Два часа спустя Фрер принялся за работу.

Анаис Шатле как пришла, так и ушла — правда, пришла трезвая, а ушла навеселе. Они пили вино, смеялись и болтали. Фрер, привыкший к одиночеству вечеров, и мечтать не мог ни о чем подобном. Тем более — в разгар всей этой истории с убийством и амнезией.

Он не позволил себе ничего лишнего. Ни одного смелого жеста, ни одного провокационного намека. Хотя чувствовал, что путь открыт. Пусть он не был специалистом по женской психологии, но сложить вместе два и два умел. Визит на ночь глядя. Бутылка вина. Нарядная одежда — правда, он не понял, зачем под платье она надела джинсы: мода, что ли, такая? Одним словом, признаков того, что молодая сотрудница судебной полиции открыта для более тесного диалога, хватало.

Но он и пальцем не шевельнул. По двум причинам. Во-первых, он дал себе страшную клятву, что больше никогда не будет смешивать работу и личную жизнь. А Анаис Шатле, как ни крути, была связана с его работой, хоть и не напрямую. Второй причиной, более глубокой и отчасти интуитивной, был страх. Жуткий страх. А вдруг она откажется? А вдруг он ударит в грязь лицом? Когда он в последний раз был с женщиной? Он уже и сам не помнил. Он боялся, что у него ничего не получится…

На пороге его дома они простились как хорошие друзья. Договорились, что будут обмениваться информацией. В последний момент, поддавшись порыву, Фрер рассказал ей о двух странных типах в «ауди» модели Q7. Объяснил, что уже несколько дней они следят за ним. И даже дал ей пару снимков с номерными знаками черного внедорожника. Анаис эта история не очень-то убедила, но она пообещала ему проверить номер машины по своим каналам.

И вот наступила полночь, и он опять остался один. Дико трещала голова. Из-за вина. Он не выносил спиртного. Опять вспыхнула боль в глубине глаза. Но спать не хотелось. Он сварил себе кофе, включил диктофон и уселся за письменный стол.

Даже в этот поздний час он вполне мог проверить и уточнить сведения, полученные от Патрика Бонфиса. Прежде чем приступать к исследованию его психики, он хотел составить четкое представление о его подлинной личности.

Он приготовился делать записи и нажал кнопку «Воспроизведение». Ковбой родился в деревне Герен, расположенной неподалеку от Тулузы. Фрер быстро вбил в поисковик слово «Герен».

Первый сюрприз.

Ни одного населенного пункта под таким названием в департаменте Верхняя Гаронна не значилось. Он расширил поиск до всего региона Юг-Пиренеи. Ни одного соответствия не найдено, выдала ответ программа.

Матиас вбил имя «Патрик Бонфис» и начал методично проверять информацию по разным учреждениям, действовавшим в области в те годы,— загсам, школам, отделениям госслужбы по трудоустройству. Ничего.

Он промотал кусок записи до того места, где рыбак рассказывал о своей жене. По его словам, Марина Бонфис сегодня жила в Ниме или где-то в его окрестностях. Фрер снова запустил поиск. И снова — с нулевым результатом.

Он весь покрылся мурашками. Шея взмокла от пота. Глухо пульсировала боль в глубине левого глаза, как будто там кто-то бил в маленький барабан: бум-бум-бум…

Он выключил диктофон и занялся проверкой данных, полученных от Сильви. В том числе истории про отца, погибшего в результате падения в чан с кислотой. Довольно скоро ему стало ясно, что поиск через Интернет ничего не даст. Чем он располагал? Названием несуществующей деревни и вымышленной фамилией?

Что касалось вступления Бонфиса в Иностранный легион, то на проверку этого факта он даже не стал тратить время — армейское командование гарантировало каждому солдату полную анонимность.

В любом случае он узнал много. Патрика Бонфиса не существовало. Как и Паскаля Мишелля.

Личность Бонфиса тоже возникла в результате диссоциативного бегства.

Фрер еще раз перечитал свои записи. Сильви Робен жила с Бонфисом три года. Судя по всему, она познакомилась с ним в тот период, когда он пребывал в состоянии бегства от самого себя, о чем она, естественно, не подозревала. И с тех пор он постоянно лгал ей, не отдавая в том себе отчета.

Кем он был прежде?

Как много личностей он успел создать, сочинить и приспособить под себя?

Фрер попытался представить себе, как действует психика этого человека. В глубине его сознания множатся разные персонажи, преследующие одну и ту же цель: вытеснить того, кто кажется им опасным. Иными словами, его настоящего. Патрик Бонфис бежит от своих корней и от своей судьбы. По всей вероятности, это бегство обусловлено имевшей место психической травмой.

Ответом на этот вопрос отчасти служило присвоенное им имя. Как он сразу не догадался? Бонфис — говорящая фамилия. Он всеми силами стремился стать «хорошим сыном». Значит ли это, что на самом деле он был сыном недостойным? В этом контексте история про убийство отца приобретала совсем иное звучание. Это — улика, пусть и замаскированная, извращенная, деформированная загадочными шестеренками подсознания.

Фрер встал из-за стола и, сунув руки в карманы, принялся мерить шагами гостиную. Мысли громоздились одна на другую. Чтобы вылечить великана, ему придется одну за другой разоблачить все его фальшивые личности, пока он не доберется до исходной. Подлинной личности.

Но пока он не знал даже, каким по счету психотическим бегством — вторым, третьим или десятым — было вызвано появление на свет ковбоя по имени Паскаль Мишелль. Зато он не испытывал ни малейших сомнений в том, что психика этого человека хранит в себе следы каждого выдуманного имени и характера. Они таятся в закоулках его души. Так ледник хранит следы ежегодных дождей. Значит, надо копать. Зондировать почву. Анализировать каждую деталь. Чтобы пробиться сквозь наслоения подсознательной памяти, он использует все имеющиеся в его распоряжении средства. Гипноз. Амобарбитал. Психотерапию…

Фрер пошел на кухню выпить холодной воды. Машинально выглянул в окно. Никого. Никаких людей в черном. Может, они ему приснились? Он выпил второй стакан воды. И, уже ставя его в раковину, вдруг понял нечто очень важное для себя. Почему он с таким упорством добивается поставленной цели — расшифровать историю Бонфиса? Потому что это позволяет ему зачеркнуть собственные воспоминания о смерти Анны Марии Штрауб. Об ответственности психиатра, нарушившего профессиональную этику.

Сосредоточиться на чужой боли, чтобы отвлечься от своей…

* * *

На следующее утро всю дорогу до Гетари Матиас Фрер думал об Анаис Шатле. Он и проснулся с мыслями о ней. Вспоминал ее лицо и ее голос.

—Вы замужем? У вас есть дети?

—Неужели я похожа на замужнюю женщину? Тем более мать семейства? Нет, для этого я еще не созрела.

—А для чего созрели?

—Для знакомств через Интернет. Всякие социальные сети.

—И как, удачно?

—Ну, скажем так, для сыщика у меня довольно тонкое чутье…

Чуть позже уже она задавала ему вопросы:

—Почему вы стали психиатром?

—По призванию.

—Неужели вам нравится копаться в чужих мозгах?

—Я не копаюсь в чужих мозгах. Я лечу людей. Стараюсь облегчить их страдания. Если честно, мне кажется, что ничего интереснее в мире нет.

Девушка прикусила нижнюю губу. Как и при первой встрече, он вдруг интуитивно почувствовал, что Анаис Шатле когда-то была пациенткой психиатрического отделения. Или, во всяком случае, имела серьезные психологические проблемы.

Подтверждение своей догадки он получил несколько минут спустя. Она наливала ему в бокал вино, и он обратил внимание на ее запястья, исчерченные кривыми и узловатыми полосами шрамов. Ему хватило даже беглого взгляда, чтобы определить их природу. Это не были следы попытки самоубийства. Напротив. Шрамы свидетельствовали о стремлении к выживанию.

Матиас в своей практике нередко сталкивался с подобным психическим расстройством. Подростки сами себе наносят раны, надеясь избавиться от ощущения безысходной тоски. Они чувствуют потребность выпустить из души наружу то, что не дает им дышать. Они не боятся вида крови. Физическая боль вытесняет моральные страдания и приносит облегчение. А зияющая рана дарит иллюзию того, что яд, отравлявший душу, вытек вместе с кровью…

Когда Анаис впервые появилась у него в кабинете, Фрер инстинктивно понял, что перед ним — сильная женщина. Из тех, кто оставляет свой след в мире. Она была сильной, потому что пережила страдание. Но одновременно она была хрупкой и уязвимой. И по той же самой причине. Конец XX века до полного износа затрепал банальную истину, суть которой лучше всех сформулировал Ницше в «Сумерках идолов»: «Что не убивает меня, то делает меня сильнее». Но это полная чушь. Во всяком случае, в примитивном современном толковании. Каждодневное страдание никого не закаляет. Оно изматывает человека. Делает его слабым. Ранимым. Кому, как не Фреру, это знать! Человеческая душа — не шкура животного, которая от дубления становится качественнее. Человеческая душа — это сверхчувствительная, трепещущая, хрупкая мембрана. От ударов она мертвеет и покрывается шрамами. И начинает бояться мира.

Вот тогда страдание оборачивается болезнью. Обретает нечто вроде собственной жизни. Со своими ритмами и колебаниями. Эта болезнь пробуждается без предупреждения, но, что самое ужасное, она подпитывает сама себя. Множатся приступы, и уже невозможно установить их связь с настоящим окружающего мира. Но даже если эта связь существует, она загнана так глубоко и так надежно спрятана, что никто, даже самый опытный психиатр, не в состоянии вытащить ее наружу.

Над Анаис Шатле висела подобная угроза. И кризис мог грянуть в любую минуту. Без всякой видимой причины. Без какого бы то ни было мотива. Просто потому, что боль станет невыносимой и душа захочет освободиться от яда. Пусть с кровью. Страдание приходит не извне, оно рождается внутри. Можно назвать его неврозом. Дисфункцией. Тревожным синдромом. Слов десятки, и Фрер знал их все. Для него они служили рабочим инструментом.

Но тайна оставалась тайной. Согласно легенде — потому что это не более чем легенда,— истоки нервных срывов следует искать в детстве человека. Зло прокладывает себе русло в первые годы формирования психики. Сексуальные извращения. Недостаток любви. Заброшенность. С этим Фрер не спорил. Он разделял убеждения фрейдистов. Но никто еще не дал ответа на самый главный вопрос: почему у одних мозг реагирует на детские травмы и фрустрации болезненнее, чем у других?

Ему приходилось встречать девочек-подростков, переживших групповое изнасилование, инцест, голод, грязь и побои, но он чувствовал, что, несмотря ни на что, они выкарабкаются. Встречал он и других, выросших в благополучных семьях, которые слетали с катушек из-за какой-нибудь ерунды, намека или подозрения на намек. Некоторые дети, которых в детстве бьют, сходят с ума. Другие — нет. И никто не в состоянии объяснить почему. Может быть, души людей отличаются разной проницаемостью? И в одни из них боль, страх и зло просачиваются легче, чем в другие?

Что же случилось с Анаис Шатле? Действительно трагическое событие? Или что-то малозначительное, из-за повышенной чувствительности воспринятое ею как трагедия?

Мелькнувшее на указателе название «Биарриц» вырвало его из этих размышлений. Он уже ехал вдоль побережья. Миновал Бидар и приближался к Гетари. Пересек небольшую площадь, увидел стену для игры в пелоту и свернул к причалу. Припарковался в нескольких метрах от пристани и пешком пошел вниз по цементному спуску.

Был прилив. Океан обрушивал на темный песчаный берег вал за валом. Пенное кипение волн наводило на мысли о серой слюне смертельно больного существа. Вода переливалась всеми оттенками черного и коричневато-зеленого цвета. Ее поверхность напоминала вздувшуюся, лакированную, складчатую кожу земноводного.

Лодка стояла на приколе, но великана в стетсоновской шляпе видно не было. Фрер бросил взгляд на часы. Десять утра. Рыбачьи суденышки с наклоненными к причалу мачтами и свернутыми сетями были на месте, но вокруг царило полное безлюдье. Работала только лавчонка, торговавшая рыбацкими снастями. Фрер расспросил продавца, и тот посоветовал ему поискать Бонфиса дома. Он жил в хибарке за пляжем, примерно в километре отсюда.

Матиас снова сел за руль. Его охватило смутное беспокойство. Вспомнились вчерашние преследователи. Они появились в его жизни одновременно с Патриком Бонфисом. И явно интересовались тем, что мог ему рассказать ковбой. Из этого он вывел, что ему грозит опасность. Но упустил из виду главное: если опасность грозила ему, то в ничуть не меньшей степени она грозила и Патрику. Зачем только он отпустил его из больницы? В клинике Пьера Жане, в своей палате, пассажир тумана ничем не рисковал.

Впереди показался белый домишко. Сооружение из бетонных плит, на котором владельцы укрепили деревянную вывеску в форме тунца. Фрер оставил машину возле кустарника и двинулся к дому, подняв воротник и сунув руки в карманы. Начал накрапывать дождь. Слева протянулась железная дорога, отделявшая остальные дома от океанского побережья. Справа к морю сбегали небольшие рощицы. Корабельные сосны, покрытый желтенькими цветочками утесник, ярко-лиловые заросли вереска — все это стонало и качалось под ветром.

Он постучал в дверь. В ответ — тишина. Он еще раз постучал. Снова ничего. Беспокойство переросло в тревогу. Он обошел вокруг домишки и посмотрел в сторону моря. И сейчас же его лицо осветилось улыбкой. Парочка сидела внизу откоса. Патрик Бонфис, устроившийся на скале по-турецки, чинил сеть. Сильви, все в той же куртке, вышагивала своей расхлябанной походкой туда-сюда вдоль берега.

Через пару минут Фрер окликнул Сильви.

—Чего вам надо?

Его здесь не ждали. Внезапно ему открылась истина. Женщина все знала. Знала давно. Бегство, случившееся 13 февраля, было всего лишь одним из многих.

—Почему вчера вы не сказали мне правду?

—Какую правду?

—Патрик — никакой не Патрик. Это выдуманный персонаж. Первая жена, отец, упавший в кислоту, Иностранный легион — все это чушь собачья. И вам это прекрасно известно.

—Ну и что?— Сильви набычилась.— Вам-то какое дело? Нам с ним хорошо, и нечего лезть в нашу жизнь.

Фрер понимал, что не имеет права давить на Сильви. Без ее поддержки он ничего не добьется. И правда никогда не выплывет наружу, если эта маленькая, но упрямая тетка откажется ему помогать.

—Все это не так просто,— спокойно начал он.— Патрик болен. Вы же не станете это отрицать. И он никогда не выздоровеет, если мы позволим ему и дальше жить фальшивой жизнью.

—Не понимаю, о чем вы.

Матиас читал на лице Сильви страх. Она боялась правды. Боялась узнать, кем на самом деле был ее Патрик. Почему? Может, у ковбоя были дети, жены, долги? Или преступное прошлое?

—Пройдемся немного?

Сильви молча обошла его и двинулась вдоль извилистой линии прибоя. Фрер глянул на Патрика, который, чуть приподняв капюшон куртки, только что заметил его. Рыбак дружески помахал ему рукой, но сеть не бросил. Нет, не может он быть преступником.

Фрер догнал Сильви. Ноги его проваливались в темный песок. Несмотря на дождь, над ними носились птицы. Чайки, поморники, бакланы… Во всяком случае, ему на ум пришли именно эти имена морских птиц. Их хриплые крики сливались с рокотом океана.

—Я не желаю, чтобы вы лезли к Патрику.

—Я должен его расспросить. Исследовать его память. Он не обретет покоя, пока не восстановит свою подлинную личность. Подсознание обманывает его. Он живет в плену иллюзий, во власти лжи, и эта ложь разъедает его разум и лишает его жизненной опоры. Вам нечего бояться. Вспомнив себя, он не изменит своего отношения к вам. Напротив, сможет наконец оценить вас по достоинству.

—Да что вы говорите! А если он вспомнит, что у него есть другая? Что у него…

Сильви не договорила. Она вдруг резко дернула головой, словно что-то ее оглушило. Фрер удивился: он не слышал никакого шума. Она покачнулась сначала в одну сторону, потом в другую. Фрер по-прежнему ничего не понимал:

—Сильви?

Женщина упала на колени. Матиас вгляделся и с ужасом обнаружил, что ей снесло половину черепа. От обнажившегося мозга в холодный воздух поднимался пар. В следующий миг из ее груди обильно хлынула кровь. Фрер рефлекторно обернулся к скале, на которой сидел Патрик. Великан скорчился, словно защищаясь от укусов невидимого зверя. Голова у него была разбита, дождевик заляпан красными пятнами. Тут же на глазах у Фрера от тела ковбоя вверх поднялся фонтан брызг, на фоне ненастного неба казавшихся черными.

В долю секунды, не разумом, а скорее подсознанием Фрер понял, что ему напоминает вся эта сцена — убийство президента Кеннеди. И лишь затем пришла мысль: в них стреляют. Из бесшумного оружия.

Опустив глаза, он увидел, что песок возле его ног вздымается фонтанчиками, каких не могут поднимать дождевые капли. Это пули. А стреляют с глушителем. Сквозь ливень и туман на него падал металлический дождь — свистящий, безжалостный, смертоносный.

Фрер больше не задавал себе вопросов.

Он уже бежал по тропинке к своей машине.

* * *

Убийца был не один. Второй, судя по всему, поджидал его на насыпи, там, где Фрер оставил свой «вольво». Продираясь между кустами, Матиас поднял глаза. Никого. Он быстро оглянулся через плечо. С противоположного холма, метрах в трехстах с лишним, по песчаной тропе спускался вниз мужчина, раздвигая телом густые заросли. В руках он держал что-то черное. По всей видимости, автоматический пистолет. Снайпер? Или его подручный? В тот же миг с кустарника рядом с Фрером посыпались листья и ветки. Это был ответ на его вопрос.

Стрелок засек его и взял на мушку.

Фрер упал на землю и на четвереньках пополз между соснами, можжевельником и колючими кустами ежевики. Надо отползти подальше от тропинки и попытаться подняться выше, понимал он. У него горели ободранные руки, но пока он продвигался вперед. В голове царил полный сумбур. Перед глазами стояли только что виденные картины. Развороченный череп Сильви. Расстрелянное в упор тело великана.

Фрер выбрался из зарослей напротив дома Бонфисов. От «вольво» его отделяло примерно пятьдесят метров. Он побежал к машине вдоль железнодорожного полотна, спотыкаясь и подворачивая ноги на насыпи. Мужчины с пистолетом он больше не видел, как не видел и второго — снайпера. Ему оставалось проделать всего несколько метров, когда ветровое стекло его автомобиля вдруг пошло мелкими трещинами, словно посыпанное сахарным песком. Со стоном лопнула покрышка. Вылетело боковое стекло.

Фрер бросился под укрытие нескольких стоящих рядом сосен. Ему казалось, что легкие его сейчас разорвутся. Он не соображал, что делает. Пули свистели — он явственно слышал их свист — вокруг машины. До руля ему не добраться. Может, перебежать через пути? За ними идет асфальтовая дорога. Нет, он станет отличной мишенью для стрелка. Вернуться на пляж? Еще хуже. Выхода не было. У него не было никакого выхода. Только дождь, с силой колотивший по земле, листве и его измученному мозгу.

Повинуясь рефлексу, он повернул голову. Мужчина с пистолетом только что вынырнул из кустарника и бежал вдоль рельсов в его направлении, не обращая внимания на хлеставшие потоки дождя. Да, это точно он. Один из людей в черном. Чиновник с густыми бровями и плешивой головой. Он держал пистолет перед собой и беспрестанно озирался по сторонам. Фрер догадался, что пока он его не засек.

Он присел на корточки. Что же делать? Вода струилась по его лицу. Вокруг трепетала листва. В воздухе пахло мокрой землей. Если б только он мог раствориться в пейзаже. Слиться с раскисшей почвой, спрятаться между древесных корней…

Вдалеке послышался гул. Земля под ногами задрожала. На миг ему подумалось, что сейчас его пронзит молнией. Или что мир разверзнется бездной, чтобы поглотить его. Он насторожился, как чуткое животное, и прислушался. Это приближался поезд. Он шел, и его движение сопровождалось металлическим лязгом и вибрацией. Региональный экспресс, понял он.

Состав проходил справа от него на малой скорости. Желто-красный локомотив тянул за собой выводок вагонов, как заключенный таскает за собой свои цепи. Фрер быстро глянул налево: убийца сократил разделявшее их расстояние, но его по-прежнему не замечал. Если бы каким-нибудь чудом ему удалось оказаться по ту сторону путей, он был бы спасен. Пока поезд будет ползти, он сумеет убежать. Грохот сделался оглушительным. Состав был уже в нескольких метрах и еще немного замедлил ход. Фрер отступил за сосновый ствол, но успел увидеть, как убийца пятится назад.

На ту сторону пути.

Теперь, когда между ними катился поезд, Фрер резко поднялся на ноги. Вагон… Второй… Секунды тянулись бесконечно, словно отлитые из свинца. Всего несколько метров… Третий вагон… Четвертый… Колеса громыхали по рельсам, высекая снопы искр. Когда пятый — последний — вагон поравнялся с Фрером, он выскочил из своего укрытия.

Вытянув вперед руку, он ухватился за ручку вагонной двери. Ноги оскальзывались на щебенке, он едва не упал, но удержался и дотянулся до ручки второй рукой. Его пальцы обхватили холодный металл. Несколько метров его просто волокло вслед за поездом, но потом он собрался с силами, сделал рывок и вскочил на подножку.

Не раздумывая, повернул ручку. Заперто. Он попробовал еще раз. Струи дождя нещадно секли его. Ветер притиснул его к вагонной стенке. Фрер упорно дергал ручку. Она должна открыться. Он обязан выбраться из этой…

В этот миг сквозь слипшиеся от воды ресницы он их увидел. Двое вооруженных мужчин, стоящих чуть поодаль железнодорожных путей. У одного в руках был черный контейнер с хромированными уголками, какие носят музыканты и диджеи. Второй спрятал ствол под плащ. Фрер прижался к двери.

Он был теперь как на ладони. Убийцам достаточно повернуть голову, и они его увидят. Но чудо все-таки случилось. Когда он, набравшись смелости, позволил себе посмотреть в их сторону, то увидел, что они уже бегут к брошенному им «вольво». Наверное, решили, что он прячется за машиной. Пока они поймут, что он выбрал иной путь спасения, он будет уже далеко.

Впрочем, может быть, не так уж и далеко. Состав замедлил ход. Они подъезжали к станции Гетари. Фрер еще раз потряс ручку двери. И она поддалась. Он скользнул в вагон.

Поезд остановился.

* * *

На него уставились десятки изумленных глаз. Мокрый, расхристанный, весь в налипших листьях, песке и колючках можжевельника. Он жалко улыбнулся, пытаясь счистить с одежды мусор. Пассажиры как по команде стали смотреть в другую сторону. Матиас бессильно опустился на сиденье и вжал голову в плечи.

—Эй, с вами все в порядке?

К нему обращался раздраженный мужчина лет шестидесяти, сидевший в нескольких метрах от него.

—Я видел, как вы бежали. У вас что, не все дома?

Фрер не нашелся с ответом. От пожилого пассажира веяло неприкрытой ненавистью.

—Вы хоть понимаете, что творите? Вы подвергаете опасности не только свою жизнь, но и жизнь других людей! А если бы вы свалились? Сначала плюют на законы, а потом удивляются, что все кругом в дерьме!

Фрер вымученно улыбнулся, словно приносил извинения.

—Ну-ну, давай посмейся!— Старик уже тыкал ему.— Таких, как ты, надо за решеткой держать!

Выдав эту тираду, он встал и решительно направился к выходу. Фрер перевел дух. С колотящимся сердцем он исподтишка оглядывал перрон. Убийцы могли появиться в любую секунду. Что им стоит обойти вагоны и осмотреть пассажиров? Это были самые долгие секунды в его жизни. Наконец двери закрылись. Поезд медленно покатил вперед.

Его немного отпустило.

Он даже испугался, как бы не расслабились сфинктеры — естественная реакция организма на стресс.

—Не надо на него обижаться…

Еще один пассажир поднялся со своего места и пересел на скамью напротив Фрера. Господи боже ты мой. Чего им всем от меня надо? Фрер молча смотрел на мужчину, который широко и дружелюбно улыбался ему.

—Не каждый в состоянии понять чужие трудности.

Фрер по-прежнему не отрывал взгляда от прохода за спиной мужчины, заканчивавшегося дверью в тамбур, соединявший пятый вагон с четвертым. Они ведь могли сесть в любой вагон… И сейчас прочесывают поезд…

—Ты что, меня не узнаешь?

Фрер вздрогнул. Почему мужчина говорит ему «ты»? Он уставился ему в лицо. Совершенно незнакомый человек. Бывший пациент? Или сосед из квартала Флеминг?

—Марсель. Год назад,— тихим голосом продолжил тот.— Пуэнт-Руж. Общежитие «Эммаус».

Матиас понял, что стал жертвой недоразумения. Мужчина спутал его с каким-то бомжем, которого, очевидно, знавал по Марселю. Учитывая его внешний вид, удивляться этому не приходилось.

—Даниель Ле-Гуэн,— представился мужчина, пожимая ему руку.— В «Эммаусе» я отвечал за продажи. Меня прозвали «Лаки-Страйк», потому что я дымлю как паровоз. — Он подмигнул Фреру.— Ну, теперь вспомнил?

Фрер с трудом разлепил губы и выдавил:

—Простите. Вы ошибаетесь. Я никогда не был в Марселе.

—Разве ты не Виктор?— Он наклонился ниже и доверительным шепотом повторил: — Разве ты не Виктор Януш?

Матиас не ответил. Это имя о чем-то ему говорило, но он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах слышал его.

—Ничего похожего. Меня зовут Фрер. Матиас Фрер.

—Ну, тогда извините!

Фрер по-прежнему изучал лицо мужчины. То, что он прочитал в его взгляде, совсем ему не понравилось. Смесь сострадания и хитрости. Должно быть, добрый самаритянин обратил внимание, хоть и с опозданием, на качество его одежды. И сделал вывод, что Виктор Януш сумел подняться из грязи, а потому не желает, чтобы ему напоминали о его позорном прошлом. Но где же он слышал это имя?

Фрер встал. Мужчина схватил его за руку и протянул ему визитку:

—Вот, возьмите. На всякий случай. Я пробуду здесь еще несколько дней.

Фрер перевел взгляд на карточку и прочитал:

Даниель Ле-Гуэн Компаньон «Эммауса» 06 1735 44 20

Он сунул визитку в карман, не сочтя нужным поблагодарить того, кто ему ее дал, и пересел на другое место, через несколько рядов. В голове метались беспорядочные мысли. Об убийцах. О Патрике и Сильви, только что погибших у него на глазах. И вот теперь его приняли за кого-то другого…

Он сидел, уткнувшись лицом в стекло, и смотрел на море, размытое струями дождя. Вдоль позвоночника полз влажный и одновременно обжигающий страх. Но напряжение постепенно ослабевало. Поезд мчался вперед на всех парах. Пассажиры дремали, что не могло не действовать на него успокаивающе. Скоро он будет в Бордо. Первым делом отправится в комиссариат. Все расскажет Анаис. Возможно, ей уже удалось установить, кому принадлежит «ауди» модели Q7. Она проведет расследование. Найдет всему объяснение. Поймает убийц. И жизнь вернется в нормальную колею…

Но тут его мозг пронзила мысль о Викторе Януше, заставив вздрогнуть всем телом. Кто такой этот Януш? Он задумался о событиях последних дней. Его терзали смутные сомнения. Почему он с такой страстью, если не сказать одержимостью, бросился изучать случай пациента по имени Бонфис? Почему впал в такую ярость, узнав, что он не тот, за кого себя выдает? Почему задался целью во что бы то ни стало выяснить, кто он такой на самом деле? Ведь он дал себе слово, что больше никогда не нарушит дистанцию между собой и пациентами! Что заставило его тратить столько сил и энергии на то, чтобы разобраться в причинах психического расстройства ковбоя?

Постепенно сомнение в нем перерастало в уверенность. А что, если и он сам — не тот, кем себя считает? Что, если он тоже — «пассажир без багажа»?

Человек, находящийся в состоянии психотического бегства?

Он пожал плечами и потер лицо тем же жестом, каким сминают черновик письма, прежде чем отправить его в мусорную корзину. Абсурд, полный абсурд! Его зовут Матиас Фрер. Он психиатр. Работал в Вильжюифе. Преподавал в Париже, в клинике Святой Анны. Усомниться в собственном здравомыслии только потому, что совершенно незнакомый человек, ошибившись, принял его за другого?

Он поднял голову. Даниель Ле-Гуэн подмигнул ему. Что он себе позволяет? На что намекает? И ведь выглядит таким уверенным в своей правоте! В том, что встретился с Виктором Янушем. Матиас вздрогнул. Он вспомнил, где слышал это имя. Так звали бомжа, чьи отпечатки пальцев обнаружили в ремонтной яме на вокзале Сен-Жан. Подозреваемого номер один в деле об убийстве Минотавра.

По лицу у него текли струйки пота. Тело сотрясалось с ног до головы. А если парень из «Эммауса» прав? Если он и в самом деле Виктор Януш, в состоянии психотического бегства потерявший память?

—Не может быть,— пробормотал он себе под нос.— Я Матиас Фрер. У меня диплом медицинского факультета. Я больше двадцати лет занимаюсь психиатрией. Преподавал на кафедре при клинике Святой Анны. Был главным врачом психиатрического отделения больницы в Вильжюифе. Руковожу отделением Анри Эя в клинике Пьера Жане в Бордо…

Он замолчал, когда заметил, что шепчет вслух, раскачиваясь взад-вперед, как мусульманин на молитве. Или как шизофреник в разгар приступа. Он и правда вел себя как помешанный, и пассажиры вагона уже косились на него с подозрением.

С ним явно что-то не так. Патрик Бонфис тоже не мог внятно изложить подробности своей прошлой жизни. А разве у него самого не возникало странного ощущения, что он не помнит почти ничего из событий последних лет? И почему он так одинок? Ни друзей, ни родственников? Что занимало его мысли? В основном какие-то общие темы, абстрактные рассуждения. Ничего конкретного, никаких эмоций…

Он потряс головой. Нет. У него были воспоминания. Например, он помнил Анну Марию Штрауб. Такую историю нельзя выдумать. Фрер застыл изваянием. Что они все на него пялятся? Он снова уткнулся лицом в стекло. Диссоциативное бегство. Обман и самообман. Разве он не предчувствовал…

Поезд остановился. Вокзал Биаррица. Пассажиры вставали с мест и тянулись к выходу.

—Вы не знаете, куда дальше идет этот поезд?— спросил он.

—В Бордо. До вокзала Сен-Жан.

Даниель Ле-Гуэн тоже вышел в Биаррице. Это пустяковое обстоятельство немного успокоило Фрера. Существовал простейший способ проверить, кто он такой на самом деле. У него же есть документы. Дипломы. Вещи в коробках. Его прошлое. Он посмотрит, что там лежит, и убедится, что он не кто иной, как Матиас Фрер. Не имеющий ничего общего с человеком по имени Виктор Януш — бомжем, подозреваемым в убийстве.

* * *

Впервые в жизни он радовался, шагая по кварталу Флеминг. А вот и «Опал». Его дом. Он толкнул калитку. Повернул ключ в замке.

Его встретили все те же пустые, практически без мебели, комнаты с голыми стенами. Тепла, на которое он рассчитывал, здесь не было и в помине. Безликий дом. Дом без истории. Без прошлого. Он поднялся на второй этаж, где находилась его спальня. Нашел картонную папку, в которой хранил важные документы. Удостоверение личности. Паспорт. Карточка медицинского страхования. Дипломы об образовании. Банковские уведомления. Бланк налоговой декларации, отправленный по старому адресу: Париж, улица Тюрен, 22.

Все в полном порядке. В полном ажуре. Фрер облегченно вздохнул. Еще раз перелистал бумаги, и в душе снова зашевелились сомнения. Насчет удостоверения личности, паспорта и медицинской страховки он ничего не мог сказать: он же не специалист. Но все остальные документы были представлены в виде ксерокопий. А где оригиналы?

Фрер скинул плащ. Ему было жарко. Сердце гулко бухало в груди. Если допустить, что он не тот, кем себя мнит, если он такой же, как Патрик Бонфис, психотический беглец, то это значит, что он пережил период амнезии, после которой подсознание создало для него новую личность. Но вот вопрос: кто же тогда изготовил ему все эти бумаги? И на какие деньги?

Он снова потряс головой. Бред. Полный бред. И вообще, сейчас у него есть дела поважнее.

Надо срочно ехать в комиссариат. Найти Анаис Шатле и рассказать ей об убийстве Патрика и Сильви и покушении на его собственную жизнь. Он взял плащ, выключил свет и спустился на первый этаж.

Возле двери он остановился. Посмотрел на составленные у стены картонные коробки. В них — вся его жизнь. Вещи, фотографии… Конкретные детали прошлого. Он открыл первую коробку и чуть не закричал в голос. Она была пуста. Он схватил вторую. По легкости, с какой он ее поднял, ему все стало ясно. Пустышка.

И третья.

Пусто.

Четвертая.

Пусто. Пусто. Пусто.

Он упал на колени. Уставился на коробки, на протяжении двух последних месяцев служившие убранством его жилища. Чистейшая бутафория. Театральная декорация, призванная пустить пыль в глаза. Создать иллюзию, что у него было прошлое, были корни. Обмануть других и себя.

Он закрыл лицо руками и разрыдался. Истина обрушилась на него всей своей безжалостной мощью. Он — человек-матрешка. Путешественник без багажа. Пассажир тумана…

Неужели он в самом деле бомжевал? Убил человека? А кем еще он успел побывать? Вопросы беспорядочным роем кружили в голове. Как совместить образ жизни бомжа с занятием психиатрией? Каким путем он раздобыл все эти дипломы? Ему вспомнилось знаменитое изречение Эжена Ионеско: «Разум — это безумие сильнейшего». Писатель прав. Достаточно верить в себя, чтобы и другие в тебя поверили. И тогда любой бред оборачивается истиной. Он утер слезы, вскочил на ноги и достал из кармана мобильник. Ему нужно доказательство. Всего одно. Пусть горькая, но правда.

Он позвонил в справочную и попросил соединить его с больницей Поля Гиро в Вильжюифе. Примерно через минуту его переключили на приемное отделение. Еще минута — и трубку сняла секретарь администрации. Он попросил к телефону доктора Матиаса Фрера.

—Кого, простите?

Он не позволил себе перейти на крик:

—Возможно, он больше у вас не работает. Но в прошлом году он состоял в штате психиатрического отделения.

—Знаете, я уже шесть лет работаю здесь секретарем. И я никогда не слышала этого имени. Ни в одном отделении нашей больницы нет и никогда не было никого по имени Матиас Фрер.

—Спасибо, мадам.

Он захлопнул крышку телефона. Итак, у него тот же синдром, что и у ковбоя в стетсоновской шляпе. Просто его легенда сложнее и лучше продумана. Он — матрешка. Откройте первую, обнаружите вторую. И так далее. Пока не доберетесь до самой маленькой. Единственной существующей реально.

Но это было еще не самое худшее.

Виктор Януш. Бездомный бродяга, арестованный в Марселе за драку, объявлен в розыск как подозреваемый в убийстве, совершенном в Бордо. Что произошло на вокзале Сен-Жан в ночь с 12 на 13 февраля? И что в это время делал он сам? Кажется, спал у себя в кабинете в клинике. В ту ночь он дежурил. У него есть свидетели. Он выписывал рецепты. Здоровался с охранником, когда приходил и уходил. А что, если он незаметно для всех выскользнул из здания и, невидимый в тумане, пробрался на вокзал? Может, он даже столкнулся с Бонфисом на путях? Все это было бы смешно… Два психа с амнезией встречаются и не узнают друг друга…

Он сунул документы в рюкзак. Прихватил ноутбук, в котором на протяжении почти двух месяцев вел записи о состоянии пациентов. Побросал в рюкзак кое-что из вещей и покинул дом, не потрудившись даже запереть за собой дверь.

Метров через пятьсот, не доходя до университетского городка, он поймал такси. Дал шоферу адрес центрального комиссариата полиции. Пора платить по счетам. Полтора месяца лжи и обмана. Он не хотел думать, что с ним будет дальше. Пока его занимало одно. Надо все рассказать Анаис Шатле. Потом попросить, чтобы его госпитализировали. Положили в его собственное отделение. И там он наконец заснет.

Провалится в сон, чтобы проснуться другим человеком, то есть самим собой. Пусть в наручниках. Он не возражает.

* * *

—Капитана Шатле нет на месте.

Перед ним стоял лощеный хлыщ в безупречно скроенном костюме.

—Можно я ее подожду?

—А вы по какому вопросу?

Фрер заколебался. Объяснять слишком долго. И решил разыграть медицинскую карту:

—Я психиатр. Занимаюсь мужчиной с вокзала Сен-Жан, потерявшим память. У меня для капитана есть кое-какая информация. Конфиденциального характера.

Полицейский недоверчиво смерил Фрера глазами. Промокший плащ, весь в каких-то листьях и травинках. Грязные ботинки.

—Она скоро будет,— все же сказал он.— Присаживайтесь.

Фрер уселся на стул в коридоре. Он находился на втором этаже главного полицейского управления Бордо, на улице Франсуа-де-Сурди. Огромное, недавно выстроенное белое здание напоминало айсберг, плывущий по городским кварталам. Насколько он понял, на этом этаже располагались кабинеты офицеров полиции.

В помещении было пусто, хотя со всех сторон доносились звуки, свидетельствующие о присутствии людей. У сыщиков разгар рабочего дня. Матиас сидел напротив двери в кабинет Анаис, над которой висела табличка с ее именем. Это был отдельный кабинет с остекленной стеной, в эту минуту не закрытой жалюзи.

Он огляделся. Его посетила безумная идея. А что, если проскользнуть в кабинет и сунуть нос в папку с делом Минотавра? Прочитать, что именно полиции известно про Виктора Януша. Совершенно дикая идея, но, раз возникнув, она не желала уходить.

Фрер снова внимательно огляделся по сторонам. В коридоре по-прежнему — ни души. Он встал, словно просто решил размять ноги, и небрежным жестом повернул дверную ручку.

Открыто.

Он вошел в кабинет и аккуратно притворил за собой дверь. Первым делом опустил жалюзи. Посмотрел на часы. 15.10. Он дал себе на обыск кабинета ровно пять минут. Ни минутой больше. Несмотря на дождь и ранние сумерки, света хватало, чтобы не зажигать лампу.

Он быстро окинул взглядом помещение. Типовая офисная мебель. Ни на стенах, ни на столе — ничего, что говорило бы о личности хозяйки кабинета. Фрер подумал, что его собственный кабинет в клинике выглядит точно таким же холодным и безликим. Так, где тут могут храниться папки с делами? Справа металлический стеллаж. Напротив — шкаф с раздвижными дверцами. Ну и конечно, сам стол, заваленный бумагами и снабженный ящиками.

Ему не пришлось долго искать.

Интересовавшие его материалы лежали сверху бумажной кучи.

Читать протоколы допросов было некогда, зато он рассмотрел фотографии. Труп в яме. Бледное, в татуировках тело истощенного человека. Черная бычья голова на плечах. Жертва словно вынырнула из глубин первобытных времен, населенных фантастическими созданиями — персонажами холодящих кровь мифов. Но качество съемки и печати, напротив, несло на себе след современности. Снимок из газеты. Из рубрики происшествий. Только происшествие случилось на заре веков.

Он быстро листал бумаги. Фотографии из морга. Лицо Филиппа Дюрюи, освобожденное от чудовищной маски. Асимметричное, изуродованное лицо. Следующая папка. Фотографии того же парня, сделанные в полиции при задержании. Мальчишка. Подведенные черным карандашом глаза. В руках — табличка с нанесенными мелом цифрами. Итак, убитый ранее уже имел дело с полицией.

Еще папки. Стопки протоколов. Читать некогда. Наконец в последней папке отчет криминалистической лаборатории об обследовании места преступления. В том числе — листок с фотографией отпечатков пальцев, обнаруженных в ремонтной яме. Это отпечатки Виктора Януша.

В коридоре раздались шаги. Фрер окаменел. Шаги удалились. Он посмотрел на часы. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть стрелки на циферблате. 15.16. Он уже шесть минут в кабинете. Анаис Шатле вот-вот придет. Он еще раз посмотрел на фото с отпечатками пальцев. Его осенила новая идея. Порывшись в ящиках, он нашел перьевую ручку, извлек из нее чернильный картридж, достал из принтера чистый лист бумаги и шмякнул посередине жирную кляксу. Затем окунул в чернила все пять пальцев и приложил их к краю листа.

Матиас сравнил свои отпечатки с отпечатками Виктора Януша. Он ничего не смыслил в дактилоскопии, но в данном случае это и не требовалось. Сходство бросалось в глаза.

Один идентичный отпечаток.

Два идентичных отпечатка.

Три идентичных отпечатка.

Итак, он — Виктор Януш.

Доказательство тому лежало у него перед глазами. Неопровержимое доказательство. У него в голове как будто что-то щелкнуло. Он мгновенно изменил первоначальный план. Преступнику особенно выбирать не приходится. У него один выход — бежать.

Фрер быстро свернул листок и сунул в карман. Вставил картридж в авторучку. Убрал ее в ящик стола. Закрыл верхнюю в стопке папку и попытался навести на столе относительный порядок.

Затем приоткрыл дверь. Убедился, что в коридоре по-прежнему пусто, и самой непринужденной походкой направился к лестнице.

—Эй вы!

Матиас шагал по коридору.

—Эй, подождите!

Фрер остановился, напустил на лицо равнодушное выражение и обернулся. По вискам у него тек пот. К нему направлялся давешний пижон.

—Это вы дожидались капитана Шатле?

Он сглотнул комок в горле — комок никуда не делся — и хрипло выдавил из себя:

—Я… У меня больше нет времени.

—Жаль. Она только что звонила. Сказала, что будет с минуты на минуту.

—Я не могу больше ждать. Потом с ней свяжусь.

Полицейский нахмурился. Шестое чувство сыщика. От Фрера, несмотря на все его усилия, за милю веяло страхом.

—Никуда не уходите.— Он уже не просил, а приказывал.— Она сейчас будет.

Фрер опустил глаза. То, что он увидел, заставило его побелеть. Полицейский держал под мышкой папку, на которой значилось: «Виктор Януш. Марсель».

В глазах у Фрера потемнело. В голове не осталось ни одной мысли, и язык отказывался ему повиноваться. Сыщик кивнул в сторону стоящих вдоль стены стульев:

—Да вы присаживайтесь. А то видок у вас…

—Ле-Коз, иди сюда! Ты должен на это посмотреть!

Голос доносился из одного из кабинетов.

—Садитесь и не вздумайте уйти,— повторил Фреру пижон.

И развернулся на каблуках.

В паре метров дальше его поджидал коллега. Оба скрылись в кабинете и закрыли за собой дверь. Фрер по-прежнему стоял. В висках у него стучало. Ноги подкашивались. Что ему оставалось? Опуститься на стул и сидеть, пока за ним не придут. Чтобы арестовать.

Вместо этого он, стараясь не топать, быстро пошел по коридору. С открытой лестничной площадки был виден вестибюль первого этажа. Он двинулся вниз. Ступенька. Еще ступенька…

Невероятно, но он добрался до вестибюля. Пересек просторное помещение, заполненное гулом голосов — или это шумело у него в голове? Входная дверь чуть дрожала — или это плыло у него в глазах?

Ему оставалось преодолеть всего пару метров.

Он чувствовал опасность за спиной.

Но она появилась перед ним.

Сквозь двойное остекление двери он увидел машину, из которой выходила Анаис Шатле. В следующую секунду он развернулся и пошел к расположенным справа туалетам. Скользнул в кабинку и запер дверцу. Его сотрясала внутренняя дрожь.

А еще через минуту он уже шагал по блестевшей от дождя улице.

Одинокий.

Потерянный.

Но свободный.

* * *

—Черт!— сквозь зубы выругалась она.

Ле-Коз только что доложил, что к ней приходил Матиас Фрер. Но в коридоре было пусто. Он ее не дождался.

—Да говорю тебе, пять минут назад он еще был здесь!— Полицейский беспомощно озирался вокруг.— Я велел ему сидеть и не дергаться. Мне показалось, он не в себе…

—Догони его. Найди мне его!

Ле-Коз протянул ей картонную папку:

—Вот, держи. Досье на Януша. Наконец-то получили. Самолетом прислали.

Она не глядя взяла документы.

—Найди мне Фрера,— повторила Анаис.— Мне надо с ним поговорить.

Ле-Коз бегом бросился к лестнице. Анаис закусила губу. «Черт»,— снова пробормотала она. Ей все еще не верилось, что она с ним разминулась. Зачем он приходил? Придумал благовидный предлог, чтобы увидеться с ней? Успокойся, девочка.

Она чувствовала себя отвратительно. Ни Конант, изучивший видеозаписи, ни Закрауи, опросивший дилеров, ни Джафар, разрабатывавший след собаки и одежды Дюрюи, не обнаружили ничего. Ни единой улики. А секунды продолжали тикать…

Она прошла к себе в кабинет и ногой захлопнула дверь. Новая линия расследования, связанная с Янушем, вроде бы представлялась перспективной. Стоя возле стола и забыв даже включить верхний свет, она раскрыла папку с делом марсельского нищего.

—Черт…— повторила она, но уже совсем другим тоном.

С первой же страницы на нее глядела фотография бомжа, сделанная в полицейском участке. Это был Матиас Фрер. Небритый, нечесаный, грязный, но это был он — с картонной табличкой в руках, на которой значился ряд цифр. Он угрюмо смотрел в объектив, словно из последних сил сдерживался, чтобы не плюнуть в лицо тем, кто его снимал.

Анаис быстро перевернула страницу и стала читать протокол допроса Виктора Януша. 22 декабря 2009 года, в 23.00, его арестовали после драки с другими бомжами. Он не признавал за собой никакой вины. Якобы на него напали, а он лишь защищался. Документов при нем не оказалось. На вопросы о том, где он живет и чем занимается, внятных ответов не дал.

Типичный представитель городского дна. Судя по всему, к тому же горький пьяница. Как подобный тип мог стать заведующим отделением в клинике Пьера Жане? Неужели Филиппа Дюрюи в самом деле убил он?

Анаис подняла голову. Она нутром чуяла: в кабинете что-то не так. Медленно обвела взглядом стол. Все на месте: привычные предметы, папки с документами, бумаги… Вроде бы ничего не изменилось, но… Здесь явно кто-то побывал. Кто-то, кому делать здесь решительно нечего.

В ее кабинете побывал посторонний.

Он здесь рылся.

Кто? Матиас Фрер?

Она снова огляделась. С другой стороны стола лежали два листка бумаги. Поднявшись, она быстро обогнула стол. Непрошеный гость оставил на самом виду ксерокопию отпечатков пальцев, найденных на месте преступления.

На втором листке он начертал:

«Я не убийца».

И подпись: Матиас Фрер.

* * *

Для него началась гонка со временем. Он понимал, что, стоит Анаис Шатле увидеть его фотографию в папке с делом Виктора Януша, как она в ту же секунду отправит по полицейской машине к нему домой и в отделение больницы. Наверняка она уже отдала приказ взять под наблюдение вокзал Сен-Жан, аэропорт, автомагистрали и автобусные станции, а также выезды из города на шоссе национального и местного значения. Наверняка улицы Бордо уже прочесывают патрули. Они ищут его.

—Остановитесь здесь,— сказал он водителю такси.— И подождите меня.

Фрер попросил высадить его за несколько домов от своего жилья.

—Через три минуты буду.

Он побежал к себе. Открыл дверь. Схватил объемистую сумку и запихал туда одежду. Но главное, забрал документы, которые не взял с собой часом раньше,— налоговые декларации, дипломы, сертификаты из больницы в Вильжюифе…

С улицы донесся вой полицейских сирен. Он застегнул сумку и призраком выскользнул из дома.

Вернулся в такси. В глазу назойливо билась боль. Его отчетливо мутило. Сердце колотилось так, словно у него в груди работал отбойный молоток.

—Куда теперь?

—В аэропорт Бордо-Мериньяк. Зал международных рейсов.

За окном мелькали километры. Навстречу им неслись автомобили с включенными мигалками. Ему даже не верилось, что вся эта суматоха поднялась из-за него. Но он не думал о полиции. И об убийцах не думал. Он думал о себе. Кто же он такой на самом деле? Сейчас ему стало ясно, что его пребывание в Бордо — сплошной обман. Доказательств хватало. Отчуждение от коллег по работе. Ощущение пустоты, охватывавшее его по вечерам в тишине безликого дома. Смятение при попытках вспомнить свое прошлое.

У него не было подлинных воспоминаний. А те, что сами собой формировались в мозгу, были фальшивкой. Равнодушными камнями непрозрачной стены, воздвигнутой между его прошлым и настоящим.

Реальной казалась одна-единственная картина: тело Анны Марии Штрауб, свисающее с его ремня. Имена и даты, возможно, тоже ложны, но стоящие за ними события — реальны. Действительно ли он работал тогда психиатром? Или сам находился на излечении в психиатрическом отделении больницы? Может быть, причиной его первого диссоциативного бегства стало как раз самоубийство этой женщины?

—Приехали.

Фрер расплатился с таксистом. Деловитым шагом прошел в зал аэровокзала. Все его тело скафандром покрывал горячий липкий пот. Он заметил банкомат и снял две тысячи евро — свой ежемесячный максимум. Пока автомат выдавал банкноты, он огляделся. На него были нацелены камеры наблюдения. Тем лучше.

Пусть они его видят.

Пусть думают, что он улетел на самолете.

Он отступил в «мертвый угол», вне поля зрения камер, и вытащил мобильник. Стер из памяти все номера, набрал «говорящие часы» и, не выключая, бросил телефон в урну. Туда же отправился его плащ. Затем он, стараясь держаться незаметно, выбрался из здания, сел в такси и велел шоферу ехать в центр.

Полицейские, должно быть, уже обыскали его дом. Убедились, что он сбежал. Первым делом они станут искать его машину. Не найдут и решат, что Фрер удрал на ней. Расставят по всем дорогам посты, разошлют предупреждения на все пункты отплаты дорожной пошлины.

Вот вам первый ложный след.

Затем они засекут в здании аэропорта его все еще включенный мобильник. Понесутся в Бордо-Мериньяк. Проверят все рейсы. Имени Фрера не обнаружат и начнут смотреть записи с камер наблюдения. Увидят его возле банкомата. Найдут водителя такси. Сложат два и два и придут к выводу, что Виктор Януш, он же Матиас Фрер, еще днем улетел на самолете. Под вымышленным именем.

Это вам второй ложный след.

А он в это время будет уже далеко. Он вышел возле вокзала Сен-Жан. Площадь перед ним прочесывали полицейские патрули. Возле каждого входа и выхода стояли охранники с собаками. Вокруг автомобильной стоянки выстроились полицейские фургоны.

Он обошел здание вокзала. С одной его стороны вовсю шла стройка. Повсюду возвышались гигантские подъемные краны, урчали экскаваторы, вокруг высились груды стройматериалов и мусора. Очень хорошо. Он окликнул носильщика — мужика с тележкой, одного из тех, кто провожает пассажиров до поезда и встречает их на перроне. Фрер позвал его в укромный уголок и попросил пойти купить ему билет.

Мужик в объемистой растаманской шапке и форменном оранжевом жилете заартачился:

—А чего сами не купите?

—Мне надо срочно сделать несколько звонков.

—С какой стати я должен вам верить?

—Это я тебе верю,— отрезал Фрер, вручая ему двести евро.— Купи мне любой билет до Марселя.

Тот немного подумал и спросил:

—А фамилия как?

—Нарцисс.

Это слово вырвалось у него само собой, он и сам не мог бы сказать, откуда оно взялось. Носильщик повернулся, готовый идти выполнять его поручение.

—Подожди. Еще сто евро за твой жилет и шапку.

Мужчина хитро улыбнулся. Последнее предложение его успокоило. Теперь ему хотя бы все стало ясно. Парню надо незаметно смыться, чего тут непонятного? Судя по всему, до него только сейчас дошло, что вокзал кишит легавыми. Его улыбка стала еще шире. Он явно был не прочь надуть всю эту компанию. Сняв жилет и шапку, обнажившую длинные, как у Боба Марли, дреды, он протянул свое добро Фреру.

—А я пока постерегу твою тележку,— сказал тот, быстро нацепляя на себя маскарадный наряд.

Ему пришлось ждать больше десяти минут. Он стоял, небрежно опершись о тележку, с самым равнодушным видом. Полицейские сновали мимо него, но его не замечали в упор. Конечно, они искали беглеца. Того, кто идет крадучись, прижимаясь к стенам, стараясь превратиться в собственную тень. На кой им сдался праздный носильщик в шапке, раскрашенной в цвета ямайского флага, и в железнодорожном форменном жилете?

Вскоре появился Боб Марли:

—Прямой до Марселя только что ушел. Я взял тебе билет на поезд Матабио-вокзал в Тулузе. Он уходит в семнадцать двадцать две. В семь будешь в Ажене, там сделаешь пересадку. В двадцать пятнадцать приедешь в Тулузу. Пассажирский до Марселя отходит в двадцать пять первого ночи, а прибывает около пяти утра. По-другому никак. Если только завтра утром.

Мысль о том, чтобы провести ночь между разными городами, на своего рода нейтральной территории, выглядела по-своему привлекательной. Никто не станет искать его этой ночью в департаменте Юг-Пиренеи. Он велел растаману взять сдачу себе, предупредив, что до отхода поезда побудет в его шмотках.

Ждать оставалось час. Патрули по-прежнему ходили мимо, не обращая на него ни малейшего внимания. Обыкновенный носильщик — в тележку Фрер положил собственную сумку,— который отдыхает, пока нанявший его пассажир покупает газеты в дорогу. Да он и сам даже не смотрел на полицейских. Он пытался разобраться в происходящем.

Не мог он быть убийцей Минотавра. Для этого ему понадобилось бы достать отрезанную бычью голову. Раздобыть героин высшего качества. Вычислить Филиппа Дюрюи и заманить его в ловушку. Перетащить тело и голову в яму… Допустим, из-за провалов в памяти его правая рука порой не ведала, что творит левая. Но представить себе, что он совершил все эти действия, необходимые для осуществления чудовищного замысла, и ни об одном из них не помнил ровным счетом ничего,— нет, это было невозможно. Филиппа Дюрюи убил кто-то другой. Но отпечатки пальцев свидетельствовали, что и он побывал в яме. В какое время? Может быть, он застал там убийцу? Или пришел вместе с Патриком Бонфисом?

К перрону подошел его поезд. Фрер стянул с себя шапку и жилет, бросил тележку и поднялся в вагон. Занял место и снова погрузился в размышления. Он дал себе слово, что еще до прибытия в Ажен найдет ответ на все эти вопросы. Но после отхода поезда не прошло и десяти минут, как он уже спал мертвецким сном.

* * *

Матиас Фрер исчез. Испарился.

Ле-Коз и Закрауи отправились к нему домой. Конант и Джафар — в клинику Пьера Жане. Ни дома, ни на работе его не оказалось. Анаис не стала дожидаться их отчетов и сразу же отдала приказ взять под наблюдение авто- и железнодорожные вокзалы и аэропорты, въезды на автомагистрали и шоссе местного значения.

Она разослала фото Януша-Фрера по всем комиссариатам юга Франции. Связалась с редакциями региональных газет и договорилась, что они опубликуют его снимок уже в завтрашних утренних выпусках. Дозвонилась до местных радиостанций и продиктовала объявление с призывом к свидетелям, видевшим разыскиваемого человека, обращаться в полицию. Вот-вот должна была заработать бесплатная телефонная линия и сайт в Интернете. Одним словом, началась большая игра.

Внутренний голос твердил ей, что она ошибается. Она «сдала» Матиаса Фрера СМИ и широкой публике, не говоря уже о собственном начальстве, хотя прямыми доказательствами его вины не располагала. Ей звонил комиссар: «Найдите его сегодня же!» Звонила Вероника Руа: «Что за бредовая история?» Звонил префект: «Значит, все в порядке? Вы установили личность преступника?» Звонили журналисты: «Это правда, что убийца сейчас в бегах?» Все это работало на ее имидж и репутацию и приносило ей лишние очки для карьерного роста. Но никто из звонивших не задал ей единственного вопроса, действительно имевшего значение: «Вы уверены, что Минотавра убил Януш?»

Теперь они ловили беглеца. Не убийцу Филиппа Дюрюи, а сбежавшего из города психиатра. И ничто не говорило о том, что это один и тот же человек. Пока не будут найдены решающие улики, Фрер, он же Януш,— не более чем свидетель преступления. Объявлять его виновным значило торопить события.

Хотя на самом деле они уже опоздали.

Пускаясь в бега, психиатр сам на себе поставил крест. Зачем человеку с чистой совестью удирать от полиции? Все последние часы, читая беспрестанно поступавшие рапорты и отчеты, Анаис в глубине души проклинала Матиаса. Почему он не доверился ей? Почему не дождался ее в комиссариате? Она бы сумела его защитить…

Она рассортировала бумаги по стопкам и сделала первые выводы. Вначале они решили, что Матиас Фрер уехал на машине. Выяснили, что он владел автомобилем марки «Вольво-960» с дизельным двигателем; номерной знак 916 AWX 33. Ни возле дома, ни на стоянке клиники Пьера Жане машины не нашли. Затем стало известно, что беглец отправился в аэропорт Бордо-Мериньяк — они засекли его там по сигналу мобильного телефона. Кроме того, он снял в банкомате две тысячи евро.

Но этот след закончился тупиком. Автомобиля возле аэропорта не обнаружили. Пассажир по имени Матиас Фрер или Виктор Януш не регистрировался ни на один из рейсов, вылетевших днем. Анаис сразу почуяла фальшивку. Фрер нарочно пустил их по ложному следу, чтобы выиграть время. Так и оказалось. Часом позже они нашли мобильник и плащ беглого психиатра в урне аэровокзала.

С тех пор — никаких новых данных. Ничего стоящего.

Обращение к свидетелям, как всегда, принесло обильную жатву бессмысленных, бредовых и самых противоречивых сведений. Ни на одном из контрольных пунктов, установленных на дорогах, принадлежащий врачу «вольво» не проезжал. Ни один полицейский и ни один жандарм Матиаса Фрера не видел. Полный провал на всех направлениях расследования.

Анаис нисколько не сомневалась: Матиас уже далеко. Во всяком случае, она на это надеялась. Она вовсе не жаждала его схватить. Прежде ей надо разобраться во всем этом деле. Матиас Фрер был в нем замешан, но представлял собой лишь одно из звеньев цепи. У нее оставались и другие версии. Вот ими и следовало заняться. Она уже приняла решение. Рано утром она отправится в Гетари и поговорит с потерявшим память ковбоем. Она вытрясет из него правду.

18.50.

Сидеть в кабинете не имело никакого смысла. Анаис поднялась из-за стола и решительно направилась к выходу. Села в машину и покатила в квартал Флеминг. Сирена. Мигалка. Никогда еще улицы Бордо не видели такого количества полицейских машин и такого множества стражей порядка. Спасибо, Януш.

Анаис резко затормозила. Она прибыла на место назначения. Квартал было не узнать. Полицейские фургоны. Служебные автомобили. Машины криминалистов. На вечеринку собрались все без исключения.

Она заглушила мотор. Представила себе, как сыщики переворачивают вверх дном опустевший дом. Убогую лачугу, в которой еще вчера она пила шато-лезаж с обольстительным мужчиной. Ее посетило неприятное чувство, что чужие люди топчут ногами ее воспоминания.

Полицейские, стоявшие в оцеплении, узнали ее и расступились, пропуская. В гостиной Фрера толкались детективы и криминалисты, похожие на космонавтов в бумажных скафандрах. К ней подскочил Ле-Коз, протягивая пару бахил.

—На, надень!

—Не обязательно.

—Ты что? А если наследишь?

—А ты что? Здесь для нас ничего интересного нет.

Ле-Коз молча кивнул. Она все же натянула резиновые перчатки. Лейтенант заговорил, не скрывая уважения:

—Ты абсолютно права. Этот парень — просто призрак. Коробки оказались пустыми. Во всем доме — ни одной личной вещи, ни одного документа.

Она, не отвечая, прошествовала на кухню. Здесь царила чистота. Безупречная чистота. Должно быть, Фрер никогда не питался дома. Она открыла шкафчики. Тарелки. Столовые приборы. Кастрюли. Ничего съестного. Правда, на одной из полок стояло несколько упаковок чая. Машинальным жестом она распахнула холодильник. Пусто. Если не считать початой бутылки шато-лезажа. Придурок. Поставить бордо в холодильник…

Из гостиной, перекрывая гомон голосов, послышались торопливые шаги. Анаис вышла из кухни. Ей навстречу спешил запыхавшийся Конант.

—Поймали?— спросила она.

—Нет. Но у нас проблема.

—Что за проблема?

—Этот мужик из больницы. С потерей памяти. Патрик Бонфис. Сегодня утром его завалили. На пляже в Гетари. Вместе с бабой.

—Что-о?

—Точняк. Издырявили как решето. Ребята из полиции Биаррица обещали перезвонить.

Анаис отступила на кухню. Встала, обеими руками опершись о край раковины. Итак, на шахматной доске появилась еще одна фигура. Возможно, ключевая. А возможно, побочная.

—Это еще не все,— добавил Конант.

—Ну?

—Тачка психиатра. «Вольво»-универсал. Его нашли неподалеку от пляжа. Наш лекарь как-то замешан в перестрелке. Кстати, на его машине живого места нет… Что с тобой?

Анаис отвернулась от него и склонилась над раковиной. Она пустила холодную воду и принялась пить прямо из-под крана. У нее плыло в глазах. Кровь отлила от головы и стучала где-то в животе и ногах. Еще миг, и она грохнется в обморок.

—Фрер…— прошептала она струе ледяной воды.— В какое дерьмо ты вляпался?

* * *

Марсель. Вокзал Сен-Шарль. 6.30.

Как ни удивительно, Фрер чувствовал себя отдохнувшим. Всю дорогу от Бордо до Ажена он проспал. От Ажена до Тулузы он тоже спал. На вокзале Тулуза-Матабио, ожидая полночного поезда, он еще подремал. А потом сел в спальный вагон и продрых до самого Марселя. Прямо-таки не бегство, а санаторный отдых. Впрочем, он понимал, что подобная сонливость — тоже своего рода бегство. Бегство от собственных мыслей.

Перед окном вагона медленно проплывали вокзальные постройки. Глядя на заиндевевшие рельсы, Фрер чувствовал, какой холод стоит снаружи. На него вновь накатили сомнения. Да, Марсель был последним местом, где они догадаются его искать. В этом смысле он принял правильное решение. Но расследование обязательно затронет и этот город. Сумеет ли он укрыться от патрулей, от полицейских ищеек, да и вообще ото всех, кому знакомо его лицо?

Поезд издал протяжный стон и остановился. Они прибыли в Марсель с почти полуторачасовым опозданием. Из предосторожности Фрер выждал несколько минут. Лишь когда перрон наполнился пассажирами, он выскользнул из вагона и смешался с толпой. Сумку он повесил через плечо, ноутбук нес в руках.

Вокзал Сен-Шарль мало чем отличался от вокзала Сен-Жан. Те же стеклянные стены, разделенные стальными балками. Те же бесконечные платформы. Тот же белесый свет фонарей.

Фрер передвигался вместе с толпой. Но вдруг замер как приклеенный.

В конце перрона стояла группа полицейских.

Они были в штатском, но их гнусные рожи, самоуверенная повадка и рыскающие глаза не оставляли места для сомнений. Выходит, Анаис Шатле и ее дружки повторили весь ход его рассуждений. Во всяком случае, не исключили самого на первый взгляд невероятного: что он вернется в город, где его уже ловили…

Мимо него потоком шли пассажиры. Чужие чемоданы били его по ногам. Его толкали чьи-то плечи. С бешено колотящимся сердцем он медленно двинулся вперед, пытаясь сообразить, что ему делать. Развернуться? Прыгнуть на рельсы? Бесполезно. На путях стояли два поезда, перекрывая пути к отступлению.

Фрер снова замедлил шаг. Ночная передышка кончилась. Он опять чувствовал себя загнанным зверем. А что, если?.. Вернуться в вагон, как будто он что-то там забыл. Дождаться благоприятного момента и… Но как его определить, этот момент? Как только перрон опустеет, бдительные сыщики, призвав на помощь железнодорожную охрану с собаками, обыщут каждое купе, проверят каждый туалет, обнюхают каждое место.

Они поймают его как крысу.

Лучше оставаться на открытом воздухе.

Он все еще шел — вернее, не шел, а еле тащился. Но расстояние до выхода неотвратимо сокращалось. А он так ничего и не придумал.

—Пардон!

Он обернулся. Невысокого роста женщина одной рукой волокла чемодан на колесиках, в другой сжимала сумку, одновременно держа за рукав мальчишку лет двенадцати. Это шанс!

—Извините, пожалуйста,— с улыбкой обратился он к женщине.— Может быть, вам помочь?

—Спасибо, не надо!

Женщина обошла его. У нее было усталое злое лицо и глаза, метавшие яростные молнии. Фрер догнал ее, забежал чуть вперед и с еще более широкой улыбкой обернулся, протягивая к ней руки:

—Позвольте все же, я вам помогу. Я же вижу, что вам тяжело…

—Отвяжитесь от меня!

Она мертвой хваткой вцепилась в свои чемодан и сумку. Мальчишка враждебно зыркнул на него. Два маленьких стойких солдатика, ополчившиеся против всего мира. Фрер пятился спиной, не отставая от матери с сыном.

Еще каких-нибудь пятьдесят метров, и он в лапах полиции.

—Ну, испытайте меня, если хотите,— предложил он.— Хотя бы до конца перрона. А потом включите синий или красный свет.

Мальчишка просиял:

—Как в «Новой звезде»?

Фрер ляпнул это наугад, вспомнив передачу, которую как-то смотрел по телевизору. Начинающие певцы выступали перед строгим профессиональным жюри, оснащенным сигналами двух разных цветов.

Эта мелочь и решила дело. Женщина, увидев реакцию сына, как будто вдруг расслабилась. Исподлобья взглянула на Фрера и, видимо, подумала: «А что тут такого?» И протянула ему чемодан и сумку. Фрер поправил на плече свою, сунул в нее ноутбук и подхватил багаж новых знакомых. Развернулся и, продолжая улыбаться, пошел вперед. Мальчишка теперь висел у него на руке, прыгая с ноги на ногу.

Полицейские на него даже не посмотрели. Они искали одинокого, перепуганного, загнанного беглеца. Отец семейства с женой и сыном не вызвал у них ни малейшего интереса. Но Фрер не спешил успокаиваться. Помещение вокзала — огромный стеклянный аквариум, заставленный пластмассовыми елками,— таило для него массу опасностей. Ему казалось, что из-за каждого угла за ним наблюдают полицейские и охранники. А главное, он понятия не имел, куда ему дальше идти. В памяти не осталось никаких воспоминаний о Марселе.

—Я плохо знаю город,— рискнул заговорить он.— Как мне попасть в центр?

—Можно на автобусе, а можно на метро.

—А пешком далеко?

—Вам надо спуститься по лестнице Сен-Шарль. Выход к ней вон там, слева. Потом свернуть на Афинский бульвар. Он выведет вас на Канебьер. Идите по ней прямо, никуда не сворачивая, до самого конца, и выйдете к Старому порту.

—А вы сейчас куда?

—Нам на автовокзал.

—Я вас провожу.

Возле автовокзала Фрер распрощался с женщиной и мальчиком и пошел искать в ледяной ночи тот самый выход слева. Вскоре он уже стоял у монументальной лестницы, добрая сотня ступеней которой вела вниз, в город.

Времени было около семи утра.

Он спустился. Под фонарем сидели, тесно прижавшись к каменной ограде лестницы, бездомные. Вокруг валялись пакеты из-под дешевого пойла, лежали набитые каким-то барахлом сумки. Тут же пристроилось несколько шелудивых псов. Фреру показалось, что эти люди сидят, погруженные в одну огромную лужу, состоящую из нищеты, вина и страха.

По всему его телу пробежала дрожь.

Он видел перед собой свое ближайшее будущее.

* * *

В самом низу лестницы он остановился. По ту сторону шоссе находился магазин, торговавший подержанной военной формой. Сейчас его витрину закрывали железные шторы. Он пересек бульвар. Табличка над дверями сообщала, что магазин открывается в девять утра. Он зашел в расположенное напротив кафе «Гранд-Эскалье». Уселся в дальнем углу у окна с видом на улицу и заказал кофе.

У него забурчало в животе. От голода. Он с жадностью проглотил три круассана и выпил еще чашку кофе. Бурчание немедленно сменилось тошнотой. Это страх. Однако победа, одержанная на вокзале, придала ему сил, наполнила его каким-то нервным возбуждением. Он заказал чаю, а потом пошел в туалет, молясь в душе, чтобы его не вывернуло наизнанку.

Медленно занимался день. Вначале край неба окрасился в перламутрово-лиловый цвет. Затем пространство над домами понемногу заполнилось блеклой голубизной. Фрер различил обступившие бульвар деревья и причудливой формы фонари. Эти детали о чем-то ему говорили. Он их помнил. Нет, не так: он чувствовал, что уже видел их раньше. Чувствовал кожей, нюхом. По спине поползли мурашки. Знакомое ощущение. Он когда-то жил в этом городе.

9.00.

Магазин все еще был закрыт. Но с каждой минутой в душе Фрера крепло чувство узнавания окружающего. Городской шум, тепло камней, жесткость освещения. И еще нечто трудноопределимое, свойственное средиземноморскому климату,— может быть, ветер, прилетевший с моря и из глубокой древности? У Фрера не было ничего — ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Но здесь он чувствовал себя как дома.

Наконец явился здоровенный, стриженный ежиком парень в полотняной куртке, который отомкнул и поднял железную штору. Фрер расплатился и вышел из кафе. Пересекая бульвар, он заметил неподалеку аптеку. Его осенила еще одна идея, которую он тут же и осуществил: зайдя в аптеку, накупил репеллентов от насекомых, порошков от чесотки, несколько флаконов лосьона против вшей и два противоблошиных собачьих ошейника.

Затолкав все это в сумку, он вернулся к лавочке военторга. Внутри его глазам предстала настоящая пещера Али-Бабы в милитаризованной версии: штаны и куртки цвета хаки, спальные мешки из камуфляжной ткани, защитные сетки, холодное оружие и обувь для экстремальных условий. Владелец был под стать своему товару — свирепого вида верзила, похоже бывший легионер, в тельнике без рукавов, весь покрытый соответствующего содержания татуировками.

—Я хотел бы посмотреть ваши самые поношенные вещи.

—Не понял?— недоверчиво переспросил продавец.

—У нас костюмированная вечеринка. Я хочу переодеться клошаром.

Парень жестом пригласил Фрера следовать за ним. Они углубились в лабиринт кирпичных коридоров, выкрашенных белой краской. В помещении стояли стойкие запахи фетра, пыли и нафталина. Провожатый довел его до ведущей вниз бетонной лестницы, и они спустились в подвал.

Хозяин включил свет. Они находились в просторном квадратном зале с белеными стенами и полом с небрежно прикрепленным ковровым покрытием.

—Вот. Нераспроданный товар.— Он указал на кучу шмотья, сваленного прямо на полу.— Выбирайте. Только предупреждаю: я не торгуюсь.

—Никаких проблем.

Парень в татуировках ушел наверх, оставив Фрера в царстве обносков. Он моментально нашел все, что ему требовалось. Спокойно разделся, опрыскал все тело репеллентами, втер в кожу порошок от чесотки. Один противоблошиный ошейник закрепил у себя на предплечье, второй — на щиколотке. Лишь после этого рискнул надеть старые полотняные штаны с обтрепанными отворотами. Натянул один на другой три драных, растянутых, протертых до дыр свитера. Сверху напялил когда-то стеганую, а теперь плоскую как блин куртку. Обулся в заскорузлые ботинки военного образца, откровенно просящие каши. Единственной деталью костюма, выбивавшейся из ансамбля, стали носки — теплые, толстые, без прорех. Для полноты картины он нахлобучил на голову моряцкую шапку в мелкую бело-синюю полоску.

Фрер посмотрелся в зеркало.

Маскарад не работал.

Вся его одежда была изношенной, но чистой. Да и от него самого — от его лица, кожи, рук — за милю несло буржуазным комфортом. Прежде чем бросаться в львиный ров, придется отшлифовать свой новый образ. Он собрал свои вещи, сложил их в сумку и пошел к лестнице.

Легионер ждал его за прилавком. Сорок евро за все про все.

—Вы что, в этом и пойдете?

—Надо же мне проверить, какое впечатление производит мой наряд…

Фрер доставал деньги, чтобы расплатиться, когда заметил возле кассы витрину со сверкающими боевыми ножами — складными и выкидными.

—Какой вы мне посоветуете?

—Я не понял, вы кем наряжаетесь — бомжем или Рембо?

—Да я давно мечтаю купить нож.

—Для чего?

—Для охоты. Плюс для походов.

Бывший десантник протянул ему нож в локоть длиной.

—Фирма «Айкхорн». Марка КМ-2000. Лучшая модель ножа выживания. Двустороннее лезвие: с одной стороны режущая поверхность, с другой — мелкая пила. Рукоятка из усиленного полиамидного стекловолокна с вкраплениями стеклянного боя. Благодаря этой игрушке ребята из фирмы «Айкхорн Золинген» захватили весь рынок спецназа немецкой армии. Сечете фишку?

Должно быть, парень с татуировками давненько не произносил столь пространной речи. Фрер оглядел выложенный на прилавок нож. Лезвие, зазубренное с одной стороны, зловеще посверкивало убийственной ухмылкой.

—А чего-нибудь… попроще нет?

Легионер удрученно вздохнул и вытащил из витрины черный выкидной нож, который тут же открыл небрежным движением руки.

—Модель PRT VIII. Тоже «Айкхорн Золинген». Стальное лезвие с пилой, открывается кнопкой. Рукоятка из черного анодированного алюминия. Конец рукоятки заостренный, чтобы можно было разбить ветровое стекло машины и разрезать ремень безопасности. Простенько, но надежно.

Фрер рассмотрел нож, который оказался короче первого на добрых десять сантиметров. Да, такой спрятать гораздо легче. Он взял его в руки, покрутил и взвесил на ладони.

—Сколько?

—Девяносто евро.

Фрер заплатил, сложил нож и сунул его в карман куртки.

Он вышел на залитый солнцем бульвар и двинулся к вокзалу. Количество ступенек лестницы Сен-Шарль, кажется, увеличилось вдвое. Добравшись до зала ожидания, он спросил у служащего, где у них камера хранения. Платформа А, до конца и направо. Он пошел через весь зал. Полицейских и охранников стало намного меньше, как, впрочем, и пассажиров.

Поднявшись на пустынную платформу, он нашел то, что искал. Вход в камеру хранения пролегал через тамбур, оснащенный видеокамерами, рентгеновской установкой и рамкой металлоискателя. Фрер отступил назад и незаметно спрятал нож под вокзальной скамейкой.

Затем подошел к тамбуру, низко опустив голову. Положил на ленту сумку и ноутбук. Охранник, говоривший по мобильнику, рассеянно взглянул на экран и кивнул ему, предлагая проходить. Фрер скользнул под рамку, которая тут же зазвенела, однако обыскивать его никто не стал. Он собрал свои вещи и бросил короткий взгляд на камеры. Если они отсматривают пленки ежедневно, ему труба.

Помещение камеры хранения напоминало раздевалку бассейна. Ни одного окна, линолеумные полы и стены, сплошь состоящие из серых ячеек. Он выбрал ячейку под номером 09А. Запихнул внутрь сумку и ноутбук. Снял часы и сунул их в сумку. Туда же отправил кредитную карточку и бумажник с документами на имя Матиаса Фрера.

Заплатил шесть с половиной евро за семьдесят два часа, взял магнитный билет, служивший одновременно ключом, и захлопнул железную дверцу. Отныне все, что было Матиасом Фрером, скрылось за ней.

При себе он оставил только две тысячи евро и визитку того самого Ле-Гуэна, с которым столкнулся в поезде из Биаррица и который работал в «Эммаусе». Пожалуй, надо расспросить его поподробнее…

Он вышел из камеры хранения, забрал нож и двинулся к выходу. Несколько раз ему навстречу попались полицейские в форме, но его маскарадный костюм, пусть и не доведенный до ума, исправно играл свою защитную роль. Ищейки окидывали его инквизиторскими взглядами, но тут же отводили глаза.

На улице он свернул налево и направился к отелю «Ибис». Возле одного из дорожных знаков он задержался и спрятал билет из камеры хранения за металлическим кружком. Если ему снова понадобится стать Матиасом Фрером, нужно будет лишь вернуться к этому знаку.

Добравшись до вершины лестницы, он ненадолго остановился, чтобы полюбоваться открывшейся его глазам панорамой. Отсюда город напоминал каменистую равнину, присыпанную серой пылью, над которой в лучах утреннего солнца носились крикливые чайки. Вдали его обступали синие холмы. В центре возвышался собор Богоматери Защитницы с медной фигурой Пресвятой Девы, похожий на сжатый кулак с золотой печаткой на пальце.

На Фрера накатило поэтическое настроение.

Посмотрев вниз, он увидел давешних бомжей, и всю мечтательность с него как ветром сдуло.

Он спустился по ступенькам и вышел на Афинский бульвар, ведущий к Канебьер. На углу площади Капуцинов располагалась писчебумажная лавка. Он зашел в нее и купил блокнот и фломастер — на случай, если придется делать записи. Он понимал, что должен, подобно археологу, восстановить свое прошлое по обрывкам информации, которую ему удастся раздобыть.

Спустившись еще ниже, он обнаружил арабскую лавчонку, торговавшую бакалеей. В винном отделе его внимание привлекла полка с картонными пакетами дрянного вина вместимостью от трех до пяти литров. Он выбрал самое дешевое пойло, разлитое в пластиковые бочонки с краником на конце. Какой-нибудь пикет неизвестного происхождения.

Он свернул на Канебьер.

И мгновенно перенесся в Алжир.

Большинство прохожих были родом из стран Магриба. Женщины с закутанными лицами, бородатые мужчины — многие в белых камилавках, какие надевают в мечеть. Молодые небритые парни со смуглой кожей, сбившись в тесные группки, недобро косились по сторонам. Над толпой поднимались облачка пара. Спортивные костюмы, парки, пуховики — все это толкалось и галдело, неохотно расступаясь перед очередным проезжающим по путям трамваем.

Фрер пригляделся к магазинам. Никаких дорогих бутиков, ни одной престижной фирмы. Скорее нечто вроде толкучки. Торговали в основном медными чайниками, национальной одеждой и коврами. На террасах кафе за обшарпанными столиками сидели тепло одетые мужчины и потягивали из небольших стаканов причудливой формы чай. Алжир.

Фрер заметил ворота, за которыми располагался внутренний дворик. Повсюду на земле валялись смятые картонные упаковки и пустые фанерные ящики из-под фруктов. Он отодвинул ногой мусор и проник во двор дома с открытыми галереями, на которых сушилось на веревках белье.

Он осмотрел галереи — никого.

В окнах дома, на лестничных площадках — никого.

В глубине двора стояли мусорные ящики, забитые по самое некуда. Фрер быстренько «отоварился». Яичная скорлупа. Гнилые фрукты. Какие-то вонючие отбросы неясного происхождения. Стараясь не дышать, он натер этой пакостью всю свою одежду, после чего в нескольких местах разрезал ножом штаны и куртку. Затем открыл кран бочонка с вином и занес руку над головой. Вино полилось ему на волосы, на лицо, на одежду. Его замутило, да так сильно, что он, не выдержав, отшвырнул винный бочонок подальше.

Согнувшись пополам, он дал волю рвотным спазмам. Его выворачивало кофе и круассанами. Потоки кислой блевотины пачкали одежду и обувь, но он не уворачивался. Напротив. Он постоял несколько секунд, опершись руками о край мусорного бака, дожидаясь, пока утихнут стучащие в висках молотки.

Наконец он распрямился. Его пошатывало. В горле драло. Вонь блевотины окружала его смрадным облаком. Он закрыл винный бочонок, осмотрел свой заляпанный свитер и понял, что не должен останавливаться на достигнутом.

Поэтому расстегнул ширинку и помочился прямо себе на ноги.

—Эй, ты чего это там?

Фрер быстро застегнулся и поднял глаза. На балконе, завешанном сохнущими простынями, стояла женщина. Ее глаза метали молнии.

—Иди к себе и там гадь! Сволочь жирная!

Он бросился бежать, прижимая к себе бочонок с вином, словно величайшее в мире сокровище. Когда он снова выбрался на Канебьер, он больше не был Матиасом Фрером. Он превратился в бездомного бродягу. И дал себе клятву больше ни единой секунды не думать мыслями психиатра Матиаса Фрера. Отныне он — Виктор Януш. Бомж, за которым охотится вся французская полиция.

От Януша он протянет ниточку к своей предыдущей личности.

А от нее — к той, что была еще раньше. И так далее. Пока не узнает, кто он такой на самом деле.

Пока не обнаружит самую маленькую матрешку.

Он пошел вдоль трамвайных путей. На солнце его мокрая одежда подсохла, хотя вонь никуда не делась.

Вот уже показался Старый порт.

Каким-то шестым чувством он угадал, что нищие собираются именно там.

И кто-нибудь из них обязательно узнает Виктора Януша.

Продолжение следует...

     Встреча с пациентом, страдающим амнезией, приводит психиатра Матиаса Фрера к ужасному открытию: у него тот же синдром «пассажира без багажа». Раз за разом он теряет память и из осколков прошлого создает себе новую личность. Чтобы обрести свое подлинное «я», ему придется пройти через все свои прежние ипостаси. Фрера преследуют загадочные убийцы в черном, за ним гонится полиция, убежденная, что именно он — серийный маньяк, совершивший жуткие убийства, имитирующие древнегреческие мифы. Да он и сам не уверен в своей невиновности… Как ему выбраться из этого лабиринта? Быть может, лейтенант полиции Анаис Шатле, для которой он главный подозреваемый, дарует ему путеводную нить?
     Впервые на русском, от автора знаменитого мирового бестселлера «Багровые реки»!

     Он родился и живет в заключении, где чужие бьют, а свои – предают. Его дни похожи один на другой и состоят из издевательств и рабского труда, так что он вряд ли доживет до 40. Его единственная мечта – попробовать жареную курицу. В 23 года он решается на побег…
    Шин Дон Хёк родился 30 лет назад в Северной Корее в концлагере № 14 и стал единственным узником, который смог оттуда сбежать. Считается, что в КНДР нет никаких концлагерей, однако они отчетливо видны на спутниковых снимках и, по оценкам нескольких правозащитных групп, в них пребывает свыше 200 000 человек, которым не суждено выйти на свободу. Благодаря известному журналисту Блейну Хардену, Шин смог рассказать, что происходило с ним за колючей проволокой и как ему удалось сбежать в Америку.
    Международный бестселлер Блейна Хардена - "Побег из лагеря смерти", основанный на реальных событиях. Переведен на 24 языка и лег в основу документального фильма, получившего мировое признание.