Глава 5. Замок Вартуше

Чехия. 1534 год.

Подле местечка Ауссиге (старинное название Усти-над-Лабем), причудливо впитавшего в себя и черты селения, и абрис уже весьма грозного на вид города-острога, высился мрачноватого вида невысокий замок. Замок был вполне почтенного возраста, если судить по потемневшему камню, избитому следами былых человеческих и природных баталий. К угловой башне-бойнице неспеша подъезжал небольшой отряд всадников на взмыленных, рвавших уздечки конях. Опытный верховой ездок сразу же отметил бы, что отряд много часов летел стрелой, спеша к неведомой цели, и лишь в нескольких верстах от города дал коням отдых. Отряд насчитывал 12 человек. Впрочем, отрядом это сборище оборванцев можно было назвать с весьма большой натяжкой, настолько большой, что начальник дозорной вышки долго скреб себе затылок, не зная, что делать: сразу прогнать бродяг или, все же, оповестить начальника караула.

Заинтересованно свесившись с возвышенности своего укрепления, дозорный грозным рыком осведомился, какого рожна возле города шатает гостей непонятного вида и странных намерений?

Это была тактическая ошибка неискушенного в смертельных передрягах воина-горожанина. Тихий утренний туман прорезало пение выпущенных из арбалетов стрел. Первая стрела пробила сердце стража, вторая – руку, примотанную к колокольному ударнику (им били снаружи колокола, а не изнутри), третья – проткнула глотку, лишив несчастного возможности даже позвать на помощь.

Наряд быстро спешился. Роли заранее были определены, слова - излишни.

Две «кошки» взлетели на крышу ограды, образуя веревочный мост, привычный, судя по всему, для лазутчиков, которые через мгновение очутились внутри башни-бойницы. На той стороне изгороди они быстро скинули лохмотья, оказавшись во вполне приличных нарядах горожан.

Один из перелезших неспеша побрел, изображая чуть поддатого мастерового, к мрачному двухэтажному зданию, а второй, как было условлено, притаился в зоне одного броска к ближайшим городским воротам.

Оставшиеся за оградой путники, тем временем, сорвали с себя тряпье, обмотали им копыта лошадей, после чего взялись за рукояти сабель.

Прошло 10 томительных минут возле стана врага. Минут, когда у самого смелого закипает кровь, а рука тянется одновременно и к кресту, и к кинжалу. Наконец, раздался условный посвист. Затем еще один, но уже у ворот. Старший отряда Клавдий помог выходящим из ворот воинам поднять тело изможденного старика. Один из вышедших нес странного вида сумку или книгу – потрепанную, с удивительным орнаментом солнца, обрамленного объемными лучами.

- Это то, о наместник Величайшего? - в волнении спросил Клавдий у склонившего голову старика.

- Что же еще, - усмехнулся один из разведчиков, которому и «посчастливилось» лезть на второй этаж темницы, где жил и работал единственный на всю округу судья. - Там кроме судьи еще игральные кости валялись, грязные сапоги, короткая сабля, такая судейская, ну, я ею и того… вынес вердикт.

Старик медленно открыл глаза, туман вечного покоя колыхнулся в зрачках умирающего. Воины невольно почувствовали в этом взгляде страшное, гибельное для неподготовленных, но все же пьянящее и влекущее за собой ЗНАНИЕ.

- Нет предела моей радости, детишки, - улыбнулся старец, - Речетица жива. Огнем сурового и справедливого слова обошла она за минувшие века земли римские, норманнские, франские, шпанские, свейские. Она обличала нарушивших слово Божье, но она и вела ко спасению. Не услышали ее гордые Фивы, надменный Рим попытался уничтожить ее, ликующая в своем богомерзии Спарта пыталась утопить ее вместе со своими несчастными младенцами. Выстояла! Выстояла ценой сотен жизней своих бесстрашных адептов.

Экзальтированная речь словно придала старику силы. Он приподнялся на локтях и уверенным взглядом обвел присутствующих.

- Ныне, детки, завершается второй Эон бытия великой Речетицы – овеществленного глагола Трисмегиста Триждывеличайшего. Да! Первый Эон дал миру пророческое речение. Три мудреца ослепли, переводя на папирус начертания, внушенные им Триждывеличайшим. Задача, возложенная на нас вторым Эоном бытия сего живого глагола, явилась задачей прославления нового учения среди всех народов, ибо для Трисмегиста не существовало разницы между мудростью просвещенных и неведением забитых нуждой рас. Полторы тысячи лет мы несли крест праведных мучеников, встречая меч и огонь улыбкой и мудростью знания. Мы выполнили завет. Наши ашрамы основаны по всему миру. Списки Речетицы имеются у каждого из посвященных, но эта, - старик указал пальцем на сумку, - она первая из первых. Она напоена дыханием Триждывеличайшего. С ее гибелью все превратится в труху и тысячи убиенных проклянут нас.

- Не пора ли объединить наши силы и заявить о праве людей на лучшую долю? - воскликнул Август, самый молодой и пылкий из адептов.

Старик улыбнулся, силы снова покинули его, и бережные руки уложили мудреца на землю.

- Светает, - тихо произнес старец, - скоро обнаружат исчезновение меня и книги. Берите ее и скачите на восток в места гиблые, таежные, туда, где жуть буреломная вносит смятение и страх в сердце самого смелого. Там, в потаенных пещерах и гротах посреди топей непролазных я покажу вам место начала третьего Эона – Эона выжидания. Выждем братья, пока семя, брошенное нами в благодатную землю, даст могучие всходы. До этого времени хранить истинную Речетицу в проявленном мире алчности и зла слишком опасно.

Авторитет Хранителя книги был столь велик и непререкаем, что воины немедленно повернули коней на Восток и, уже не заботясь об осторожностях, понеслись в направлении, указанном дрожащей рукой старика. Сам Хранитель был привязан к лошади одного  из всадников и шептал какие-то молитвы или заклинания на  лишь ему ведомых языках.

Много дней скакал измученный усталостью и голодом отряд, пока Хранитель не поднял вверх костлявую руку, знаменуя конец пути. Всадники встревожено оглядывались по сторонам. Кругом высились мрачные скалы, мох, лишайник. В тумане просвечивались неохватные стволы реликтового леса. Все были убеждены, что старик выберет местом хранения великой книги какое-нибудь более поэтическое место, а потому как по команде посмотрели на него.

Старик усмехнулся, понимая чувства воинов.

Это, действительно, конец пути, детки, - сказал он. - И место вполне подходящее. 250 лет назад здесь жил и преставился колдун, белый волхв, а посему место это благодатное. Помогите мне встать на ноги, дальше мы с вашими сивками не пройдем.

- Куда дальше-то, Великий, - кругом скалы да топь в низине.

- Вот в ту самую топь нам и надобно, потому как, ежели брести аккуратно, с кочки на кочку, то откроется нашему взору островец каменный. Да не просто островец, старики сказывали, что нечистому на душу да недоброму человеку ход на остров заказан, потому как в островном кустарнике дремучем есть грот, в этом гроте и покоятся бренные останки великого человека-духа – Хануна из земли Ханаанской. Нас бы тоже не пропустили, да зря я что ли читал молитвы, которым меня сам Ханун и научил.

- Как сам Ханун? - удивился Клавдий. - Он же 250 лет назад… Сколько тебе лет, дедушка?

- А сколько было, все уже прошли, - рассмеялся Хранитель. - В этом самом гроте вы меня и оставите… вместе с Речетицей. Будем ее вдвоем с Волхвом сторожить. А теперь – дело. Возьми-ка Клавдий меч и факел, остальные пусть ждут и покрепче держат лошадей, не ровен час кому - то придется домой пешком добираться.

С этими словами старик начал весьма ловко спускаться в застланную туманом низину. Клавдий  с внутренней дрожью полез за ним, держа в руке факел и обоюдоострый римский меч. Впрочем, Клавдий прихватил помимо перечисленного еще и добротный арбалет с новехонькой тетивой, авось сгодится.

По болоту пришлось пробираться версты четыре. Туман начал редеть и Клавдий действительно начал различать в утреннем мареве твердую на вид возвышенность с небольшим скошенным утесом.

Выбравшись на сушу, путники немного отдохнули. Недолго, поскольку Хранитель очень спешил, боясь, как казалось Клавдию, что его человеческих сил не хватит на завершение возложенной на него миссии.

Вот и грот. Вернее, полуобвалившаяся плита с непонятными клинописными знаками на верхней площадке. Безуспешно пришедшие пытались сдвинуть камень.

- Бей в край угла, - распорядился старик.

Клавдий, взяв в руки широкий меч обоими руками и расставив ноги пошире, стукнул по основанию камня кованым булатом. Только крошка полетела в разные стороны. Клавдий трудился больше часа, пока проделанное непрерывными ударами отверстие могильного надгробия позволило, наконец, протиснуть человеческие тела в узкий проем.

Клавдий ожидал увидеть сказочный дворец, по типу тех загробных усыпальниц, которые до сих пор устраивают себе сильные мира сего, желающие купаться в роскоши даже в посмертии.

Но помещение, явно вырубленное в скале, имело размер двенадцати футов на восемь. Какие-либо предметы роскоши отсутствовали, за исключением красивого мраморного ложа мертвеца, с вмонтированными по углам бронзовыми основами под факелы.

- Ну, вот я и дома, - с каким-то неземным покоем и радостью оповестил своего путника старик. - А теперь слушай внимательно и ни о чем не спрашивай. Я останусь здесь, а ты выберешься к остальным и скажешь, что воля умершего Хранителя исполнена, а книга укрыта в надежном месте, о котором ты даже сам не знаешь. После чего немедленно уводи отряд обратно в Рим. И жди …

- Чего ждать, святой отец, - удивился Клавдий, - да и не брошу я Вас одного здесь…

Старик властно зажал ему рот ладонью.

- Мой сказ окончательный, я здесь останусь подле учителя, да и не выдержит Руна двоих носителей.

- Какая Руна, Великий?

- А вот эта самая, Клавдий, - промолвил старик и, схватив правой рукой руку воина, положил ему левую на сердце.

Словно электрический ток обжег сердце парня, а от руки к груди побежал леденящий холод.

- А вот она и есть Руна – знак Избранника Триждывеличайшего. Власть она дает немалую, но и спросит с тебя, сынок, втройне.

Голос старика слабел, он начал сгибаться к каменному полу гробницы.

- Провал замаскируй камнями и вереском, он быстро приживется. Книгу я положил в руки Хануну, лучшего убежища и не сыскать. А теперь все, прощай. Глаза старика закрылись, а тело так и осталось сидеть сгорбленным на полу.

Благоговейный ужас охватил Клавдия, он бросился, было к лазу, но пересилил свой страх, вернулся к ложу величественного мертвеца и низко поклонился ему, после чего стремительно выбрался на свет позднего утра.

Клавдий сделал все, о чем просил старик, обложил отверстие сланцевыми камнями, затем щедро присыпал могильную плиту и сам лаз землей, после чего нарвал с корнями цветы и кустарники, засыпал их корни землей, полил, чтобы корневища принялись, после чего присел и заплакал, словно дитя, навзрыд.

Вернулся Клавдий к воинам с таким скорбным видом, что вертевшийся в головах ожидавших вопрос: «А где Хранитель?» - никто не посмел задать.

- Хранитель не сказал мне, где будет храниться Речетица, просто тепло поблагодарил нас, после чего велел идти в Рим и ждать.

- А что мы будем там делать, особенно те, которые вообще не там родились и выросли?

- Я не думаю, что в Рим надо возвращаться всем. Понимаю, чувства тех, кто родились не в Риме и мечтают увидеть родные лица, родной дом… Поступим таким образом: я выполню просьбу Хранителя и двину отряд в Рим, а если кто-либо из воинов начнет сворачивать на другие дороги, я буду делать вид, что не замечаю этого. А сейчас, поскольку кони немного отдохнули, мы едем и немедленно. Да поможет нам Триждывеличайший!

Сбор отряда занял полчаса, и с Клавдием во главе воины отправились сквозь леса и земли неведомые никому, кроме самого Клавдия.

Эти люди были просто счастливы. Они выполнили волю великого Трисмегиста, и предки гордятся своими чадами, радостно взирая на них с горних миров. Но самое главное – они возвращались к дому, от которого многие были оторваны на целые десятилетия.

Быстро бежали кони, словно пытаясь обогнать само Время, но тщетно, судьбы воинов были определены, годы, как  вехи на вечном пути странника, отмечали путь в неизбежность.

И эти годы шли... И БЛИЗИЛСЯ КОНЕЦ ВЕЛИКОГО ЕГИПЕТСКОГО ЗАМЫСЛА.

Глава 6. Разнос

Москва. Генеральный штаб МО СССР.

11 марта 1989г.

Ведерников и Дронин с самого утра расположились в комнате отдыха Андрея Анатольевича. После вчерашнего оперативного совещания, о  котором не хотелось ни говорить, ни слушать, оба были похожи на выжатые лимоны.

- Ну, не кретины, а? - бушевал Дронин.

На вчерашнем совещании, не скрывая презрения, он обвинил высшее командное руководство как в необдуманном вторжении в Чехословакию, так и в безумии быстрого вывода Центральной группы. Он доложил, что малогабаритных ранцевых фугасов в ЦГВ не было и уже вряд ли когда будет. Если же фугасы были брошены здесь параллельной конторой, то пусть чекисты и вытаскивают эти изделия из ставшей внезапно враждебной страны. 

Начальник Генерального штаба Кораблев на этом весьма узком по составу совещании не председательствовал, видимо счел несолидным. Прислал заместителя. Так что Дронину пришлось импровизировать с темой ядерных фугасов и обращаться сразу ко всем, в надежде прояснить что-либо для друга.   

Однако, страстная горячность генерала Дронина, к которой уже все привыкли, не произвела никакого впечатления. Собравшимся офицерам тема ядерных фугасов была «по барабану», правда председательствующий на последующем докладе министру обороны коснулся этой темы.

Министр о фугасах в Чехословакии слышал впервые, но сделал вид, что полностью компетентен в вопросе и заявил докладчику, что разберется сам.

***

- Да я плевать хотел на твои ср…е отчеты, - яростно чеканил генерал армии, глядя на Ведерникова, и каждое свое слово подкреплял ударом кулака по столу. - Где предварительный план операции, где кандидатуры исполнителей, что происходит… твою мать? - генерал внезапно успокоился, сжав рукой могучую грудь. - Вот что я тебе скажу, дорогой коллега, чтоб тебя раскорячило, да не выпрямило, когда вы все, наконец, поймете простую истину - я и только я имею право сомневаться и колебаться, ваше дело исполнять мою волю и точка.

          При этом он так хлобыстнул ладонью столешницу, что обеспокоенный секретарь приоткрыла дверь в кабинет шефа.

Начальник Генерального штаба действительно пребывал в отвратительном настроении, потому что такое настроение непрерывно сопровождает ущемленное самолюбие гордеца.

А самолюбие Кораблева Геннадия Сергеевича было задето действительно сильно.  Сегодня утром министр обороны, заканчивая селекторный разговор с Кораблевым, спросил его, как бы невзначай: «Как там у тебя двигается операция «Зачистка»?»

Кораблев чуть было не ляпнул, что ни о какой «Зачистке» и слыхом не слыхивал, но инстинкт старого аппаратчика не позволили генералу совершить такую глупость.

- Чего молчишь?

- Н-н-никак нет, все идет по графику, надеюсь.

- Да ну?

- Операция будет реализована в рамках отведенного времени.

- Хорошо, тем не менее давай-ка собери привлеченных руководителей, пообсуждайте, оно всегда лучше, когда семь раз отрежешь, тьфу ты, наоборот, короче ты меня понял.

- Так точно, - строгим деловым голосом ответил Кораблев, - сегодня же соберу привлеченных к исполнению руководителей.

- Да, еще вот что: не впутывай в это дело своих «мышей»[1] - дело это грязноватое, как бы скандала не получилось. Вытаскивать ядерные фугасы из центра Чехословакии - не килограмм изюма, но надо, что поделаешь. Пошли туда какой-нибудь армейский спецназ, а с «мышами» повременим, нужны они нам для более серьезных дел.

На этой ноте министр отключился.

Генералу Кораблеву потребовалось минута времени на осознание случившегося. Кто-то сверху спустил приказ об инициации элитных армейских спецподразделений ради реализации какой-то «Зачистки», а он - начальник Генерального штаба, хозяин самой сильной армии в мире, удосужился узнать об этой операции чуть ли не случайно.

Кораблев прошелся по своему просторному кабинету, задумчиво сплел руки на груди. То, что затевается, иначе, чем аферой не назовешь. Кораблев точно знал, что в Чехословакии, кроме нескольких ракетных точек, давно уже демонтированных, нет никакого ядерного вооружения, тем более специального тактического назначения. На фига оно там нужно? О малогабаритных  ядерных фугасах генерал конечно слышал, хотя никогда их не видел.  Кораблев был уверен в бесперспективности таких изделий. Один фугас может вызвать поражение незначительной территории противника, ну, скажем, подрыв дамбы, уничтожение крупного административного здания, отравление радиоактивной пылью небольшого города. Геннадий Сергеевич всегда считал, что только ракета с ядерной боеголовкой способна, исходя из своих тактико-технических характеристик, с дальних расстояний уверенно поражать значительную территорию противника. А ядерные фугасы надо сперва доставить к месту назначения, вручную инициировать программу. И все это сделать скрытно и незаметно для противника.

Возможно, кто-то другой тут же начал бы опрашивать своих заместителей, советников, ругаться за то, что вовремя не информировали своего руководителя о готовящейся операции. Возможно кто-то, но не генерал. Опытный и весьма поднаторевший в подобного рода интригах, генерал просто вызвал к себе генерал-лейтенанта Козыря – офицера весьма умного и влиятельного. Козырь Валентин Дмитриевич отвечал за министерское управление тыла, то есть решал вопросы продовольственного обеспечения войск, обмундирования и т.д. Но этот самый Козырь восемь лет проработал на должности первого заместителя командующего Центральной группой войск и по этой причине был очень нужен генерал-полковнику. Вернее говоря,  совсем не нужен, поскольку тот, даже если и знает что-то, все равно не скажет. Однако Козырь был сотоварищем генерала Ведерникова по общевойсковому училищу…

- Разрешите? - Козырь был, как всегда свеж и подтянут.

- Проходи, Валентин Дмитриевич, присаживайся. Вызвал я тебя, Валентин Дмитриевич, вот по какому вопросу. Общую политику я тебе освещать не буду, не напрягайся. Ты знаешь, что, судя по всему, нам придется сворачивать группировки войск, дислоцируемые в Восточной Германии, Венгрии и Чехословакии. Чехословацкое направление я поручил Ведерникову Андрею  Анатольевичу, но и твоя помощь нужна. Ты долго работал в Центральной группе войск, знаешь все входы и выходы, вот и помоги нам немного. Я только что разговаривал с начальством, там не понимают обстоятельств задержки намеченных мероприятий. Объясни ты мне, Валентин Дмитриевич, поведение Ведерникова. Может, устал генерал? Может, нужна ему помощь? Или, действительно, обстановка в Чехословакии требует сверхосторожного подхода?

- Товарищ генерал армии, обстановка в этой стране никогда не была спокойной. Я в курсе политических обстоятельств, диктующих нам  необходимость вывести группировку. Тем не менее генерала Ведерникова я знаю не понаслышке. Ведерников всегда аккуратен и дисциплинирован, сдержан, его управление на хорошем счету. Я считаю, что Андрей Анатольевич не хочет переть на рожон, и я его перестраховку понимаю.

- Понимаешь или считаешь, что планируемые сроки вывода войск высосаны из пальца?

- Я считаю, что в данном случае речь идет о Ведерникове, - дипломатично ответил Валентин Дмитриевич. -  Я готов поручиться за него.

- Мне не поручители нужны, а грамотные исполнители. Слушай, мне пришла в голову одна интересная мысль: может, мы на тебя возложим обязанности Ведерникова, связанные с обеспечением вывода войск? Чего молчишь? Ты пойми, что речь идет не о нас с тобой и не о Ведерникове. Речь идет об успешном мероприятии, даже ряда мероприятий, связанных с выводом войск  из ЧССР, и учти, между прочим, что дело наградное. Ну, как дошло?

- Дойти-то дошло, товарищ генерал армии, но, к сожалению, могу лишь доложить о том, что никто лучше Ведерникова не справится с функциями координатора по выводу войск Центральной группы.

- Ты не спеши докладывать, обдумай мое предложение, завтра утром доложишь.

- Есть, товарищ генерал армии.

- Ну, ступай.

Когда дверь за приходившим генералом закрылась, Кораблев расслабился, закурил сигарету и пробормотал про себя:  «вот так, разделяй и властвуй». Кораблев ни на минуту не сомневался в том, что все перипетии состоявшегося разговора с Козырем станут известны Ведерникову, и тот, испугавшись за свою карьеру, конечно же, догадается об источнике ярости шефа и примчится к нему со всеми материалами, включая и те, что интересуют Кораблева.

И вот Ведерников прибежал, причем именно с нужными материалами.

Слушая его взволнованную, сбивчивую речь, генерал армии усмехнулся, прикрыл глаза и представил себе Ведерникова, разжалованного до рядового за провал операции «Зачистка». Хорошо бы, мечтательно улыбнулся генерал.

Теперь он полностью владел ситуацией, сложившейся вокруг операции «Зачистка». Но все равно Ведерников занимал все его мысли. Он терпеть не мог обид, а Ведерников именно обидел Кораблева, если не сказать оскорбил. Причем оскорбил уже во второй раз. Пару лет назад на расширенном совещании Ведерников сказал, что Генеральный штаб раздут, причем раздут непомерно, и пора бы  провести приказ о сокращении штата за счет, хотя бы, родственников и знакомых отдельных руководителей. При этом Ведерников нечаянно глянул на Кораблева, у которого были удачно устроены в Минобороны и Генштаб два племянника и младший брат. В тот же далекий уже день генералы столкнулись на выходе из Минобороны, в  глазах начштаба стыла ненависть к оппоненту.

На сегодняшнем заседании, согласно доклада Ведерникова, был определен круг исполнителей и доверенных лиц, допускаемых к существу операции. Исполнителями были утверждены бойцы 1-го штурмового звена спецназа, базирующегося по месту расположения в/ч 573851. Руководителем явно наградной операции Кораблев объявил себя, злорадно посмотрев на генерала. Оперативным руководителем операции Кораблев все же назначил Ведерникова, дабы иметь возможность мылить ему шею за допущенные просчеты. Связными-направляющими были утверждены начальник Особого отдела штаба ЦГВ подполковник Решкин Андрей Андреевич и майор того же отдела всегда молчаливый и незаметный Павел Николаевич Хвостов, отвечавший за устойчивую радиосвязь.

Что ж, вроде бы все на мази, хотя Кораблева почему-то грызла потаенная мысль, что он в чем-то просчитался. Что-то показалось ему подозрительным в поведении Ведерникова. То ли его нарочито испуганная речь, то ли умный и ироничный взгляд из под очков, никак не вязавшийся с явно показным испугом.

- Ладно, доклад о ходе операции ежедневно, за любой просчет ответишь головой. Все! Свободен!

Проводив взглядом выходящего из его кабинета генерала, Кораблев поудобнее устроился в кресле и снова задумался.