Я прошел вдоль стены сушильного сарая, как и прежде. Нырнул под цепь, на которой висела табличка с той же надписью: "ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН ДО ЗАВЕРШЕНИЯ РЕМОНТА СТОЧНОЙ ТРУБЫ". Как и в прошлый раз, обогнул угол большого зеленого куба, и тут что-то врезалось в меня. Для своего роста я недостаточно тяжел, но кое-какое мясо на костях наросло ("Ветром тебя не унесет", - говаривал мой отец), и все-таки Желтая Карточка едва не сшиб меня с ног. Словно на меня напало черное пальто, полное машущих крыльями птиц. Алкаш что-то прокричал, но от неожиданности (не от страха, испугаться я просто не успел) я не разобрал ни слова.
     Я оттолкнул его, и он врезался в стену сушильного сарая, полы пальто развевались вокруг его ног. Послышался гулкий удар - он приложился затылком к металлу, - и грязная шляпа свалилась на землю. Сам алкаш последовал за шляпой, даже не рухнул, а сложился, как аккордеон. Я пожалел о содеянном еще до того, как сердце успело замедлить свой бег, и пожалел еще больше, когда он поднял шляпу и начал отряхивать с нее пыль. Отчистить шляпу не представлялось возможным, да и его, судя по всему, тоже.
     - Вы в порядке? - спросил я и наклонился, чтобы прикоснуться к его плечу, а он пополз от меня вдоль стены сушильного сарая, отталкиваясь руками и скользя на заднице. Мне бы хотелось сказать, что он напоминал покалеченного паука, но это неправда. Он напоминал алкаша, пропившего последние мозги.
     Человека, которому до смерти было рукой подать, как Элу Темплтону, ведь полвека тому назад Америка не могла предложить ему подобным благотворительные ночлежки и реабилитационные центры. Госпиталь для ветеранов принял бы его, если в свое время он носил форму, но кто доставил бы его в госпиталь? Вероятно, никто, хотя какой-нибудь фабричный мастер мог бы вызвать копов. Те посадили бы его в вытрезвитель на сутки или двое. Если бы он не умер в камере от белой горячки, его бы выпустили, чтобы он пошел на следующий круг. Я пожалел, что здесь нет моей бывшей. Она нашла бы собрание АА и взяла бы его с собой. Да только до рождения Кристи оставался двадцать один год.
     Я зажал портфель ногами и протянул к нему руки, чтобы показать, что они пусты, но он отполз еще дальше вдоль стены. Слюна блестела на его заросшем щетиной подбородке. Я огляделся, чтобы убедиться, что мы не привлекаем внимания, увидел, что в этой части двора никого нет, и предпринял еще одну попытку.
     - Я толкнул вас только потому, что вы застали меня врасплох.
     - Ты, нах, хто? - спросил он, и голос его менял громкость в диапазоне пяти регистров. Если бы я не слышал этот вопрос во время первого визита сюда, не понял бы, о чем он спрашивает... И хотя язык у него по-прежнему заплетался, мне показалось, что интонации изменились. Я бы не стал в этом клясться, но такое ощущение возникло. Вреда от него никакого, но он не похож на остальных, сказал Эл. Словно что-то знает. По мнению Эла, причина заключалась в том, что в одиннадцать часов пятьдесят восемь минут 9 сентября 1958 года алкаш грелся на солнышке слишком уж близко от "кроличьей норы" и ощущал на себе ее воздействие. Точно так же, как можно вызвать помехи на экране телевизора, поднеся к нему работающий миксер. Может, Эл правильно определил причину. А может, черт возьми, повышенная чувствительность определялась избытком выпитого.
     - Да никто, - ответил я успокаивающим голосом. - Для вас это не имеет никакого значения. Меня зовут Джордж. А вас?
     - Хрен моржовый! - фыркнул он, продолжая отползать. Если это было его имя, встречалось оно крайне редко. - Не должно тебя здесь быть.
     - Не волнуйтесь, я уже ухожу. - Я взял портфель в руку, чтобы продемонстрировать, что слова у меня не расходятся с делом, а он по уши втянул голову в костлявые плечи. Словно решил, что я сейчас запущу в него портфелем. Он напоминал пса, которого били так часто, что. он и не ожидал ничего другого. - Все хорошо, никаких обид, лады?
     - Убирайся отсюда, ублюдок. Проваливай, откуда явился, и оставь меня в покое.
     - Договорились. - Я все еще приходил в себя после внезапного столкновения, и оставшийся адреналин смешивался с жалостью... не говоря уже о раздражении. То же раздражение я испытывал по отношению к Кристи, когда приходил домой и обнаруживал, что она опять пьяна в дым, несмотря на все обещания встать на путь исправления и не сходить с него, раз и навсегда отказавшись от спиртного. Коктейль из этих чувств да еще тепло сентябрьского дня привели к тому, что меня замутило. Не лучшее начало спасательной операции.
     Я подумал о "Кеннебек фрут", о том, до чего же хорош тамошний рутбир. Буквально увидел клуб пара, вырвавшийся из морозильника, когда Фрэнк Аничетти-старший открыл дверцу, чтобы достать большую кружку. Да, вот где царила блаженная прохлада. И я без дальнейшего промедления двинулся в этом направлении, а мой новый, но тщательно состаренный по краям портфель колотил меня по коленке.
     - Эй! Эй, как тебя там!
     Я обернулся. Алкаш поднимался, опираясь рукой о стену сушильного сарая. Он схватил шляпу и теперь прижимал к животу. Начал лихорадочно ощупывать ее свободной рукой.
     - У меня желтая карточка из зеленого дома, так что дай мне бакс, козел. Сегодня - день двойной выплаты.
     Мы вернулись в привычную колею. Это успокаивало. Тем не менее мне не хотелось подпускать его слишком близко. Я опасался напугать его или спровоцировать еще одну атаку. Остановился в шести футах и вытянул руку. Монета, которую дал мне Эл, блестела на ладони.
     - Бакс дать не могу, но вот половина.
     Он замялся, теперь держа шляпу в левой руке.
     - Даже не проси отсосать.
     - Соблазнительно, но я устою.
     - Чё? - Он перевел взгляд с монеты на мое лицо, снова на монету. Поднял правую руку, чтобы стереть слюну с подбородка, и я заметил еще одно отличие от моего прежнего визита в прошлое. Ничего катастрофического, но я задался вопросом, а так ли прав Эл, утверждая, что всякий раз происходит сброс на ноль.
     - Мне без разницы, возьмете вы ее или нет, но определитесь побыстрее. У меня полно дел.
     Он схватил монету и тут же отбежал обратно, к стене сушильного сарая. Его глаза стали большими и влажными. На подбородке вновь заблестела слюна. Ничто в мире не сравнится с обаянием окончательно спившегося алкаша. Не могу понять, почему "Джим Бим", "Сигрэмс" и "Крепкий лимонад Майка" не используют их в журнальной рекламе. "Выпей "Бима" и увидишь та-а-акие глюки!"
     - Ты кто? Что ты здесь делаешь?
     - Надеюсь, что работаю. Послушайте, вы не обращались к АА с вашей маленькой проблемой по части вы...
     - Отвали, Джимла!
     Я понятия не имел, что такое джимла, но "отвали" он произнес громко и отчетливо. Я направился к воротам, ожидая, что вдогонку он еще о чем-нибудь спросит. В прошлый раз не спросил - однако эта встреча определенно отличалась от предыдущей.
     Потому что на этот раз я имел дело не с Желтой Карточкой, ох не с Желтой. Когда он поднимал руку, чтобы вытереть подбородок, я заметил, что карточка, которую он зажимал пальцами, изменила цвет.
     Она осталась грязной, но из желтой превратилась в ярко-оранжевую.

     Я пересек автомобильную стоянку, вновь, на удачу, похлопал рукой по багажнику красно-белого "Плимута-фьюри". Чувствовал, что удача мне определенно потребуется. Миновал железнодорожные пути, опять услышав "чух-чух" настоящего поезда, только расстояние до него определенно увеличилось, потому что на этот раз общение с Желтой Карточкой - точнее, с Оранжевой - чуть затянулось. В воздухе стояла фабричная вонь, мимо проехал тот же автобус. Припозднившись, я не смог прочесть название маршрута, но помнил его с прошлого раза: "ЛЬЮИСТОНСКИЙ ЭКСПРЕСС". Интересно, сколько раз Эл видел этот самый автобус, с этими самыми пассажирами за окнами?
     Я поспешил на другую сторону улицы, разгоняя рукой сизое облако выхлопных газов. Поклонник рокабилли стоял на своем посту у двери, и я подумал, а что будет, если обратиться к нему его же словами. Но вовремя сообразил, что только запугаю его, как алкаша у стены сушильного сарая. Если крадешь у таких подростков секретный язык, у них мало что остается. А этот не мог вернуться домой и усесться за "Иксбокс". Поэтому я просто кивнул.
     Он кивнул в ответ.
     - Хай-йо, чувак.
     Я вошел. Звякнул колокольчик. На этот раз я проследовал мимо стойки с дешевыми комиксами к прилавку с газировкой, за которым стоял Фрэнк Аничетти.
     - Что я могу вам предложить, мой друг?
     На мгновение я запнулся, потому что в прошлый раз он начал с другой фразы. Потом понял, что иначе и быть не могло. В прошлый раз я взял со стойки газету. В этот - нет. Может, каждое возвращение в 1958 год действительно сбрасывало все на ноль (за исключением Желтой Карточки), но когда ты впервые что-то менял, все как бы начиналось с чистого листа. Идея и пугала, и раскрепощала.
     - Я бы не отказался от рутбира, - ответил я.
     - И я бы не отказался от покупателя, так что мы можем помочь друг другу. За пять центов или за десять?
     - Полагаю, за десять.
     - Что ж, полагаю, вы полагаете правильно.
     Из морозильника появилась покрытая изморозью кружка. Он воспользовался ручкой деревянной ложки, чтобы снять пену. Долил кружку до края и поставил передо мной. Все как в прошлый раз.
     - С вас дайм, плюс один цент для губернатора.
     Я протянул старинный доллар Эла, а пока Фрэнк Один-Ноль набирал сдачу, оглянулся - и увидел Желтую Карточку, стоявшего напротив винного магазина - зеленого дома - и покачивавшегося из стороны в сторону. Его вид напомнил мне об индийском факире из какого-то старого фильма. Факир играл на дудке, а из плетеной корзины поднималась кобра. По тротуару, точно по графику, к двери приближался Аничетти-младший.
     Я повернулся, пригубил рутбир и вздохнул:
     - Как же хорошо.
     - Да, нет ничего лучше холодного бира в жаркий день. Не местный, верно?
     - Из Висконсина. - Я протянул руку. - Джордж Амберсон.
     Он пожимал мне руку, когда звякнул колокольчик над дверью.
     - Фрэнк Аничетти. А это мой сын, Фрэнк-младший. Поздоровайся с мистером Амберсоном из Висконсина, Фрэнки.
     - Добрый день, сэр. - Фрэнки улыбнулся мне, кивнул и повернулся к отцу: - Тит уже поставил пикап на подъемник. Говорит, к пяти все будет готово.
     - Так это хорошо. - Я ждал, что Аничетти Один-Ноль закурит, и он меня не разочаровал. Глубоко затянулся, потом спросил: - Приехали по делам или отдохнуть?
     Я отреагировал не сразу, и не потому, что не нашелся с ответом. Меня удивило, что эпизод то отклонялся от первоначального сценария, то возвращался к нему. Как бы то ни было, Аничетти этого не замечал.
     - В любом случае вы выбрали удачное время. Большинство туристов уехало, а когда такое происходит, мы все расслабляемся. Добавить в ваш бир шарик ванильного мороженого? Обычно это стоит пять центов, но по вторникам я снижаю цену до пятачка.
     - Ты это говоришь уже добрых десять лет, - улыбнулся Фрэнк-младший.
     - Спасибо, и так хорошо, - ответил я. - Я здесь по делам. Закрываю сделку по покупке недвижимости в... Сабаттусе? Думаю, да. Вы знаете этот город?
     - Всего лишь всю жизнь. - Аничетти Один-Ноль выпустил дым через ноздри, пристально всмотрелся в меня. - Далеко же вам пришлось ехать, чтобы закрыть сделку.
     Я ответил улыбкой, призванной означать: "Если бы вы знали то, что знаю я". Должно быть, смысл до него дошел, потому что он мне подмигнул. Опять звякнул колокольчик: вошли покупательницы фруктов. Часы с надписью "ВЫПЕЙ БОДРЯЩЕГО КОФЕ" показывали двенадцать двадцать восемь. Вероятно, часть сценария, в которой мы с Фрэнком-младшим обсуждали рассказ Ширли Джексон, из этого дубля выпала. Я допил рутбир тремя большими глотками, и тут у меня схватило живот. В романах у персонажей редко возникает необходимость посетить туалет, однако в реальной жизни стресс часто провоцирует желание справить нужду.
     - Скажите, а туалета у вас, случаем, нет?
     - К сожалению, нет, - ответил Фрэнк-старший.- Все собираемся соорудить, но летом мы слишком заняты, а зимой никогда нет денег на переделку.
     - Вы можете пойти к Титу, это за углом, - посоветовал Фрэнк-младший. Он закладывал мороженое в металлический цилиндр, собираясь приготовить себе молочный коктейль. В прошлый раз этого не было, и я с тревогой подумал о так называемом "эффекте бабочки". Подумал, что наблюдаю, как бабочка расправляет крылья у меня на глазах. Мы изменяли мир. По мелочам, не поддающимся измерению, но да, мы его изменяли.
     - Мистер?
     - Извини. Вырубился.
     На его лице отразилось удивление. Потом он рассмеялся.
     - Никогда такого не слышал, но звучит здорово! - Сие означало, что он повторит это слово, если вдруг потеряет ход мыслей. И оно вольется в сверкающую реку американского сленга не в семидесятых или восьмидесятых, а намного раньше. Но не преждевременно, потому что в этом потоке времени оно появилось точно по сценарию.
     - "Тит Шеврон" за углом направо, - пояснил Аничетти-старший. - Если вам... э... срочно, можете воспользоваться нашей ванной наверху.
     - Нет, все нормально. - И хотя я уже смотрел на настенные часы, теперь бросил пристальный взгляд на наручные, "Булову" с крутым металлическим браслетом от "Шпайдела". Хорошо, что Аничетти не могли видеть циферблат: я забыл перевести время. - Но мне пора. Дела. Даже если очень повезет, сегодня их не закончить. Не подскажете хороший мотель?
     - Вы имеете в виду гостиницу для автомобилистов? - переспросил Аничетти-старший. Загасил окурок в одной из пепельниц с надписью "ВКУСА "ВИНСТОН" ЛУЧШЕ НЕТ", рядком стоявших на прилавке.
     - Да. - На этот раз улыбка получилась совсем глупой, да и кишки вновь напомнили о себе. Не найди я в самом скором времени решения этой проблемы, как бы не пришлось звонить 911. - В Висконсине мы называем их мотелями.
     - Что ж, я бы предложил "Тамарак мотор корт", в пяти милях отсюда по сто девяносто шестой дороге в сторону Льюистона. Рядом с автокинотеатром.
     - Спасибо за подсказку. - Я поднялся.
     - Пустяки. А если захотите подстричься перед вашими встречами, попробуйте "Парикмахерскую Баумера". Он знает свое дело.
     - Спасибо. Еще одна хорошая подсказка.
     - Подсказки бесплатно, рутбир - за американские деньги. Приятного пребывания в Мэне, мистер Амберсон. Фрэнки? Допивай молочный коктейль и возвращайся в школу.
     - Будь уверен, папа. - Теперь мне подмигнул Фрэнк-младший.
     - Фрэнк? - пронзительно воскликнула одна из женщин. - Эти апельсины свежие?
     - Свежие, как твоя улыбка, Леона, - ответил Аничетти-старший, и женщины захихикали. Только не подумайте, что я ехидничаю. Именно захихикали.
     Я прошел мимо них, на ходу прошептав:
     - Дамы.
     Звякнул колокольчик, и я шагнул в мир, который существовал до моего рождения. На этот раз, вместо того чтобы пересечь улицу и направиться ко двору, в котором находилась "кроличья нора", я углубился в него. На другой стороне улицы алкаш в длинном черном пальто отчаянно жестикулировал, стоя перед продавцом в белой тунике. Карточка, которой он размахивал, из желтой стала оранжевой, но в остальном он следовал сценарию.
     Я решил, что это добрый знак.

     Заправочная станция "Тит Шеврон" располагалась за супермаркетом "Ред энд уайт", где Эл снова и снова покупал продукты для своей закусочной. Согласно ценнику в витрине, лобстеры стоили шестьдесят девять центов за фунт. Напротив супермаркета, на том месте, где в две тысячи одиннадцатом году был пустырь, стоял большущий темно-бордовый сарай с широко раскрытыми воротами и выставленной на продажу всевозможной подержанной мебелью. Преобладали детские кроватки, кресла-качалки и мягкие кресла типа "папа отдыхает". Над ворогами висела вывеска с названием магазина: "ВЕСЕЛЫЙ БЕЛЫЙ СЛОН". Рекламный щит, поставленный так, чтобы попасться на глаза ехавшим по дороге на Льюистон, смело заявлял: "ЕСЛИ У НАС ЭТОГО НЕТ, ЗНАЧИТ, ВАМ ЭТО НЕ НУЖНО". В одном из кресел-качалок сидел мужчина - как я предположил, владелец магазина. Он курил трубку и смотрел на меня через дорогу. В майке и мешковатых коричневых брюках, с козлиной бородкой, которую я счел проявлением храбрости на этом конкретном островке в потоке времени. Его волосы, зачесанные назад и смазанные каким-то маслом, курчавились на шее. Он напомнил мне о старом рок-н-ролльном видео: Джерри Ли Льюис прыгает на пианино и поет "Большие шары огня". Вероятно, хозяин "Веселого белого слона" пользовался репутацией городского битника.
     Я склонил голову. Он едва заметно кивнул в ответ, продолжая дымить трубкой.
     На "Шеврон" (обычный бензин - девятнадцать целых девять десятых цента за галлон, высокооктановый - на цент дороже) коротко стриженный мужчина в синем комбинезоне занимался поднятым пикапом - как я догадался, принадлежавшим Аничетти.
     - Мистер Тит?
     Он оглянулся.
     - Да?
     - Мистер Аничетти сказал, что я могу воспользоваться вашим туалетом.
     - Ключ на внутренней стороне входной двери. - Две-е-йи .
     - Спасибо.
     Ключ висел на кольце с деревянной пластинкой с надписью "МУЖЧИНЫ". Тут же имелся и второй ключ, с надписью "ДЕВУШКИ". Увидь это моя бывшая, взбеленилась бы, не без злорадства подумал я.
     В чистеньком туалете сильно пахло табачным дымом. Рядом с унитазом стояла пепельница-урна. Судя по количеству окурков, очень многие посетители этой чистенькой комнаты совмещали приятное с полезным.
     Выйдя из туалета, я увидел пару десятков подержанных автомобилей, стоявших на небольшой площадке, которая примыкала к заправочной станции. Легкий ветерок колыхал над ними разноцветные флаги. В 2011-м эти тачки стоили бы тысячи долларов - классика, ни больше ни меньше, - а тут их отдавали за семьдесят пять, максимум сто баксов. За чуть ли не новенький "кэдди" просили восемьсот. Вывеска над будкой, в которой сидела милая девчушка с конским хвостом, жевавшая жвачку и не отрывавшая глаз от "Фотоплея", гласила: "ВСЕ ЭТИ АВТОМОБИЛИ НА ХОДУ И С ГАРАНТИЕЙ БИЛЛА ТИТА. МЫ ОБСЛУЖИВАЕМ ТО, ЧТО ПРОДАЕМ! "
     Я вернул ключ на дверь, поблагодарил Тита (тот что-то пробурчал, не отрываясь от пикапа) и направился к Главной улице, думая о том, что не помешает постричься, прежде чем идти в банк. От стрижки мои мысли перекинулись к битнику с козлиной бородкой, и я, неожиданно для себя перейдя улицу, остановился перед магазином подержанной мебели.
     - Доброе утро.
     - Вообще-то уже вторая половина дня, но пусть будет утро, если вам так нравится. - Он попыхивал трубкой, и легкий ветерок донес до меня аромат табака "Черри бленд". Я сразу вспомнил деда, курившего его, когда я был маленьким. Иногда он вдувал дым мне в ухо, чтобы снять боль. Сомневаюсь, что АМА одобрила бы этот способ лечения.
     - Вы продаете чемоданы?
     - Да, держу несколько для разнообразия. Не больше двух сотен. Пройдите к дальней стене, а там посмотрите направо.
     - Если я куплю один, можно будет оставить его здесь на пару часов, пока я сделаю кое-какие покупки?
     - Я работаю до пяти. - Он подставил лицо солнечным лучам. - Дальше - свободное плавание.

     Я обменял пару старинных долларов Эла на кожаный чемодан, оставил его под прилавком битника, а сам двинулся по Главной улице с портфелем, стукающимся о ногу. Заглянул в витрину зеленого дома и увидел, что продавец сидит за кассовым аппаратом, читает газету. И никаких следов моего приятеля в черном пальто.
     Заблудиться в торговом районе не представлялось возможным - он занимал только один квартал. Миновав три или четыре магазинчика за "Кеннебек фрут", я вышел к "Парикмахерской Баумера". В окне вращался красно-белый парикмахерский столб. Рядом с рекламного политического плаката улыбался Эдмунд Маски . Я помнил его стариком с покатыми плечами, но этот Эдмунд выглядел слишком молодым для того, чтобы голосовать, не говоря уже о том, чтобы куда-то избираться. Плакат гласил: "ОТПРАВИМ ЭДА МАСКИ В СЕНАТ США! ГОЛОСУЙТЕ ЗА ДЕМОКРАТА!" Снизу кто-то приклеил белую ленту с надписью от руки: "ГОВОРИЛИ, В МЭНЕ ЭТОМУ НЕ БЫВАТЬ, НО МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ. СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ - ХАМФРИ В 1960!"
     В парикмахерской у стены сидели два старичка, тогда как третьему подравнивали волосы вокруг плешивой макушки. Оба ожидавших дымили как паровозы. Парикмахер (как я предположил, Баумер) тоже дымил, прищурив один глаз от поднимающегося едкого дыма. Все четверо посмотрели на меня. Взгляды эти меня не удивили: не то чтобы недоверчивые, но точно оценивающие. Кристи придумала им название - янки-взгляды. Есть, оказывается, что-то незыблемое, и так приятно это осознавать.
     - Я не из этого города, но я друг, - сообщил я им. - Всю жизнь голосовал только за демократов. - И поднял руку, призывая в свидетели Господа.
     Баумер то ли хмыкнул, то ли что-то пробурчал и рассеянно стряхнул упавший с сигареты пепел на пол, где среди срезанных волос валялось несколько раздавленных окурков.
     - Гарольд - республиканец. Будьте осторожнее, а не то он вас цапнет.
     - Только зубов у него больше нет, - вставил один из стариков, и все рассмеялись.
     - Откуда вы, мистер? - спросил Гарольд-республиканец.
     - Висконсин. - Я взял журнал "Мэнс эдвенче", пресекая попытки завязать разговор. На обложке недочеловек азиатской наружности с кнутом в затянутой перчаткой руке приближался к очаровательной блондинке, привязанной к столбу. История, которую иллюстрировала картинка с обложки, называлась "ЯПОНСКИЕ СЕКС-РАБЫНИ ТИХОГО ОКЕАНА". Воздух в парикмахерской пропитался удивительной смесью запахов талька, помады и сигаретного дыма. К тому времени, когда Баумер пригласил меня в кресло, я прочитал немалую часть истории о секс-рабынях. Она оказалась не такой возбуждающей, как обложка.
     - Путешествуете, мистер Висконсин? - спросил парикмахер, накрывая меня белой вискозной простыней и закрепляя на шее бумажный воротничок.
     - Есть такое, - честно признался я.
     - Что ж, теперь вы в Божьей стране. Какую длину желаете?
     - Настолько коротко, чтобы не выглядеть как... - с губ едва не сорвалось "хиппи", но Баумер этого слова знать не мог, - как битник.
     - Да уж, запустили вы их. - Он заработал ножницами. - Еще чуть длиннее - и стали бы похожи на того педика, что хозяйничает в "Веселом белом слоне".
     - Я бы этого не хотел.
     - Разумеется, сэр, у него тот еще видец.
     Закончив, он присыпал мне загривок тальком. Спросил, хочу ли я смазать волосы "Виталисом", "Брилкримом" или "Уайлдрут крим ойл", потом взял с меня сорок центов.
     Я бы заплатил и больше.

     Мой тысячедолларовый депозит никого в "Хоумтаун траст" не удивил. Возможно, помогла недавняя стрижка, но, думаю, главная причина заключалась в том, что это общество еще предпочитало наличные, а кредитные карточки только начали пробивать себе дорогу... и, вероятно, вызывали подозрения у прижимистых янки. Красотка-кассирша с завитыми мелким бесом волосами и камеей на шее сосчитала мои деньги, записала сумму в гроссбух и подозвала заместителя управляющего, который тоже их пересчитал, проверил запись в гроссбухе, а потом выписал квитанцию, в которой указал и депозит, и общую сумму на моем новом счету.
     - Вы уж извините, что говорю об этом, мистер Амберсон, но это слишком большая сумма, чтобы носить ее с собой даже чеками. Вы не хотели бы открыть у нас сберегательный вклад? В настоящий момент мы предлагаем три процента годовых, с ежеквартальной капитализацией. - И он широко раскрыл глаза, дабы показать, что за удивительную сделку предлагает, выглядя при этом точь-в-точь как стародавний кубинский руководитель джаз-оркестра Хавьер Кугат.
     - Благодарю, но мне предстоят немалые траты. - Я понизил голос. - Закрываю сделку по купле-продаже недвижимости. Во всяком случае, надеюсь на это.
     - Удачи вам. - Управляющий тоже понизил голос, признавая конфиденциальность нашего разговора. - Лорейн выдаст вам чеки. Пятидесяти хватит?
     - Более чем.
     - Позже мы сможем напечатать другие. С вашим именем и адресом. - Он вопросительно приподнял брови.
     - Я направляюсь в Дерри. Буду на связи.
     - Отлично. Я доступен по "Дрексел восемь-четыре-семь-семь-семь".
     Я понятия не имел, о чем речь, пока он не протянул мне визитную карточку. " Грегори Дьюсен, заместитель управляющего , - прочитал я. - DRexel 8-4777 ".
     Лорейн выдала мне чеки и чековую книжку из искусственной кожи под аллигатора. Я поблагодарил ее и положил все в портфель. У двери оглянулся. Два кассира работали на арифмометрах, никакой другой техники я не заметил. Те же ручки и нарукавники. Наверное, Чарлз Диккенс чувствовал бы себя здесь как дома. Мне в голову пришла мысль, что жизнь в прошлом в какой-то степени смахивает на жизнь под водой, когда дышать приходится через трубочку.

     По совету Эла я зашел в "Магазин мужской одежды Мейсона", и продавец заверил меня, что с радостью возьмет чек, если он выдан местным банком. Благодаря Лорейн я без труда выполнил это условие.
     В "Веселом белом слоне" битник молчаливо наблюдал, как я перекладываю содержимое трех пакетов в новый чемодан. Когда я защелкнул замки, он высказал свое мнение:
     - Странный способ отовариваться, чел.
     - Скорее да, чем нет, - ответил я. - Но ведь и мир тоже странный.
     Тут он улыбнулся.
     - С этим не поспоришь. Дай пять, Джексон. - И он протянул руку ладонью вверх.
     На мгновение возникла та же ситуация, что и с "Дрекселом". Но тут я вспомнил фильм "Девушка угонщика": в пятидесятых этот жест заменял наше стуканье кулаками. Провел ладонью по его руке, почувствовал тепло и пот, подумал: Это реально. Это происходит . И ответил:
     - Само собой, чел.

     Я вернулся на "Тит Шеврон" с наполненным чемоданом в одной руке и портфелем в другой. В 2011 году время только-только перевалило за полдень, но я уже устал. Между заправочной станцией и площадкой для автомобилей стояла телефонная будка. Я вошел внутрь, закрыл дверь и увидел над старинным телефоном-автоматом листок с напечатанной на машинке надписью: "ПОМНИ, ТЕЛЕФОННЫЕ ЗВОНКИ ТЕПЕРЬ СТОЯТ ДАЙМ БЛАГОДАРЯ "МА БЕЛЛ"".
     Я пролистал желтые страницы местного телефонного справочника и нашел "Лисбонское такси". На рекламном объявлении фары превратились в глаза, а решетка радиатора - в улыбающийся рот. Обещалось "БЫСТРОЕ И ВЕЖЛИВОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ". Мне понравилось. Я сунул руку в карман, чтобы достать мелочь, однако первым делом нащупал то, чего брать с собой определенно не стоило: "Нокиа", мой мобильник. Древнюю модель по стандартам мира будущего - я собирался поменять его на айфон, - но здесь-то о мобильниках слыхом не слыхивали. И если бы кто-то его увидел, мне бы задали сотню вопросов, на которые я не сумел бы ответить. Я сунул мобильник в портфель, понимая, что от него необходимо избавиться: держать такую вещь при себе - все равно что ходить с тикающей бомбой.
     Я отыскал дайм, бросил в щель, и он тут же вывалился в окошечко возврата монет. Я вытащил его - и сразу понял, в чем проблема. Как и "Нокиа", он прибыл со мной из будущего - медный сандвич размером не больше цента. Я вытащил всю мелочь, порылся, нашел дайм пятьдесят третьего года, полученный, вероятно, в "Кеннебек фрут" - сдача с доллара, уплаченного за рутбир. Начал опускать монету в щель - и тут меня прошиб холодный пот. А если бы мой дайм две тысячи второго года застрял в телефоне-автомате, вместо того чтобы вывалиться в окошечко возврата? И как бы, найдя его, поступил техник "Эй-ти энд ти" обслуживавший телефоны-автоматы в Лисбон-Фоллс?
     Он подумал бы, что это шутка. Чей-то изощренный розыгрыш.
     Но я в этом сомневался - слишком высококачественный был дайм. Его стали бы показывать друг другу, со временем о нем могла бы написать местная газета. На этот раз мне повезло, однако повезет ли в следующий? Я понял, что надо быть куда бдительнее. С нарастающей тревогой подумал о мобильнике. Потом бросил дайм пятьдесят третьего в щель и услышал длинный гудок. Медленно и осторожно набрал номер, пытаясь вспомнить, пользовался ли я когда-нибудь телефоном с дисковым набором. Похоже, что нет. Всякий раз, когда я отпускал диск, он крутился в обратную сторону, издавая странные щелчки.
     - "Лисбонское такси", - услышал я женский голос. - Ни мили без улыбки. Чем мы можем вам помочь?

     Дожидаясь такси, я прошелся по площадке с автомобилями, которые продавал Тит. Особенно мне приглянулся красный "Форд"-кабриолет пятьдесят четвертого года выпуска - "Санлайнер", если судить по надписи под хромированной фарой со стороны водителя. С белыми боковинами покрышек и парусиновым верхом. Крутые парни из "Девушки угонщика" называли такие машины брезентухами.
     - Неплохая штучка, мистер, - раздался у меня за спиной голос Билла Тита. - Мчится, как огонь в степи, сам проверял.
     Я повернулся. Он вытирал руки ничем не уступавшей им по промасленности красной тряпкой.
     - Ржавчина на порожках.
     - Да, конечно, такой здесь климат. - Он пожал плечами, как бы говоря: "Ну что тут поделаешь". - Самое главное, что двигатель в отличном состоянии и покрышки почти новые.
     - Восемь цилиндров?
     - "Уай-блок", - ответил он, и я кивнул, будто понимал, о чем речь. - Купил у Арлен Хэдли из Дарэма, после того как умер ее муж. Если Билл Хэдли что и умел, так это заботиться об автомобиле... Но вы их не знаете, потому что не местный, так?
     - Да. Я из Висконсина. Джордж Амберсон. - Я протянул руку.
     Он покачал головой, улыбнулся.
     - Рад познакомиться, мистер Амберсон, но я не хочу, чтобы вы запачкались маслом. Считайте, что мы пожали друг другу руки. Вы покупатель или только смотрите?
     - Еще не знаю. - Но я солгал. Я уже думал, что никогда в жизни не видел такого классного автомобиля, как "Санлайнер". Открыл рот, чтобы спросить, какой у него расход бензина, однако вовремя осознал, что это бессмысленный вопрос в мире, где можно заполнить бак за два доллара. Вместо этого поинтересовался, механическая ли коробка передач.
     - Да. И когда включаешь вторую, надо следить, нет ли копов. Очень быстро набирает скорость. Хотите прокатиться?
     - Не могу, - ответил я. - Вызвал такси.
     - Это не лучший способ путешествовать. Если купите этого красавца, сможете с шиком вернуться в Висконсин, безо всяких поездов.
     - И сколько вы за него просите? На ветровом стекле нет ценника.
     - Потому что я выставил его на продажу только позавчера. Не успел написать. - Он достал сигареты. - Триста пятьдесят, но вот что я вам скажу: люблю поторговаться.
     Я успел сжать зубы, иначе мое лицо вытянулось бы от удивления, и сказал, что подумаю и, если мысли потекут в правильном направлении, вернусь завтра.
     - Лучше возвращайтесь пораньше, мистер Амберсон. Этот автомобиль долго здесь не простоит.
     Меня это успокоило. В моем кармане лежали монеты, которыми я не мог оплатить звонок по телефону-автомату, рассчитывались здесь главным образом наличными, диски телефонов-автоматов странно щелкали при наборе номера, но хоть что-то не изменилось.

     За рулем такси сидел толстяк в мятой шляпе, бейдж на которой гласил: "ЛИЦЕНЗИРОВАННЫЙ ПЕРЕВОЗЧИК". Он непрерывно курил "Лаки страйк" и отдавал предпочтение радиостанции Дабл-ю-джей-эй-би. Мы прослушали "Сладкое время" сестер Макгуайр, "Охотничью собаку" братьев Эверли и "Пожирателя фиолетовых людей" - последнюю спело некое существо по имени Шеб Вули. Без нее я вполне мог бы прожить. После каждой песни три девицы не самыми мелодичными голосами выводили: "Четыр-надцать со-рок, Дабл-ю-джей-эй-би-и-и... Биг-джэб!" Я узнал, что магазин "Романов" проводит ежегодную тотальную распродажу, а в универмаг "Вулвортс" поступили хула-хупы по смехотворной цене - доллар тридцать девять за штуку.
     - Никакой пользы от этих чертовых штуковин, только учат детей вихлять бедрами, - пробурчал таксист, позволяя окошку засосать пепел с его сигареты. Больше он по пути от "Тит Шеврон" до "Тамарак мотор корт" не произнес ни слова.
     Я опустил стекло, чтобы хоть немного избавиться от сигаретного смога, и наблюдал проплывавший за окном другой мир. Жилых микрорайонов, соединивших Лисбон-Фоллс и Льюистон, еще не существовало. Сельский пейзаж Мэна нарушали лишь несколько заправочных станций и автокинотеатр "Хай-хэт" (афиша предлагала сдвоенный показ - "Головокружение" и "Долгое жаркое лето", оба широкоформатные и в цвете). Коровы встречались гораздо чаще, чем люди.
     Гостиница для автомобилистов располагалась в стороне от шоссе, под сенью огромных, величественных вязов. Я вытаращился на них: конечно, не стадо динозавров, но близко к тому. Мистер Лицензированный Перевозчик закурил очередную сигарету.
     - Отнести чемоданы, сэр?
     - Нет, сам справлюсь.
     Цифры на счетчике величественностью с вязами соперничать не могли, но говорили о том, что с меня взяли по двойному тарифу. Я дал таксисту два доллара и попросил пятьдесят центов сдачи. Его это вполне устроило: чаевых хватало на пачку "Лаки страйк".

     Я получил номер (никаких проблем, наличные на стойку, удостоверения личности не требуется) и с удовольствием вздремнул в комнате, где система кондиционирования состояла из вентилятора на подоконнике. Проснулся посвежевшим (хорошо), да только потом выяснилось, что вечером уснуть не удастся (уже хуже). После заката автомобили по шоссе проезжали очень редко, и глубокая тишина вызывала тревогу. Телевизор "Зенит" весил никак не меньше сотни фунтов. На нем стояла комнатная V-образная антенна, а рядом с ней - табличка: "НАСТРАИВАЙТЕ АНТЕННУ РУКОЙ! НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ ФОЛЬГУ! ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРНЫ, АДМИНИСТРАЦИЯ".
     Трансляцию вели только три канала. На Эн-би-си по экрану бежали помехи, как бы я ни крутил "рога". На Си-би-эс картинка плыла, и регулировка частоты кадров не помогала. А вот Эй-би-си претензий не вызывал. Показывали "Жизнь и легенду Уайатта Эрпа", с Хью О'Брайаном в главной роли. Он застрелил нескольких преступников, потом пошла реклама сигарет "Вайсрой". Стив Маккуин объяснил, что в сигаретах "Вайсрой" есть все: фильтр - для думающих, вкус - для курящих. Пока он закуривал, я поднялся с кровати и выключил телевизор.
     Теперь тишину нарушал только стрекот цикад.
     Я разделся до трусов, лег, попытался заснуть. Подумал об отце с матерью. Шестилетний папа жил в О-Клэре. Пятилетняя мама - в фермерском доме в Айове. Через три или четыре года дом сгорит дотла, и ее семья переберется в Висконсин, ближе к пересечению жизней родителей, которое со временем приведет к появлению... меня.
     Я рехнулся, подумал я. Рехнулся и страдаю жуткими галлюцинациями в какой-то психиатрической клинике. Возможно, какой-нибудь врач пишет обо мне статью в специализированный журнал. Только называется она не "Человек, который принял жену за шляпу" , а "Человек, который думал, что он в 1958 году".
     Но я пробежался рукой по шершавому покрывалу, которое еще не откинул, и понял, что все это правда. Подумал о Ли Харви Освальде - однако Освальд принадлежал будущему, и не он тревожил меня в этом музейном номере мотеля.
     Я сел на край кровати, открыл портфель и вытащил мобильник, устройство, совершившее путешествие во времени и здесь абсолютно бесполезное. Однако не смог устоять: откинул крышку, включил. На дисплее высветилось: "СЕТЬ НЕДОСТУПНА". Естественно, а чего я ожидал? Отличного приема? Жалобного голоса: "Возвращайся домой, Джейк, пока все не испортил"? Глупая, суеверная идея. Если я что-либо испорчу, то смогу все исправить, потому что каждое путешествие - сброс на ноль. Можно сказать, что путешествия во времени снабжены встроенным предохранителем.
     Эта мысль грела душу, но наличие сотового телефона в мире, где цветной телевизор считался величайшим прорывом в области бытовой техники, тревожило. Меня бы не вздернули, как ведьмака, однако могли арестовать и держать в тюрьме до приезда из Вашингтона парней Дж. Эдгара Гувера, чтобы те со мной побеседовали.
     Я положил мобильник на кровать, потом выгреб из правого кармана всю мелочь, разложил монеты на две кучки. Отчеканенные в пятьдесят восьмом и раньше вернулись в карман. Монеты из будущего я ссыпал в один из конвертов, найденных в ящике стола вместе с гидеоновской Библией и меню навынос от автокинотеатра "Хай-хэт". Потом оделся, взял ключ и вышел из номера.
     За дверью стрекот цикад буквально оглушал. В небе висел огрызок луны. Звезды никогда еще не выглядели такими яркими и близкими. По дороге 196 проехал грузовик, затем все вновь стихло. Это была ночь в сельской местности, а сельская местность в столь поздний час спала. Где-то вдалеке локомотив грузового поезда свистком пробил во мраке дыру.
     У мотеля стояли только два автомобиля, в номерах свет не горел. Как и в офисе. Ощущая себя преступником, я шагнул в простиравшееся за гостиницей поле. Высокая трава шуршала о мои джинсы, которые завтра я намеревался заменить новенькими банлоновыми брюками.
     Проволочная изгородь отмечала границу "Тамарака". Чуть дальше был маленький пруд - селяне называют такие бассейнами. Рядом полдюжины коров спали в теплой ночи. Когда я пролез сквозь изгородь и направился к пруду, одна подняла голову. Потом потеряла ко мне интерес и даже не шелохнулась, когда моя "Нокиа" плюхнулась в воду. Я заклеил конверт с монетами и отправил его вслед за мобильником. Потом вернулся тем же путем, остановился позади мотеля, чтобы убедиться, что сельская местность по-прежнему спит. Она спала.
     Я вошел в номер, разделся, лег и мгновенно заснул.

     Тот же непрерывно куривший таксист приехал за мной следующим утром. Когда он высадил меня у "Тит Шеврон", кабриолет стоял на прежнем месте. Я этого ожидал, но все равно ощутил облегчение. На этот раз я надел серый неприметный пиджак спортивного покроя, купленный в "Мейсоне". Во внутреннем кармане лежал новенький бумажник из страусиной кожи с пятью сотнями долларов. Тит подошел ко мне, вытирая руки, как мне показалось, все той же тряпкой.
     - Утро вечера мудренее, и, проснувшись, я решил, что беру его.
     - Это хорошо. - Он кивнул, а потом изобразил на лице сожаление. - Но у меня с утром та же история, мистер Амберсон, и, проснувшись, я понял, что вчера солгал вам, сказав, что могу поторговаться. Знаете, что я услышал за завтраком от жены, когда мы ели оладьи с беконом? Она сказала: "Билл, ты будешь чертовым дураком, если продашь этот "Санлайнер" дешевле, чем за три с половиной сотни". Собственно, она сказала, что я уже чертов дурак, раз назвал такую низкую цену.
     Я кивнул, словно и не ожидал ничего другого:
     - Ладно.
     На его лице отразилось изумление.
     - Вот что я вам скажу, мистер Тит, - продолжил я. - Я могу выписать вам чек на триста пятьдесят долларов - хороший чек, здешнего отделения "Хоумтаун траст". Можете им позвонить и получить подтверждение. Или могу дать вам триста долларов наличными, которые прямо сейчас достану из кармана. Меньше бумажной волокиты. Что скажете?
     Он улыбнулся, продемонстрировав на удивление белоснежные зубы.
     - Скажу, что в Висконсине знают, как торговаться. За триста двадцать я прибавлю наклейку и временный номерной знак на четырнадцать дней.
     - Триста десять.
     - Ох, не заставляйте меня мучиться от стыда. - Но он не мучился, а наслаждался. - Добавьте пятерку, и по рукам.
     Я протянул руку.
     - Триста пятнадцать меня устроят.
     - Заметано. - На этот раз он пожал мне руку, не вспомнив о масле. Кивнул на будку. Сегодня милашка с конским хвостом читала "Конфиденшэл". - Заплатите той молодой даме, которая, так уж вышло, моя дочь. Она выпишет вам квитанцию. Когда закончите, подъезжайте, и я прикреплю наклейку. Добавлю и бак бензина.
     Через сорок минут я сидел за рулем "тряпичного форда" пятьдесят четвертого года выпуска, теперь принадлежавшего мне, и ехал на север, к Дерри. Я учился водить на автомобиле с механической коробкой передач, так что проблем не возникло, но впервые ехал на машине с переключателем скоростей на рулевой колонке. Поначалу это казалось странным, однако как только я к этому привык (потом еще пришлось привыкать к включению дальнего света левой ногой), мне понравилось. И Билл Тит оказался прав насчет второй передачи: на ней "Санлайнер" летел как ветер. В Огасте я остановился только для того, чтобы сложить верх. В Уотервилле за девяносто пять центов отлично пообедал мясным рулетом, получив заодно кусок яблочного пирога с шариком мороженого. По сравнению с этим обедом толстобургер стоил целое состояние. Я ехал, подпевая "Скайлайнерс", "Коустерс", "Дел-Викингс", "Элегантс". Светило теплое солнце, ветер ерошил мою новую короткую стрижку, платная автострада (согласно рекламным щитам, "Дорога "Миля-в-минуту"") принадлежала практически мне одному. Все мои сомнения словно утонули в коровьем пруду вместе с мобильником и мелочью будущего. Я пребывал в превосходном настроении.
     Пока не увидел Дерри.

     Что-то было не так с этим городом, и, думаю, я понял это с первого взгляда.
     Когда автострада "Миля-в-минуту" скукожилась до двух полос с заплатанным асфальтом, я свернул на шоссе 7, где-то в двадцати милях севернее Ньюпорта поднялся на холм - и увидел Дерри, громоздившийся на западном берегу Кендускига под дымным облаком, поднимавшимся из множества труб целлюлозных и текстильных фабрик, работавших на полную катушку. Через центр города тянулась неровная зеленая полоса. С такого расстояния она напоминала шрам. Вокруг этого неровного зеленого пояса простирались исключительно оттенки серого и черного, а небо над городом желтизной напоминало мочу, спасибо выбросам из всех этих труб.
     Я проехал мимо нескольких придорожных ларьков, где продавали овощи и фрукты. Люди, стоявшие за прилавками и глазевшие на мой автомобиль, больше напоминали кровосмесительных уродов из фильма "Освобождение", чем фермеров Мэна. Когда я миновал последний ларек, с надписью "ПРИДОРОЖНАЯ ТОРГОВЛЯ ПРОДУКТАМИ БАУЭРСА", большой беспородный пес, похожий на внебрачного бульдожьего отпрыска, выбежал из-за корзин с помидорами, составленных друг на друга, и помчался за мной, лая, пуская слюну и пытаясь ухватить зубами задние колеса "Санлайнера". В зеркало заднего вида я заметил, как к нему подошла худая женщина в комбинезоне и принялась лупить штакетиной.
     В таком городе родился и рос Гарри Даннинг, и я возненавидел Дерри с первого взгляда. Без какой-то конкретной причины - возненавидел, и все. Центральный торговый район расположился в котловине между тремя крутыми холмами, и там я сразу ощутил клаустрофобию, словно попал на дно колодца. Мой вишнево-красный "форд" слишком выделялся на улице - отвлекающий (и нежеланный, судя по взглядам, которые он притягивал) цветной мазок на фоне черных "Плимутов", коричневых "Шевроле" и грязных автофургонов. Через центр города протекал канал, черная вода чуть не выплескивалась через замшелые бетонные стены.
     Я нашел место для парковки на Кэнал-стрит. Час стоянки стоил пять центов. Я забыл купить шляпу в Лисбон-Фоллс, и через два или три магазина увидел нужный. Назывался он "Выходная и повседневная одежда. Самая изящная галантерея центрального Мэна". Вряд ли у него были конкуренты.
     Я припарковался перед аптекой и, выйдя из "Санлайнера", остановился, чтобы прочитать объявление в витрине. Каким-то образом оно обобщало чувства, которые я испытывал к Дерри - глубокое недоверие, ощущение едва сдерживаемой жестокости, - лучше, чем что-либо еще в этом городе, где я прожил почти два месяца. Мне не понравилось все, за исключением нескольких человек, с которыми довелось познакомиться. Объявление гласило:
    
     МЕЛКОЕ ВОРОВСТВО - это НЕ ХОХМА, НЕ ПРИКОЛ и НЕ ЗАБАВА!
     МЕЛКОЕ ВОРОВСТВО - это ПРЕСТУПЛЕНИЕ, И МЫ ПОДАДИМ В СУД.
     НОРБЕРТ КИН,
     ВЛАДЕЛЕЦ и УПРАВЛЯЮЩИЙ.
    
     И я ни на секунду не усомнился, что тощий мужчина в очках и белом халате, смотревший на меня через витрину, и есть мистер Кин. На его лице не читалось: Заходи, незнакомец, пройдись по торговому залу и купи что-нибудь, хотя бы стакан газировки с сиропом . Эти суровые глаза и поджатые губы говорили другое: Уходи. Для таких, как ты, здесь ничего нет . Какая-то часть меня твердила, что это выдумки, но я знал: это правда. Ради эксперимента я приветственно вскинул руку.
     Мужчина в белом халате не ответил.
     До меня дошло, что канал, который я видел, проходит под расположенным в котловине центром города и сейчас я прямо на нем и стою. По вибрации тротуара я чувствовал ногами бег воды. Неприятное ощущение, будто часть земной тверди размягчилась.
     В витрине "Выходной и повседневной одежды" стоял мужской манекен в смокинге, с моноклем в глазу и школьным вымпелом в пластмассовой руке. На вымпеле я прочитал: ""ТИГРЫ" ДЕРРИ ЗАГРЫЗУТ "БАНГОРСКИХ БАРАНОВ"!" Подумал, что это уж чересчур, хотя мне нравится боевой дух школьных команд. Побить "Бангорских баранов" - куда ни шло... Но грызть их?
     Всего лишь оборот речи , сказал я себе и вошел.
     Продавец с висевшим на шее сантиметром направился ко мне. Он был одет не в пример лучше меня, но в свете тусклых потолочных ламп его кожа отливала желтизной. У меня возникло нелепое желание спросить: Вы продадите мне красивую соломенную летнюю шляпу, или лучше сразу катиться к чертовой матери? Но тут он улыбнулся, спросил, чем может мне помочь, и все вроде бы вернулось в привычную колею. Искомый предмет нашелся, и я приобрел его за три доллара семьдесят центов.
     - Жаль, что походить в ней вам удастся очень короткое время, до наступления холодов, - вздохнул он.
     Я надел шляпу, поправил ее перед стоявшим за прилавком зеркалом.
     - Может, в этом году нас ждет долгое бабье лето.
     Осторожно, почти извиняясь, он изменил наклон шляпы.
     Буквально на чуть-чуть, но я перестал казаться деревенщиной, приехавшим в большой город, а превратился... ну, в элегантно одетого путешественника во времени из центрального Мэна. Я поблагодарил продавца.
     - Пустяки, мистер?..
     - Амберсон. - Я протянул руку. Он коротко и вяло пожал ее. По ощущениям, его ладонь была присыпана тальком. Я едва поборол желание вытереть руку о пиджак.
     - В Дерри по делам?
     - Да. А вы местный?
     - Живу с рождения, - ответил продавец и вздохнул, словно здешняя жизнь - тяжелая ноша. Исходя из моих первых впечатлений я предположил, что, возможно, так оно и есть. - Чем занимаетесь, мистер Амберсон, если не сочтете мой вопрос бестактным?
     - Торговля недвижимостью. Но пока я здесь, хочу заодно найти моего давнего армейского друга. По фамилии Даннинг. Имени не помню, но мы обычно называли его Скип.
     Скипа я придумал на ходу, а вот имени отца Гарри Даннинга правда не знал. В своем сочинении Гарри перечислил имена братьев и сестры, но мужчину с молотком называл исключительно "мой отец" или "мой папа".
     - Боюсь, ничем не смогу вам помочь, сэр. - Голос продавца звучал отстраненно. Нас больше ничего не связывало, и, пусть магазин пустовал, он хотел, чтобы я ушел.
     - Что ж, возможно, вы поможете мне в другом. Подскажите лучший отель в городе.
     - Конечно же, "Дерри-таунхаус". Пройдите назад по Кендускиг-авеню, поверните направо, потом вверх по Подъему-в-милю, это часть Главной улицы. Отель вы узнаете по каретным фонарям.
     - Подъему-в-милю?
     - Так мы его называем, сэр. Если у вас больше нет вопросов, у меня дела в подсобке.
     Когда я вышел из магазина, небо начало темнеть. И это очень четко отпечаталось у меня в памяти: в сентябре и октябре пятьдесят восьмого года, которые я провел в Дерри, вечер, казалось, всегда наступал раньше положенного.
     Через один магазин от "Выходной и повседневной одежды" я увидел "Спортивные товары Мейкена", где проводилась "ОСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА ОРУЖИЯ". Двое мужчин целились из охотничьих карабинов, а пожилой продавец в галстуке-шнурке (на шее-тростинке) одобрительно на них смотрел. На другой стороне канала теснились бары для рабочего люда, из тех, где можно купить пиво и стопку крепкого за пятьдесят центов, а музыкальные автоматы "Рок-Ола" всегда играют только кантри. Назывались они "Уголок счастья", "Источник желаний" (завсегдатаи, как я потом выяснил, называли его "Ведром крови"), "Два брата", "Золотая стойка" и "Сонный серебряный доллар".
     У последнего стояли четверо "синих воротничков", дышали послеполуденным воздухом и смотрели на мой кабриолет. Каждый с кружкой пива и сигаретой. Лица затенены козырьками твидовых кепок. На ногах - большие рабочие ботинки неопределенного цвета, которые мои ученики две тысячи одиннадцатого года называли говнодавами; трое - в подтяжках. Бесстрастные взгляды впились в меня. Я подумал о дворняге, которая бежала за моим автомобилем, лая и пуская слюну, потом пересек улицу.
     - Господа, какое тут разливают пиво? - спросил я.
     Молчание. Когда я уже отчаялся получить ответ, Бесподтяжечник сподобился разлепить губы.
     - "Буд" и "Мик", какое еще? Ты откуда?
     - Висконсин.
     - Вот радость-то, - пробурчал другой.
     - Поздновато для туристов, - добавил третий.
     - Я в городе по делам, но подумал, что могу поискать старого армейского друга, раз уж я здесь. - Нет ответа, если не считать таковым окурок, брошенный одним из мужчин на тротуар и затушенный плевком размером с небольшую мидию. Тем не менее я продолжил: - Его зовут Скип Даннинг. Кто-нибудь из вас, часом, не знает Даннинга?
     - Охота целоваться со свиньей? - осведомился Бесподтяжечник.
     - Простите?
     Он закатил глаза, уголки его рта опустились, выражение лица однозначно говорило, что перед ним тупица, которому уже не суждено поумнеть.
     - В Дерри полно Даннингов. Загляни в чертов телефонный справочник. - Он направился к двери бара. Его команда последовала за ним. Бесподтяжечник открыл дверь, пропуская их, повернулся ко мне.
     - Что в этом "Форде"? Восьмицилиндровый?
     - "Уай-блок", - ответил я таким тоном, будто знаю, о чем говорю.
     - Едет быстро?
     - Вполне.
     - Тогда, может, тебе сесть в него и подняться на холм? Там есть отличные кабаки. Эти бары - для рабочих. - Бесподтяжечник говорил со мной холодным тоном, с которым я так и не свыкся, хотя постоянно сталкивался с ним в Дерри. - На тебя тут поглядывают. И возможно, будут не только поглядывать, когда закончится смена на "Страйре" и "Бутильере".
     - Спасибо. Вы очень добры.
     Холода во взгляде не убавилось.
     - Ты вообще не понял, да? - бросил он и скрылся в баре.
     Я вернулся к кабриолету. С этой серой улицы, пропитанной промышленной вонью, в начавшем угасать дневном свете центр Дерри казался чуть привлекательнее мертвой шлюхи на церковной скамье. Я сел за руль, выжал сцепление, завел двигатель и ощутил сильное желание уехать отсюда. Вернуться в Лисбон-Фоллс, подняться через "кроличью нору" и предложить Элу Темплтону найти другого парня. Только он бы не смог, верно? Его силы иссякли. Да и время подходило к концу. Так что я для него - последний патрон охотника, как говорят в Новой Англии.
     Я поехал вверх по Главной улице, увидел каретные фонари (они зажглись в тот самый момент, когда я их заметил) и свернул на разворотный круг перед отелем "Дерри-таунхаус". Пятью минутами позже получил ключ от номера. Так началось мое пребывание в Дерри.

     К тому времени как я распаковал свои новые вещи (часть оставшихся наличных перекочевала в бумажник, остальные - за подкладку чемодана), мне уже захотелось поесть, но прежде чем спуститься в ресторан и пообедать, я заглянул в телефонный справочник. И мое сердце упало. Мистер Бесподтяжечник оказал мне не слишком теплый прием, но насчет Даннингов оказался прав: их хватало с лихвой, что в городе, что в четырех или пяти поселках, тоже включенных в справочник. Набралось почти на целую страницу. Наверное, не следовало этому удивляться, потому что в маленьких городках некоторые фамилии множатся, как одуванчики на июньской лужайке. За пять лет преподавания английского и литературы в ЛСШ мне пришлось иметь дело с двумя десятками Старбердов и Лемке. Среди них встречались родные братья и сестры, а также двоюродные, троюродные и так далее. Они женились друг на друге и плодили новых Старбердов и Лемке.
     Прежде чем отправиться в прошлое, мне бы выкроить время, чтобы позвонить Гарри Даннингу и узнать, как звали его отца... Это бы все упростило. Я бы и позвонил, если бы Эл меня не заворожил. "Но, - подумал я, - так ли все сложно?" Не требовалось быть Шерлоком Холмсом, чтобы найти семью с детьми, которых звали Трой, Артур (он же Тагга), Эллен и Гарри.
     С этой подбодрившей меня мыслью я отправился в ресторан отеля, заказал обед из морепродуктов и получил моллюсков и лобстера размером с навесной лодочный мотор. От десерта отказался в пользу пива, которое решил выпить в баре. В прочитанных мной детективах бармены зачастую являли собой бесценный источник информации. Хотя, разумеется, если работник "Таунхауса" ничем не отличается от прочих моих знакомцев в этом городе, мне ничего не обломится.
     Предчувствия не оправдались. За стойкой полировал стаканы молодой крепкий парень, коротко стриженный, с круглым лицом.
     - Что я могу вам предложить, друг?
     Слово на букву "д" мне определенно понравилось, и я широко улыбнулся в ответ.
     - "Миллер лайт"?
     На его лице отразилось недоумение.
     - Никогда о таком не слышал, но у меня есть "Хай лайф" .
     Разумеется, он не слышал о "Миллер лайт", потому что его еще не изобрели.
     - Прекрасно. На секунду забыл, что нахожусь на Восточном побережье.
     - Откуда вы? - Он скинул крышку открывалкой и поставил передо мной заиндевелый стакан.
     - Из Висконсина, но какое-то время побуду здесь. - Хотя бар пустовал, я понизил голос, чтобы наладить доверительные отношения. - Занимаюсь торговлей недвижимостью. Хочу тут что-нибудь приглядеть.
     Он уважительно кивнул и наполнил мой стакан, прежде чем я успел протянуть руку к бутылке.
     - Вам повезло. Бог свидетель, здесь много чего продается, и по большей части дешево. Я и сам уезжаю. В конце месяца. Переберусь в город, где поменьше злобы.
     - Да, с радушием здесь не очень, но я думал, это обычное для янки дело. В Висконсине мы более дружелюбные, и чтобы это доказать, я угощу вас пивом.
     - На работе никакого алкоголя, но я могу выпить колу.
     - Валяйте.
     - Премного благодарен. В спокойный вечер так приятно пообщаться с джентльменом. - Я наблюдал, как он делает колу: наливает в стакан сироп, добавляет содовой, помешивает. Затем отпивает маленький глоток, чмокает губами. - Люблю сладкое.
     Внушительный живот служил наглядным подтверждением.
     - Разговоры о том, что янки заносчивые, - чушь собачья, - продолжил он. - Я вырос в Форк-Кенте, и более дружелюбного городка вам не сыскать. Когда туристы из Бостона и той части штата Мэн, что примыкает к Массачусетсу, приезжают к нам, мы их чуть ли не целуем при встрече. Там я закончил школу барменов, потом отправился на юг зарабатывать деньги. Это место мне приглянулось, жалованье предложили неплохое, но... - Он огляделся, никого не увидел, однако все равно понизил голос. - Хотите правду, Джексон? Этот город смердит.
     - Я понимаю, о чем вы. Все эти фабрики.
     - Если бы только это. Оглянитесь. Что вы видите?
     Я выполнил его просьбу. Увидел мужчину, похоже, коммивояжера, сидевшего в углу со стаканом виски с лимонным соком, - и больше ничего.
     - Негусто.
     - Так здесь всю неделю. Жалованье хорошее, потому что нет чаевых. Пивные в центре города процветают, а к нам кто-то заглядывает по пятницам и субботам, в остальные же дни - пустота. Те, кто мог бы позволить себе прийти сюда, пьют дома. - Он еще понизил голос и теперь почти шептал: - Лето выдалось плохим, друг мой. Местные стараются все замять... В газете об этом особо не писали... Но здесь творилось что-то ужасное. Убийства. Минимум полдесятка. Дети. Недавно одного нашли на Пустоши. Патрика Хокстеттера, так его звали. Совсем разложившегося.
     - На Пустоши?
     - Это болотистая низина, что тянется через центр города. Вы, вероятно, видели ее, когда подлетали.
     Я приехал на автомобиле, но все равно понял, о чем он.
     Бармен округлил глаза.
     - Так вас интересует эта недвижимость?
     - Не могу ответить на этот вопрос. Если пойдут разговоры, мне придется искать новую работу.
     - Понимаю, понимаю. - Он выпил половину стакана, потом подавил отрыжку, прикрыв рот рукой. - Но я надеюсь, что все сложится. Ее должны засыпать. Там только болотная жижа да комары. Вы окажете городу услугу. Вдохнете в него новую жизнь.
     - Других детей тоже там нашли? - спросил я. Мрачное настроение горожан, которое я почувствовал по приезде, могло объясняться шныряющим по Дерри серийным убийцей детей.
     - Насколько я знаю, нет. Говорят, некоторые из пропавших лазили туда, потому что там находятся большие насосные станции, перекачивающие сточные воды. Я слышал, что под Дерри много канализационных коллекторов, большинство построили во время Великой депрессии, и никто в точности не знает, где они проходят. Сами знаете, какие они, дети.
     - Любители приключений.
     Он энергично кивнул:
     - Верно, Эвершарп . Некоторые говорят, что это бродяга, который перебрался в другое место. Другие утверждают, что убийца - местный, переодевавшийся клоуном, чтобы его не узнали. Первую из жертв - в прошлом году, до моего приезда сюда - нашли на пересечении Уитчем и Джексон. Без руки. Его звали Денбро. Джордж Денбро. Бедный малый. - Бармен многозначительно посмотрел на меня. - Нашли рядом с одним из водостоков, через которые вода сбрасывается в Пустошь.
     - Господи.
     - Вот именно.
     - Однако, как я заметил, вы использовали прошедшее время.
     Я уже собрался объяснить, о чем речь, но, вероятно, этот парень на уроках английского языка слушал так же внимательно, как и в школе барменов.
     - Вроде бы убийства прекратились, постучим по дереву. - Он постучал по стойке. - Может, тот, кто это делал, собрал манатки и убрался. А может, этот сукин сын покончил с собой, иногда они так поступают. И это хорошо. Но маленького Коркорэна убил не маньяк в наряде клоуна. Клоуном, совершившим это убийство, оказался, не поверите, его отец.
     И я приехал в Дерри, чтобы предотвратить аналогичное преступление. Выходило, что это скорее судьба, чем совпадение. Я глотнул пива.
     - Неужели?
     - Будьте уверены. Дорси Коркорэн, так звали мальчонку. И знаете, что отец сделал с четырехлетним малышом? Забил насмерть безоткатным молотком.
     Молотком. Он сделал это молотком . Я старался изображать вежливый интерес - во всяком случае, надеялся, что на моем лице читается вежливый интерес, - но чувствовал, как по коже бегут мурашки.
     - Это ужасно.
     - Да, и это еще не... - Бармен замолчал, посмотрел за мое плечо. - Налить вам еще, сэр?
     Он обращался к мужчине, прежде сидевшему в углу.
     - Мне нет. - Тот протянул долларовую бумажку. - Сейчас пойду спать, а завтра отсюда свалю. Надеюсь, в Уотервилле или Огасте помнят, как заказывать скобяные товары. Сдачу оставь, купишь себе "Десото" . - Он вышел с опущенной головой.
     - Видите? Идеальный пример того, что мы имеем в этом оазисе. Один стаканчик, потом в постель, еще увидимся, до скорого. Если так пойдет и дальше, в этом городишке останутся одни призраки. - Бармен выпрямился в полный рост и попытался расправить плечи, круглые, как и все остальное. - Но мне-то что? Первого октября я уйду. Пока-пока. Счастливо оставаться, до новой встречи.
     - Отец этого мальчонки, Дорси... Других он не убивал?
     - Нет, у него железное алиби. Теперь я вспомнил, не отец, а отчим. Дикки Маклин. Джонни Кисон с регистрационной стойки - он, вероятно, оформлял вам номер - рассказывал мне, что Дикки раньше приходил сюда и выпивал, но его перестали пускать в бар: он попытался снять официантку и начал буянить, когда она послала его понятно куда. После этого, как я понимаю, он пил в "Стойке" или в "Ведре". Там принимают всех.
     Бармен наклонился ко мне так близко, что я смог уловить аромат "Аква велвы".
     - Хотите узнать худшее?
     Я не хотел, но понимал, что надо. Поэтому кивнул.
     - В этой несчастной семье был еще старший ребенок. Эдди. Он исчез в июне. Испарился. Ушел, подевался неизвестно куда, если вы понимаете, о чем я. Некоторые думали, что он убежал от Маклина, но любой здравомыслящий человек понимает: тогда пацан объявился бы в Портленде, или в Касл-Роке, или в Портсмуте. Десятилетний малец не может слишком долго не попадаться никому на глаза. Если вы хотите знать мое мнение, Эдди Коркорэн тоже познакомился с молотком, как и его младший брат. Маклин просто в этом не сознался. - Бармен улыбнулся, внезапно и лучезарно, отчего его лунообразное лицо стало почти красивым. - Отговорил я вас от покупки недвижимости в Дерри, мистер?
     - Это вопрос не ко мне, - автоматически ответил я, думая о другом. Слышал ли я прежде о маньяке, убивавшем детей в этой части Мэна? Может, видел по телику, глядя в него одним глазом и прислушиваясь к звукам на улице: не идет ли моя поддатая жена, пошатываясь после очередного "выхода в свет"? Вроде бы да, но точно я о Дерри помнил только одно: наводнение в середине восьмидесятых уничтожило полгорода.
     - Не отговорил?
     - Это не ко мне.
     - Не к вам?
     - Видите ли, я всего лишь посредник.
     - Что ж, удачи вам.. Сейчас в городе не так плохо, как прежде... В прошлом июле люди зажимались, как Дорис Дэй в поясе верности... Но до процветания еще топать и топать. Я парень дружелюбный и люблю дружелюбных людей. Потому и сматываюсь.
     - Удачи и вам. - Я поднялся, положил на стойку два доллара.
     - Ой, сэр, это очень много.
     - Я всегда приплачиваю за хороший разговор. - Если честно, приплатил я за дружелюбное лицо. Разговор меня только встревожил.
     - Что ж, спасибо! - Он просиял, протянул руку. - Я не представился. Фред Туми.
     - Рад познакомиться с вами, Фред. Джордж Амберсон. - Его рукопожатие мне понравилось. Никакой присыпки.
     - Хотите совет?
     - Само собой.
     - Пока вы в городе, остерегайтесь заговаривать с детьми. После этого лета незнакомому человеку, обратившемуся к ребенку, придется объясняться с полицией. Или его могут побить. Вполне вероятно.
     - Даже если он не в костюме клоуна?
     - В этом и беда. - Улыбка погасла, он побледнел и нахмурился, став похожим на горожан Дерри. - Когда вы надеваете клоунский костюм и резиновый нос, никто понятия не имеет, что под ними.

     Я думал об этом, пока старинный лифт, потрескивая, поднимал меня на третий этаж. По всему выходило, что Фред Туми говорил правду. И что удивительного, если еще один отец примется охаживать семью молотком? Да ничего. Скажут: "Очередное подтверждение того, что Дерри - это Дерри". И пожалуй, будут правы.
     Когда я входил в номер, мне в голову пришла по-настоящему жуткая мысль: а если за следующие семь недель я изменю ситуацию так, что старший Даннинг убьет Гарри, вместо того чтобы оставить его хромоногим кретином?
     Этому не бывать, заверил я себя. Я этого не допущу. Как сказала в 2008-м Хиллари Клинтон: "Я ввязываюсь в это, чтобы победить".
     Да только, разумеется, она проиграла.

     Наутро я позавтракал в ресторане "Риверсайд" на первом этаже отеля. Компанию мне составлял только коммивояжер, которого я видел прошлым вечером. Он сидел, уткнувшись в городскую газету. Когда ушел, оставив газету на столе, я тут же ее схватил. Меня не интересовала первая страница, посвященная бряцанью оружием на Филиппинах (хотя и возникла мысль, а может, Освальд сейчас именно там), поэтому я сразу раскрыл раздел местных новостей. В 2011-м я постоянно читал "Льюистон сан джорнал", и в ней последняя страница этого раздела всегда называлась "Дела школьные". Здесь распираемые гордостью родители могли увидеть имена своих детей, если они в чем-то где-то победили, или отправились в поход, или участвовали в субботнике по уборке мусора. Имейся аналогичная страница в "Дерри дейли ньюс", я, возможно, отыщу одного из детей Даннинга.
     Но последнюю страницу в "Ньюс", увы, отвели под некрологи.
     Я просмотрел спортивные сводки, прочитал о грядущем футбольном матче, "Тигры Дерри" против "Баранов Бангора". Трою, согласно сочинению уборщика, исполнилось пятнадцать. Пятнадцатилетний парень вполне мог входить в команду, но наверняка не в стартовый состав.
     Я не нашел Даннингов в статьях о предстоящем матче и, хотя внимательно прочитал небольшую заметку о детской футбольной команде ("Тигрятах"), не встретил восьмилетнего Артура Даннинга по прозвищу Тагга.
     Заплатив за завтрак, я поднялся в свой номер, сунув позаимствованную газету под мышку, думая о том, что детектив из меня никудышный. И вот какая мысль пришла мне в голову после того, как я сосчитал Даннингов в телефонном справочнике (девяносто шесть): Интернет, на который я всецело полагался и который принимал как само собой разумеющееся, заковал меня в кандалы, а то и вообще превратил в калеку. Как бы я отыскал семью Даннингов в 2011 году? Скорее всего набрал бы "Тагга Даннинг" и "Дерри" в адресной строке моего любимого поисковика. Нажал бы клавишу "ввод" - и "Гугл", Старший Брат двадцать первого века, позаботился бы об остальном.
     Но в Дерри пятьдесят восьмого компьютеры занимали небольшой жилой микрорайон, а местная газета ничем не могла помочь. Что же оставалось? Я вспомнил совет профессора социологии из колледжа, ехидного старикашки: Если во всем облом, сдавайся и иди в библиотеку.
     Я пошел.
     Во второй половине дня, обескураженный (по крайней мере на данный момент), я медленно продвигался вверх по Подъему-в-милю. Немного задержался на пересечении Джексон и Уитчем, чтобы взглянуть на водосток, рядом с которым маленький мальчик по имени Джордж Денбро потерял руку и жизнь (если верить рассказу Фреда Туми). Когда я поднялся на вершину холма, сердце колотилось и мне было тяжело дышать. Не потому, что потерял форму: сказывался грязный вонючий воздух.
     Я ощущал разочарование и... испуг. Конечно, мне еще хватало времени, чтобы разыскать семью Даннингов, и я не сомневался, что смогу обзвонить всех перечисленных в телефонном справочнике, если до этого дойдет, даже с риском вызвать подозрения у отца Гарри, ходячей бомбы с часовым механизмом, - но я начал осознавать, откуда у Эла взялось ощущение, будто что-то работает против него.
     Я шагал по Канзас-стрит и так глубоко задумался, что не заметил, как дома справа закончились. Земля теперь круто уходила вниз в зеленое, болотистое буйство, которое Туми назвал Пустошью. Только хлипкое, выкрашенное в белый цвет ограждение отделяло тротуар от склона. Я положил руки на перила, всмотрелся в изумрудное царство внизу. Разглядел поблескивающие озерца мутной стоячей воды, высоченные, почти доисторические камыши, заросли колючих кустов. Чахлые деревья боролись за место под солнцем. Я не сомневался, что найду внизу ядовитый плющ, мусор, вполне вероятно, шалаши каких-нибудь бродяг, а также тропы, которые знали только местные подростки. Искатели приключений.
     Я стоял и смотрел, но ничего не видел, ушел в себя, слышал, едва осознавая, музыку... что-то такое с духовыми инструментами. Думал о том, как мало продвинулся за это утро. Ты можешь изменить прошлое, говорил мне Эл, но это не так легко, как кажется.
     Что же это за музыка? Что-то веселое, заводное. Оно навело меня на мысли о Кристи, о наших первых днях вместе, когда она кружила мне голову. Когда мы кружили голову друг другу. Ба-да-да... ба-да-дэ-ди-дам... Может, Гленн Миллер?
     Я пошел в библиотеку, чтобы ознакомиться с протоколами переписи. Последняя общенациональная перепись проводилась восемью годами ранее, в 1950-м, и могла зафиксировать только троих из четырех детей Даннингов: Троя, Артура и Гарольда. Эллен, которой в год убийств исполнилось семь, еще не родилась. И разумеется, я нашел бы адрес. Конечно, за прошедшие восемь лет семья могла переехать, но в таком случае кто-нибудь из соседей подсказал бы мне куда: городок-то маленький.
     Однако протоколов переписи в библиотеке не оказалось. Библиотекарь, очень милая женщина по имени миссис Старрет, объяснила, что протоколам, по ее мнению, самое место в библиотеке, но городской совет по какой-то причине решил, что они должны храниться в муниципалитете. И все бумаги перевезли туда в 1954 году.
     - Звучит не очень, - улыбнулся я. - Вы же знаете, как говорят: с муниципалитетом не повоюешь.
     Ответной улыбки от миссис Старрет я не дождался. Она старалась помочь, выказывала радушие, но и в ней чувствовалась настороженная сдержанность, как и во всех остальных, встреченных мной в этом странном городе. Фред Туми являл собой то самое исключение, которое подтверждает правило.
     - Ну что вы такое говорите, мистер Амберсон. В протоколах национальной переписи нет ничего секретного. Отсюда вы прямиком пойдете в муниципалитет и скажете начальнику канцелярии, что вас послала Реджина Старрет. Ее зовут Марша Гуэй. Она вам поможет. Хотя протоколы, думаю, хранятся в подвале, а это, конечно же, неправильно. Прежде всего сырость, да еще, возможно, мыши. Меня это не удивит. Если возникнут какие-нибудь проблемы - любые проблемы, - возвращайтесь сюда и скажите мне.
     Я пошел в муниципалитет, в вестибюле которого увидел плакат: "РОДИТЕЛИ, НАПОМИНАЙТЕ СВОИМ ДЕТЯМ, ЧТО ОНИ ДОЛЖНЫ ИГРАТЬ ТОЛЬКО С ДРУЗЬЯМИ И НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ С НЕЗНАКОМЦАМИ". Несколько человек стояли в очереди к различным окошкам (большинство курили - само собой). Марша Гуэй приветствовала меня смущенной улыбкой. Миссис Старрет позвонила ей заранее и, не сомневаюсь, пришла и ужас, узнав от мисс Гуэй, что протоколов переписи пятидесятого года больше нет, как и всех документов, хранившихся в подвале муниципалитета.
     - В прошлом году шли ужасные дожди, - поведала мне мисс Гуэй. - Целую неделю. Канал вышел из берегов, Нижний город - так старожилы называют центр, мистер Амберсон, - затопило. И все в Нижнем городе. Наш подвал почти месяц напоминал Большой канал в Венеции. Миссис Старрет права, эти протоколы не следовало забирать из библиотеки, и никто, похоже, не знает, почему их забрали и кто отдал такое распоряжение. Я очень сожалею, мистер Амберсон.
     Тут уж я не мог не испытать то, что ощущал Эл, когда пытался спасти Каролин Пулин: я словно находился в тюрьме с эластичными стенами. И что теперь? Ходить по местным школам в поисках мальчишки, похожего на шестидесятилетнего уборщика, который только что вышел на пенсию? Или сосредоточиться на семилетней девочке, которая могла рассмешить одноклассников до колик? Надеяться, что кто-нибудь крикнет: Эй, Тагга, подождешь меня?
     Дельная мысль. Особенно с учетом висевшего в вестибюле муниципалитета плаката, предупреждавшего родителей об опасных незнакомцах. Если я хочу привлечь внимание полиции, лучшего способа не найти.
     Одно я знал точно: из "Дерри-таунхаус" надо съезжать. По ценам пятьдесят восьмого года я мог жить там неделями, но пошли бы разговоры. Я решил просмотреть объявления и найти комнату, чтобы снять на месяц-другой. Повернулся к Нижнему городу, остановился.
     Ба-да-да... ба-да-дэ-ди-дам.
     Точно Гленн Миллер. "В настроении" - композиция, которую я знал очень хорошо. Заинтригованный, я пошел на звуки музыки.

     Хлипкое ограждение привело меня к небольшой площадке для пикника, расположившейся между Канзас-стрит и склоном, уходившим в Пустошь. На площадке стояли каменный мангал для жарки мяса и два столика, плюс ржавая урна. На одном из столиков возвышался переносной проигрыватель с большой черной пластинкой на семьдесят восемь оборотов.
     На траве танцевали неуклюжий подросток в очках с обмотанной изолентой дужкой и совершенно фантастическая рыжеволосая девочка. В ЛСШ мы называли таких "междулетки". Но танцевали они по-взрослому. Причем не просто дергались под быструю музыку - танцевали свинг. Они зачаровали меня, но при этом... что? Испугали? Скорее да, чем нет. Практически все время, проведенное в Дерри, меня не покидал страх. Однако тут я столкнулся с чем-то еще, чем-то значимым. Словно оказался на пороге какого-то открытия. Или всматривался (сквозь тусклое стекло , вы понимаете) в механизм мироздания.
     Потому что я встретил Кристи в классе свинга в Льюистоне, и мы учились танцевать, в том числе и под эту композицию. Позже, в наш лучший год, шесть месяцев до свадьбы и шесть после, мы танцевали на турнирах, один раз заняли четвертое место (по словам Кристи, "первое среди прочих") на Новоанглийском соревновании по танцам в стиле свинг. Нашей песней была чуть замедленная версия "Буги шуз" "Кей-Си энд Саншайн бэнд".
     Это не совпадение , думал я, наблюдая за ними, парнишкой в джинсах и футболке с круглым вырезом под горло и девчонкой в белой блузке навыпуск и вылинявших красных капри. Потрясающие волосы собраны на затылке в конский хвост - точно так же делала Кристи, когда мы выступали на турнирах. Только она надевала длинные белые гольфы и классическую юбку с пуделем .
     Это не может быть совпадением.
     Они исполняли танец из "Все кувырком", ту разновидность свинга, что зовется линди. По замыслу это быстрый танец - его исполняют со скоростью молнии, если хватает сил и грации, - но парочка двигалась медленно, потому что разучивала шаги. Я видел каждое движение изнутри. Знал их все, хотя не танцевал свинг уже лет пять, а то и больше. Партнеры идут вместе, взявшись за руки. Он чуть наклоняется и бьет по воздуху левой ногой. Она делает то же самое. Оба сгибаются в талии, словно собираясь разойтись в разные стороны, отдаляются друг от друга, по-прежнему со сцепленными руками. Потом она резко поворачивается, сначала налево, потом направо...
     Но с обратным поворотом у них не вышло, и она плюхнулась на траву.
     - Господи, Ричи, ты никогда не сделаешь это правильно! Боже, это безнадежно! - Однако она смеялась. Потом легла на спину, уставившись в небо.
     - Я осень извиняюсь, мисс Скавлетт, - пронзительно заверещал парнишка голосом пиканинни , который к политкорректному двадцать первому столетию давно уже отправили на дно морское, крепко привязав к чугунному ядру. - Я всего лишь необразованный деревенсина. Но я буду уситься етому танцу, даже если он вышибет из меня дух!
     - Если из кого и вышибет, так это из меня, - ответила она. - Ставь пластинку сначала, пока я не потеряла... - Тут они оба увидели меня.
     Странный момент. В Дерри существовал некий незримый барьер. Я буквально видел его. Местные находились по одну сторону, чужаки (вроде Туми, вроде меня) - по другую. Иногда местные выходили из-за барьера, как миссис Старрет, библиотекарь, возмущенная передачей в муниципалитет протоколов переписи, - но если ты задавал много вопросов или заставал кого-то врасплох, он сразу же прятался.
     А тут, пусть я и свалился как снег на голову, детки не спрятались. Их лица остались совершенно открытыми, полными любопытства и интереса.
     - Извините, извините, - первым заговорил я. - Не хотел вас пугать. Услышал музыку, а потом увидел, как вы танцуете линди-хоп.
     - Вы хотите сказать, пытаемся танцевать линди-хоп, - поправил меня парнишка. Помог девушке встать. Поклонился. - Ричи Тозиер, к вашим услугам. Мои друзья говорят: "Ричи-Рич - подзаборная дичь", - но что они понимают?
     - Приятно с тобой познакомиться, - ответил я. - Джордж Амберсон. - И тут у меня вырвалось: - Мои друзья говорят: "Джорджи-Джордж - морщинистый морж", - но они тоже ничего не понимают.
     Девочка, хохоча, уселась на одну из скамеек. Парнишка вскинул руки и завопил:
     - Странный взрослый выдал классный прикол! Круто-круто-круто! Прэ-э-элестно! Эд Макмейхон, что у нас есть для этого удивительного человека? Что ж, Джонни, сегодняшний приз в телевикторине "Кому вы доверяете" - полный комплект энциклопедии "Британника", пылесос "Электролюкс", чтобы всасывать все, что...
     - Бип-бип, Ричи. - Девочка вытирала катившиеся из глаз слезы.
     Вернулся пиканинни:
     - Я осень извиняюсь, мисс Скавлетт. Не пвиказывайте отхлестать меня плетьми! У меня с пвошлого ваза швамы не зазили.
     - Кто вы, мисс? - спросил я.
     - Бевви-Бевви, я живу на ели, - ответила она и вновь захохотала. - Извините... Ричи - дурак, но мне прощения нет. Беверли Марш. Вы не местный, да?
     Это все отмечали сразу.
     - Нет, и вы двое, похоже, тоже. Вы - первые встреченные мной деррийцы, которые не выглядят... угрюмыми.
     - Да уж, это угрюмый городишко, - ответил Ричи и снял с пластинки иглу. Она давно уже крутилась по последней дорожке.
     - Как я понимаю, люди особенно тревожатся о детях. Обратите внимание: я к вам не подхожу. Вы на траве, я на тротуаре.
     - Что-то они не больно тревожились, пока продолжались убийства, - пробурчал Ричи. - Вы знаете об убийствах?
     Я кивнул.
     - Я остановился в "Таунхаусе". Один из сотрудников мне рассказал.
     - Да, теперь, когда с убийствами покончено, они озаботились благополучием детей. - Ричи сел рядом с Бевви, которая жила на ели. - А когда детей убивали, и бровью не вели.
     - Ричи, бип-бип, - повторила Бевви.
     На этот раз парнишка скверно сымитировал Хамфри Богарта:
     - Но это же правда, шладенькая. И ты знаешь, что это правда.
     - С этим покончено, - сообщила мне Бевви. Очень серьезно, словно официальный представитель Торговой палаты. - Они просто не знают, что с этим покончено.
     - Они - это горожане или взрослые вообще?
     Она пожала плечами, как бы говоря: Какая разница?
     - Но вы знаете.
     - Если на то пошло, мы знаем, - ответил Ричи. С вызовом посмотрел на меня, однако глаза за чиненными очками блестели маниакальным смехом. И у меня сложилось впечатление, что смех этот никогда их не покидал.
     Я шагнул на траву. Они не убежали, вопя во весь голос. Более того, Бевви пододвинулась (толкнув локтем Ричи, чтобы он последовал ее примеру), освобождая мне место. Получалось, что они либо очень храбрые, либо очень глупые - однако эти ребята никак не выглядели глупыми.
     Затем девочка задала два вопроса, которые меня огорошили:
     - Я вас знаю? Мы вас знаем?
     Прежде чем я успел ответить, заговорил Ричи:
     - Нет, не в этом дело. Просто... ну, как бы это сказать... Вам что-то нужно, мистер Амберсон? Ведь так?
     - Честно говоря, да. Кое-какие сведения. Но как вы это узнали? И как вы узнали, что я не опасен?
     Они переглянулись, между ними прошел какой-то сигнал. Конечно же, я не мог знать, какой именно, но кое-что точно уловил: они чувствовали, что я не просто приехал из другого города... И не боялись в отличие от Желтой Карточки. Совсем наоборот: их это влекло. И еще я подумал, что эти симпатичные бесстрашные ребятки могли бы рассказать о кое-чем интересном, если бы захотели. Я до сих пор гадаю о чем.
     - Просто вы неопасный, - ответил Ричи и посмотрел на девушку. Та согласно кивнула.
     - Вы уверены, что... плохие времена... закончились?
     - По большей части, - ответила Беверли. - Все должно стать лучше. Я думаю, для Дерри плохие времена закончились, мистер Амберсон... Но это гиблое место... Во многих смыслах.
     - Допустим, я скажу... чисто гипотетически... что на горизонте маячит еще одно плохое событие? Похожее на то, что случилось с маленьким мальчиком по имени Дорси Коркорэн?
     Они поморщились, словно я ущипнул их за то место, где нервы подходят к самой коже. Беверли повернулась к Ричи и что-то шепнула ему на ухо. Не могу утверждать, что именно, она шепнула быстро и тихо, но вроде бы я услышал: Это не клоун. Потом Беверли вновь посмотрела на меня.
     - Какое плохое событие? Вроде того, когда отец Дорси...
     - Не важно. Вы не должны этого знать. - Пора приступать к главному. Они могли мне помочь. Не знаю, с чего я так решил, но я был в этом уверен. - Вы знаете детей по фамилии Даннинг? - Я начал загибать пальцы. - Троя, Артура, Гарри и Эллен? Только Артура еще зовут...
     - Тагга, - перебила Беверли. - Конечно, мы его знаем, он ходит в нашу школу. Мы разучиваем линди для школьного конкурса талантов, который проводится накануне Дня благодарения...
     - Мисс Скавлетт, она уверена, сем раньше насинаешь практиковаться, тем лутьсе, - вставил Ричи.
     Беверли Марш его словно и не услышала.
     - Тагга тоже записался на конкурс. Он собирается спеть под фонограмму "Плюх-Плюх" . - Она закатила глаза. Это у нее получалось отлично.
     - Где он живет? Вы знаете?
     Они знали, это точно, но ни один не произнес ни слова. Они собирались молчать, если буду молчать я. Это читалось на их лицах.
     - Допустим, велика вероятность того, что Тагга не сможет выступить на конкурсе талантов, если за ним не приглядеть. Его братья и сестра тоже. Вы можете в такое поверить?
     Они опять переглянулись, будто общались без слов. Времени на это ушло много, наверное, секунд десять. Такие взгляды свойственны влюбленным, но эти междулетки до любви еще не доросли. Впрочем, свойственны они и друзьям. Близким друзьям, которым пришлось что-то пережить вместе.
     - Тагга и его семья живут на Коссат-стрит, - наконец ответил Ричи. Так я, во всяком случае, услышал.
     - Коссат?
     - Да, - кивнула Беверли. - С двумя "с".
     - Понял. - Оставался один вопрос: станут ли они болтать о нашем разговоре на границе Пустоши?
     Беверли смотрела на меня, пристально и тревожно.
     - Мистер Амберсон, я знаю отца Тагги. Он работает в "Супермаркете на Центральной". Милый человек. Всегда улыбается. Он...
     - Этот милый человек больше не живет дома, - вмешался Ричи. - Жена выгнала его.
     Она повернулась к нему, ее глаза широко раскрылись.
     - Тебе сказал Таг?
     - Нет. Бен Хэнском. Таг сказал ему.
     - Он все равно милый человек, - тихим голосом возразила Беверли. - Всегда шутит и все такое, но руки в ход не пускает.
     - Клоуны тоже много шутят, - напомнил я. Они подпрыгнули, словно я вновь ущипнул их за нервный узел. - Но милыми от этого не становятся.
     - Мы в курсе, - прошептала Беверли. Она смотрела на свои руки. Потом вскинула глаза на меня. - Вы знаете о Черепахе? - Последнее слово прозвучало как имя собственное.
     Я уже собрался сказать, что знаю черепашек-ниндзя, но предпочел промолчать. До появления Леонардо, Донателло, Рафаэля и Микеланджело оставалось еще несколько десятилетий. И я лишь покачал головой.
     Она с сомнением посмотрела на Ричи. Он - на меня, потом вновь на нее.
     - Но он хороший. Я практически уверена, что он хороший. Она коснулась моего запястья. Холодными пальцами. - Мистер Даннинг - милый человек. И если он больше не живет дома, это ничего не значит.
     Тут она попала в десятку. Моя жена ушла от меня, но не потому, что я оказался плохим.
     - Это верно. - Я поднялся. - Я еще какое-то время побуду в Дерри, и мне не хотелось бы привлекать к себе внимание. Вы сможете никому об этом не рассказывать? Я понимаю, что прошу о многом, но...
     Они переглянулись... и расхохотались.
     Беверли отсмеялась первой.
     - Мы умеем хранить секреты.
     Я кивнул:
     - Я в этом уверен. Готов спорить, несколько накопилось за это лето.
     Молчание.
     Я ткнул пальцем в сторону Пустоши:
     - Играли там, внизу?
     - Одно время, - ответил Ричи. - Теперь нет. - Он отряхнул джинсы. - Приятно поговорить с вами, мистер Амберсон. Глядите в оба. - Мальчик замялся. - В Дерри надо быть начеку. Сейчас, конечно, стало лучше, но я не думаю, что все будет, вы понимаете, совсем хорошо.
     - Спасибо. Спасибо вам обоим. Может, когда-нибудь у семьи Даннингов тоже появится повод поблагодарить вас, но если все пойдет так, как я рассчитываю, они...
     - ...Ничего не узнают, - закончила за меня Беверли.
     - Именно. - И, вспомнив фразу Фреда Туми, я добавил: - Верно, Эвершарп. Вы двое тоже берегите себя.
     - Обязательно, - ответила Беверли и снова захихикала. - Привет моржу.
     Я отсалютовал, прикоснувшись к полям новой соломенной шляпы, и двинулся прочь. Но внезапно мелькнувшая мысль заставила меня остановиться и повернуться к ним.
     - Этот проигрыватель подходит для тридцати трех оборотов?
     - Для долгоиграющих пластинок? - спросил Ричи. - Нет. Вот наш домашний хай-фай подходит, а у Бевви - так, детская игрушка на батарейках.
     - Думай, что говоришь, Тозиер! - вскинулась Бевви. - Я копила на него деньги! - Она повернулась ко мне. - У него две скорости, семьдесят восемь и сорок пять оборотов. Только я потеряла пластиковую штуковину для установки сорокапяток, поэтому можно крутить только пластинки на семьдесят восемь.
     - Сорок пять тоже подойдет, - кивнул я. - Поставь пластинку снова, но на сорока пяти. - Уменьшать скорость для разучивания шагов в свинге нас с Кристи научили на занятиях танцами.
     - Папаша сбрендил, - прокомментировал Ричи, однако передвинул рычажок и опустил иглу на пластинку. Судя по звуку, оркестранты Гленна Миллера закинулись куаалюдом.
     - Ладно. - Я протянул руки к Беверли. - Ричи, смотри внимательно.
     Она доверчиво взялась за мои руки, глядя на меня снизу вверх широко раскрытыми веселыми глазами. Я задался вопросом, где и кем она будет в 2011 году. Если, конечно, доживет. А при условии, что доживет, будет ли помнить странного мужчину, который задавал странные вопросы и однажды, солнечным сентябрьским днем, станцевал с ней под замедленную версию "В настроении"?
     - Вы уже проделывали все это медленно. Сейчас будет еще медленнее, но вы сможете сохранить ритм. И времени хватит для каждого шага.
     Время. Много времени. Пусти пластинку снова, но на замедленной скорости.
     Я потянул Беверли на себя, за руки, позволил податься назад. Мы оба наклонились, как люди, находящиеся под водой, ударили по воздуху левыми ногами, а оркестр Гленна Миллера играл: Ба-а-а-а... да-а-а-а... да-а-а-а-а... ба-а-а-а-а... да-а-а-а-а... да-а-а-а... ди-и-и... дам-м-м-м-м. На той же замедленной скорости, словно заводная игрушка, пружина которой почти что распрямилась, Бевви крутанулась налево под моими поднятыми руками.
     - Стоп! - воскликнул я, и она замерла, спиной ко мне. Наши руки оставались сцепленными. - Теперь сдави мне правую руку и напомни, что идет следом.
     Она сдавила, потом крутанулась в обратную сторону и двинулась вправо от меня.
     - Класс! Теперь я должна нырнуть под вас, а вы - вытащить меня назад. Потом я переворачиваюсь. Мы это делали на траве, чтобы я не сломала шею, если не получится.
     - Эту часть я оставлю вам. Я слишком старый и переворачивать теперь могу только гамбургеры.
     Ричи вновь вскинул руки со сжатыми кулаками.
     - Круто-круто-круто! Этот странный взрослый выдает еще один классный...
     - Бип-бип, Ричи, - прервал его я. Конечно же, он расхохотался. - Теперь пробуй ты. И разработайте сигналы рук для всех движений, что сложнее двух притопов на местных танцульках. Если и не выиграете конкурс талантов, все равно выглядеть будете хорошо.
     Ричи взял Беверли за руки, и они начали танцевать. Сблизились, отодвинулись, пошли с вращением Беверли налево, потом с вращением направо. Она нырнула ногами вперед между расставленных ног Ричи, ловкая, как рыбка. Потом Ричи вытянул ее назад. Закончила она эффектным переворотом, приземлившись на ноги. Ричи снова взял ее за руки, и они все повторили. Во второй раз вышло лучше.
     - Мы сбились с ритма, когда я вытаскивал тебя, - пожаловался Ричи.
     - Вы не собьетесь, когда пластинка будет крутиться с нормальной скоростью. Поверь мне.
     - Мне нравится, - ответила Беверли. - Словно смотришь на все через увеличительное стекло. - Она поднялась на цыпочки и повернулась на триста шестьдесят градусов. - Я чувствую себя актрисой Лореттой Янг в начале шоу, когда она выходит в развевающемся платье.
     - Меня кличут Артур Мюррей, я из Миз-У-У-У-ри, - прокричал Ричи. Он тоже выглядел крайне довольным.
     - Сейчас я увеличу скорость, - предупредил я. - Помните ваши сигналы. И выдерживайте ритм. Все дело в ритме.
     Оркестр Гленна Миллера играл нежную мелодию, детки танцевали. На траве рядом с ними танцевали их тени. Отодвинулись... сблизились... наклон... пинок... вращение влево... вращение вправо... между ног... обратно и переворот . До совершенства далеко, и с шагами еще следовало разобраться, но смотрелись они неплохо.
     Чего там. Смотрелись они прекрасно. Впервые с тот момента, как я поднялся на вершину холма и увидел Дерри, громоздящийся на западном берегу Кендускига, я ощутил себя счастливым. И чтобы это чувство оставалось со мной подольше, ушел от них, на ходу повторяя древний совет: не оглядывайся, никогда не оглядывайся. Сколько раз люди говорили себе эти слова, после того как на их долю выпало что-то исключительно хорошее (или исключительно плохое)? Полагаю, много. И совету этому обычно не следовали. Люди созданы, чтобы оглядываться. Именно для этого у нас в шее шарнир.
     Я прошел полквартала, потом оглянулся, думая, что они смотрят мне вслед. Они не смотрели. Танцевали. И это было замечательно.

     В паре кварталов по Канзас-стрит находилась заправочная станция "Городская служба": Я зашел в офис, чтобы узнать, как пройти на Коссат-стрит, с двумя "с". Из ремонтной мастерской доносились гудение компрессора и жестяное дребезжание поп-музыки, но офис пустовал. Меня это вполне устроило. Потому что рядом с кассовым аппаратом я увидел кое-что более полезное: металлическую стойку с картами. В верхнем отделении лежала карта города, грязная и одинокая. Первую страницу украшал фотоснимок невероятно уродливой пластмассовой статуи Пола Баньяна. С топором на плече, он, подняв голову, улыбался летнему солнцу. Только Дерри, подумал я, может поклоняться пластмассовой статуе мифического лесоруба.
     За заправочными колонками стоял газетный лоток. Я взял экземпляр "Дейли ньюс", чтобы вложить в него карту. Положил пятак на стопку газет, где уже скопилась кучка мелочи. Не знаю, как с честностью, но с доверчивостью в пятьдесят восьмом все было в порядке.
     Согласно карте, Коссат-стрит находилась в той же части города, что и Канзас-стрит, в каких-то пятнадцати минутах неспешной прогулки от автозаправочной станции. Я шагал под вязами, еще не тронутыми "голландской болезнью", которая практически полностью уничтожит их в семидесятых. Пока они зеленели, как в июле. Дети проезжали мимо меня на велосипедах, играли в камешки на подъездных дорожках. Небольшие группы взрослых собирались на автобусных остановках, местонахождение которых отмечали белые полосы на телеграфных столбах. Дерри занимался своими делами, а я - своими, мужчина в неприметном пиджаке спортивного покроя и новой летней соломенной шляпе, чуть сдвинутой на затылок, мужчина со сложенной газетой в руке. Такой мог искать дворовые или гаражные распродажи. Или хорошие жилые дома, может, общественные здания, продающиеся по дешевке. Такой мужчина не должен был выглядеть посторонним.
     Во всяком случае, я на это надеялся.
     По обеим сторонам обсаженной зелеными изгородями Коссат-стрит выстроились старомодные новоанглийские дома-солонки. На лужайках вращались разбрызгиватели. Мимо меня пробежали два мальчика, перебрасывая друг другу футбольный мяч. Какая-то женщина мыла автомобиль-универсал. Волосы она забрала наверх и завязала платком. С нижней губы свисала неизменная сигарета. Иногда женщина направляла струю на собаку, которая с лаем отскакивала прочь. Коссат-стрит выглядела идеальным местом для натурных съемок какого-нибудь телесериала из жизни маленького городка.
     Две маленькие девочки крутили скакалку, в то время как третья безо всяких усилий подпрыгивала, пропуская ее под ногами, и пела: "Чарли Чаплин во Франции щас! Смотрит, как дамы танцуют у нас! Салют капитану! Салют королю! И всех вас, конечно, я тоже люблю!" Скакалка стукала-стукала-стукала по мостовой. Я почувствовал на себе взгляд. Женщина с платком на голове перестала мыть автомобиль. Замерла со шлангом в одной руке и большой намыленной губкой в другой. Наблюдала, как я подхожу к играющим девочкам. Но я обогнул их по широкой дуге, и женщина вернулась к прерванному занятию.
     А я ведь сильно рисковал, заговорив с этими детишками на Канзас-стрит, подумал я. И сам себе не поверил. Вот если бы я прошел слишком близко от девочек... Да, тут бы меня ждали крупные неприятности. Однако Ричи и Бев были своими в доску, я это понял, как только их увидел, да и они приняли меня за своего. Одного поля ягоды.
     Мы вас знаем? - спросила девчушка. Бевви-Бевви, которая жила на ели.
     Коссат-стрит заканчивалась тупиком, упираясь в большое здание, Вестсайдский оздоровительный центр. Он не работал, а на заросшей сорняками лужайке стояла табличка с надписью "ПРОДАЕТСЯ МУНИЦИПАЛИТЕТОМ". Такой объект, несомненно, представлял интерес для любого уважающего себя охотника за недвижимостью. В двух домах от центра, по правую руку, маленькая девочка с морковными волосами и веснушчатым личиком каталась взад-вперед по асфальтовой подъездной дорожке на велосипеде с двумя маленькими дополнительными колесиками. Она распевала вариации одной фразы: "Бинг-бонг, я услышала гонг, динг-донг, я услышала гонг, ринг-ронг, я услышала гонг..."
     Я направлялся к оздоровительному центру с таким видом, будто больше всего на свете хотел рассмотреть его вблизи, но краем глаза продолжал наблюдать за маленькой Рыжевлаской. Она раскачивалась из стороны в сторону, словно пытаясь понять, как далеко сможет отклониться, прежде чем перевернется. Судя по поцарапанным голеням, в эту игру она играла не в первый раз. Фамилии на почтовом ящике я не увидел. Только номер дома: 379.
     Я подошел к табличке "ПРОДАЕТСЯ" и записал всю информацию на газету. Потом развернулся и зашагал в обратном направлении. Когда проходил мимо дома 379 (по другой стороне улицы, уткнувшись в газету), на крыльцо вышла женщина. И мальчишка. Он жевал что-то завернутое в салфетку. А в свободной руке держал духовушку "Дейзи", которой менее чем через два месяца попытается испугать разбушевавшегося отца.
     - Эллен! - крикнула женщина. - Слезь с него, пока не свалилась! Иди в дом и возьми булочку.
     Эллен Даннинг слезла с велосипеда, бросила его на бок и побежала к дому, во все горло крича:
     - Синг-сонг, я слышала гонг!
     Пряди ее волос, не такого красивого оттенка, как у Беверли Марш, мотались из стороны в сторону.
     Мальчик, который, повзрослев, напишет сочинение, пронявшее меня до слез, последовал за ней. Мальчик, которому предстояло выжить.
     При условии, что мне не удастся все изменить. Но теперь, когда я увидел их, реальных людей, живущих реальной жизнью, получалось, что другого выхода у меня нет.

Продолжение следует...