Крышка ящика для письменных принадлежностей (1) сделана таким образом, что в полностью открытом виде образует с самим ящиком наклонную плоскость, состоящую из двух частей и покрытую сукном. Ею можно пользоваться как письменным столом. Ее длина в два раза превышает длину самого ящика, которая составляет около 54 сантиметров.

На внешней стороне крышки имеется латунная пластинка в форме эллипсообразного солнца, на ней немецким готическим шрифтом вырезана дата - 1852 - и инициалы Т. А. Р. На выцветшем сукне внутренней поверхности крышки остались пятна от пролитого рома и чернил красного цвета, а также надпись. Это фраза на итальянском языке, которая переводится так:

"Всякий раз, когда Европа заболевает, она просит прописать лекарство Балканам".

Если поднять крышку, предназначенную для письма, под ней обнаружится пространство, слабо пахнущее корицей. Мастер, сделавший ящик для письменных принадлежностей, несомненно, считал, что под крышкой должны размещаться карты и инструменты для определения положения судна. Однако сейчас здесь нет ничего, кроме следов нюхательного табака и пачки из сорока восьми почтовых открыток, перевязанных синей ленточкой. Все они адресованы одному лицу, какой-то мадемуазель Henriette Dauville из Perouge, Франция, но ни одна из открыток не была отправлена. На них нет почтовых штемпелей, и все они, кроме одной, изображают арку Defence в Париже.

Исключение составляет последняя открытка, на ней не Париж, а венецианские кони. Текст на открытках написан по-французски, одним и тем же красивым женским почерком, с наклоном, противоположным направлению письма, и крестиком вместо буквы "и". На дне этого большого отделения ящика лежит зубочистка из утиного пера и вывернутая наизнанку кружевная перчатка, сделанная в Которе. Она надушена ароматическим маслом "Кипрская роза".

Если сложить открытки в том порядке, в котором они были написаны, станет ясно, что одной или двух не хватает, однако это не мешает получить представление о том, что хотела сообщить своей подруге в Perouge неизвестная парижанка. Все написанное в неотправленных открытках, хранившихся в ящике для письменных принадлежностей, следует ниже.

В это утро я снова лгала во сне, а ложь имеет запах. Она пахла capture "Contour de 1'oeil Christian Dior". Этот запах и разбудил меня. Поднявшись с кровати, я выпила две китайские чашки воды, надела перстень, выкованный в третьем веке новой эры для левой руки какой-то женщины, и застегнула на лодыжке цепочку часов "Tissot". Тут кто-то позвонил. "Hermes", parfum spray "Caleche", - определила я, принюхиваясь к входной двери. Это была моя сестра Ева. - Мне кажется, тебе следует сменить image,- сказала я ей. Мы направились в центр города. В первом же бутике я купила ей "Amarige de Givenchy" в металлическом флаконе, похожем на консервную банку, и одноразовое вечернее платье из золотистой бумаги, сшитое по модели одного из известнейших парфюмеров. Ева была в восторге, а я, понюхав продавщицу, которая упаковывала наши покупки, шепнула сестре: - У этой третий день! После этого мы проследовали в роскошный меховой салон, скрывавшийся в зелени авеню Montaigne. Едва мы вошли, нас окутал аромат искусственных фиалок, распространявшийся из подключенных к сети пульверизаторов. Через центр зала тек демонстрационный подиум, навстречу нам шел молодой человек с волосами, стянутыми в хвостик на затылке. Я, как и обычно, подбрасывала рукой лимон, время от времени нюхая его. С паузами в такт тем мгновениям, когда лимон находился в воздухе, я прошептала сестре: - Этот наяву здоров, а во сне болен. Словно услышав, он пробормотал под нос: - Болезнь всегда старше здоровья! - и лишь после этого обратился к нам: - Bonjour mesdames. Чем могу вам служить? - Неизреченный мой, дай мне крылья! - потребовала я. - Простите? - Сегодня ночью мне приснилось, что мы с тобой сидим внутри большого камина и ужинаем под треск горящих поленьев... Ты помнишь? - Мадам чрезвычайно любезна, но прошу извинить, даже при огромнейшем желании я никак... - Забудь об этом... Как твое имя, мой ангел? - Снглф. Мы с Евой расхохотались: - Да он глотает все гласные. - Ты, Снглф, вероятно, голоден?... Неужели ты не догадываешься, чем служить двум дамам в меховом салоне поздним утром, когда все мужчины умчались на работу. - Мадам хотела бы шубу? - Да. Причем самую дорогую из всех, что есть... - Прошу вас, садитесь, мы вам покажем потрясающие модели. Появились две слегка заспанные девушки. Зазвучала музыка, а от них, сквозь запахи звериного меха, пахнуло свежим бельем и утренним женским потом. Сквозь запах пота до нас доносился аромат "Rochas", Globe deodorant spray. Прогуливаясь по подиуму, они демонстрировали шубы разных моделей. Тем временем Снглф прислушивался к нашей болтовне. - Ты действительно хочешь купить шубу? - спросила Ева. - Конечно. - Зачем тебе еще одна шуба? - Я еду с любовником в Киев. У нас медовый месяц. Сейчас модно проводить медовый месяц в Киеве. - Ты шутишь? - Нисколько. Женщины никогда не шутят. Не до смеха, если после каждой шутки на свет появляется ребенок. - Ну, некоторые только того и ждут. Но к сожалению, несмотря на то что каждому суждено умереть, далеко не каждому суждено родиться. Самые лучшие так и остаются нерожденными. - Ты так говоришь из-за того, что у тебя нет детей. А я хочу совсем другого. Я хочу изменить свою жизнь. В корне. - Интересно узнать, как ты себе это представляешь. - Вот сейчас и узнаешь. Слушай повнимательнее, что я скажу этому хвостатому. Нет ли у тебя здесь такой шубы, которая стоит дороже всего вашего салона? А заодно и всех вас, вместе взятых? Есть тут такие шубы, за которые расплачиваются золотой карточкой? - А как же, разумеется, мадам, одну минуту, мадам. По знаку продавца перед нами появилась одна из девушек, укутанная в чарующие меха до самого пола. "Вот оно!" - промелькнуло у меня в голове, и я почувствовала, что девушка под мехом была голой и разгоряченной, как породистая кобылица. Не сводя с шубы глаз, я молниеносным движением сорвала ее с манекенщицы, которая осталась стоять на подиуме совершенно нагая и от потрясения готовая сделать лужу. Я впрыгнула в шубу и с победным видом прошлась перед Евой. - Что скажешь, хороша? - прорычала я сквозь ноздри. - Возьму ее, а? Что скажешь? - Здесь возникает небольшая проблема, - ответила Ева. - Дорогая сестричка, небольшие проблемы возникают для того, чтобы их обходить... Что это за небольшая проблема родилась в твоей головке? - Это Адам, твой муж. - Он, конечно, родился не в твоей головке, но ты права. Это действительно небольшая проблема... А почему, собственно, ты так беспокоишься из-за моего мужа? Если хочешь, я оставлю его тебе в наследство, правда тебе придется ждать его по крайней мере сто двадцать лет. Он не скор лизать, но спор спускать. - Если шубу тебе не сможет купить Адам, твой муж, - а что он не сможет, я гарантирую, - и если такую дорогую вещь купит тебе твой любовник, ты не сможешь ее надеть перед мужем, да ты просто не сможешь забрать ее домой. - Ты думаешь? Дорогая моя, именно потому, что ты так думаешь, у тебя нет ни мужа, ни любовника. Ты снова приобрела неприятную привычку умничать. А это вредно. Лучше навостри уши и слушай... Сколько стоит эта шуба? - обратилась я к продавцу. - Пятьдесят тысяч, мадам. - Отлично. Я беру ее, но слушай внимательно, что я сейчас скажу... Снглф... Я правильно запомнила - Снглф? - Да, мадам. - Итак, Снглф, мы с тобой заключим сделку, причем эта сделка должна остаться между нами, это и в твоих и в моих интересах. - Если мадам считает, что цена слишком высока... - Мадам не была бы мадам, если бы считала, что цена слишком высока. Если я и торгуюсь, то торгуюсь о другом и с другим... А теперь посмотрим. К изумлению Снглфа, я обошла вокруг него и приподняла хвостик у него на затылке. - Неплохо, Снглф, неплохо. Но бантик здесь не годится. Лучше возьми цепочку, будет красивее лежать... И тебе не совсем подходит "Armani" After shave. Попробуй что-нибудь более пряное. Может быть, какой-нибудь аромат из престижной коллекции для мужчин "Lancome". А теперь перейдем к делу, мой ангел. Я снова приду сюда через полчаса с одним своим другом. Ты скажешь ему, что шуба стоит шестьдесят тысяч, и он мне ее купит за эту цену. Не за пятьдесят, как она действительно стоит, а за шестьдесят тысяч... Ты меня слушаешь? За шестьдесят тысяч. - Конечно, слушаю, мадам. Но я вас не понимаю. Мне понятно насчет цепочки и то, что вы сказали о запахах, но насчет цены я не понял. - Поймешь позже. Пока это все. Не задавай лишних вопросов. И еще кое-что. Когда я приду снова, не выпускай этих ваших... как тут они у вас называются... голозадых. Здесь и без них найдется кому пройтись голой. - Я прекрасно понял вас, мадам! Желаю вам приятного дня.   Вскоре после этого, сидя в автомобиле марки "Layland-Buffalo" перед домом своего любовника, майора Бейли, я задумчиво смотрела на туман, который тянулся из-под моста в искусственной громаде парка Buttes Chaumont... Я вдруг почувствовала запах этого тумана, горький, слегка отдающий дымом, увидела, как сквозь туман проглядывают белые кипарисы, как под ними, на берегу, возле воды, какие-то люди собирают росу и продырявленные камни, увидела и других людей, которые в собственных тенях жгли костры и сжигали на них свои тени, а рядом с ними я почуяла присутствие двух женщин, кровоточивших светом; виднелся и сад длиной в два часа, в котором первый час пели птицы, а второй падал вечер, первый час цвели фруктовые деревья, а второй из-за спин ветров мело снегом... Из этого состояния меня вывел хорошо знакомый запах. "Aramis", Havana", - заключила я, распахивая навстречу этому запаху дверцу автомобиля. Мой любовник, майор Бейли, ввалился на сиденье рядом со мной и поцеловал меня, обдав запахом кондома, ароматизированного корицей. "Этот и из Библии хлеб украсть может", - подумала я. Тут он заметил на заднем сиденье Еву и приподнялся в знак приветствия. Он был ненамного легче автомобиля под ним. На солнце было заметно, что с возрастом его волосы не седели, а становились рыжеватыми. После получаса головокружительной гонки по городу я снова запарковала автомобиль на авеню Montaigne. В салоне мехов под тихую музыку девушки демонстрировали свой товар, распространяя запах полуденных улыбок, смешанный с запахом "Le Jardin" Body Lotion Parfume от Max Factor. - Mesdames et monsieur, - сердечно встретил нас Снглф, - прошу вас, присаживайтесь. Чем могу быть вам полезен? - Отгадай, кто я такая, ангел мой, тогда мы тебе скажем, - перебила я, вызвав у него испуг. - Мадам задает трудные вопросы. Я снова не могу вспомнить. - Я дьявол. Имя мое сон. Я первая Ева, меня называют Лилит, мне было известно имя Бога, и я поссорилась с Ним. С тех пор я витаю в Его тени среди семисмысленных значений Книги... В ответ на эти слова продавец улыбнулся на чистейшем иврите и продолжил фразу так, будто он спит и будто и он женщина: - Я создан смешением Истины и Земли, у меня три отца и ни одной матери, и я не смею шагать назад... Не так ли? - Откуда ты знаешь это, Снглф? - вывела я его из состояния зачарованности. - Это знают все ангелы. Но я не знаю, что мадам собирается предпринять. - О, это-то отгадать нетрудно, Снглф! Если ты поцелуешь меня в лоб, я умру... Однако ты этого не сделаешь, потому что здесь, на этом месте, ты, Снглф, продавец, а я покупатель шубы. И ты этого не забывай... Вот здесь, здесь я нашла эту шубу, - обратилась я затем к своему любовнику, потому что знала, что он не переносит мою болтовню такого рода. - Она просто божественна. Хочешь посмотреть? - Хочу, но только на ком-нибудь. - Отлично! Прошу тебя, Евочка, продемонстрируй нам шубу, как мы и договорились. Господин Бей-ли горит желанием увидеть эту вещь... После этих слов Ева смущенно прошла в глубину салона и надела шубу. Затем нерешительно продефилировала по подиуму передо мной, майором Бейли и продавцом. Я зааплодировала: - Великолепно!... Какого цвета у нее подкладка? И тут же, подскочив к сестре, распахнула шубу, из нее вывалились две Евины голые груди, довольно тяжелые и с волосами, как на ушах у мужчин. Ева вскрикнула и резко запахнула мех. - Прости, Евочка, мне хотелось узнать, какого цвета подкладка. Фиолетовая. Именно это я и предполагала. Ну, что скажешь, мой дорогой? Что лучше выглядит - шуба или моя сестра в ней? Что бы ты предпочел иметь? - А ценой можно поинтересоваться? - едко спросил он. - Можно, но если ты имеешь в виду мою сестру, то спрашивай меня, а если шубу, то придется узнавать у господина с хвостиком. При этих словах Ева в слезах убежала с подиума, а майор сказал, глядя ей вслед: - Ну вот, она обиделась, а я так и не увидел, как ты выглядишь в шубе. - Не волнуйся. Купи шубу и увидишь. Потом я обратилась к продавцу: - Теперь твой ход, мой ангел! - Пролети быстро сквозь темноту моей комнаты! - произнес он, обращаясь ко мне, и я, вздрогнув, как от удара, уставилась на него. - Что ты сказал? - Не покидайте мужа. - Кто ты, Снглф? - Ангел, как мадам сама изволила заметить. Майор, которого такие разговоры всегда выводили из равновесия, прервал нас вопросом: - Сколько стоит шуба, которую нам продемонстрировала мадемуазель? - Шестьдесят тысяч, месье, - выпалил Снглф. Тут перед нами появилась Ева, одетая в свое платье. Майор сел, скрестил ноги, не спеша раскурил кубинскую сигару и выпустил дым, пахнувший табаком "Partagas". Некоторое время все молчали. Тут я начала хохотать во весь голос, Ева вытерла слезы, а продавец в конце концов решился спросить: - Месье что-нибудь решил? - Пардон? - прервал его майор на полуслове, вытащил из нагрудного кармана пиджака платочек и пропитал его дымом, выпустив в него несколько колец из своей сигары. - Желает ли месье купить шубу? - Желаю ли я купить шубу? Я жду, когда ты ее упакуешь, приятель, а моя карточка у тебя на прилавке. Продавец согнулся в поклоне: - Простите, что-то я сегодня не в себе. Момент - и все будет готово. Вскоре он вернулся с роскошно упакованной шубой и вручил ее майору. Майор поцеловал меня, еще не зная, что это наш последний поцелуй, и передал шубу в мои руки. Я поцеловала Еву. - Ее целовать некому, а тебя поцелую позже, из шубы, - сказала я ему и солгала. С этими словами мы покинули салон и уселись в машину. Теперь за рулем был майор. - Куда сейчас? - спросил он. - Rue du roi de Cicile. Там ты нас высадишь. Мы пойдем покупать кондомы для нашей мамочки. Она просила три штуки с запахом лимона, два с ананасом и один - яблоки с корицей. Как те, которыми пользуешься ты. Мою машину можешь оставить там же, на стоянке.   Как только мы остались одни на улице Roi de Cicile, я направилась прямо в агентство по аренде квартир. - Мне нужна квартира в третьем округе на четыре года. Marais. Трехкомнатная. Тихая. То есть, по возможности, с окнами во двор. Не выше третьего этажа. Агент предложил нам три квартиры. Две поблизости от Cirque d' hiver и одну на Rue des Filles du Calvaire. - Это все рядом. Можно сейчас же осмотреть все три. - Пойдем сначала на Filles du Calvaire, - сказала я. - Ты знаешь, кто такие Filles du Calvaire? - обратилась я к Еве. - Нет. - Это девочки от шести до двенадцати лет, их было около двух тысяч, этих невинных. Их посадили на корабли и отправили в крестовый поход на Иерусалим освобождать от арабов Гроб Господень. Корабли захватили сарацины, девушек изнасиловали и поубивали, некоторых из них продали в рабство, а потом, через много веков, они получили в Париже бульвар и улицу, продолжением которой является Rue Vieille du Temple. Они получили улицу в церковном районе Парижа, как им и подобает... Квартира высоко? - обратилась я к продавцу. - Нет. Второй этаж. Это здесь. И все трое мы поднялись по винтовой лестнице. - Как видите, предыдущий жилец выехал, оставив после себя на стенах все эти картины. Надеюсь, вам это не помешает. Впрочем, мы готовы забрать картины к себе до тех пор, пока он не сообщит, что хочет их получить. - Это не помешает, если не будете мешать вы. - Мадам может не беспокоиться. Кроме того, эта квартира имеет и другие преимущества. Возле самого подъезда остановка девяносто шестого автобуса. За углом на Rue de Bretagne рынок, один из самых красивых в Париже. Плюс к этому на углу находится маленький душевой павильон для собак. - Ты меня убедил. Беру. Вместе с твоим павильоном для собак... Сегодня я все беру. - Неужели ты не хочешь посмотреть еще какую-нибудь квартиру? - спросила Ева, как только мы остались одни. - И вообще, зачем тебе еще одна квартира? Покупаешь квартиру для новой шубы? - Представь, я собираюсь уйти от своего мужа... Кроме того, эта квартира мне просто понравилась. Мне давно хотелось жить в квартире с такой лестницей. Ты обратила внимание, этот подъезд, он просто божественный? Знаешь, в Париже есть несколько лестниц, которые я знаю с детства. Был один такой подъезд с чудной лестницей в Marais, я часто приходила туда целоваться со своими любовниками. На таких лестницах и в таких подъездах меня часто охватывает желание отдаться кому-нибудь прямо на месте. Этот подъезд на Rue des Filles du Calvaire как раз такой. Стеклянная дверь, деревянная с латунью винтовая лестница. Пахнет деревом сосны и лаком. В таком месте достаточно, чтобы кто-нибудь воспользовался одним твоим неверным шагом, и ты пропала... Тридцать минут спустя мы снова стояли в салоне на авеню Montaigne с шубой в руках. Звучала музыка, и манекенщицы, завидев покупателей, начали показ мехов. Я почувствовала запах женских волос цвета воронова крыла. И крикнула: - Снглф! И он тут же появился из глубины помещения. - Наконец-то... Я же сказала тебе подвязать хвостик цепочкой, а не бантиком, Снглф. А ты все никак... Итак, теперь вторая часть нашей сделки. Сколько тебе платят в год? - Думаю, мадам может догадаться, что не так уж много. - Отлично. Сейчас мы это немного подправим. Возвращаю тебе шубу, а ты мне вернешь пятьдесят тысяч, то есть столько, сколько она и стоит, а десять тысяч оставь себе за услугу, которую ты мне оказал. Идет? - Мадам шутит? - Мадам никогда не шутят. В противном случае они не мадам. Правда, ты смотри не пошути случайно. Так хочешь или нет получить десять тысяч? - Момент, посмотрю только, найдется ли в кассе достаточно наличных, чтобы вернуть вам ваши деньги, мадам... К счастью, есть, вот, прошу, пятьдесят тысяч. Несколько смущенный, Снглф взял у меня шубу, отложил ее в сторону, а я сунула в карман Майоровых пятьдесят тысяч. - Вот так, ангел мой, - сказала я продавцу, - смотри только случайно не продай шубу, которую я только что вернула, а не то тебя дьявол укусит! Ты меня слушаешь? - Да, мадам, слушаю и горю желанием узнать, что будет дальше. - Дальше я пойду покупать своей новой шубе подходящие духи. К этой шубе нужны новые духи. Мне кажется, лучше всего подошли бы "Issey Miyake"... - Не понимаю, какую шубу мадам имеет в виду теперь? - Ну разумеется, ту же самую. Снглф, сегодня я еще раз появлюсь в вашем салоне. На этот раз со своим мужем, Адамом. И он купит мне эту же шубу. В противном случае я не смогу в ней показаться перед ним, я даже не смогу забрать ее домой, как сказала моя сестра Ева, присутствующая сейчас здесь... Ты меня слушаешь? - Слушаю, мадам, но не понимаю. - Как это - не понимаешь? У меня останется пятьдесят тысяч, у тебя - десять, к тому же я бесплатно получу шубу, которую мне купит муж... Что тут непонятного? Впрочем, совершенно не важно, понимаешь ты или нет. Достаточно, чтобы ты слушал. Итак, шубу не продавай! Кстати, имей в виду, моему мужу ты назовешь ту цену шубы, которая указана в прейскуранте салона, то есть пятьдесят тысяч... Мы с ним все же родственники... С этими словами мы с Евой покинули салон. Со всех сторон нас одолевали запахи большого города, и я читала их как буквы. - В последние недели и от моих снов воняет. Они стали густыми, как мамалыга, и черными, как деготь. А сквозь них текут огромные массы времени, похожие на подземные реки, хотя, проснувшись, я вовсе не становлюсь старее, чем я есть, чем была раньше. В моей жизни как будто существуют два времени. В одном времени не стареешь, но вместо тела тратится что-то другое. Карма? Может быть, наше тело и наша душа - это горючее? Горючее для чего? Может быть, Время - это сила, которая движет телом, а Вечность - это горючее души?   - Теперь нам пора немного передохнуть, - сказала я и повела сестру обедать во дворе небольшого ресторанчика. После обеда я достала из сумки телефон и позвонила мужу. - Мы, как обычно, во дворике ресторана. Ждем тебя. Я немедленно должна показать тебе кое-что. Срочно приезжай. И захвати мою гитару. Как только появился месье Адам, я попрощалась с сестрой выражением, которому я научилась у поколения шестьдесят восьмого года: - Приходи в пять тридцать. Куда угодно, только не опаздывай. - Издеваешься? - Могла бы и сама догадаться. У "Шекспира", как обычно. После этого я отвела мужа в меховой салон. Вместе с моей гитарой, которую он покорно нес в руке. - Ты, Адам, заключен в свою осуществленную любовь, как в клетку, - сказала я ему, входя в салон. - В какую любовь? - То есть как - в какую? Разве ты не был влюблен в меня до женитьбы? Был. И разве ты не получил то, что хотел? Получил. - Разве все это не получила и ты? - Получила, но не с тем мужчиной. Знаешь ли ты, Адам, что во сне я все еще девушка? Уже десять лет, лежа в постели рядом с тобой, я вижу во сне, что я невинна. И мне постоянно снится, что я теряю невинность с кем-то другим, а не с тобой. В моих снах их было не меньше двухсот, тех, кто лишил меня невинности... - Лили, прошу тебя! - взбунтовался он. - Итак, это все, что касается невинности и того, что получил ты. Сейчас и я хочу получить кое-что. Хочу ту самую шубу, о которой я тебе говорила. Вот, я нашла ее здесь, в этом салоне. И влюбилась в нее... Я просила вас оставить одну шубу, - продолжала я, обращаясь к продавцу. - Сейчас посмотрим. На какое имя, достопочтенная мадам? - На любое из моих четырнадцати, мой юный месье. - Посмотрим, посмотрим, мадам... Совершенно верно, шуба оставлена на имя Эмпуза. - Правильно. Вот теперь мы с супругом пришли вместе, чтобы он купил ее. Напуганный таким диалогом, Адам предпринял отчаянную попытку: - Но ты же знаешь, Лили, что у тебя денег больше, чем у меня. Ты можешь ее купить, а я не могу. - Это не одно и то же. Я хочу, чтобы мне ее купил ты. И тут я мгновенно посерьезнела и шепнула мужу на ухо: - Сейчас я ее примерю. Я распахнула пальто, и капитан удостоверился в том, что под пальто его жена не носит ничего, за исключением духов "Jacomo de Jacomo". - Лили, прошу тебя, не надо! Лили, идем домой. Прекрати эту комедию. - Значит, берем шубу без примерки? - Да-да, прошу тебя, без примерки! Сколько стоит это чудо? На свой вопрос капитан получил неизбежный ответ, который заставил обернуться всех, кто находился в салоне. - Пятьдесят тысяч. - Пятьдесят тысяч? - Дорогой мой, тебе кажется, что это много, только потому, что ты не видел ее на мне. Ты должен посмотреть, как она на мне сидит. Тут я сбросила пальто, оставшись в чем мать родила, надела шубу, поднялась, на подиум и под музыку триумфально прошлась перед присутствующими, вызвав громкие аплодисменты. - Тебе не нравится? Тогда я верну ее. Я распахнула шубу, снова раздались аплодисменты. - Не нужно, - поспешно вмешался мой муж, - запакуйте пальто мадам, она останется в шубе. И выпишите счет. Как только счет был оплачен, продавец завернул мое пальто и я тут же всучила его мужу. - Это тебе на память, - сказала я ему, - а теперь простимся. Прощай, Адам! И схватила свою гитару. - Что это значит, Лили? - Это значит то, что перед Богом и всем честным народом я покидаю тебя. И тебя, и твои обгорелые усы. А если кто-нибудь из присутствующих имеет что-либо против, то пусть скажет об этом сейчас или потом не говорит никогда! С этими словами я направилась к дверям. К изумлению присутствующих, продавец вдруг выпалил: - Остановись! Остановись! Не входи и не выходи! Берегись трехспальной кровати! Ничего от тебя и ничего в тебе... Адам ошеломленно посмотрел на него и крикнул мне вслед: - Но почему? Я остановилась и ответила: - Почему? Если ты не помнишь, я объясню тебе почему. Когда я в семнадцать лет вышла замуж, у меня была такая грудь, что никто из знавших меня не запомнил моего лица. Даже ты, мой муж. Как-то вечером, когда я танцевала, ты упал передо мной на колени и приложил руку к моему животу. Тогда я впервые почувствовала боль. Боль продолжалась семь лет. Слабая, иногда она усиливалась, но чаще я почти не замечала ее. Как-то ночью боль стала резкой, колющей, я, обезумев, отшвырнула книгу, которую читала в постели, и бросилась к врачу. Меня осмотрели под рентгеном и сделали снимок находившегося во мне крохотного, совершенно правильного скелета семилетней девочки. Мне пришлось изрядно напрячь память, чтобы высчитать, кто был ее отцом. Теперь я это знаю. Отцом был ты... С этими словами я открыла дверь из салона на улицу. Капитан только тут пришел в себя и прокричал: - Лили, вернись, куда же ты, Лили? И получил ответ: - В Киев. У меня с моим новым любовником медовый месяц. Сейчас это модно - ездить в Киев в медовый месяц... В этот момент какой-то представительный господин, находившийся в салоне, воскликнул "Браво!", а продавец бросил мне через порог: - Обернись, обернись, море шумит, волны зовут тебя... Потрясенный капитан, продолжавший стоять посреди зала, смерил его злобным взглядом и рухнул в кресло со словами: - Мать твою в потолок! - А потом добавил: - Властелин мира, жена, которую ты мне дал, улетела! Это были последние слова, которые я слышала от мужа.   В самом сердце Парижа, на месте, откуда через один из рукавов Сены открывается прекрасный вид на церковь Матери Божьей, находится букинистический магазин английских книг "Шекспир". В хорошую погоду товар раскладывают перед входом, и именно здесь я снова встретилась с сестрой. - Дело сделано? - нетерпеливо спросила Ева, разглядывая на мне новую шубу. - Какие теперь у тебя планы? - Поселюсь в квартире, которую сегодня сняла на Filles du Calvaire. - Значит, все-таки эту квартиру ты сняла для своей шубы? - Нет. Я ушла и от мужа, и от майора Бейли. Как я тебе уже говорила, теперь я изменю свою проклятую жизнь. Потом будет поздно, мне и так уже двадцать шесть. Я собираюсь закончить учебу. А потом завести детей. Но не с кем попало. - А как же медовый месяц, и новый любовник, и Киев? - Никак. - Что значит никак? - У меня нет нового любовника... Сейчас время учиться. - Не понимаю. Я думала, что ты оставляешь старого любовника и мужа ради нового любовника. - Правильно, но новый любовник - это пока что лишь гипотетическая возможность. С меня довольно и мужей, и любовников. Возможно, мне стоило бы найти любовницу. Женщины лучше понимают, что нам приятнее всего... - Значит, с этим, в бабочке, у тебя ничего нет? Тебе еще нужно его заловить. Да ты еще хуже, чем я! - Ева, ты уверена, что остаешься женщиной и во время сна? Я тебе прямо сейчас покажу, как находить новых любовников. Сделать это легче всего тогда, когда и не собираешься искать. Просто хлопай глазами и смотри. Ты видишь на витрине с книгами объявление?... Видишь. Прекрасно, а теперь прочитай его. К стеклу книжного магазина "Шекспир" был прилеплен листок бумаги пепельного цвета. Написанный по-английски крупными буквами текст сообщал: РАЗЫСКИВАЕТСЯ! Молодой человек, обладатель - "Хазарского словаря" (мужская версия), разыскивает девушку, у которой тоже есть экземпляр "Хазарского словаря" (женская версия). Цель: обмен экземплярами и беседа. Тел.: 22 59 39. - Теперь тебе ясно? - Нет. - Поэтому у тебя и нет любовника. Я только что купила новые духи Elisabeth Arden "Blue Grasse", как и полагается для нового любовника, а здесь, у "Шекспира", отыскала эту чертову женскую версию. Это словарь, в котором на двести девяносто третьей странице нью-йоркского издания Кнопфа есть дырка, та самая, которую этот парень ищет в качестве предмета обмена. Имея в руках такую штуку, я позвоню по телефону из объявления. Интересно узнать, что есть в его экземпляре...

Если поднять крышку и открыть ящик, перед нами окажется поверхность для письма. Она ограничена латунной рамкой, снабженной некоторыми вспомогательными средствами, обеспечивающими доступ в разные отсеки и части ящика.

Итак, в рамке расположены два замка и одно углубление для внутреннего ключа, который по размеру больше, чем ключ от внешнего замка. По форме он представляет собой трубку с треугольным отверстием в торце. В прошлом похожими инструментами пользовались зубные врачи, чтобы рвать зубы. Латунь, из которой сделан ключ, местами изъедена и покрыта зеленым налетом.

В верхней части ящика находится первый внутренний замок. При закрывании этого замка внутренним ключом возникает особый эффект. На дне ящика, из имеющегося там отверстия, при повороте ключа выступает винт. Для того чтобы во время качки ящик не упал со стола или с другой поверхности, на которой он стоит, с помощью упомянутого ключа и винта его можно зафиксировать на деревянной основе. И пока ящик закрыт на ключ, винт остается недоступным.

- Будь у тебя хоть две левые руки, не украдешь! - так сказал об этом хитром устройстве официант.

Между латунной рамкой ящика и покрытой сукном поверхностью для письма, в верхней его части, находится пять маленьких отделений из светлого и темного дерева, напоминающих пять ванночек. В одном из них, по-видимому, когда-то стояла чернильница, так как на дереве осталось несколько зеленых клякс, а в другом баночка с песком для посыпания свежих записей. Четыре из пяти ванночек квадратные, а пятая прямоугольная, она имеет форму корытца из темной древесины тика и предназначена для перьевых ручек. В центре этого корытца есть небольшая дужка. Судя по всему, к нижней стороне этой ванночки можно было прикреплять промокательную бумагу, которая довольно быстро вытеснила из употребления песок. Таким образом, отделение для ручек могло использоваться и в качестве миниатюрного пресс-папье.

Два отделения пусты.

В прямоугольном корытце лежит темно-зеленая ручка из кедрового дерева, на конце ее медное устройство, куда вставляют перо.

В соседней ванночке осталось немного красноватого песка, кроме того, там лежит старый свисток в форме фаллоса и стеклянная пробка от флакона, который в ящике не обнаружен. Свисток предназначен для того, чтобы вызывать духов умерших. Звук у него странный, что-то похожее на "кмт! кмт! кмт!". Это зов, на который откликаются ледяные сны мертвых душ, когда они, чтобы согреться, забираются иногда в теплые сны живых. Только тогда их и можно вызвать. Точнее, свисток служит для того, чтобы мог подать голос тот, кто хочет вызвать души мертвых. Если свистнуть три раза, вызовешь душу умершего и ее ледяной сон из их временного пристанища. Душа умершего и ее сон найдут тебя по звуку свистка. Таким образом, свисток предупреждает о том, что, возможно, существует нечто, что запрятано в шкатулке гораздо глубже, чем нам известно.

Короче говоря, если вы что-то ищете и не находите, не теряйте надежды. Может быть, это "что-то" найдет вас.

Что же касается стеклянной пробки от флакона, то, посмотрев сквозь нее на свет, можно как под увеличительным стеклом прочитать вырезанную на ее донышке надпись на греческом языке. Эта надпись в стеклянной пене выглядит так:

"Не забывай, что твои годы идут парами, как сестры, как мать и дочь или как сестра и брат. А иногда как отчим и падчерица или как любовники..."

Тот, кто догадается перевернуть стеклянную пробку и посмотреть с другой стороны, прочтет следующее:

"Для того чтобы встретить ночь всех твоих ночей как день, нужно заранее понять, какова та пара лет, которые входят в твою жизнь".

В отделении, где когда-то находилась чернильница, сейчас стоит пузырек с черной краской и палочка, с помощью которой женщины в азиатских и африканских странах раскрашивают боковую часть своих ступней.

На этом уровне ящика для письменных принадлежностей расположены:

Средний уровень ящика частично становится виден тогда, когда извлечешь оттуда ванночку для ручек (4). Под ней обнаруживается пустое пространство. Если теперь вынуть левую стенку средней ванночки, высвободится потайная пружина и на этом месте, слева, из глубины, выскочит выдвижной ящик из розового дерева (7), запрятанный до этого под ванночками. В нем лежат нож, вилка и прядь женских волос. Одновременно с появлением ящика начинает звучать музыкальная шкатулка, скрытая где-то внутри так, что ее нельзя ни увидеть, ни пощупать, а можно только услышать.

У музыкальной шкатулки есть семь мелодий. По одной для каждого из видов морского ветра. Иными словами, она играет ту или иную мелодию в зависимости от того, какой дует ветер. Стоит измениться ветру, меняется и мелодия. Так что мореплаватель мог определять ветер, не выходя из каюты, по звукам из музыкального ящика и узнавать, что за ветры свистят над палубой и когда происходят перемены. О ветре под названием "юго" сообщала мелодия, начинавшаяся словами "В рубахе тихой завтрашних движений...", если дул ветер "бора", то слышалась песня "Тишина такая, как тогда, когда синие цветы молчат...", ветер "трамонтана" завывал под звуки "День мой смеркается дважды..." и т. д.

Если убрать правую стенку средней ванночки, то и с этой стороны из пустоты выскочит, подброшенный пружиной, ящик из древесины ореха (8). В этом ящике лежит свернутая в трубку рукопись, закрученная в страницу, вырванную из какого-то комикса. На одной из картинок комикса изображен бык с пеной у рта. У него на спине, верхом, лицом друг к другу, сидят молодой человек и девушка. Текст комикса на английском, а эта картинка называется "Third Argument". Итак, если развернуть вырванную из комикса страницу, обнаружится рукопись. Она представляет собой тетрадь, страницы которой исписаны зелеными чернилами, бумага толстая и рыхлая, наподобие промокательной, с надписью мелким шрифтом на каждом листе, сообщающей, что это экологический продукт. По обложке желтоватого цвета рассыпаны мелкие синие цветы. Сама рукопись написана мужской рукой и напоминает своеобразный дневник, в который кое-где вклеены вырезки из отпечатанного типографским способом текста. Далее целиком приводится текст дневника со всеми вставками. Написано в Париже на сербском языке.

- Это ты прилепил объявление в книжном магазине "Шекспир"? - спросил меня вчера из телефонной трубки женский голос. - Я, - ответил я. - Сейчас я иду на факультет. Я учусь на строительном. Знаешь, где это? - Я тоже учусь на строительном, - выпалил я в ответ, - буду у входа через сорок пять минут. Стоило мне посмотреть на нее, как по положению ее зрачков я понял, что ее левый глаз прошел гораздо большее число реинкарнаций, чем правый. Он был старше правого по крайней мере на тысячу пятьсот лет. И не моргал. Она пришла с книгами под мышкой. - Ты читала книгу? - спросил я. - Нет, - ответила она. - Я вообще не так уж много читаю. А ты? Ты читал ее? Или это просто прием, чтобы познакомиться со мной? - Забудь об этом, - сказал я. - Хочешь, будем заниматься вместе, а? - Хорошо, но только давай сразу договоримся. Пока не кончится семестр - никакого траханья. А после сессии посмотрим. Идет? - Идет, - ответил я. Так мы начали вместе готовиться по курсу "Математика 1", и, оттого что, в отличие от меня, она была не из провинции, занимались мы в ее большой квартире на улице Filles du Calvaire. Каждое утро, довольно рано, я проходил мимо принадлежавшего ей сверкающего автомобиля марки "Layland-Buffalo". Предварительно я сворачивал в сквер, который выходит на Rue de Bretagne, отыскивал на дорожке камень, подбирал его и прятал в карман. Потом звонил у двери и поднимался на второй этаж. Книги, тетради и нужные для занятий инструменты я не брал. Все это лежало у нее, всегда готовое к работе. Перед ней мерцал семнадцатидюймовый монитор пентиума. Занимались мы с девяти до одиннадцати, потом нам подавали завтрак, и мы продолжали занятия до двенадцати. Позже мы повторяли пройденный материал. Все это время я держал в руке камень, который, стоило мне задремать, падал на пол и будил меня прежде, чем она успевала что-то заметить. Иногда, когда мне не хотелось спать, я разглядывал ее гитару, стоявшую в углу комнаты. На стенах вместо картин в рамках и под стеклом висели сильно увеличенные почтовые марки с изображениями парусников и пароходов. После часа дня я уходил, а она продолжала заниматься одна. Таким образом мы готовились к экзамену по математике ежедневно, кроме воскресенья, когда она занималась одна. Очень быстро она заметила, что я все больше и больше отстаю от нее. Она думала, что я ухожу раньше, чем она закончит заниматься, чтобы самостоятельно выучить материал пропущенных лекций, но ничего мне не говорила. "Каждый должен, как дождевой червяк, сам прогрызть себе дорогу вперед" - так, должно быть, думала она, понимая, что, обучая кого-то другого, себя она не научит. Несмотря на нашу договоренность, иногда во время передышки в учебе она целовала собственные колени, оставляя на них следы губной помады, или, свесив на лицо свои длинные волосы, сквозь них показывала мне язык. Я на это не реагировал, соблюдая условия предложенного ею договора не заниматься любовью во время учебы, поэтому между нами ничего такого не происходило. По сути дела, за развязностью, которую она изображала, скрывалась стыдливая, я бы даже сказал целомудренная, натура, хотя, возможно, она сама об этом даже и не догадывалась. Кроме того, эротика в ней вообще еще не пробудилась и, несомненно, ее предыдущий любовный опыт был не особо удачным, так что к новой связи она подступалась с опаской. Именно поэтому она и откладывала все на "после сессии"... Легче выучить птицу застегивать пуговицы, чем научить подобных ей любви... - Кто ты? - как-то раз неожиданно спросила она меня. - Можешь и сама догадаться. Есть старая тайна, в которой каждый, как в зеркале, может увидеть себя или кого-то другого, к кому будут в этот момент обращены зеркала. Вся поэзия Древней Греции и Рима повторяет одну и ту же зашифрованную историю. И тот, кто умеет правильно прислушаться, услышит ее. Кто не умеет - не услышит. Есть одна теория, согласно которой мужские и женские особи дышат по-разному. Кроме того, некоторые считают, что длина шага мужчины и женщины различна. Как бы то ни было, суть дела состоит в следующем. Женщины и мужчины делятся на тех, у кого трехфазное и двухфазное дыхание. Или шаг. Такими они родятся, такой у них характер, такова их природа. Есть женщины, природа которых проявляется в двухфазных ритмах, и в их жизни долгому вдоху предшествует короткий, или, другими словами, их первый шаг длиннее второго. Они всегда немного спешат. За ночь им снится сто быстрых снов. Есть также и мужчины, природа которых строится на двухфазных ритмах, они, правда, всегда делают сначала короткий вдох, а потом длинный. И всегда стараются, чтобы их первый шаг был осторожным и коротким, а второй длинным. Этих всегда ловят с поличным на краже. Но, кроме того, как среди вас, так и среди нас есть такие, кто делает подряд два длинных вдоха или два шага одной длины. Такие шаги нельзя назвать ни мужскими, ни женскими. Это, возможно, самые старые, гермафродитские шаги. Так ходили люди до разделения полов. Существуют и другие женщины, характеру которых свойствен трехфазный ритм. У них в любви первый шаг всегда будет осторожным и коротким, второй длинным, а третий снова коротким, у них в начале любого дела как бы не хватает сил вдохнуть полной грудью, но следующий их ход всегда будет сделан на полном вдохе, и за ним снова последует движение вполсилы, вполвдоха. Мужчины с такими женщинами никогда не могут правильно оценить ситуацию. Потому что мужчины не умеют считать до трех. Что касается мужчин, природа которых проявляется в трехфазном ритме, для них характерен один решительный длинный шаг, за которым следуют два коротких шажка. Это те мужчины, которые часто упускают свой шанс. И наконец, некоторые редкие характеры отличаются тем, что у них за двумя короткими, нерешительными шагами всегда идет один энергичный и длинный. С такими нелегко справиться, такие всегда рассчитывают на длинную дистанцию и, как правило, добиваются того, что задумали... Любой человек, в том числе и ты, может сообразить, к какой категории он относится, и найти свое место в этой древней иерархии. - А у тебя какое в ней место? - спросила она, но ответа не получила. Искать ответ ей пришлось самой. Когда в сентябре подошло время экзамена, мы договорились в день, назначенный для сдачи, встретиться утром и вместе пойти на факультет. Она очень волновалась, поэтому ее не особенно удивило, что я не только не пришел на встречу, но и вообще не появился на факультете. Уже после того как она сдала экзамен, у нее возник вопрос: а что же произошло со мной? Но меня нигде не было. Я не знаю, был ли у нее все это время какой-то любовник или нет и ожидала ли она, что после экзамена, в соответствии с нашим договором, мы встретимся не для того, чтобы заняться математикой. Теперь как раз наступил тот момент, о котором она сказала "после экзамена посмотрим". Но мы не посмотрели. Так или иначе, я не появлялся до самой весны. "Много чести", - подумала она и решила выбросить меня из головы, но, вне всякого сомнения, иногда у нее возникал вопрос: "Чем же он все-таки занимается? Должно быть, он из породы тех, вечно улыбающихся, которые покупают товар на Востоке, а продают на Западе". В ту пору, когда нужно было готовиться к сдаче "Математики 2", однажды утром она столкнулась со мной на факультете, с интересом отметив новые заплаты на моих локтях и отросшие волосы, каких она раньше не видела. Все повторилось в точности, как и в первый раз. Каждое утро в определенное время я появлялся у нее, она проходила сквозь зеленоватый и слоистый воздух огромной квартиры, как сквозь воду, в которой струились холодные и теплые течения, открывала дверь, и хотя была еще сонной, взгляд ее оставался таким же, как всегда, - от него разбивались зеркала. Несколько мгновений она наблюдала за тем, как я выжимаю бороду в шапку и снимаю перчатки. Соединив большой и указательный пальцы, я, резко взмахнув кистями рук, одновременно выворачивал перчатки наизнанку, в результате чего обе мои руки мгновенно освобождались от них. Как только с этим бывало покончено, мы без промедления приступали к работе. Она была полна решимости заниматься в полную силу и ежедневно доказывала это на деле. Мы сидели перед настенным телевизионным экраном, темным и таким же немым, каким немым был все это время и ее музыкальный центр. Устав смотреть на монитор, заполненный уравнениями, она переводила взгляд на мои ноги, одна из которых всегда была готова сделать шаг, а другая оставалась в полном покое. Потом они менялись ролями. С непреклонным упорством и систематичностью она входила в мельчайшие детали предмета независимо от того, стояло ли утро и мы после завтрака на свежую голову еще только начинали работу, или же занятия приближались к концу и темп падал. Она не пропускала ни одной мелочи. Казалось, она спешит наверстать что-то упущенное раньше. Иногда она, повернувшись ко мне своим широким лицом, задумчиво смотрела на меня прекрасными глазами, между которыми оставалось место для целого рта. Или же крестила меня высунутым языком. Но я по-прежнему придерживался нашего договора. По-прежнему я уходил в час дня, и вскоре она снова заметила, что мне не удается сохранять концентрацию, что мои взгляды стареют за один час и что я отстаю в знаниях. С приближением июньской сессии у нее окрепло впечатление, что я не смогу сдать экзамен, однако она ничего не говорила, отчасти, видимо, чувствуя в этом и свою вину. "В конце концов, - решила она, - неужели мне надо упрашивать его, чтобы он начал учиться? Если он туп как бревно, то это его личное дело..." Однако, когда я и на этот раз не появился среди сдающих, она забеспокоилась и после окончания экзамена разыскала список кандидатов, чтобы проверить, нет ли моего имени в какой-то другой группе, сдающей ближе к вечеру или на следующий день. К своему удивлению, она не нашла моего имени ни в одном из списков этой сессии. Ей стало ясно: я и не собирался сдавать экзамен этим летом. Домой она вернулась довольная своим успехом, но в полном недоумении относительно меня. Благодаря своей способности читать запахи она тут же почувствовала, что среди ее бумаг есть чьи-то еще, с чужим запахом. Так она установила, что накануне я в спешке забыл у нее свою зачетку. Открыв ее, она с изумлением обнаружила, что я не только не изучаю строительное дело, но более того - являюсь студентом другого факультета, причем регулярно сдаю там предусмотренные программой экзамены. Вспомнив бесконечные часы совместных занятий, которые требовали от меня ненужных и бессмысленных усилий и превращались в пустую трату времени, она спросила себя: чего ради? Чего ради я проводил с ней столько времени, изучая предметы, никак не связанные ни с моими интересами, ни с экзаменами, которые я должен сдавать? Обдумав все это, она пришла к единственно возможному выводу: всегда следует учитывать и то, что обошли молчанием. В данном случае это значит, что все происходившее происходило не из-за экзаменов, а из-за нее. "Кто бы мог предположить, - подумала она, - что он окажется таким скромным и месяцами не сможет решиться открыть свои чувства!" Она тут же отправилась по адресу, где я снимал комнату с несколькими сверстниками из Азии и Африки, удивилась бедности, которую там увидела, и узнала, что я покинул Париж. После того как ей назвали адрес в небольшом городке на берегу Эгейского моря, недалеко от Салоник, она не раздумывая села за руль своего "Buffalo" и отправилась разыскивать меня в Греции, решив вести себя так, будто ничего странного она обо мне не узнала. Так все потом и получилось. По дороге, в Салониках, она купила старинные "любовные часы" - изящную стеклянную вещицу, заполненную жидкостью, с помощью которой можно было измерять продолжительность любовного совокупления. Она прибыла на место в сумерках, нашла на берегу указанный дом, очень ветхий, но свежепобеленный, размером едва ли больше, чем открытая настежь дверь. Рядом с домом она увидела большого белого быка, привязанного к вбитому в землю колу, на который сверху был наткнут свежий хлеб. Внутри дома она разглядела постель, на стене икону, под иконой кисть из красных ниток, надетый на шнурок камень с дыркой, юлу, зеркало и яблоко. На дверном косяке висел свисток в форме фаллоса. На кровати, спиной к окну, опершись на локоть, лежало обнаженное существо с длинными волосами, молодое и опаленное солнцем. Глубокий спинной желобок, слегка извиваясь, спускался по спине до бедер и исчезал под грубым шерстяным одеялом. Ей показалось, что девушка в любой момент может обернуться, и тогда станет видна и ее грудь, крупная, крепкая, блестящая в вечернем свете. Она схватила висевший у двери свисток и дунула в него, чтобы обратить внимание на свое присутствие. - Кмт! - еле слышно отозвался свисток. Когда существо, лежавшее в постели, обернулось, оказалось, что это не женщина. Это был я. Я лежал, опершись на локоть, и жевал свои усы, полные меда, который в тот вечер служил мне ужином. - Нужно дунуть три раза, - сказал я ей. Она положила на стол подарок - "любовные водяные часы", - но ей никак не удавалось избавиться от того первого впечатления, что в моей убогой постели она застала существо женского пола. Однако вскоре это впечатление, так же как и ее усталость после долгой дороги, рассеялось. На ужин она получила в тарелке с зеркальным дном двойную порцию - для себя и для отраженной в зеркале собственной души: фасоль, грецкие орехи и рыбу, а перед обедом маленькую серебряную монетку, которую она, так же как и я, держала под языком все время, пока мы ели. Таким образом, все мы четверо насытились одним ужином: она, я и две наши души в зеркалах. После ужина она подошла к иконе и спросила меня, что это такое. - Телевизор, - ответил я ей. - Или, другими словами, окно в иной мир, где используется математика, отличающаяся от твоей. - Как это? - спросила она. - Очень просто, - сказал я, - у тебя плохая арифметика. Хочешь узнать почему? Смотри, единственное число, точка и настоящий момент - вот из чего составлен весь твой механический мир и его арифметика. Но эта арифметика ошибочна. И именно с нее начинаются все твои проблемы. Твоя математика как решето - не держит воду. - Как ты заговорил! А сколько ты дней вместе со мной зубрил эту самую математику! Докажи свои утверждения! - Доказать совсем не трудно. Растопырь пальцы и пересчитай их. Ты насчитаешь пять. И будешь права. Таким образом, множественность поддается исчислению. А теперь подними вверх один палец и попробуй пересчитать единичность! Не выйдет. Единичность лишена всякого количества. Ее исчислить невозможно. В противном случае мы могли бы исчислить и Бога. Что же касается точки, то попробуй, если сможешь найти ее ширину, длину или глубину. Не получается? Конечно не получается. Точка есть точка. И точка! Слышишь? Ты слышишь это тиканье со стены? Чем питаются часы? Икотой! Как узнать, который час, когда часы постоянно клюют одно и то же "сей-час! сей-час! сей-час!". А "сейчас" неизмеримо, хотя мы живем в этом "сейчас". Как нам верить твоей математике, которая лишена способности измерять? Почему летающие и ездящие механизмы, все эти самолеты и машины, созданные по меркам твоих квантитативных заблуждений, так недолговечны и живут в три или четыре раза меньше, чем люди? Посмотри, у меня тоже, как и у тебя, есть белый "Buffalo". Только он сделан не так, как твой, запрограммированный в Layland. Проверь, каков он, и ты убедишься, что кое в чем он превосходит твой. - Он ручной? - спросила она с улыбкой. - А как же! - ответил я. - Попробуй, не бойся. Она погладила большого белого быка, привязанного рядом с дверью, и медленно взобралась ему на спину. Я тоже сел на него верхом, спиной к рогам, и, глядя ей в лицо, направил его вдоль кромки моря так, что двумя ногами он ступал по воде, а двумя по берегу. Поняв, что я ее раздеваю, она в первый момент удивилась. Ее одежда, предмет за предметом, падала в воду, потом и она стала расстегивать мою. Вскоре она уже ехала верхом не на быке, а на мне, чувствуя, что я постепенно становлюсь внутри нее все более тяжелым. Бык под нами делал за нас все, что мы должны были бы делать сами, и она перестала различать, кто доставляет ей наслаждение - бык или я. Сидя верхом на удвоенном любовнике, она сквозь ночь видела, как в стороне от нас осталась роща белых кипарисов, какие-то люди, собиравшие на берегу росу и продырявленные камни, другие люди, которые в собственных тенях жгли костры и сжигали на них свои тени, две женщины, кровоточившие светом, сад длиной в два часа, в котором первый час пели птицы, а второй час падал вечер, первый час цвели фруктовые деревья, а второй час из-за спин ветров мело снегом. Потом она почувствовала, что вся тяжесть из меня перелилась в нее, и пришпоренный бык резко свернул, унося ее и меня в вечернее море и предавая волнам, которые нас разъединят...   Стояли сумерки, мы пили вино. Она смотрела, как я снимаю носки - одной ногой с другой. - Почему люди ненавидят будущее? - спросила она. - Потому что знают, что в нем таится конец света. Люди боятся. Сегодня конец света настолько созрел и стал таким вероятным, что вызвать его может даже трепетание крыльев какой-нибудь бабочки. - А можно ли с помощью твоей математики рассчитать, как он будет выглядеть? - Может быть, и можно. Многие думают, что конец света будет виден из любой точки земного шара. Но надо еще подумать, что это, по сути дела, означает. Если конец света виден с любого места, это значит, что пространство как таковое отменено. Таким образом, конец наступит из-за того, что время отделится от пространства в том смысле, что повсюду в мире пространство разрушится. И везде останется только беззвучное время, освобожденное от пространства. - Предположим, - ответила она через силу. На лбу у нее виднелся след от летней шляпы. - Видишь ли, я так не думаю. В древнем Ханаане, недалеко от храма, находился круглый жертвенник с сиденьями вокруг него. Они предназначались для наблюдения за концом света. Считалось, что отсюда лучше всего можно будет увидеть судный день. Так что люди тогда ожидали конца света в одной-единственной точке. И для них он был бы только концом времени, но вовсе не пространства. Потому что если конец света виден в одной-единственной точке, это означает, что в данном случае и в данном месте отменено именно время. Это и есть конец света. Пространство освобождается от времени. - Я хотела услышать о любви, а ты о конце света. - Но я и говорю о любви. В сердце не существует пространства, в душе не существует времени...   Дни текли медленно, а ночи быстро седели. В пятницу, вместо того чтобы поститься, мы двадцать четыре часа молчали. Однажды утром, как раз в тот день, когда мы собирались обратно в Париж, я купил ей крохотную женскую трубку из глины. Ни в то лето, ни когда-либо позже она не сказала мне ни слова о том, что ей известно, на каком факультете я учусь на самом деле. Она просто тайком сунула зачетку на полку с моими книгами. Зимой, в Париже, она готовилась к заключительному экзамену и, когда я снова предложил ей готовиться вместе, согласилась, не сказав ни слова. Так же как и раньше, мы занимались каждый день с девяти утра до завтрака, а затем до полудня, правда, теперь она больше не обращала внимания на то, усваиваю я предмет или нет, и делала вид, что не знает, где я действительно учусь. После этого я задерживался еще на полчаса, которые мы проводили не с книгами, а только друг с другом, бросившись в ее удобную мягкую кровать.   Когда осенью она пришла на дипломный экзамен, ее уже нисколько не удивило, что я не появился и на этот раз. Удивиться ей пришлось тогда, когда после экзамена оказалось, что меня вообще нигде не видно. Ни в тот, ни в один из следующих дней, ни в последовавшие за этим недели, ни в одну из дальнейших сессий. Никогда. И по старому парижскому адресу меня теперь не было. Удивленная, она решила, что ошиблась в оценке тех чувств, которые я испытывал к ней. По-видимому, меня с ней связывала не любовь, а что-то другое. Она быстро добилась успеха в своей профессии, работала над проектом новой Национальной библиотеки в Париже, по-прежнему любила покупать для своей ванной комнаты прозрачные раковины и стеклянные ванны с песком на дне, а сестре - крохотные одноразовые эротические будильники, которые кладут в трусики. Однако связанное со мной недоумение, наверное, не развеялось. Почему я был возле нее только тогда, когда она готовилась к экзаменам, а в другое время исчезал? Я представляю, как она читала запахи вокруг себя, утопая в звуках музыки в квартире на Rue des Filles du Calvaire, где мы вместе занимались. И ломала голову над моим исчезновением до того самого дня, пока как-то утром ее взгляд случайно не задержался на веджвудском чайном сервизе, который еще стоял на столе неубранным после завтрака. Она обнюхала остатки еды и тут-то все поняла. Месяц за месяцем, изо дня в день, прилагая огромные усилия и теряя массу времени и сил, я занимался вместе с ней для того, чтобы каждое утро иметь горячий завтрак - единственную пищу, которую я мог себе позволить во время учебы в Париже. Поняв это, она задала себе еще один вопрос. А может быть, на самом деле я ее ненавидел?

Если поднять верхнюю плоскость, предназначенную для письма, под ней обнаружатся три больших отделения, в которых могут поместиться толстые книги или довольно крупные предметы. Левое отделение (9) обито зеленым шелком, среднее (10) сукном, и от него исходит запах ружейного масла, а правое отделение (11) пахнет сандаловым деревом, из которого оно, собственно, и сделано.

В отделении, обитом зеленым шелком, лежит судовой журнал. Он переплетен в телячью шкуру с черно-белой шерстью. Слова "Судовой журнал" и год - 1923 - выжжены на переплете железным клеймом, таким же способом, каким клеймят коров и быков. Обрез страниц имеет фиолетовый оттенок. Переплет по краю обшит кожаным шнурком. Каждая страница аккуратно расчерчена черными и красными линиями, которые делят ее на разделы, обычно предусмотренные в таких капитанских книгах. Журнал практически весь не заполнен, за исключением раздела, относящегося к концу 1997 года. Здесь можно прочитать, что снилось пассажиру греческого судна "Исидор" в Атлантике и какую пищу он ел в этих снах. Записи сделаны, несомненно, не капитаном. Свои обеды из снов неизвестный описывал в судовом журнале подробно, с точным указанием даты и местонахождения судна по широте и долготе в тот момент. Но и это еще не все. Путешественник заносил в судовой журнал рекомендации по приготовлению тех блюд, которые он пробовал во сне. Вот пример:

"...как только мы вышли из порта Havre, я выпил немного рома, и ром продолжал сохранять во мне ту же форму, которую он имел в небольшой серебряной фляжке. Океан открылся передо мной огромный и необъятный как какое-то новое, только что обретенное отечество. Мне снилось, что я в полном одиночестве обедаю на палубе. Передо мной стояла голубая керамическая тарелка и лежали желтые нож, вилка и ложка - все это тоже из обожженной глины. В меню значилась устрица с грибами. Готовят это блюдо так. Следует взять одну крупную устрицу St. Jacques, размером не меньше желтка в яичнице-глазунье, сварить ее в кипящем красном вине, куда предварительно следует опустить один грецкий орех в скорлупе, лимон и ложку золы. В отдельную посуду с кипящей водой бросить немного морской соли, лист чая и дольку горького апельсина. Грибы завернуть в полотняную салфетку и некоторое время подержать над паром, следя за тем, чтобы они не намокли. Потом бросить устрицу в сильно разогретое оливковое масло, слегка обжарить и подать вместе с грибами на большом веере из бумаги, которая впитывает масло. Сверху все это украсить бананом. К такому блюду хорошо подать бокал белого вина, которое предварительно одно мгновение побывало во рту женщины..."   "...В четверг к вечеру мы прибыли на Азоры. Здесь мне приснилось, что я съел яблоко и оно заболело у меня в животе. Позже, во сне, я пошел поужинать в какой-то ресторан. Я заказал зайчатину в соусе из красной смородины. Ее подали на тарелках из майолики с изображением карт. Мне досталась тарелка с надписью "Le jugement" и рисунком, на котором была труба ангела и под ней бородатый мужчина и две женщины, одна из которых лежала в могиле. Это блюдо готовят следующим образом. Берут бедра двух зайчих среднего размера, вымоченные в маринаде и нашпигованные семечками подсолнечника и чесноком, обмазывают густо замешанной глиной и запекают на жару до тех пор, пока глина не растрескается. Соус из красной смородины был приготовлен самым обычным способом, но от моего внимания не укрылось, что перед подачей на стол в нем некоторое время держали какой-то драгоценный камень, скорее всего рубин. Подавали блюдо таким образом: в одно заячье бедро был воткнут маленький шелковый флажок зеленого цвета, в другое - красного. Это важно. Благодаря этому вы знаете, какое бедро от какой зайчихи. Есть надо попеременно, то от одного куска, то от другого, потому что между мясом двух существ всегда остается разница, которую ничем не скроешь... В ужин также входили красное вино и лапша "драные штаны", которую месили на женском колене a la provengale. Бывает пьяная душа, и бывает пьяное тело. Этот ужин из сна был предназначен душе".   "...В ту ночь небо над судном было ясным, а у меня во сне дождь лил как из ведра. Дождь может многое, подумал я, но это было слабым утешением. Чтобы переждать дождь, я зашел к первому же попавшемуся крестьянину. На стене его дома кто-то написал углем: "Таня, побрейся, искупайся и убей себя! Сука кривоногая!" Крестьянин сказал мне, что еды у него нет никакой, кроме супа из пива. Над супом стоял пар. Он снял горшок с супом с огня и бросил в него довольно большой гвоздь. - Чтоб цвет не пропал, - объяснил он. Пока суп остывал, он нарезал вареного сала, обвалянного в толченом красном перце, налил мне из бочки, на которой был нарисован черт, стакан ракии "на девяти травах" и дал два помидора - мужской, продолговатый, и женский, круглый... Поднося стакан к губам, я на миг задумался, от какого помидора откусить, и одновременно взглянул на картинку на бочке. Под ней было написано "Le diable" , и изображала она двух мужчин и одну женщину, прикованную к ним цепями... Тут загудел "Исидор", и я, вздрогнув, проснулся..."

Кроме меню каждого "обеда во сне" неизвестный заносил в судовой журнал и координаты судна, причем надо отметить, что он записывал все это на карту неба, которая была переплетена вместе с судовым журналом. Эта карта была напечатана в Базеле в 1882 году. На карте были общепринятым способом обозначены созвездия. Рядом с ними, теми же зелеными чернилами, которыми описывались способы приготовления снившихся неизвестному блюд, он добавил следующее:

"На небе звезды пишут священную книгу. Эту священную книгу прочел Гермес. И вот его прочтение карты неба..."

Затем следовали внесенные от руки дополнения к напечатанной карте неба. Рука, использовавшая зеленые чернила, по-своему поделила небо и иначе, чем карта, распределила звезды по созвездиям. Соответственно этим изменениям звезды, расположенные недалеко от Сатурна, образуют три группы. Одно созвездие изображает юношу с волшебной палочкой, на конце которой находится самая яркая из звезд в этой части неба. Второе созвездие - отшельника с фонарем в руке. Из фонаря сияют звездочки. Третья группа звезд в окрестностях Сатурна похожа на падшего ангела, который увлекает за собой в пропасть мужчину и женщину (в пробел возле этого места вписано: "Трудно придется судну, которым будут управлять, ориентируясь по этому чертову созвездию!"). Подобным же образом в карту неба внесены и снабжены пояснениями несколько других созвездий, находящихся вблизи Венеры, Меркурия, Юпитера, Марса и т. д. На небе можно разглядеть, что скопления звезд образуют где очертания фигур любовников, где колеса фортуны или даже знака Гермеса ("что внизу, то и вверху"). Это подпись Гермеса на небе, ее можно найти в зоне Меркурия... А на Земле такое прочтение святой небесной книги распространяют и толкуют цыгане, раскладывая свои карты таро, которые невозможно понять, если не знаешь, что каждая из карт представляет собой группу звезд на небесной карте Гермеса...

Для нас, правда, самый большой интерес представляет то, что неизвестный внес в эту карту и направление, по которому двигалось его судно. Маршрут прервался в тот момент, когда "Исидор" вошел в сферу Сатурна.

Среднее отделение этого "этажа" капитанского ящика, в котором некогда хранили оружие (судя по следам, оставшимся на суконном дне, это был двуствольный револьвер), сейчас содержит "любовные часы" и сложенный вчетверо лист бумаги.

"Любовные часы" - это стеклянный предмет, наполненный жидкостью, своего рода водяные часы. Из верхней емкости, имеющей форму колокольчика, жидкость капля за каплей падает в нижний колокольчик и отмеряет продолжительность любовного акта. Потом стеклянную вещицу переворачивают, и все начинается сначала. Следует напомнить, что такая клепсидра изобретена довольно давно, еще в древности, но функционирует и по сей день, правда, один ее полный цикл невозможно измерить нашей нынешней системой исчисления времени. Кроме того, она представляет собой и своеобразную разновидность рассказа без слов о том, что такое любовь. Потому что в таких часах моменты жизни и страсти не просто текут, чередуясь друг с другом. Иногда одна или несколько капель времени падают вместе, иногда одна капля любовного времени крупнее, а следующая мельче, некоторые падают быстрее, а другие медленнее, или же капли наших страстей обгоняют друг друга. А иногда они столь мелки, что превращаются в непрерывную нить времени. Наконец, бывают и стремительные любовные дожди, которые пробивают медленные капли, если такие окажутся на их пути. Однако они не могут влиться в вечность на той же скорости, с которой падают сквозь время. В своей исходной точке и резвые и вялые капли, и продолжительные и недолгие страсти оказываются на мгновение приостановлены и уравнены. Все это мельтешение застревает в самом начале пути, на месте впадения в вечность, и именно здесь достигается равновесие между быстрым и медленным течением, все капли оказываются у одного и того же устья, а страсть здесь, на самом своем дне, угасает.

Необходимо знать и еще кое-что. Мудрый грек, который три тысячи лет назад измерил, сколько длится любовное соединение мужчины и женщины, и придумал описанное здесь устройство, дал любовникам еще одну возможность. Любовный акт может продолжаться и дольше, чем требуется для того, чтобы жидкость из верхнего стеклянного колокольчика перелилась в нижний. Так любовники могут измерять не свою, а чужую любовь и получать подтверждение того, что их страсть длится дольше, чем чужие страсти. Тогда их охватывает такое чувство, будто они поднялись над временем и продолжают любить друг друга даже после того, как время угасло в вечности...

Как уже сказано, под клепсидрой лежит лист бумаги. Этот лист представляет собой не что иное, как письмо. Послание, отправленное по электронной почте и отпечатанное на бумаге компьютерным принтером фирмы "Эпсон". Послано оно неизвестной особой (по имени Лили?), написано по-французски и адресовано некоей мадемуазель Еве. Из Парижа в Париж.

Subject: Босния From: L. Т. ‹Lilly@rosini.com.fr› То: Е. Т. ‹Eva@deviIle.com.fr› Сегодня я вспомнила Тимофея. Помнишь того моего странного любовника на белом быке, о котором уже давно нет ни слуху ни духу? Если как следует вдуматься, станет ясно, что он обладал некоторыми познаниями и в моей профессии, правда довольно странными. Например, он говорил, что печь старее дома, то есть что человек сначала построил печь и только потом, по ее образцу, выдумал дом. Теперь представь себе, звонит сегодня консьержка и приносит мне почту. Среди всего прочего нахожу странное письмо. Из Боснии! От Тимофея! Не поверишь, но он воюет в Боснии, причем на стороне сербов. Ужас! Пишет, что его буквально вытащили из машины посреди Белграда, узнали из документов, что он родился в Сараеве, и тут же отправили на фронт. Он даже сигарет не успел купить. Сейчас на столе передо мной находятся компьютер, соленый чай из хрена и его письмо Письмо написано, разумеется, по-французски, но меня изумило, что это совсем не тот французский, которым мой любовник изъяснялся в Париже и в Греции, когда мы были вместе. В письме я просто не могу узнать его. Это какой-то другой язык, как будто бы кастрированный, и только мысль, передаваемая этим мертвым языком, иногда подает признаки жизни. Он пишет, что те, кто знают, что происходит в Боснии, - молчат, а те, кто не знают, - кричат во весь голос. "Если будешь писать мне, - добавляет он, - не называй меня при обращении господином. Это слово не соответствует моему реальному положению. На войне господ не бывает..." В качестве post scriptum он добавил совершенно невероятную вещь. Представляешь, он пишет, давно прислал бы мне письмо, но не знал, как подписаться, потому что забыл свое имя!

В отделении с запахом сандалового дерева хранится крошечная женская глиняная трубка для курения опиума и мужская трубка фирмы "Могул". Из названия фирмы очевидно, что она не могла быть куплена в магазине, а была сделана на заказ или получена в подарок. На трубке посвящение какому-то господину Т. М. на французском языке от имени некоей мадам Л.: "На память о Греции". Рядом с трубкой лежит пачка круглых листочков бумаги, между ними щепотки табака. С помощью бумажек легко сделать "заряд", позволяющий быстро набить трубку. На одном из этих листочков записан адрес в Интернете: http://www.kha - zars. com/visnja sa zlatnom kosticom. По этому адресу действительно можно найти и прочитать текст под таким названием, правда, возникает вопрос, следует ли вообще принимать во внимание этот текст из Интернета, ведь это единственный предмет, который находится не в шкатулке для письма в качестве ее содержимого, а в фальшивой компьютерной бесконечности, которая называется cyberspase. Тот, кто не любит компьютеры, может не искать его, а просто пропустить.

Окончание следует...