Йоссариан отправился в самоволку на самолете Милоу. По пути в Рим Милоу, благочестиво поджав губы, укоризненно покачал головой и ханжеским тоном сообщил Йоссариану, что ему за него стыдно. Йоссариан утвердительно кивнул. Расхаживая задом наперед с пистолетам на боку и отказываясь летать на боевые задания, говорил Милоу, Йоссариан ломает дешевую комедию. Йоссариан утвердительно кивнул. Это некрасиво по отношению к товарищам из эскадрильи, не говоря уже о том, что он причиняет немалое беспокойство вышестоящему начальству. Даже его, Милоу, он поставил в очень неудобное положение. Йоссариан снова утвердительно кивнул. Летчики начали роптать. Йоссариан думает только о спасении собственной шкуры, а в это время такие люди, как Милоу, полковник Кэткарт, подполковник Корн и экс-рядовой первого класса Уинтергрин, лезут из кожи вон, чтобы приблизить час победы. Летчики, сделавшие семьдесят вылетов, начали роптать, поскольку теперь они обязаны сделать восемьдесят. Есть опасность, что кое-кто из них тоже нацепит пистолет и начнет ходить задом наперед. Боевой дух падает с каждым днем - и все по вине Йоссариана. Страна в опасности. Йоссариан поставил под угрозу свое традиционное право на свободу и независимость тем, что осмелился применить это право на практике.

Стараясь не прислушиваться к болтовне Милоу, Йоссариан сидел на месте второго пилота и утвердительно кивал. Из головы у него не выходили нейтлева девица, Крафт, Орр, Нейтли, Данбэр, Малыш Сэмпсон, Макуотт, а также разные бесталанные, сирые и убогие люди, с которыми ему довелось встречаться в Италии, Египте, Северной Африке и в других районах мира. Сноуден и сестренка нейтлевой девицы тоже мучили его совесть. Йоссариан, кажется, догадался, почему нейтлева девица не только считала его ответственным за смерть Нейтли, но даже хотела его убить. Так ли уж, черт побери, она неправа? И она, и другие несчастные имеют полное право обвинять Йоссариана, и не только Йоссариана, за ту противоестественную трагедию, которая обрушилась на них, как, впрочем, и сама она наверняка повинна в несчастьях, причиняемых, например, ее сестренке, да и другим детям. Кто-то что-то должен предпринять. Каждая жертва - преступник, каждый преступник - жертва, и кто-то наконец должен подняться во весь рост и разорвать эту, ставшую привычкой, мерзкую цепочку, которая угрожает каждой живой душе. Как бы ни велика была жажда богатства, как бы ни велико было желание бессмертия, никто не смеет строить свое благополучие на чьих-то слезах.

-Ты раскачиваешь лодку,- сказал Милоу.

Йоссариан снова утвердительно кивнул.

-Ты подыгрываешь противнику,- сказал Милоу.

Йоссариан утвердительно кивнул.

-Полковник Кэткарт и подполковник Корн были очень добры к тебе,- продолжал Милоу.- Не они ли наградили тебя орденом за последний налет на Феррару? Не они ли произвели тебя в капитаны?

Йоссариан утвердительно кивнул.

-Не они ли кормили тебя и каждый месяц платили тебе зарплату?

Йоссариан снова утвердительно кивнул.

Милоу нисколько не сомневался, что, пойди Йоссариан к ним, повинись, отрекись от своих заблуждений, пообещай выполнить норму в восемьдесят вылетов, и они сменят гнев на милость. Йоссариан сказал, что подумает, и, когда Милоу выпустил шасси и самолет пошел на посадку, он, затаив дыхание, стал молиться за благополучное приземление. Прямо-таки смешно, какое отвращение стала у него теперь вызывать авиация.

Когда самолет сел, перед Йоссарианом предстал Рим - весь в развалинах. Восемь месяцев назад аэродром бомбили. Сейчас обломки белых каменных плит сгребли бульдозером в приплюснутые кучи: они громоздились по обеим сторонам выхода с летного поля, обнесенного колючей проволокой. Возвышался полуразрушенный остов Колизея, арка Константина рухнула. Квартира нейтлевой девицы подверглась разгрому. Девицы исчезли, осталась одна старуха. На ней было напялено несколько свитеров и юбок, голова обмотана темной шалью. Скрестив руки на груди, она сидела на деревянном стуле возле электрической плитки и кипятила воду в помятой алюминиевой кастрюле. Когда Йоссариан вошел, она громко разговаривала сама с собой, но, заметив Йоссариана, начала причитать.

-Пропали!- запричитала она, прежде чем он успел ее о чем-либо спросить. Держа себя за локти, она раскачивалась, как плакальщица на похоронах, и стул под ней поскрипывал.- Пропали!

-Кто?

-Все. Бедные девочки.

-Куда же они делись?

-Кто знает. Их выгнали на улицу. Все пропали. Бедные, бедные девочки.

-Но кто их выгнал? Кто?

-Эти подлые высоченные солдаты в твердых белых шляпах с дубинками. И наши карабинеры. Они пришли со своими дубинками и прогнали их прочь. Они даже не разрешили им взять пальто. Бедняжки… Они выгнали их прямо на холод.

-Их что, арестовали?

-Они выгнали их. Просто выгнали.

-Но если они их не арестовали, почему они с ними так поступили?

-Не знаю,- всхлипнула старуха.- Не знаю. Кто обо мне позаботится теперь, когда все бедные девочки пропали? Кто за мной присмотрит?

-Но ведь должна быть какая-то причина,- настаивал Йоссариан.- Не могли же они просто так ворваться и выгнать всех на улицу!

-Без всякой причины,- всхлипывала старуха,- без всякой причины.

-Какое они имели право?

-„Уловка двадцать два“.

-Что?- Йоссариан оцепенел от страха, и по телу его пробежал холодок.- Что вы сказали?

-„Уловка двадцать два“,- повторила старуха, мотая головой.- „Уловка двадцать два“. Она позволяет им делать все, что они хотят, и мы не в силах им помешать.

-О чем вы, черт побери, толкуете?- растерявшись, яростно заорал на нее Йоссариан.- Да откуда вы знаете, что на свете существует „уловка двадцать два“?

-Солдаты с дубинками в твердых белых шляпах только и твердили „уловка двадцать два“, „уловка двадцать два“.

-А они вам ее показывали, эту „уловку“?- спросил Йоссариан.- Почему вы не заставили их прочитать вам текст этой „уловки“?

-Они не обязаны показывать нам „уловку двадцать два“,- ответила старуха.- Закон гласит, что они не обязаны этого делать.

-Какой еще закон?

-„Уловка двадцать два“.

-О, будь я проклят!- с горечью воскликнул Йоссариан.- Опять этот заколдованный круг!- Йоссариан остановился и печально огляделся.- А где же старик?

-Ушел,- замогильным тоном сказала старуха.

-Ушел?

-Ушел в лучший мир,- сказала старуха и тыльной стороной ладони коснулась лба.- Вот здесь у него что-то сломалось. Он то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство.

Йоссариан повернулся и побрел по квартире. С мрачным любопытством он заглядывал в каждую комнату. Вся стеклянная утварь была разбита вдребезги людьми с дубинками. Портьеры содраны, постели свалены на пол. Стулья, столы и туалетные столики опрокинуты. Все, что можно сломать - сломано. Разгром был полный. Никакая орда вандалов не могла бы учинить большего разорения. Все окна были разбиты, и тьма чернильными облаками вливалась в каждую комнату сквозь высаженные рамы. Йоссариан ясно представлял себе тяжелую, всесокрушающую поступь высоких парней в белых шлемах - военных полицейских. Он представлял себе разнузданное зловещее веселье, с каким они громили все вокруг, их лицемерное, не ведающее пощады сознание своей правоты и преданности долгу. Бедные девочки - они все пропали. Осталась только плачущая старуха в выглядывавших один из-под другого мешковатых коричневом и сером свитерах и черной головной шали. Но скоро и она пропадет.

-Пропали…- горевала она, когда он вернулся.- Кто теперь меня приютит?

Йоссариан пропустил этот вопрос мимо ушей.

-У Нейтли была подружка, о ней что-нибудь известно?

-Пропала.

-Это мне известно. Но что о ней слышно? Кто-нибудь знает, куда она девалась?

-Пропала.

-А ее сестренка, что с ней случилось?

-Пропала,- монотонно твердила старуха.

-Вы понимаете, о чем я говорю?- резко спросил Йоссариан, глядя старухе прямо в глаза, чтобы убедиться, не бредит ли она. Он повысил голос:

- Что случилось с сестренкой, с маленькой девочкой?

-Пропала, и она пропала,- сердито ответила старуха. Она стала подвывать громче.- Выгнали с остальными вместе. Выгнали на улицу. Даже не дали ей надеть пальто.

-Куда она ушла?

-Не знаю, не знаю.

-Кто же о ней позаботится?

-А кто позаботится обо мне?

-Ведь, кроме вас, она никого не знает?

-А кто присмотрит за мной?

Йоссариан бросил старухе в подол деньги - удивительно, как часто люди, оставив деньги, думают, что тем самым они исправили зло!- и вышел на лестничную площадку. Спускаясь по ступенькам, он поносил на чем свет стоит „уловку двадцать два“, хотя знал, что таковой нет и в помине. „Уловка двадцать два“ вообще не существовала в природе. Он-то в этом не сомневался, но что толку? Беда была в том, что, по всеобщему мнению, этот закон существовал. А ведь „уловку двадцать два“ нельзя было ни потрогать, ни прочесть, и, стало быть, ее нельзя было осмеять, опровергнуть, осудить, раскритиковать, атаковать, подправить, ненавидеть, обругать, оплевать, разорвать в клочья, растоптать или просто сжечь.

На улице было холодно и темно, тусклый промозглый туман колыхался в воздухе и сочился по шершавой облицовке каменных домов, по пьедесталам памятников. Йоссариан поспешил к Милоу, чтобы покаяться и отречься от заблуждений. Он сказал, что просит извинения, и, сознавая, что лжет, пообещал сделать столько боевых вылетов, сколько пожелает полковник Кэткарт, если только Милоу использует все свое влияние в Риме, чтобы установить местопребывание сестренки нейтлевой девицы.

-Ей всего двенадцать лет, она же еще ребенок, Милоу,- взволнованно объяснил Йоссариан.- Мне хочется отыскать ее, пока не поздно.

Тот встретил его просьбу милостивой улыбкой.

-У меня как раз есть то, что тебе надо,- двенадцатилетняя девственница, совсем еще ребенок,- объявил он бодро.- Правда, на самом деле этому ребенку всего лишь тридцать четыре, но строгие родители держат свою дочь на диете с низким содержанием протеина. И вообще…

-Милоу, речь идет о маленькой девочке,- нетерпеливо, с отчаянием в голосе перебил его Йоссариан.- Как ты не понимаешь! И главное - я хочу ей помочь. Ведь у тебя самого дочери. Она еще ребенок. Она оказалась совсем одна в этом городе, за ней некому присмотреть. Я хочу спасти ее от беды. Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю?

Милоу все понял и был растроган до глубины души.

-Йоссариан, я горжусь тобой,- воскликнул он прочувствованным тоном.- Серьезно, я горжусь. Ты даже не представляешь себе, до чего я рад, что тебя волнуют не только сексуальные проблемы. Ты человек принципа. Разумеется, у меня есть дочери, и я понимаю тебя, как никто в мире. Мы ее найдем. Не беспокойся. Пойдем и разыщем эту девочку, даже если для этого нам придется перевернуть весь город. Пошли.

И Йоссариан вместе с Милоу Миндербиндером в скоростной служебной машине синдиката „М. и М.“ отправились в управление полиции, где смуглый, неряшливый полицейский комиссар с тоненькими черными усиками и в расстегнутом мундире приветствовал Милоу с таким неприличным подобострастием, будто Милоу был неким элегантным маркизом.

-А-а, марчезе Милоу! [Маркиз (итал.)] - воскликнул донельзя польщенный комиссар.- Почему же вы не предупредили меня о своем приходе? Я бы устроил в вашу честь роскошный банкет. Входите, входите, марчезе. Вы у нас такой редкий гость.

Милоу понял, что нельзя терять ни минуты.

-Привет, Луиджи,- сказал он, кивнув с такой небрежностью, что это могло показаться невежливым.- Луиджи, мне нужна ваша помощь. Это мой друг. Ему нужно найти одну девочку.

-Девчонку, марчезе?- спросил комиссар и озадаченно поскреб себе щеку.- В Риме уйма девчонок. Найти девчонку для американского офицера - пустяковое дело.

-Нет, Луиджи, ты меня не понял. Речь идет о двенадцатилетнем ребенке, он хочет найти эту девочку как можно скорее.

-А-а… Ну теперь я понял,- смекнул комиссар.- Для того чтобы это найти, потребуется некоторое время. Но если ваш друг подождет на конечной остановке пригородного автобуса, куда приезжают молоденькие девочки из деревень в поисках работы, то я…

-Да нет, Луиджи, никак ты нас не поймешь,- оборвал его Милоу так грубо и нетерпеливо, что полицейский комиссар вспыхнул, вскочил и, вытянувшись в струнку, начал смущенно застегивать пуговицы мундира.- Эта девочка - старый друг семьи, и нам хочется ей помочь. Она еще дитя. И сейчас бродит где-то в городе одна-одинешенька. Мы хотим разыскать ее, пока кто-нибудь ее не обидел. Теперь ты понял? Луиджи, это для меня очень важно. У меня дочь такого же возраста, и для меня нет ничего важнее, чем спасти сейчас это бедное дитя; пока не поздно. Ты мне поможешь?

-Си, марчезе, теперь я понял,- сказал Луиджи.- Я сделаю все, что в моих силах. Я найду ее. Но сегодня вечером у меня почти нет людей. Сегодня мои ребята пытаются перекрыть каналы, по которым поступает контрабандный табак.

-Контрабандный табак?- спросил Милоу.

-Милоу,- взмолился Йоссариан. Сердце его оборвалось. Он понял, что теперь все пропало.

-Си, марчезе,- сказал Луиджи.- Прибыль от незаконного ввоза табака настолько высока, что справиться с контрабандой почти невозможно.

-А что, в самом деле прибыль так уж высока?- спросил Милоу с живейшим интересом. Его брови цвета ржавчины алчно изогнулись, а ноздри жадно втянули воздух.

-Милоу,- окликнул его Йоссариан.- Не забудь обо мне.

-Си, марчезе,- ответил Луиджи.- Доход от незаконного ввоза табака весьма высок. Контрабанда превратилась в национальный скандал, в позор нации.

-Вот оно что!- заметил Милоу с рассеянной улыбкой и, словно заколдованный, направился к дверям.

-Милоу!- завопил Йоссариан и порывисто кинулся к двери наперехват.- Ты ведь пообещал помочь мне.

-Табак, контрабандный табак,- объяснял Милоу, отталкивая Йоссариана с дороги. У него были мутные глаза эпилептика.- Позволь мне пройти. Я хочу ввозить контрабандный табак.

-Не уходи, помоги мне разыскать ее,- умолял Йоссариан.- Контрабандный табак подождет до завтра.

Но Милоу был глух к этой просьбе, он пробивался к двери, хотя и не прибегая к силе, но неудержимо, точно в каком-то ослеплении, весь потный, с лихорадочным румянцем на щеках, с подергивающимися, слюнявыми губами. Его будто терзала глубокая, безотчетная тоска, и он негромко подвывал: „Контрабандный табак, контрабандный табак“. В конце концов Йоссариан сдался и уступил ему дорогу, поняв, что остановить его - дело совершенно безнадежное. Милоу пулей выскочил за дверь. Полицейский комиссар снова расстегнул мундир и впился в Йоссариана презрительным взглядом.

-Чего тебе здесь нужно?- холодно спросил он.- Ты хочешь, чтобы я тебя арестовал?

Йоссариан вышел из кабинета, спустился по лестнице и очутился на темной, как гробница, улице. Милоу и след простыл. Вокруг - ни одного светящегося окна. Несколько кварталов Йоссариан шел по пустынной улице, круто поднимавшейся в гору. Впереди, куда убегала булыжная мостовая, сияли огни широкой авеню, а полицейский участок находился в самом низу на другом конце улицы, где желтые лампы у входа светили в сыром воздухе, как мокрые факелы. Моросил мелкий, холодный дождь. Йоссариан медленно одолевал подъем. Скоро он подошел к тихому, уютному, манящему ресторанчику с красными вельветовыми занавесками на окнах. Голубые неоновые буквы над входом гласили: "Ресторан „ТОНИ“. Прекрасные закуски и напитки. Вход воспрещен". Голубая неоновая надпись удивила Йоссариана, но только на миг. Никакой абсурд более не казался ему странным в этом уродливом мире. Причудливо наклоненные фасады домов образовывали сюрреалистическую перспективу, улица казалась перекошенной. Он поднял воротник своей теплой шерстяной куртки и зябко обхватил себя руками. Ночь была ненастная.

Босой мальчик в легкой рубашке и легких драных штанах вынырнул из темноты. Этот черноволосый мальчик отчаянно нуждался в стрижке, туфлях и носках. Его болезненное лицо было, бледным и печальным. Он. брел по мокрому тротуару, и ноги его противно чавкали по лужам. Йоссариана охватила такая пронзительная жалость к его бедности, что ему захотелось даже убить этого мальчика, потому что он напоминал других бледных, печальных, болезненных мальчиков, которые в ту же ночь вот так же бродили по Италии и так же нуждались в стрижке, туфлях и носках. Он заставил Йоссариана вспомнить всех калек, продрогших и голодных мужчин и женщин, всех молчаливых, покорных, набожных матерей с глазами кататоничек, которые в эту же ночь, под тем же промозглым дождем, словно животные, кормят своих младенцев, тыча им в рот стылое бесчувственное вымя. Коровы, а не люди… И едва он успел об этом подумать, как мимо него проковыляла кормящая мать с завернутым в черное тряпье младенцем. Она тоже напомнила ему обо всех больных мальчиках в легких рубашках и легких рваных штанишках, напомнила обо всей дрожащей, отупляющей нищете в мире, который еще никогда так и не дал достаточно тепла, пищи и справедливости никому, кроме горстки самых изворотливых и бессовестных.

„О гнусный мир!- размышлял Йоссариан.- Сколько обездоленных людей бродит в эту же ночь даже в преуспевающей Америке, сколько, и там еще лачуг, вместо домов, сколько пьяных мужей и избитых жен, сколько запуганных, обиженных и брошенных детей! Сколько семей голодает, не имея возможности купить себе хлеб насущный! Сколько сердец разбито! Сколько самоубийств произойдет в эту ночь! Сколько людей сойдет с ума! Сколько землевладельцев и ростовщиков-кровососов восторжествует! Сколько победителей потерпело поражение! Сколько счастливых финалов оказалось на самом деле несчастливыми! Сколько уважаемых людей продало свои души подлецам за мелкую монету, а у скольких души-то и вовсе не оказалось! Сколько прямых дорог оказалось кривыми, скользкими дорожками! И если все это сложить и вычесть, то в остатке окажутся только дети и еще, быть может, Альберт Эйнштейн да какой-нибудь скульптор или скрипач“.

Йоссариан шел один на один со своими мучительными мыслями, чувствуя свою отчужденность от мира, и не мог выкинуть из головы терзавший его образ босого мальчика с болезненным цветом лица.

Йоссариан вспомнил, что у него нет увольнительной. Он двинулся на звук приглушенных расстоянием голосов, доносившихся из густой тьмы. Вдоль широкого, мокрого от дождя бульвара через каждые полквартала стояли невысокие изогнутые фонарные столбы, тусклый свет ламп причудливо мерцал сквозь клубящийся коричневатый туман. Из окна над головой Йоссариан услышал несчастный женский голос, умолявший: „Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не надо!“ Мимо Йоссариана, опустив глаза, прошла печальная молодая женщина в черном дождевике. Густая прядь черных волос падала на лоб. Через квартал, у здания министерства общественных работ, пьяный молодой солдат прижимал к рифленой коринфской колонне пьяную даму, а трое его пьяных товарищей по оружию сидели на ступенях и смотрели. У ног их стояли бутылки с вином.

„Пожалуйста, не надо,- упрашивала пьяная дама.- Я хочу домой. Пожалуйста, не надо“. Когда Йоссариан подошел поближе, один из сидевших окрысился на Йоссариана, выругался и запустил в него бутылкой. Бутылка упала далеко от Йоссариана и, глухо звякнув, разбилась вдребезги. Йоссариан продолжал невозмутимо идти тем же неспешным шагом, засунув руки в карманы. „Ну ладно, крошка,- услышал он сзади решительный голос пьяного солдата.- Сейчас моя очередь“. „Пожалуйста, не надо,- упрашивала пьяная дама.- Пожалуйста, не надо“. На другом углу, из глубины непроницаемо-темной узкой боковой улочки, донесся таинственный звук, который нельзя было ни с чем спутать. Кто-то сгребал снег. Размеренный, надсадный, хорошо знакомый скрежет железной лопаты о цемент заставил Йоссариана съежиться от ужаса, когда он сошел с тротуара, чтобы пересечь этот зловещий переулок. Йоссариан прибавлял шагу, покуда неотвязный, столь неуместный в Риме звук не затих позади.

Теперь Йоссариан понял, где он находится. Если идти, никуда не сворачивая, то скоро можно дойти до пересохшего фонтана в центре бульвара, откуда только семь кварталов до офицерской квартиры. Вдруг прямо впереди из темноты прорезались рычанье и грубые голоса. В это время потухла лампочка на угловом столбе, все предметы будто качнулись, и разлилась тьма. На другой стороне перекрестка человек бил собаку палкой. Он напоминал приснившегося Раскольникову человека, который хлестал лошадь кнутом. Напрасно Йоссариан изо всех сил старался ничего не видеть и не слышать. Собака скулила и визжала в животной истерике. Привязанная за растрепанный обрывок веревки, она, извиваясь, ползала на брюхе и не сопротивлялась ударам, а человек все равно бил и бил ее тяжелой палкой. Собралась небольшая толпа. Приземистая женщина шагнула вперед и вежливо попросила перестать. „Не твое дело!“ - сердито пролаял человек, замахиваясь палкой, будто хотел ударить и женщину. Женщина отступила с жалким и покорным видом. Йоссариан ускорил шаг, он почти бежал. Ночь была полна ужасов. Ему подумалось, что он понял ощущения Христа, когда тот шел по миру, как психиатр проходит через палату, набитую безумцами, как обворованный - через тюремную камеру, набитую ворами. Ах, как бы он хотел увидеть прокаженного!

На другом углу мужчина зверски избивал мальчонку. Их окружила толпа зевак, и никто не сделал ни малейшей попытки вмешаться. Йоссариан отпрянул, испытывая болезненное ощущение, что эта картина ему знакома. Он был уверен, что когда-то прежде уже видел ту же самую жуткую сцену. Зловещее совпадение потрясло его, страх и сомнение завладели сердцем. Ну конечно, это была та же сцена, которую он наблюдал на другом углу, хотя все выглядело совсем иначе. Что творится в мире? Может быть, и сейчас приземистая женщина шагнет вперед и вежливо попросит мужчину прекратить, а тот замахнется, и она отступит? В толпе никто не шелохнулся. Отупевший от горя ребенок голосил во всю глотку. Мужчина продолжал наносить ему тяжелые, звонкие затрещины, пока мальчонка не упал, и тогда мужчина рывком поставил его на ноги, чтобы тут же еще раз сшибить его наземь. Никого из этих угрюмых, съежившихся от страха людей, кажется, не интересовал оглушенный, измордованный малыш. Никто не собирался за него заступаться. Ребенку было не более девяти лет. Только одна замызганная женщина молча плакала уткнув лицо в грязное посудное полотенце. Мальчик был худой, изможденный и обросший.

Йоссариан быстро перешел на другую сторону широкого авеню, подальше от тошнотворного зрелища, и почувствовал, что наступил на человеческие зубы, валявшиеся на мокром, поблескивающем тротуаре в клейких лужицах крови, по которым мелкий дождь барабанил острыми коготками. Тут и там валялись коренные зубы и сломанные резцы. Йоссариан на цыпочках обошел эти жуткие обломки и приблизился к подъезду, в котором плакал какой-то солдат, прижимая ко рту взбухший от крови носовой платок. У солдата подкашивались ноги, двое других поддерживали его, хмуро и нетерпеливо дожидаясь, когда приедет санитарная машина. И наконец она появилась, звеня, тускло светя янтарными фарами, и прокатила мимо, направляясь к следующему кварталу, где итальянец, штатский, с книгами под мышкой, отбивался от оравы полицейских, размахивавших наручниками и дубинками. У итальянца было белое, как мука, лицо и лихорадочно горящие глаза. Он хлопал веками, как летучая мышь - крыльями. Рослые полицейские ухватили его за руки и за ноги и подняли. Книги посыпались на землю. „Помогите!“ - пронзительно закричал он, задыхаясь от волнения. Полицейские подтащили его к распахнутым задним дверцам санитарной машины и забросили внутрь. „Полиция! Помогите! Полиция!“ - доносилось из машины. Дверцы заперли, и санитарная машина умчалась. Какая-то грустная ирония была в этой нелепой ситуации: человек, охваченный паникой, взывал о помощи к полиции, находясь в плотном кольце полицейских. Прислушиваясь к этим абсурдным и тщетным призывам о помощи, Йоссариан криво усмехнулся. Внезапно он с изумлением осознал, что слова итальянца двусмысленны. В голову ему пришла тревожная мысль, что несчастный, возможно, вовсе и не звал никакой полиции, нет, скорее, он, как герой, идущий на смерть, предостерегал каждого, кто не был членом банды полицейских с дубинками и пистолетами. „Помогите! Полиция!“ - кричал человек, и он наверняка предупреждал об опасности.

Йоссариан откликнулся на этот призыв, воровато проскользнув мимо полицейских, и тут же едва не упал, зацепившись за ногу дородной женщины лет сорока со шкодливым видом торопливо перебегавшей перекресток. Она украдкой бросала через плечо мстительные взгляды на старуху лет восьмидесяти, которая, трясясь, ковыляла за ней на толстых перебинтованных ногах, безнадежно отставая. Старуха семенила и тяжело дышала, бормоча себе что-то под нос. Ошибиться было невозможно: это была погоня. Первая, торжествуя, добежала до середины широкой улицы прежде, чем вторая добралась до края тротуара. Подленькая улыбочка, с какой женщина оглянулась на запыхавшуюся старуху, была одновременно злобной и боязливой. Стоило несчастной старухе закричать - и Йоссариан пришел бы ей на помощь. Подай она сигнал бедствия - и он получил бы право ринуться вперед, схватить убегавшую и сдать ее банде полицейских, болтавшихся поблизости. Но старуха протрусила мимо, даже не заметив Йоссариана, до него только донеслось ее горькое, печальное бормотанье. И вскоре первая женщина скрылась во тьме. А старуха осталась стоять посреди перекрестка, одинокая, растерянная, не знающая, куда податься. Йоссариан оторвал от нее взгляд и заторопился прочь, стыдясь самого себя за то, что не пришел на помощь старухе. Он виновато, тайком оглядывался, позорно отступая. Он боялся, что старуха начнет преследовать его, и радовался, что дождливый, колыхавшийся, почти непроглядный, без единого огонька мрак укрыл его.

Воротник и плечи йоссариановой куртки набухли от воды. Носки промокли, ноги озябли. Ближайший уличный фонарь не горел - стеклянный колпак был разбит. Смутные очертания зданий, деревьев, фонарей беззвучно проплывали мимо него, точно несомые вечным движущимся потоком. Мимо прошагал высокий монах, скрыв лицо под капюшоном грубой, серой сутаны, даже глаз не было видно. Впереди, приближаясь к Йоссариану, по лужам зашлепали, чьи-то ноги. Он испугался - уж не босой ли ребенок? Йоссариан прошмыгнул мимо изможденного, бледного как смерть, понурого человека в черном дождевике. На щеке у него виднелся шрам, похожий на звезду, а на виске глянцевито блестела уродливая вмятина величиной с яйцо. Из тьмы, шаркая соломенными сандалиями, выступила молодая женщина. Лицо ее было обезображено чудовищными розово-багровыми ожогами, начинавшимися от самой шеи и покрывавшими сырой, сморщенной массой обе щеки, захватывая даже веки! Йоссариан не мог выдержать этого зрелища, его передернуло. Эту женщину никто никогда не любил.

На душе Йоссариана стало совсем скверно. Он мечтал о встрече с девушкой, которая была бы ему мила, которая успокоила бы его, пробудила интерес к жизни. Орда людей с дубинками поджидала его на Пьяносе. Все девчонки сгинули. Графиня и ее невестка уже не годились для него, он стал слишком стар для таких забав, у него уже просто не было времени на пустяки. Лючана исчезла, наверное умерла, а если еще нет, то скоро умрет. Грудастая потаскуха, знакомая Аарфи, испарилась вместе со своим дурацким перстнем. А сестра Даккит стыдилась его по той причине, что он отказался летать на боевые задания и вызвал тем самым в полку скандал. Единственная знакомая девушка, жившая поблизости, была простушка-горничная из офицерской квартиры. Мужчины с ней не спали. Звали ее Микаэла, но мужчины нежными, заигрывающими голосами обзывали ее грязными прозвищами, а она хихикала, радуясь, как дитя, потому что не понимала по-английски и полагала, что американские летчики говорят о ней что-то милое и даже лестное. Дикие выходки, которые они устраивали на ее глазах, приводили ее в восторг. Это была счастливая, простодушная, работящая девушка, она не умела читать и натужными каракулями выводила свою фамилию. У нее были прямые волосы цвета прелой соломы, желтоватая кожа и близорукие глаза. Мужчины с ней не спали, поскольку абсолютно не испытывали такого желания. Только Аарфи возжелал ее и изнасиловал в тот же вечер. После этого он почти два часа держал ее, как пленницу, в платяном шкафу, зажав ей рот рукой, покуда сирены не возвестили о наступлении комендантского часа, после которого Микаэла лишалась права выйти на улицу. И тогда Аарфи вышвырнул ее в окошко.

Труп Микаэлы лежал на тротуаре. Йоссариан вежливо протолкался сквозь кружок хмурых жильцов дома, стоявших с тусклыми фонарями в руках над мертвым телом. Они злобно посмотрели на Йоссариана и отшатнулись от него: люди разговаривали сердито, осуждающе и ожесточенно тыкали пальцами в сторону окна на четвергом этаже. Сердце Йоссариана тяжело забилось при виде разбившегося насмерть человека. Он нырнул в подъезд, вихрем взлетел по ступеням и вбежал в офицерскую квартиру. Аарфи с напыщенной и несколько растерянной улыбкой нервно расхаживал по комнате. Чувствовалось, что ему немножко не по себе. Суетливо набивая трубку, он уверял Йоссариана, что все будет хорошо и беспокоиться не о чем.

-Я только разок ее изнасиловал,- объяснил он.

-Но ведь ты убил ее, Аарфи!- ужаснулся Йоссариан.- Ты убил ее!

-Но я вынужден был это сделать, после того как изнасиловал,- спокойно ответил Аарфи.- Не мог же я отпустить ее, чтобы она по всей округе рассказывала о нас гадости.

-А, зачем ты вообще трогал ее, тупая скотина?- кричал Йоссариан.- Почему ты не привел девку с улицы, если тебе так уж приспичило! Город кишит проститутками.

-О нет, это не для меня,- хорохорился Аарфи.- За это я еще никогда в жизни не платил денег.

У Йоссариана присох язык к гортани:

-Аарфи, ты в своем уме? Ты убил девушку! Тебя посадят в тюрьму!

-О нет, только не меня,- ответил Аарфи, улыбаясь.- Старого, доброго Аарфи за решетку не упекут. За таких, как она, не сажают.

-Но ты выбросил ее из окна! Она лежит мертвая на улице!

-Она не имеет права там находиться,- ответил Аарфи.- После комендантского часа это запрещено.

-Болван! Ты понимаешь, что ты наделал?- Йоссариану хотелось схватить Аарфи за раскормленные, мягкие, как гусеницы, плечи и трясти его до тех пор, пока хоть искра сознания не затеплится в его мозгах.- Ты убил человека. Тебя наверняка посадят в тюрьму. Тебя могут даже повесить.

-Ну, не думаю, чтобы они на это пошли,- ответил Аарфи, весело хихикнув, хотя видно было, что он нервничает все сильней. Набивая коротенькими пальцами трубочку, он сыпал табак на пол и не замечал этого.- Нет, ваше высочество, старого, доброго Аарфи вы не засадите за решетку - Он опять хохотнул.- Подумаешь, какая-то служаночка! Не думаю, чтобы они стали поднимать шум из-за бедной итальянской служанки, когда каждый день погибают тысячи людей. Как ты полагаешь?

-Слышишь!- закричал Йоссариан почти радостно. Он прислушался.

Кровь отлила от лица Аарфи - вдали погребально завыли полицейские сирены. И вдруг почти мгновенно звук сирен усилился, превратившись в воющую, резкую, оглушительную какофонию, которая, казалось, рвалась в комнату со всех сторон.

-Аарфи, это за тобой - закричал Йоссариан, стараясь перекричать сирены. Он почувствовал прилив сострадания.- Они арестуют тебя, Аарфи, неужели ты этого не понимаешь? Нельзя отнять жизнь у другого человеческого существа и остаться безнаказанным, даже если это бедная служанка. Неужели ты не понимаешь?

-О нет,- упорствовал Аарфи, с механическим смешком и жалкой улыбкой.- Они меня не арестуют. Они не тронут старого, доброго Аарфи.

Он как-то сразу сник, опустился в кресло и оцепенел; пухлые, мягкие руки тряслись на коленях. Внизу затормозили машины. Свет ударял в окна. Захлопали дверцы, пронзительно засвистели полицейские свистки, послышались резкие, грубые голоса. Аарфи позеленел. Он машинально качал головой, улыбаясь странной, приклеенной улыбкой. Слабым, бесцветным голосом он твердил, что это приехали не за ним, не за старым, добрым Аарфи. „Нет, ваше высочество…“ - старательно убеждал он себя даже тогда, когда тяжелые шаги уже слышались на лестнице и грохотали на площадке, даже тогда, когда беспощадные кулаки оглушительно забарабанили в дверь. Дверь распахнулась настежь, и двое рослых, крепких, мускулистых полицейских с ледяными взглядами, твердо сжатыми губами и железными челюстями быстро прошагали через комнату и арестовали… Йоссариана.

Они арестовали его за то, что он прибыл в Рим без увольнительной.

Они принесли Аарфи извинения за вторжение и увели Йоссариана, подхватив его под руки жесткими, как стальные кандалы, пальцами. Спускаясь по лестнице, они не проронили ни слова. Двое других военных полицейских с дубинками, в белых шлемах дожидались их в закрытой машине. Йоссариана усадили на заднее сиденье, и машина помчалась сквозь дождь и грязный туман к полицейскому участку. На ночь его заперли в камере, а на рассвете доставили на аэродром. Еще два великана из военной полиции с дубинками и в белых шлемах поджидали его у транспортного самолета. Моторы уже разогревались, на зеленых запотевших цилиндрических обтекателях дрожали капельки пара. Полицейские не разговаривали между собой, они даже не удостоили друг друга кивком головы. Йоссариан никогда не видывал таких гранитных морд.

Самолет взлетел и взял курс на Пьяносу. Еще двое молчаливых, военных полицейских дожидались их на посадочной полосе. Теперь их стало восемь. Четко держа равнение и по-прежнему не проронив ни слова, они промаршировали к двум машинам, расселись, и джипы, жужжа колесами, понеслись мимо всех четырех эскадрилий к зданию штаба полка. Здесь на стоянке их дожидались еще двое военных полицейских. Все десять человек, здоровенных, сосредоточенных, молчаливых верзил, обступили его, возвышаясь над ним, словно сторожевые башни, и направились к входу. Гравий ритмично и жалобно скрипел под их башмаками. Йоссариану казалось, что они непрерывно наращивают темп. Его охватил ужас. Каждый из этих десяти обладал такой силищей, что мог одним ударом размозжить Йоссариану голову. Стоило им сомкнуть свои массивные, твердые, как валуны, плечи, и от него осталось бы мокрое место. Путей к спасению не было. Он даже не мог разглядеть лица тех двух полицейских, что держали его под руки. Зажатый двумя тесными шеренгами, Йоссариан быстро-быстро перебирал ногами. Они еще наддали, и ему показалось, что ноги его оторвались от земли и он летит. Четко печатая шаг, они поднялись по широкой мраморной лестнице на верхнюю площадку, где их дожидались еще двое военных полицейских с непроницаемыми каменными лицами. Прибавив ходу, они протопали по длинной галерее, нависающей над огромным вестибюлем. Теперь они печатали шаг по тусклому, выстланному плиткой полу. В пустом вестибюле их шаги грохотали, как страшная, все убыстряющаяся барабанная дробь. И еще прибавив темп, и еще чеканней держа равнение, они подошли к кабинету полковника Кэткарта. Теперь, когда Йоссариан стоял лицом к лицу со своей судьбой, ледяной ветер ужаса засвистел в его ушах. Подполковник Корн, удобно расположив свою филейную часть на уголке письменного стола полковника Кэткарта, приветствовал Йоссариана теплой, душевной улыбкой и сказал:

-Ну так вот, мы отправляем вас домой.

Это, конечно, была уловка.

-„Уловка двадцать два“?- спросил Йоссариан.

-Конечно,- любезно ответил подполковник Корн. Величественным взмахом руки и чуть презрительным кивком (он всегда держался в высшей степени небрежно, когда мог позволить себе быть в высшей степени циничным) он выпроводил могучих стражей и уставился на Йоссариана. Его глаза за квадратными стеклами очков без оправы блестели веселой хитрецой.- В конце концов, мы не можем отправить вас домой за то, что вы отказались летать на задания, а остальных держать здесь, на войне. Вряд ли это будет справедливо по отношению к ним.

-Да, черт побери, вы правы!- выпалил полковник Кэткарт. Он вперевалку расхаживал взад-вперед, сопя и пыхтя, словно разъяренный бык.- Я связал бы его по рукам и ногам, швырнул бы в самолет и силком заставил летать на каждое задание. Вот как бы я поступил.

Подполковник Корн жестом попросил полковника Кэткарта помолчать и улыбнулся Йоссариану.

-Вы, знаете ли, заварили кашу, которую приходится расхлебывать полковнику Кэткарту,- заметил он добродушно, будто вся эта история нисколько его не огорчала.

-Люди недовольны, боевой дух упал. И все - по вашей вине.

-Нет, по вашей,- парировал Йоссариан.- Из-за того, что вы увеличили норму вылетов.

-Нет, по вашей,- возразил подполковник Корн.- Из-за того, что вы отказались выполнять норму. Пилоты выполняли столько заданий, сколько мы требовали, и были вполне довольны жизнью, потому что у них не было иного выбора. Теперь вы им подали идею, пробудили в них разные надежды, и они почувствовали себя несчастными. Так что вы кругом виноваты.

-Разве он не знает, что война еще продолжается?- угрюмо спросил полковник Кэткарт, не глядя на Йоссариана. Тяжелыми шагами он мерил кабинет.

-Знает, конечно,- ответил подполковник Корн.- Я даже подозреваю, что именно по этой причине он и отказывается летать.

-Выходит, ему безразлично - идет война или нет?

-Может быть, вспомнив о том, что война продолжается, вы откажетесь от своего решения?- с иронической серьезностью полюбопытствовал подполковник Корн, передразнивая полковника Кэткарта.

-Нет, сэр,- с лукавой усмешкой ответил Йоссариан: он уловил тон подполковника Корна.

-Ах, вот этого-то я и опасался,- заметил подполковник Корн с притворным вздохом и, сцепив руки, удобно положил их на свою обширную, сверкающую, загорелую лысину.- А ведь, знаете, откровенно говоря, мы относились к вам не так уж плохо. Мы вас кормили, вовремя выдавали жалованье, наградили орденом и даже сделали вас капитаном.

-Я никогда бы не дал ему капитана!- с горечью воскликнул полковник Кэткарт.- Я отдал бы его под суд, еще когда он наложил в штаны во время налета на Феррару и дважды зашел на цель.

-Я вам говорил, чтобы вы его не повышали,- сказал подполковник Корн,- но вы меня и слушать не захотели.

-Нет уж, простите, это вы меня убедили повысить его в звании. Разве не так?

-Я доказывал вам, что не надо его повышать. А вы все-таки меня не послушались.

-Если бы вы так сказали, я бы послушался.

-Вы никогда меня не слушаете,- твердил подполковник Корн.- Потому-то мы и торчим с вами в этой дыре.

-А-а, ладно, ерунда. Не будем толочь воду в ступе.- Полковник Кэткарт засунул руки в карманы и, ссутулясь, отвернулся.- Чем пикироваться со мной, подумайте-ка лучше, что нам делать с ним.

-Боюсь, что нам придется отправить его домой.- И торжествующе хихикнув, подполковник Корн повернулся к Йоссариану: - Ну, Йоссариан, для вас война окончилась. Мы намерены отправить вас домой. Вы, конечно, сами понимаете, что этого не заслужили, и это как раз одна из причин, почему я не возражаю против вашей отправки. Мы решили вернуть вас в Штаты, поскольку любой другой вариант будет еще более рискованным. Мы разработали одну небольшую сделку и предлагаем…

-Какую сделку?- насторожился Йоссариан. Подполковник Корн откинул голову и расхохотался:

-О, сделка преподлейшая. На этот счет можете не заблуждаться. Но, по-моему, она вас вполне устроит.

-Ну, это еще надо посмотреть.

-Устроит, нисколько не сомневаюсь, хотя сделка, скажем прямо, вонючая. Да, кстати, вы никому из пилотов не говорили, что отказались летать на задания?

-Нет, сэр, не говорил,- поспешно заверил его Йоссариан.

Подполковник Корн одобрительно кивнул:

-Превосходно. Мне нравится, как вы лихо лжете. Вы далеко пойдете, если направите свое честолюбие на что-нибудь стоящее.

-А известно ли ему, что война еще не кончена?- завопил вдруг полковник Кэткарт и энергично продул мундштук.

-Не сомневаюсь, что известно,- язвительно ответил подполковник Корн,- поскольку вы уже задавали ему этот вопрос.- Страдальческой гримасой подполковник Корн дал понять Йоссариану, как тяжко ему приходится с этим Кэткартом. Темные глаза Корна искрились нагловатой хитрецой. Упершись обеими руками в край письменного стола, он приподнял свои пухлые ляжки и уселся поглубже и поудобнее. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола, а ботинки слегка постукивали по желтой тумбе дубового стола. Линялые коричневые носки без подвязок вялыми кольцами сползали ниже лодыжек - удивительно тоненьких и беленьких.

-А знаете, Йоссариан,- дружески заговорил подполковник Корн, будто осененный неожиданной мыслью, которая показалась ему одновременно и смешной и верной,- по правде говоря, я отчасти даже восхищаюсь вами. Вы умный человек с сильным характером, и вы отважились на исключительно смелый поступок. А я - человек умный, но бесхарактерный. Кто же лучше меня может оценить ваш поступок?

-Сейчас очень тяжелый момент,- обиженным тоном заявил полковник Кэткарт из дальнего угла кабинета, совершенно не обращая никакого внимания на подполковника Корна.

-Момент в самом деле трудный,- согласился подполковник Корн и миролюбиво кивнул.- Только что сменилось вышестоящее командование, и мы можем предстать в весьма неблагоприятном свете перед генералами Шейскопфом и Пеккемом. Вы это хотели сказать, полковник?

-Неужели он начисто лишен патриотизма?

-Неужели вы не хотите сражаться за родину?- спросил подполковник Корн, пародируя резкий и самодовольный тон полковника Кэткарта.- Неужели вам жаль отдать свою молодую жизнь за полковника Кэткарта и за меня?

Удивленный и встревоженный словами подполковника Корна, Йоссариан весь так и напрягся.

-Что-что?- воскликнул он.- А какое отношение вы и полковник Кэткарт имеете к родине? Родина - это одно, а вы - это совсем другое.

-Но как можно разделять нас?- спокойно, без тени возмущения спросил подполковник Корн: он продолжал паясничать, издеваясь над полковником Кэткартом.

-Верно!- с пафосом закричал полковник Каткарт.- Или вы для нас или вы против нас. Вопрос стоит только так.

-Думаю, что до него дошло,- сказал подполковник Корн и добавил: - Или вы для нас, или вы против родины. Все очень просто.

-Ну нет, подполковник, меня на этом не поймаешь.

Подполковник Корн был невозмутим:

-Откровенно говоря, меня тоже. Но многие на это клюют. Итак, ваше слово.

-Вы позорите ваш мундир!- яростно взревел полковник Кэткарт. В первый раз за весь разговор он взглянул прямо в лицо Йоссариану.- Хотел бы я знать, как вы пролезли в капитаны?

-Вы что, забыли, полковник? Ведь это вы его произвели,- мягко напомнил подполковник Корн, подавляя смешок.

-Да, и совершенно напрасно.

-А я говорил вам: не надо этого делать,- сказал подполковник Корн.- Но вы и слушать меня не хотели.

-Ладно; хватит толочь воду в ступе!- закричал полковник Кэткарт. Он упер кулаки в бока и, прищурившись, уставился на подполковника Корна злобным, подозрительным взглядом: - Послушайте, вы-то на чьей, собственно говоря, стороне?

-На вашей, полковник. На чьей же еще?

-Тогда прекратите поддевать меня и не морочьте мне голову.

-Конечно, я на вашей стороне, полковник. Я патриот до мозга костей.

-Так вот, почаще об этом вспоминайте. Полковник Кэткарт что-то проворчал и отвернулся, видимо еще не совсем убежденный в преданности подполковника Корна. Он снова размашисто зашагал взад-вперед, вертя в руках мундштук, и наконец указал большим пальцем на Йоссариана:

-Давайте решим, что с ним делать. Будь моя воля, я вывел бы его на улицу и пристрелил, как собаку. Вот что бы я сделал. И так же поступил бы генерал Дридл.

-Но генерала Дридла больше нет с нами,- сказал подполковник Корн.- Поэтому мы не можем вывести капитана на улицу и пристрелить.- Теперь, когда его мимолетный конфликт с полковником Кэткартом уладился, подполковник Корн снова почувствовал себя свободно, мягко застучал каблуками по тумбе и обратился к Йоссариану:

-Итак, мы намерены отправить вас домой. Пришлось немного пораскинуть мозгами, но в конце концов мы разработали чертовски симпатичный планчик, как отправить вас домой и при этом не вызвать особого недовольства среди ваших друзей, которых вы покидаете. Надеюсь, теперь-то вы счастливы?

-Что еще за планчик? Я не уверен, что он мне придется по душе.

-Я даже уверен, что он вам не понравится,- засмеялся подполковник Корн и снова удовлетворенно сцепил пальцы рук на макушке.- Скорее всего, он вызовет у вас отвращение. По правде говоря, план гнусный, он наверняка возмутит вашу совесть. Но вы примете его без промедления. Примете, потому что через две недели целым и невредимым вернетесь домой, а во-вторых, потому, что иного выбора у вас просто нет. Или вы принимаете наши условия, или идете под суд. Словом, да или нет?

-Не берите меня на пушку, подполковник. Вы ведь все равно не отдадите меня под суд за дезертирство перед лицом неприятеля. Вы будете очень некрасиво выглядеть, да и вряд ли вы сумеете добиться, чтобы меня признали виновным.

-Но теперь у нас есть возможность отдать вас под суд за дезертирство во время исполнения служебных обязанностей, поскольку вы улетели в Рим без увольнительной. И мы можем к этому придраться. И если вы немного подумаете, то поймете, что другого выхода у нас не будет. Мы не можем позволить вам безнаказанно разгуливать по части, открыто не подчиняясь командованию. Тогда и другие тоже откажутся летать на боевые задания - это уж вы мне поверьте. Итак, если вы не примете наши условия, мы отдадим вас под суд, хотя это доставит нам немало хлопот и принесет полковнику Кэткарту уйму синяков и шишек.

При словах „синяки и шишки“ полковник Кэткарт вздрогнул и вдруг ни с того ни с сего злобно швырнул свой инкрустированный ониксом и слоновой костью изящный мундштук на стол.

-Господи!- заорал он.- До чего я ненавижу этот проклятый мундштук.

Мундштук, отскочив от стола к стене, рикошетировал на подоконник, с подоконника упал на пол и подкатился к ногам полковника Кэткарта. Бросив сердитый взгляд на мундштук, полковник Кэткарт сказал:

-Интересно, будет ли мне прок от этого?

-От генерала Пеккема вы получите пироги и пышки, а от генерала Шейскопфа - синяки и шишки,- проинформировал его подполковник Кори с самым невинным видом.

-Да, но кому из них я должен нравиться?

-Обоим.

-Как я могу нравиться им обоим, когда они терпеть друг друга не могут? Как я могу заслужить пироги и пышки у генерала Шейскопфа без того, чтобы не схлопотать синяков и шишек от генерала Пеккема?

-Маршировать.

-Хм, маршировать… Да, это единственный способ очаровать Шейскопфа. Раз-два, левой, ать-два.- Мрачная усмешка скривила губы полковника Кэткарта.- Если уж подобные типы становятся генералами, то мне сам бог велел.

-Вы пойдете далеко,- заверил его подполковник Корн весьма неуверенным тоном. Его веселое настроение, проистекавшее от сознания собственного превосходства над полковником Кэткартом, еще больше поднялось, когда он заметил враждебность и отвращение, написанные на лице Йоссариана. Посмеиваясь, Корн обратился к Йоссариану: - Теперь вам понятно, в чем соль? Полковник Кэткарт хочет стать генералом, а я - полковником, поэтому мы и собираемся отправить вас домой.

-Но почему ему так хочется стать генералом?

-То есть как, почему? По той же причине, по какой я рвусь в полковники. А что же нам еще остается делать? Нас всегда учили стремиться к высшему. Генерал - выше полковника, полковник - выше подполковника. Вот мы оба и стремимся к высшему. И знаете, Йоссариан, вам просто повезло, что мы честолюбивы. На этом фоне ваше положение просто прекрасно, и я надеюсь, что вы примете во внимание этот фактор, обдумывая свои комбинации.

-Нет у меня никаких комбинаций.

-Нет, ей-богу, мне в самом деле нравится, как вы лихо лжете,- ответил подполковник Корн.- Вы должны гордиться, если вашего боевого командира произведут в генералы. Гордиться тем, что служили в части, в которой на каждого пилота в среднем приходится больше боевых вылетов, чем в других частях. Неужели вы не хотите получить как можно больше благодарностей и Пучок дубовых листьев¹ к вашей Авиационной медали? Где ваш боевой дух? Неужто вы не рветесь в бой, дабы удлинить список боевых заслуг вашей части? Даю вам последнюю возможность ответить „да“.

-Нет.

-В таком случае,- беззлобно сказал подполковник Корн,- чаша нашего терпения переполнилась и…

-Он должен презирать себя!

-…и мы вынуждены отправить вас домой. Только окажите нам одну маленькую услугу и…

-Какую еще услугу?- перебил Йоссариан с вызовом: он почуял недоброе.

-О, совершенно пустяковую, незначительную услугу. Мы предлагаем вам самую великодушную сделку. Мы издаем приказ, согласно которому вы возвращаетесь в Штаты. Нет, на самом деле издаем. А вы в благодарность должны…

-Что? Что я должен?

У подполковника Корна вырвался короткий смешок:

-Полюбить нас.

Йоссариан заморгал:

-Полюбить вас?

-Да, полюбить нас.

-Полюбить вас?

-Совершенно верно,- кивнув, подтвердил подполковник Корн, чрезвычайно довольный неподдельным удивлением и замешательством Йоссариана.- Полюбить нас. Быть с нами заодно. Стать нашим закадычным другом. Говорить о нас хорошо - и здесь, и в Штатах. Короче, стать своим малым! Ну что, немного мы с вас запросили?

-Значит, вы хотите, чтобы я вас полюбил? И все дела?

-И все дела.

-И все?..

-Да. Чтобы вы полюбили нас всем сердцем.

Йоссариану захотелось расхохотаться от души, когда он с удивлением понял, что подполковник Корн говорит то, что думает.

-Это не так-то легко,- усмехнулся он.

-О, это гораздо легче, чем вам кажется,- отпарировал подполковник Корн, нисколько не задетый шпилькой Йоссариана.- Вы сами удивитесь, как легко полюбить нас, стоит только начать.- Подполковник Корн подтянул свои просторные, болтающиеся брюки и нехорошо ухмыльнулся, отчего глубокие темные складки, отделявшие его квадратный подбородок от обвислых щек, протянулись еще ниже.- Видите ли, Йоссариан, мы собираемся открыть вам путь к процветанию. Мы намерены произвести вас в майоры и даже наградить еще одной медалью. Капитан Флюм уже работает над пресс-бюллетенем, в котором он воспевает ваше доблестное поведение над Феррарой, вашу глубокую преданность родному полку и исключительную верность воинскому долгу. Я цитирую дословно. Мы намерены прославить вас и отправить домой как героя, отозванного Пентагоном для поднятия боевого духа в стране и для пропагандистских целей. Вы будете жить, как миллионер. С вами будут носиться, как со знаменитостью. В вашу честь будут устраивать парады, вы будете произносить речи, призывая население приобретать облигации военного займа. Новый, роскошный мир откроется перед вами, как только вы станете нашим закадычным другом. Ну не прекрасно ли?

Йоссариан вдруг поймал себя на том, что внимательно слушает, как подполковник расписывает пленительные подробности его будущей жизни.

-Я не любитель говорить речи.

Подполковник Корн посуровел. Он уже больше не улыбался:

-Хорошо, забудем о речах. Главное - не ваши речи, а ваши разговоры. В полку не должны знать, что мы вас отправили домой только потому, что вы отказались выполнять задания. И мы не желаем, чтобы генерал Пеккем или генерал Шейскопф что-нибудь пронюхали о наших с вами трениях. Вот почему мы так хотим с вами подружиться.

-А что мне говорить ребятам, когда они спросят, почему я отказался летать на задания?

-Говорите, что вам по секрету сообщили, будто вас отправляют в Штаты, и вы не желаете рисковать жизнью из-за одного-двух полетов. Ну и, дескать, на этой почве легкая размолвка между закадычными друзьями.

-И они поверят?

-Конечно, поверят, как только увидят, что нас с вами водой не разольешь, а тем более, когда им на глаза попадется пресс-бюллетень и они прочтут ваши добрые слова - да-да, это уж вам придется написать!- обо мне и полковнике Кэткарте. О летчиках не беспокоитесь. Пока вы здесь, от них можно ждать всяких неприятностей, но после вашего отъезда мы их призовем к порядку и приструним. Знаете, как говорится, одна хорошая овца может испортить паршивое стадо,- сострил подполковник Корн.

-Слушайте, а ведь может получиться очень здорово: не исключено даже, что вы вдохновите своих друзей на выполнение новых боевых заданий.

-Ну а что, если, предположим, я разоблачу вас, когда вернусь в Штаты?

-И это после того-то, как вы получите медаль, повышение и шумную славу? Во-первых, вам никто не поверит. Во-вторых, начальство не позволит. Да и чего ради, скажите на милость? Вы же собирались стать своим малым, помните? Вы будете наслаждаться богатством и почетом. Вы были бы последним дураком, если б отказались от всего этого ради каких-то моральных принципов. А ведь вы не дурак. Ну, по рукам?

-Не знаю.

-Или по рукам, или под суд.

-Но это будет довольно подлый трюк по отношению к ребятам из эскадрильи.

-Трюк гнусный,- любезно согласился подполковник и замолк, выжидательно глядя на Йоссариана и наслаждаясь всей этой сценой.

-А собственно, какого черта!- воскликнул Йоссариан. - Если они не хотят больше летать на задания, пусть бросят и выкручиваются сами, как это сделал я. Правильно?

-Конечно,- сказал подполковник Корн.

-Почему, собственно, я должен из-за них рисковать своей жизнью?

-Конечно не должен.

-Ну что же, по рукам!- объявил он радостно, приняв решение.

-Великолепно,- сказал подполковник Корн с гораздо меньшей сердечностью, чем ожидал Йоссариан. Соскочив на пол, подполковник Корн подергал, оправляя, брюки, и протянул Йоссариану мягкую ладонь: - Ну, счастливого пути на родину.

-Благодарю, подполковник. Я…

-Зови меня просто Блэки. Теперь мы приятели.

-Конечно, Блэки. Друзья зовут меня Йо-Йо. Вот так-то, Блэки, старина…

-Друзья зовут его Йо-Ио,- пропел подполковник Корн полковнику Кэткарту.- Почему бы вам не поздравить Йо-Йо? Он ведь сделал весьма благоразумный шаг.

-Ты и вправду поступил благоразумно, Йо-Йо,- сказал полковник Кэткарт, тряся руку Йоссариана с неуклюжим усилием.

-Спасибо, полковник, я…

-Зови его просто Чак,- сказал подполковник Корн.

-Конечно, зови меня просто Чак,- сказал полковник Кэткарт, смеясь искренне и в то же время несколько застенчиво.- Теперь мы приятели.

-Конечно, дружище Чак.

-Ну, улыбнемся под занавес,- сказал подполковник Корн. Он обнял их за плечи, и все трое направились к выходу.

-Давайте как-нибудь вечерком вместе поужинаем,- предложил полковник Кэткарт,- Может быть, сегодня в штабной столовой?

-С удовольствием, сэр.

-Чак,- с упреком поправил подполковник Корн.

-Виноват, Блэки,- Чак. Я еще не привык.

-Ничего, приятель.

-Конечно, дружище.

-Спасибо, дружище.

-Не стоит, приятель.

-Ну пока, приятель.

На прощание Йоссариан ласково помахал рукой своим новым закадычным друзьям и вышел на галерею. Как только он остался один, он чуть не запел. Теперь он волен отправиться домой! Его бунт окончился успешно. Он в безопасности, и ему не нужно никого стыдиться. Веселый и беспечный, он спускался по лестнице. Какой-то солдат в рабочей одежде отдал ему честь. Лицо его показалось Йоссариану до жути знакомым. Когда Йоссариан, отвечая на приветствие, поднес руку к фуражке, его вдруг осенило, что рядовой в зеленой куртке - это нейтлева девка. Взмахнув кухонным ножом с костяной ручкой, она бросилась на Йоссариана и пырнула его в бок под поднятую для приветствия руку. Йоссариан с воплем опустился на пол и зажмурился от неописуемого ужаса, когда заметил, что девка еще раз замахнулась на него ножом. Он был почти без сознания, когда подполковник Корн и полковник Кэткарт выскочили из кабинета и, спугнув девицу, тем самым спасли его от верной гибели.

-Режь,- сказал врач.

-Режь ты,- сказал другой.

-Не надо резать,- сказал Йоссариан, с трудом ворочая распухшим, непослушным языком.

-Послушай-ка, кто там сует нос не в свои дела?- недовольно проворчал один из врачей.- Что это еще за голос из провинции? Так будем мы оперировать или нет?

-Не нужна ему операция,- проворчал другой.- Ранение несерьезное. Все, что от нас требуется,- остановить кровотечение, промыть рану и наложить несколько швов.

-Но мне ужасно хочется резать, я никогда не пробовал. Которая из этих железок скальпель? Вот этот, что ли?

-Да нет, вон тот. Ну ладно, давай режь, раз уж ты собрался. Делай надрез.

-Вот так, что ли?

-Да не здесь, болван!

-Не надо меня надрезать.- Хотя рассудок Йоссариана обволакивало туманом, он все-таки смекнул, что двое неизвестных собираются его потрошить.

-Опять голос из провинции,- саркастически проворчал первый врач.- Он так и будет болтать до конца операции?

-Вы не имеете права его оперировать, пока я его не оприходую,- сказал писарь.

-Вы не имеете права его оприходовать, пока я не проверю его анкетные данные,- сказал толстый полковник-усач. Он придвинул вплотную к лицу Йоссариана свою просторную розоватую физиономию, от которой веяло нестерпимым жаром, словно от огромной раскаленной сковороды.- Ну-с, где вы впервые увидели свет, дружище?

Толстый полковник-усач напоминал Йоссариану того полковника, который допрашивал капеллана и признал его виновным. Йоссариан смотрел на него, будто сквозь тусклую пленку. Густой сладковатый запах спирта и формалина повис в воздухе.

-В окне,- ответил Йоссариан.

-Да нет, я не о том. Где вы родились?

-В постели.

-Нет, нет, опять вы меня не поняли.

-Дайте-ка я займусь им,- потребовал остролицый человек с запавшими ехидными глазами и тоненькими злыми губами.- Ты долго будешь дурачком прикидываться?- спросил он Йоссариана.

-Он бредит,- сказал один из докторов.- Может быть, вы разрешите отправить его в палату? Ему нужен уход.

-Раз бредит, пусть лежит здесь. Глядишь - и проболтается в бреду.

-Но из него хлещет кровь. Разве вы не видите? Он, чего доброго, еще умрет.

-Туда ему и дорога.

-Так и надо вонючему мерзавцу,- сказал упитанный полковник-усач.- Ладно, Джон, давай-ка шевели языком. Выкладывай все, как есть.

-Меня зовут Йо-Йо.

-Нам хочется, чтобы ты с нами сотрудничал, Йо-Йо. Мы твои друзья, и ты должен нам верить. Мы пришли помочь тебе. Мы тебя не тронем.

-Давай ткнем ему в рану пальцем,- предложил остролицый.

Йоссариан опустил веки, притворившись, будто потерял сознание.

-Ему дурно,- услышал он голос доктора.- Нельзя ли, пока не поздно, оказать ему помощь? Он действительно может скончаться.

-Ладно, забирайте его. Будем надеяться, что мерзавец и вправду загнется.

-Вы не имеете права приступать к лечению, покуда я его не оприходую,- сказал писарь.

Йоссариан лежал как мертвый, и писарь, пошуршав бумагами, оприходовал его тело. Затем Йоссариана плавно вкатили в душную темную палату, где запах спирта и формалина чувствовался еще сильнее, а из мощной лампы над головой отвесно падал слепящий столб света. Густой навязчивый запах опьянял. Звякнуло стекло, и повеяло эфиром. Тайно злорадствуя, Йоссариан прислушивался к хриплому дыханию врачей. Его веселило, что они думают, будто он без сознания и ничего не слышит. Все, что они делали, казалось ему сплошной глупостью, пока наконец один из них не сказал:

-Послушай, а стоит ли спасать ему жизнь? Те типы, пожалуй, не погладят нас за это по головке.

-Давайте оперировать,- сказал другой доктор.- Вспорем ему живот и раз и навсегда установим, что у него там за болячка. Он без конца жаловался на печень. На этом рентгеновском снимке печень у него довольно маленькая.

-Да это поджелудочная железа, болван! Печень вот где.

-Ничего подобного - это сердце. Готов поспорить, что печень - вот она. Сейчас вскрою и выясню. Кажется, сначала надо помыть руки?

-Не нужна мне ваша операция,- сказал Йоссариан, открывая глаза и делая попытку сесть.

-Смотри-ка, снова голос из провинции,- презрительно усмехнулся один из врачей.- Как бы заставить его заткнуться?

-Можно дать ему общий наркоз. Эфир под рукой?

-Не надо мне ваших наркозов,- сказал Йоссариан.

-Опять голос из провинции,- сказал доктор.

-Давай дадим ему общий, и он утихомирится. Тогда мы что захотим, то и сделаем.

Они дали Йоссариану общий наркоз, и он утихомирился. Очнулся он в отдельной комнате, умирая от жажды, преследуемый запахом эфира. У кровати сидел подполковник Корн в шерстяной мешковатой грязно-оливковой форме и терпеливо дожидался, когда Йоссариан придет в себя. Любезная, флегматичная улыбка блуждала на его коричневом, давно не бритом лице. Кончиками пальцев он мягко постукивал себя по лысине. Как только Йоссариан раскрыл глаза, подполковник Корн, посмеиваясь, наклонился над ним и заверил, что их сделка остается в силе, если, конечно, Йоссариан не умрет. Йоссариана начало рвать. При первых же спазмах подполковник Корн вскочил на ноги и, морщась от отвращения пулей выскочил вон, а Йоссариан, подумав, что нет худа без добра, снова впал в удушливую дремоту. Чьи-то жесткие пальцы грубо вернули его к действительности. Повернувшись, он открыл глаза и увидел незнакомого человека с гнусным лицом. Презрительно-насмешливо скривив губы, незнакомец похвастался:

-Попался нам твой приятель, дружок. Попался он нам в лапы.

Йоссариан похолодел, его прошиб пот. В голове все поплыло.

-Какой приятель?- спросил он, когда увидел капеллана на том месте, где только что сидел подполковник Корн.

-Может быть, это я - ваш приятель?- ответил капеллан.

Но Йоссариан не слышал его и снова смежил веки. Кто-то дал ему глотнуть воды и на цыпочках вышел. Йоссариан проснулся в отличном настроении и повернулся, чтобы улыбнуться капеллану, но вместо него увидел Аарфи. Йоссариан невольно застонал и сморщился от нестерпимого отвращения. Аарфи, хохотнув, спросил, как он себя чувствует. В ответ Йоссариан спросил Аарфи, почему он не в тюрьме, чем сильно его озадачил. Йоссариан закрыл глаза, надеясь, что Аарфи уберется вон. Когда он открыл глаза, Аарфи не было, зато рядом сидел капеллан. Заметив, что капеллан весело ухмыляется, Йоссариан спросил, чему он, черт возьми, так радуется.

-Я счастлив за вас,- признался взволнованный капеллан.- Я узнал в штабе, что вы серьезно ранены и, если вы поправитесь, вас отправят домой. Подполковник Корн сказал, что вы на краю смерти. Но только что от одного врача мне удалось узнать, что на самом деле рана пустяковая и через день-другой вас выпишут. Вы вне опасности. Так что дела ваши совсем неплохи.

Йоссариан выслушал сообщение капеллана, и на душе у него полегчало.

-Это хорошо.

-Да,- сказал капеллан, и щеки его покраснели от застенчивой радости,- Да, это хорошо.

Йоссариан засмеялся, вспомнив свой первый разговор с капелланом.

-Интересно получается: впервые я увидел вас в госпитале. Теперь мы опять встретились в госпитале. В последнее время мы видимся главным образом в госпитале. Где вы пропадали все это время?

Капеллан пожал плечами.

-Я много молился,- признался он.- Я старался подольше оставаться в палатке, и как только сержант Уитком отлучался, я молился: мне не хотелось, чтобы он застал меня за этим занятием.

-Ну и как, помогли молитвы?

-Это отвлекало меня от мрачных мыслей,- ответил капеллан, еще раз пожав плечами.- И потом - хоть какое-то дело.

-Значит, все-таки от молитвы польза есть?

-Да,- с энтузиазмом согласился капеллан, будто подобная мысль никогда прежде не приходила ему в голову.- Да, по-моему, молитвы помогают.- Капеллан подался вперед и с неловкой заботливостью спросил: - Йоссариан, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, ну там… что-нибудь вам принести?

-Ну, скажем, игрушки, шоколад, жевательную резинку, да?- поддел его добродушно Йоссариан.

Капеллан снова вспыхнул, застенчиво улыбнулся и почтительно проговорил:

-Может быть, книги или еще что-нибудь такое? Мне хотелось бы сделать вам приятное. Вы знаете, Йоссариан, мы ведь все очень гордимся вами.

-Гордитесь?

-Конечно, ведь вы, рискуя жизнью, грудью преградили путь нацистскому убийце.

-Какому нацистскому убийце?

-Который хотел прикончить полковника Кэткарта и подполковника Корна. А вы их спасли. Он вполне мог вас зарезать во время этой потасовки на галерее. Как чудесно, что вы уцелели!

Йоссариан насмешливо фыркнул:

-Это был не нацистский убийца.

-Как не убийца? Нам сказал подполковник Корн.

-Это была приятельница Нейтли. Она пришла по мою душу, а вовсе не за Кэткартом и Корном. С тех пор как я огорошил ее известием о гибели Нейтли, она норовит меня прикончить.

-Но позвольте, как же так?- живо запротестовал капеллан. Он растерялся и немного обиделся.- Полковник Кэткарт и подполковник Корн оба видели, как убегал убийца. Официальное сообщение гласит, что вы грудью защитили командира полка от ножа нацистского убийцы.

-Не верьте официальным сообщениям,- сухо посоветовал Йоссариан.- Это просто часть сделки.

-Какой сделки?

-Которую со мной заключили полковник Кэткарт и подполковник Корн. Они отправляют меня на родину как великого героя, а я обязуюсь расхваливать их на всех перекрестках и никогда не осуждать за то, что они сверх всякой нормы гоняют летчиков на боевые задания.

Капеллан испуганно привстал со стула:

-Но ведь это ужасно! Это постыдная, скандальная сделка, ведь верно?

-Гнусная,- ответил Йоссариан. Он лежал на спине, одеревенело уставившись в потолок.- Гнусная - это как раз то слово, на котором мы сошлись с подполковником Корном.

-Почему же вы на это пошли?

-Или так, или военно-полевой суд, капеллан.

-О!..- с неподдельным раскаянием воскликнул капеллан и прикрыл рот тыльной стороной ладони. Он неловко опустился на стул.- В таком случае я немедленно беру свои слова обратно.

-Они бы засадили меня в камеру к уголовникам.

-Да, да, это безусловно. Да, конечно, вы должны поступать так, как считаете нужным.- Капеллан утвердительно кивнул головой, будто подводя итог их спора, и растерянно смолк.

Йоссариан невесело рассмеялся:

-Не беспокойтесь, я на эту сделку не пойду.

-Но вам придется на это пойти,- настаивал капеллан, озабоченно склонившись над Йоссарианом.- Серьезно, вам надо согласиться на их условия. Я не имел права оказывать на вас давление. Мне не нужно было ничего говорить.

-Вы на меня не давили.- Йоссариан перевернулся на бок и с наигранной серьезностью покачал головой: - Боже мой, подумать только, какой это был бы грех - спасти жизнь полковнику Кэткарту! Нет, таким преступлением я не хотел бы запятнать свое доброе имя.

Капеллан осторожно вернулся к первоначальной теме разговора:

-Но что вы намерены делать? Не хотите же вы, чтобы вас упрятали в тюрьму?

-Буду продолжать летать. А может, дезертирую, и пусть ловят. И ведь, скорее всего, поймают…

-И посадят за решетку, к чему вы, я полагаю, совсем не стремитесь.

-М-да… Ну тогда, значит, придется летать до конца войны. Кто-то ведь должен остаться в живых.

-А если вас собьют?

-Да, тогда лучше, пожалуй, не летать.

-Что же вы будете делать?

-Не знаю.

-А вы поедете домой, если они вас отправят?

-Не знаю. На улице жарко? Здесь ужасно душно.

-На улице холодина,- сказал капеллан.

-Послушайте,- вспомнил Йоссариан,- со мной произошла смешная штука, а может, мне это только приснилось. Будто бы в палату приходил какой-то странный человек и сказал, что ему в лапы попался мой дружок. Интересно, померещилось это мне или нет?

-Думаю, что не померещилось,- сказал капеллан.- В прошлый мой визит вы тоже принимались рассказывать об этом.

-Значит, он и в самом деле приходил. Он вошел и сказал: „А твой-то, приятель у нас в лапах, дружище, попался твой приятель“. Никогда в жизни я не видывал человека с более зловещими повадками. Интересно, о каком моем приятеле он толковал?

-Мне было бы приятно сознавать, Йоссариан, что этот приятель - я,- сказал капеллан, стесняясь своей искренности.- Я действительно у них в руках. Они взяли меня на карандаш и держат под наблюдением. В любом месте и в любой момент, когда им понадобится, они могут меня задержать.

-Нет, по-моему, он имел в виду не вас. По-моему, речь, скорее, шла о Нейтли или Данбэре, ну, в общем, о ком-то из погибших на войне, может быть о Клевинджере, Орре, Доббсе. Малыше Сэмпсоне или Макуотте.- И вдруг Йоссариан ахнул и затряс головой.- Я понял!- воскликнул он.- Все мои друзья попали им в лапы. Остались только я да Заморыш Джо.- Увидев, что лицо капеллана заливает меловая белизна, Йоссариан оцепенел от страха: - Капеллан! Что такое?

-Заморыш Джо…

-Боже! Погиб на задании?

-Он умер во сне, когда его мучили кошмары. На лице у него нашли спящего кота.

-Ах, Джо, подонок ты мой несчастный!- сказал Йоссариан и заплакал, уткнувшись в рукав.

Капеллан ушел, не попрощавшись. Йоссариан поел и уснул.

Среди ночи чья-то рука растормошила его. Он открыл глаза и увидел худого, невзрачного человека в больничном халате. Гнусно ощериваясь, пришелец буравил его взглядом:

-Попался нам твой приятель, дружище. Попался.

У Йоссариана душа ушла в пятки.

-О чем ты болтаешь, черт тебя побери!- в ужасе взмолился Йоссариан.

-Узнаешь, дружок, узнаешь!

Йоссариан рванулся, пытаясь схватить своего мучителя за глотку, но тот без малейших усилий ускользнул от него и со зловещим смешком улетучился в коридор. Йоссариан дрожал всем телом, кровь пульсировала тяжелыми толчками. Он купался в ледяном поту. О каком приятеле толковал незнакомец? В госпитале стояла темень и абсолютная тишина. Часов у Йоссариана не было: он не знал, который час. Он лежал с широко открытыми глазами, чувствуя себя узником, прикованным к постели и обреченным дожидаться целую вечность, покуда рассвет не прогонит темноту. Озноб струйками поднимался по ногам. Йоссариану стало холодно. Он вспомнил Сноудена: они не дружили, он едва знаком был с этим парнишкой. Тяжело раненный, Сноуден коченел и все время жаловался, что ему холодно. На бедре Сноудена Йоссариан увидел глубокую рану величиной с мяч для рэгби.

В аптечке не нашлось морфия, чтобы унять боль, но морфия и не потребовалось, ибо разверстая рана повергла Сноудена в шоковое состояние. Двенадцать ампул с морфием были украдены из санитарной сумки, вместо них красовалась аккуратная записочка, гласившая: „Что хорошо для фирмы „М, и М.“, то хорошо для родины. Милоу Миндербиндер“. Йоссариан про себя обложил Милоу последними словами и поднес две таблетки аспирина к пепельным губам Сноудена, но у того не хватило сил раскрыть рот. Йоссариан принялся торопливо стягивать жгутом бедро Сноудена. Сноуден смотрел на него неподвижным взглядом. Кровь уже не била из артерии.

-Мне холодно,- едва слышно сказал Сноуден,- мне холодно.

-Все будет хорошо, малыш,- заверял его Йоссариан.- Все будет в порядке. Поправишься, ничего.

-Мне холодно,- снова сказал Сноуден слабым детским голосом.- Мне холодно.

-Ну, ну, не надо, ничего.

Найдя в санитарной сумке ножницы, Йоссариан осторожно вспорол комбинезон Сноудена под самым пахом. Сноуден уронив голову на другое плечо, чтобы взглянуть прямо в лицо Йоссариану. Туманный свет мерцал на дне его вялых, безжизненных глаз. Озадаченный его взглядом, Йоссариан старался не смотреть ему в лицо. Он начал резать штанину вниз по шву. Йоссариан распорол брючину донизу и освободил изувеченную ногу от лохмотьев. Его поразил ужасный вид обнаженной, восковой ноги Сноудена. Теперь Йоссариан увидел, что рана много меньше мяча для рэгби, размером она была с ладонь и слишком глубока и разворочена, чтобы рассмотреть ее, как следует. Кровь уже свернулась в ране, оставалось лишь наложить повязку и не теребить Сноудена, покуда самолет не сядет.

-Я сделал тебе больно?

-Мне холодно,- захныкал Сноуден,- мне холодно.

-Ну успокойся, ничего, ничего.

-Ой, мне больно!- неожиданно закричал Сноуден и сморщился в страдальческой гримасе.

Лицо его было бледным и одутловатым. Края губ начинали синеть. Неожиданно подняв глаза, Сноуден улыбнулся слабой, понимающей улыбкой и слегка сдвинул бедро, чтобы Йоссариану было удобней посыпать рану сульфидином. Воспрянув духом, Йоссариан уверенно и бодро принялся за работу. Он сыпал пакетик за пакетиком белого кристаллического порошка в кровавую овальную рану, покуда все красное не скрылось под белым. Затем, быстро накрыв рану большим куском ваты, начал бинтовать. Накладывая второй виток бинта, он обнаружил на внутренней стороне бедра маленькую рваную дырочку размером с мелкую монету, куда вошел осколок снаряда. Отверстие было окружено синей каймой, внутри чернела корочка запекшейся крови. Йоссариан посыпал и эту рану сульфидином и продолжал накручивать бинт, покуда надежно не закрепил ватный пласт. Затем он обрезал бинт ножницами, просунул конец под повязку и аккуратно затянул узел. Повязка получилась что надо. Йоссариан сел на корточки, довольный собой. Он вытер пот со лба и непроизвольно, дружески улыбнулся Сноудену.

-Мне холодно,- подвывал Сноуден,- холодно мне.

-Ну ничего, ничего,- сказал Йоссариан, хотя его уже грызло сомнение.- Скоро сядем, и тобой займется доктор Дейника.

Но Сноуден продолжал качать головой и, наконец, едва различимым движением подбородка указал вниз под мышку. Йоссариан наклонился и увидел странной окраски пятно, просочившееся сквозь комбинезон, над самой проймой бронекостюма. Йоссариан почувствовал, как сердце его сначала остановилось, а потом забилось так неистово, что он с трудом дышал. Под бронекостюмом таилась еще одна рана. Йоссариан рванул застежки костюма и услышал свой собственный дикий вопль. Увесистый осколок снаряда величиной больше трех дюймов вошел в другой бок Сноудена, как раз под мышкой, и прошел навылет, разворотив при выходе гигантскую дыру в ребрах и вытянув за собой внутренности Сноудена. Йоссариан обеими руками закрыл лицо. Его вырвало. После рвоты все тело Йоссариана обмякло от усталости, боли и отчаяния. Он вяло повернул голову к Сноудену: тот дышал еще тише и учащенней, лицо побледнело еще больше. Неужто на свете есть сила, которая поможет ему спасти Сноудена?

-Мне холодно,- прохныкал Сноуден.- Холодно мне.

-Ну, ну, не надо,- машинально твердил Йоссариан еле слышным голосом.- Ну, ну, не надо.

Йоссариану тоже стало холодно. Он был не в силах унять дрожь во всем теле. Он смятенно разглядывал мрачную тайну Сноудена, которую тот расплескал по затоптанному полу. Нетрудно было понять, о чем вопиют внутренности Сноудена. Человек есть вещь. Вот в чем был секрет Сноудена. Выбрось человека из окна, и он упадет. Разведи под ним огонь, и он будет гореть. Закопай его, и он будет гнить. Да, если душа покинула тело, то тело человеческое - не более чем вещь. Вот в чем заключалась тайна Сноудена. Вот и все.

-Мне холодно,- сказал Сноуден.- Холодно.

-Подполковник Корн говорит, что сделка остается в силе,- сказал Йоссариану майор Дэнби, улыбаясь приторно-милостивой улыбкой.- Все идет прекрасно.

-Ничего не выйдет.

-Но почему же? Обязательно выйдет,- благодушно настаивал майор Дэнби.- Обстоятельства складываются как нельзя лучше. Своим покушением девчонка сыграла вам на руку. Теперь все пойдет как по маслу.

-Я не вступал ни в какие сделки с подполковником Корном.

-Но ведь вы заключили с ним сделку?- с раздражением спросил майор Дэнби.- Вы же договорились?

-Я нарушаю этот договор.

-Но вы ударили по рукам, не так ли? Вы дали ему слово джентльмена?

-Я отказываюсь от своего слова.

-Ну, знаете!- ахнул майор и принялся промокать сложенным носовым платком свое изнуренное заботами и покрытое потом чело.- Но почему, Йоссариан? Они предлагают вам прекрасную сделку.

-Сделка паршивая, Дэнби. Гнусная.

-Но, дорогой мой, как же так?- заволновался майор, приглаживая свободной рукой свои жесткие, как проволока, густые, коротко стриженные волосы.- Как же так, дорогой мой?

-Ну а вам, Дэнби, не кажется, что все это гнусно?

Майор Дэнби на мгновение задумался.

-Да, пожалуй,- неохотно признался он. Его выпуклые глаза выражали полнейшее замешательство.- Зачем же вы пошли на эту сделку, коль она вам не по душе?

-Это была минутная слабость,- мрачно сострил Йоссариан.- Я пытался спасти свою шкуру.

-А теперь вы больше не хотите спасать свою шкуру?

-Отчего же? Именно потому я не сделаю больше ни одного вылета.

-Тогда позвольте им отправить вас домой, и вы будете вне опасности.

-Пусть они отправят меня домой как человека, выполнившего более пятидесяти боевых заданий,- сказал Йоссариан,- а не потому, что меня пырнула ножом эта девчонка, и не потому, что я оказался упрямым мерзавцем.

Майор Дэнби с неподдельным гневом замотал головой и засверкал глазами и стеклами очков.

-Если они так поступят, им придется отправить домой почти всех. Ведь большинство пилотов уже сделало свыше пятидесяти вылетов. Полковник Кэткарт не может истребовать для пополнения одновременно такое количество молодых, неопытных экипажей - тут же нагрянет следственная комиссия. Он угодит в собственный капкан.

-Ну это уж его забота.

-О нет, Йоссариан,- с горячностью возразил майор Дэнби.- Это ваша забота. Потому что, если вы не выполните условий договора, они намерены сразу же, едва вы выпишетесь из госпиталя, предать вас военно-полевому суду.

Йоссариан сделал „нос“ майору Дэнби и самодовольно засмеялся:

-Черта с два отдадут! Не морочьте мне голову, Дэнби. Они не осмелятся меня пальцем тронуть.

-Это почему же?- спросил майор Дэнби, удивленно хлопая ресницами.

-Теперь они у меня на крючке. Официальное сообщение гласит, что меня пырнул ножом нацистский убийца, который покушался на жизнь полковника Кэткарта и подполковника Корна. После этого всякая попытка предать меня военно-полевому суду будет выглядеть довольно глупо.

-Но послушайте, Йоссариан!- воскликнул майор Дэнби.- Есть еще одно официальное сообщение, которое гласит, что вас пырнула ножом невинная девочка в то время, как вы занимались спекуляцией на черном рынке, а также саботажем и продажей военных секретов противнику.

От неожиданности и досады Йоссариан отпрянул:

-Еще одно официальное сообщение?

-Они могут насочинять сколько угодно официальных сообщений и опубликуют то, которое их больше устраивает в данный момент. Для вас это новость?

-Боже мой!- пробормотал совершенно убитый Йоссариан. Кровь отхлынула от его лица.- Боже мой!

Майор Дэнби упорно продолжал гнуть свое, причем с самым благожелательным видом.

-Йоссариан, пусть будет так, как они хотят. Пусть вас отправят домой. Так будет лучше для всех.

-Не для всех, а только для Кэткарта, Корна и меня.

-Для всех,- упорствовал майор Дэнби.- От этого сразу всем станет лучше.

-А ребятам нашего полка, которым по-прежнему придется летать на боевые задания, от этого тоже станет лучше?

Майор Дэнби уклонился от ответа и смущенно отвернулся.

-Йоссариан,- сказал он через минуту,- если вы вынудите полковника Кэткарта предать вас военно-полевому суду, он докажет, что вы виновны во всех преступлениях, которые вам инкриминируют. Кому это нужно? Вы надолго угодите в тюрьму и искалечите себе жизнь.

Йоссариан слушал майора Дэнби с возрастающим чувством тревоги.

-В каких же преступлениях они меня собираются обвинять?

-Неправильные действия во время налета на Феррару, неподчинение командованию, отказ от выполнения боевых заданий и дезертирство.

Йоссариан задумчиво втянул щеки и причмокнул:

-Неужто они обвинят меня во всех этих грехах? Они же сами мне дали орден за Феррару. Как же после этого они обвинят меня в неправильных действиях?

-Аарфи покажет под присягой, что вы с Макуоттом солгали в своем официальном донесении.

-Да, уж этот мерзавец присягнет в чем угодно.

-Кроме того, они объявят вас виновным,- продекламировал нараспев майор Дэнби,- в изнасиловании, активных спекуляциях на черном рынке, саботаже и продаже врагу военных секретов.

-Но как они все это докажут? Я сроду не делал ничего подобного.

-Они найдут сколько угодно свидетелей, которые подтвердят это под присягой. Кэткарт и Корн внушат свидетелям, что, оговорив вас, они тем самым принесут пользу родине. И в известном смысле это действительно пошло бы на пользу родине.

-В каком это смысле?- резко спросил Йоссариан, медленно приподнимаясь на локте и едва сдерживая злость.

Майор Дэнби слегка отшатнулся и снова принялся вытирать лоб.

-Видишь ли, Йоссариан,- начал он, виновато запинаясь,- если полковник Кэткарт и подполковник Корн будут скомпрометированы, вряд ли это усилит нашу военную мощь. Давайте, Йоссариан, смело взглянем в лицо фактам. Несмотря ни на что, на боевом счету полка немало заслуг. Если вас отдадут под суд и оправдают, другие летчики тоже откажутся выполнять задания. Полковник Кэткарт опозорится, и боеспособность части будет подорвана. Вот почему я говорю, что, если вас признают виновным и посадят в тюрьму, это пойдет на пользу родине. Даже если вы на самом деле ни в чем не повинны.

-Ничего не скажешь, складно вы излагаете,- язвительно заметил Йоссариан.

Майор Дэнби, нервно заерзав на стуле, отвел взгляд в сторону.

-Прошу вас, не обижайтесь на меня,- взмолился он. Чувствовалось, что он говорит совершенно чистосердечно. - Вы же знаете, что я здесь ни при чем. Я лишь пытаюсь смотреть на вещи объективно и найти какой-то выход из этой трудной ситуации.

-Эта ситуация возникла не по моей вине.

-Но вы обязаны найти из нее выход. И потом - что еще остается делать? Вы ведь не желаете летать на задания.

-Я могу сбежать.

-Сбежать?

-Да, дезертировать. Смыться. Наплюю на всю эту проклятую заваруху и дам деру.

Майор Дэнби был потрясен:

-Но куда? Куда вы можете сбежать?

-Я могу запросто улизнуть в Рим. А там спрячусь.

-И всю жизнь дрожать, ждать, что вас вот-вот схватят? Нет, нет, нет и еще раз нет, Йоссариан. Это был бы гибельный и постыдный шаг. Убежать от трудности - еще не значит преодолеть ее. Вы уж мне поверьте. Ведь я вам все-таки пытаюсь помочь.

-То же самое говорил один добряк шпик, собираясь ткнуть мне пальцем в рану,- саркастически возразил Йоссариан.

-Но я не шпик,- негодующе сказал майор Дэнби.- Я преподаватель университета, я прекрасно чувствую, что такое добро и что такое зло! Зачем я стал бы вас обманывать? Я никому не лгу.

-А что вы скажете нашим летчикам, если они спросят об этом разговоре?

-Придется солгать.

Йоссариан расхохотался, а майор Дэнби, красный от смущения, с облегчением откинулся на спинку стула, радуясь перемене в настроении Йоссариана. Йоссариан разглядывал его со смешанным чувством жалости и презрения. Он сел, прислонившись к спинке кровати, закурил сигарету, и губы его скривила легкая насмешливая улыбка. С непонятным самому себе сочувствием он изучал лицо майора Дэнби. Со дня налета на Авиньон, когда генерал Дридл приказал вывести майора Дэнби на улицу и расстрелять, в выпученных глазах этого человека навсегда запечатлелись изумление и ужас. Йоссариану было жаль этого мягкого, совестливого пожилого идеалиста: он всегда жалел людей, чьи недостатки были не очень велики.

С подчеркнутым дружелюбием Йоссариан сказал:

-Дэнби, как вы можете работать с такими людьми, как Кэткарт и Корн? Неужели вас не тошнит от них?

-Я стараюсь об этом не думать,- откровенно признался майор Дэнби.- Я пытаюсь думать только о великой цели и не думать, что они с моей помощью греют руки. Я стараюсь делать вид, что сами по себе эти люди большой роли не играют.

-А вот моя беда, знаете, в том,- задумчиво и доверительно проговорил Йоссариан, скрестив руки на груди,- что между мною и моими идеалами почему-то всегда встают шейскопфы, пеккемы, корны и кэткарты.

-Не надо о них думать,- убежденно посоветовал майор Дэнби.- Нельзя допускать, чтобы эти люди обесценивали ваши духовные ценности. Нужно стать выше мелочей, смотреть не под ноги, а вперед, высоко подняв.

Йоссариан отверг этот совет, скептически покачав головой:

-Когда я поднимаю голову, я вижу людей, набивающих мошну. Я не вижу ни небес, ни святых, ни ангелов. Я вижу только людей, набивающих мошну при каждом удобном случае, греющих руки на чужих несчастьях.

-Старайтесь не думать об этом,- твердил свое майор Дэнби.- И тогда вас это не будет беспокоить.

-О, да это, собственно, меня и не беспокоит. Беспокоит меня другое - то, что они считают меня молокососом. Они думают, что только они умники, а все прочие - дураки. И знаете, Дэнби, сейчас мне впервые пришло в голову, что, может быть, они и правы.

-Но об этом вы тоже не должны думать,- возразил майор Дэнби.- Нужно думать только о благе страны и человеческом достоинстве.

-Угу,- сказал Йоссариан.

-Поверьте мне: я знаю, что говорю. Не забывайте, что мы воюем с врагом, который в случае победы нас не пощадит.

-Знаю,- буркнул Йоссариан с неожиданным раздражением.- Видит бог, Дэнби, я честно заработал свой орден, и вовсе не важно, какими мотивами они при этом руководствовались. Я сделал семьдесят этих проклятущих боевых вылетов. Так что можете не рассказывать мне, что я должен воевать за родину. Я только и делал, что сражался за родину.

-Но война еще не кончилась. Немцы приближаются к Антверпену.

-Все равно через несколько месяцев немцам каюк. А через несколько месяцев после этого и японцам крышка. И если я теперь загублю свою жизнь, то уже не ради родины, а ради Кэткарта и Корна. Нет уж, увольте, я зачехляю свой бомбовый прицел. Отныне я думаю только о собственной шкуре.

Майор Дэнби снисходительно улыбнулся:

-Послушайте, Йоссариан, а что, если все начнут рассуждать подобным образом?

-Если бы я рассуждал иначе, я был бы последним кретином.- Усевшись попрямее, Йоссариан продолжал: - Знаете, у меня такое странное чувство, будто, однажды я уже вел с кем-то точно такой же разговор. Это - как у капеллана, которому всегда чудится, что когда-то он бывал уже в той или иной ситуации.

-Капеллану хочется, чтобы вы не возражали против отправки домой,- заметил майор Дэнби.

-А-а, ну его к чертям!

Майор Дэнби сокрушенно покачал головой:

-Вы знаете, он боится, что повлиял на ваше решение.

-Он тут ни при чем. Знаете, что я мог бы сделать? Я мог бы остаться здесь, на госпитальной койке, и вести растительный образ жизни. Я мог бы блаженствовать здесь, и пускай другие принимают за меня решения.

-Нет, решение должны принимать вы,- возразил майор Дэнби.- Человек не может жить, как растение.

-Почему же?

Глаза майора Дэнби потеплели.

-А ведь, должно быть, очень приятно жить растительной жизнью,- задумчиво проговорил он.

-Да нет, паршивое это дело,- ответил Йоссариан.

-Ну почему же? Наверное, хорошо жить без забот и сомнений,- не соглашался майор Дэнби.- Я бы, пожалуй, с удовольствием согласился жить растительной жизнью и никогда не принимать никаких важных решений.

-А каким бы растением вы хотели быть?

-Ну, скажем, огурчиком или морковкой.

-Каким огурчиком - свежим, зеленым или с гнильцой?

-Свежим, конечно.

-Едва вы поспеете, вас сорвут, порежут на кусочки и сделают из вас салат. Майор Дэнби сник.

-Ну тогда - самым никудышным огурчиком.

-Тогда вас оставят гнить на грядке, вы удобрите собой почву, и на этом месте потом вырастут полноценные огурцы.

-Нет, пожалуй, я не хочу вести растительный образ жизни,- печально сказал майор Дэнби.

-Скажите, Дэнби, может, мне и в самом деле не возражать против отправки домой?- уже серьезно спросил Йоссариан.

Майор Дэнби пожал плечами:

-В этом - ваш путь к спасению.

-Я себя не спасу. Я себя потеряю, Дэнби. Вам бы следовало это знать.

-У вас будет все, что душе угодно.

-А мне нужно совсем немного,- ответил Йоссариан и вдруг в припадке неожиданной ярости и отчаяния стукнул кулаком по матрацу: - Черт побери, Дэнби! В этой войне погибли мои друзья. Я не могу вступать в сделку. Жаль, что эта девка меня не зарезала: это был бы самый разумный выход из положения.

-Значит, по-вашему, лучше отправиться в тюрьму?

-А вы бы согласились, если бы вас отправили домой?

-Конечно, согласился бы,- убежденно заявил майор Дэнби.- Ну конечно, согласился бы,- объявил он через мгновение, но уже не столь твердым тоном и после нескольких секунд мучительных размышлений выдавил из себя:

-Да, пожалуй, будь я на вашем месте, я бы согласился на отправку домой.- Он досадливо помотал головой и, страдальчески сморщившись, выпалил: - О да, я наверняка бы согласился, чтобы меня отправили домой. Но я такой ужасный трус, что вряд ли мог очутиться на вашем месте.

-Ну, а допустим, вы не были бы трусом,- спросил Йоссариан, не сводя с него пристального взгляда.- Допустим, у вас хватило бы мужества не подчиниться начальству…

-Тогда я бы не позволил, чтобы они отослали меня домой!- торжественно, с нескрываемой радостью провозгласил майор Дэнби.- И уж наверняка не позволил бы им предать меня военно-полевому суду.

-Значит, вы продолжали бы летать на задания?

-Нет, разумеется, нет. Это была бы полная капитуляция. Ведь меня могли бы убить.

-Следовательно, вам оставалось бы только сбежать? Майор Дэнби приготовился было гордо возразить и вдруг неожиданно запнулся - его полуотвисшая челюсть захлопнулась. Он устало поджал губы:

-Что же это получается? Выходит, и у меня тоже не было бы никакого выхода?

Он снова забеспокоился, лоб у него покрылся испариной, а глаза навыкате заблестели. Теперь, потерпев поражение, он скрестил свои мягкие руки на коленях и, почти не дыша, понуро уставился в пол. Густые косые тени падали в окно. Йоссариан наблюдал за майором с видом победителя. Оба не пошевелились, когда с улицы донесся шум подъезжающей машины и послышались торопливые шаги, приближавшиеся к зданию.

-Отчего же, у вас был бы выход. Вам мог бы помочь Милоу,- заметил Йоссариан.- Он влиятельней полковника Кэткарта. Он мне кое-чем обязан.

Майор Дэнби покачал головой и безучастно сказал:

-Милоу и полковник Кэткарт теперь друзья-приятели. Милоу произвел полковника Кэткарта в вице-президенты синдиката и обещал ему после войны большой пост.

-Ну тогда нам поможет Уинтергрин!- воскликнул Йоссариан.- Он ненавидит их обоих и придет в ярость, когда узнает, что они спелись.

Майор Дэнби опять уныло покачал головой:

-Милоу и экс-рядовой первого класса Уинтергрин на прошлой неделе объединились. Теперь они партнеры по фирме „М. и М.“.

-Стало быть, у нас не осталось никакой надежды, а?

-Никакой.

-Совсем никакой?

-Да, совсем никакой,- подтвердил майор Дэнби. Помолчав, он снова поднял глаза, осененный какой-то смутной идеей: - Может быть, было бы гораздо лучше, если бы они нас… исчезли, как других, тем самым освободив нас от этого невыносимого бремени?

Йоссариан сказал: „Нет“. Майор Дэнби согласился, меланхолически кивнув головой, и снова опустил глаза. Положение казалось безвыходным, как вдруг в коридоре загрохотали шаги: капеллан, голося что есть мочи, ворвался в палату и сообщил сногсшибательную новость относительно Орра. Капеллана так распирало от радостного возбуждения, что в первые минуты он нес какую-то несуразицу. В глазах его сверкали слезы. Йоссариан наконец понял и, издав фантастический вопль, выпрыгнул из кровати.

-В Швеции?- вскричал он.

-Орр!- крикнул капеллан.

-Орр?- закричал Йоссариан.

-В Швеции!- ликующе кричал капеллан, гоголем расхаживая по палате.- Это чудо, скажу я вам! Чудо! Я снова верю в бога! Правда, верю. Орра прибило к шведскому берегу после многодневных мытарств по морю! Это чудо!

-Черта с два его прибило!- заявил Йоссариан. Он чуть не прыгал от радости.- Его не прибило к шведским берегам. Он доплыл туда сам на плоту! Он греб к Швеции и догреб! На веслах добрался до Швеции!

-На веслах?

-Он все это заранее спланировал. Он сознательно держал путь в Швецию.

-Ну это неважно,- продолжал капеллан с тем же пылом.- Все равно - это чудо, чудо человеческого ума и выносливости. Ну здорово!- Капеллан схватился обеими руками за голову, корчась от смеха.- Вы представляете себе эту картину?- изумленно воскликнул он.- Представляете, как он ночью плывет на желтом плотике через Гибралтарский пролив с крошечным голубым веслом?..

-И с удочкой, которая тянется за ним. Всю дорогу до Швеции он жует треску, а днем угощается чаем…

-Я вижу его как живого!- закричал капеллан. Он перевел дыхание и снова возликовал: - Это чудо человеческого упорства, скажу я вам!

-Он с самого начала предусмотрел все, до последней мелочи!- торжествовал Йоссариан.- Дэнби, вы болван! В конце концов, надежда есть. Разве вы не видите? Может быть, даже Клевинджер жив и спрятался где-нибудь внутри того облака, выжидая, пока можно будет выйти без всякой опаски.

-О чем вы толкуете?- спросил растерянный майор Дэнби.- О чем вы оба толкуете?

-Принесите мне дичков, Дэнби, а заодно и конских каштанов, принесите и возьмите несколько штук себе.

-Конских каштанов? Дичков? Ради бога, зачем?

-Ну конечно, чтобы засунуть за щеки.- Йоссариан в отчаянии заломил руки.- Ах, зачем я его не послушался? Почему я ему не доверял?

-Вы что, с ума посходили?- спросил майор Дэнби тревожно-растерянным тоном.- Йоссариан, скажите ради бога, о чем речь?

-Поймите, Дэнби, Орр все это спланировал. Неужели вы не понимаете, что это было запланировано от начала и до конца? Он даже нарочно устраивал, чтобы его машину подбивали, в каждом полете он отрабатывал вынужденную посадку. А я не захотел лететь с ним. Ах, почему я его не послушал? Он приглашал меня с собой, а я не полетел! Дэнби, дайте мне такие же зубы торчком, клапан форсунки и глуповато-невинную морду, чтобы никто не ожидал от меня какого-нибудь умного поступка. Мне это нужно до зарезу. Ах, почему я его не послушал! Теперь я понимаю, что он пытался мне сказать. Теперь я даже понимаю, почему та девка лупила его туфлей по башке.

-Почему?- резко спросил капеллан. Йоссариан круто обернулся и цепко схватил капеллана за грудки.

-Капеллан! Помогите мне! Пожалуйста, помогите. Принесите мне мою одежду. И побыстрей, пожалуйста. Она нужна мне сию минуту.

Капеллан рванулся было к дверям.

-Бегу, Йоссариан. Только где она, ваша форма? Где ее взять?

-Лезьте напролом и берите на испуг каждого, кто попытается вас остановить. Без формы не возвращайтесь, капеллан. Она где-то здесь, в госпитале. Хоть раз в жизни добейтесь своего!

Капеллан решительно распрямил плечи и стиснул челюсти.

-Не беспокойтесь, Йоссариан. Я добуду вашу форму. Но все-таки скажите, пожалуйста, почему эта девица колотила Орра туфлей по голове?

-Потому что он предложил ей деньги - вот почему! Но, должно быть, она колотила его не очень сильно, раз он смог добраться до Швеции. Капеллан, найдите мою форму, чтобы я мог выбраться отсюда. Спросите у сестры Даккит. Она поможет вам. Она пойдет на все, лишь бы избавиться от меня.

-Куда это вы собираетесь?- тревожно спросил майор Дэнби, после того как капеллан пулей выскочил из палаты.- Что вы намереваетесь делать?

-Бежать!- ликуя, отчеканил Йоссариан, расстегивая верхние пуговицы пижамы.

-О, только не это,- застонал майор Дэнби и провел ладонью по вспотевшему лицу.- Вам нельзя бежать. Куда вы убежите? Вам некуда податься.

-В Швецию.

-В Швецию?- с изумлением воскликнул майор Дэнби.- Вы собираетесь бежать в Швецию? Вы не в своем уме!

-Но Орр ведь убежал.

-Нет, нет, нет и еще раз нет!- взмолился майор Дэнби.- Нет, Йоссариан, вам туда ни за что не добраться. Вы не сможете добраться до Швеции. Вы ведь даже грести не умеете.

-Но я смогу добраться до Рима, если вы будете держать язык за зубами и поможете мне пристроиться на попутный самолет. Обещаете?

-Но вас же найдут,- с пеной у рта стал доказывать майор Дэнби.- Доставят обратно и накажут еще более сурово.

-Ну, на этот раз им придется здорово попотеть, чтобы поймать меня.

-Не беспокойтесь, ради такого случая они попотеют. Но даже если они не найдут вас, подумайте, какая жизнь вас ожидает. Вы всегда будете одиноки, в вечном страхе, что вас кто-нибудь выдаст. Ведь никто же не станет на вашу сторону.

-Я и сейчас так живу.

-Но вы не можете наплевать на ваши обязанности по отношению к людям,- упорствовал майор Дэнби.- Это будет негативным шагом. Это значит - уклониться от морального долга.

Йоссариан разразился жизнерадостным хохотом.

-Я не убегаю от своих обязанностей. Я бегу навстречу своим обязанностям. Если человек бегством спасает свою жизнь, то в этом нет ничего негативного. Вы же знаете, кто на самом деле уклоняется от своего морального долга? Ведь знаете же, а, Дэнби? Уж никак не мы с Орром.

-Капеллан, пожалуйста, поговорите с ним, прошу вас! Он намеревается дезертировать. Он хочет бежать в Швецию.

-Великолепно!- весело вскричал капеллан и с гордостью бросил на кровать наволочку, набитую одеждой Йоссариана.- Вперед, в Швецию, Йоссариан! А я останусь здесь и вынесу все до конца. Да, я буду стойким. При каждом удобном случае я буду шпынять и подкалывать полковника Кэткарта и подполковника Корна. Я буду изводить даже самого генерала Дридла.

-Генерал Дридл убыл,- напомнил Йоссариан, торопливо натягивая брюки и запихивая в них концы рубахи.- Вместо него генерал Пеккем.

-Тогда я буду изводить генерала Пеккема и даже генерала Шейскопфа,- петушился капеллан.- А знаете, что я еще хочу сделать? При первой же встрече с капитаном Блэком я двину ему по носу. Да, да, я намерен дать ему по морде. Причем я это сделаю у всех на глазах, чтобы он не смог дать мне сдачи.

-Вы, кажется, оба лишились рассудка! Послушайте, Йоссариан…- волновался майор Дэнби.

-Чудо, свершилось чудо, уверяю вас!- провозгласил капеллан и схватив майора Дэнби за руку, закружился вокруг него, раздвинув локти, точно собирался танцевать вальс.- Настоящее чудо! Если Орр смог добраться до Швеции, значит, я еще тоже смогу отпраздновать победу над полковником Кэткартом и подполковником Корном. Только б у меня хватило стойкости!

-Будьте любезны, капеллан, заткнитесь,- вежливо попросил майор Дэнби, освобождаясь из объятий капеллана. Носовой платок его снова запорхал над потным лбом. Майор склонялся над Йоссарианом, который в это время потянулся за ботинками.- Ну а как же быть с полковником?..

-Меня это больше не волнует.

-Но ведь это практически может…

-Пусть они оба катятся к чертовой матери!

-Но ведь это практически может оказаться им на руку,- упорно стоял на своем майор Дэнби.- Об этом вы подумали?

-Пусть эти мерзавцы благоденствуют. Все, что я могу сделать,- ошарашить их своим побегом. Теперь я отвечаю только за самого себя, Дэнби. Я должен отправиться в Швецию.

-Вы никогда этого не сделаете. Это невозможно. Даже географически невозможно отсюда попасть в Швецию.

-Ну и черт с ним, Дэнби, я это знаю. По крайней мере я хоть попытаюсь. В Риме живет одна малышка, мне хотелось бы спасти ее. Если мне удастся ее найти, я возьму ее с собой в Швецию. Так что, как видите, я не такой уж эгоист.

-Но это полное безумие. Совесть будет вечно терзать вас.

-Бог с ней, с совестью,- рассмеялся Йоссариан.- Жить без острых ощущений просто неинтересно, верно, капеллан?

-При первой же встрече я дам капитану Блэку в морду,- хорохорился капеллан и провел по воображаемому противнику два коротких удара слева и довольно неуклюжий крюк справа.- Вот таким манером.

-Но вы подумали о позоре, которым вы себя покроете?- допытывался майор Дэнби.

-Э-э… какой там позор! Большего позора, чем сейчас, быть не может.- Йоссариан туго затянул шнурки на втором ботинке и вскочил на ноги.- Ну, Дэнби, я готов. Так я жду ответа! Вы будете держать язык за зубами и пристроите меня на попутный самолет?

Молча, со странной, печальной улыбкой майор Дэнби рассматривал Йоссариана. Он перестал потеть и казался совершенно спокойным.

-Ну а что вы будете делать, если я действительно попытаюсь вас задержать?- спросил он с грустной усмешкой.- Изобьете меня?

Йоссариан удивленно поднял брови.

-Разумеется, нет. Как у вас повернулся язык сказать такое?

-Я вас изобью,- похвастался капеллан, продолжая бой с тенью. Приплясывая, он приблизился вплотную к майору Дэнби.- И вас излуплю, и капитана Блэка, и, может быть, самого капрала Уиткома. А что, правда, здорово будет, если вдруг окажется, что мне не надо больше бояться капрала Уиткома?

-Значит, вы собираетесь задержать меня?- спросил Йоссариан и посмотрел на майора Дэнби долгим, пристальным взглядом.

Майор Дэнби ускользнул от капеллана и на секунду задумался.

-Нет, разумеется, нет,- выпалил он и вдруг замахал обеими руками, торопливо указывая на дверь.- Ах, разумеется, я не стану вас задерживать. Идите, бога ради, скорей! Вам деньги нужны?

-У меня немного есть.

-Ну вот вам еще немного.- С лихорадочной готовностью майор Дэнби сунул Йоссариану толстую пачку итальянских банкнот и обеими руками сжал его руку - то ли для того, чтобы унять дрожь в собственных пальцах, то ли для того, чтобы приободрить Йоссариана.

-До свидания, Йоссариан,- сказал капеллан.- Желаю удачи. Я останусь здесь и буду держаться до конца. Мы встретимся, когда отгремят залпы сражений.

-Пока, капеллан. Спасибо вам, Дэнби.

-Ну, как настроение, Йоссариан?

-Превосходное. А впрочем, нет, я здорово побаиваюсь.

-Это хорошо,- сказал майор Дэнби.- Это значит, что вы живы. Вам предстоит нешуточное дело.

-Да уж веселого мало,- согласился Йоссариан.

-Именно это я и хочу сказать, Йоссариан. Вам придется держать ухо востро. С утра до вечера и с вечера до утра. Чтобы изловить вас, они обшарят небеса и землю.

-Я буду держать ухо востро.

-Вам придется петлять и прыгать, как зайцу.

-Что ж, буду петлять и прыгать, как заяц.

-Прыгайте!- закричал майор Дэнби.

Йоссариан прыгнул. Рванулся - и был таков.