... - Ты почему не спишь? - проснулся Александр, и, обняв Ирину, шепчет ей на ушко: - Ну-ка, засыпай быстренько!.. Ты должна утром быть в форме... Спи-спи!.. - сонно бормочет он, нежно гладя ее по голове, и засыпает сам.

А ей вновь вспоминается...

... Пуща-Водица, дома которой будто нечаянно забрели в древний смешанный лес и заблудились в нем. На аллеях перед ВНЦРМ густо дымят осенние костры. Ирина в теплом больничном халате вместе с кареглазой, черноволосой соседкой по палате не спеша возвращаются с утренней прогулки.

Около ворот они видят пустой "Икарус" и чистенький микроавтобус. А у проходной читают объявление:

"Сегодня в 19-00 в актовом зале состоится концерт и встреча-диалог с украинскими писателями".

Женщины проходят во двор клиники.

- Смотри-ка, - толкает Ирину в бок соседка так, что та морщится от боли, - для гостей, как всегда, банкетный зал готовят...

И действительно, сквозь окна столовой видно, как суетятся сегодня повара и официанты.

Женщины заходят в холл своего отделения, где у дежурного медпоста несколько больных окружили энергичную медсестру.

- Сашенька, а мне разве пантокрин не положен сегодня?! - клянчит у нее худосочный больной.

- Тебе?!. - меряет его ироническим взглядом медсестра. - Тебе пантокрин уже не поможет!..

Больные - кто весело, а кто горько - смеются.

- Девчата, - заметила медсестра Ирину с соседкой, - а ну, подходите давление мерить!..

Соседка быстро усаживается рядом с медсестрой. Та, обвязав ей руку манжетою тонометра, и накачивая ее, обращается к Ирине:

- А ты, зайчик, опять вчера синела?!.

- Ой, Саш, такой криз у нее был, жуть!.. Еле откачали, - говорит соседка, ободряюще глядя на виновато улыбающуюся Ирину. - Зато как мы сейчас славно погуляли... Погода сегодня прелесть!..

- Да уж, погуляли!.. - сокрушается медсестра. - Давление какое у вас было до завтрака, - смотрит в журнал. - Ну вот, 120/90, а сейчас 160 на 100... Погуляли!..

- Шурочка, не переживай! Когда я стою рядом с женщиной - у любой подскакивает давление! - гундосит худосочный больной, игриво прижимаясь к Ирининой соседке.

- Э-эх!.. Молчал бы уж, Дон Жуан, - прерывает его Саша - Садись, Ирина!..

Она измеряет давление Ирине. Мужчины продолжают галдеть.

- Да тише вы!.. - успокаивает их Саша. - Ничего не слышу!.. Ну-ка, еще раз!.. Ты, зайчик, помирать собралась, что ли?.. Ну и давление у вас, девчата, как хочет, так и скочет!.. У одной вверх полезло, а у этой упало совсем!.. Нет, солнышко, на моем дежурстве ты не посинеешь, - она усиленно массирует Ирине голову.

- Ой!.. - стонет Ирина. - Саша, пощади!..

- Не ценят вас женщины, Сашенька!.. Придите, помассируйте меня на ночь, в долгу не останусь, - сладко басит крепкий на вид брюнет.

- Шли бы вы отсюда, мужички!.. - просит Саша. - Надоели!.. Все, Ирина, - закончила она массаж, - а сейчас ты идешь на ЭКГ... Не забыла? У тебя талон на 12-ть, а потом - пойдешь к окулисту... Не опаздывай только!.. Эй, Федорчук! Иди-ка сюда, герой!.. - зовет она долговязого прихрамывающего больного. - Смотри, на моем дежурстве без фокусов!.. Понял?..

- Слушаюсь, начальник! - козыряет тот, но шутливый жест этот выходит вялым, видно, что больной очень слаб.

Поблекшие зеленые глаза на его землисто-сером лице сверкнули Саше слабым блеском и погасли.

- Шурочка!.. Мы вчера по сто граммов только - за выписку!.. Ты же видишь, в каком состоянии я выписываюсь?!. Бог весть, как и жить-то дальше?! - вздыхает он. - Вот мы и отметили убытие, так сказать!..

- А ну, дыхни! - просит Саша. - Ага!.. Вчера убытие отметили!.. А сегодня - закрепили?!.

- Сегодня?.. Сегодня самую малость - с устатку! - на прощание!..

В холл входит группа врачей и штатских в наброшенных на плечи халатах. В группе Ирина видит маленького сухонького главврача Центра, плотного низкорослого начмеда и своих добрых знакомых - писателей Бориса Павловича и Михаила, который внимательно вглядывается в нее.

- Писатели, - шепчет кто-то.

Ирина улыбнулась Михаилу, и тот, сразу узнав, подходит к ней. За ними удивленно наблюдает Александр Васильевич.

- Дорогие гости! А вот наш герой-пожарник, Федорчук, - один из тех, кто тушил крышу четвертого реактора... Вы уже на выписку приготовились, Николай Алексеевич?!. Как вы себя чувствуете теперь?..

- Плохо, - хмуро отвечает тот, боясь сказать лишнее, чтобы не учуяли запах спиртного.

По лицам врачей пробежали тревога и недовольство.

- А що у вас болыть? - сострадательно вопрошает Борис Павлович.

Стоя по стойке "смирно", как перед генералом, но все-таки слегка покачиваясь от слабости и от выпитого "с устатку", долговязый герой-пожарник коротко выпалил:

- Все!..

Тем временем Миша отводит Ирину чуть в сторонку:

- Ирыно!.. А я думаю: це вона, чи не вона?!.. Ты що, ликуэшься тут?..

- Нет, Миша... Видпочываю, - шутит она.

Они садятся в кресла почти у ног Александра Васильевича, стоящего с блокнотом и ручкой наготове, чтобы в любую минуту усердно записывать все замечания своего начальства, и вместе с тем время от времени не без интереса прислушивающегося к беседе Ирины со столичным писателем.

- Радый тэбэ бачыты, - целует ей руку Михаил. - Прыходь на зустричь сьогодни, обовьязково, добрэ?!..

- А як же, обовьязково прыйду...

- Ирина Михайловна, а вы были в кабинете ЭКГ, - вдруг наклонившись к ним, тихо, но нарочито строго спрашивает ее Александр Васильевич. - На который час вам назначена велоэлектрометрия?...

- На сейчас, - вздыхает Ирина. - До вэчора!.. - прощается она с Михаилом, который вновь целует ей руку.

И вот она проходит стеклянной галереей, уставленной по краям тепличными растениями в высоких деревянных кадках, к кабинету ЭКГ. Больных здесь нет. Постучав, она входит в кабинет.

- Входите! Давайте талончик! Раздевайтесь! Ложитесь туда, - как заведенная командует мужеподобная пожилая медсестра, сидящая против маленькой интеллигентной докторши. Ирина ложится, симпатичная молоденькая медсестричка укрепляет на ней датчики. Все три женщины выполняют свою работу бесстрастно, почти механически. Гудит кардиограф. Врач смотрит результат, потом, несколько удивленно, на Ирину.

- Сколько вам лет? - спрашивает она.

- Тридцать два, - отвечает Ирина, поднимаясь.

- Садитесь на велосипед!..

Ирина садится. Опять молоденькая медсестра подсоединяет датчики, измеряет давление на одной руке, пожилая - на другой, проходит к столу, записывает данные. Гудит кардиограф. Женщины заволновались.

- Крутите педали, - вздыхает врач, стоя у аппарата. - Нагрузка самая маленькая... Люда, покажи...

- Смотрите на спидометр... Следите, чтобы стрелка не заходила за эту цифру... Ясно?.. - объясняет молоденькая медсестра. - Поехали!..

Ирина крутит педали. Медсестра то и дело измеряет давление, пожилая записывает, врач следит за лентой.

- Успокойтесь, больная! - требует она.

- Я спокойна... Но очень устала!..

- Вы волнуетесь!.. Крутите спокойно!..

- Я абсолютно спокойна, - тяжело дыша, уверяет Ирина. - Если вам с сердцем что-то не нравится, так это, может, оттого что у меня вчера сильный криз был?!..

- За вашим сердцем я слежу!.. Это все ваша ВСД - вегето-сосудистая дистония дает... Но сейчас вы волнуетесь!.. Чего вы боитесь?!.

- Я?!. Я давно уже ничего не боюсь... Мне бы только эти жуткие головные боли хоть немного сняли, да сил бы немного прибавили, чтобы сына поднять...

- Не бойтесь, будут дети у вашего сына! - прерывает ее врач.

- Дети?!. Дай Бог!.. Но я как-то об этом еще не думала...

- Увеличивать нагрузку? - спрашивает молоденькая медсестра.

- Не надо!.. Достаточно! Здесь и так все ясно!.. Одевайтесь, - вздыхает врач и, оторвав ленту, идет к столу, смотрит данные тонометрии, выходит из кабинета, в то время как молоденькая медсестра снимает с Ирины датчики.

- С чего вы взяли, что мы все чего-то боимся?! - удивляется Ирина, вытирая платком испарину со лба и еще несколько секунд отдыхая на велосипеде. - Кто лучше меня может знать или сравнивать мое состояние до и после аварии?!.. А жили мы в Припяти в первом, самом грязном, микрорайоне - по прямой полтора километра до атомной...

- Ну, если из Припяти, то не так уж важно, где вы там жили... и так ясно!.. Но мы здесь тоже получили, - басит пожилая медсестра.

Ирина оделась. Возвращается врач и говорит Людмиле:

- Отнеси ее данные Василию Тимофеевичу... Пусть и он посмотрит, я договорилась!..

- Мне еще куда-то надо? - спрашивает Ирина.

- Нет, вы можете идти к окулисту, - вдруг мягким голосом говорит врач. - Впрочем, минутку!.. Вам уже сделали трехдневную тонометрию?

- Нет. Сегодня только первый день...

- Кто ваш лечащий врач?

- Александр Васильевич. А что?..

- Можете передать ему, что мне не нравятся ваши данные... Пусть зайдет ко мне завтра с вашей историей болезни...

У кабинета окулиста несколько больных ожидают своей очереди. В кабинет вошел почтенного возраста больной, Ирина передвигается на его стул, поближе к двери. Следом за ней передвигается бледная, квелая женщина, лицо которой сплошь покрыто пигментными пятнами.

- И что они вам говорят? - продолжая разговор, спрашивает Ирина.

- Окулисты ставят пылевидные катаракты, конечно, не связывая с аварией... Остальные - тоже самое... Вот, смотрите, какой букет, - протягивает она Ирине долгую выписку. - Да все бы еще ничего, но страшно то, что работать совсем не могу!.. Уже устроилась уборщицей на 70 рублей... Да постоянно теряю сознание на работе. "Скорая" забирает... А кто за меня работает, тем платить приходится... Вот и остаюсь с двумя детьми практически без средств к существованию...

- Но, Галя, вы ведь лежали в 6-й клинике тогда?!..

- Да, сразу, как вернулась 27-го после суточного дежурства на заправочной стройковской, где потом лес рыжим стал... А я там все время была, на улице... Вернулась домой, рвота страшная началась, плохо... Вот и отправили меня тогда в Москву с остальными... Да что толку?!.. Из женщин, что со мной тогда в палате лежали, только одной Лиде и поставили острую лучевую болезнь - ОЛБ значит, а остальным... Вот недавно умерла одна... Валентина...Так ей наоборот в 25-й поснимали все диагнозы, выписали, а через неделю ее не стало, - безнадежно вздыхает Галя и, чуть не плача, добавляет: - Не знаю... Вот выпишусь послезавтра, как до Чернигова доберусь?!..

- А в комиссию почему не подаете документы? На инвалидность?..

- Комиссия принимает документы только ликвидаторов, а я кто? - Эвакуированная, да и все... И на инвалидность нужно три месяца подряд в больнице вылежать... Я себе такое позволить не могу - дети тоже больны, как же я их оставлю на три месяца...

Из кабинета выходит больной.

- Заходите, - говорит он Ирине.

- Может, вы?! - спрашивает она соседку.

- Нет, нет!.. Идите!.. Ваша очередь!..

Ирина входит в кабинет крупноголового окулиста военной выправки с бычьими, навыкате, глазами.

- Садитесь! - показывает он на стул у затемненного окна. - Есть жалобы на зрение? - бросает он, заполняя историю болезни предыдущего больного.

- В общем, особенных жалоб нет... Но когда ухудшается общее состояние, то пропадает резкость, сливается текст... Да, еще, очень быстро устают глаза и болят от яркого света...

- Что с давлением? - спрашивает врач, занимаясь своим делом.

- Прыгает.

- Ясно, - закрыл он историю предыдущего больного и удивленно смотрит на Ирину, будто не ожидал ее здесь увидеть.

И сразу стало очевидным, что говорил он с ней механически и уже ничего не помнит из сказанного ею.

- Да... Так что, вы говорите, у вас со зрением? - но, наткнувшись на удивленный взгляд Ирины, промычал: - Угу... Давайте посмотрим!.. - И долго изучает ее глаза через знакомый офтальмологический прибор.

Желая ускорить процедуру и немного помочь, Ирина говорит:

- Знаете, доктор, у меня еще летом 86-го обнаружили катаракты...

- Так уж и катаракты!.. - Ну, есть тут небольшие пятнышки... Неопытный врач, конечно, мог принять их за катаракты...

- Но меня тогда профессор Логвиненко смотрел...

- Да?! - врач с другой стороны аппарата на мгновение затих и, после короткого замешательства, вдруг выпалил: - Да, да, да... вы знаете, вы правы!.. Есть, есть катаракта... Интересная такая, в крапинку... А то, знаете, приходят многие и говорят, мол, у меня катаракта... Посмотришь, а там врожденные пятнышки... - врач достает из кармана халата большой носовой платок, громко сморкается, идет к столу, открывает историю болезни. - Да, да, действительно, это осложненные ядерные катаракты обоих глаз, - сам себе диктует он. - Только не вбивайте себе в голову, что они лучевые!.. Просто вас раньше не наблюдали...

- Почему же, наблюдали... Да мне, собственно, все равно, какие они... Вижу, и слава Богу!.. Но у меня нет оснований не доверять другим специалистам и своим ощущениям... Я ведь видела это зарево над реактором...

- Лучевые катаракты должны созреть, необходимо время... А вы говорите, что у вас их уже летом обнаружили...

- А я полагала, что это лучевой ожог хрусталика...

- Для этого нужно, чтобы частицы непосредственно бомбардировали глаз... И потом, доза должна быть не меньше 200 бэр... - заполняет историю врач.

- Но ведь вы не знаете мою дозу... Никто ее не измерял!.. Вот если бы вы всю ночь просидели в окне, глядя на машины, проносящиеся на станцию и обратно?!. Вы не допускаете, что в ваши глаза могла залетать хотя бы обыкновенная радиоактивная пыль, поднятая ими?!.

- Не знаю, не знаю... Должна быть яркая картина лучевого поражения, самые различные сопутствующие заболевания...

- А вы полистайте историю болезни!..

- Да?.. Что тут?.. Ишемия, гиперплазия щитовидной, ВСД, нарушение кровообращения головного мозга, язвенный гастрит, фиброматоз, анемия... Ох-хо-хо!.. - с удивлением разглядывает врач Ирину. - Да, авария, конечно, повлияла на ваше состояние... Что я могу сказать?! Вам нужно серьезно заниматься своим здоровьем... Я вам тут капли назначил, покапаете, значит... --

После окулиста и обеда, передохнув немного в палате, Ирина на трамвайчике едет живописною Пущей-Водицей в детский радиологический диспансер, навестить Дениса. Диспансер этот разместился в стареньких корпусах бывшего детского санатория, которые и в самом деле затерялись в лесу.

В больничном коридоре Ирина обращается к худой, словно с креста снятой, большеглазой девочке лет пяти, остановившейся напротив нее и удивленно ее разглядывающей:

- Девочка, позови, пожалуйста, из 7-й палаты Дениса!.. Знаешь его?..

- Знаю, - охотно бросается та выполнять просьбу.

- Мамочка! - из палаты тут же выбегает бледный, но радостный Денис, обнимает ее. - А ты узнала Аннушку?..

- Какую Аннушку?..

- Вот эту, которая позвала меня! - показывает Денис на стоящую поодаль бледную девочку.

- Нет, не узнала...

- Да ты что?!. Ведь это Аннушка, мама... Аннушка!.. Соседка наша по Припяти!.. Я ее тоже не узнал сначала, а вчера мама ее приехала, тетя Тоня... Она меня виноградом угостила!.. - тараторит Денис.

Ирина же, побледнев, внимательно разглядывает девочку, которую в самый раз снимать в фильме про голод 33-го года или фашистские концлагеря, настолько изможденной и нездоровой были ее худоба и бледность. И только огромные голубые глаза напоминали что-то о той пухленькой румяной Анюте из Припяти.

- Анюта!.. Это ты? Иди ко мне, солнышко, - дрогнувшим голосом зовет Ирина.

Анечка словно только этого и ждала, тут же бросается к Ирине и крепко прижимается к ней.

- Ты меня помнишь, девочка?! - удивляется взволнованная Ирина, целуя ее, и смахивая слезы. - Деня, достань из сумки самое красивое яблоко для Анюты!..

- Вы мама Дениса? - спрашивает подошедшая к ним совсем юная врач. - Вы хотели поговорить со мной?.. Пройдемте в мой кабинет!..

- Сынок, подожди меня здесь...

- Ладно. Но я тебе должен обязательно еще кого-то показать, - шепчет матери на ухо Денис.

- Кого?

- Это сюрприз...

- Хорошо. Я вернусь, покажешь!..

Ирина с врачом уходят. Денис достает из сумки огромное красное яблоко и протягивает его Анюте. Девочка в восторге. В коридоре появляется пополневшая Антонина с утомленными, выцветшими глазами.

- Иди!.. К тебе тоже мама пришла, - показывает Аннушке Денис.

Малышка спешит к маме. И они выходят во двор, медленно идут по аллее мимо окна, в которое смотрит Денис. Затем он подбегает к вышедшей от врача Ирине, увлекает ее на лестницу и дальше - на второй этаж.

- Куда ты меня тащишь?! - сопротивляется Ирина.

- Тише. Сейчас увидишь, - воровски оглядываясь, стучит он в одну из палат гематологического отделения, куда, как известно Ирине, посторонним вход воспрещен.

- Можно?.. - заглянул в палату Денис. - Пошли, - втянул он Ирину внутрь маленькой комнаты с единственной кроватью и столом напротив нее.

От стола навстречу им поднялась, оттянув правое веко и всматриваясь в них, женщина в домашнем халате. Только по этому забавному жесту Ирина узнает руководителя агитбригады, коллегу и подругу по Припяти, Валю.

- Ира, ты ли это?! - в свою очередь поражается та и, прижавшись к подруге, горько рыдает. Ирина гладит ее непослушные курчавые волосы, а у самой по щекам тоже горохом катятся жгучие слезы.

Денис, сев на кровать, пытается развлечь хныкающего двухлетнего малыша, лежащего на спине, беспомощно дергая ручками и ножками, обмотанными толстыми марлевыми компрессами. Лицо малыша искривлено ежеминутным страданием, в глазах - страх, боль и слезы.

- Мам, иди, посмотри на Миколку! - зовет Денис и, взяв лежащего на кровати мохнатого медведя, он грубым голосом говорит малышу. - Ты разве меня не узнаешь, Миколка?!.. Р-р-р...

Подобие улыбка появилось на лице малыша, заблестели мокрые от слез глазенки.

- Ти - Деня!.. Он - Миса!.. - показывает малыш обмотанной ручкой сначала на Дениса, потом на медведя.

Подошедшая к ним Ирина, едва сдерживая рвущееся из груди рыдание, наблюдает эту душераздирающую сценку.

Валя же, наоборот, собралась и как-то вся подтянулась.

- Он так полюбил Дениса!.. Видишь, узнает, - радуется она.

- Что с ним?.. - сдавленно спрашивает Ирина.

- Рак крови...

Вечером молчаливая, удрученная недавней встречей с Валей и Миколкой, Ирина с соседкой медленно подходит к актовому залу, где уже давно идет концерт, слышится задорная украинская песня "Маруся". Соседка, потрясенная ее рассказом, тоже молчит.

- Такой славный малыш, - вздыхает Ирина, открывая дверь в зал, заполненный зрителями в больничных халатах, благодарно слушающими прекрасное исполнение артистов Броварского народного хора.

Артисты в ярких красочных костюмах, но лица их бледны. Они заканчивают петь веселую песню, а грустные, сострадательные глаза их устремлены в зал - к жертвам и героям Чернобыля. На краю сцены стоит журнальный столик с цветами, за которым сидят четыре писателя.

Женщины устраиваются на незанятых местах в первом ряду, и опять рядышком с Александром Васильевичем.

Борис Павлович, сразу заметивший Ирину, шепнул что-то Михаилу, тот спускается в зал, и, сев рядом с нею, шепчет:

- Ирынонько, ты ще выступаешь?.. Чи нэ до того тоби тэпэр?!.

- Ну, почему... Для своих иногда пою...

- Можешь выступыты зараз? - спрашивает Михаил.

Она оглянулась и, увидев в зале главврача и начмеда, кивнула.

- Но нужна гитара, - шепчет она.

- На сцене есть, - вмешался все время внимательно слушавший их Александр Васильевич.

Михаил возвращается на сцену. Песня допета. Борис Павлович, подойдя к микрофону, обращается к зрителям:

- Я прочытаю вам вирш мого товариша Виктора Грабовського:

Друже, спинися! Не так, як спиняються води холодні. Не так, як стинається птах в піднебессі чи камінь в безодні. Спинись у нікчемному стресі. Спинися сьогодні - безмовним осягненням суті озонної віддайся їй келихом серця! В малій чи великій зоні ми, а душу не зраджуй, не сердься! Коли кожна віточка марить коханням у вічній молитві до Сонця, нехай не притлумить ясного чекання ні зрада, ні стронцій. Спинися й помовч, аби всяка пташина і навіть росинка болю відбились в зіницях вселюдського Сина Любов'ю. Лиш тільки у чистім суцвітті мовчання, що ляже Йому до ніг, пізнаєш вогнисте крило прощання і певність, що ти переміг самого себе у двобої одвічнім, що нищить і животворить, аби не лежати бездомним камінчиком бодай ще хоч мить.

После аплодисментов, он говорит:

- Мы прывэзлы вам украйинську писню, щыре поэтычнэ слово, щоб зигриты ваши зболили души!.. Адже ваша бида - цэ й наша бида. И тому мы тут... Та оце зараз мы побачылы у зали нашу сэстру, поэта и барда, вашу зэмлячку з Прыпьяти - Ирыну й хочэмо надаты йий слово. Просимо, Ирыночко!..

Ирина в длинном халате поднимается на сцену, Миша дает ей гитару. Настраивая ее, Ирина говорит в микрофон:

- Борис Павлович сказал вам чистую правду. Действительно, в этой душной атмосфере замалчивания наших бед первыми услышали наш горький зов, первыми откликнулись на него украинские писатели. Низкий поклон им за это!.. Но поскольку я - человек из зала, то буду говорить о проблемах этого зала... Все помнят, как почти два года назад на майской международной конференции по Чернобылю, проходившей в Киеве, представители медицинского ведомства уверяли мир, что они не зарегистрировали ни одного случая смертности, связанного с аварией на ЧАЭС... Но у нас с вами - у каждого! - есть другая статистика... Как хотелось тогда спросить этих чиновников от медицины - кто им мешает регистрировать такие случаи?!. И вот, после очередной смерти в нашем доме была написана такая песня:

ВАСИЛИЮ ДЕОМИДОВИЧУ ДУБОДЕЛУ, умершему от лейкоза в августе 1988 года, и всем былым и будущим жертвам ЧЕРНОБЫЛЯ... Не регистрировали нас и нашу смерть с авариею связывать не стали, - не плавилась от слез оркестров медь, процессии венки не возлагали... Списали нас на беспризорный стресс, на подлые врожденные недуги... А мы - расплата за лихой прогресс, всего лишь - жертвы чьих-то сытых буден.

Ирина поет страстно, с болью. Зал оцепенел. Главврач заерзал в кресле. Начмед поднялся и стал нервно вышагивать в проходе. Ирина поет:

Нам не обидно было б умирать, когда бы знать, что наша смерть поможет "ошибок роковых" не повторять и "действий безответственных" не множить! Но среди тысяч "компетентных" лиц, считающих в процентах наши "души", душа и честь давно перевелись, и потому отчаянье так душит. Списали нас. Стараются списать во святость лжи больные наши были... Но нас ничто не вынудит молчать! И даже после смерти из могилы мы будем к вашей Совести взывать, чтоб Землю в саркофаг не превратили!..

Закончив петь, Ирина поклонилась и передала гитару Михаилу, который взволнованно целует ей руку и помогает спуститься со сцены. Зрители, после секундной паузы, дружно аплодируют, а Миша уже обращается к ним:

- Мы вдячни Ирыни за чудовый выступ!.. А на завэршення я прыбэриг для вас прыемну информацию...

Вдруг одна из певиц хора падает без чувств. На сцену спешат врачи, оказывают помощь. Зал молча, напряженно ждет. Через минуту певицу выводят, и женщина-врач говорит Михаилу:

- Все в порядке! Можете продолжать!..

- Да... - вздыхает Миша. - И всэ ж я закинчу... Сьогодни, колы нас водылы по вашому центру, мы побачылы його сучасни корпусы й свитли палаты, та ваших гарных ликарив, - он делает акцент на слове "гарних", чтобы была понятна его горькая ирония. - Воны нам сказалы, що уси вы тут здорови!.. - По залу прокатился шум. - Тому мы бажаемо вам якнайшвыдшого повэрнэння додому та всього найкращого!..

- А зараз, якщо у вас е запытання до нас, будь ласка, запытуйтэ, - обращается к залу Борис Павлович.

Зал воспринял этот вызов на откровенный разговор и взорвался. Первой соскочила с места сердитая брюнетка средних лет:

- Врачи вам сказали, что мы все здоровы!.. Я работаю инженером в химцехе ЧАЭС... Сейчас имею целый букет "старческих" заболеваний... Год назад умер мой муж, - голос ее дрогнул, - тоже работник станции... Дети больны!.. А нам ведь никому не связывают наши заболевания с аварией... Почему?!. - грозно вопрошает она.

- Товарищи! - встал перед залом, пытаясь его усмирить, сухонький главврач. - Товарищи!.. Такие вопросы адресуйте не писателям, а нам!.. Я и начмед принимаем по вторникам и четвергам всех желающих... Пожалуйста, приходите, и будем решать ваши вопросы!..

Но голос его тонет в нарастающем шуме зала. Тогда поднимается взбешенный начмед.

- Прекратить! - гаркнул он. - Немедленно прекратите этот базар и расходитесь по палатам!..

- А ты кто такой, чтобы нам приказывать?! - несется из зала.

Главврач пытается разрядить взрывоопасную ситуацию.

- Спокойно, Виктор Иванович!.. - обращается он к начмеду, а затем к залу. - Товарищи дорогие!.. Давайте отпустим гостей!.. Останемся и сами все обсудим!..

Зал недовольно взревел.

- Нет, вы меня не так поняли, - оправдывается главврач. - Писатели пусть остаются!.. Давайте отпустим хотя бы хор!..

- Артистов нужно отпустить, - поддержал его металлический голос начмеда. - Уже одной женщине в хоре стало плохо!.. Вам мало?!.

- Садитесь!.. Садитесь!.. - кричат из зала артистам, которые полностью солидарны со зрителями, и хотели бы тоже послушать больных.

Часть хора тут же опускается на длинные скамьи, но остальные жестами просят их подняться, ибо слушать этот зал они должны стоя.

Ситуация зашла в тупик. После короткого замешательства артисты нехотя покидают сцену, многие из них спускаются в зал, где один из писателей зычно басит:

- В происходящем здесь, на мой взгляд, вина медиков... Почему вы не даете людям говорить?!. Мы приехали не только себя показать, но и больных послушать!.. И это было оговорено в вашей программе...

В это время на опустевшую сцену поднялся начмед. По-хозяйски сев за журнальный столик, сняв часы и дождавшись, пока закончит говорить писатель, он рявкнул в микрофон:

- Так!.. Вы находитесь в лечебном учреждении!.. Пятерых с подскочившим давлением уже вывели из зала... Я знал, что сегодня будет острый разговор, и оставил дежурную медбригаду... Сейчас 20 часов 45 минут. В 21 час у вас - лечебные процедуры!.. Поэтому прошу всех немедленно разойтись по палатам!.. - отчеканил он.

В зале гвалт. Однако большинство больных, видя, что диалога сегодня не получится, уже двинулись к выходу, горячо переговариваясь друг с другом. В коридоре они окружили Бориса Павловича, Ирину и начмеда.

- Может быть, в другом месте выступление Ирины было бы уместно и даже полезно, но здесь ведь больные люди все-таки, - убеждает начмед Бориса Павловича.

- Ах, все-таки больные?!.. - вставляет Ирина.

- Да... Мы организовали этот вечер для психологической разрядки больных, чтобы они отдохнули... Но сейчас я вам скажу, что вечер этот свел на нет месячное лечение!..

- Но почему же вы нас нормально не лечите?.. Почему не связываете наши болезни с Чернобылем?!.. - горячится сухопарый больной со шрамом на шее.

- Как вам не стыдно... Телятников получил 150 рентген и ничего - работает!.. А вы хнычете тут!.. - отчитывает его начмед.

- Это как вам не стыдно стыдить этого человека?!. - тихо, но жестко говорит Ирина. - Вы знаете, сколько он получил?.. Нет!.. Многим вы, кроме Телятникова, установили дозу?.. Чем вы конкретно помогли этому человеку прежде, чем стыдить его?..

С извиняющейся улыбкой к ним пробивается главврач.

- Простите!.. Прошу вас пройти в кабинет!.. Там все вас ждут, - выводит он из толпы начмеда и Василия Павловича. - Машину уже подали... Нужно ехать, простите!..

- Мы ще повэрнэмось... И никому не дозволымо тэбэ образыты, - горячо жмет на прощание Ирине руку Борис Павлович.

- Трымайся, - целует ее в щечку Михаил.

По пути начмед все еще "воспитывает" Бориса Павловича.

- Мы надеялись, что вы поможете нам вернуть этих людей к общественно полезному труду!.. Ведь слово должно звать людей на вдохновенный труд, на подвиг!.. В крайнем случае - развлекать...

Они свернули в коридор, ведущий к кабинету директора центра.

- Ну, знаете ли!.. - на понятном ему языке возмущается Борис Павлович. - Мы - писатели, а не клоуны!..

А измученная событиями сегодняшнего дня Ирина в сопровождении возбужденных больных идет дальше по галерее.

- Все, - вздыхает один из них, - завтра они вас выпишут!..

- И формулировочка уже готова, - добавляет другой. - Как сказал начмед: "Вечер свел на нет месячное лечение!"...

- А мы не позволим им выписывать, - загудели больные. - Пусть только попробуют, мы им тут забастовку устроим!..

На следующий день Ирина в ординаторской своего отделения ждет выписки.

- Вот так и выпишете - с температурой?!. На каком основании, позвольте узнать?!.

- Видите ли, - прячет взгляд Александр Васильевич, - выяснилось, что вы, без ведома, отлучались из Центра... А это строго запрещено больничным режимом...

- Но вы-то знаете, что я навещала больного сына... И потом... здесь все постоянно куда-то отлучаются...

- Но заметили ваше отсутствие, - вздыхает врач. - Я ничего не могу поделать, это приказ начмеда...

- Письменный?

- Устный.

- Понятно.

- Ну что? Что вам понятно?!.. Думаете, мне нравится весь этот фарс?!.. - неожиданно выходит из себя Александр Васильевич. - Эта двойная мораль всюду?!. Ею насквозь прогнила вся наша система... Но пока мы живем в этой стране, мы вынуждены жить по ее законам, - горячится он. - Да!.. Да, я знаю, что вместо десятка ваших диагнозов... здесь, - тычет он в выписку, - должен быть один: хроническая лучевая... Но я не могу его поставить!.. И никто этого не может...

- Почему же, некоторые врачи не боятся, ставят...

- Может быть... Но не под этой вывеской!.. Ира, - вдруг берет он ее за руку. - Вы даже не представляете, как мне жаль, что все так получилось!.. Я так хотел бы видеть вас здесь...

- А я вас нет! - прервала его Ирина. Высвободив руку, она забирает выписку и покидает кабинет ...

... Ирина смотрит на сладко спящего Александра. С трудом, стараясь не разбудить его, она поднимается с постели. Набрасывает халат, бредет на кухню. В мойке - грязная посуда. Она включает воду, набирает в бокал. Достает из маленькой аптечки на холодильнике лекарство. Пьет. Смотрит на стоящее рядом с аптечкой любительское фото, где сняты в обнимку смеющиеся Денис и Александр. И вновь она вспоминает ...

... Она и Софья в своем рабочем кабинете сидят за столами, заваленными рукописями, бумагами. Софья говорит по телефону:

- Да, родной... Да... Ну, да... Да, ну?!.. Нет, уж на собрание иди сам, пожалуйста!.. И проследи, чтобы она поела перед музыкалкой!.. Да, да... Пока! - кладет трубку и внимательно смотрит на уткнувшуюся в бумаги мрачную Ирину. - Что-то ты, мать, не нравишься мне в последнее время, - басит она. - Похоже, причина не только в том, что тебя не долечили, а?.. Неужели тот молокосос, о котором ты рассказывала, - тронул твое остывшее сердечко?!.. - хитро щурится Софья.

- А тебе, я вижу, доставляет удовольствие копаться в сердечных ранах... Отстань!.. - углубляется в текст Ирина.

Звонит телефон, Софья снимает трубку.

- Это тебя, - передает она трубку Ирине.

- Я слушаю... Что?!.. Школа?!. Что с Денисом?.. - бледнеет Ирина. - А врач?.. Есть... Я сейчас приеду... Сейчас... Что делать?.. - положив трубку, растеряно вопрошает она встревоженную Софью.

- Выходи!.. Лови машину!.. Я все улажу с начальством и догоню тебя внизу... Быстро!.. - мгновенно реагирует та.

Ирина выбегает на глухую улочку старого Киева, пытается остановить изредка проносящиеся машины. Безрезультатно. К ней присоединяется Софья, оглядывается по сторонам. Машин нет. Лишь напротив у маленького магазинчика стоит единственная на обозримом пространстве машина - "скорой помощи". Софья, жестом показав Ирине, чтобы та голосовала на дороге, подходит к водителю и что-то долго объясняет ему.

- Нет, нет! - громко отбивается тот. - Не положено нам пассажиров возить... Не положено!..

Софья уже было направилась восвояси, но вдруг, озаренная авантюрной идеей, возвращается к машине и с отчаянием вопрошает:

- Товарищ водитель! А вы мертвых возите?..

- Да! - изумился тот.

Софья, артистично припав на колено и прижав обе руки к сердцу, с жаром восклицает:

- Тогда позвольте, я умру!..

Водитель минуту смотрит на нее с испугом, а потом, в некотором замешательстве, лепечет:

- Я н... не знаю!.. Вот шеф придет, с ним и договаривайтесь!..

- Окей! - выпрямляется Софья. - И с шефом договоримся...

В это время из магазинчика с авоськой в руках вышел "шеф" в белом медицинском халате. Ирина с удивлением узнает в нем Александра Васильевича. А Софья ринулась к нему и что-то доказывает. Он отрицательно качает головой, пока она не показала ему на противоположный тротуар, откуда на них смотрит растерянная Ирина. Увидев ее, он мгновенно соглашается.

"Скорая" быстро подвезла их к школе, где в медпункте на кушетке лежит белый, как мел, Денис. Рядом суетятся врач и медсестра. Александр Васильевич представляется им. Осматривает Дениса. И тут же по его приказу мальчика выносят в машину.

И вот утомленный, но довольный, Александр Васильевич выходит уже из больничной палаты экстренной помощи. Облегченно вздохнув, он прижимает к себе разрыдавшуюся Ирину.

- Ничего, теперь можно поплакать... Все обошлось, слава Богу!.. Ничего-ничего, - ласково говорит он, вытирая ей слезы ...

... Ирина трет под струей кофейную чашку. Сзади тихо подкрадывается Александр, обнимает ее. Она вздрагивает.

- Ты сегодня опять пойдешь, правда?! - говорит он.

Она грустно смотрит вперед, в глазах слезы.

- Хорошо... Пойду... Но, Боже, как же затянулся этот марафон!.. - устало повернулась она к нему.

- Ну вот, утро вечера мудренее... Ты же знаешь, я тоже устал от всего этого, дорогая... Поэтому и сорвался тогда... Но ты должна быть сильной, ты - мать!..

- Я постараюсь... Знаешь, я должна тебе сказать...

- Что ты была не права, прогнав меня в прошлый раз ...

- М... - улыбается она и очень серьезно добавляет: - Спасибо!.. Спасибо, милый, что пришел... Не представляю, как бы я вчера без тебя... Прости меня, Саша, я просто не знаю, что со мной творится... Иногда я даже тебе не верю... Это ужасно!..

- Ничего-ничего!.. Все будет хорошо, - прижимает ее к себе Александр.

Уже в знойный полдень заходит Ирина в здание обкома партии, где почти год назад нашла приют общественная организация "Союз Чернобыль". За дверью в холле получают инструктаж маленькой горбоносой брюнетки группа детей, отъезжающих на оздоровление за рубеж, и их родители, большинство из которых мало похожи на отселенных или проживающих в зоне.

Перед лифтами Ирине преграждает дорогу милиционер.

- Вы к кому?

- В "Союз Чернобыль"...

- У них сейчас обед...

Ирина немного растерялась, но быстро нашла, что сказать:

- Мне назначали именно это время!..

- Хорошо, идите, - недоверчиво пропускает ее милиционер и возвращается к своему посту.

- Ой!.. Простите, совсем забыла, какой у них этаж? - спрашивает его вдогонку Ирина.

- Третий, - буркнул тот.

Ирина выходит из лифта. Заходит в приемную Союза, где видит Валентину, ту самую интеллигентную припятчанку, которая вчера говорила прощальную речь на похоронах Сергея.

- А... Ира, - заметила ее та. - Ты что, за сына пришла хлопотать?.. Но знаешь, они все там заняты... Гости из Дании приехали, - полушепотом поясняет она. - А... Впрочем, давай рискнем!.. Пошли...

Они входят в кабинет, где с гостями за чашкой чая мило беседует утомленный молодой человек и обаятельная шатенка неопределенного возраста. Ближе к вошедшим юная блондинка-референт нарочито серьезно выслушивает солидного чиновника.

- Светлана Николаевна, - наклонившись к ней, почти шепчет тот, - умоляю вас, поговорите с ними еще раз!.. Предложите им наши услуги на самых выгодных условиях... Вы же знаете - они не желают иметь дело с официальными структурами. Не доверяют нам... Только на чернобыльской почве пока и можно наладить контакт... Прошу вас, голубушка!..

- Угу!.. Я поговорю, конечно, - роняет референт и обращается к вошедшим: - В чем дело, Валентина Петровна?..

Та подходит к ней и, тоже наклонившись, что-то шепчет, показывая на Ирину. Юная референт досадно вздыхает, пристально глядя на Ирину.

Валентина с чиновником направляются к гостям, а референт подходит к посетительнице.

- Ирина Михайловна?.. К сожалению, вы видите, мы заняты... Зайдите, пожалуйста, в комнату напротив, там наша комиссия "Дети Чернобыля"... Они разберутся... Всего доброго! - распахнула она дверь перед Ириной.

В соседней комнате бесстрастная толстушка объясняет Ирине:

- Вы разве не знаете, что мы посылаем за границу только тяжело больных детей?..

Ирина протянула ей документы. Пробежав их взглядом, та озадаченно покачала головой:

- Но не таких тяжелых, простите... Здесь пишут, что ему нужна срочная операция... У нас нет таких средств... К тому же они отказываются принимать очень тяжелых... Вдруг с ребенком что-то в дороге случится... или еще что... Нет, мы не можем вам помочь!..

- И вы не можете!.. А кто может?!. - голос Ирины дрогнул. - Куда, к кому мне еще обращаться?!. Или просто смотреть на страдания и ждать конца?!. - не выдержав, Ирина расплакалась.

- Господи! - раздраженно вздыхает толстушка. - Настя, этой тоже, видать, "неотложку" вызывать придется...

Настя наливает в стакан воду из графина, привычно капает туда корвалол. Предлагает Ирине. Но Ирина отстраняет стакан, ее трясет.

- Благодарю за консультацию, - еле выдыхает она и неровным шагом покидает кабинет.

- Ах ты, Боже мой!.. Несчастная мать, - закрыв за посетительницей дверь, вздыхает Настя.

Но уже через мгновение лицо ее посветлело, и она предлагает коллеге: - Кофе хочешь?.. Датчане угостили, - достает из своего стола импортную баночку.

- Что ж, давай!.. У меня кое-что к кофе найдется...

А Ирину у парадного подъезда обкома встречает Александр. Отводит ее к скамье, усаживает, заставляет взять под язык валидол.

- Ну, что? - спрашивает он, щупая ее пульс.

- Все!.. Хватит... Больше идти некуда, - нервно смеется сквозь слезы Ирина.

- Прекрати истерику!.. Что значит - хватит?.. Мы же договорились... Сейчас же пойдешь на телевидение... Может, там что-то есть уже... Кстати... Прости, ты не могла бы отдать мне тот вчерашний презент американцев?.. Понимаешь, мне пообещали очень хороший препарат для Дениса...

- Бери, конечно, - достает она из сумочки сто долларов.

- Сэнк ю, май дарлинг! - прячет деньги в карман Александр. - Ну, мне пора!.. Прости!.. А ты должна посидеть здесь еще минут десять... Это я тебе как врач говорю!.. И запомни, коль они показали Дениса в марафоне, значит, обязаны ему помочь... Только смелее!.. Прощай, - целует он ее в щечку и почти бегом устремляется к троллейбусной остановке.

Тоскливо глядя ему вслед, Ирина вновь вспоминает...

... Она в переднике заглядывает в комнату Дениса, где тот играет на полу в шахматы с Сергеем. Рядом с ними растянулся лохматый Джек и, положив вытянутую мордочку на передние лапы, наблюдает за игрой. На софе дремлет сытый Васька. Денис время от времени покашливает.

А в ее комнате тихо играет музыка, в открытую дверь видно танцующих Лизу и Виктора, родителей Сергея.

Звонок. Ирина открывает дверь. На пороге цветут улыбками ей навстречу Верочка - "божий одуванчик" и некогда статная Галина. Обе очень изменились, и потому Ирина лишь по улыбкам узнает их.

- Ой, девочки!.. Боже мой!.. Проходите, хорошие мои!..

- Ирка!.. Господи!.. Ведь тебя не узнать совсем, - запричитала маленькая Верочка, вручая Ирине букет роскошных роз.

Они обнялись и так, растроганные, шмыгая носами, стоят втроем несколько мгновений.

- А нас, конечно, не ждали, - вдруг басит из-за их спин Софья, чмокая опешившую подругу.

- Видишь, кого я тебе привела?!. Цени!.. - пропускает Софья вперед Светлану и Александра Васильевича с огромными букетами цветов. Светлана, обнимая Ирину, тараторит:

- Узнала про твой день рождения, и решила улизнуть из больницы... Заодно и доктора прихватила, чтоб не заложил!.. - смеясь, покосилась она на Александра Васильевича, который взял руку Ирины и бережно поднес ее к губам. Ирина смутилась.

Радостный Джек весело обнюхивает новых гостей.

- Да... Это, действительно, уникальный подарочек!.. Проходите в комнату... Там соседи принесли слайды припятские... А ты уже домой, Сережа?..

- Ага... До свидания, - буркнув Ирине и гостям, он пропускает вперед верного дружка, - Джек, домой!.. Пока, Денька!.. - уже в дверях крикнул он Денису.

- Пока! - хрипло откликнулся Денис из своей комнаты и снова закашлял.

- Денька! - вскрикнула Верочка и поспешила к нему. - Ты что, болеешь?!.. Не может быть!.. Ты ведь у нас всегда богатырем был... Денька!.. Узнаешь нас с тетей Галей, а, сорванец?.. - треплет она за щеки улыбающегося Дениса.

- Конечно, узнаю... Вы - наша Золушка... А тетя Галя - певица...

- Ах, ты, мой хороший! - целует его Верочка.

Галя, тоже поцеловав Дениса, достает из сумки пакет яблок и большой грейпфрут, кладет гостинец на стул у кровати:

- Съешь все и сразу поправишься!..

- Девчата, проходите сюда, будем чай пить и судачить... Вы мне все-все обо всех расскажете, да?!. - Ирина ведет подруг в свою комнату.

- О ком знаем, расскажем, - вздыхает Галина. - Только радостных новостей не жди...

- Зато мы слайды привезли показать... Еще из нашей мирной жизни, - лепечет Верочка.

Стемнело. В комнате полумрак. Денис, полулежа, устроился в обнимку с котом на мамином диване. Ирина, Лиза, Вера и Светлана сидят рядом с ним у журнального столика, уставленного вареньем, конфетами, чашками с остатком чая, чайником и прочей посудой, сдвинутой в сторону, а на краю стола лежат раскрытый альбом и толстая папка с различными пригласительными и другими маленькими свидетельствами их безвозвратно ушедшего прошлого. Тихо играет музыка. Александр и Софья танцуют. На стене меняются слайды прекрасной, еще живой Припяти и живописного Полесья, которые показывает Виктор.

- Внимание! Исторический кадр, - восклицает Верочка.

- Со стены весело смотрят - она в дубленке и шапке из рыжей лисицы и Ирина в зимнем пальто, с пышными распущенными волосами. Они в две руки качают коляску с Вериной малюткой на заснеженной площади перед припятским дворцом культуры.

- Ах, какие зимы у нас были, девчата! - причитает Лиза.

- А волосы?!. Глянь, какие волосы у Ирины, не то, что сейчас, - теребит стриженую голову подруги подсевшая к ним Софья.

- Да, Ир, какие волосы были!.. - сокрушается Верочка.

- Но ты тоже осыпаешься, одуванчик наш, - ласково говорит Ирина, бросив извиняющийся взгляд на подошедшего Александра.

- Да уж... - шмыгает носом та.

Александр, поклонившись дамам, приглашает Ирину на танец. Софья ревностно следит за ними. Ирине неуютно под ее пристальным взглядом. Сердясь на саму себя, она нервно пробурчала:

- Что это мы топчемся, как солдаты на плацу?!. Пойдем ко всем... Денис, - обращается она к сыну, - давай-ка быстро в постель!.. Поздно уже, - и, подняв его с дивана, уводит из комнаты, а сама, вернувшись, устраивается на его месте.

Меняется слайд. На экране ДК, увенчанный всеми флагами стран-членов Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) - участниц международной конференции по атомной энергетике, проходящей в Припяти весной 1985 года.

- А Володя твой почему не пришел? - спрашивает Ирина Софью.

- Он же на вахте...

Меняется слайд, теперь подруги видят сценку из Ирининого спектакля. На сцене А. Блок в исполнении Саши Деханова, в углу за столом Валя Пинчук в образе Марины Цветаевой...

- А что с Сашей Дехановым, знаешь? - спрашивает Галя.

- Знаю, - вздыхает Ирина.

- Ну, а что с Валентиной - твоей Цветаевой?.. Где она теперь?

- Совсем плоха... Не ходит уже. Два раза в год лежит в клинике в Москве, на химии... А живет с родителями в Хмельницком... Впрочем, письма писать ей тяжело очень... Последнее письмо полгода назад пришло... Как теперь она, даже не знаю...

На экране - припятская юморина. Девчата смеются, видя, как полуобнаженные парни - инженеры ЧАЭС - в балетных "пачках" исполняют "танец маленьких лебедей".

- Верочка, как встречу во дворе Станкевича, всегда вспоминаю твой заказ на юморину 85-го, помнишь?.. Когда он в гробу летал... Ты тогда написала в заявке нашим столярам: "Прошу изготовить гроб для Станкевича"...

- Да, черный юмор получился!.. Теперь только и слышишь - то один умер, то другой!.. Мы скоро будем встречаться и обсуждать, кого в чем в гроб положили... - грустно шутит Верочка.

- Смотри, это же юморина 1 апреля 86-го, - восклицает Галя, комментируя новый слайд. - Тогда еще хлопцы протянули "ускорение", раздутое прессой... Помните, как городской гид вроде бы водит по станции столичного корреспондента, говоря что-то типа: "Вот видите, как усиленно работают кувалдами наши инженеры"... В то время как мимо них все чаще пробегают станционники с пустыми тачками. "А это, говорит гид, наши рабочие претворяют в жизнь призыв партии к ускорению".

Все дружно, но не очень весело, смеются.

- Это что!.. Вспомните, что дальше было в этой последней юморине, - подключилась эмоциональная Верочка. - Когда этот самый гид, якобы показывает корреспонденту городские достопримечательности, и, подойдя к долгострою в центре города, говорит: "Обратите внимание на замечательный из добротного дерева забор прямо напротив дворца культуры. Мы взяли коллективное соцобязательство к концу года весь город обнести таким забором!.."

Никто даже не улыбнулся.

- Да... Выполнили!.. Не прошло и месяца, обнесли город колючей проволокой, - вздохнула Ирина.

- Ну и ну, у вас даже юморины были пророческие, - удивляется Александр.

Виктор гасит проектор, включает слабый свет.

Галя достает из папки газету, читает заголовок статьи:

- "Припять - место заповедное"... Чья это статья была - твоя или Софьина? - спрашивает она Ирину. - Здесь псевдоним...

- Моя... Но сказал так о нашем городе один московский поэт...

- Да, уж теперь точно заповедное место, - басит Софья.

Ирина трет рукою глаза, нос.

- Боже мой!.. Так всегда, как только достаю альбом и архивы свои, сразу все лицо чешется...

- И у меня тоже, - подтверждает Галина. - Может, у тебя вообще фон в квартире?!.

- Слушай, Ир, у меня дома дозиметр есть... Давай сбегаю, - предлагает Виктор.

- Беги!.. - безразлично бросает Ирина и, взяв свою любимицу- гитару, настраивает и поет:

Бессонницы недуг неизлечимый ночами манит в прошлое меня, и я вхожу без стука, без причины в дома к давно покинутым друзьям. Нам есть еще о чем поговорить, есть чем помочь друг другу, непременно. Ни время, ни пространство, ни измены еще нас не сумели разлучить. И свет в домах утраченных друзей включается в ночи на небе позднем, и мне с друзьями радостно и слезно листать тома уже минувших дней...

Все, затаив дыхание, слушают. Приятный голос Ирины завораживает задушевностью. Тихонько вошедший Виктор тоже замер, прислонившись к двери.

А день несет иные имена, и новые заботы ждут за дверью, и новые разлуки и потери бессонницей не вычерпать до дна...

Все тяжело вздыхают, Ирина, отложив гитару, встает, и обращается к Виктору.

- Ну, где же твой аппарат?..

Тот подносит дозиметр к альбому и папке на столике, слышится легкий треск.

- А что я говорила?!.. - помрачнела Галина.

- Это не так страшно, - успокаивает Виктор, - У тебя, Ирина, есть еще припятские вещи?

- Конечно...

- Тащи все - проверим!..

Ирина приносит. Проверяют. "Звенит" все - книги, одежда, даже полотенце. Ирина заносит черную сумку, с которой они выезжали из Припяти - дозиметр дико трещит.

- Более шести тысяч бета-распадов!.. Зачем же ты такие вещи дома держишь?!. - возмущается Виктор.

- А где же я могла их проверить?!. Это - то старье, что мы в камере хранения на вокзале оставили в мае, чтоб меньше нести с собой... перед банной "дезактивацией"... Да еще то, что я летом взяла из Припяти... А с этой сумкой мы уже второй год всюду разъезжаем... И как-то в голову не пришло, что ты мог давно все это замерить...

- С ума сошла!.. А ну, давай все в мусоропровод!.. - требует Галина.

Ирина заталкивает одежду, полотенце и другие вещи в сумку, протягивает ей.

- Пожалуйста!.. Но книги я не выброшу!.. Почищу еще... и спрячу от Дениса... Каждую из них я с таким трудом доставала... в очередях... И каждую - с какой-нибудь идеологической ахинеей в нагрузку...Так что это самое дорогое, пусть со мною рядом "распадаются"...

Галина несет сумку из квартиры, ворча:

- А сколько же тогда на всем этом было "грязи"?.. Ведь уже больше двух лет прошло!..

- И все-таки, что ни говорите, - неожиданно и невпопад вмешивается в разговор Александр. - Я, конечно, не имею в виду присутствующих, но припятский синдром все-таки существует, - многозначительно произносит он.

Все удивленно смотрят на него.

- Александр Васильевич, в вас опять заговорил медицинский чиновник атомного ведомства, - съязвила Светлана. - Вы еще вспомните тут пресловутую радиофобию!.. Наверное, ваша диссертация по гастроэнтерологии будет называться "припятский синдром", да?!.

- Ну, что ты, Светка!.. У него - "оболонский", - заржала Софья. - Он, например, не прочь бы прокатиться на стажировку куда-нибудь, скажем - в Америку, чтобы серьезно и глубоко изучить там чернобыльский фактор... Не правда ли, дорогой доктор?!. - она подошла вплотную к Александру и, испытывающе глядя ему в глаза, затянулась сигаретой.

Александр выдержал ее взгляд и спокойно парировал:

- Если поездку оплатит какой-нибудь фонд, я не откажусь...

- Вот и я о том же, - выдохнув дымом ему в лицо, Софья повернулась на каблуке и направилась к Ирине.

- Софья!.. Прекрати!.. - гневно говорит та.

Подсев к Ирине, Софья примирительно сжимает ей руку.

- Ладно, не злись... Все путем!.. - берет она прислоненную к дивану гитару. - Давай-ка, твои "Звезды...", а?!.

Ирина, помедлив мгновение, горько вздыхает, и, тихо тронув струны, поет:

Нет, звезды абстрактны. Не то измеренье! Вернемся обратно. Пройдемся отдельно по травам вдоль тракта - судьбе параллельно. Пройдемся отдельно... Мой верный попутчик, так жить невозможно! Но можем ли лучше?! Как небо тревожно!.. Я вновь задыхаюсь! Помочь мне не можешь, но все понимаешь. ...По травам вдоль тракта следы наши стынут, сияя абстрактною звездною пылью...

Гости собираются по домам, одеваются в прихожей.

- Я провожу вас немного, - набрасывает на плечи демисезонное пальто Ирина.

У лифта Виктор еще раз достает дозиметр.

- И почему ты меня раньше не позвала? - бормочет он, удивленно глядя на дозиметр, подносит его к Ирине, прибор затрещал. Виктор ведет прибором по пальто к воротнику - бешеный треск, стрелка прибора зашкаливает.

- А это еще что?!.. Это тоже припятское пальто?..

- Нет, я его уже осенью за компенсацию купила...

Виктор измеряет все пальто еще раз - легкий треск, подносит к воротнику - снова бешеный треск, "зашкал".

- Ничего не понимаю, - недоумевает он. - Больше десяти тысяч бета...

- А!.. Я, кажется, поняла... Это или от волос моих, на них тогда больше рентгена было, а постриглась я уже поздней осенью... тогда я в этом пальто ходила... Или же от шапки песцовой... Помните, девчата шапку мою припятскую?.. Я ее выбросила уже зимой, когда другую смогла купить... У меня от нее тоже все лицо чесалось... Так я завернула ее в старую газету и - в мусорку, чтобы какая-нибудь бомжиха не позарилась...

- Вот ты даже бомжей пожалела, - басит Виктор. - А знаешь, как торговали тогда "грязными" вещами?!. Ну, ладно, все!.. Прощайте, девчата, наш этаж чуть ниже, спустимся своим ходом... Пойдем, Лизок!..

На автобусной остановке подруги прощаются с Александром Васильевичем и Ириной. Верочка, обнимая ее, сокрушается:

- Ох, когда теперь увидимся?.. Скажи хоть, где тебя искать?

- Куда ты ложишься?.. Снова в Пущу?.. - уже со ступенек автобуса спрашивает Галя.

- Угу... Только сначала Дениса положу в диспансер... Это ведь рядышком - буду навещать его, - отвечает Ирина, маша им на прощанье.

Александр тоже помахав подругам, берет Ирину за руку, и решительно ведет назад через дорогу. Она немного удивлено, но ласково посмотрев на него, не сопротивляется.

Так за ручку, молча, они возвращаются к Ирине домой. Тихонько входят в квартиру.

- Мам?!.. - слышится из спальни голос Дениса.

Ирина, беззвучно подтолкнув гостя в свою комнату, быстренько заходит к сыну.

- А что гости уже ушли?!. Я тоже хотел их провожать!..

- Ну-ка спать быстренько!.. Ты и так сегодня выбился из режима, - присаживается к нему на кровать Ирина.

- Ма, правда, припятчане теперь - как отдельная нация? - спрашивает он.

- Да, сынок, - механически соглашается Ирина, поправляя одеяло. - Спи!..

- А помнишь, как в Припяти елка новогодняя - перед дворцом культуры - три раза подряд по ночам падала?.. Как будто предупреждала, правда?..

- Правда, - гладит его по голове Ирина.

Лицо мальчика сосредоточено, в глазенках отражена напряженная работа мысли.

- А разбитые игрушки, как разбитые судьбы, - вздыхает он, заключая свои размышления.

Утром Ирина, тихо проводив Александра, заглянула в комнату сына. Он спит. Она идет на кухню. Смотрит в окно, видит на остановке Александра, машущего ей. В ответ Ирина прислоняет раскрытую ладонь к стеклу.

За ее спиной появляется Денис и тоже смотрит в окно. Ирина вздрагивает.

- Мама, а дядя Саша будет моим папой?!.

- Не знаю, сынок...

... Пока Ирина добирается на телевидение, Александр размашистой походкой свободного человека уверенно входит в бюро "Интурист". Игнорируя лифт, он вбегает на третий этаж, входит в одну из комнат.

- Хэлло, Шурик! - приветливо встречает его смазливая девушка-инструктор.

- Привет!.. Вот, - торжественно взмахивает он зелененькой бумажкой, - недостающая валюта!.. Так-то, Ларочка!.. Что там с билетом?..

- Все договорено. Вот с этим, - что-то пишет она, - подойдите к международной кассе... Там сегодня Нинок... Она в курсе...

- Боже мой! - сладко потягивается Александр. - Даже не верится... Уже через неделю по ту сторону границы я навсегда забуду, что был в моей жизни этот совковый кошмар!..

- Я вас поздравляю, - загадочно улыбается инструктор. - Но надеюсь, наши услуги вы там не забудете, - многозначительно добавляет она, протянув ему двумя пальчиками записку для кассира.

Александр, поцеловав ее пальчики, берет записку:

- Что вы, Ларочка, вас я вовек не забуду!..

... А в это время на телевидении известный комментатор объясняет Ирине:

- Я думаю, вам нужно подойти в 9-ю студию... Там сейчас группа чернобыльского марафона снимает какой-то сюжет... А впрочем, - оценил он состояние Ирины, - я проведу вас... Прошу!..

Они тихонько заходят в затемненную студию, где идет съемка. Здесь за круглым столом сидят зарубежные гости, представители марафона и Чернобыльской комиссии Верховного совета, а также начмед ВНЦРМ - тот самый Виктор Иванович, отличающийся жандармскими наклонностями в своем ведомстве и совершенно обаятельный собеседник здесь - на телевидении. Теперь он рассказывает гостям и будущим зрителям о бедственном постчернобыльском состоянии здоровья всех слоев населения, представляет сравнительную статистику заболеваемости киевлян и живущих здесь припятчан, в том числе детей.

- Вот, например, статистический анализ за прошлые два-три года одной из городских поликлиник, где наблюдаются как киевские, так и припятские детишки...

Строгая худощавая немка спешно конспектирует его слова.

- Так вот, этот анализ свидетельствует, что заболеваемость резко возросла в обеих наблюдаемых группах... У припятчан, правда, преобладают... вот... заболевания сердечнососудистой системы, желудочно-кишечного тракта и, к сожалению, заболеваемость крови имеет место... Увеличение щитовидной железы наблюдается приблизительно в равных пропорциях в обеих группах... Зато киевские дети перекрывают все показатели по заболеваемости верхних дыхательных путей и острым респираторным заболеваниям...

- А вам не кажется не совсем точным такой анализ, - вдруг прерывает его из темноты нервный голос Ирины. - Ведь вы не учитываете того, что большинство мужчин припятчан до недавнего времени работали на станции и мамы имели возможность сидеть с детьми дома, а потому, извините, с соплями могли в поликлинику не обращаться...

- Стоп, камера! - кричит режиссер.

В студии замешательство. Начмед вглядывается в темноту, узнает Ирину.

- Вот видите, я же вам говорил о "припятском синдроме", - поясняет он.

- А у вас, Виктор Иванович, конечно же, как говорят, "оболонский", - едко выпалила Ирина.

Иностранцы заинтересованно следят за этой неожиданной сценой.

- Что такое? - пробирается меж осветительной аппаратурой к Ирине режиссер. - Что вам надо?!. Как вы здесь оказались?.. Кто вы?..

- Это м-мать больного м-мальчика, что м-мы показывали на прошлом м-марафоне, - заикаясь, поясняет спешащий за ним ассистент.

- Мне от вас уже ничего не надо! - сорвавшимся голосом прохрипела Ирина. - А кто я?.. Вон, у начмеда спросите, - охваченная гневом и жестокой болью, почти выскакивает Ирина из студийной комнаты.

Униженная, возмущенная и подавленная спешит она на вокзал, решив-таки сегодня же ехать за сыном.

Но на табло у вокзальных касс светится одна фраза на всех направлениях: "Мест нет". Однако, несмотря на это, ко всем кассам тянутся длинные очереди. Ирина хватается за голову, тяжело дышит.

- Ты што так пэрэжываешь, а? - обращается к ней стоящий рядом старый узбек. - Тэбэ так срочно поехать надо?.. Слушай, попробуй дэ предварительный касса... Когда повезет, на утренний поезд билет возьмешь... Там народу мал-мал мэнше...

- Спасибо, - протискивается к выходу Ирина.

Подходя к предварительным кассам, она, погруженная в свои нерадостные переживания, буквально сталкивается с довольным Александром, рассматривающим на ходу только что приобретенный яркий билет-книжечку.

- Ты?!.. Здесь?!..

- Видишь ли... - растерявшись от неожиданной встречи, Александр пытается спрятать билет.

- Что это?.. Покажи, пожалуйста, - протянула руку Ирина.

- Видишь ли, - нехотя отдает ей билет Александр. - Я решил, что так будет лучше... нам всем!.. Но как только я там устроюсь, тотчас же напишу тебе... Да... Я помогать вам буду... Все Штаты на ноги подниму!.. Поверь, - уже воспрянув духом, увлекается он. - Ведь у тебя опять ничего не вышло?!. Вот видишь?!. Я так и знал... А у меня там все получится - спешит он за отдавшей ему билет и решительно устремившейся в кассовый зал Ириной. - Я привлеку к вам внимание всей западной прессы... Они соберут средства и вызовут вас... или хотя бы Дениса на лечение... Поверь мне!.. - тараторит он.

- Ладно. Не оправдывайся! - резко остановившись, повернулась к нему Ирина, в глазах ее боль и отчаяние. - Не надо!.. - тихо, но жестко говорит она. - Ничего не надо нам от тебя... Устраивайся сам, нас не трогай!.. Боже!.. Ведь еще вчера ты мне ничего не сказал о своем отъезде...

- Я хотел... За тем и пришел... Но это горе с Сергеем... Я не смог!.. Прости меня!..

- Дура!.. Господи, какая же я дура!.. Вот что... Я тебя только об одном попрошу... о последнем одолжении... Купи мне билет на завтра в Евпаторию... А то если мне и здесь откажут... я не выдержу, - задыхается она. - Прошу тебя!..

- Хорошо!.. Конечно... Вот, - сует он ей в руку валидол. - Прими, пожалуйста... Я сейчас...

Ирина прислоняется к прохладной колонне. Все вокруг видится ей, как в тумане. И вспоминается ...

... Весна в Пуще-Водице прекрасна не менее осени. Прелесть свежей зелени дополняет пьянящий аромат лесных ландышей, щебет и свист пернатых. Ирина, Александр и Денис, одетый в новенькую желтую пижаму, бредут по аллее детского диспансера, домики которого после капитального ремонта преобразились.

- Дядя Саша!.. Смотрите, что я нашел, - показывает Денис плоский кусочек угля с четким отпечатком листьев папоротника.

- Интересно!.. Очень старый отпечаток... Это пополнит твою коллекцию!.. Значит, все-таки хочешь быть геологом?..

- Конечно!.. - удивляется его вопросу Денис.

Мимо них проходит иностранная делегация и, сделав пару идиллических снимков, покидает диспансер.

- Мам, - оглядывается на них Денис, - теперь, как только иностранцы приезжают, нам новые пижамы выдают... А на второй завтрак дают по бутерброду с икрой... На тоненький ломтик хлеба так тоненько кладут икру... Но все равно вкусно! - улыбается он.

В это время к главному корпусу подкатил длинный рефрижератор, к которому ринулись медицинские работники, образовав очередь за каким-то дефицитным товаром.

- Не хочешь присоединиться к коллегам?!. - язвит Ирина, пытливо глядя на Александра.

- Не понимаю твоей иронии... В чем ты тут видишь криминал?.. Каждый устраивается, как может!..

... - Вот билет, - возвращает ее в реальность голос Александра. - Я очень хотел бы проводить тебя завтра, но не смогу. Прости!.. Мне столько еще нужно увязать, обежать перед отъездом... Понимаешь?!..

- Конечно... Конечно, понимаю, - нервно усмехается Ирина. - Начинать новую жизнь - дело серьезное!.. Тем более, что я не хочу тебя больше видеть... Не могу!.. Так что прощай!.. Да... Вот деньги за билет, - сует она ассигнации в нагрудный карман его рубашки. - Будь здоров, - бросает напоследок и, болезненно сгорбившись, идет к выходу.

Она входит в свой подъезд, задыхаясь от горечи и слез. Вынимает из почтового ящика очередные два письма от Дениса. Входит в квартиру, опускается на диван, читает:

...Дорогая мамочка! Я себя очень плохо чувствую. Весь день лежу в постели. Ужасно болит голова. Тут такая страшная жара. Мне еду приносят в постель. Я совсем не хожу на море. Мне запретил врач... Мама! Все время, когда все уходят, я беру твою фотографию, смотрю на тебя и плачу!.. Никак не могу с собой справиться!..

Слезы застилают ей глаза, туманят текст. Прямо перед ней на полке книжного шкафа - большое фото голубоглазого красавца Александра. Ирина смотрит на него сквозь пелену слез и... вновь вспоминает свое недавнее пребывание в больнице ...

... Ей совсем плохо. Но она уже различает больничную палату. Видит, как молоденькая медсестра снимает капельницу.

- Спасибо, лапушка, - шепчет на ухо медсестре Александр, чуть приобняв ее за талию.

- Не за что, доктор, - кокетливо улыбнувшись ему, медсестра уходит, унося штатив с системой.

Александр наклоняется к Ирине, целует в щечку.

- Ну?.. Ты уже молодцом?!. Чудесно!..

- Саша!.. - с трудом выговаривает Ирина. - Не пойму!.. Зачем ты возишься с нами? Зачем мы тебе?.. Ты ведь свободен!.. Можешь прекрасно устроить свою жизнь, - тяжело вздыхает она.

- Могу-могу!.. Конечно, могу... Но не хочу!.. Понимаешь, мне понравилось бороться с трудностями... К тому же я, быть может, люблю тебя!..

... Ирина встает с дивана. Берет фотографию и медленно рвет на мелкие кусочки. По щекам ее катятся слезы ...

Просыпается Ирина рано утром опять в тяжелом кризе. Но все-таки ей удается собраться. И вот уже с дорожной сумкой через плечо она медленно подходит к остановке, где стоит, будто поджидая ее, автобус. Устроившись на свободном месте, она распечатывает второе письмо сына:

...Мама! Я каждый день отмечаю в календарике. У меня на голове все время лежит мокрое полотенце, но все равно через каждые две минуты я обливаюсь потом...

Толпа выносит Ирину из автобуса в метро.

...Мамочка! У меня больше нет бумаги, потому что мне нельзя выходить. А кого я прошу мне купить, все отказываются!..

Переполненный эскалатор выбросил Ирину к выходу станции метро "Вокзальная", когда до отправления поезда осталось несколько минут. Ирина понимает, что с ее теперешними возможностями она может не успеть, и усердно продвигается к вокзалу. На перроне гам отъезжающих перекрывает громко звучащая из вокзальных усилителей музыка. Ирина с трудом находит свой двенадцатый вагон. Отдышавшись, она оглядывается по сторонам. Вокзальное радио передает песню Игоря Талькова "Летний дождь", а Ирина еще надеется увидеть в толпе Александра.

Память уже не жаль, Мысли не бьют по рукам, Я тебя провожаю К иным берегам... Ты - перелетная птица Счастье ищешь в пути. Приходишь, чтобы проститься И снова уйти...

- задушевно поет Тальков.

Поезд трогается. Ирина старается на ходу забраться в вагон. Ей бы это ни за что не удалось, если бы две молодые проводницы не подхватили ее под руки и не затащили в тамбур, а затем легонько подтолкнули внутрь вагона.

Почти упала Ирина на свое место. Но тут сердобольная старушка, сидящая напротив, подсказала ей:

- Вам сейчас не надо сидеть... Вы походите немного... Отдышитесь... На вас ведь лица нет...

Ирина послушно поднялась и медленно пошла по коридору. И вновь ей слышится:

...Мама! Мне ночью ты снилась. Как долго тянутся дни. Голова продолжает болеть, не проходит даже ночью. Не знаю почему, но мне стало так трудно с тобой расставаться, мама!.. Нам воспитатель сказал, что лечение только месяц. Второй месяц - отдых. Но у меня здесь не может быть отдыха!..

... - Отдыхать? - спросила старушка Ирину, когда та снова опустилась на свою полку.

- Нет, за сыном, - ответила Ирина в изнеможении, откинувшись всем телом к стене.

- Как же это вы чуть не отстали от поезда?.. Поздно взяли билет?.. А вам уже лучше?.. Может - таблетку?..

- Нет-нет, - прервала учтивый поток вопросов Ирина. - Спасибо... У меня свои есть... А билет?!. Достали мне с горем пополам... Однако, пройдя вдоль вагона, я обнаружила, что он почти пуст...

- Вот-вот... - подхватила старушка. - Я сюда, к дочке, так же добиралась... Они билеты в кассе держат до последней минуты, ироды. Пусть даже пропадут. Но кто сотню сверху положит, так, пожалуйста, получай!.. Сама видела, ей-Богу!.. Ох, и везде такое безобразие. Просто мафия какая-то... Эх-эх-эх, - тяжело вздохнула старушка и принялась искать что-то в своей бездонной сумке.

Ирина только было прикрыла глаза, чтобы чуть-чуть прийти в себя, как в купе вошла проводница.

- Билеты, пожалуйста... Спасибо... Так, Евпатория... А вы до Джанкоя... Хорошо... Постель я принесу попозже. И чай тоже... Доброго пути!..

- Какая милая девушка, - после ее ухода довольно констатировала старушка.

- Да, - согласилась Ирина. - Они, видать, стройотрядовцы, осваивают европейский стиль работы.

- И то верно. У нас не часто встретишь такое обращение с пассажирами!..

Пока происходит этот разговор, вагонное радио информирует слушателей о работе сессии Верховного Совета Украины. И вот диктор проникновенно говорит о недавнем решении Верховного Совета обратиться ко всем республикам и к украинской диаспоре за помощью детям, пострадавшим в результате Чернобыльской катастрофы, а также о том, сколько детей уже отправлено на лечение в другие страны и т. д.

Ирине снова сделалось худо. Она взяла таблетку под язык. Лицо ее посерело. Она закрыла глаза. Старушка, выждав время, проникновенно спросила:

- Давно страдаешь, дочка?

- Пять лет уже...

- А сын что же - в санатории лечится?..

- Да.

- Неужто тоже болен?

Ирина побледнела, глаза наполнились слезами. Она лишь сглотнула подступивший к горлу ком.

- Сколько лет-то ему?

- Скоро четырнадцать... А когда началось все это, девяти не было, - выдохнула Ирина.

Старушка напряженно всматривается в ее лицо:

- Так вот оно что!.. Ах, Боже ты мой!.. Да вы из Чернобыля, что ли?!..

- Из Припяти, - почти прошептала она.

- Стаканчики можно забрать?.. - почти над ухом слышит Ирина мягкий голос проводницы.

- Да, да... Пожалуйста! - роется она в сумочке, достает мелочь и протягивает проводнице.

Та уходит. А вагонное радио передает очередной информационный выпуск, в котором, среди прочих новостей, опять сообщается приблизительно следующее:

"...Чернобыльская катастрофа еще долго будет волновать мир. Уже неделю работает у нас экспертная комиссия, состоящая из ученых и специалистов разных стран, в работе которой принимает участие и Генеральный директор МАГАТЭ Ханс Бликс... Особенно волнует общественность медицинский аспект трагедии. Совещания по этому поводу прошли в Киеве и Минске..." - сообщает мужской баритон.

"А детей, пострадавших в результате Чернобыльской катастрофы, - подхватила диктор-женщина, - радушно принимают на отдых и лечение на Кубе, в Венгрии, ФРГ, Канаде... Дети чувствуют себя хорошо..."

Ирина поднимается и нервно крутит выключатель, пока радио не смолкло.

- А как твой себя чувствует? - спрашивает старушка.

- Плохо... Ему дали в поликлинике путевку на два самых жарких месяца в Евпаторию... Других не было!.. Я согласилась-то на эту в надежде, что суставы ему там подлечат... Очень они его беспокоить стали в последнее время, весной так полмесяца в школу не ходил из-за них... Да какое там лечение, какие грязи, если у него постоянные головные боли, если каждые две минуты он потом обливается... В таком состоянии ему даже на море ходить запретили...

- Ах, Боже ты мой!.. Что ж это за лето в Евпатории без моря?!. - вздыхает старушка.

- Вот и еду забирать его, потому, что ни отдыха, ни лечения - мука одна!..

- Ну, а почему не отправишь лечить за границу? - показывает старушка на радио.

- За границу?!.. Я не знаю, чьи дети ездят за границу... Во всяком случае, наших детей и детей из зоны там не много...

- Да что ты?!..

- А чему вы удивляетесь?!.. Реальная власть у нас все еще в тех же руках... Та же ложь и лицемерие...

В купе с вместительным портфелем, тяжело дыша, вваливается солидный гражданин.

- Четырнадцатое место здесь?

- Здесь. Здесь, дорогой, - говорит старушка. - Что же вы в другое купе не хотите пройти?.. Вагон-то почти пустой...

- Э-э, бабуля! Не надо мне чужого места... Дорога долгая, пассажиры еще будут садиться... Зачем мне лишние хлопоты?!.. Да и скучно одному...

- И то верно, - соглашается старушка. - Давай, дочка, выйдем в коридор, - обращается она к Ирине. - А они пусть пока располагаются здесь...

Ирина тяжело поднялась и с трудом выходит вслед за шустрой соседкой. Они стоят у открытого окна в середине вагона.

- Ты присядь, - сочувственно глядя на серое лицо Ирины опускает старушка откидное боковое сидение.

- Нет-нет, садитесь вы, пожалуйста!

- Садись! - усаживает та Ирину.

Ирина сидит, держась за перильце, затем почти зависает на нем, так тяжело ей себя держать. А за окном мелькают деревья, поля, села. Вдали опускается за горизонт горячее до красноты солнце, и свет его многократно отражают перистые облака.

- Ты слышала, дочка, про Нострадамуса? - вдруг спрашивает "продвинутая" старушка.

- Да, конечно... А почему вы спросили о нем? - заинтересовалась Ирина.

- Все в этом мире не случайно, милая. Вот говорят - случилась авария... А ведь он когда еще написал, что "придет комета на Землю, звезду Откровенья неся на хвосте"... Ту самую Звезду Полынь из Откровения Иоанна Богослова, помнишь, после которой "третья часть вод сделалась полынью и многие из людей умерли от вод..."

- Недавно я читала об очень любопытных совпадениях, связанных с кометой Галлея. Оказывается, тогда, в 86-м, ближайшее нахождение ее от Земли было 11 апреля. Через две недели, 25-го, было лунное затмение, а потом Луна еще как-то там соединялась с Плутоном, не помню точно... Но самое интересное, что головою комета была в южном полушарии, и там обнаружили озонную дыру. А хвост ее указывал на созвездие Тельца - знак Украины... Вот ведь как!..

Обе задумались, глядя на уходящее солнце.

- Соседушки, прошу! - прервал их размышления новый сосед, выглядывая из купе уже в бриджах и легкой тенниске.

Входя в купе, старушка говорит Ирине:

- Ты сразу ложись, дочка, отдыхай!.. - а сама с вязанием устраивается поудобней у окна.

Общительный сосед подсаживается к ней. И, пока Ирина с трудом стелет себе постель, он заводит со старушкой долгий разговор.

- Дочка?.. - почти шепотом спрашивает он.

- Нет... Но моя немногим старше... Еду от нее...

- А-а-а!..

- А вы куда?..

- В Евпаториию, - радостно выдыхает сосед.

- Отдыхать?..

- Нет... В командировку!.. - сладостно восклицает он.

- А где вы служите?..

- Почему служу?.. Я работаю... в одной организации... - нехотя отвечает он и переводит разговор на другое. - Вы, бабуля, лучше скажите, что это вы вяжете такое интересное?..

- Внучке свитерок... Одной еще в Киеве связала... А с этой только мерку сняла... И теперь, как свяжу, отправлю бандеролькой...

Ирина ложится, обхватив голову руками. Разговор соседей уплывает все дальше и дальше, и она вновь погружается в воспоминания ...

... Ирина опять в той же самой палате ВНЦРМ. На этот раз ее соседками стали дебелая санитарка этого же центра и пожилая молчаливая припятчанка. Двигая тапочки, моет пол под Ирининой кроватью маленькая дежурная санитарка.

- Тань, - обращается она, разогнувшись, к заболевшей коллеге, - ну, когда ты уже выпишешься?.. Третий месяц за тебя работаем!..

- У меня, Дуся, все законно, - почти горделиво отвечает та, уплетая селедку с луком. - Знаешь, какой у меня РОЭ высокий?!..

- Да, если бы я так селедку ела, - тихо ворчит санитарка, - то у меня, может, еще выше был бы!..

Она вздыхает и, гремя ведром, выходит из палаты.

- Девчата! - заговорщицки шепчет дебелая соседка, достав из шкафа бутылку вина. - Давайте по граммулечке, чтоб не киснуть здесь с тоски, а?..

Пожилая припятчанка, дико глянув на нее, отвернулась к окну.

- Нет, мы вам в этом не компания, извините, - отвечает Ирина.

- Ну и зря! - пожимает плечами та и, отхлебнув из горлышка, сует бутылку обратно. - Пойду, прогуляюсь чуть-чуть...

Она выходит. Соседка резко поворачивается к Ирине.

- Видеть ее не могу!.. Кто по-настоящему болен, должен из шкуры лезть или голодать, как ребята наши, чтобы доказать, что не верблюд!.. А такие отлеживают здесь по три месяца и получают инвалидность, да еще и связь с аварией!..

- Да... Я смотрю, они теперь здесь все больны ... из-за работы с "грязными" больными, - удивляется Ирина.

- Точно... Половина врачей в больничных халатах... Ох, тошно!.. - вздыхает соседка.

В палату входит их нынешний лечащий врач - коренастый мужчина среднего роста с бегающими глазами на беспокойном лице, Владимир Николаевич.

- Ирина Михайловна, здравствуйте!.. Вот узнал, что вы опять у нас, и сразу зашел поприветствовать вас!..

- Спасибо, - сдержанно кивает ему Ирина. - А вы, я слышала, зав. отделением стали?!.

- Да вот, повысили, - виновато улыбается он.

Но, видать, ему очень хочется завоевать ее расположение. И он, присев на край кровати, с подчеркнутым сочувствием и вниманием смотрит на нее, почти как на близкую родственницу.

- Я листал вашу историю, Ирина Михайловна... Мне очень жаль, что состояние ваше ухудшилось... Очень жаль, поверьте!.. Но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вам помочь...

- Правда?!. Я тронута вашим вниманием, Владимир Николаевич!.. Хоть, по всему видно, у вас здесь мало что изменилось...

- Ну почему же, Ирина Михайловна?.. Весна, смотрите!.. Какая чудная весна, - смотрит он в окно. - Вы же весной у нас еще не лежали?!. Гуляйте побольше, дышите!..

- Да я-то гуляю - к сыну, в диспансер, например... И дышу... Я не о том... Посмотрите, Валентина Ивановна уже неделю температурит, и это в больнице!.. И никакого внимания!..

- Да что вы?! Ну-ка, Валентина Ивановна, дайте-ка я вас послушаю!.. - садится врач около Валентины Ивановны, слушает ее. - Ох, ты, Боже мой!.. Какие хрипы!.. Я сейчас медсестру пришлю... И пульмонолога приглашу, чтобы послушал вас... А на ночь баночки вам поставят...

- Спасибо, доктор, - глухо благодарит больная.

- Да. Сейчас медсестра вам укольчик сделает, - уже на ходу добавляет врач, выскальзывая из палаты.

На следующий день Ирина сидит в комнате сестры-хозяйки, удивительно оформленной всевозможными, стоящими и висящими, сказочными персонажами из корневищ, стволов и веток деревьев, а также вазочками, салфеточками и другими поделками здешних больных. Кроме того, красный угол здесь занят иконами, библейскими писаниями и прочей святой литературой.

- Кто знает, Ирочка, может, все так и должно быть?!. Значит, Богу так угодно!.. Все от Бога, милая!.. - говорит чистенькая и вся накрахмаленная сестра-хозяйка. - А знаешь, я еще в прошлом году приметила, что ты крестик носишь... И почти все чернобыльцы теперь с крестиками...

- Ничего удивительного, ведь у нас одна надежда и осталась - на Бога!..

В комнату заглядывает добродушная, круглая, как колобок, пожилая медсестра.

- Ирина, вот ты где, а я тебя везде ищу!.. Кардиолог у нас в ординаторской консультирует... Идем, быстренько...

Ирина входит в ординаторскую после того, как оттуда, кашляя, вышла Валентина Ивановна. Молодая врач, кивнув новой пациентке, еще заканчивает запись в предыдущей истории болезни.

- Садитесь, - роняет она. - Минуточку!..

В комнату бочком входит Владимир Николаевич и, стараясь не обращать внимания на Ирину, кладет перед кардиологом три истории болезни.

- Что это?..

- Это наши сотрудники, я вам уже говорил про них, - склонился он поближе к кардиологу.

- Ах, да! - листает она истории. - Но, Владимир Николаевич, дорогой, я не могу им всем поставить ишемию, - громко говорит она, заставляя тем самым все больше съеживаться заведующего отделением. - Ну, этой - куда ни шло, там холестерин повышен и УЗИ не совсем благополучно... Но вот этой я сама не могу поставить такой диагноз!.. Подойдите к нашей заведующей, если она поставит, то и я... а сама я не могу, извините!..

- Хорошо, хорошо, - покраснев, выдавливает из себя новоиспеченный зав. отделением, выскальзывая из кабинета.

- Ну-с... Теперь займемся вами... Ложитесь, я вас послушаю, - мягко предлагает Ирине кардиолог.

... Сосед с полотенцем на шее, только что вернувшийся из туалета, грузно забирается на верхнюю полку.

- Вы бы все-таки пошли, да и заняли где-нибудь пустую нижнюю полку, - сетует старушка. - Что ж мучиться-то, коль есть возможность ехать удобней...

- Мне, бабуля, наверху удобней, - кряхтит сосед. - Люблю, знаете, сверху быть... Сверху - оно все и всех виднее... А внизу - это не мое кредо, увольте, - ворочается он, устраиваясь.

Ирина смотрит перед собой на тени, блуждающие по купе. Ее знобит. Она пытается подняться, озноб усиливается. Все-таки ей удается сесть. Она выходит и, держась за стенки, идет вдоль вагона в туалет, где сильная рвота ослабила ее еще больше. Но тут подоспела сердобольная старушка и помогает ей вернуться в купе.

- Ложись, я тебя укрою потеплее, - достает она с верхней полки одеяло.

- Бабушка, вы еще одно попросите, пожалуйста... Может, и впрямь, все пройдет, когда согреюсь?!..

- Сейчас, милая! - старушка выходит.

Сверху свешивается голова сонного соседа.

- Тебе бы уснуть сейчас надо, дочка, - вернувшись, ласково говорит старушка, укрывая дрожащую Ирину еще одним одеялом.

- Спасибо. Попробую...

... Ей опять снится все тот же сон, как в густом фиолетовом небе пульсирует далекая звездочка... Все увеличиваясь, она превращается в огненный шар, оставляющий длинный лучистый шлейф... Вспышка... Все небо занимается заревом, которым дышит распахнутый зев четвертого реактора ЧАЭС ...

... Еле слышный стон вырывается из ее груди. Поезд мчит ночью мимо какого-то города, мелькают силуэты дымящих труб, больших и малых строений промышленной зоны, т.е. привычный уже пейзаж. Монотонно стучат колеса вагона. По купе блуждают блики дорожных фонарей. На верхней полке похрапывает сосед. Внизу спокойно спит старушка.

Лицо Ирины в испарине. Она мечется в бреду. Стонет. Старушка просыпается, включает свет над своей постелью.

- Дочка, ты меня слышишь?!.. - тормошит она Ирину.

Ирина открывает глаза. Непослушными, опаленными кризом губами она просит:

- Сумочку... мою... возьмите!.. Там адрес... и телефон сестры... В книжке записной - там, где написано "Надя", посмотрите... Если что, - она переводит дыхание, - позвоните... или телеграмму... пожалуйста!.. Скажите... что Денис ждет меня... Пусть она заберет его... если что...

С верхней полки свесилось лицо респектабельного соседа, но вдруг лицо это растягивается в ехидной улыбке начмеда: "А припятский синдром все-таки существует!.." - шипит улыбка. И тает... Появляются глаза... грустные глаза Софьи... А может, Лиды?.. Вот ведь ее черный траурный платок... Нет, это черный мех кота Васьки... Черный кот с голубыми глазами, такими же ясными, как у него - Александра... Да это же Александр!.. Он уходит... все дальше и дальше... А за ним бежит Денис, что-то крича и размахивая руками... Хочет остановить... Поздно!.. Денис поворачивается к ней: "Мама!.. Ну, где же ты, мамааааааааа?!.." - звучит долгое эхо его голоса...

- Саша!.. Денечка!.. Деня... Сынок!.. - бредит Ирина.

Старушка выбегает из купе.

Поезд останавливается. На ночном перроне только дежурная медицинская бригада. Врачи спешат в 12-й вагон, где в коридоре их встречает взволнованная девушка-проводница и сонный начальник поезда.

- Сюда, пожалуйста, - показывает дорогу проводница.

В купе с верхней полки снова свесилась голова недовольного беспокойной ночью соседа. Старушка, съежившись, сидит у окна, жалостливо глядя на мечущуюся в бреду Ирину.

- Она из Припяти, - поясняет старушка вошедшим медикам.

Коснувшись лба Ирины, врач покачал головой. Медсестра разместила на столике громоздкий тонометр. Врач считает пульс, измеряет давление. Ирина чуть приоткрыла воспаленные жаром глаза. Она едва различает лицо врача, слабым голосом просит:

- Сделайте мне укол, доктор!.. У меня так бывает... Вы только укол сделайте... Не снимайте с поезда, прошу вас!.. Не снимайте... Меня сын ждет ...

... В это же самое время в санатории просыпается Денис. Бледный, он тихонько, чтобы не разбудить спящих товарищей, шлепает босиком в коридор, где за столом дремлет няня.

- Тебе чего, Дениска? - спрашивает она спросонья.

- Тетя Дуся, покажите мне мамину телеграмму, пожалуйста!..

- Да где же я ее возьму?..

- Она здесь, в столе была вечером, посмотрите, - умоляет мальчик.

Няня копошится в столе, находит.

- На!.. Забирай свою телеграмму!.. И спать иди!.. Не то проспишь мать завтра...

Денис счастливо улыбается и, сжав в руке телеграмму, шлепает обратно ...

... Ирина очнулась. Вагон трясет от скорого хода поезда. Дрожат бутылки и стаканы на столике, по которому катается несколько пустых ампул, здесь же лежат использованные иглы.

- Как ты, дочка?.. Лучше тебе? - слышится в рассветных сумерках голос склонившейся над Ириной старушки.

- Лучше, бабушка, лучше... Спасибо вам за все, - слабым голосом отвечает Ирина, вытирая полотенцем испарину со лба.

- Слаба ты еще очень... Но ничего, ты еще не скоро будешь в Евпатории... Авось, отлежишься к тому времени?!. Отдыхай... А если что нужно, говори, - старушка поправляет Иринину постель.

Тяжело вздохнув и перекрестив больную, она возвращается на свою полку.

Хоть еще очень рано, в вагоне от легкой ночной свежести не осталось и следа. Душно. Ирина с трудом поднимается. Ей тяжело дышать. Старушка уже собрала свою постель и укладывает вещи в сумку. Ирина хочет налить воды, но рука срывается, опрокидывая стакан. Старушка испуганно повернулась.

- Тебе водички, дочка?!.. Сейчас, - она наливает в стакан минеральной воды.

Ирина припадает к нему воспаленными губами, делает несколько маленьких глотков. Отдыхает.

- А где сосед наш? - тихо спрашивает она.

- Нашел себе - там, дальше, другую компанию, повеселее нас... В карты играют...

- А вы уже почти приехали?..

- Да, милая, - она достает из кармана сложенный тетрадный листочек, протягивает Ирине. - Вот, возьми!.. Это адрес мой - в Джанкое!.. Если сможете, когда попрохладней будет, приезжайте с сыночком!.. Место, слава Богу, всегда найдется!..

- Спасибо вам!.. За все спасибо!.. Но приехать - это вряд ли... Дай вам Бог здоровья, любви и заботы ваших близких!.. Вы удивительно прекрасный человек!..

Несколько минут спустя они прощаются на перроне станции Джанкой.

- Дай Бог тебе доехать благополучно, дочка!.. - обнимает Ирину старушка.

- Всего вам доброго!.. - машет ей Ирина уже с подножки вагона и с трудом поднимается в тамбур.

Старушка печально смотрит ей вслед, поднимает с земли сумку и идет в сторону вокзала. А Ирина, тяжело дыша, подходит к открытому коридорному окну и еще видит, как ее добрая спутница теряется в вокзальной толпе. Затем заходит в купе, ложится на свою полку.

Наконец-то поезд прибыл в Евпаторию, которая уже с утра встречает отдыхающих знойным, пыльным воздухом.

Ирина с дорожной сумкой через плечо и дамской сумочкой в руке тяжело спускается по ступенькам на платформу. Идет к кассам предварительной продажи билетов. Встает в длинную очередь.

Подходит к трамвайной остановке.

На разрисованном, словно игрушечном, трамвайчике едет по центральному проспекту города-курорта.

Входит в холл центральной гостиницы "Украина", подходит к жгучей брюнетке, сидящей перед табличкой "Администратор-распорядитель гостиниц г. Евпатория". Тяжело дыша, Ирина вынимает из сумочки паспорт и железнодорожные билеты.

- Будьте добры - обращается она к администратору. - Помогите мне, пожалуйста!.. Я приехала забрать сына из санатория, но билеты удалось взять только на завтра... Мне бы только переночевать!.. Любое место, в любой гостинице, прошу вас!..

- Мест нет, - отрезает администратор.

Ирина открывает паспорт на страничке с пропиской, протягивает брюнетке.

- Мы из Припяти... Сын болен... Я тоже еле доехала, а еще обратный путь... Помогите, пожалуйста!..

- Мест нет... Вот, - показывает она на двух солидных господ, - даже артистов филармонии не могу разместить, ждут!..

Ирине становится совсем худо и почему-то очень обидно.

- Послушайте, сейчас на каждом углу кричат о сострадании и помощи чернобыльцам, на Верховном Совете почти каждый день говорят о том же... Я же прошу у вас не номер для отдыха здесь, а любое место на одну только ночь!..

- Ничем помочь не могу! - холодно отвечает администраторша.

Ирина еще стоит какое-то время, не в силах сдвинуться с места. Только что подошедшая крепенькая седая женщина кладет перед администратором удостоверение.

- Я могу предложить вам место только в номере на троих, - говорит ей та, протягивая бланк для заполнения.

- Ну, вот, есть же места!.. - не выдержала Ирина, когда женщина прошла в холл.

- Это участникам войны!..

- Хорошо. А мы?.. Мы разве не участники войны?..

- Давайте удостоверение, тогда будем говорить!..

- Нет у нас еще удостоверений... А паспорт с припятской пропиской и печатью об эвакуации вас не устраивает?!.

- Мне нужно удостоверение... Впрочем, можете прийти после девяти вечера, если нигде не устроитесь... Здесь, - показывает она в центр холла, где вокруг широкого стола стоят мягкие диваны, - может, будет свободно...

- И на том спасибо, - говорит сквозь слезы Ирина.

Она выходит из гостиницы на залитый солнцем проспект. И вдруг, зашатавшись, подходит к стене и сползает по ней на тротуар. В окно гостиницы выглядывает перепуганная администраторша ...

... Тем временем совсем рядышком, всего в нескольких трамвайных остановках от гостиницы, в столовой санатория "Здравница" заглатывает свой завтрак Денис.

- Ну што ты так шпешишь?.. Подавишьща, - шепелявит упитанный мальчуган, сосед Дениса по столику.

- Да никуда твоя мамка не денется, успеешь еще, - поддерживает его другой сосед.

- Денис, а мы сейчас на море идем!.. - подбегает к ним сероглазый сверстник Дениса. - Ну, прощай!.. Наверное, уже не увидимся?!..

Они жмут друг другу руки. Убегая, сероглазый мальчик кричит:

- Жаль, что ты так и не покупался в море!..

... А в этот момент "скорая помощь" доставила в реанимацию городской больницы бесчувственную Ирину.

Вот она лежит на реанимационном столе. На миг приоткрывает глаза, смутно различает белый халат и вихрастую шевелюру, ей кажется, что это Александр. Слабой рукой она тянется к лицу врача:

- Саша!.. Сашенька!.. Это ты... Как хорошо!.. Я знала, что ты нас не бросишь!.. Умоляю тебя... Умоляю, спаси Дениса!.. Сыночек, - едва выговаривает она и снова теряет сознание ...

... В то самое время, когда по перрону киевского вокзала с мягкой вместительной сумкой не спеша, даже слегка вальяжно, шагает элегантно одетый Александр. Поезд "Москва - Берлин" готовится к отправлению. Редкие лучи солнца, пробиваясь сквозь грозовые тучи, освещают беспрерывную вокзальную суету, над которой несется все та же песня Игоря Талькова:

Ты перестанешь мне сниться Скоро совсем, а потом Новой мечтой загорится Остывший мой дом...

Александр ставит сумку у своего вагона, протягивает билет проводнице. Несколько крупных капель начинающегося дождя падают ему на лицо. И в памяти, как вспышка, - полные любви, боли и отчаяния глаза Ирины... Они втроем: он, она и Денис бредут по мокрому осеннему лесу в Пуще-Водице... Денис кружится, пытаясь поймать лицом дождевые капли ...

...Что от любви любви не ищут, Ты с годами поймешь... Ну, а сейчас ты не слышишь И тебя не вернешь...

- проникновенно поет Тальков. По лицу Александра уже стекают струи дождя. Поезд трогается.

- Гражданин! Вы едете или нет? - кричит ему проводница со ступенек вагона, размахивая его ярким билетом, а затем бросает его вниз - прямо на вместительную сумку странного пассажира.

Александр смотрит на нее отсутствующим взглядом. Поезд набирает скорость ...

... А Ирина на реанимационном столе, на миг чуть приоткрыв глаза, видит над собою склонившихся врачей и...

...яркое пятно света за ними... Вспышка... Все небо занимается дрожащим от собственного жара красно-желтым заревом, которое, сжимаясь, трансформируется в огромный многоцветный шар, затем превращается в пульсирующую в густом фиолетовом небе и оставляющую за собой длинный лучистый шлейф яркую вихрастую звезду, которая все стремительнее уменьшается, превращаясь в маленькую звездочку, мчащуюся вдаль в густеющей темноте Вселенной...

... вот она уже крохотной светлой точкой пульсирует на экране кардиографа по изломанной синусоиде сердечного ритма, амплитуда которого все уменьшается...

И вдруг точка медленно поплыла по прямой ...

... Денис выбегает из высокого парадного во двор санатория, где его товарищи, выстроившись по двое и помахав ему на прощание, вместе с воспитателем идут к морю.

Денис остается один на солнцепеке. Реснички его дрожат, глаза жадно всматриваются в каждого прохожего, мелькнувшего в просветах меж бетонными плитами санаторного забора. Он ждет...

Слышно, как тревожно и гулко стучит его сердце: "Бум - бум - бум..."

Камера уходит вверх... или это душа матери видит сына с высоты птичьего полета... Все удаляется бетонная громада санатория, во дворе которого нет ни единого деревца, лишь крохотная фигурка мальчика под палящим солнцем.

- Бум - бум - бум, - разносятся над городом удары сердца.

А чуть дальше - через две улицы - плещется лазурное бескрайнее море, на берегу которого поправляют свое здоровье тысячи отдыхающих ...

... И над всем побережьем отчаянно стучит сердце мальчика...

И вновь перрон центрального киевского вокзала. Зима. Александр в легкой дубленке и пыжиковой шапке, с той же мягкой вместительной сумкой, спешно подходит к знакомому вагону поезда "Москва - Берлин", готовящемуся к отправлению. Сквозь густую снежную завесу неба пытается пробиться желток холодного зимнего солнца. Над перроном разносится песня ансамбля "Пламя":

Снег кружится, летает, летает... И поземкою клубя, заметает зима, заметает все, что было до тебя...

Александр ставит сумку у вагона, протягивает билет той же самой проводнице, которая лишь глянув на него, сразу узнала странного пассажира:

- Что, все-таки решились... Или опять передумаете?!.. - хитро прищурилась она.

- Теперь не передумаю, я не сам... Денис, давай-ка побыстрее, а то отстанем от поезда, - зовет он немного подросшего за полгода Дениса, одетого в яркую пуховую куртку с капюшоном.

Мальчик медленно, с остановками, продвигается к ним в потоке пассажиров, время от времени спотыкаясь о собственную поклажу - дорожную сумку не меньшего размера, чем у Александра, почти волочащуюся по земле.

Только они разместились в уютном купе спального вагона, поезд трогается. Входит проводница. Александр протягивает ей билеты и документы для контроля. Она долго изучает бумаги.

- Ого, у вас билеты аж до Мюнхена, - восклицает она.

- Да, в Берлине пересадка, - задумчиво произносит Александр.

- А мальчик кто вам?.. Фамилии разные, - любопытствует она. - Подопечный или сын?..

- Сын... приемный... Там отметка в паспорте есть, - нехотя отвечает он.

- Ну, что ж, с документами все в порядке... На границе я вас разбужу для таможенного контроля... Думаю, проблем не будет... Счастливого пути, - уже автоматично улыбается им проводница и выходит из купе.

Денис открывает модную сумку-кошелек на поясном ремне и достает оттуда ту самую маленькую мамину фотографию, которую он взял у нее еще летом 1986 года в пионерлагере "Медик 2", только теперь она - в красивой рамке с подставкой. Смотрит на нее, ставит на столик.

- Можно, она постоит здесь? - в глубоких печальных глазах его дрожат слезы.

- Конечно, что за вопрос, - садится рядом с ним Александр и тоже смотрит на фото. - Ты даже не представляешь, Денька, как мама была бы рада, что нам наконец-то удалось организовать твое лечение в Германии, - с трудом сдерживая слезы, говорит он и, ласково взъерошив отросшую шевелюру мальчика, прижимает его к себе. - Все будет хорошо, вот увидишь...

... Они сидят, обнявшись. Стучат колеса вагона.

За окном все быстрее мелькает, уносясь в прошлое, беспросветно унылый пейзаж советского времени. А с дрожащей на купейном столике маленькой фотографии смотрит на них еще молодая, улыбающаяся Ирина - с надеждой на лучшее будущее.

Киев,1991 г.