Даниил Андреев, "Роза Мира"

От вселенской дурноты мухи обросли волосьями и обрели новую пару ног.
 

Шмаков очень любил мух. Он ловил их и привязывал себе к волосам. На каждый волос - по мухе! На голове у него творилось что-то невообразимое, особенно летом.
 

Снизошло на Шмакова озарение и объявил он мухам всеобщую мобилизацию. Мухи слетались к нему стаями, а он хватал их и привязывал к своей патлатой башке. Жуткое зрелище!
 

Шмаков простил мух и побрился наголо. Мухи ему благодарны. Это в его честь они откладывают в каждом подходящем, (для них), месте свои яйца. 
Так будьте же милосердны!
 
 

(Продолжение. Начало см. в рассылке № 10)
 
  

Город ему не понравился. Слишком пыльный, слишком пестрый, слишком… странный. Николай заглянул в главный универмаг, посетил художественную выставку, прогулялся по набережной. Он даже осмотрел местный крематорий, правда, только издали. И всюду, куда бы он ни пошел, на глаза ему попадалось одно и то же - реклама Реабилитационного Центра. Она красовалась в витринах магазинов, ею были разукрашены автобусы и троллейбусы, она пестрела на первых полосах местных газет. Рекламные листовки раздавались прохожим на каждом углу, а на самых высоких зданиях висели огромные красочные щиты: "КРОНОС - ВАШ ШАНС ПОБЕДИТЬ ВРЕМЯ!"  Да что же это за Кронос такой? - не переставал удивляться Николай. Ему вспомнились те несколько бланков, которые он видел в кабинете Андрея.
Людей на улицах было не много. По крайней мере, так ему показалось. Он даже попытался сравнить Глахов с городом-призраком, но… Но стоило ему поднять глаза и взор его обязательно упирался в цветастые рекламные щиты. Нет, на город-призрак Глахов не тянет. Слишком пестро, слишком ярко. Слишком. Да и люди все-таки есть. Хоть мало, а есть.
Домой он вернулся ближе к вечеру. Поднимаясь по лестнице, Николай вспомнил, что ушел без ключей. Впрочем, опасения его оказались напрасны. Еще за три этажа он услышал приглушенные звуки музыки. Когда же поравнялся с Андреевой дверью, сомнения его развеялись окончательно. Музыка грохотала оттуда.-
- Вернулся, - усмехнулся Андрей, - ну проходи. 
Он отхлебнул из бокала, который держал в руке и исчез в глубине квартиры.
- Там - Кронос, тут - хронос… - пошутил Николай.
Он вытряхнул из кармана несколько рекламных листков, повесил плащ и немного подумав, завернул на кухню. Несмотря на любопытство, встречаться с посторонними ему  не хотелось. Опять этот шут начнет паясничать, - решил он, - и себя дураком выставит и меня в придачу. Поставив чайник на огонь, он уселся за стол. Музыка в зале смолкла, послышался гомон, звон посуды. Задвигали стульями. Неужели расходятся? - удивился Николай. В этот момент дверь на кухню приоткрылась и на пороге возникла совершенно пьяная девица.
- Ой, да тут занято… - она прыснула и погрозила Николаю пальчиком.
- Мариночка, Мариночка, не сюда, - послышался излишне любезный голос Андрея.
Девица прыснула еще раз, пробормотала: "pardon", и исчезла.
- Ну и ну, - Николай покачал головой, - неплохо он здесь устроился.
Гости некоторое время шумели в коридоре, затем гул плавно перетек на лестничную площадку. Андрей еще что-то орал им вслед, а голоса уже раздавались на улице. Хохотали, повизгивали, затянули какую-то песню. Мало помалу  все стихло. Выключив закипевший чайник, Николай убрал нетронутую чашку обратно в шкафчик и вышел в гостиную.
Андрей убирал со стола.
- Ты пока переодевайся, - коротко кинул он, - а я сейчас.
- Кто были… сии? - поинтересовался Николай.
- Так, знакомые. Сослуживцы.
- А почему столь поспешно ретировались? Ты их выгнал?!
- Я не выгонял. Они ушли сами.
- Хорошие люди? - не удержался Николай.
- Очень хорошие, - осклабился Андрей, унося на кухню полный поднос грязной посуды.
- Чай пить будешь? - крикнул он уже оттуда, громыхая и позвякивая.
- Буду. Чайник, кстати, только что вскипел. 
Николай зашел в спальню, снял костюм и аккуратно повесил его на стул. Покопавшись в сумке, он достал спортивные штаны, тапочки, белую майку с выцветшей надписью DUMB PROMPTER и изображенным, чуть ниже, клубком колючей проволоки. Переоделся и вышел обратно в гостиную. Андрей уже сидел за столом, перед ним были расставлены шахматы. Тут же находилось: бутылка коньяку, две чашки, три (?) рюмки, коробка конфет и маленький заварочный чайничек.
- Клевая маечка. Садись, сразимся, - пригласил он. - Когда мы играли последний раз?
- Лет семь назад, - Николай сел, - если не больше. Ты, как всегда, "неграми"?
- Да, твой ход. Белые начинают и… проигрывают.
- Это мы еще посмотрим.
Николай передвинул пешку.
- Рассказать ничего не хочешь? - поинтересовался он, после непродолжительной паузы.
- А что я тебе должен рассказывать? - удивился Андрей, не поднимая глаз от доски.
- В самом деле, как будто нечего.
Помолчали.
- Я нашел то, о чем ты просил, - произнес, наконец, Андрей, разливая коньяк по рюмкам.
(Третья осталась нетронутой).
- Разумеется, нашел, - терпеливо ответил Николай, - поэтому я и приехал. Где расшифровка?
- Вот, - Андрей достал большой картонный конверт и перебросил его Николаю. - Мoриа, это гора.
- Гора? Погоди, погоди… Как гора?
Николай разорвал конверт и, подхватив несколько выпавших из него листов, быстро пробежал их глазами.
- Ты сегодня гулял по городу? - Андрей зевнул.
- Ну…
- На набережной был?
- Ну, был.
- И как тебе… - он зевнул еще раз, - как тебе наш пруд?
- Пруд, как пруд… - Николай оторвал взгляд от бумаг и уставился на Андрея.
Гора! Ну, конечно же, гора!! Елки-палки, и ведь я видел ее сегодня. Видел, а так ничего и не понял. Р-разиня! Ну да, гора. Прямо за прудом, на юго-востоке. Черт побери, никогда бы сам не додумался.
- Где ты это узнал? - взволнованно спросил он.
- Какая тебе разница! - в голосе Андрея чувствовалось нескрываемое раздражение. - Почему ты все время норовишь засунуть свой нос в мои дела? Я тебе что, сват, брат?.. Попросил выяснить, я выяснил. Мoриа - это гора, Моэрис, как ты и предполагал, озеро. Я достал у геодезистов самые новые и у одного местного историка самые старые карты, (необыкновенно старые!), сравнил всё это с твоими каракулями…
- Манускриптами?
- С манускриптами! Все верно, все совпадает. На месте нашего пруда раньше было озеро. Звучит бредово, но это факт…
Андрей не закончил. Отшвырнув расшифровку в сторону, Николай накинулся на него и, повалив на пол вместе со стулом, восторженно завопил:
- Андрюха! Черт тебя подери. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал! Дай я тебя расцелую!..
- Отлезь... отлезь от меня, гомик несчастный. Совсем умом тронулся. Отлезь, тебе говорят! - вяло отбивался Андрей. - Чайник опрокинешь…
Остаток вечера пролетел незаметно. Играли в шахматы, слушали "Аквариум" и "Rolling Stones". Много пили. О многом спорили, многое вспоминали. И снова пили. С непривычки Николая очень скоро развезло, Андрея развезло от количества выпитого.
- И все-таки, Глахов странное место, - бессмысленно уставившись на доску, вещал Николай. - Нет, в самом деле, странное. Я целый день сегодня шатался по улицам. Куда у вас народ подевался, а? Ведь вроде бы и не жарко…
Он подмигнул, вернее, попытался подмигнуть.
- Никуда не подевался, - еле ворочая языком, отвечал Андрей.
С каждой выпитой рюмкой, он становился все угрюмее.
- В Глахове проживает четыреста двадцать одна тысяча человек, и если бы ты решил прогуляться немного позже… Я имею в виду не так рано…
- Ш-шах! - Николай передвинул своего слона с одной клетки на другую.
- Еще  выпьешь?
- Наливай.
- За встречу!
Выпили за встречу.
- Ночью наш город расцветает, - пробормотал Андрей, закрывая глаза и, очевидно, совершенно не отдавая себе отчета в том, что говорит.
- Слушай, - встрепенулся Николай, - а почему ты не выслал расшифровку почтой? Почему на последние два письма не ответил?
- А? - Андрей поднял голову, вытаращивая глаза.
- Я спрашиваю, что с тобой происходит? Погоди, не рычи. Я знаю, что это не мое дело, но…
Он встал, описал по комнате полукруг и на удивление удачно приземлился в кресло.
- Андрюха! Ты же мне лучший друг, ты для меня как… А ну, гад, колись!
На мгновение глаза Андрея прояснились. Он отодвинул шахматную доску в сторону, развернулся на стуле и в упор посмотрел на Николая.
- В чем дело, ты спрашиваешь? - лицо его перекосила злобная усмешка. - Ты хочешь знать, в чем дело? 
Он вдруг весь обмяк, отрешенно махнул рукой и пробормотал:
- Хотел бы я сам знать, в чем тут дело...
- Кронос! - воскликнул Николай.
Андрей как-то странно хмыкнул.
- Я знал, что если ты здесь появишься, если увидишь… Этого уже невозможно скрыть!
- Но почему ты не отвечал на мои письма?
- Отвянь. Ничего я не знаю! Хватит пить, вот что. Спать пора.
- Нет не пора, - не унимался Николай, - Кронос Кроносом, но как ты-то влез  в это дело?
- Я? - снова хмыкнул Андрей. - Я один из директоров этой чертовой лавочки. Понимаешь?! Я генеральный директор! - уже совсем в ярости завопил он. - Я все это затеял!!.
- Вот как, - Николай покачал головой, - ну а теперь, наверное, ты захочешь рассказать мне обо всем подробно. Что такое "Реабилитационный Центр"?
- Как?! Так ты еще ничего не знаешь!!.
- Конечно нет, откуда я мог узнать?
Андрей шлепнул себя по лицу ладонью и рассмеялся.
- Ну, ты и сволочь. Ну, ты и змей подколодный! 
- Давай, давай, - подгонял Николай, - рассказывай. Кто такой Гында?

Ночью Николай долго не мог уснуть. Даже через закрытое окно с улицы до него доносился шум. Слышалось хриплое нестройное пение, крики, повизгивания. Где-то трещало и ухало.
- Да что же это такое? 
Бормотал он, ворочаясь с боку на бок. 
- С ума они все посходили что ли?.. 
"Ночью наш город расцветает…" - всплывали в сознании слова Андрея.
- Черт с ним, пускай расцветает, - скрипел он зубами, зарываясь головой под подушку, - но не с таким же, в самом деле, грохотом…

- Как спал? - спросил наутро Андрей.
Они сидели на кухне и пили чай.
- Хреново, - глядя в сторону, ответил Николай.
Издевается, сволочь, - подумал он. - Злится, что я у него вчера всё повыспросил, вот и издевается.
- Что так?
- Не знаю. Наверное, съел что-нибудь. У тебя соседи не буйные?
Андрей промолчал.
- Ты не передумал, - поинтересовался он минуту спустя, - поедешь вместе со мной?
- Нет, - Николай со стуком поставил чашку на стол, - не передумал.
- Ну и прекрасно. Увидишь все собственными глазами.
Остаток завтрака провели в молчании. Николай задумчиво смотрел в окно, Андрей делал вид, что слушает радио. Часов около десяти к подъезду подъехала черная "Волга". Николай встрепенулся.
- Это он?
- Он, - кивнул Андрей.
В дверь позвонили.
С первого же взгляда Гында произвел на Николая самое неприятное впечатление. Высокий молодой человек с довольно наглым лицом. Спортивного телосложения, одет с иголочки. Типичный новый русский, мать твою! Словно из анекдота. Николай таких не любил.
- Вот, - представил Николая Андрей, - мой друг, о котором я тебе вчера говорил. Можно сказать, друг детства. Необыкновенных способностей человек. 
- Очень приятно, - Гында улыбнулся (…скорее поморщился…) и протянул Николаю руку, - Гында Петр Владимирович. Коммерческий директор.
- Николай Савельев, - угрюмо пробормотал Николай, не утерпел и добавил, - к коммерции не имею ни малейшего отношения.
- Он археолог, - пояснил Андрей, заискивающе, как показалось Николаю, улыбаясь.
- Машина ждет, - Гында задумчиво почесал подбородок.

Перед входом в здание стояла большая толпа. Человек пятьдесят, не меньше, - отметил про себя Николай. "Петр Владимирович, одну минуту! Петр Владимирович!.." - неслось со всех сторон, пока они протискивались к дверям. Николаю показалось несколько странным, что все эти люди обращаются именно к Гынде, а на Андрея совершенно не обращают внимания, словно и в глаза его никогда раньше не видели. Впрочем, особо размышлять над этим он не стал. Перед самым входом, несмотря на страшную давку, Николай ненадолго задержался, чтобы как следует рассмотреть вывеску. На массивной мраморной доске золотыми витиеватыми буквами было выведено: 
 
 
 

- Пошли скорее, - Андрей буквально схватил его за шиворот, - чего ты там увидел?
- Что значит: восстановление личности? - пискнул Николай.
Их теснили. 
- Пошли, потом расскажу.
Когда все трое оказались внутри, охранник в новенькой камуфляжной форме, поспешно запер за ними дверь.-
- С девяти утра очередь занимают, - пожаловался он Гынде.
Самодовольно потирая руки, тот кивнул. Знаю, мол, все знаю.
- Это хорошо. Это очень хорошо, - он обернулся к Андрею и добавил, - ну что, ты покажи нашему гостю офис, расскажи что здесь к чему, а я…  
Он развернулся к Николаю, осклабился. 
- А я вынужден вас оставить. Увы, бизнес есть бизнес.
Николай кисло улыбнулся в ответ.
- Да, Андрей, - Гында поднял указательный палец, - в двенадцать ноль-ноль у нас совещание.
- Не беспокойся, у меня все готово.
- О'кэй. Жду тебя в своем… - он сконфуженно кашлянул. - Собираемся у меня в кабинете.
И развернувшись, зашагал прочь. Николай презрительно фыркнул.
Внутренняя обстановка офиса делала помещение очень похожим на холл коммерческого банка. Причем банка весьма респектабельного. Навесные потолки, люстры. Отличный дизайн. Хрусталь, золото, малахит. На полу дорогой ковер. Впрочем, все это Николай успел заметить лишь мельком. Едва Гында оставил их, Андрей схватил его за рукав и какими-то боковыми ходами потащил за собой неизвестно куда. Длинный коридор с зеркальным потолком и дорогими светильниками. Поворот направо, еще раз направо. Затем налево. Андрей остановился перед широкой, красного дерева дверью, чем-то полязгал, распахнул ее и шагнул внутрь. Николай последовал за ним.
- Вот, - воскликнул Андрей, все той же стремительной походкой подлетая к окну, - мой кабинет. Располагайся.
Он щелкнул переключателем и плотные бордовые шторы на окнах раздвинулись. Комнату залил солнечный свет. Николай не спеша закрыл за собой дверь,  подошел к одному из стоявших вдоль длинного стола кресел, сел.
- Ну, - сказал он, закидывая ногу на ногу, - я готов слушать.
- Да, слушай! - ероша на голове волосы, Андрей забегал по комнате. - Итак, вы находитесь в кабинете генерального директора первого в мире Реабилитационного Центра.  Директор - это я.
Он резко остановился и указал на себя пальцем.
- Перестань паясничать.
- Наша фирма занимается сбором и хранением материала…
- Андрей!
- Что Андрей? Ты ведь сам хотел обо всем узнать.
- Не надо ломать передо мной комедию, - Николай выцарапал из пачки сигарету, сердито щелкнул зажигалкой, закурил. - Садись, и давай поговорим нормально. Где пепельница?
Андрей подал ему пепельницу, плюхнулся в соседнее кресло и уставился в потолок. Минут пять провели в молчании. Николай курил, Андрей просто безмолвствовал. Наконец он встал, снял с себя пиджак и, повесив его на спинку кресла, неторопливо уселся обратно.
- Эта идея пришла ко мне около года назад, - произнес он спокойным ровным голосом, - хотя возможно, где-то в глубинах подсознания, она существовала и раньше, не знаю. Словом, оформить и сформулировать ее я сумел совсем недавно.
Он помолчал. Тоже достал сигарету, принялся ее разминать. Николай ждал.
- Скажи, ты боишься смерти? - Андрей посмотрел на него в упор. - Ты веришь в существование души?
И не дожидаясь ответа, продолжил:
- Я нет. Ни в какую душу я не верю. Вернее не верил… Сейчас не знаю.
Он порывисто встал и снова принялся расхаживать туда-сюда. Очевидно, так ему говорилось легче.
- Рано или поздно, но вопрос о смерти встает перед любым человеком, и я здесь не исключение. Кто-то бьется над его решением целую жизнь, (вспомни: "философствовать - значит учиться умирать…"), и умирает так и не найдя ответа. Кто-то этот ответ находит, ("все, что вы требуете от жизни, будет вашим после смерти…"), и ударяется в мистику или религию, ища утешения там. "Абсурдно, что мы рождаемся, абсурдно, что умираем…" - недоуменно разводя руками, восклицают самые рассудительные. Большинству же людей, подавляющему большинству(!), не дано ни то, ни другое, ни третье. Маленькие серые человечки, ни на что не способные! Мы боимся мыслить. А что, если там ничего нет? Что, если смерть действительно конец всему? (Находятся, правда, чудаки, восклицающие: "лучше небытие, чем ад!", но мне кажется, они не искренни. Большинство из нас согласились бы жить и в аду, "только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, - только жить!"). Вот тогда-то к нам и приходит страх. Настоящий Страх! Страх с большой буквы!! Страх заставляет человека уходить от бередящего душу вопроса, выкидывать его из головы, гнать прочь. Забыть о нем, так и не решив его, так и не найдя никакого ответа! - вот в чем единственное спасение. В самом деле, куда спокойнее жить как все, ходить на работу, растить детей. Просто жить! Главное жить, а что такое смерть,  какая мне разница? Может ее и нет вовсе. Ведь живу же я, я же живу! Погрузился с головой в пучину повседневных забот, вышвырнул из башки эти дурацкие мысли и словно саму смерть победил.
Он сделал несколько глубоких затяжек подряд и раздавил окурок в пепельнице. 
- Да, до тех пор, пока не придет пора умирать или пока жизнь не доведет тебя до ручки, так что хоть в петлю лезь. Мысли о смерти прогнать можно, но страх-то остается. Страх-то никуда не денешь! А ведь, кажется, все бы на свете отдал, только б избавиться от этого страха. Все бы имущество свое заложил, лишь бы получить взамен хоть слабую надежду!
- Я не понимаю, - попытался возразить Николай, - причем здесь смерть? 
- А притом! - Андрей подался к нему и даже голос понизил. - Притом, что подыхать никому неохота. Ты только подумай, как это ужасно: всё останется, а ты исчезнешь. Исчезнешь навсегда! 
Он выпрямился и подошел к окну.
- Банально? Я знаю. Но я себе места не мог найти, размышляя надо всем этим. Ведь как же так? Сколько людей существовало на свете до нас, сколько их будет жить после и всех ожидает одно: забвение, могила с червями, вонь… И нас, и предков наших, и потомков… Но однажды я понял! Ведь эта проблема занимает не только меня. Ведь над ее разгадкой ломали головы лучшие умы человечества на протяжении многих тысячелетий. И сейчас ломают. И еще тысячи лет ломать будут. А наука! Ведь она тоже не стоит на месте, она тоже пытается разобраться в этом нелегком вопросе. И не просто разобраться, в ее задачи входит куда большее. Наука пытается побороть смерть! Побороть, и сделать человека бессмертным. Сначала сделать бессмертными живущих, а затем воскресить умерших и наделить бессмертием их. Такова тенденция развития, иначе и быть не может!  
До Николая, наконец, дошло. Ему вдруг все стало ясно.
- Федоров! - воскликнул он, щелкнув пальцами. - Ну, конечно же, ты начитался Федорова! Я видел у тебя дома книгу.
- Нет, - отмахнулся Андрей, - Федоров, это ерунда. Все, что он писал - чепуха! Так, романтический бред, утопия. Все бред, за исключением одного - рано или поздно, но наука  обязательно достигнет уровня, когда сможет восстановить кого угодно и что угодно. Было бы только из чего!
- Погоди, погоди, - Николай не верил собственным ушам, - ты хочешь сказать…
- Да! Наша фирма это ни что иное, как банк. Информационный банк, в который мы собираемся занести данные обо всех человеческих единицах, обо всех индивидуальностях. Конечно тем, кто уже умер, мы помочь не в силах, но вот тем, кто еще жив, мы даем реальный шанс. Реальный шанс стать бессмертным! Бессмертие должны обрести не только гении, не только те, кто благодаря своему уму или своей наглости умудрились войти в историю, оставив о себе память. Бессмертие должно стать достоянием всех. Право на бессмертие столь же естественно, как и право на жизнь! Единственное, что от людей, (наших клиентов), требуется, это оставить после себя хоть сколь-нибудь значимый информационный след. Дневники, личные письма, фотографии… Все это несет в себе информацию, причем информацию сугубо личностную. Ту информацию, по которой в далеком будущем, через сто, через тысячу, через миллион(!) лет наши потомки смогут восстановить нас.
Андрей замолчал, откупорил стоявшую на столе бутылку минеральной воды и налив себе полный стакан, в три глотка его выпил. Николай продолжал сидеть в кресле. Вид у него был растерянный. 
- Я тебя не понимаю, - пробормотал он, - это, наверное, шутка такая, да?
- Нет, - Андрей поставил стакан на место и устало улыбнулся.
Было видно, что подобные вопросы задают ему далеко не в первый раз.
- Это самая настоящая правда. За вполне умеренную плату, наш центр регистрирует Вас и выделяет Вам информационную ячейку, в которую будет заноситься вся предоставляемая Вами информация. Все, что угодно! Все, что на Ваш взгляд передает Вашу личность. В перспективе эта информация будет копироваться и размножаться, что существенно повысит шансы ее сохранения для потомков.
- Но с какой стати?!. Каковы гарантии?.. - пробормотал Николай.
- Гарантии? - рассмеялся Андрей. - А разве надежды, разве реальной возможности стать бессмертным мало? А страх смерти? Ты забыл про страх! Пообещай человеку сделать его бессмертным и он, не задумываясь, отдаст тебе "половину царства". Только пообещай! Мы же, наша фирма, просим не так уж и много.
Он помолчал.
- Впрочем, есть и определенные гарантии. Со временем мы планируем развернуть нашу деятельность по всему миру. Разумеется, это вызовет заметный резонанс в общественно-политической жизни планеты. Будут созданы специальные комиссии, которые станут следить за нашей работой, проверяя, насколько мы соблюдаем данные нашим вкладчикам обязательства, (то есть, сохраняем информацию о них). Чем это не гарантия?!. Что же касается реального восстановления, то… Пусть потомки дают подобные гарантии. Восстановление - это их обязанность.
Он замолчал. На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Даже через закрытое окно с игровой площадки в соседнем дворе доносились крики детей. Николай находился в какой-то прострации. Факты, которые сообщил Андрей, были столь фантастичны, что рассудок отказывался их принимать.
- Ну, и что народ? - выдавил он, наконец, из себя. - Обращаются в новую веру? Тащат вам свои… дневники-письма?
- Конечно, тащат!
Андрей бросил на него быстрый взгляд. Лицо его снова сделалось мрачным.
- Столько тащат, что разгрести всего этого дерьма не успеваем. Гында трижды поднимал расценки, а поток вкладчиков с каждым днем все возрастает. Сегодня будем решать вопрос об очередном…
В дверь постучали.
- Войдите! - раздраженно крикнул он.
Вошла хорошенькая секретарша. Кажется, та самая Мариночка,  отметил про себя Николай. Впрочем, совершенно механически.
- Андрей Николаевич, - обворожительно улыбаясь, сказала она. - Петр Владимирович просил сообщить вам, что все давно в сборе. 
- Хорошо, - Андрей взглянул на часы, - передайте собранию, что я уже иду.
Не переставая улыбаться, девушка вышла.
- Извини, - он снял со спинки кресла пиджак, и что-то бормоча под нос, принялся напяливать его на себя. - Поговорим дома.
- Пожалуй… - Николай встал. 
- Пойду, проветрюсь. У меня такое ощущение, что я либо сплю, либо спятил.
- Вот ключи. Вернусь домой ближе к вечеру.
Налету поймав связку, Николай вышел из кабинета.

Поэт в России - больше, чем поэт, - говорит классик.
Он может еще работать дворником, сторожем, кочегаром, - так развивает сей тезис наш современник, безвременно почивший Борис Рыжий.
Часто подрабатывают грабежами, насилием, разбоем - не может угомониться он...
И далее, на страницах Литературной газеты, Рыжий заявляет, что с поэзией в России сегодня "все в порядке".
По настойчивому мнению российской прессы и средств массовой информации сегодня мы пришли к условиям, лучше прежнего удовлетворяющих развитию поэзии. Беспримерная "свобода слова" и уважение к самовыражению личности - что более этого может предложить государство своим наидревнейшим оппозиционерам, вечно голодным и недовольным бунтарям, изливающим свой народно-патриотический голос "в виде поэзии" на листы бумаги.
Отсутствие цензуры вообще и "наивно-дидактических задач исправления нравов", - в частности (о чем подробно спорит сама с собой Инна Булкина в своей статье "Старые и новые...", опубликованной в 14-м номере "Русского Журнала"), - что еще может сделать для поэта его новая Россия?
Может убить его?, - спросит читатель.
А зачем? Сам вымрет...
Почему-то сегодня не принято заострять внимание на поразительном явлении царскосельского феномена, когда великое культурное созвездие, оставившее нам эпохальное наследие, - осветило небо России в годину тоталитарного самодержавия и суровой цензуры, в час жуткой "несвободы" милитаристко-монархической державы.
Эта эпоха подарила России такой мощный всплеск, по своему культурному значению не уступающий "эллинской культурной революции" времен "афинских мудрецов".
Вспомним теперь молодежный (и не только молодежный) ажиотаж конца 80-х...
Макаревич и Кутиков, Романов и Никольский, Шевчук, Цой... Длинный список имен кумиров можно продолжить на половину страницы.
Давайте спросим у провинции (Москва и Петербург - это далеко не вся Россия) - где их кумиры?.. Что сегодня слушают и читают в провинции?..
Не буду ходить вокруг да около: старые кумиры утратили свой блеск, а новых так и не появилось. Если продолжать рассматривать тенденции в искусстве на вышеупомянутом примере, то можно констатировать крайне редкое гастролирование бывших кумиров при полупустых залах. Что же говорить о журналах ("толстых и тонких") или поэтических сборниках! Музыкальные концерты ведь всегда пользовались большей популярностью в "широких массах".
И, думаю, причина этого вовсе не в том, что отмечает в своей статье Инна Булкина, указывающая на усредненное обращение "старой издательской системы" к многомиллионной аудитории.
По мнению Инны, именно такое, "не дифференцированное" отношение к читателю создавало видимость "самой читающей страны".
М-да, уж - на редкость концептуальный подход...
Интеллигенция конца 80-х (при высочайшем соизволении от Горбачева) в лице своих как иерархов (Сахарова, Солженицына), так и "массовиков" (Тальков, Шевчук и иже с ними...) задали новый тон...
Теперь Солженицын сам хватается за волосы и остается только радоваться за Виктора Цоя, что он ушел из жизни своевременно, не столкнувшись с проблемой, которая стоит перед его нынешними коллегами по перу, микрофону, гитаре...
Объектом красноречия доперестроечного творческого общества был некий образ, тайно боготворимый и одновременно охаиваемый этим обществом, образ ими же по недальновидности навсегда развеянный, словно туман.
Образ загубленной свободы и дискриминации духа, образ бюрократии и партократических унижений, образ пустословия власти и собственного высокого полета над сирой действительностью...
Итак, с подачи интеллигенции и при благожелательности все той же пресловутой партократии, - наступили времена Новой России.
И что мы видим? О, несчастные творцы! Неужели, король был голым?
Что создано на сегодняшний день этим самым "творческим обществом"?
Давайте представим себе боксера. Мощный боец мечется на ринге, могучими кулаками пытаясь достать... пустоту!..
У этих ребят умер их враг, тот самый, что был им лучшим другом, давая пищу для душевных переживаний и темы - для пера...
Когда-то Шевчук "писал кровью", теперь, похоже, просто не знает, о чем писать. Свою "последнюю осень" он уже прожил.
Когда-то Макаревич сочинял актуальные тексты, - теперь (за последнее десятилетие!) сумел разве что "состряпать" пост-перестроечный гимн для проельцинской предвыборной кампании.
"Не надо прогибаться под изменчивый мир, пусть этот мир прогнется под нас..."
"А ты поработай-ка, - думает провинциал, - по двенадцать часов в сутки за 50 долларов в месяц на двух работах, чтобы прокормить семью..."
- Посмотрим, как тогда он прогнешься.
- Завтра с работы выкинут, и вся недолга.
Ах, Инна, Инна! Вот почему мы перестали быть самой читающей страной, хотя именно такими в свое время и были... Перестали потому, что во-первых, - читать стало нечего (нет больше у доморощенных некрасовых актуальных тем и целей, достойных того, чтобы "жечь их глаголом"). А, во-вторых, голодная страна думает не о "Смаке" или "Гулаге", а о более насущных проблемах. А иногда, с отвращением, - об "этих писаках, что зажрались у себя в Москве, выполнив свою миссию в развале страны...".
Основная их мысль была в том, что слова им не дают. Ну-с, дали свободу. И еще какую, батьке Махно на загляденье!
И нет больше слов - стоят у трибуны с открытым ртом. И сказать больше нечего, и уходить не хочется...
Да, выдохлись "некрасовы". По инерции еще размахивают кулачками, подобно Иртеньеву, но выдохлись, выдохлись...
"Отслоились" от народа и, как в известной басне "Кукушка и Петух", издают сами себя и, потирая ручки, рецензируют друг дружку себе на потеху...
Если вернуться к царскосельскому феномену, то можно увидеть забавную антитезу: строжайший тоталитаризм, довлеющий над творческой интеллигенцией с одной стороны и достаточно полная финансовая независимость - с другой.
Иными словами - явление диаметрально противоположное современному состоянию.
Сегодня же Россия может кушать лишь своих Стрелок, и Моисеевых, видимо, просто "потому что нельзя быть красивой такой"...
Голод и анархия пришли на смену необходимым поэту духовным страданиям при физической возможности их воплощения.
Древний праведный гнев ницшеанского духа, обращенный к государству-"дракону человеческого общества", - был побежден пустотой!..
И боги умерли.
В самом деле, не о задержках же зарплаты писать шевчукам и никольским!.. Тем более, (при той же задержке) - делать больше нечего что ли, кроме как стишки писать?..
И, наконец, - супротив прежнего концептуального гнева - так, мелкое нытье...
Писать можно по-фетовски или по-некрасовски. Эта полемика началась еще задолго до творческого спора "народного горемыки" Некрасова с Яковом Полонским ("Блажен незлобливый (озлобленный) поэт"). Кто более счастлив\несчастлив, кому-де проще\сложнее - ругающему худое или воспевающему прекрасное?..
Как бы ни было, а учеников и продолжателей именно некрасовского течения, безусловно, больше.
В чем тут дело? В том, что на "народном горе" проще зарабатывать, чем на трелях соловья? В том, что с легкой руки ряда официальных мудрецов принято считать признаком интеллектуализма скорбно-страдальческо-пессиместически-скептическое мировоззрение истинного художника, прочувствовавшего бренность и несовершенство подлунного мира?.. А если ты еще на этой почве и алкоголик!..
Но, так или иначе, факт остается фактом: бичевание более популярно в народе, чем нежность, а трагедийность взгляда, даже граничащая с аморальностью, практически стала нормой, необходимым предикатом философа, тогда как менестрели и трубадуры, одетые в романтический плащ веселого цвета и с цветущими физиономиями - считаются не более, чем клоунами...
О'Генри и Хэмингуэй... Первый - милый человечек, юморной автор. Второй - великий американский писатель.
"Фетов" и так давненько не рожала русская земля, а теперь, в силу указанных обстоятельств, - и "некрасовы" перемерли...
В силу образовавшейся идеологической пустоты и финансового геноцида.
Все та же Инна Булкина пишет о наивной дидактике прежних журналов. Но во всех уважающих себя странах, в тех же Штатах, к примеру, таковая (дидактика) ни в коей мере не считается наивной!
Это что касается идеологии и воспитательной цели искусства. (Кстати, мне забавно говорить об этом с коллегами: кому как ни нам, собратьям по перу, пытаться доказать, что государство должно осознавать все значение искусства, а в частности, его воспитательную функцию... и вновь вспомнить о том, что мы, авторы, очень хотим кушать. Шутка?)
Что же касается геноцида - то хотелось бы вспомнить "Дом с мезонином", где Антон Палыч говорит нам об истинной природе несчастий русского человека: какие там книжки и библиотеки, какие там бани, больницы и аптеки?.. Человек не должен работать по 12-15 часов в день.
Нет места творчеству там, где речь идет о выживании!
Ибо искусство - продукт излишков цивилизации.
Теперь же в России и не пишут и не читают.
Да, кстати! Я говорил всего лишь о малых формах.
Как обстоят дела с крупными формами - нетрудно вычислить: если "некрасовы" со своими стишками, сочиненными на скорую руку между походом на ближайший рынок и вечерними супружескими обязанностями, - всего лишь выдыхаются (если, конечно, действительно добросовестно выполняют супружеские обязанности), то "толстые" - просто сгинули в небытие.
Попробуй-ка написать что-нибудь действительно значительное и масштабное при таком темпе жизни, садясь за перо от случая к случаю, не имея возможности (о грантах я, естественно, не говорю) просто поехать, например, на Дон, как господин Шолохов, чтобы прочувствовать, осмыслить, пережить...
Ни для кого не секрет, какая напряженная работа стоит за продуманным, внутренне логичным сюжетом, над созданием которого авторы иной раз трудятся десятилетиями.
Ну, Борис Рыжий, видимо, об этом не думал. Он специализировался по малой форме, между подметанием улиц и сбором бутылок. С этим у нас "все в порядке"...
А народу нужны хлеб и зрелища. Причем именно в таком порядке. И чем вкуснее хлеб и интереснее зрелища - тем народу лучше. Первым должны заниматься чиновники, а вторым как раз пресловутые "толстые" журналы, противопоставляя себя массовому лобби недорогой быдлоидной культуры.
Нет, они не могут полностью решить вопрос зрелищ, но могут и должны быть поддержкой поэтов, пропагандируя искусство, объединяя меценатов, политиков, партии в финансовые основы для раздачи грантов, создавая почву для популяризации и материальной поддержки, поиска талантливых авторов, вести борьбу за этих авторов в конкуренции между собой.
Ведь каких только грантов у нас нет.
Только вот их не дают частным лицам, а выписывают на общественные некоммерческие организации.
Я предлагаю заинтересованному читателю ввести в "Yandex" или в другую систему поиска слово "грант" - и все станет ясно. Первые по рейтингу гранты выписывают на экологические организации: "свобода алеутским тюленям Средней Азии", "борьба за олений мох в Кемерове", "организация поддержки лососевых и парнокопытных", "Белоярский Опоссум" и так далее, и так далее...
Вторыми (после опоссумов) следуют женщины.
"Женщины независимой Удмуртии", "Женщины - жены военных", "Женщины - матери военных", "Военные дочери независимой Удмуртии в поддержку белоярских опоссумов"... Всего не пересчитать...
И дальше: экономика, финансы, филателия, маркетинг, физика, реклама, гербарии, лучший сайт в интернете, конкурс порнографических фотографий лысых знаменитостей XX века...
Но вы нигде не найдете благотворительные организации, оказывающие поддержку поэтам.
И пока "толстые" журналы решают как им быть с поэзией, пока идет прогосударственная пропаганда того, что "у нас с поэзией все в порядке", пока воцарившаяся пустота правит бал, - я предлагаю создать для начала хотя бы три Экологических Благотворительных Фонда: "Поэты - за чистоту городских улиц", "Поэты - собиратели бутылок" и "Женщины - жены поэтов". Хуже уже не будет.
Тем более, что поэт в России - больше чем поэт: он вымирающий вид.
 
 

Если Вы пишете рассказы или стихи и хотите, чтобы Ваши произведения увидели и оценили другие люди, если Вам есть о чем поведать миру, присылайте свои работы нам и мы опубликуем их в нашей рассылке. Не забудьте сообщить свои имя и фамилию (или псевдоним). В теме письма укажите - "дебют". Самые интересные произведения в дальнейшем будут выложены на нашем сайте.
 
 

Созерцая лилию, что я долго рисовал
прутиком на жёлтом песке,
Я вдыхаю аромат весеннего ветра,
а он чуть слышно шепчет мне:
"Мастер, я знаю, как ты устал, отдохни,
оставь эту лилию, она тебя не достойна!"
"Но, Ветер, послушай, ведь она - идеал,
а я всю жизнь о нем мечтал!"
"Нет, милый Мастер, твой идеал не вечен,
пока он лишь здесь, на песке.
Сейчас пойдет дождь, он не оставит и следа
от беспомощного твоего цветка".
Послышался гром, и первая капля дождя
угодила прямо на нос Мастера.
Сильнейший ливень обрушился на землю, 
на песочную лилию. 
А Мастер впервые за долгие годы
умылся своими слезами,
что капали, капали, сами.

Грандиозный литературно-издательский проект! Литературная лаборатория "GoldBee" приглашает к сотрудничеству издательства и редакции литературных журналов. У нас есть, чем Вас удивить!!!
Все подробности по адресу:tot@students.ru

Пишу популярные психологические статьи. Заинтересована в сотрудничестве с периодическими изданиями. С моими работами можно ознакомиться на сайте http://www.chat.ru/~g_anas/ E-mail: an_ru2000@mail.ru
 

Переводы и статьи по эзотерической тематике. Большой опыт.
Татьяна: ourworld@gregat.com
 

Переводы с/на английский по экономической, юридической, лингвистической тематике.
elenugit@mail.ru
 

Вам требуется перевести текст с/на  английский или немецкий? Это ко мне! Вы хотите усовершенствовать свой английский или немецкий? Это опять ко мне!! Вы абитуриент или еще пока школьник и хотите поступить в престижный ВУЗ? Это снова ко мне!!! Быстро, недорого, профессионально!
Инна: (095) 179 24 98, sofiainternetovna@pochtamt.ru
 

Переводы с/на немецкий, английский языки, любая тематика, приветствуются тексты общеобразовательной, литературной, музыкальной и просто интересной тематики.
Мария: mary_lap@hotmail.com
 

Поможем, чем сможем! :)