный мир. Теперь именно этой темы попросил коснуться больной Андропов. Пришлось пойти навстречу, но обозначив ее пунктирно. Вопросу этому я тогда не придал большого значения, ибо при подготовке нового издания пришлось поднимать массу куда более значимых проблем, включая религию. В начале 1983 г. вышло переработанное издание. Ю.В.Андропов, теперь глава государства и Генеральный секретарь ЦК КПСС, рекомендовал напечатать книгу во всех союзных республиках, на национальном и русском языках в каждой. Проявили рвение издательства и в некоторых автономных республиках, краях, областях в РСФСР. Партийное издательство “Правда” с обостренным нюхом на прибыль сделало на книге неплохой бизнес - выпустило ее двумя тиражами всего 1,250 тыс., заплатило автору 6 тыс.рублей, получив прибыль свыше миллиона. Страсть к наживе и желание выслужиться отбили у партиздателей здравый смысл. Они настаивали на увеличении книги по крайней мере вдвое за считанные недели, видимо, привыкнув иметь дело с аппаратчиками, которым ничего не стоило приказать своим литературным подельщикам расширить очередную халтуру. Но я-то работал в одиночку и в жизни никто не написал за меня и для меня хоть строчку. Чтобы отделаться от алчущих прибыли и поощрения, добавил к основному тексту сокращенный и срочно доработанный вариант “Под железной пятой”. Только для этого издания. Наверное книга выдержала много более пятидесяти изданий в СССР. Что до самой книги, то она и извлечения из нее разошлись тиражом свыше 20 миллионов. Ее перевели во всех странах тогдашнего социалистического лагеря, а усилиями московского “Прогресса” на основные европейские языки. Автора не озолотили. Ю.В.Андропова, по натуре аскета, эта сторона дела не интересовала, а о генерале армии Ф.Д.Бобкове и говорить не приходилось. Он строил коммунизм, думаю, и в собственной семье. Так что вознаграждение далеко не соответствовало быстро возраставшим физическим и моральным издержкам. В конце мая 1983 г. я внезапно почувствовал себя скверно, врач “скорой” поговорил насчет сердечного приступа, а был, как потом выяснилось, инфаркт. В середине июня меня пригласил генерал Бобков. Теперь он занимал обширный кабинет, выходивший окнами на площадь Дзержинского. Стиль генерала чувствовался уже на подходе к кабинету, внутренние посты сняты. Я не видел его довольно долго и был поражен измученным, изработавшимся видом. В потертом костюме, из которого определенно “вырос”, Бобков с кислым видом хмуро поздоровался. Нехотя, через силу он попросил съездить в Горький и поговорить с Сахаровым. Зачем? О чем? Филипп Денисович вяло сказал: “О чем хотите”. Было видно, что идея ему не нравится. Молнией пронеслась мысль - насколько же серьезно болен Андропов, что Бобков не может отказать в просьбе умирающего. Много спустя генерал признался, что с 1980 г. Андропов в сущности медленно угасал. Ну, как тут отказать. Наскоро решили - Сахаров незадолго перед этим высказал разумные идеи о “ядерной зиме”, быть может, удастся склонить его дать об этом интервью. Вечером в тот же день выехал в Горький. Чувствовал себя отвратительно, не прошло и двух недель после инфаркта. В Горьком разыскал место, где томился узник - отличный дом, в прекрасном районе, как две капли воды похожем на “царскую деревню”, пригород Кунцева в Москве, застроенный домами работников ЦК И МГК. В подъезде предъявил паспорт скучающему за маленьким столиком у двери милиционеру, позвонил и вот - в квартире ссыльного. Представился. Андрей Дмитриевич осведомился: “Это тот самый Яковлев, который написал “ЦРУ против СССР?” - “Разумеется”, - ответил я. Он сбегал в другую комнату, принес захватанный экземпляр книги и последовала примерно часовая тусклая беседа через обеденный стол. Я все пытался навести разговор на “ядерную зиму”, Андрей Дмитриевич ругал автора. Он, конечно, видел во мне представителя властей, обоснованно или нет (в зависимости от точки зрения) оторвавших его от вошедшего в привычку приятного занятия жаловаться иноземцам на свою страну. Я, конечно, не ожидал братских объятий, но что оказалось полной неожиданностью - звучал голос типичного представителя избалованной академической номенклатуры. “Демократизмом” не пахло, а повадки дикого барина, норовящего заехать “в рыло”, были налицо. Когда разговор потерял смысл, я встал и откланялся. Тут академик размахнулся и попытался правой рукой ударить меня. Руку я перехватил, слабую, дрожащую. Он извернулся и мазнул меня по щеке пальцем другой, этого я предотвратить не мог, ибо держал папку. Академик заячьим прыжком отскочил в угол комнаты. Первой мыслью было наградить за пальцеприкладство доброй затрещиной, но это означало бы упасть до его уровня. Подавляя смех, я заметил подрагивавшему в углу смельчаку: “Вот об этом и писал, в вашем кругу дела решаются дракой! А еще интеллигент!” С чем и ушел. В Москве ограничился телефонным звонком генералу. Он не мог не знать о подробностях беседы. Перед отъездом в Горький я съязвил: “Куда прикажете говорить на квартире академика, в унитаз? - “Не надо, - ответил генерал, - слышно везде”. Вот и вся история “пощечины”, о которой с гордостью изобильно повествовал академик. Между прочим, во исполнение своего обещания. Когда в заключение той беседы я попросил “все же оставить дело между нами”, борец за демократию живо вскочил и, выпрямившись в свой немалый рост, возгласил: “Нет, будет знать весь мир!” Претензии планетарные. Не мои. * * * В конце того 1983 г. меня свалил второй, тяжелый инфаркт. Уже в реанимации меня опознали и врачи дружно не обращали внимания на больного, правда, один из них участливо расспрашивал, почему я не выслужил больше общей палаты в рядовой больнице. Нависая над койкой, от волнения накапливая слюну в углах рта, он шепотом поругивал опутанного электродами инфарктника, поднявшего перо на достойнейшую Елену Георгиевну Боннэр. Через недели две я ушел долечиваться, сэкономив государству месяца три койкоместа и избавив темпераментного молодого человека от хлопот по моему перевоспитанию. В это время скончался Ю.В. Андропов, ожидавшийся от него рассвет, оказался ложным. Как многие другие я скорбел об утрате страной честного человека. По понятным причинам я не мог отдать последний долг - пройти в толпах у гроба, но оставалось довершить в свое время, обещанное ему: книжку о Г.К.Жукове и работу о религии в США. То, что на меня выпал жребий первого биографа маршала Жукова, теперь сообразил я, было стариковской хитростью дружков “Димы” и “Юры”, проявивших великое лукавство во всем, даже в определении места ее написания и издания - Детгиз. Чтили нашего легендарного полководца, сокрушались по поводу того, что его жизнь и подвиги замалчиваются, но, увы, не были наделены гражданским мужеством. Меньше всего им хотелось схватиться со стальными когортами жуковских ненавистников, кишевших в партаппарате, прежде всего в Главпуре (Видимо, «игру Юры и Димы», автор до конца не понял. В отличие от него, они то знали, кто виновен в трагическом начале Великой Отечественной. На тот момент рассекречивания документов ещё не было. - Прим. ред.). Когда по тогдашней практике рукопись была послана на рецензирование в Главпур и там зарублена по той причине, что она противоречила “партийным” (читай клеветническим) оценкам, а автор ввиду его политической неблагонадежности не имел “морального права” писать о нашем национальном герое (см. мою статью в “Молодой гвардии” 1991 г., №6), вожди дунули в кусты, поручив заботы о книге Маршалу Советского Союза С.Ф.Ахромееву. Наше сотрудничество с Сергеем Федоровичем началось при жизни хитроумных дружков, а завершилось с выходом книги уже после их смерти. Пропуском по крайней мере в прихожую внутреннего мира Сергея Федоровича оказалось “1 августа 1914″. Он дотошно выспрашивал и безмерно удивлялся, как удалось издать ее, было совершенно невозможно назвать крестных отцов книги, а тем более ведомство. И поэтому пришлось отделаться простой версией - “пробил” и все! Эта невинная ложь придала мне ненужный лоск героизма в глазах маршала. Во всяком случае, С.Ф.Ахромеев заверил, что “1 августа 1914″ - “давно настольная книга каждого мыслящего офицера Генштаба”. Беспредельно уважающий Жукова С.Ф.Ахромеев взял на себя труд курировать работу над книгой от предоставления возможности использовать архивы до окончательного редактирования рукописи. Он отчаянно бился с Главпуром, но так и не смог прошибить стену партчиновников в мундирах и получить визу на выход ее в свет. “Не удалось с фронта, совершим фланговый маневр! - сообщил он мне. - Визу даст главная военная цензура, подчиненная Начальнику Генерального штаба”. Благославляя рукопись к печати, Сергей Федорович написал: “Уважаемый Николай Николаевич! Прочел и в какой-то мере (как я считал целесообразным) подредактировал первые 85 страниц Вашей книги и некоторые другие места. Прошу это посмотреть, что посчитаете возможным, прошу учесть… В целом я за то, чтобы книга была издана. С наилучшими пожеланиями и уважением. Маршал Советского Союза Ахромеев. 31.3.84.”. Я сохранил этот отзыв, написанный от руки своеобразным почерком маршала. В военном деле от руки составляют самые доверительные документы. Сохранил и другой документ - на бланке Генерального штаба. Главный военный цензор Генштаба генерал-лейтенант Козлов 31 октября 1984 г. ориентировал издательство: “Данный материал (только в более полном объеме) дважды рассматривался в Главном политическом управлении СА и ВМФ. Автору были высказаны серьезные замечания. Однако в представленной рукописи ряд замечании и пожелании им не были учтены”. И далее: “До подписания материала к печати обратить внимание тов. Яковлева Н.Н. на необходимость полного учета рекомендаций Главного политического управления СА и ВМФ и Начальника Генерального штаба ВС СССР Маршала Советского Союза Ахромеева С.Ф.”. Учесть замечания Главпура означало написать другую, чернящую Г.К.Жукова книгу. Что касается рекомендаций маршала, то за полгода до письма Козлова он, как мы видели, высказал их. Человек возвышенного образа мыслей, весь олицетворение порядочности, чести и достоинства профессионального военного (каким я узнал его за три года тяжбы с Главпуром, потребовавшихся для выхода книги), и без того бледный, буквально стал прозрачным, когда я молча положил перед ним этот беспримерный документ. Только опираясь “на чуждый армии элемент - Главпур”, мог генерал Козлов написать это - лаконично оценил неповиновение подчиненного маршал. А затем, в который раз, поговорили о деле - герое русского народа Г.К. Жукове. Только в 1985 г. книга вышла. Ее крестный отец - Сергей Федорович Ахромеев. Тем временем написанное мною без снятых Ю.В.Андроповым цензурных ограничений навлекло - нарастающую волну недоброжелательства. За океаном советолог второго положения Дж.Данлоп в книге “Новый русский национализм” (1985) отчеканил - в СССР “писатели - начиная с неофашистов, таких как Валентин Пикуль, автор пресловутого советского халтурного романа “У последней черты”, и Николай Яковлев, автор книги “1 августа 1914″, …все сосредоточили внимание на царствовании Николая II” ибо они еще “национал-большевики”, к “недавним произведениям национал-большевистского толка можно отнести книгу Николая Яковлева “1 августа 1914″, выпущенную издательством “Молодая гвардия” в 1974 году тиражом в 100 тысяч экземпляров, и роман Валентина Пикуля “У последней черты”… Реализация национал-большевистских идей, вероятно, привела бы к тому, что Ален Безансон называет “панроссийской полицейской и военной империей” “. Надо думать, Ю.В.Андропов пришел бы в ужас от такой интерпретации полюбившейся ему книги. Но Юрия Владимировича уже не было в живых, зато процветал Арбатов, который поторопился использовать Данлопа, благо был сделан служебный перевод (думаю, напрасно) американского графомана. В конце 1986 г. Арбатов выгнал из Института несколько сотрудников, в прошлом военных. Один из них, Ю.В. Катасонов, пожаловался, жалобы его, в которых на многих страницах рассказывалось о неприглядных деяниях академика, пришли, естественно, к нему на разбор. Разумеется, провели партсобрание, на котором Арбатов обнародовал открытие - катасоновские обращения писал-де я. Хотя автор отрицал это, академик сообщил преданно внимавшим ему коммунистам (цитирую по протоколу партсобрания): “У Данлопа есть книга, где среди антисоветских элементов он называет тех, на кого американцы делают особую ставку. Яковлев вместе с Пикулем отнесены к группе неофашистов. По-моему, это довольно близко к истине… Все это мы должны серьезно и основательно обдумать. Американская разведка явно активизировалась, ситуацию нужно оценивать очень серьезно” и т.д. Оцепенело от ужаса партсобрание. Арбатов направил в МВД СССР на лексическую и синтаксическую экспертизу обращение Катасонова “наверх”. В начале 1987 г. министр внутренних дел СССР А.В.Власов разочаровал академика: проведенная специалистами НИИ МВД СССР экспертиза не подтвердила его смелых предположений насчет Яковлева. Ничего! С кровожадным рыком коммунисты Института США и Канады единогласно выгнали Ю.В.Катасонова из партии. Было это в мае 1987 г., а ныне многие из них (хотя бы академик В.В.Журкин, парламентарий, а ныне дипломат В.П.Лукин) в первых рядах демократов и перестройщиков. Хорошо обучились в школе, какой являлись партсобрания коммунистов. Тут в рубрике “Мы родом из Октября” в “Советской культуре” (21 марта 1987 года) попробовал голос на союзной арене Юрий Афанасьев. Вознося до небес Великий Октябрь, партию, коммунизм и пр. историк известный отсутствием трудов звал не допустить “подмены классового” подхода обнаруженной им пагубной “идеологией”. Тогда коммунист до кончика ногтей Афанасьев негодующе указал на Н.Яковлева, книга которого венчает усилия ряда лиц, которые “взяли на себя вовсе не оригинальную задачу популяризации “общенациональной” миссии русских царей и вельмож, выдавая их за выразителей интересов всех классов”. В этой книге “1 августа 1914″ Яковлев де занялся этим в отношении Николая II. Афанасьев прорезался очень своевременно, сообщив, кто мешает Арбатову взойти на политические высоты. По весне 1989 г. он пробивался в народные депутаты СССР. Его провалили на выборах от СКЗМ, в “Открытом письме” избирателям, написанном тогда безработными интеллигентами, пострадавшими от арбатовых, помимо прочего говорилось: “Арбатов такой же академик, как вознесший его Брежнев - маршал, а Чурбанов армейский генерал-полковник”. Когда в мае 1989 г. в здании МГУ на Ленинских горах проходили довыборы от общественной организации АН СССР, академик подался туда со своей кандидатурой. О дальнейшем я написал уже в упоминавшейся статье в “Московском строителе” в августе 1990 г.: “Академика у здания встретили ехидные плакаты с призывами голосовать против него по описанным причинам. Такое отличие было оказано только ему одному из 24 кандидатов. Милиция не вмешивалась. Чернее тучи прошел Арбатов в зал заседания. При обсуждении “Открытое письмо” организаторы выборов не огласили. Тем не менее, последовали острые вопросы. Тут академик развернулся во всю. С высокой трибуны он изрек, что все это дело рук Н.Н.Яковлева, платного агента КГБ. Сделал внушительную паузу и доложил высокому собранию - Яковлева в свое время он изгнал за книгу “1 августа 1914″. Мораль ясна - о России хорошо не отзываться! Наверное, кое-кто в аудитории развесил уши, ибо Арбатов, хотя вторым от конца, прошел среди 12 выбранных на вакантные места. Шестым в списке проследовал А.Д.Сахаров. Когда до меня дошло, что академик перевел меня из агента западных спецслужб в платного сотрудника КГБ, я сообразил, куда он переориентировался. Среди примерно двух дюжин моих книг “ЦРУ против СССР” (от сказанного там я отнюдь не отмежевываюсь). Новые времена, новые песни. В 1986 году уместно было изобличать ЦРУ и Ко, к 1989 году они приобрели некую респектабельность в глазах иных журналистов, пошли выпады против армии и КГБ. К тому же мне выдали бумажку от Верховного Суда СССР о полной реабилитации по делу 1952 года. Надо думать, академик, пристально следивший за “злодеем”, учел и это. * * * Что же, за все приходится платить. И за свободу творчества. Никак не успокоятся те, кто на словах выступает за политический плюрализм. Жаждут насадить конформизм. Минц и К° не убавили рвения, продолжая упорно твердить все восьмидесятые годы - масонства в России практически не было, а посему Н.Н.Яковлев должен быть отлучен от исторической науки. Вслед за М.К.Касвиновым объявился О.Ф.Соловьев, переосмысливший своеобразный стиль и подход матерого воителя сталинских времен Исаака Минца на современный квазиакадемический жаргон (ослиные уши минцевских домыслов все же торчат из их ученых сентенций). Они не преуспели. Увы, подоспело подкрепление со стороны журнала “Вопросы истории”, с тех пор, когда в последнее время его возглавил Ахмет Искандеров. Уже в 1988 году он гостеприимно приютил на страницах журнала оруженосца Минца - О.Ф.Соловьева, обрушившегося в № 10 с очередной филиппикой против “1 августа 1914″. А 1990-й год журнал открыл статьей польского профессора Л.Хасса “Еще раз о масонстве в России начала XX века” Хасс с легко различимым оттенком превосходства над не только советскими, но и русскими исследователями вообще объявил: Масонство является свободным союзом отдельных лиц, в какой-то степени даже индивидуалистов”. Желающих проникнуться этой истиной он отослал в никуда: “обо все это можно прочитать в богатейшей научной литературе о масонстве”. По совокупности ученый поляк всыпал по первое число В.И.Старцеву, В.Я.Бегуну, почтенной даме Н.Н.Берберовой и даже не оценил услуги минцевского подголоска О.Ф.Соловьева, обругав и его. Мне, слава богу, все же повезло, Хасс разве что обозвал “1 августа 1914″ псевдонаучно-исторической брошюрой”. Вообще всем, занимавшимся в нашей стране и мире этой темой, европеец Хасс предписал: “Всякое концентрирование внимания на роли масонства в событиях марта-октября 1917 г. ведет в тупик”. Позиция, знакомая у русофобов. Удивляет не это, а то, что Ахмет Искандеров счел возможным открыть номер журнала описанными откровениями польского версификатора. В 1990 году в руководимом Ахметом Искандеровым журнале “Вопросы истории” возрожден жанр статьи-доноса тридцатых годов, который устарел уже в 1980 году, в упоминавшейся статье Исаака Минца в журнале “История СССР” № 4 “‘Метаморфозы масонской легенды”. Увы, в 1990 году Политиздат порадовал читателей порядочной (по размеру!) книжкой верного соратника Минца Арона Яковлевича Авриха “Масоны и революция”. Коль скоро Аврих скончался в ходе работы и не осуществилась его мечта, известная автору предисловия П.В.Волобуеву “подержать” бы эту книжку, а “там и умирать можно”, нравственно трудно вступать в полемику с этим сочинением. Стоит разве воспроизвести последнюю фразу: “Вывод о масонах как ничтожной величине в предфевральских, февральских и постфевральских событиях 1917 г. останется неизменным. Чего не было, того не было”. Для чего и сочинена книжка на 352 страницах, в которой сотни, раз на 60 страницах упоминается нередко с нелестными эпитетами Н.Н.Яковлев, куда больше, чем Романовы (императорская семья). Всех затмил (с”1 августа” 1914″) Яковлев, разве А.Ф.Керенский и П.Н.Милюков кое-как удержались на его уровне в авторском внимании. А о В.И.Ленине и говорить не приходится - всего 3 упоминания. Оно понятно: книга Авриха - пространный комментарий к упомянутой статье Исаака Израйлевича, которую Арон Яковлевич именует “весьма содержательной и убедительной”, ибо “Н.Яковлев изложил в своей книге черносотенную версию Февральской революции”. Вот так, и никак не меньше! Но к чему такие хлопоты, перебор эпитетов и явное неуважение к интеллекту читателя? Этого мало. Ренегаты-коммунисты отдают предпочтение физическому воздействию. В период, когда журнал “Новое время” возглавил партаппаратчик В.И.Игнатенко, попробовал и он применить свои дарования, ярко проявившиеся в организации написания мемуаров Брежнева. В феврале 1990 г. в журнале “Новое время” (№ 7, с 3) появилось письмо некоего читателя. Именно в том журнале, в котором весной 1985 г. впервые были опубликованы главы из моего “Жукова”. В письме утверждалось” Историк Н.Н. Яковлев - автор издававшейся бесконечное количество раз книги “ЦРУ против СССР”, действительно известен тем, что получил пощечину от академика Сахарова. “Столь высокая оценка журналистской деятельности не может принадлежать одному герою, ее надо разделить на многих”, - справедливо отметил один из публицистов. Пошляков с пером в руках у нас предостаточно, но академик Сахаров явно отдал предпочтение “самому достойному”. Маршал Жуков - великий полководец и наш национальный герой (Был, да сплыл - Прим. ред.). Для нас, фронтовиков, это имя священно. Я не призываю к “охоте на ведьм”, к запретам на профессии, но все же об этом человеке может писать только тот, у кого чистые руки. Маршал Жуков умер шестнадцать лет назад и лишен возможности защитить себя так, как это сделал академик Сахаров”. Что там журнал, издающийся в Советском Союзе. А.Нуйкин в Мекке вчерашнего работника “Комсомолки”, в студии радио “Свобода” из Мюнхена 24 июня 1990 г. провещал: “Я просмотрел недавно отдельные разделы книги, о которой у нас идет речь “ЦРУ против СССР”… Я, человек достаточно мирный, как и Сахаров, не удержусь от того, чтобы использовать эфир и сказать Яковлеву, что он подлец. И если он вызовет меня после этого на дуэль, то самое лучшее при этом, когда бы он стал это делать, поручить своему лакею спустить его с лестницы. Лакея у меня нет, и, видимо, я вынужден в таком случае, если он явится ко мне с визитом, поступить так же, как Сахаров - дать пощечину. Думаю, оснований для этого у каждого порядочного человека достаточно”…
|
В избранное | ||