В Михайлов. Произведения

ВИРУС АТЛАНТИДЫ
Продолжение:




СОН ПЕРВЫЙ:
-Гм… 
От неожиданности я подпрыгнул. Заработали рефлексы. Я еще ничего не успел понять,
а в руках уже был пистолет, и целился я куда надо, в черное пятно, где и был
он. Слова сами слетали с языка: 
-Руки, мать твою, ублюдок! 
-Добрый день, старший следователь, спрячьте вашу пушку, налейте себе стаканчик
и давайте поговорим. 
-Да кто ты такой, мать твою! 
-Я понимаю, старший следователь, что вы не в настроении, что вас вытащили среди
ночи под дождь, что какой-то урод выпотрошил очередную никому не нужную суку,
что вы наступили в лужу, а дома какой-то тип, которого вы даже рассмотреть не
можете… 
-…! 
-Да, я проник в чужую квартиру, и так далее, но так было надо, и если вы мне
позволите, я изложу свое дело. 
-Кто вы, и что вам здесь надо? 
-Кто я?… В данном случае это не имеет значения. Поверьте, я бы ответил, если
бы знал. Я никто и кто угодно. Джон Смит, Ганс Миллер, Иванов Иван Иванович,
Ван Ли, я белый, черный, желтый, красный, высокий, низкий, толстый, тонкий, какой
вам больше нравится? - во время своего монолога он вышел на свет, и менялся вслед
за словами, примеряя обличия, словно шляпы, - ладно, остановимся на Джоне Смите,
белом, среднего роста и без особых примет. Хотите выпить? Я тут специально для
такого случая коньячок прихватил. 
-Пожалуй, да. 
-Да вы переоденьтесь, старший следователь, простудитесь, а нам с вами болеть
некогда. Нас ждут великие дела, - он мне заговорщически подмигнул. 
Я кинул мокрый плащ прямо на пол и стал покорно снимать ботинки и мокрые носки.
У меня не было ни сил, ни желания спорить. Меня выдернули среди ночи под холодный
зимний дождь, который так и норовил прикончить и без того чуть живое настроение.
Убийство. Жуткое ничем не обоснованное убийство. Море крови и изувеченный труп
проститутки. Убийца… Серая мышь, мелкий служащий, добропорядочный до омерзения.
Вырвался от жены по делам службы, ну и решил поразвлечься с девочкой, но так,
чтобы еще на подарки детям хватило. А сам вскрыл ее по всем правилам экстремального
жанра. Тоже мне восставший из ада. Потом позвонил в полицию. Голос был ровный,
спокойный, словно он время спрашивал. Здравствуйте, извините, я тут кого-то убил…
Его так и нашли с телефонной трубкой в руках. Он сидел, забившись в темный угол,
весь в крови и блевотине… Совершенно невменяемое существо. Он, наверно, даже
не понял, что на него надели наручники и отправили в спец заведение для особо
опасных дураков. 
В довершении всего я влез в лужу. Конечно, по сравнению с жестоким убийством…
Хотя с другой стороны, если убийства - это твоя, мать ее, работа, то ноги не
казенные… 
Не знаю, коньяк на меня так подействовал, или включились предохранительные системы,
но я пригрелся на любимом диване, и начал воспринимать своего гостя, как некий
факт. 
-Послушайте, больше всего на свете я люблю спать, так что давайте к делу. 
-Сегодня вы столкнулись с первым из двенадцати ритуальных убийств. Он использует
эти мешки с дерьмом, которые, ничего не соображая, покорно следуют его воле.

-Кто он такой? 
-Он ищет слово, некий ключ, ради этого он убивает. Он не остановится, пока не
найдет слово, и здесь мы бессильны что-либо предпринять. 
-Ты предлагаешь спокойно смотреть, как какой-то, мать его, урод, потрошит людей?

-Для него это не более чем ритуал. 
-Похоже, что ты его хорошо знаешь. 
-За одной партой сидели. 
Мне было не до шуток. 
-Ему нужна женщина-змея. И слово, образуемое двенадцатью, привнесенными в… 
 
СОН ВТОРОЙ:
Сознание возвращалось очень медленно и очень неохотно. Тело хотело покоя, но
жуткий холод... Наверно я отморозил себе все, что можно. С третьей попытки я
дотянулся до крана. Какая же это все-таки пытка, ледяной душ! Тело ныло, как
мяч после турнира. Давно я так не пил. Лет несколько. Твою мать, до чего же холодно.
Я вывалился из ванны и, как мог, двинулся в комнату, где была теплая одежда и
одеяло. 
-Очнулся? - он сидел в моем кресле, листая журнал, - я вас тут решил подождать,
вы не против? 
-Какие мелочи. 
-Я сварил кофе и взял пирожки с картошкой. Сегодня они на редкость удачные. 
-Спасибо. 
Честно говоря, мне было не до пирожков. Я был злой, как скотина. Злой на весь
мир. На себя, на него, на того, третьего, на этих безвольно трясущихся жалких
субъектов, выпитых за один день и превратившихся в развалины, способные разве
что ходить под себя. 
Он сам вызвал полицию, и так же трясся в луже крови. Совсем мальчишка. Лет 16,
как и ей. Они учились в одной школе, дружили, играли в детскую любовь. Им было
хорошо. Ее мать работала в ночную смену, и он, как обычно, пришел коротать с
ней вечер. Все было как всегда. Они ели, смотрели ящик, выпили немного, совсем
чуть-чуть. На него накатило ни с того, ни с сего. Будто кто-то в него вселился.
Он ничего не мог с собой поделать. Этот же кто-то и вызвал полицию. 
Вот тогда я и напился. Чтобы заглушить боль, злость, ненависть, обиду и ощущение
абсолютного бессилия. Еще десять. Твою мать, еще десять! Первым делом, вернувшись
домой, я достал из бара бутылку водки, скучающую там целую вечность, сорвал зубами
пробку и присосался к горлышку, стараясь залить себя спиртом как можно быстрее.
Я пил с горла, закусывая матом, как был в плаще и грязных ботинках, пока не впал
в наркоз. 
-Отлично, старший следователь. У нас тут баб режут, а он развлекается. Что, выпить
захотелось? Какие мы душевные. А что будет, когда он найдет женщину-змею? Об
этом ты подумал? 
-Пошел ты! 
-Это ты иди туда, неженка хренов! Возьми себя в руки, баба! 
-Я достану этого гада! 
-Блюя под себя? 
-…! 
-Уже лучше, старший следователь. 
-Найди мне его. 
-Сейчас это невозможно. Он всегда любил пользоваться чужими руками. Так романтичней.

-О какой, мать твою, романтике ты говоришь? 
-Не горячись, я хочу помочь. 
-Ну так где, твою мать, помощь? 
-Женщина-змея. Ищите женщину. 
-Да кто она? 
-Кто угодно. Поднимите всех. Остальные дела подождут. Мы должны найти ее раньше
него. Да, старший следователь, я думаю, вам надо меня как-то отрекомендовать
коллегам. Нет ничего хуже неудовлетворенного любопытства. 
-Хорошо. Вы… Грегори Томсон. Следователь Томсон. 
-Договорились. Ладно, не буду вам мешать. Сегодня будет очень трудный день, так
что поешьте спокойно. Встретимся через час в вашем кабинете. 
С этими словами он вышел… Черта с два он вышел. Он просто взял и исчез, растворился
в воздухе, испарился. Но меня это почему-то совсем не удивило, как не удивило
и то, что я с такой легкостью отнесся ко всем этим чудесам, достойным комиксов
и бульварной фантастики. Скорее, я бы удивился, если бы он выел через дверь,
как все нормальные люди. 

Запись кончилась. Боб выключил магнитофон.
-Что скажешь, господин старший следователь?
-Откуда это?
-У Карины был дружок. Психиатр. Это его записи.
-Зачем?
-Не знаю. Психиатры народ загадочный, особенно после того, как во что-нибудь
вляпаются.
-Его убили?
-Покончил с собой. 
-Почему-то меня это не удивляет. Не знаю, может ли меня вообще что-нибудь удивить?
Коваль закурил.
-Такое впечатление, - продолжил он, выпуская дым, - что парень читал с листа.
-…?
-Написал текст, отредактировал, а потом уже записал на кассету.
-Разумеется. Заменил милицию на полицию, изменил имена 
-Но зачем? Для чего ему это было делать? 
-А зачем этим ребятам было убивать?
-?..
-Каждый делает то, что должен, господин следователь, и это не толстовский фатализм.
Вы даже не представляете, с кем имеете дело.
-Я не удивлюсь, если этим кем-то окажется... черт знает кто.
-Почти угадал. Твой враг – никто и ничто, некая не персонифицированная субстанция,
порождение цивилизации, общества, социума. Против тебя сам Бог, Дьявол, Человеческий
Архетип, и так далее в одном флаконе. Мы называем его Идолом, и это – наиболее
страшное творение человека. Он соткан из страхов, надежд, ожиданий… Страх был
его отцом. Он рос, развивался, взрослел, набирал силу… И в один далеко не прекрасный
момент он перекроил людей по своему образу и подобию. Индуизм, христианство,
ислам… Думаешь, можно жить в христианском мире и быть свободным от христианства?
Даже если ты закоренелый атеист, первым, что придет тебе в голову при слове Бог,
будет Библия. Он над всеми. Почти. Ему нужны рабская покорность, боль, отчаяние,
кровь. Его любовь – это чушь, розовые очки для плебса. Ему нужна кровь, система,
сплоченные ряды. Любая индивидуальность для него враг, поэтому общество всегда
так рьяно преследовало разум. Кровь и подчинение. В древние времена люди были
честнее. Убивая свои жертвы на алтаре, древний жрец не лицемерил. Ложь появилась
позже, когда прозвучали слова: НЕ УБЕЙ. Они были сказаны задолго до появления
еврейского парня с печальной судьбой. И что изменилось? Стало больше войн, религиозных
погромов. Возникла инквизиция. Ничто так не продвинулось с тех пор, как искусство
убивать. Ему нужна кровь. Всегда нужна кровь.
-Странно… Любой здравомыслящий человек назвал бы это бредом… Но не я.
-Здравомыслие – это вид слепоты. Желание жить, инстинкт самосохранения приоткрыли
тебе глаза.
-Но почему я?
-Ты не принадлежишь ему. Ты не полностью умер, в отличие от большинства представителей
рода человеческого. Такие как ты опасны. Послушай еще.
Он перевернул кассету. 
-Имена и место действия, как ты понимаешь, изменены. 

РАССКАЗ МАЙОРА
Это было одно из тех заданий, которые я терпеть не могу. С самого начала все
было не так. Я только что вернулся на базу. Устал жутко. Меня ждали три дня отпуска,
и я с предвкушением думал, как их проведу. Я уже знал, что буду делать. Карман
приятно грел телефончик сногсшибательной крошки, и я ждал восьми, чтобы позвонить.
В без пятнадцати восемь заявился лейтенант с приказом прибыть в расположение
части немедленно. 
В кресле полковника развалился шпак. Полковник с недовольной миной (для него
поделиться креслом, что поделиться женой) ютится на стуле для посетителей. Твою,
думаю, мать! 
-Знакомьтесь, - говорит полковник, - мистер Янсен. Он будет командовать операцией.

Я вообще не любитель новых людей в команде, а тут неизвестно кто, шпак, да еще
и начальник. Твою мать, думаю! Только этого нам еще не хватало. А он не то, что
форму никогда не видел, физкультурой в последний раз занимался, наверно, еще
в школе. 
Шпак смотрит мне в глаза и говорит: 
-Я понимаю, майор, ваше ко мне отношение, но, честно говоря, мне на него плевать.
До прибытия на место группой командуете вы, меня представляете, как научного
консультанта, но с момента прибытия на место, будете выполнять все мои приказы,
какими бы идиотскими они ни казались. 
-Спасибо хоть на этом. 
-Майор, вы не первая такая группа. От ваших предшественников нет ничего. Они
даже не пикнули ни разу, так что делайте выводы здесь. 
-Конечно, куда нам…, - хотел я сказать, но, глядя на полковника, понял, что этого
делать не стоит. 
Намучались мы с ним, как я и предполагал. Он всю дорогу блевал. С вертолета прыгал,
как баба беременная. Не успели высадиться, он уже натер себе ноги. Шуму от него
было, как от стада мамонтов, так что о нашем появлении знали все, даже глухие.
С горем пополам добрались до места. 
-Привал, господа, - вмешался штатский, - мы на месте и теперь командую я. 
Все посмотрели на меня. 
-Приказ полковника. 
-Твою мать! 
-И так, господа. Завтра мы войдем в деревню. Путь нас ждет долгий, так что давайте
спать. Позаботьтесь об охране, майор. 
Мы разбили лагерь на холме, у подножия которого, метрах в ста от нас находилась
деревня. Светало, и деревня была как на ладони. Штатский ждал, когда совсем рассветет.
Деревня как деревня. Лачуги, хлам. Только совсем пустая. Ни одной живой души.
Ни людей, ни животных, даже птиц не было. Причем все они исчезли в одночасье,
мгновенно, так и не поняв, наверно, что произошло. Кто-то пил пиво на крыльце
своей лачуги, и бутылка, получив неожиданную свободу, упала на землю, истекая
пивом. Повидавший виды пикап, оставшись без водителя, врезался в дерево. Кто-то
нес продукты, и сумка упала на землю. 
Чужая территория начиналась у ближайшего дома. На первый взгляд все было таким
же, как и везде, но проснувшийся в нас первобытный животный страх, вопил, что
это граница, и что дальше, там, начинается ЕГО территория, и ОНО ждет, притаилось
в засаде, и теперь рассматривает нас своими глазами вечной тьмы. Мы чувствовали
ЕГО взгляд. Он был вещественным, липким, склизким и холодным, и он обшаривал
нас с ног до головы, вызывая чувство отвращения. Удовлетворив любопытство, ОНО
перешло в атаку. Меня накрыла волна панического ужаса, который парализовывал,
отнимал волю, гадливо раздавливал, как брезгливая домохозяйка давит не в меру
наглых тараканов. Я задыхался, мои штаны были мокрые, и от меня воняло. Другие
были не лучше. Сержанта Хагена тошнило прямо на себя, и он весь выпачкался блевотиной,
но он не замечал этого, он продолжал блевать, даже не пытаясь нагнуться, и блевотина
текла по груди… 
-Становись! - приказал штатский, и мы замерли по стойке смирно, серо-белые, с
выпученными глазами и в мокрых штанах, уничтоженные этой волной животной паники.
На него это не действовало. Он был такой же спокойный и расслабленный, как и
в кресле полковника. 
-Отлично. Если и дальше будете себя так вести, может быть, вернетесь назад. Дальше
мы пойдем без оружия, - говорил он таким тоном, будто рассказывал о погоде на
Темзе где-то на загородном пикнике или о вечеринке с девочками. 
Для него это и была загородная прогулка, развлечение на уик-энд, забава. Плевать
он хотел на всех НИХ. Его уверенность начала передаваться и нам. Я уже мог дышать,
видеть, чувствовать, соображать, повиноваться. Какого черта! Я военный, мое дело
выполнять приказы, все правильно, здесь командует он, мое дело вонять штанами
и повиноваться, вонять и повиноваться… 
-Что, мать твою? 
-Сержант! 
-Господа. Мы далеко не первая группа. Ваши предшественники исчезли, не успев
и воздух испортить, а они были лучшими во всей армии. Так что оставьте ваши пукалки
здесь. Там их никто не боится. А перестрелять друг друга - это дело пяти минут.
Лично я не хочу умирать из-за какого-нибудь засранца с плохими нервами. 
-Да кто ты такой, мать твою? 
-Сержант Хаген! 
-Тихо, - сказал он мне, и я словно окаменел, а он нехотя, лениво, подчеркнуто
небрежно разделывал зарвавшегося от страха сержанта. 
-Застрелись, - бросил он, даже не глядя на того. 
Рука сержанта, полезла в кобуру, достала пистолет, сняла его с предохранителя…
Утихший несколько секунд назад ужас с новой силой навалился на сержанта. Ствол
медленно приближался к виску, и Хаген ничего не мог с собой сделать, совершенно
ничего. И тут он заголосил, как баба на похоронах, верезжа что-то нечленораздельное,
топая на месте ногами и мотыляя свободной рукой. Он был уничтожен. Гражданский
щелкнул пальцами, и рука послушно застыла. 
-Вы ничего не хотите сказать? 
Хаген промямлил какие-то извинения.
-Уже лучше. Как ты должен стоять? 
-Сержант щелкнул каблуками и вытянулся по стойке смирно. 
-Убери пистолет. 
-Слушаюсь, сэр! 
-Еще есть желающие? Нет? Отлично. Отомрите, майор. Всем вольно. Итак, господа,
за этой границей находится то, чего вы себе даже представить не можете. Человеческое
сознание очень трудно справляется с подобными вещами, да вы и сами уже это поняли.
Что бы там ни происходило, слушать только меня. Никакой отсебятины. Вперед. 
Не успел я переступить невидимую черту, как земля из-под ног исчезла, и я оказался
в густой, клейкой массе. Первым моим побуждением было зажмуриться, зажать нос
и рот руками, но я вдруг понял, что это воздух. Смешалось все: день, ночь, пространство,
время, звуки, цвета, запахи, ощущения тела. Я двигался сразу во всех направлениях,
и продолжал оставаться на месте. Кто-то кричал, и крик больно бил по глазам.
Я не понимал, жив я или мертв. Потом появилось ЭТО. Краем сознания я понимал,
что кто-то вел беспорядочный огонь, и каждый выстрел отдавался острой болью во
всем теле. Потом меня с силой вышвырнуло за круг, и я потерял сознание... 
Я лежал на спине и смотрел в бездонную синеву небес. Пахло гарью. Это ветер доносил
дым еще коптящего вертолета. А еще пахло лесом и травой, и этот запах бил в голову
и делал меня совершенно пьяным. Я уже знал, что из всей команды выжил только
я, и что это было настоящим чудом. Наш вертолет отказал весь разом, и камнем
рухнул на землю. Говорят, что при крушении самолета намного больше шансов выжить.

Любая попытка пошевелиться приносила приступ острой боли, но лежать спокойно
было вполне сносно. Я полностью расслабился и смотрел в эту бездонную синеву,
а в голове крутилась мысль, что я это уже где-то видел или читал, и что тот парень
умер, или нет… До боли знакомый сюжет… 
Вокруг меня царила жизнь. Затихшие после нашего внезапного вторжения обитатели,
вновь почувствовали себя в безопасности, и вернулись к своим делам. Трещали кузнечики,
пели птицы. Деловито сновали букашки. Кто-то кого-то ел, кто-то куда-то спешил.

Я лежал, смотрел в небо, слушал всю эту трескотню, и меня наполняла жизнь. Я
был живой в первый раз в жизни. Я лежал и пялился в небо, не зная, где я, не
зная, что со мной и насколько серьезно я ранен, и сколько мне еще предстояло
так лежать. Я расслабился, перестал о чем-либо думать, чего-либо ждать. Я был
спокойным и беспечным, безразличным ко всему и одновременно очень внимательным.

Не знаю, сколько я так пролежал. Периодически я терял сознание или забывался
коротким сном. Время остановилось. Я был никем. Первый раз в жизни я был никем,
и эта никемность пьянила меня необыкновенным чувством свободы. Я был свободен
от себя, от нескольких миллиардов сограждан, от предыдущих воплощений и миллионолетней
истории. Исчезли воспитание, культура, долг, необходимость, вчера, сегодня, завтра.
Было небо, пение птиц, тепло земли, запах жизни и кузнечик, который запрыгнул
мне на грудь и смотрел на меня, шевеля усами. Я был в раю. 
Спасение стало моим кошмаром. Из вертолета выскочили несколько человек и подбежали
ко мне. Они о чем-то спрашивали, что-то говорили, но я не слышал их, не хотел
слышать. Я смотрел на их мертвые, нечеловеческие лица, на грубые, автоматические
движения несовершенных механизмов, и мне становилось жутко. Все, что мне было
нужно, это чтобы они заглушили двигатель, и оставили меня здесь, среди буйства
красок и жизни. Они деловито сновали вокруг меня, ощупывали, перевязывали, что-то
кололи. Это были демоны, готовые утащить меня в свой каменный ад, из которого
я почти уже вырвался в жизнь. Но мир смерти не хотел меня отпускать… 

-Как он умер, - спросил старший следователь, закуривая сигарету.
-Майор?
Коваль кивнул.
-Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
-Я думал, ты знаешь все, - наигранно разочарованно сказал старший следователь.
-Я что похож на недалекого 16 летнего идеалиста?
Они выехали из города.
-Куда мы едем?
-В катакомбы. Там тебя ни один черт не найдет.
-А я сам себя найду?
-Острый приступ мистического буддизма?
-Знаешь, совсем не одно и тоже заниматься расследованием и быть в гуще событий,
да еще и с такими натюрмортами, - Коваль поморщился, - не думал, честно говоря,
что опять начну реагировать на трупы. 
-Ты слишком лично воспринимаешь смерть. Особенно собственную. Это мешает тебе
увидеть определенный эстетизм послания.
-Послания я предпочитаю получать по почте.
-По почте такое не пришлешь.
-И слава богу.
-А ты представь. Парень спускает курок. Бах! Голова всмятку. Если верить теологам,
душа срочно, даже без чемоданов, отлетает на небо. И то, что раньше было тупой,
никому не нужной девицей… - он развел руками, - А вот теперь напряги воображение.
Каждый кусок ее тела, каждая капля крови на стене стали для кого-то целым автономным
миром. Фактически, она превратилась во вселенную. Тоже, кстати, большой взрыв.
Каин мочит Авеля. И так всегда. Разве что первый Каин появился уже после или
в результате смерти первого Авеля. Большой взрыв. Бах! Мозги Авеля, кровь, кусочки
черепа разлетаются во все стороны. По крайней мере, астрономы видят этот так.
По другой версии смерть хаоса послужила началом космоса. В любом случае, наша
вселенная – остывающий труп, узурпировавший роль создателя. Беда лишь в том,
что труп не совсем умер. То там, то здесь обнаруживаются осколки живого сознания,
которые если собрать воедино…
-И все же… Прости за нескромный вопрос, - перебил его Коваль, - Я здесь причем?
-Тебе не повезло родиться живым… Или повезло. Решай сам. 
-Реши себя сам… тьфу!
-Не волнуйся, порешить тебя найдется масса желающих. К счастью, они слишком глобальны,
чтобы быть достаточно мобильными. Трудно на танке гоняться за муравьем. А мы
ведь… 
-Мы даже не муравьи.
-Ты как, способен осилить еще одну запись? – спросил Боб меняя кассету.

-Вставайте, док. Кто рано встает, тому бог дает. 
-Кто вы, мать вашу, такие, и что вы здесь делаете? 
-Служба национальной безопасности, - у меня перед носом появилось раскрытое удостоверение.

-Который час? 
-Уже семь. Вставайте. 
-Зачем? 
-Да вы не волнуйтесь так, док. Мы хотим, чтобы вы взглянули на одного парня.

-Но я… 
-Знаю, док, знаю. Вы молодой начинающий психотерапевт. У вас небогатый опыт и
вы терпеть не можете типов вроде меня. Вы это хотели сказать? Это не секрет.
Ваш опыт нас не интересует, а типов вроде меня никто не любит, так что тут вы
не одиноки. 
-Да, но… 
-Не утруждайте себя. Мы знаем все, что вы хотите сказать, так что для экономии
времени давайте считать этот диалог уже сыгранным, и перейдем к делу. Собирайтесь.

И почему как какое-нибудь дерьмо, так обязательно я! Что им, своих спецов мало?
Появление в такую рань типа вроде него с удостоверением уже само по себе ничего
хорошего не предвещает, а когда дело доходит до "собирайтесь", "пройдемте", "у
нас к вам пара вопросов"… Не спорю, кто-то всю жизнь мечтает оказаться среди
сильных волевых мужчин в одинаковых шмотках, об автомате в мужественных руках,
и бесконечных направо налево. Меня же от этого тошнит, а когда меня будят, вломившиеся
без стука лбы из национальной безопасности и предлагают совершить прогулку в
их обществе, я начинаю откровенно бояться. 
Моих гостей было двое. Один стоял возле двери. Гора мышц и лобовая броня. Второй
совсем не был похож на военного с минимумом рефлексов и двумя извилинами, разделяющими
погоны. Скорее парень из фильма. Некто в гражданском: "Теперь командую я". О
возможном развитии сюжета мне совсем не хотелось думать. 
-Ваш клиент - один из лучших наших людей, - рассказывал по дороге "гражданский",
- несколько дней назад он не вышел на службу, и вообще никак не дал о себе знать.
Мы, естественно, забеспокоились: такое поведение одного из лучших боевых офицеров
вещь более чем серьезная. Мы направили людей к нему домой. Он заперся у себя
в комнате, нес что-то о нелюдях, стрелял. Сейчас он находится в психиатрическом
отделении госпиталя. Агрессивен. В контакт не вступает. Проломил санитару череп.

-А что вы от меня хотите? 
-Мы хотим, чтобы он заговорил. 
-Но я не специалист в этой области. Не знаю даже, с чего начать. 
-Это не важно. У вас честное открытое лицо. Вам он должен поверить. 
-А если нет? 
-Получите деньги и вернетесь к своим гражданским психам. 
-Привет, майор, как дела? Пиво будешь? Вообще-то тебе нельзя, но я сказал, что
это для дела. 
Он лежал, тупо уставившись в потолок, и даже не взглянул в мою сторону. 
Сколько я его уже обхаживаю? Месяц, два, три? Он даже не пытался на меня реагировать.
Лежал, глядя в потолок, запеленованый, что египетская мумия. Через месяц я сдался.
Заявился с книгой. Устроился по удобней и прочитал весь сеанс. Я ходил на работу,
как в читальный зал библиотеки. Я занимался своими делами, а он лежал, глядя
в потолок, не обращая на меня никакого внимания. Мы не мешали друг другу. Иногда
я с ним разговаривал, но это были обращения к оппоненту в разговоре с самим собой.
Обычно так разговаривают с котом, собакой, рыбками. Я тянул время. Зарплата мне
шла хорошая, и я хотел выжать из этой работы все, что можно. Итак, я читал, пил
пиво, ел бутерброды. Я вел себя так, будто его здесь вообще не было, будто это
был мой кабинет, а не больничная палата. 
-Почитай вслух, раз сидишь. 
-Что? - его слова были, как удар током. 
-Вслух почитай, все равно тут сидишь. И дай пива, раз уж у меня угощаешься. 
-Может, для начала познакомимся? 
-Кто я такой, ты уже знаешь. 
-Не совсем. 
-Майор армии ххх Генри Кромптон. 
-А я психолог, меня зовут… 
-Ты хочешь сказать, что ко мне приставили штатского? 
-Не знаю, как приставили, но военным я ни когда не был. 
-Где я? 
-В ххх военном госпитале. 
-А ты что здесь делаешь? 
-Кто бы мне сказал. 
-Подойди по ближе. 
После истории с проломанным черепом восторга его предложение у меня не вызвало.

-Подойди, не бойся. Ты же видишь, как меня тут скрутили. 
-Ты их видел? - прошептал он, когда я склонился над ним. 
-Кого? - переспросил я тоже шепотом. 
-Нелюдей. 
-А кто это? 
-Ты их не видишь? 
-Я нет, но может быть, ты мне о них расскажешь? 
-Пока я тут вылеживаюсь, они свое дело делают. Я чувствую, как они набирают силы,
заплетая паутиной Землю. 
-Нелюди? 
-Кого из нас тут за дурака держат, тебя или меня? 
-Но кроме тебя, их никто не видел. 
-Кроме меня оттуда никто не вернулся. 
-Откуда? 
-Не знаю. 
-Может, все-таки, расскажешь, какие они? 
-Медсестру видел? 
-Какую из них? 
-Ну, эту… камбалу с длинным носом. 
-Она сегодня дежурит. 
И словно в подтверждении моих слов, дверь распахнулась, и бесцеремонно ввалилась
медсестра со шприцем в руке. 
-Пора делать укольчик. 
-Не дай им меня достать. 
-Что вы ему колете? 
-Что надо, то и колем, - она совсем не была любезна. 
-Как вы со мной разговариваете? 
-Что вам не нравится? 
-Врываетесь посреди сеанса, хамите. 
-Это вы тут от нечего делать книжки читаете, а мне работать надо. 
-Не ваше дело, что я и где читаю, а вот что вы ему колете, я хотел бы знать.

-Мэри, что-то не так? - на пороге возникли два горилоподобных санитара. 
-Поразвели тут умников. 
-Это этот что ли? - говорящая обезьяна ткнула в меня пальцем с грязным длинным
ногтем. 
-А то кто еще. 
-Слышь, друг, ты сам пойдешь погулять или тебе помочь? 
-Помоги, если хочешь давать потом показания. 
Возникла пауза. Сдаваться они не хотели, а вышвырнуть меня из палаты не решались.

-Я доложу об этом врачу! - бросила перчатку Камбала. 
-А я полковнику Спенсу! - парировал я. 
Она круто развернулась и гордо удалилась в сопровождении звероподобной свиты.

-Спасибо, док. 
-Завтра будет мне спасибо. 
-Завтра… - он тяжело вздохнул, - завтра уже не будет. 
-Почему ты так думаешь? 
-Они не дадут нам больше встретиться. 
-Но полковник Спенс… 
-Забудь о нем. Он или один из них, или уже никто. 
-Тогда расскажи все сейчас. 
-Я бы пивка сначала выпил. 
Вот собственно и все. Полковник прислал за мной машину. Сейчас мне кажется, что
он и сам не знал, зачем я ему понадобился. Он долго молчал, задавал кучу глупых
вопросов. Затем поздравил меня с успехом. Тут же лично выдал мне деньги. Гораздо
больше, чем я ожидал. 
-Вы хорошо поработали, док. Особенно этот ваш трюк с книгой… Вы блестяще справились
с заданием. 
-Но ведь я только начал… 
-Именно это от вас и требовалось. 
-Полковник, первый контакт это еще не успех. С ним надо работать и работать.

-Теперь им займутся другие люди в другом месте. Еще раз поздравляю. Сержант!

Времени у меня было больше чем денег, и я решил зайти в небольшой бар рядом с
домом. Бар открывался позже, но бармен был моим хорошим знакомым. 
-Привет док. Как дела? 
-Засуха. 
-Пива или покрепче? 
-Давай покрепче, если это не камень. 
-Коньяк? 
-Отлично. Оставь бутылку. 
-Бармен ушел по своим делам, а я остался наедине с коньяком и мыслями о майоре.

Майор оказался прав. Меня выставили за дверь вопреки любому здравому смыслу,
хотя какой может быть смысл у военных? С другой стороны, они могли бы меня просто
не выпустить. Кто я такой? Обо мне никто бы и не вспомнил. Никто бы и не искал.
Стоп. Так и до паранойи один шаг. С чего вдруг я так разнюнился. Ну, перевели
его куда-то. Ну, знал он об этом. Ну и что? Это еще не говорит, что он прав во
всем. Одно дело следующий шаг системы. Другое весь этот бред о нелюдях. И потом,
мое какое дело? Я не Христос, чтобы страдать ради людей. Остальные - это всего
лишь человечество… 
Чем больше я о нем думал, тем больше склонялся к мысли, что он не такой уж и
псих, даже более того. Это я последний идиот. Попал, как червяк на рыбалку. Они
и взяли меня потому, что им нужен был желторотый идиотик, который так никогда
и не поймет, в чем дело, а если и поймет, то обгадит штанишки и будет сидеть
тихо-тихо. Чистое открытое лицо. Как трогательно! А ему нужен был хоть кто-то
со стороны, чтобы вытащить на свет эту страшную тайну… 
Странно, но я не пьянел, вернее, пьянел, но совсем не так, как мне хотелось.
Я впадал в состояние, которое обычно планокуры называют Осипом. Сознание перешло
в дежурный режим работы, и я нехотя наблюдал, как кто-то (не я) заедает очередную
порцию коньяка лимоном. Совершенно механически я вытащил из кармана клочок бумаги,
который дал мне при рукопожатии майор. Кое-как мне удалось рассмотреть имя и
несколько цифр. Наверно, я подозвал бармена, потому что буквально через мгновение
он вынырнул из мрака, который заполнял уже все вокруг. 
-Еще чего-нибудь? 
-Телефон, если можно. И… ничего, если я расплачусь завтра? 
-Звони. 
-Алло! - ответил приятный женский голос. 
-Алло, здравствуйте, мне нужна Карина…
-Слушаю.
-Вы меня не знаете… Мне дал ваш номер майор Кромптон. 
-Да, я слушаю. 
-Дело в том... Я сейчас пьян, поэтому, наверно, и говорю… Майор, у него неприятности…
Сейчас я вряд ли смогу вам толком объяснить, а завтра, возможно, уже передумаю…
Так что если вам интересна судьба майора… Позвоните мне утром… 
Она позвонила. Я долго не хотел, не мог выйти из состояния небытия, потом долго
зачем-то искал очки, потом… Она терпеливо ждала, а телефон разрывался на части,
и каждый его звонок отдавался болью в теле, как будто это кричала сама моя плоть.

-Алло, здравствуйте. Я - Карина. Вы мне вчера звонили… 
Я поморщился и отодвинул трубку подальше от уха. 
-Это по поводу майора Кромптона. Вы помните? 
-Да, я все помню. 
-С ним что-то случилось? 
-Вы знаете, я не хочу говорить по телефону. 
-Вы можете приехать? 
-Часа через два. Мне надо прийти в себя. 
-Понимаю. Судя по голосу, вчера вы… Через два часа? Я буду ждать. 
Карина. Лет двадцать. Небольшого роста, огненно рыжая, с живыми властными глазами
на красивом лице, прекрасной фигурой и длинными, идеальными ногами. Она пригласила
меня в просторный зал с высокими потолками, обставленный дорогой, старинной мебелью.

-Квартира раньше была дедушкиной, а потом я не захотела ничего менять. Чай, кофе?

-Чай, если можно. 
Чай был прекрасным. Свежий, хорошо заваренный крепкий чай. Давно я такой не пил.

-Сахар, молоко, лимон? 
-Нет, спасибо. Не хочу портить вкус чая. 
Она играла со мной в вежливость, сгорая от любопытства. 
Они учились вместе в школе. Дружили. Что-то там между ними было, но не долго,
и, как она говорит, ничего серьезного. Все это закончилось само собой, вместе
с окончанием школы. Они разъехались. Первое время еще перезванивались, но вскоре
и это заглохло само собой. Она уже и забыть успела, что был когда-то такой Кромптон.
Недавно он появился. Свалился, как снег на голову, ни звонка тебе, ни привета.
Она спать собиралась. Он был возбужден, вел себя странно. Раз несколько переспросил,
все ли у нее в порядке, и есть ли кто еще дома. Нес какую-то чушь, а сам рассматривал
ее с ног до головы. Учинил обыск, даже под кровать залез. Она уже триста раз
пожалела, что открыла дверь. Потом без всякого перехода, совершенно нормально
попросил ее подержать у себя несколько писем, сказал, что больше идти ему не
к кому, что скоро за ними придет, или пришлет кого-то от его имени, извинился
за свое вторжение и убежал. 
-Я не знала, что и думать, а тут ваш звонок… 
-Скажите, а эти письма все еще у вас? 
-Все в целости и сохранности. 
-Я думаю, в силу обстоятельств нам следует их прочесть. Не зря же он дал ваш
адрес. 
-Ты часто летаешь во сне? 
-В детстве когда-то летал, а сейчас уже и забыл, как это делается. 
-А я почти каждую ночь. Иногда мне кажется, что я смогла бы вот так и наяву,
настолько во сне это просто. Во сне очень многое просто. Во сне я другая, сильная
и могущественная. А недавно снилось, будто я правая рука дьявола. Я летела по
небу за душой какого-то там купца и могла абсолютно все. Всемогущество… Абсолютное
всемогущество… Знаешь, какой это кайф? В жизни так не бывает. В жизни многого
не бывает. 
-А мне многосерийные сны снятся. 
-Это как? 
-Снится сон, а через несколько дней продолжение. 
-И что тебе снится? 
-Детектив. Будто я расследую серию ритуальных убийств с каким-то типом, который
все знает, и умеет менять обличие. Мы ловим такого же, только злого, а он ищет
женщину-змею, чтобы заделать ей ребенка. В общем, мистический детектив. 
-Не мудрено. 
-Почему? 
-Да ты и сам весь мистический, только на детектива ты не тянешь. 
Все случилось само собой без какого-либо участия с нашей стороны. Однажды утром
я проснулся с чувством необходимости видеть ее, быть рядом. Я превратился в наркомана,
живущего от дозы к дозе, только моей дозой стала она. Я полностью зависел от
этой женщины, которую знал всего несколько дней. Перед ней я был беззащитен.
Я любил ее, обожал, поклонялся. Она стала моим богом, моим культом, моим смыслом
жизни. Мне легче было обойтись без воды, еды и воздуха. 
С ней происходило…