- Ну что хотите? - спросил он детей, размахивая рукой по витринам, - рыбки, сырку? Говорите.
Дети задумались. К отцу в гости они приходили не часто после развода с их матерью. Значит надо и выбрать что-то повкуснее: угощает все-таки. Они с матерью живут впроголодь.
- Подожди, выбираем. Надо пока посмотреть, подумать.
- Ладно, думайте, а я пока отойду за овощами. Рагу приготовим.
Он как-то незаметно улизнул в другой отдел, а брат с сестрой остались у витрины, полной свежей аппетитной рыбы, мяса, колбас.
- А у вас свежая скумбрия есть? - спросила, наконец, девушка у продавщицы, стоявшей спиной к прилавку.
Та лениво развернулась и невидящим взором угукнула.
- Ну свести нам рыбки три.
Продавщица так же лениво потянулась к холодильнику. И подняла голову:
- А может не будете?
- Как это? - оторопели.
- Ну, может, другую рыбу возьмете, не эту?
Они переглянулись.
- А что такого в этой? Другая лучше есть?
- Ну все рыбы как рыбы... Но лучше б вы ее не брали...
Первый раз они видели такую продавщицу. Не хочет продавать. Что за дела?
Встали в тупик, уставясь бессмысленно на шкафчик с полками полными батонами, душистыми буханками, печеньем, пряниками. По краям красиво висели сушки и бублики.
Вдруг глаз упал и задержался на красивой пышной сдобе. Ромашка, но залитая шоколадной глазурью. Приценились - не дорого. Неизъяснимая сила внутри ребят запросила эту вкусняшку.
- А скажите, - окликнул юноша всю ту же продавщицу, - вы нам вот эту ромашку продать можете?
Он указывал пальцем, готовый сам дотянуться до нее. Вялая полусонная продавщица сняла сдобу и пригляделась к ней.
- Да, свежая. А вот у другой, - сняла вторую и перевернула, - даже сюрпризик взади прикреплен. Съедаешь плюшку, очищаешь шоколадную глазурь и в этих пакетиках, что вот ту пришпилены (указала покупателям на маленькие мешочки в глазури), вытаскиваешь подарочек. Его еще носить можно.
Брат с сестрой стояли как зомби и не могли оторваться от глазированной сдобы с подарками, не понимая откуда пришло это желание - купить ее во что бы то ни стало.
- Берем, - вырвала из рук продавщицы ромашку и уже разрывала ее руками, скомандовав брату заплатить. Протянула ему половину.
Юноша протянул деньги, а продавщица, не менее вялая и аморфная, чем раньше, со стеклянно-мутными глазами, вынула из-под прилавка запыленный и пользованный дивидюшный диск в боксе.
- А это зачем? - спросили недоуменно ребята.
- Это рекламный. Остался. Я его бесплатно даю посмотреть.
- И что на нем? - руки потянулись за халявой.
- Ну, на нем вырезки, отрывки из разных фильмов ужасов, фантастики. Смотришь и какой понравиться фильм, потом и покупаешь. Так удобно, чтобы все сразу не брать.
Брат с сестрой кивнули. Не успели моргнуть глазом, как продавщица, сонно-заторможенно включила проигрыватель и сунула в него диск.
На экране появилась пустая квартира. Кто-то без головы отсоединился от зеркала и ушел по направлению коридора.
Мурашки побежали по коже. Как живое все. Четкое изображение и странный холодок.
Юноша пошел проверить, в какую сторону ушел покойник. Девушка только услышала, как брат в страхе и от неожиданности вскрикнул:
- Тут полон дом призраков!
Она смутилась: как же так? И вошла в комнату за приоткрытой дверью. Пусто. Никого. Бывшая чья-то спальня. Ничего особенного. Старые линялые розовато-кирпичные обои в цветочек. Овальное зеркало. Диван вдоль стены. И все. Скучно.
Девушка обернулась к зеркалу, чтобы кокетливо поправить волосы и лишний раз взглянуть на себя.
- Боже! - вскрикнула от неожиданности.
В зеркале за ее спиной отразился человек. Женщина.
Девушка резко обернулась и заорала пуще прежнего: перед ней раскачиваясь из стороны в сторону стоял живой труп-призрак.
Она выскочила в коридор и столкнулась с братом.
- Что это? - в один голос закричали они, теряя контроль над собой и тут только увидели за стеной как через экран вялую аморфную продавщицу, глядящую на них по другую сторону телевизора, и витрины с рыбой.
Только сейчас они с ужасом осознали, что оказались внутри фильма, в доме призраков-мертвецов.
А в магазин уже вошли новые посетители.
- Интересная, аппетитная рыба. А скумбрия у вас есть?..
Путешественники
Несмышленое утреннее солнце пробивается в окно. Сейчас около восьми часов. Послепасхальные колокола отзванивали вдали свой последний набат. Снег давно сошел. Весной пахнет уже по-другому. Свежей салатовой зеленью и проснувшейся землей. Апрель настолько разогрелся, что уже и дороги и поля высохли и можно гулять. А птицы подсвистывают свои брачные трели, порхая с ветки на ветку и кружатся в прозрачном ясно-голубом небе.
Я только что проснулся и еще не принимал душ. Даже не умылся и поэтому глаза хочется поскрябать, но я тяну и оставляю это на власть горячей воды. Вчера я пришел усталый с вечерней смены на кирпичном заводе. Наврал, что выполнил норму и сбежал, потому что не хотел ждать, когда погрузчики освободят от кирпича мне вагонки, а я бы их крюком перетащил снова в цех, откуда они груженые и взялись. Так всю смену. По первой меня крайне раздражал круговорот. Как Вселенная, скажете. Нет, как белка в колесе. Как
собачка, бегающая бесцельно ради того чтоб вертеть на жаровне сочно капающий кусок телятины в ресторане. Для господ. Для других жирных буржуев. Я чувствую отторженность к своим коллегам. Мужло, бранящее по делу и без дела. А уши мои давно зачерствели, но все еще сжимаются от этого. Был понедельник. В воскресенье на пасху все напоролись и теперь рассказывали о своих случаях, где и кто валялся, в каком овраге, кто кому что раскроил кулаком или дубиной. Я то толкал вагонки по рельсовому пути, то, когда они заканчивались,
садился и слушал грубые речи.
Нередко, удрученный невозможностью хорошо выспаться, раздраженный тюканьем слабости в ногах, волдырями на руках от солярки, чесоткой на коленях и прыщами от нее же на коже, отклонял голову к стене завода и закрывал глаза, стараясь забыться.
И все мечтал когда побыстрей закончится смена. Когда побыстрей закончиться такая дерьмовая жизнь, без конца и края в которой лишь каторжный изнурительный труд.
А вечером бежал с силиката, даже не смыв в общем душе копоть и пыль. Но это еще ничего - вечерняя смена. Встанешь утром в восемь как сегодня. Сам по себе. Вялый бредешь в туалет. Там отсидишься. А потом душ. Горячая вода размягчит мышцы как у загнанной лошади. Сейчас я уже свыкся, а поначалу почти умирал от этой каторги. Приходил и валился с ног.
Лежал еще снег. Еще мог повалить он совсем некстати и запорошить пути. Твоя электротелега не едет и ты лопатой из путевой ямы выгребаешь снег и грязь с водой.
Но сейчас лучше, если нет дождя. Сейчас прозрачное голубое небо и трель птиц веселит душу. Ах, да, а вот в утреннюю смену совсем плохо. Встаешь в пять и бежишь. Ужас. И так длиться всю неделю. И сразу бежать на завод и сразу надрывать тело, гнуть спину. И если забил цеховой путь пустыми вагонками, ты можешь прикорнуть то на лавочке, то на своей электротелеге, на которой ты перевозишь вагонки с путя на путь. Прямо на ведре, проваливаясь внутрь ягодицами. И больно и сил нет встать. Так манит уснуть, несмотря
на холод и ветер, утренний мороз. И ведь спишь урывками. А то в обеденный перерыв бежишь в будку к песочникам (толкают песок в щели, а конвейер тащит в цех) и забывая несмелость с ногами ложишься на лавочку и засыпаешь. И вспоминаешь Индию. Вспоминаешь девчонок из Шри-Ланки. Сандъя, две Субахи, Чу-чу. Я провел в Индии год жизни... Зачем приехал? Зачем вернулся? Так шутили надо мной и я перестал рассказывать о том, что мне повезло прожить год вдалеке от дома и много путешествовать. А теперь приходиться вкалывать.
И ты грязный рабочий словно и не был никогда счастлив и свободен. Словно не было у тебя яркой жизни. Не вязалось то, что было со мной, с тем что теперь происходит.
Когда я прихожу домой, хотя и переодет еще в раздевалке, все равно от меня пахнет соляркой и пылью. Кирпичной смесью песка и известки. Отвратительным запахом завода. Отвратителен он, когда ты работаешь на нем за гроши, и те отдаешь за долги, а не когда ты его владелец. Вот когда он отвратителен. Отвратительны рабочие, которые смиренно трудятся годами и не делают попыток сбежать отсюда. Куда? Тут по Петушкам зарплата самая большая.
Когда я возвращаюсь вечером, я поддаюсь импульсу и бегу на кухню. Раньше месяца два назад я умирал от боли в пояснице и бежал в зал делать йоговское упражнение. Теперь я стал сильней телом. Не болит. Так не болит, как раньше. И я бегу на кухню к нашему деревенскому кефиру и пью его с булками. После пасхи остались. Мама пекла. Мама. Она заботится и о парализованной бабушке и о козах, и об огороде, который почти ожил и собирается наброситься, навалиться на нее всей своей тяжестью. И теперь я пью кефир.
Он кисловат, но вкусен. Особенно когда не ел около шести часов. Сестра выстукивает по клавиатуре, пытаясь написать дипломы для нас двоих во Французском колледже. Мы пытаемся там доучиться уже несколько лет. Просто так, бесцельно. Ничего нам это не даст. Я так же рискую и с дипломом европейского образования проторчать всю жизнь на проклятом кирпичном заводе. Молох. Древний языческий бог, требующий жертв. Я часто сравниваю завод с Молохом и мне кажется, что грохотанье и вправду делает из завода живое огромное
чудище, которое питается не только песком и известью, но и потом и кровью человеческой.
И вот первый год, когда уже близиться конец. Надоело учиться в университетах. Мы и в колледже учимся без цели. На социологов. Грант на учебу в Париже нам не дадут. Мы не знаем языка. И диплом дутый и на русском. Нет, учимся только за повышение интеллекта. Сестра устала. Ей приходиться пролеживать целый день. Мы живем в квартире одни. Мама в деревне, потому что там больная бездвиженная бабшура. Теперь характер бабШуры не узнать. Капризная и вредная. И не предпринимает усилий снова ходить. Ругань, обиды.
И результатов ноль.
Мысли текут скучно и тяжело. Собачья работа. Встаешь рано. Навкалываешься, придешь домой, если с утра и борешься со сном. А ведь тебе еще дипломы и диссертации писать. Не бросаю я этот силикат, потому что платить долги за учебу в магистратуре. Один долг за первое полугодие банку Русский стандарт, другой сразу в деканат. Теперь осталось всего три тысячи семьсот пятьдесят. С пенсии мамы плотится в банк. Сверх денег совсем не остается. За квартиру еще уходит вся бабушкина пенсия.
Нервы сдают. Время от времени находят приступы злобы, от которой весь трясешься, потом тебя тошнит, руки ноги слабы и видишь дурные сны. Ругаешься не с кем-то, а со своей семьей. Порой с сестрой доходит до драк. А мне ведь двадцать три года.
Друзей у меня нет - кажется, что общество меня сторонится. Поэтому мы с сестрой и дружим только вдвоем. Еще у нее есть предательская подружка Анька. Постоянно приглашает ее к себе, а как кто позовет в гости, скрывает Наташу ото всех. Поэтому и предательская.
И мы постоянно с сестрой только и говорим, что о долгах или ведем разговоры годишней давности. Мы оба прожили в Индии незабываемый год. Выиграли поездку как в лотерее. Не на свои. Своих денег у нас никогда не было.
Другим легче. У других скромные интересы, скромные желания. У других в семье налажено. Что-то вроде уюта и довольства. У нас этого нет... Маму постоянно ругаю -почему бомжичкой ходит по деревне. Дома мы всегда донашиваем рванье. Родственников у нас больше нет. Мы одинокая компания из нескольких человечек. Мы отрезаны от мира. Мы сторонимся людей и люди нас. Что же делать?
Мама была когда-то очень умной. В школе могла, не читая химию, физику, а лишь услышав из уст учителя, в точности все передать. Решала наитруднейшие задачки... но не пошла в университет и всю жизнь проработала на заводах. Бабушка обладала даром певческим, но всю жизнь проработала на телятнике. Теперь одна стара, а другая недвижима.
А я был художником, но все бросил. Учился на юриста, но не имел склонности. И от того сейчас работаю на проклятом кирпичном...
Пожалуй, и единственным развлечением нам с сестрой служит одно. Засядем вечером за картами, за гайдбуками и начинаем снова планировать и мечтать, куда поедем, что увидим. В Индии Мумбай, Гоа, Сикким, Каджурахо, Тамилнад и мыс Каньякумари, пустыни Раджастхана. В Таиланде Бангкок и школа муайтая, остров Пхукет. Шри-Ланка - проведаем наших сокурсников из прошлого. Южная Корея, Австрия, Италия, Вьетнам, где живут наши бывшие сокурсники... Англия... Карибы, где живут наши сокурсники... Суринам... А, говорят,
в Амстердаме есть на что посмотреть... Йоханнесбург... Сингапур, Малайзия...
Когда я очнулся, на часах было четыре утра. Оказывается, я случайно заснул с включенным светом. Через час снова вставать... Сил нет терпеть эту жизнь. Вкруг меня разбросанные карты заставляют меня страдать все сильнее. Праздный мечтатель. Путешественник. Свет выключен. До звонка будильника час. Придет смена, и уйдут всякие надежды. Но придет вечер и снова нет-нет, да и засядешь. Раджастхан, Бали, Куалумпурум...
Если Вам понравился данный выпуск, можете переслать его Вашим знакомым и друзьям.
