Кулуары конференции

Уважаемые коллеги!
Сегодня мы представляем вашему вниманию еще два доклада. Оба они относятся к
достаточно редко изучаемому явлению — формированию идиоматики в кругу людей,
общающихся на искусственном языке.
Эти доклады раскрывают также и принципы формирования человеческой общности.

Иванов Вячеслав Геннадьевич
Санкт-Петербургский Государственный университет
филологический факультет, каф. мат. лингвистики.

ЭСПЕРАНТСКИЙ ФОЛЬКЛОР И ЕГО СПЕЦИФИКА


Эсперантский фольклор трудно назвать молодым явлением — он занимает промежуточное
положение между национальным фольклором и фольклором относительно молодых социальных
групп (парашютисты, сноубордисты, летчики и т.д.). Первый учебник языка эсперанто
был опубликован в 1887 году — к тому же году, пожалуй, можно отнести и возникновение
эсперанто-сообщества.
Подавляющее большинство эсперантистов приходит в эсперанто-сообщество в уже сознательном
возрасте, т. е. не вырастает в культурной среде, но осваивает ее уже во взрослом
состоянии. Это сближает эсперанто-сообщество с сообществами по увлечению и (отчасти)
с религиозными коллективами. Этой же причиной объясняется ощутимая нехватка детского
дискурса в эсперанто-мире: нет сказок, мало оригинальной детской литературы,
трудно говорить о детской субкультуре (считалки, «страшилки», детская проза и
т.д.).
Несмотря на уже отмеченное сходство с сообществами по увлечениям (особенно с
туристами, ролевиками и др.) у эсперанто есть и серьезные отличия от них — и,
прежде всего это свой язык. Поскольку язык этот универсален, внутри эсперанто-сообщества
появляются свои группы по интересам: компьютерщики, приверженцы различных религиозных
течений, сторонники того или иного образа жизни (вегетарианцы, например), люди
с определенным взглядом на настоящее и будущее эсперанто («раумисты», «финвенкисты»
и др.). У этих групп в свою очередь вырабатывается своеобразное арго, свои ритуалы
и т.д.
Эсперанто-сообщество рассеяно по самым разным странам. Фольклорные тексты при
этом могут формироваться на определенной территории под влиянием местной культуры
(в т.ч. прямым и не всегда осознанным заимствованием). Впрочем, ритуалы и тексты
при этом часто теряют связь с «авторской» культурой и могут распространяться
дальше, развиваясь уже по внутренним закономерностям сообщества.
Жанровая форма анекдота не отличается особым своеобразием в мире эсперанто. Как
правило эсперантские анекдоты — это переводы соответствующих национальных. Реже
анекдот возникает на основе интересной игры слов, обыгрывания второго значения
слова или неоднозначного разложения слова на морфы. Такие анекдоты можно назвать
специфически эсперантскими.
Если говорить о переводе национальных анекдотов на эсперанто, то здесь могут
быть свои особенности. Главные действующие лица анекдота могут получить понятные
для эсперанто-мира роли: волапюкист, идист, логланист, крокодил, Лазарь Заменгоф
и т.д. Примеры начальных клише анекдотов из Интернет-группы esperanto-anekdot:
«Однажды один особенно глупый идист...», «Встретились как-то в пустыне логланист
с волапюкистом...»
Характерно появление смешанных двуязычных устных произведений, где «непереводимая»
(рифмованная, культурно-специфичная и т.д.) часть сохраняется на русском (другом
родном), а остальная переводится на эсперанто. Причем перевод этот зачастую не
осознается говорящим (поскольку сюжет запоминается не в вербальной форме, как
показывают эксперименты [1]). Нередко наблюдается провалы коммуникативного акта,
когда рассказчику не удается потом объяснить, «в чем же соль», тем, кто не владеет
его родным языком. В случае же удачного объяснения анекдот может покинуть сферу
национальной культуры, где он зародился, и передаваться с подробным пояснением
как текст, интересный своей экзотичностью и удачным пояснением.
Интересным жанром является переосмысление на основе эсперанто местных географических
названий. Причем об особенно интересных квази-эсперантских географических названиях
узнают в самых отдаленных местностях. Так от разных людей мне доводилось слышать
о существовании на Урале озера Кисегач (kisegaĉ’ — вполне допустимое сложное
слово, которое можно перевести как «отвратительный поцелуй большой интенсивности»).
Еще чаще обыгрываются названия народов. Больше всех в этом смысле достается финнам:
fina venko (окончательная победа [эсперанто]) превращается в finna venko (финская
победа) и т.д. В летнем лагере эсперантистов во Владимирской области участники
забавлялись фразой «чина-медичина», которая возникла как передразнивание близко
произносимых китайцами «ц» и «ч», а единственным китайцем в лагере был доктор
Ванг, постоянно расказывавший о китайской медицине (ĉina medicino). Во время
молодежного семинара, посвященного Интернет-технологиям, мне довелось услышать
от мусульманина-босняка, проживающего в Копенгагене, интересную игру слов: En
Danio loĝas du tipoj de homoj — danoj kaj alilandanoj (ali-land-an-o-j).
В переводе на русский это звучит совершенно бесцветно: в Дании живут два типа
людей — датчане и выходцы из других стран/иностранцы. Шутка стала довольно популярной
— через некоторое время я слышал ее в России. Слово Esperanto само может быть
объектом переосмысления — самое известное из них, пожалуй, edz-per-ant-o (сваха,
посредник в брачных делах).
Для обозначения чего-то в высшей степени непонятного в эсперанто возникло слово
volapukaĵo – ср. русское «китайская грамота», турецкое gâvurca и т.
д. Волапюк (volapük) был вполне жизнеспособным языком (его исчезновение
объясняется прежде всего экстралингвистическими факторами). Однако для тех, кто
не владеет волапюком, его звучание может быть действительно странным, непривычным
(тем более, что лексика этого языка, хотя и основывалась на интернациональном
лексическом фонде, подверглась сильным дополнительным изменениям с целью сокращения
корней и упрощения фонологии — в волапюке нет, например, «недостаточно международной»
фонемы /r/). Во времена появления слова volapukaĵo волапюк использовался
весьма широко, и многие эсперантисты могли быть знакомы с этим языком или с его
носителями лично.
Современная эсперанто-культура характеризуется наличием ряда ритуалов неязыкового
характера, что само по себе интересно. К такого рода ритуалам можно отнести «народный»
танец Ла-Бамба и жест, призывающий всех к вниманию (указательный палец, поднятый
вверх, иногда с поднятием вверх всей руки; впрочем, этот жест характерен скорее
для молодежного движения в Центральной России и прилегающих регионах). Своеобразным
эсперантским ритуалом стал ритуал прощания - „amika rondo.“ Уезжающие с эсперанто-мероприятия
становятся с вещами в круг друзей, взявшихся за руки, и в их честь с ритмичным
покачиванием трижды произносится ритуальная формула „Per Esperanto por mondpaco
kaj amikeco ĝis revido, ĝis revido, ĝis revido“ («Через эсперанто
к миру во всем мире и дружбе, до свидания, до свидания, до свидания»).
Особо хочется сказать о песнях в эсперанто-среде. Эсперантисты считают себя поющими
людьми. Совместные песни сплачивают коллектив, дают ощущение единства и братства
(не даром в современных протестантских церквях широко практикуется совместное
пение). Среди песен немало переводных (в том числе переводов народных песен),
но большинство — оригинальные. Причем нередко восстановить с уверенностью имя
автора уже невозможно (например, для песни „La Kri’“).
В последнее время стали появляться компакт-диски с обработанными эсперантскими
фольклорными песнями. Это заставляет задуматься о том, что эсперантский песенный
фольклор в чем-то повторяет судьбу многих этнических народных песен, которые
перешли из общенародных в компетенцию профессиональных исполнителей. Впрочем,
несомненно, как и в «большом мире», будет появляться новый фольклор.
У эсперанто есть ряд «народных» символов. Свой цвет (зеленый), даже флаг. Зеленая
звезда на груди, задуманная для того, чтобы эсперантисты могли узнавать друг
друга в толпе, но нынче часто одеваемая только на эсперанто-мероприятия. Сообщество
эсперантистов отличается особой нетерпимостью к национальным языкам в своей среде.
Люди, пользующиеся национальным языком в эсперантском кругу, именуются «крокодилами»,
а если этот язык им не является родным, то «аллигаторами». От корней krokodil-
и aligator- образованы соответствующие глаголы, означающие говорение на национальном
языке в эсперанто-среде. О людях-крокодилах и о настоящих крокодилах рассказывают
анекдоты и «реальные» истории, поют песни, сочиняют слоганы вроде «Зеленый —
это наш цвет. Крокодилы».
В силу легкости изучения языка, эсперантистом можно стать и за полгода. Однако
во всяком обществе должна быть какая-то иерархия престижности, какой-то социальный
капитал (по Бурдьё). Несомненно, что новички отличаются не только «хромым стилем»
или незнанием фактов из истории эсперанто-движения — они выделяются также незнанием
фольклора: песен, поговорок, наиболее распространенных шуток, переносных значений
ряда слов, сути одноразовых игр, смысла условных жестов и т.д.
Эсперанто-сообщество как уникальный культурно-языковый феномен еще ждет своих
внимательных исследователей. На примере эсперантистов можно, на наш взгляд, выявить
многие общие тенденции формирования исторических сообществ этнического типа.
1. Anderson W. Ein volkskundliches Experiment. (= Folklore Fellow Communications
No.141). Helsinki, 1951.





А.С. Мельников,
Ростовская академия сельхозмашиностроения
канд. филолог. наук доцент.

Особенности языковой личности типичного эсперантиста


Особое место в определении языковой личности (ЯЛ) занимает ее мировоззрение,
находящее отражение в языке опосредованно: 1) путем (не)номинации определенных
жизненных ситуаций, фактов, явлений, имен (с их скрытой для непосвященных оценкой
важности и положительности/отрицательности, (не)типичности); 2) с помощью привычных
форм сравнения (какие именно факты и явления экстралингвистической реальности
служат эталоном); 3) иерархизацией явлений по важности, выраженной в словесной
форме лишь имплицитно, и др. Поскольку источники этнической компоненты языкового
сознания ЯЛ ТЭ и его Э-составляющей разнятся, языковая картина мира этнического
языка и Эо не совпадают. Отсюда неизбежность конфликта и выбора, а также возможность
возникновения контаминации в рамках одной ЯЛ, включая возникновение интерферолектов.
Интересно «интерферолект» ЯЛ ТЭ проявляется в «моделях связывания миров» (своего
этноса и Эистов), выражаемых мажоритарным языком и Эо. Какие конкретные модели
связи мы обнаружили?
Во-первых, нахождение в среде Э-культуры влияет на выбор характерных только для
Э-фонов языковых средств при описании неэсперантской действительности. Мы имеем
в виду эсперантонимы, т.е. слова с ингредиентом специфической эсперанто-культуры
или лексемы, описывающие ситуации из эсперанто-движения.
Вообще «мосты»-сравнения (меж культурами) могут быть двух типов: по языковым
средствам (назовем их языковыми) и по сходству ситуации (назовем их ситуационными).
Языковые сравнения вводятся словами «как, подобно, своего рода, более… чем, напоминает»
и т.п. Ситуационные проводят параллель между случаем из внешнего по отношению
к Э-движению миром и его аналогом внутри.
Так, ТЭ сравнительно часто практикует маркирование неэсперантских реалий «Э-этикетками».
Например: «[juna kelnerino] staras senmove, rigardante min, buŝon larĝe
malfermitan, same kiel lernanto antaŭ Plena Analiza Gramatiko» («[молодая
официантка] стоит неподвижно, глядя на меня с широко раскрытым ртом, точно как
ученик перед *Полной грамматикой эсперанто*»).
 А вот пример сравнения по ситуации. Лицею Парижа с усиленным преподаванием еврейских
обычаев, религии, языка и истории, не удалось получить субсидии от города, из-за
чего руководство лицея обвинило функционеров в антисемитизме. Ж. Лепюиль сравнил
это с требованием финансировать учебное заведение, где преподавались бы Эо, эсперантология,
интерлингвистика, *хомаранизм*, *вненационализм*0 и т.д., и протестами против
антиэсперантизма в случае отказа
ЯЛ ТЭ характеризуется особыми когнитивными характеристиками, которые приводят
к эффекту узнавания в тексте ситуации, типажа, стереотипа и т.п., характерных
для Э-языка/движения. Это сопровождается появлением положительной эмоции, которая
наверняка будет отсутствовать у всех, кроме ТЭ. Ведь переход от языка к языку
– отнюдь не только смена кода. Это еще и психологический переход. Показательно
в этом смысле высказывание Э-издателя Г. Бэйса (Бразилия): «Esperanto estas mia
‘elektita’ lingvo. Kaj amata!» («Эо – это мой ‘избранный язык’. И любимый!» Не
случайно и то, что в отношении Эо очень часто употребляется не просто лексема
«язык», а еще и аттрибутивы «la kara, nia» («дорогой, наш»). При этом, если в
тексте нет никаких других уточнений, эти сочетания  понимаются ТЭ-м только как
Эо.
ТЭ часто пользуется прилагательными, образованными из прецедентных антропонимов,
топонимов и т.п. эсперантонимов.
 В-третьих, ЯЛ ТЭ характеризуется специфической иерархизацией семем той части
фоновой лексики, которая образуется из слов общего предназначения путем добавления
особой («эсперантской») семемы. Так, krokodilo, pioniro («крокодил, пионер»)
и др. сохраняют в Эо первоначальный, общий для многих других языков смысл, но
включают в себя и новую сему, известную и приоритетную (!) только в социуме Эистов
(соответственно «Эист, изъясняющийся со своими единомышленниками не на Эо, а
на этническом языке», «один из первых Эистов» и т.д.).
Определенные слова, обороты, конструкции и т.п., в т.ч. с деформированным смыслом,
утверждает Л.П. Крысин, приобретают свойство символа принадлежности говорящего
к данной группе, служат индикаторами опознания «своих/чужих».
 В-четвертых, ЯЛ разных ТЭ присуще сходство аксиологического наполнения ряда
лексем, связанное с некоторой общностью идеологии и бесспорно положительным отношением
к Эо. Это объединяет ЯЛ ТЭ с ЯЛ члена малой группы. Приведем конкретные примеры.
Аксиологически нагружены как «чистые эсперантонимы» (например, fundamenta, zamenhofa
эквивалентно оценке «классический, правильный, достойный подражания, образцовый,
хороший» и т.п.), так и неспецифическая (с точки зрения ее уникальности в Эо)
лексика, относящаяся к сфере ценностей Э-культуры («демократия, языковые права,
дискриминация, терпимость» и т.п.).
 В-пятых, для ЯЛ ТЭ свойственны специфические ассоциации и логические связи.
Так, целый ряд эсперантонимов, выраженных языковыми клише, стал настолько популярным,
что упоминание одной части клише автоматически вызывает у ТЭ ассоциацию с другой:
«Hodiaŭ nur valoras konkursoj (kaj ne nur belartaj!)» («Сегодня в цене только
конкурсы (и не только *Бэльартай*!)»; ассоциация: konkursoj – Belartaj).
В ряде случаев ассоциация по форме усиливается ассоциацией по сугубо эсперантской
экстралингвистической реальности. Так, вхождению юмористического слогана «Esperanto
– edzperanto!» («Эо – посредник замужества!») в фонд языковых (а не только речевых)
клише способствовала не только близость форм (разница лишь в звуках [С] – [ДЗ],
которая дополнительно нивелируется ассимиляцией из-за соседства с глухим [П],
что приближает [ДЗ] к [ТС]), но и тот факт, что в Э-среде действительно достаточно
характерны «эндогамные» (внутриэсперантские) браки.
По соседству с этими явлениями находится и специфическая ориентация во времени,
характерная для ТЭ. Вот пример из юмористического словаря Э-движения, вышедшего
в 1988 г.: «Historio: Startis antaŭ cent unu jaroj» («История началась сто
один  год назад») Разумеется, это шутка, но мы встречали нечто подобное и в серьезном
контексте. Ведь в среде ТЭ (особенно тех, кто часто принимает участие в т.н.
Универсальных конгрессах эсперанто – УКЭ) время какого-то события нередко вспоминается
по месту проведения в том году УКЭ.
Разумеется, эсперантонимы в роли метафор, перифраз, сравнений, формул речевого
этикета и т.п. еще чаще используются при описании реалий эсперантской культуры
и при общении внутри социума.
 Интересна модель своеобразного моста между эсперанто-культурой и другими, выражающаяся
в переработке известных сюжетов «на эсперантский лад» (с характерными Э-мотивами,
метафорами, реалиями и т.п.). Примером подобных процессов может служить переделка
сказки «Красная шапочка» в «Зеленую шапочку» (по цвету – символу Эо), а затем
ее превращение в текст песни «Moritato de la Verda Ĉapo»
В художественных и публицистических (иногда бытовых и эпистолярных) текстах на
Эо, принадлежащих ЯЛ ТЭ, обнаруживается также две следующих важных характеристики.
Во-первых, многие произведения Э-культуры посвящены ее собственным реалиям, прецедентым
именам и т.п. Во-вторых, популярные тексты вызывают своего рода цепную реакцию
интертекстуальности.
Богатейший материал, основанный на интертекстуальности, дают т.н. крылатые слова
и выражения.
Поскольку ПМЯ является миноритарным, уровень владения им по определению должен
быть ниже, чем мажоритарным. Из-за этого ТЭ с высокой лингвистической компетенцией
стоит иногда перед затруднением в понимании текста, сомневаясь в том, является
ли употребленная языковая форма задуманным отступлением от нормы и/или узуса
или неосознанным влиянием интерференции либо простой ошибкой. Это особенно существенно
при перцепции художественных текстов.
Примечание:
  В тексте статьи мы пользуемся сокращениями: ТЭ (типичный эсперантист), Эо (эсперанто),
Эист (эсперантист), Э-фон (эсперантофон), Э- (в сложных словах с первой основой
«эсперанто»).
ТЭ мы будем называть человека, достаточно хорошо владеющего языком Эо и имеющего
определенные знания в области интерлингвистики (выполняющего, как минимум, требования
международного экзамена «Б»), активно участвующего в жизни Э-клубов, международных
организаций Эистов, в международных Э-мероприятиях (или хорошо информированного
о них), имеющего достаточное представление о литературе и публицистике на Эо.
В отличие от т.н. «среднего русского, англичанина» и т.п., ТЭ не является массовой
разновидностью Э-фонов, но именно на этот тип ориентируются создатели Э-культуры.


От ведущего:
Работа, предложенная вашему вниманию, представляет лишь одну главу, данную здесь
в сокращении из большой и интересной статьи. Приносим извинения автору за то,
что опубликовать ее здесь полностью не представляется возможным по техническим
причинам.
Сергей Прохоров.