Елена Федина

Белая тигрица

Предыдущие главы книги можно прочитать в архиве рассылки.

Если вам хочется прочитать сразу все произведение целиком, можно не дожидаться следующего выпуска рассылки, а зайти на сайт www.fedina.victum.ru. Там опубликованы почти все книги этого автора.

 

Глава 29

Окна Столетней тюрьмы выходили на площадь Правосудия. Прутья решетки были толстые как канаты, двери железные, приговор окончательный. Мое падение в бездну, которое началось два года назад у замерзшего ручья, подошло к своему концу.  Дальше падать было некуда.

Мне было уже все равно, только жаль моих недопетых песен, недописанных стихов,  нерассказанных сказок. Не себя было жаль, а  своего проклятого таланта, который запутал и исковеркал мне всю жизнь!

Надо мной висела неизбежность. У меня было время двадцать раз всё обдумать, и я уже понял, что по-другому быть просто не могло, это было заложено во мне самом.

Я шел к своей цели медленно и долго, по ступеням, всё выше и выше, мои планы спутала только внезапная любовь к белой тигрице, но и ее я принес в жертву. И шагнул еще на ступеньку. И когда казалось, что всё уже остались внизу, когда я стал некоронованным королем Лесовии, я вдруг понял, что наверх ведет еще одна бесконечная лестница, на которой Господь Бог, Господин Случай и его величество Рок! Я уткнулся лбом в ту же проблему, что и все сильные мира сего. Я понял наконец, почему Марциал так хотел стать белым тигром! Это была отчаянная попытка вырваться из власти обстоятельств, стать сильнее самых сильных...

За окном мела метель, на площади стучали топоры и молотки. Это сколачивали для меня эшафот. Я смотрел на него и в который раз пытался понять, как же эта неизбежность произошла.

Мы уехали в тот же день. Дождь так и не кончился, оказалось, что это наступила  осень, наступила так же внезапно и преждевременно, как старость. Всю дорогу от замка Оорла до Тарлероля и от Тарлероля до Трира я оборачивался назад. Я вообще слишком часто люблю оглядываться на свое прошлое. Никто из Оорлов мне вдогонку не кинулся, всё было тихо и спокойно, как будто так и надо.

Я переступил порог дворца уже другим человеком. Даже не прежним порочным и тщеславным Энди Йорком, а много раз хуже. Воздушные замки разрушились, не было прежнего Ольвина, значит, не было света в конце туннеля, и не было ничего святого! Был барон Оорл, такой же властный, такой же независимый и невозмутимый, как его отец. Нет, он остался, конечно, добрым и великодушным, но его великодушия хватило на всех... кроме меня.

Мои роскошные покои встретили меня тишиной и блеском. Посреди малахитового зала стоял на постаменте золотой конь с изумрудами вместо глаз - подарок Нарцисса и предмет бешеной зависти его любимцев. Я надел коню на голову мокрую шляпу и пошел дальше. В бирюзовом зале рядом с кроватью у меня был бассейн, мне нравилось по утрам нырять в него вместо умывания. Я шел и сбрасывал одежду прямо на пол, где придется, я уже мог не думать о таких мелочах: у меня были слуги...

Я искупался и бесцельно валялся на кровати, мне даже думать было лень. Потом пришел сияющий Нарцисс и с разбегу запрыгнул ко мне на одеяло, у него было превосходное настроение.

- Вечером устрою грандиозный праздник! Пусть все знают, что ты вернулся!

- Все и так знают.

- Ты будешь петь, Энди?

- Петь? Конечно! Я буду петь и пить, плясать и бить посуду! Я буду великолепен, Нарцисс! Ты даже не представляешь, как я хочу веселиться!

- Наконец-то!

Дождь жалобно барабанил по стеклу...

Праздник получился роскошный. Я  крепко напился и был в ударе, мне самому нравилось, как я пою. Даже грозный дядя Нарцисса Эдвард Меченый, герцог Тиманский прослезился от удовольствия. Он был родным братом красавца Эриха Второго, но безобразен крайне, у меня озноб пробегал по спине, если он хлопал меня по плечу.

Когда гости начали падать лицами в тарелки, мы с Нарциссом решили удалиться.

- Кого мы с собой возьмем? - спросил он.

Глаза разбегались. Красивых женщин было полно, правда, многие уже успели надоесть. Мой пьяный взгляд остановился на юной Тине Треоли, она мне не нравилась совершенно, но за ней весь вечер увивался Кристофер. Мне захотелось сорвать его планы.

- Вон ту, Треоли.

- Она же ничего не умеет?

- Разве это плохо?

Нарцисс рассмеялся.

- Ладно, а еще кого?

- Мне все равно.

Я подошел к Кристоферу и Тине Треоли и сказал ей, куда ей следует прийти. Я смотрел на Кристофера, мне доставляло удовольствие видеть бешенство на его лице.

- Жаль, что я не проткнул тебя тогда, - прошипел он, - но всё равно ты скоро пожалеешь, что на свет родился!

Я рассмеялся, взял со стола чей-то фужер и выплеснул вино ему в лицо. Я был пьян как скотина.

Карсти схватил меня за рукав уже при выходе из трапезной.

- Энди! Что ты делаешь!

- Чем хуже, тем лучше, - сказал я.

К Нарциссу я пришел последним. Женщин с ним было, кажется, пятеро, одну я видел впервые. С бокалом и яблоком она сидела в кресле, совершенно раздетая и ослепительно белая, как мраморная Афродита. Эльва раздевала Тину Треоли. За окнами в парке еще продолжалось веселье, играла музыка, и метались разноцветные огни, громкий смех чередовался с пьяной руганью. В общем, всё было, как всегда.

Без одежды Тина Треоли оказалась не так хороша, как Афродита, но зато она очаровательно смущалась.

- А вот бояться не надо, - сказал ей Нарцисс, - он умел быть ласковым и проникновенным, - Эльва, налей-ка ей вина! Пей, детка. И ничего не бойся. Это же прекрасно! Мы научим тебя утонченной любви... Тебе кто больше нравится? Я или Энди?

- Вы, ваше величество, - прошептала она краснея.

Он откинул край одеяла.

- Ну, так иди же ко мне. Иди, не бойся!

Я обнял Эльву.

- Негодяй, - засмеялась она, - как долго тебя не было!

- Ничего, - сказал я бодро, - зато теперь будем веселиться так, что богам станет завидно! Я сегодня в ударе!

- Да-а? Сейчас посмотрим!

- А кто вон та богиня с бокалом и яблоком?

- Она прелесть, тебе понравится... Жена Карсти.

- Карсти?!

Я отступил назад к двери, но потом понял, что отступать-то в общем некуда. В бездну так в бездну!

- Энди! Какого черта?! - крикнул Нарцисс, - мы тебя ждем!

Я со злостью рванул застежки на камзоле.

Празднества шли в столице чуть ли не каждый день. Теперь даже самый последний дурак понял бы, что Энди Йорк вернулся.

Не скажу, что я был несчастлив в это время. Ничто так не пробуждает к творчеству, как скрытая обида! Песни я писал пачками, по ночам просыпался от вдохновения и с торжествующим чувством, что я гений, хватался за перо. Мелодии приходили сами, они сыпались с неба как золотой дождь, я подыскивал к ним слова и аккорды, а на следующий день просто выплескивал, швырял как горсть монет щедрые плоды своей бессонницы изумленной публике.

И это было сильнее и любви, и ненависти, и обиды, и страха, и угрызений совести!

Что же  было потом?.. Потом всё как-то резко изменилось. Наверно, тогда, в тот пасмурный день, когда мы проезжали с Нарциссом по Кафедральной площади. С нами были только два пажа, он уже успокоился, что я не убегу, и перестал повсюду таскать за собой отряд телохранителей.

Я увидел фургончик бродячих артистов и толпу вокруг них. Почему-то защемило в груди. Девушка-акробатка была такая же тоненькая и гибкая как Марианна.

- Подъедем?

- Как хочешь.

Мы врезались в толпу на своих конях. Это были они: Марианна, Касьо и Тори. С ними были еще какие-то артисты, но их я не знал. Был у них и свой музыкант, играл он, на мой взгляд, скверно.

Я спрыгнул с коня и вытер беретом лоб. Давно у меня так не колотилось сердце! А я-то думал, что всё забыл! Но, оказалось, нет. Мое прошлое нагнало меня здесь, в столице.

Марианна узнала меня первой. Она подошла с округленными глазами, еще часто дыша после прыжков.

- Мартин! Неужели это ты?!

- Да, это я.

- Боже, какой ты стал красивый!

Я был в золотой парче и кружевных брыжах, от меня за версту веяло роскошью и благополучием. Я смотрел на маленькую усталую акробатку в заштопанном трико и понимал, что мечтаю о том времени, когда мы выступали вместе. Я орал что-то несусветное, и Сильвио стучал молотком по помосту, и был Ольвин, и Изольда сидела на перевернутой корзине...

- А Ольвин нас оставил, - сказала Марианна, словно читая мои мысли, - они уехали  куда-то в другой город, а без него всё развалилось.

- А дом? Продали?

- Конечно.

Мне стало совсем тоскливо. Подошли Тори и Касьо. Они разглядывали меня, как заморскую диковинку.

- Твои дела пошли в гору, Мартин!

- Да, я катастрофически везуч, - признался я.

- А у нас всё плохо. Ольвин ушел, осень, погода гнусная, люди быстро расходятся... еле сводим концы с концами.

- А хотите, я вам спою?

Они дружно рассмеялись.

- Ты своим скрипучим голосом нам последнюю публику разгонишь!

Я тоже посмеялся, потом протянул Касьо свой кошелек.

- Держи. Что напою - тоже ваше.

Лютня была старая и раздрызганная, струны потертые. Все смотрели на меня с любопытством, и только Нарцисс - с насмешливым презрением. От холода пальцы были деревянные. Я сел на какой-то ящик и подул на руки, они почему-то дрожали. Мне казалось, что меня сейчас услышат Изольда и Ольвин, ведь они ни разу так и не слышали, как я пою!

Я пел для них, и для маленькой Марианны, присевшей прямо на мостовую, и для могучего Касьо, застывшего как памятник, и для славного недалекого Тори, от напряженного внимания склонившего голову на бок, как охотничий пес... Энди Йорк пел на Кафедральной площади.

Потом была мертвая тишина, никто не шелохнулся, пока я сам не встал и не направился к коню. Тогда за моей спиной застучали по подносу монеты.

- Шут, - бросил Нарцисс презрительно.

С тех пор я себе места уже не находил, мне надоело самого себя обманывать, и Нарцисс это чувствовал. Мы ссорились почти каждый день. Он не выносил не то что тоски, даже задумчивости на моем лице. Он хотел сделать меня счастливым насильно.

Однажды он вспылил во время застолья, ему ничего не стоило сдернуть скатерть, разбить пару блюд, швырнуть в угол вазу и испортить всем аппетит. Кажется, я отказался куда-то поехать.

- Это всё  из-за твоей тигрицы! - закричал он, - она и здесь не дает тебе покоя!

- Она тут ни при чем! - тоже сорвался я, мне совершенно не нравилось, что он помянул ее в такой компании, это было слишком личное, никого, кроме нас двоих не касающееся, - замолчи же!

- Да я убью ее, эту драную кошку! Убью, ты понял?!

- Ничего ты с ней не сделаешь!

- Клянусь, я убью ее!

- Только попробуй.

Потом мы забыли об этой ссоре. Выпал снег, все неуловимо изменилось, на душе стало как-то легче. Я списал эту гнусную клятву на его истеричность.

В начале декабря у него был день рождения. Я посвятил ему хвалебную оду, он прочитал, остался доволен и радостно заявил, что у него тоже есть для меня подарок. Он был очень красив в этот день и счастлив, как мальчишка, ему не было равных ни в танцах, ни в играх. Я даже тихо гордился им в душе.

Кристофер подошел неожиданно. Мы с ним почти не разговаривали и даже не здоровались. Он был румян и чем-то очень доволен.

- Любуешься своим благодетелем?

Тон его мне не понравился.

- Любуюсь, - сказал я.

- Лучше полюбуйся в окно!

Он даже подтолкнул меня. Я хотел его отпихнуть, но тут увидел в окне нечто такое, от чего помутился рассудок. По двору четверо слуг проносили привязанную к палке белую тигрицу, голова ее была безвольно запрокинута, хвост волочился по снегу. Она была мертва! Я распахнул окно настежь, мне в лицо ударил ледяной ветер и мелкая снежная крупа, я задыхался, крик так и не вырвался из моего горла, потому что я вдруг онемел. Все кончилось.

Так вот он, твой подарок, Нарцисс!..

Я подошел к Нарциссу. Он беседовал со своим дядей и его людьми. Я тронул его за плечо, он обернулся и осветился довольной улыбкой, он был очень красив.

Я вонзил ему кинжал прямо в сердце, прекрасно понимая, что вместе с ним я убиваю и себя, но теперь это было уже не важно! Сначала никто даже ничего не понял, Нарцисс почему-то еще стоял на ногах и смотрел на меня удивленно, непонимающе.

- Энди, ты что...

Он упал на руки Эдварду Тиманскому.

Я опустошенно поплелся к себе, меня никто не трогал, все суетились вокруг убитого короля. Я вспомнил Ольвина, история повторялась, только меня спасать было некому, да и незачем.

Кто-то шел за мной по пятам, но мне уже всё было безразлично. Я вошел к себе. Я огляделся. В малахитовом зале по-прежнему стоял на постаменте золотой конь с изумрудами вместо глаз, а рядом с ним - еще одна скульптура - отлитая из серебра тигрица, белая с изумрудными глазами. Она была прекрасна даже издалека смотрелась как живая. Нарцисс очень хотел, чтоб его подарок мне понравился...

У меня за спиной расхохотался Кристофер.  Его шутка удалась.

Не знаю, кто назвал эту тюрьму Столетней, но название было точное. Дни тянулись тут как года! Эдвард Первый Меченый заходил ко мне и сказал, что казнить меня ему в любом случае придется: в Лесовии нельзя безнаказанно убивать королей. Единственное, что он может для меня сделать - это отсрочить мою казнь на один-два месяца. Я сказал, чтоб он не беспокоился, но меня всё еще держали на этом свете, непонятно зачем. Уже кончался январь.

Столетняя тюрьма была для аристократов. В моей камере стояла вполне сносная кровать, стол, стулья, кормили меня из серебряной посуды, приносили книги, бумагу и перья. Я согласился бы прожить тут и до весны, может, успел бы дописать сказку о прекрасной и вечной любви и преданной дружбе, но спешное строительство эшафота лишило меня этих иллюзий.

Иногда, особенно по ночам, умереть хотелось как можно скорей, особенно, когда снилось удивленное лицо Нарцисса перед смертью. «Энди, ты что...» Я просыпался, стискивал кулаки и искал что-нибудь острое. Хоть бы на том свете ему объяснить, за что я его убил!

В последние дни я уже ничего не писал, я вспоминал всю свою сумасшедшую жизнь от начала до конца, я наслаждался и мучился воспоминаниями. Я решал для себя вечный вопрос, каким лучше родиться: талантливым или нет, как будто мне предлагали родиться второй раз! Впрочем, вывод напрашивался сам собой. Я проиграл!

Поздно вечером меня разбудил капитан тюремной стражи.

- Уже что ли? - проворчал я.

- Нет пока, еще не утро. К вам барон Оорл.

Я не поверил своим ушам.

- Как ты сказал?!

- Барон Оорл. Король ему разрешил свидание с вами.

Ольвин бросил лисий полушубок на стул и дождался, пока закроется дверь. Потом повернулся ко мне.

- Я только три дня назад узнал, Мартин!  Еле успел!

- Надеюсь, ты не с войском? - усмехнулся я, внутри у меня все дрожало от радости.

Он не ответил и устало сел ко мне на кровать.

- Трое суток в седле, с ума сойти!.. Слушай, а у тебя тут неплохо!

- Дворец, а не тюрьма!

- И лютня есть!

- Охранники притащили, я по ночам пою, когда не спится, а они из коридора слушают...

- Так что с тобой случилось?

- Я нажил слишком много врагов. Они убили тигрицу и покрасили ее в белый цвет. Из окна, да еще в метель разве толком разглядишь! А Нарцисс перед этим при всех клялся, что убьет ее... Он ни в чем не был виноват, вот что самое страшное. Он любил меня... Да нет, ты не поймешь...

- Куда уж мне!

Я сразу понял, что сказал глупость. У Ольвина полгода назад была такая же история с отцом, о которой я за своими переживаниями успел забыть.

- Извини...

Он встал, подошел к зарешеченному окну и всмотрелся в синеву зимней ночи.

- Видел твой эшафот. Тебе голову должны отрубить?

- Да, как аристократу.

- Ценят!

Он стоял у окна, человек, из-за которого всё это случилось, ради которого я пошел в рабство, смертельное и для меня, и для Нарцисса, ради которого я утонул во грехе, я растратил свой талант на попойки и оргии,  я отказался от своей любви, я всего себя переломал, лишь бы только он жил спокойно, и никто его не трогал!  Ольвин Оорл, горбатый шут, красивый как бог, самый добрый и самый жестокий!

Смейся Ольвин! Не принимай меня всерьез, переступи через Энди Йорка, твой талант гораздо больше! Ты умеешь подчинять себе людей, ты обещаешь им что-то святое, чего нет в этой жизни, они летят к тебе как мотыльки на свет! Спасибо, что вспомнил обо мне, прощай и свети другим...

- Ладно, прощай, - сказал я, - свети другим...

Он обнял меня крепко, руки у него всегда были сильными.

- Дурак, я тебя спасу...

- Не надо мне обещать невозможное, я тебе не Даная!

- Глупый мальчик, зачем же от такого отказываться?

Он снял куртку и завернул рукав.

- Бокал у тебя есть?

- Что?!

- Бокал?

- Нет.

- А что есть?

- Таз для умывания.

- Давай таз.

Ольвин достал из-за пояса нож и быстро, даже не наморщась, полоснул себя по запястью. Кровь побежала быстро, она была какая-то бурая, а не красная.

- Неужели ты белый тигр?

- А что, непохож?

- Да нет, похож. Выходит, я зря за тебя вступился? Они бы тебе всё равно ничего не сделали?

- Зря ничего не бывает.

Губы у него побледнели, на лбу выступила испарина. Крови в тазу было уже много.

- Может, хватит? - не выдержал я.

- Чем больше, тем лучше, - усмехнулся  он, - знаешь, почему из Изольды не получилась настоящая тигрица?

- Почему?

- Потому что полстакана она отдала мне. Мне хватило, а ей нет.

- Ты бы ей потом свою отдал!

- Кровь двух белых тигров смешивать уже нельзя. Надеюсь, ты не белый тигр?

- Нет, я простой смертный. Правда, талантливый, тут уж ничего не поделаешь. Но до тигра мне еще далеко!

- Не так уж. Всего несколько глотков.

Я перетянул ему руку ремнем. Рану мы завязали носовым платком. Я пил прямо из таза этот жуткий, если честно, напиток, а он посмеивался надо мной. Он был бледный до синевы, и глаза его устало закрывались.

Я вытер губы рукавом. Меня качало как от крепкого вина.

- Ну, и что дальше?

- Дальше? Что хочешь. Рявкни на них завтра, можешь кого-нибудь сожрать, если злости хватит. Они тебе ничего не сделают.

- А ты?

Ольвин улыбнулся.

- Мы будем ждать тебя у Западных ворот.

- Кто это вы?

- Я, моя Даная и твоя Изольда.

Информация об авторе - Елене Фединой есть на сайте www.elenafedina.name