Выпуск №19

март - апрель
2009 г.

Литературный журнал
"КОЛЕСО"

Количество
читателей - 1880

http://koveco.info                                                                         Эл.почта: koleco@inbox.ru

Проза

Александр Беззубцев-Кондаков

ПАССАЖИР

Декабрьский день был бесснежным и сумрачным.

Большинство улиц Питера с раннего утра были заполнены автомобилями, стоя­щими в пробках, светофоры глядели то зеленым, то красным глазом, машины ис­тошно сигналили, рычали моторами, почти соприкасались бамперами, но не двигались с места. Точно парализованный в постели, город беспомощно ворочался и вздрагивал. Во­дители высовывались в холод из теплых автомобилей и, как драконы, гневно дыша паром, орали друг на друга…Огромная, сверкающая синими огнями и красной краской, пожар­ная машина трубила, требуя уступить дорогу, но словно бы примагниченные друг к другу легковушки не могли расступиться перед этим разгневанным, роющим землю крас­ным быком.

Утром, еще до восхода невидимого солнца попав на своей «волге» в пробку на на­бережной Обводного канала, Вадим понял, что сегодняшний день ничего доброго не обе­щает. Он не знал причины своего скверного настроения, одолевшего его накануне вечером. Впрочем, всегда ли нужна причина, чтобы охватило ощущение бесприютно­сти… Вдруг переполнит душу мгла. Смотришь в ночное окно, и не видишь ни­чего, кроме своего безглазого отражения… И это стояние в пробке между двумя чадя­щими самосва­лами порядком истрепало ему нервы

Северный город, - город отрешенной туманности, с гнилым, чахоточным климатом, вечно обложенный туман­ной ватой, Вадиму не понравился сразу, уже в те минуты, когда пять лет назад он проехал на такси по его улицам дорогой из аэропорта Пулково на Васильевский остров – через эти холодные геометрические пространства… Всю свою армейскую жизнь Вадим прожил на юге – Ставрополь, Ростов, Владикавказ, и те­перь нелегко было привыкнуть к чухонскому болотному краю. После демобилизации Ва­дим решил, что пора наконец обзавестись семьей, и женился на бывшей однокласснице Женьке, которая после смерти мужа, офицера, подорвавшегося на фугасе под Гроз­ным, осталась с двумя дочками. Просто взял и приехал к ней из Владикавказа в Питер – так, будто именно его она и ждала. Они десять лет не виделись, хрупкая, постоянно гото­вая рассмеяться девчушка превратилась в рых­лую, усталую женщину с тлеющей в глазах печалью. Вадим обмер, увидев свесившуюся на ее лоб седую прядку, и подумал, что и сам он, должно быть, сильно переменился. Ста­рение женщины не просто заметнее, оно тра­гичней. Женька пошла за него замуж от бе­зысходности: надо растить дочерей, а зар­платы медсестры в поликлинике хватало только чтобы за квартиру заплатить. В общем, нужно было хвататься за мужика. Если бы эти годы ее вдовства Вадим находился рядом, если бы они жили бок о бок, то, возможно, их брака не случилось бы (нашли бы повод друг в друге разочароваться), но поскольку Ва­дим отрезал пути отступления и вообще так внезапно вернулся в ее жизнь, - все было предрешено … За пять лет семейной жизни они ни разу не говорили о любви, но друг к другу привыкли, приноровились, отношения установились ровные, без ссор. Где только ни пришлось Вадиму работать за эту питерскую пятилетку – и охранни­ком в банке, и во­дителем маршрутки, и сменным мастером в автосервисе. А прошлой весной Вадим купил неновую, но крепенькую «волгу» и стал заниматься частным изво­зом, благо город успел хорошо изучить. Ему понравилась эта работа, дававшая чувство независимости и не слишком утомлявшая.

За прошедшие месяцы Вадиму удалось обзавестись постоянными клиентами. Од­ним из них был Леша Красиков – бизнесмен средней руки, который недавно расселил коммунальную квартиру на Литейном и открыл там мини-отель. Когда постояльцам отеля нужна была машина, Леша звонил Вадиму, и он возил то пожилых супругов-американцев, которые после поездки в Петергоф начали радостно приглашать Вадима к себе в гости во Флориду, то бесшабашного толстяка-выпивоху Данилыча из Караганды, приехавшего в гости к однокласснику и «загудевшего» здесь дней на десять, то сдержанных, почти без­молвных молодых людей, черные пиджаки которых слегка оттопыривались наплечной кобурой, то провинциальную мамашу-наседку, что привезла своего великовозрастного сыночка полюбоваться Питером. Случалось Вадиму возить и девочек для гостиничных постояльцев. Каждый из пассажиров был по-своему интересен Вадиму, эти люди жили той жизнью, которую он почти не знал, чеченская война для них была чем-то далеким, и репортажи из Грозного они смотрели по телеку вперемешку с фильмами про «звездные войны» и терминатора. И Вадим хотел быть похожим на них, хотел, чтобы ему не снились по ночам фугасные воронки, и едва видимые лески, тянущиеся к колечкам гранат, и ухо­дящие на фоне городских руин по серо-коричневой тревожной степи стада «бэтээров», хотел навсегда забыть тот лихорадочный озноб, который колотил его, не да­вая даже сомк­нуть челюсти, перед отправкой самолетом во Владикавказский госпиталь [« Ма-ма-ммолча-чанов…»- пытался он выговорить свою фамилию, будто звал маму, и да­вился соб­ственным языком, который проваливался в горло], забыть обжигающие прикос­новения к спине и ногам промокающих от крови брезентовых носилок… Хорошо было бы стереть все это из памяти, вымарать, и начать жить вместе с этими вот людьми, которым не чу­дится сквозь грохот, раскалывающий череп, крик напоровшегося на растяжку сер­жанта-«дембеля». Однажды в школе он вырвал из тетрадки по алгебре страницу с напи­санной на «двойку» контрольной работой, но на чистой клетчатой страничке остались еле видные следы-оттиски. Вот так же Вадим вырывал из своей жизни фронтовую, армейскую стра­ницу, а выходило, что шрамы, следы, оттиски все равно остаются на чистом жизнен­ном листе, и никуда от них не денешься. Ошметки памяти соединялись так, как сами того хо­тели, а не как их пытался расположить Вадим в своем сознании. Неуничтожимость воспо­минаний угнетала его.

…Леша Красиков сидел возле стойки администратора и пил кофе. Большеголовый, с щуплыми плечиками и короткими детскими руками, постоянно сосредоточенный и унылый, Леша всегда пробуждал в Вадиме какое-то жалостливое чувство, хотелось помочь чем-то посильно или, по крайней мере, просто предложить выпить. Пышные моржовые усы почему-то придавали его облику особую унылость. И сегодня по мрачному выражению Лешиного лица можно было понять, что дела у отеля идут неважно. Перед Лешей на столике лежал ворох счетов. Администраторша, красивая и нагловатая Дарья с длинными породистыми ногами с татуированным цветком на щиколотке, встретила Вадима широкой улыбкой:

- Привет драйверу! Кофе будешь?

- Водки!- серьезно сказал Вадим, подбрасывая на ладони брелок с ключами.

- Водки так водки, сейчас…

- Да шучу я…- Вадим сел напротив Красикова за низкий столик, на котором были разложены рекламные проспекты мини-отеля «Литейный».

- С водкой не шутят, - сказал Леша, изучая очередной счет.

Дарья подала кофе с крохотной шоколадкой и, стуча каблуками, ушла к себе за стойку, склонила рыжую голову над глянцевым журналом.

- В вашем распоряжении, - отхлебывая горячий кофе, сказал Вадим.

- Э-эх…- зевнул Леша, - Нечего мне предложить, брат. Пусто у нас совсем…Верно, Даш?

- Угу, - отозвалась Дарья, не поднимая головы, - Только в четвертом номере живет герр профессор из Франкфурта… Но он пешком ходит, говорит, изучает архитектуру города. Прикольный дед, показывал мне свою книгу.

- О чем книга?- спросил Красиков.

- Не знаю, она на немецком. А я двоечницей в школе была.

- Разоримся, видать, скоро!- опять зевнул Красиков.- Что поделать, не сезон. Теперь на Рождество будем гостей ждать. Когда Дашку на работу брал, думал, что к администратору с такой грудью и с такими ногами клиенты со всего мира поедут, а вот ведь невезуха…

Дарья фыркнула, продолжая листать журнал.

- Раз так, бывайте здоровы, - поднялся Вадим, оставив недопитую чашку.

- И ты не болей, драйвер!- услышал он за спиной голос администраторши.

…Днем Вадим встречал из института Катю – старшую дочь Евгении. Катя готовилась сдавать первую сессию в Педагогическом университете. Покойного отца Кати Вадим встречал всего дважды, и то мельком, но видел, как дочь похожа на него – продолговатым большеглазым лицом, тонким аристократическим носом, даже неторопливыми, четкими движениями. Думая об этом сходстве, Вадим начинал жалеть, что у него не было родных детей, хотя он так привязался к приемным дочерям, что, наверное, и родных не сильнее бы любил. Впрочем, кто может знать наверняка?.. Ему нравилось, что девочки не обра­щались к нему по имени и отчеству, а звали просто Вадимом, будто он был их старший брат. Девочки были уже достаточно взрослыми для того, чтобы чужой мужчина пытался заменить им покойного отца. Младшая, Ириша, однажды сказала ему: «Я плохо помню отца, но мне теперь кажется, что он был такой же, как ты». «Какой?»- переспросил он. «Ну, такой же…Добрый, грустный и сильный». Была в девочке странная врожденная серьезность. Может быть, эти слова Иришки были са­мым светлым воспоминанием Вадима за последние годы. Почему эти слова так поразили его – он не задумывался, боялся копаться в своих чувствах, разворошить ненужные мысли. В его воспоминаниях и мыслях о жизни был какой-то необъяснимый, но ясно ощущаемый предел, за который не следовало заглядывать.

Когда Вадим подъехал, Катя уже ждала. Он увидел ее издалека, сворачивая с Горохо­вой на набережную Мойки. Она стояла, точно ангел, вся светлая, высокая и тонкая, в длинном бежевом пальто, опершись руками в белых перчатках об ограждение набереж­ной и смотрела вниз на желтоватый лед. По набережной шли студенты, шумные и весе­лые, но Катя не смешивалась с их толпой, и Вадиму показалось, будто от нее исходит ка­кое-то свечение. Едва успев сесть, Катя защебетала.

- Представляешь, препод по философии хвалил мой реферат. Я про Декарта писала… Длиннющий такой реферат вышел, у нас многие студенты рефераты из интернета скачивают, а я сама все писала. Препод пообещал мне зачет автоматом поставить. Выходит, первый зачет я сдала! А еще, Вадим, мы решили выпускать студенческую газету, декан нас поддержал! Представ­ляешь, как здорово! И у меня появилась идея. А что если взять у тебя интервью для га­зеты?

- У меня?- улыбнулся Вадим, - И кто я такой, чтобы у меня интервью брать?

- Как же!..- смотрела на него сверкающими глазами Катя, - Это будет жуть как ин­тересно. Интервью с участником штурма Грозного, боевые воспоминания. У меня уже на­звание есть. Смотри: «Война и мир капитана Молчанова»,- с чувством произнесла она.

- Что за фантазии!..- покачал головой Вадим, - Ну кого интересуют мои откровения. Таких, как я, даже не сотни, а тысячи. Интервью надо брать у генералов, а я в той войне мало что понимал тогда, да и сейчас не знаю, зачем, почему воевали. Сначала вооружили этот горный народец до зубов, а потом десять лет пытаемся с ним бороться.

- Вот это и расскажешь!..- она прикоснулась к его плечу обтянутой белой перчат­кой ручкой, и все вспыхивала восторженными глазенками, когда он поворачивал к ней лицо.

- Нельзя это рассказывать, Катюша. Не моего ума это дело, - сказал он как можно мягче.

- Ну что ты ломаешься?.. Еще расскажешь, почему ты выбрал офицерскую карь­еру. У тебя ведь все мужчины в семье были офицерами, и дед, и отец, и дядя. Ведь так? Это преемственность поколений, воинские традиции России. Очень поучительно.

«Поучительно… - подумал Вадим, - Да, все они были офицерами, и никто из них не во­зил гостиничных шлюх по ночам».

- Хорошо, я подумаю, - сказал он, чтобы закончить этот разговор.

Он остановился возле подъезда их дома на улице Кораблестроителей.

- Ты еще будешь работать сегодня?- спросила Катя.

- Да. Поздно вернусь…- сказал он и сам удивился своим словам, потому что еще ми­нуту назад думал о том, что поставит машину на стоянку недалеко от дома, зайдет по пути в магазин и весь вечер проведет перед телевизором.

Катя открыла дверцу, и Вадима обдало резким воздухом.

- Тогда пока!- улыбнулась она красивыми зубами.

В зеркало заднего вида, он видел, как Катя обошла машину, на ходу стягивая тугую перчатку, и, невесомым быстрым жестом откинув упавшую на глаза прядь, заглянула в сумочку в поисках ключей. Девушка, которая в полной мере еще не умеет оценить побед­ность своей красоты…

А за высоким туманом текло вниз расплавленное солнце, оставляя по ту сторону пепельной завесы медленно остывающие малиновые подтеки… Разбрызганный свет таял в разных уголках низкого неба.

…Возле похожей на потревоженный муравейник станции метро «Василеостровская» Вадим увидел поднявшего руку молодого человека в длинном расстегнутом пальто, кото­рый, судя по бессмысленному помахиванию его растопыренной пятерни, был изрядно вы­пивши. Вадим предпочитал не сажать в машину пьяных, но этот молодой человек выгля­дел довольно благообразно – в белой рубашке, при галстуке, который, однако, сбился на­бок, с пухлым портфелем. Он переминался с ноги на ногу, покачивался из стороны в сто­рону, и, стоя в расстегнутом пальто, словно бы не чувствовал холода. Вадим подрулил к голосующему, но парень будто не сразу сообразил, что машина тормознула рядом, по­стоял некоторое время, продолжая махать рукой, и только потом нерешительно заглянул в «волгу».

- Куда тебе?- спросил Вадим, придирчиво глянув на пассажира.

- Спасибо, что остановился!- радостно сказал молодой человек, залезая в машину, - Холодно!..

- Так куда тебе?

Парень подышал на озябшие руки и принялся дергать прижатую дверцей полу пальто.

- Подбрось до Гатчины, а?

- До Гатчины? Ни фига себе! - удивился Вадим, - А ты знаешь, сколько это будет стоить?..

- Нет. Но это неважно…- заявил парень.

Движения его были суетливыми, неточными, вблизи он оказался еще пьянее, чем показалось Вадиму, когда он тормознул рядом с голосовавшим. У него было юное, но бесформенное, мягкое, отечное лицо. Длинные песочные волосы выбивались из-под мехо­вой кепки.

- Нет проблем, мужик, - сказал Вадим, - Но ты сначала бабки покажи, я тебя зада­ром в такую даль катать не буду.

- Задаром…- обиженно буркнул пассажир и стал шарить по карманам. В правом кармане он ничего не нашел, тогда, закряхтев и уронив голову на грудь, полез в левый карман пальто, откуда извлек мятые долларовые купюры. Кажется, там было четыреста долларов. Он протянул Вадиму потертый стольник.

- Хватит этого, шеф?

- Сотки?.. Без базара, - сунув деньги в карман рубашки, Вадим включил передачу.

- А ты говоришь…- физиономия пассажира расплылась в блаженной улыбке, глаза его закатились, голова повисла, точно у плюшевого медведя.

Вадим понял, что скверно начавшийся день завершается удачно. Да, это подфартило. Домчав до Гат­чины, можно было спокойно возвращаться домой. В кармане лежал неплохой вечерний улов.

- Едем в Гатчину, ты понял?..- спросил пассажир и представился: - Меня звать Сер­гей. Едем в Гатчину! Там, короче, баба одна живет, меня в гости приглашала, правда давно, но, я думаю, помнит еще. Обязательно должна помнить. Так вот, короче, едем в Гатчину, шеф. Там баба одна живет. Помнить должна обя-за-тель-но…- внушительным тоном, заглядывая Вадиму в лицо, говорил Сергей.

Из города выбрались быстро, заторы на улицах уже рассеялись. Киевское шоссе было свободным, изредка по направлению к городу шли машины – в основном, тяжелые грузовики, длинные и высокие фуры с иностранными номерами. Машины не спешили – дорога обледенела. Через немного приоткрытое окошко чувствовалось встречное движение холодного воздушного потока.

- Стой! – внезапно приказал Сергей.

- Зачем?..

- Отлить надо.

Вадим притормозил и заглушил мотор. Нашарив ручку, Сергей мешковато нава­лился плечом на дверь и чуть не выпал на обочину, забормотал себе под нос. Вадим не­подвижно сидел, положив обе руки на руль.

Сергей влез в машину и, еще не закрыв дверь, объявил:

- Значит так… Я передумал, шеф! Короче!.. Ни в какую Гатчину мы не поедем, не фиг мне там делать… Не, ну правильно, да?

- Куда теперь едем-то?

- Короче, так… Вези меня на то место, откуда взял. На «Василеостровскую». Все. Точка. Назад хочу!

- Не вопрос, - согласился Вадим, разворачивая машину по направлению к городу. Это тоже было к лучшему, до Гатчины не проехали и полпути.

- Слушай меня, шеф, а ты согласился бы до Москвы рвануть? Я завтра должен в Москву ехать, - минут через пять заявил пассажир.

- До Москвы? Нет.

- А что так? Я заплачу, у меня есть бабки.

- Машина у меня старая, развалится по дороге.

- Зря! Хороший заработок тебе предлагаю… Поехали, а?

- Ты чего, прямо сейчас ехать хочешь?

- Ну! Сколько стоит в Москву ехать?

- Дорого…

- Как это – дорого? Что, дороже, чем я могу заплатить?.. – Сергей, сопя носом, по­лез во внут­ренний карман пиджака и вынул еще несколько мятых долларовых купюр.

- Во даешь! – удивился Вадим, - У тебя, видать, бабло лишнее. Полные карманы зелени. Спрячь, а то потеряешь…

- Так, значит, не поедешь?

- Нет. Да ты ведь через пять минут передумаешь в Москву ехать. Только что в Гат­чину хотел.

- Не передумаю! В Гатчине у меня знакомая телка, а в Москве жена, - объяснил Сергей.

- Купи на поезд билет да езжай.

Встречная фура мигнула дальним светом, предупреждая о притаившемся в засаде гаишнике. С приглушенным свистом фура, похожая на освещенный иллюминацией теп­лоход, промчалась мимо… Вадим сбавил скорость. Действительно, скрытая густыми кус­тами, при въезде в деревушку стояла машина дорожно-патрульной службы… Вадим нена­видел власть и государство во всех его проявлениях, будь то гаишники, с которыми регу­лярно приходилось иметь дело, или реже попадавшиеся на пути сотруд­ники всяких кон­тор, паспортных столов, чиновники и прочие личности, действующие от имени государ­ства и потому чувствующие себя вершителями судеб. Эти хозяйчики чужих судеб были, как на фронте, врагами. С гаишниками Вадим вел себя всегда сдержанно, не говорил лишних слов, взгляда не отводил, только на вопросы отвечал, да и то скупо, через губу, но они, взглянув в его сухое, покрытое преждевременными морщинами неулыбчи­вое лицо с глубоко посаженными серыми глазами, почему-то старались особо не «доста­вать». Угроза таилась в стальном блеске его зрачков. «Сколько хочешь?- спрашивал Вадим, - Пяти­хатки хватит?..» Гаишник придавал лицу отстраненное выражение, смотрел в сторону и, не опуская глаз, брал из рук Вадима купюру. Они расходились, а Вадим в зеркало заднего вида бросал взгляд на властелина полосатой палочки, кривя губы недоброй усмешкой. «Мент как собака – бросается на того, кто его боится», - думал он.

Звезды над городом белели просыпанной солью. В Питер возвращались, когда пе­ревалило за полночь.

Шоссе, ртутно мерцая, спускалось с озябших Пулковских высот к раскинувшегося звездчатыми огнями городу. Вверху светились звезды, а внизу городские огни, небо и земля словно бы копировали друг друга. Синеватый грузный дым неподвижно висел над трубой теп­лостанции.

«Такого лоха на бабки не грех развести. Откуда у него бабло, интересно? Может, грабанул кого? Хотя вряд ли, если бы своровал, то затихарился бы. А мне бы…в машине пороги давно пора заменить, одна гниль осталась», - Вадим поглядывал на задремавшего пассажира, ду­мал, что, вылезая из машины, он вполне может обронить сотку-другую. Было бы неплохо. Интересно, а помнит ли он вообще, что заплатил, садясь в машину? Если забыл, то можно еще раз плату за проезд потребовать.

- Все, приехали!- внезапно сказал Сергей, когда они проезжали мимо Витебского вокзала. – Здесь я куплю пива и пойду пешком.

Вадим остановил машину.

- Ну, бывай!..- Сергей сунул ему руку, и Вадим пожал его мягкую, маленькую ла­донь.

Сергей вылез из машины и похлопал на прощанье рукой по капоту. Вадим неторо­пливо закурил и проводил взглядом пассажира, который шел по тротуару нетвердой по­ходкой и словно бы пританцовывал, помахивая в воздухе портфелем. «Вот чудик…»- ус­мехнулся Вадим. Сергей, в своем тяжелом расстегнутом пальто, точно в казачьей бурке, в сдвинутой на затылок кепке, направ­лялся к ларьку, стоящему возле входа на станцию метро «Пушкинская». Вокруг вокзала было почти безлюдно, стояло несколько машин «такси», озябший носильщик неторопливо катил пустую тележку… Сергей обогнул здание вокзала и исчез в темноте. Вадим еще раз огля­делся в поисках пассажиров, но понял, что будет небезопасно так нагло отбивать хлеб у местных извозчиков, да и самих-то пассажиров не было видно… А тем временем трое моло­дых людей в кожаных куртках пересекли улицу и нырнули в неосвещенный переулок, куда минуту назад свернул Сергей.

Вадим глянул на часы и включил первую передачу.

Он притормозил возле Технологического института, дернул ручку капота и вышел из машины, ощутив резкую свежесть зимней ночи. Мерзлый металл колол пальцы. «Опять, блин, движок троить начал…»- подумал, смотря на конвульсивно вздрагивающий двигатель. «Свечи глянуть надо…» – потянулся рукой к лежащему на подставке аккуму­лятора свечному ключу, но вместо этого поднял глаза и посмотрел на освещенное голубо­ватым светом здание вокзала. Выплюнул окурок.

Пуст был Загородный проспект.

Вадим уверенно развернул машину и поехал назад.

Обогнув здание вокзала, «волга» осветила фарами закрытый ларек. Вадим увидел те самые кожаные фигуры, на которые обратил внимание пять минут назад. Сейчас они стояли спиной к подъехавшей машине. А из-за их спин был ви­ден Сергей, мешковато прижав­шийся плечом к стенке ларька. Лица Сергея Вадим не ви­дел, но почему-то он так ясно представил его прыгающие толстые губы, покрытые испа­риной рыхлые щеки и глаза, в которых теперь, наверное, уже не было хмельной поволоки, а был страх беззащитного, погибающего человека. И нащупав возле сиденья бейсбольную биту, Вадим надавил пе­даль газа. Долговязый парень, державший в руке пивную жес­тянку, метнулся от взревевшей машины в сторону, но, поскользнувшись, дрыгнул ногами и рухнул на спину… «Волга» заскрипела изношен­ными тормозами, когда до ларька оставалось не более трех метров. Замешкайся Вадим ударить по педали тормоза, и машина передавила бы всмятку стоящих у ларька… Вдруг откуда-то то ли сверху, из окна соседнего дома, то ли с улицы, кто-то закричал: «Духи!..» От этого предупреждения Вадим напрягся, напружинился и, кажется, отчетливо почувст­вовал каждый мускул своего ставшего легким тела.

К машине кинулся парень, плечистый и квадратный, как шкаф. Удар биты обру­шился на его ключицу, и он, с перекошенным лицом, застонав, рухнул на колени. Вадим пнул его в бок ногой. Ринувшегося к «волге» в свете фар кавказца, который замахнулся пивной бу­тылкой и крикнул что-то клокочуще гортанное, Вадим ударил кулаком в лицо.

- Вали, ты, сука!..- заорал кавказец, и пивная бутылка разбилась об капот машины, брызги полетели в лицо Вадиму.

Кавказец, бешено блестя белками глаз, стоял на коленях, прижав ладонь к лицу, и между пальцами сочилась темная струйка. Перед глазами Вадима внезапно, как всполох, возникла узкая горная дорога, окру­женная редкими низкорослыми кустарниками, уходящая в туманное небо, и ползущие к небу суставчатой тяжелой цепью «бэтээры»…

- Аллах акбар!- негромко сказал он, поигрывая битой.

Сергей бросился в машине и, залезая, крикнул:

- Поехали, скорее!.. Дава-ай!..

Не успев закрыть дверцу, Вадим врубил заднюю передачу, и «волга» взвыла мото­ром, развернулась, скользя по обледеневшему асфальту.

- В милицию давай!- вцепился в его руку Сергей, пытаясь унять запаленное дыхание.

«Волга» выскочила на Загородный.

- Чего, бабки отобрали?

- Нет… не успели… - булькнул горлом Сергей.

- Зачем тогда в ментуру?

- Они ж меня убить хотели…

- Откуда ты знаешь? Не убили же. И даже не ограбили.

- Как ты этому здоровому врезал, а!.. Заскулил. Слушай, а ты почему вернулся?

- Приключений на свою задницу искал. Это ты заорал «духи» ?

- Нет…- Сергей удивленно посмотрел на него.

- А кто крикнул?..

- Я ничего не слышал. А что значит «духи»? Какие духи?..

- Значит, никто не кричал?.. Ладно, забудь.

Вадима не испугала, а несколько озадачила мысль, что тот отчетливый крик раз­дался не на улице, а возник внутри его черепа. Он полез в карман, но пачки сигарет не нашел, поте­рял на поле боевой славы. И с удивлением отметил свое спокойствие, драка не прибавила в крови адреналина, не было даже учащенного сердцебиения, и тех братанов у ларька он вспоминал равнодушно, беззлобно. Чего там, суматоху малость навел. Будто не пацанов отметелил, а мебель пере­двинул. « Каменный я стал какой-то!»- устало подумал Вадим.

- Я больше всего испугался этого…черного, чечена, что ли… Давай, говорит, Ваня, дэньги и мабыльник. Почему-то Ваней меня назвал. Почему Ваней, хм… Улыбается, пол­ный рот золотых зубов.

- Понаехали черножопые! - процедил Вадим, - В сталинский эшелон бы их. Мало я их мочил в свое время…

- Ты что, в Чечне воевал?

- Было дело. Но сегодня я впервые крикнул им в морду «Аллах акбар».

- Ого!..- выдохнул Сергей,- Первый раз вижу человека, который там воевал!..

Свернув на Гороховую, Вадим остановил машину.

- Вот тряпка, оботри капот, пока не подморозило…- сказал он.

- Ага, сейчас…- Сергей, уже почти протрезвевший, суетливо схватил тряпку и вы­лез из машины.

Вадим смотрел, как Сергей, лежа животом на капоте, ста­рательно вытирал начав­шие замерзать пивные струйки. На круглом лице Сергея все еще блуждало выражение не­доумения и страха. «Лежал бы ты теперь на заплеванном вокзаль­ном асфальте или полз бы на карачках, выплевывая слюну и кровь вместе с зубами… И был бы умнее в другой раз. А так ничего, дурень, не понял! Ваня… Ванька-дурак … Так тебя, так! »- подумал Ва­дим, все еще машинально шаря рукой по карманам в поисках си­гарет. На Сергея он сейчас смотрел с трудно сдерживаемым раздражением, будто тот втя­нул его в какую-то неприят­ную историю, хотя туда, к Витебскому вокзалу, Вадим пом­чался по своей воле, скорее даже невольно , повинуясь выработанному войной инстинк­тивному чувству близкой опас­ности. Как ищейка, взявшая след. Но Сергей, как почему-то казалось Вадиму, был ви­новат перед ним. Мальчишка из породы слюнтяев, травоядное создание. Будто бы он и был причиной той тоски, что теснилась в груди Вадима со вчерашнего вечера. Хотелось ска­зать ему что-нибудь злое, резкое. Чтоб он, такой испуган­ный и униженный, стал себя чув­ствовать еще более жалким. «Война и мир капитана Молчанова…»- вдруг вспомнил Ва­дим, и минутный гнев тотчас притушился.

Сергей сел в машину, подул на озябшие пальцы.

- Что, корешок, может расскажешь, откуда такие бабки?- спросил Вадим.

- Мать померла, сорок дней вчера было. Я приезжал ее комнатуху в коммуналке продавать. Мы-то в Москве с женой и дочкой живем, на маршала Катукова, жены квар­тира, она сама москвичка… Вот бабки я за комнатуху получил. Думаю, домой приеду, тачку куплю. А вышло совсем по-дурному, в такое попадалово влетел. Маленько отме­тил, короче. Сперва пивка, темненького, шестерочку «балтики», потом водочки, забурел короче. Тут вспомнил подружку одну, Танюху из Гатчины, дай, думаю, съезжу.

- Дурак ты. С такими бабками в кармане, и запил! Дурак.

- Сам, короче, знаю, что дурак. А тебе, мужик, спасибо. Ну я попал, блин.

- Ну и куда ж тебя везти теперь? – спросил Вадим.

- Давай в какую-нибудь гостиницу. Переночую, а утром пойду за билетом.

- Ладно. Поехали, переночуешь в отеле моего приятеля.

«Волга» зашуршала зажиганием.

…Ночью он почувствовал, как жена тормошит его.

- Вадик, чего ты?.. Чего кричишь?.. Мне страшно.

Вадим проснулся, словно вынырнул из толщи воды, хватал ртом воздух.

- Кричал?.. - переспросил он и зажег свет ночника. – Я Северный увидел.

- Что?.. Какой – Северный? - она прикоснулась пальцами к его горячему плечу.

Жена приподнялась, смотрела на него покрасневшими глазами, и Вадим с необык­новенной остротой увидел, какие у нее набрякшие нездоровые веки, как выступают на ее виске синие подкожные жилы, как редеющие волосы открывают желтоватую кожу головы – он увидел рядом с собой стареющую или уже состарившуюся женщину, которую он, должно быть, не любил по-настоящему, но о которой так часто вспоминал – в самые скверные минуты жизни, будто эта женщина была его спасением.

Вадим не ответил. Он встал и пошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки. Выпил и прожевал черствую хлебную корку.

Лег, обняв не спящую жену, и снова, как в недавнем своем сне, увидел и ощутил себя лежащим на брезентовых носилках в холодном вестибюле медсанбата в грозненском аэропорту Северный перед отправкой в госпиталь Владикавказа. «Давно это было, будто и не со мной…- по-младенчески засыпая, подумал он, - Не со мной. Может быть, я тогда умер».

Если Вам понравился данный выпуск, можете переслать его Вашим знакомым и друзьям.

Приветствуется всяческое распространение информации о журнале "Колесо"

http://koveco.info                              Эл.почта: koleco@inbox.ru