-Господин Дюльсендорф?
-Вы?!
-Не ожидали?
-Но как?
-Вы что, действительно думали, что кроме вас, я имею в виду вашу компанию, никто не сможет сюда проникнуть?
-Но как? Мы же закрыли ворота.
-Кому, как не вам, господин Дюльсендорф, знать, что любой забор - это не более чем рамка для множества лазеек. Я могу войти?
-Не думал, что вам потребуется приглашение.
-Вы слишком плохо обо мне думаете. Вы всегда плохо обо мне думаете, что, кстати, не делает вас умней.
-А вы считаете…
-О, нет, господин Дюльсендорф, я совершенно не требую от вас таких банальностей, как любовь и уважение. Мне это не нужно. А вот то, что мне действительно бывает нужно, я научился брать. Надеюсь, вы не забыли?
-По-вашему это возможно забыть?
-В таком случае вы должны к тому же помнить, что я редко бываю невежлив, а если точнее, то только в тех случаях, когда меня не хотят понимать. Есть люди, которые могут понять только грубую силу, и это уже не моя вина, как любят говорить в американском кино.
-Что вам угодно на этот раз?
-Для начала чашечку кофе. У вас, знаете ли, холодно.
-Да, климат здесь значительно хуже.
-Тогда почему бы вам не перебраться в более удобоваримое место, где солнце поярче, да и воздух почище.
-Мне нравится здесь. Подобные места отпугивают молодчиков типа вашего Клауса.
-Вы хотели сказать, типа меня.
-Вас ничто не может отпугнуть. Доказательством тому служит то, что вы здесь. Ваш кофе.
-Спасибо, Дюльсендорф.
-И так, что вам угодно на этот раз.
-Вы прекрасно знаете, что мне угодно.
-А вы прекрасно знаете, что ее здесь нет.
-Будет.
-Она?!
-Возможно, даже она. И очень даже скоро.
-Вы уверены?
-Я более чем уверен. Я знаю это наверняка.
-Но зачем?
-Вам этого лучше не знать, мой друг.
-Давайте только без этого.
-Вас оскорбляет подобное обращение?
-По сравнению с тем, что вы мне устроили, оскорбления - это ничто.
-Только не надо строить из себя жертву это ведь не я тогда, а вы… Помните?
-Давайте не будем.
-Давайте не будем. Кофе, кстати, у вас замечательный. Так вот, господин Дюльсендорф…
-Они уже встретились?
-Еще нет, Дюльсендорф, не так сразу, но они встретятся, можете мне поверить.
-Это невозможно.
-А то, что я сейчас здесь, возможно?
-Да. Вы правы.
-Так вот, Дюльсендорф, они встретятся.
-Что вы хотите?
-Я просто хочу, чтобы вы были в курсе.
-И все?
-И все. Пока. Ладно. Руки я вам не подаю, насколько я понимаю, это у нас взаимно.
Прощайте.
-Нет-нет, господин Дюсельдорф, до свидания, и я надеюсь, до скорого свидания.
ГЛАВА 4. МАГА
Лариска. Ее появление было столь же закономерным (если конечно можно говорить о закономерности в подобных вещах) как доказательство школьной теоремы или результат классически разыгранного гамбита, не говоря уже о законах жанра, который настойчиво требовал появления…
Мы расходились с тобой, как солнечные лучи, как непараллельные прямые, или лучи угла. Наша точка пересечения, о как давно это было, наш незначительный угол расхождения какое-то время еще создавал иллюзию параллельности, но чем дальше…
Ты все больше уходила в так называемую приличную жизнь, жизнь, как у всех, тогда как для меня это было хуже смерти. Социальная тюрьма, конечно, не столь страшное явление, как тюрьма государственная или армия, или… Никто тебя не пытается бить, насиловать в задний проход, никто не изобретает изощренные дембельские шутки, но довлеющая паутина ТАК ПРИНЯТО, ницшеанский дракон ТЫ ДОЛЖЕН, тонкая форма рабства с лоботомией в виде традиций и приличий. Кастрированный серый мирок, в который ко всему прочему вторгся твой Бог, оттеснив меня на задний план.
Религия затягивала тебя с фатальностью трясины, с обреченностью большого наркоманического синдрома, запечатывая глаза и уши, лишая разума, воли и понимания. Ты могла воспринимать реальность только через призму религиозной дозы, через паутину писания, теряя последнюю критичность и способность мыслить. Первостепенными стали давно уже вымершие слова твоего древнего бога, и зажатый в корсет благообличия образ еврейского парня, которому, кстати, ничто человеческое было не чуждо.
-Ты ее не знаешь, - рассказывала Лариска, - У них семейка… Одна бабушка чего стоит. Из монастырей не вылезает. Когда пост, она не моется. Вот сорок дней пост, так она все сорок дней ни белье не меняет, ни зубы не чистит. Представляешь, как от нее прет? И после поста она приезжает за ними, чтобы вместе значит святым местам поклониться. Галка…
-Кто?
-Галка. Я о ней тебе целый час рассказываю, чем ты слушаешь?
-Пожалуй, не час, а минут десять.
-Не интересно?
-Еще как интересно. Где ты таких уродов берешь?
-Она классная баба, это муж со своей семейкой.
-А она, значит, под дулом автомата замуж за него шла.
Лариска с мужеством героев гражданской войны в киноэпосе советских времен грудью бросается на амбразуры моей иронии, защищая честь и достоинство подруги. Обожаю, когда она такая отважная, о чем ей тут же и сообщаю. После некоторых необходимых в таких ситуациях дипломатических формальностей нам удается заключить мир, и мы возвращаемся к Ларискиной истории.
-Приедет, а потом месяц квартира воняет. Первый раз она (Галка) вытерпела, а потом засунула бабку в ванную. Та орала, упиралась, кричала, что это грех большой. Всю ванную забила.
-У нас котик так себя ведет во время купания. Орет, вырывается, будто с ним неизвестно, что делают.
-Молилась она потом всю ночь, замаливала, значит, свое купание. Когда же утром увидела Галку с сигаретой!, забыла, какой рукой креститься надо. Хотела на нее с какой-то дрянью кинуться. Галка говорит: //Не дай бог, дернешься, я тебя так пере…бу, что ты у меня х…й встанешь!// на полном серьезе говорит. Бабка совсем опешила, только и могла, что открывать и закрывать рот. Но Галку больше не трогала. Муж у нее, конечно, чмо. Не такой, как бабка, но тоже с подвывихом мозга. Представляешь, он в пост и праздники ее не трогает.
-Совсем?
-Совсем.
-Тогда у него должен быть зам.
-Зама нет, но временных работников хватает.
-Да, сейчас дефицита в рабочей силе нет. И как он относится к тому, что он не один? Или он не догадывается?
-Ему трудно не догадываться. Прошлым летом, когда вся семейка отправилась молиться к какому-то старцу, Галка укатила на море, причем не одна.
-А что муженек?
-Молился за нее. Они считают, что она ниспослана им в качестве испытания.
-Да, жить с христианами все равно, что жить с алкоголиками и наркоманами. Но если в первом случае на защиту жертвы становится все общество в целом, и можно вопия… В общем, к чему-то там вопия, упиваться ролью жертвы, то подобный способ лишения себя разума приветствуется во всех инстанциях. Заметь, их даже не лечат.
Мы грелись на солнышке на безлюдном участке песка, окруженном с трех сторон лесом, с четвертой же путь воображаемым супостатам преграждала река. Деревня в 15-ти минутах от города. Музей-заповедник со своими заповедными алкоголиками, разграбленными музеями и действующим монастырем. Здесь не бывало практически никого. Туристы целлюлитной грудой громоздились на так называемом пляже, местные сюда тоже не заходили - далеко от пивных точек. Да к тому же надо было немного пройти по колено в грязи. Но игра стоила свеч.
Лариска, это дитя урбанизации, отправилась бороздить неизвестность в босоножках на высоких каблуках, но держала себя молодцом и даже не хныкала. Вскоре, правда, она вспомнила о пользе ходьбы босиком. Босоножки оказались у меня в руках. Лариска умилялась всему, как маленькая, гонялась за ящерицами, визжала при виде ужа, и махала руками, глядя на цаплю. Когда же мы подошли к участку дороги, требующему решительных действий, Лариска мужественно ринулась вперед.
-Надо было пивасика взять.
-Ну, так нельзя. Совсем взрослая девочка, а ведешь себя… Ай-яй-яй, Мага.
-Почему ты все время пытаешься назвать меня Магой.
-Книжка есть такая.
-Ты уже говорил, но почему Мага?
-Не знаю, это слово на вкус похоже на тебя. И потом, я не академик, чтобы все объяснять. Я люблю интуицию.
-Дурицию. Ляпаешь, вечно, первое, что приходит в голову.
-Вот это и есть интуиция. Причем заметь, не искаженная влиянием сознания.
-А пиво - это тоже интуиция?
-Я на пляже не пью. По жаре вообще пить… Не эллинское это дело. Приход тяжелый - Осип с Кондратием, а это, согласись не лучшая компания. К тому же головная боль, лопающиеся сосуды. В воде же это, вообще, недопустимо. Ты можешь быть по колено, когда что-то там в голове хрустнет, и все. Рефлекторный вдох под водой, и вот уже кто-то из близких родственников носится с воплями по пляжу, распугивая особо впечатлительных женщин и детей, которым заслуженный, прошу заметить, кусок воскресного шашлыка в рот не лезет. А это уже непростительный эгоизм. Дети к тому же ревут в три ручья, многие начнут заикаться и писаться, а некто может стать маньяком, такое бывает сплошь и рядом. Ракам тоже облом. Не успеют они повязать салфетки, вооружиться ножами и вилками, пригласить на ужин родственников, как водолазы… Труп на берегу, а это, со стороны присущего
нам эстетического мировоззрения… Теперь уже ретируются и последние, самые стойкие. День испорчен, Да и оформлять его надо, а лишний раз видеть ментов… Можно, конечно воспринимать это и по-другому. Например, сфотографироваться с покойником, и с присутствующей по случаю вдовой и сиротами, спеть колыбельную, устроить вокруг него хоровод… Детский конкурс стихов, фестиваль авторской песни. Причем все это с мороженым и лимонадом…
-Прикури мне сигарету, - Мага сладко потянулась.
-Вот так всегда. Стоит только найти интересную мысль, как тебе обязательно что-нибудь нужно.
Я прикурил нам по сигарете.
-Тебя если не остановить, ты будешь говорить бесконечно, - воспользовалась паузой Мага.
-Есть более приятный способ заставить меня молчать.
-Например? - Мага хитро улыбнулась.
-Например, - говорю я и целую Магу в пахнущие табаком губы, лицо, глаза, в особое место на шее…
-Прекрати! Или ты хочешь прямо здесь?
-А почему бы и нет? На пляже никого кроме нас нет.
-Да, но по речке постоянно кто-нибудь шмыгает.
-Ну и что?
-Я так не могу. Вернемся домой, тогда сколько угодно.
-Ловлю тебя на слове.
-А пока отойди и не загораживай мне солнце, - Мага перевернулась на живот.
-Понятно. Значит, бойкотируешь?
-Какой ты все-таки нудный.
-Классный в этом году сезон, - решил я сменить тему.
Вместо ответа Мага вскочила на ноги и побежала в воду.
Сезон был действительно классным, по-другому и не назовешь. Твою жизнь полностью заполняли работа и Бог. Твой босс, обнаружив в тебе ценного сотрудника, решил поднять тебя до нужного уровня при помощи бесчисленного количества учебных семинаров, на которые я отпускал тебя с радостью. Я сажал тебя на самолет, после чего буквально из аэропорта звонил Маге, и мы отправлялись на дачу. Дачу ты не любила. Скорее всего, тебя перекормили в детстве огородами, на которых твоя семейка пыталась выращивать картошку. Для тебя до сих пор дача - это пыль, тяпка и зной. Я же обожал дачу, как возможность побыть наедине с природой, отдохнуть от всех этих рож, а в последнее время и как возможность побыть с Магой наедине. Мага вообще была дитем природы, и могла часами гоняться за бабочками. Стоило ей выехать за пределы города, как она тут же превращалась в ребенка.
Иногда на дачу приезжала и ты. Это случалось, когда тебе надо было кого-то угостить, какого-нибудь важного столичного гостя, которому опостылели рестораны и прочие атрибуты городской жизни. Уха, шашлыки, домашние пирожки, свежий воздух… Эти люди умели ценить изысканность простоты. Не все, но весьма и весьма многие. Ты отправляла меня организовывать праздник, а сама появлялась уже потом, практически перед приездом гостей, когда надо было накрывать на стол (ты мне этого не доверяла). Протокол требовал присутствие мужа за столом, и тут я не пытался выделываться. Для тебя это была карьера, твоя жизнь, то, к чему ты стремилась, и я не хотел портить тебе все. Более того, я всегда поддерживал тебя в твоих начинаниях. Перестав быть супругами, мы остались неплохими друзьями, к тому же я был далек от того, чтобы валить на тебя все шишки. Просто мы не сошлись
характерами что ли, но это совсем не значило, что ты или я были плохими. К тому же мы все еще оставались мужем и женой.
-А что бы ты мог сделать ради любви? - спросила Мага, вернувшись на берег и устроившись на горячем песке.
-Любить.
-Нет, я серьезно. Чем бы ты мог пожертвовать ради любви? Ради меня, например?
-Не знаю, милая, - я не люблю разговоры о любви в духе женских романов, - сейчас очень легко говорить о том, что сделал бы в какой-нибудь ситуации. Очень легко быть на чужом месте. Гораздо легче, чем на своем.
-А я для тебя готова на все.
-Ты серьезно?
-Серьезней не бывает.
-То есть, ты со всей ответственностью заявляешь, что готова ради меня на все. Я правильно тебя понял?
-Да, - сказала Лариска, готовясь к подвоху с моей стороны.
-Тогда брось курить.
-Что?
-Брось курить.
-Что за глупости.
-А как ты хотела. Сделаю все, это далеко не всегда означает, дам денег или брошусь в воображаемые огонь и воду, тем более что мне от тебя нужно не это. А здесь маленький каждодневный подвиг, причем заметь, кроме пользы от него ничего не будет.
-У тебя детство в жопе не отыграло?
-Я тебя за язык не тянул.
-Да, но…
-Хорошо, дорогая, ты можешь курить сколько угодно, но тогда ты должна признать, что все твои слова о любви - пустая болтовня.
-Но я люблю тебя!
-Я верю каждому твоему слову до первой затяжки.
-Ты серьезно? - она пристально посмотрела мне в глаза.
-Серьезней не бывает. Ты же знаешь, я не шучу в подобных вопросах.
-Хорошо. Я больше не курю. Но и ты должен бросить.
-Почему?
-Потому, что это провокация, потому что, когда бросаешь курить, курение близкого человека вызывает отвращение. К тому же раз ты требуешь от меня этой жертвы, значит, ты сам должен быть к ней готов. Я так это понимаю.
-Я согласен.
Мага скомкала пачку с оставшимися сигаретами и выбросила в воду.
Домой возвращались молча. Сказывалось никотинное голодание.
-Ты чего такой? - спросила ты прямо с порога.
-Курить бросаю.
-И как?
-Херовей некуда.
-А зачем?
-Хватит. В моем возрасте пора уже начинать думать о здоровье.
-Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, - сказала ты, закуривая сигарету.
-Наверно, - буркнул я и ушел к себе в комнату.
Следующие две недели прошли просто ужасно. Я не находил себе места. Мало того, что хотелось курить со страшной силой, у меня чесались все зубы, было постоянное ощущение раздражения, меня трясло. Я не мог спать. При этом мне постоянно надо было что-то жевать. Жвачки уходили тоннами, я опустошал холодильник с бешеной скоростью. К концу недели я понял, что если ничего не предприму, сойду с ума. К тому же ты продолжала курить в квартире, доставляя тем самым мне дополнительные мучения. Маге, наверно, тоже было не сладко, но она держалась молодцом и даже звонила мне иногда по телефону. Я же только и делал, что ел и валялся на диване.
Когда я понял, что терпеть больше нет сил, я начал бегать. Я вспомнил как на военных сборах после института, чтобы не сойти с ума от зеленого идиотизма, мы с приятелем начали лазить по горам. Тогда это хорошо помогало для успокоения нервов. Сейчас тоже должно помочь. Я истязал себя спортом, как мог. Помогло. К концу месяца желание курить стало вполне терпимым. Правда, у меня облезли ладони, пятки и лицо, но это уже ерунда.
Тогда же я начал спать один. Ты продолжала дымить, как паровоз, а для меня запах табака стал невыносимым. Если вначале он хоть немного снимал это жуткое состояние абстиненции, то потом у меня возникло стойкое отвращение к запаху табака. Тогда же после долгих и упорных боев я выгнал тебя курить на балкон. Между нами окончательно опустился железный занавес.
С Магой, наоборот, открывалось второе дыхание.
Мага старше меня на пять лет, и это во многом определяет наши взаимоотношения. У нее настоящая большая наркоманическая любовь с положенными по штату страхами, истериками и сомнениями. Она боится, боится каждой молодой ссыкухи, стоит той на меня посмотреть чуть внимательней. Нет, она не устраивает мне сцен, для этого она достаточно умна. Она нервничает, переживает в себе, становится грустной. Мага нервничает еще и от отсутствия сигарет. Она не курит, не курю и я. Это словно контракт, подписанный кровью. Тогда, на пляже, мы словно бы совершили магический ритуал, отступление от которого подобно смерти. К тому же, только бросив курить, начинаешь понимать, как убивала тебя эта гадость.
Я тоже люблю Магу. Люблю безумно, люблю, как никого на свете. Мага для меня все. Даже дама с вуалью стала меня интересовать постольку поскольку. Одно только присутствие Маги действует на меня, как достаточно крутой кайф. У меня даже зрачки становятся другими.
Я был нянькой, любовником и папочкой в одном флаконе. На конспиративной квартире (мы снимали квартиру) я появлялся несколько раньше ее, наводил при необходимости порядок, готовил еду, если мы никуда не шли, перестилал постель. К приходу Маги все уже было готово. Когда появлялась Мага, я раздевал ее, разувал, надевал ей носочки и тапочки, целовал ножки. Я купал ее в ванной, кормил в постели, приводил в порядок ее вещи.
Вовик (мы частенько приглашали его в гости), называл это ритуальным омовением ног. Когда я занимался Магой, он становился на стул, щелкал зажигалкой, хлопал в ладоши, кричал браво, и промокал платочком глаза.
Я получал огромное удовольствие от всех наших маленьких штучек. К тому же Мага… Она капризничала, вредничала, устраивала показательные шоу в присутствии редких посвященных, но никогда не пыталась трактовать мое поведение, как проявление слабости, хотя любая другая на ее месте…
С Магой никогда нельзя было угадать ничего заранее, она была непредсказуемой, загадочной, Сфинксом в человеческом обличии. Бывало, мы накидывались друг на друга уже с порога и занимались любовью, как будто делали это в первый и последний раз в жизни. Иногда же она была холодная, как полярные льды, и мы могли все свидание смотреть телевизор, пить чай или просто спать в самом буквальном смысле слова.
Временами Мага срывалась, и тогда на меня сыпались угрозы, подарки, обещания вечной любви. У самой Маги денег нет, но ее папочка занимает достаточно серьезное положение, чтобы отказать ей в маленькой просьбе тысяч так на несколько.
Тогда я в миллионный раз пытался ей объяснить:
-Пойми, глупыш, мне ничего этого не надо. Я не гожусь на роль Барби или Альфонса. К тому же в этом случае в наши отношения должен вмешиваться твой папочка, а я этого не хочу. Не спорь, пусть наши отношения остаются нашими отношениями, или отношениями между нами. Я люблю тебя, ты любишь меня. Все. Мне больше ничего не нужно.
-Ты так говоришь, пока не встретил какую-нибудь молодую…
-Ты что думаешь, я с тобой потому, что никого нет рядом получше? Думаешь, я себе бабу не могу найти?
-Вот видишь…
-Что видишь? Я с тобой потому, что мне нужна ты, только ты, и никто кроме тебя. Понятно? Я люблю тебя, дуреха ты моя.
Такие разговоры могли длиться до бесконечности, и когда мне надоедало спорить, я брал тебя практически силой, тебе это нравилось, и только в моих объятьях уже после излияния страсти, ты успокаивалась и засыпала. Я засыпал следом.
На этот раз у тебя были месячные. Мы пригласили, по случаю, Вовика, который появился в самый разгар разговора, привнеся в наше общество не только новую тему, но и две пластиковые бутылки пива.
В последнее время Вовик был помешан на свободе личности, в частности на свободе смерти, как неотъемлемой составляющей права на жизнь.
-Живи, кто тебе не дает? - только и сказала Мага, когда он закончил подробно разъяснять свою позицию.
-Жить мне не дают, а обязывают, а это уже сродни праву на труд у рабов. Право на жизнь является таковым, если у человека есть возможность выбора. Я же обязан жить вопреки всему. Как только я попытаюсь покончить с собой, меня тут же упекут в психушку как минимум на обследование, а о квалифицированной законной помощи в переходе в мир иной можно даже и не заикаться. Доходит до идиотизма. Человеку в безысходном состоянии всеми силами продляют, а часто и преумножают страдания, называя это медицинской помощью. Такова наша гуманность. Я же хочу иметь право решать самостоятельно, жить мне или нет, как в Японии или в древней Греции.
-Ты собрался кончать с собой?
-Нет, но я хочу иметь право на смерть, как хочу иметь право на порно и на посещение проституток, хотя меня это и не интересует. Чего же я не хочу больше всего, так это чтобы какой-нибудь высокоморальный по долгу службы урод решал за меня, что мне смотреть, что слушать, как заниматься сексом, и так далее.
-Но согласись, если не контролировать…
-Я о тех случаях, когда все по согласию и все добровольно. Кстати, в древней Греции очень уважительно относились к проституткам.
-К тому же они еще были педиками. Читал Платона? Диалог о любви? Платон прославляет любовь юноши и мужа, учителя и ученика, когда один из любви дарит сокровенные тайны своего искусства, а другой с любовью и благодарностью внимает. И так далее. В конце пара строк о том, что есть еще в Греции извращенцы, западающие на баб.
-Они были свободны от христианских предрассудков. Любили, кого хотели, умирали, когда хотели, да и работой себя старались не отягощать, по крайней мере, лучшие из низ. И смотри, что получается: Какая-то Греция, которая по численности населения не превышала колхоз средней величины где-нибудь в Тамбовской губернии, дала Миру больше вечных ценностей, чем вся христианская эпоха. При этом нельзя забывать, что до нас дошло лишь то, что не успели уничтожить сначала варвары, потом римляне, а потом святые отцы. Жалкие крохи былого великолепия.
-У тебя предвзятое отношение к Европе, - заметила Мага.
-У меня предвзятое отношение к морали, Родине и Господу Богу под редакцией Ватикана и сотоварищей.
-Ты аморальный тип.
-Зато от чистого сердца.
-Пиво закончилось, - я грустно отправил пустую бутылку под стол.
-Вы же нифига не пойдете.
-Ты как всегда прав, мой друг, но я могу стать для нас генеральным спонсором, что тоже, согласись, не последнее дело.
-Чего-то я пьян, - Вовика, который пришел уже слегка навеселе, пошатывало.
-Дойдешь?
-У тебя есть конструктивное предложение?
-Если хочешь, я пожелаю тебе удачи.
-Пожелай ее лучше себе.
-Знаешь, а мне временами нравится, когда у тебя месячные, - сказал я Маге, когда за Вовиком закрылась дверь, - невозможность заниматься сексом привносит в наши отношения в эти дни особую трогательную нежность. Мы возвращаемся в эпоху первых поцелуев, лишенную, правда, тех милых глупостей, о которых мы вспоминаем иногда со стыдом, иногда с умилением. К тому же пиво, Моцарт, наслаждение общением.
-Но ведь для этого не обязательно должны быть месячные.
-Когда у тебя не месячные, я хочу тебя все время.
-А сейчас не хочешь?
-Хочу, но гарантированная невозможность заниматься любовью приводит к определенной сублимации чувств.
-Мы слишком много нянькаемся с нашими покойниками зачастую в ущерб живым. Иногда достаточно умереть, чтобы услышать о себе парочку добрых слов, - начал вещать Вовик, едва только переступил порог.
-Это страх смерти, - милая Мага увлекалась популярной психологией, что, впрочем, не мешало ей быть умницей, - нянькаясь с покойниками, создавая культ смерти и кладбища, мы тем самым пытаемся дистанцироваться, пытаемся отодвинуть понимание смерти, причем скорее нашей смерти, нежели тех, кто уже. Мы всеми силами пытаемся себя убедить, что там нам будет не все равно, пусть даже хуже, но будет. При этом каждый уверен, что уж он-то попадет обязательно в рай или иное соответствующее раю место, а существование ада приятно щекочет нервы и придает определенную пикантность подобной перспективе.
-Ошо, - а я зачитывался Ошо, - описывает, а вернее, рассказывает об одной индийской секте, члены которой весьма экзотическим способом хоронят своих покойников. Они роют глубокий колодец, накрывают его решеткой, на которую и кладут тела умерших, чтобы их могли есть звери и птицы. Все есть еда. Мы всю жизнь кого-то едим, после смерти должны съесть нас. Такова воля Создателя. Хороня или кремируя тела, мы противоречим природе. Мне же… Что есть мы? Совокупность элементов, нас образующих. И если оставить в покое вечную душу, о которой мы ничего толком не знаем, включая сам факт ее существования…
-Ты хочешь сказать, что жизнь…
-Знаю, - я перебил Вовика, - если нас разобрать, а потом собрать, то в результате получится труп. 2+2=5. Все правильно. Но я о другом. Так вот, остается бренное тело, которое мы трогательное предаем земле. Тело гниет, разлагается и становится удобрением для кладбищенской растительности. Мы же приходим на кладбище и тщательно пропалываем могилку, лишая тем самым наших близких… - я сделал большой глоток пива. Хороший способ уйти от необходимости заканчивать фразу, - а если это и есть реинкарнация, в которую верит весь Восток?
-Приняв твою идею, придется превратить кладбище в джунгли, а на поминки приносить воду и удобрения.
-Легко относиться к смерти философски, если это чужая смерть, - вставила Мага.
-Не обязательно. Можно подшучивать и над своей, пока она где-то далеко и ничего не слышит. Когда же дойдет до дела…
-А каннибализм намного гуманней, чем наш хваленный гуманизм, - сказала вдруг Мага, - люди сражаются. После сражений остается много мяса. Не пропадать же добру? К тому же, поедая врагов, эти люди фактически спасают от смерти ни в чем не повинных животных.
-Немцы во время войны людей, правда, не ели, но мыло из них делали.
-А почему бы и нет? Мне всегда казалось, что принципиальным является сам факт убийства, а не отношение к уже бездыханному куску мяса с костями.
-Ты аморальна и безнравственна. За что я тебя и люблю.
-А что такое мораль? Кодекс выживания, потерявший свою актуальность.
-А не убий?
-Этот вопрос выходит за рамки морали, да к тому же имеет массу исключений. Почитай Ницше. Возьми любой пункт из так называемого кодекса нравственности. Когда-то это имело практическое значение, причем достаточно долгое время, чтобы прочно укорениться в сознании людей. Затем, когда практический смысл становится частью истории, наше ригидное мышление переводит устаревшее правило в разряд нравственных норм.
-Ты хочешь сказать, что нравственность - это результат нашей неприспособленности к реальной жизни. Нечто вроде устаревших инстинктов?
-Моралисты смотрят на жизнь глазами проктолога-акцентуанта, и тут ничего не поделаешь. А в какую сторону через кишечник не смотри, максимум, что можно увидеть, это содержимое кишечника или дерьмо обыкновенное. И вообще, нравственность обратно пропорциональна культуре. Взять тех же древних и христиан.
-Да зачем далеко ходить. Исламские страны и Европа, не говоря уже об Америке.
-В Америке чуть ли под себя не ходят, вопия на весь Мир о нравственности. Ну и? Ни одного приличного фильма за последние годы. Не говоря уже о том, что Генри Миллера мы с ними напечатали почти одновременно.
-Не любишь ты Америку.
-Не люблю. Такое же скотство, что и у нас, только тупое, сытое и облаченное в благопристойность. Один скандал вокруг Клинтона чего стоит. Америка - это престарелая шлюха, вспомнившая вдруг о целомудрии.
-А может, куда-нибудь сходим, посидим? - предложила Мага, когда последняя бутылка из-под пива отправилась под стол.
-Только не сегодня.
-Почему?
-День пьяного ефрейтора, - пояснил Вовик, - день десантника, - добавил он, глядя на Магу.
-Ну и что?
-Мага, солнышко, мы не экстремалы.
-Я же не предлагаю вам прыгать с парашютом.
-Девочка совсем не видела жизнь, - сказал Вовик с нарочито еврейским акцентом.
-Сами вы…
-Не кипятись.
-Видишь ли, в чем дело, - начал Вовик голосом опытного лектора, - в природе иногда случаются внештатные ситуации. Некоторые происходят стихийно или случайно, но большинство таких ситуаций предсказуемо, и если соблюдать элементарные правила безопасности... Короче, раз в год Миром правят совершенно обезумившие десантники, напоминающие в этот день оборотней, вампиров и каннибалов-зомби из фильмов ужасов. Поэтому лучше не попадаться им на глаза.
-Вы боитесь?
-Скорее, проявляем здравую осмотрительность. Никто не обвиняет человека в трусости, если он отказывается совать руку в кипяток.
-В этот день у десантников буйное помешательство. Хотелось бы знать, что с ними для этого делают.
-Вам вредно смотреть телевизор.
-А чем, по-твоему, можно объяснить, что относительно нормальные в остальные дни люди, надевают старый тельник, берет, и теряют рассудок?
-Их туда изначально отбирают таких.
-Тогда бы они всегда были такими.
-Ты думаешь…
-Помнишь папу? Умный был человек, но стоило ему накатить: "Я командир корабля, летчик первого класса…" Ну и так далее.
-Мало ли как себя человек ведет по пьяни.
-Да, но не слово в слово, как магнитофон, да и в трезвой жизни. Когда дело доходило до некоторых тем, он просто моментально терял способность мыслить, и начинал говорить, как будто магнитофон.
-Это в каждой части. Тебе с первого дня вбивают в голову, что ты попал в самую лучшую часть, что ты белая кость, граф Монте-кристо, а все вокруг…
-Да, но ты же не устраиваешь шоу в день ВВ.
-Я и в армии не мог понять, почему я должен чмырить на губе Санька Белова только потому, что у нас разный цвет погон. Хотя многие с удовольствием издевались над земляками. Земляка поиметь - все равно, что дома побывать.
-И при всем при том только день пограничника и день десантника превращаются в кошмар.
-Думаешь, их зомбируют?
-Не знаю, что с ними делают, но факт налицо. В каждом из них есть кнопка, которую стоит только включить….
И вдруг, словно гром среди ясного неба, этот нелепый звонок от Маги.
-Выслушай меня внимательно. Только не перебивай. Хорошо? - ее голос дрожал и срывался.
-Что… Что случилось, Мага?
-Я… я люблю тебя больше жизни, но я должна… Не приходи ко мне больше… и не звони…
-Да что случилось, Мага?!
-Я буду любить тебя всегда…
Короткие гудки срезали меня, как автоматная очередь. Как был в тапочках, я выбежал из дома.
-Такси!
На мой призыв откликнулся старичок в прогнившей и перекошенной "Копейке".
-Жми, - я назвал адрес, - За скорость плачу отдельно.
-Понял, - он рванул с места.
То ли мужик был неразговорчивым, то ли он по моему виду понял, что меня сейчас лучше не трогать, но ехали мы молча, а самое главное, быстро.
Я затарабанил что есть силы в ворота. Я совсем забыл про переговорное устройство (так, наверно, никогда и не запомню, как оно называется). Дверь открыла зареванная Мага.
-Я же просила тебя не приходить…
-Что случилось?
-Я не могу тебе этого объяснить…
-Что случилось, Мага?
-Нам надо расстаться…
-Вы что, сговорились? Вчера жена, сегодня ты?
Мага не обратила на мои слова ровным счетом никакого внимания. Она толком ничего не могла объяснить. Да, она меня любит больше всего на свете, но она должна уехать, надолго. Нет, мы не можем уехать вместе. Все это она говорила, ревя навзрыд, и вообще она была в истерике. Сказать честно, я был не лучше. Я тоже ревел вовсю, совершенно не скрывая своих слез. Я любил Магу. Она любила меня, я это видел. Я представить себе не мог, что могло случиться. Она же наотрез отказывалась мне говорить.
-Когда ты уезжаешь?
-Завтра.
-Во сколько?
-В полдень. У нас еще есть время.
Я был на грани сумасшествия. Наверно так чувствует себя человек, обреченный на смерть. В моем мозгу работал секундомер, отсчитывая последние наши с Магой секунды. Говорят, что когда человек пребывает в состоянии аффекта, он ничего позже не помнит. У меня совсем стерлись из памяти эти несколько часов с Магой.
Я пришел в себя, когда ее самолет взлетел в небо. Я вдруг очнулся в аэропорту посреди зала ожидания. Я был без сил. Если бы сейчас не нашлось сиденья, я бы упал замертво на грязный пол. Как я не попал в милицию? Не бритый, всклокоченный, с глазами маньяка, в комнатных тапочках на босу ногу, я так и не обулся. Я вдруг почувствовал глубокую апатию ко всему, словно вместе с Магой меня покинула сама жизнь.
Немного подумав, я взял такси. Дома я слегка переоделся, надел носки и туфли и отправился к Вовику. В тот момент это была единственная альтернатива петли.
Продолжение читайте в следующей рассылке.