22.05.2011

  Наш сайт

  Сегодня читаем

Марк Биллингем - Погребенные заживо

Автор рассылки: Александр Nessh

Написать автору

Страница 7:

Почти каждый сантиметр плотных бледно зеленых тисненых обоев был завешен постерами: команда «Сперз» 1975 года – на переднем плане Стив Перримен с мячом в руках; футуристический пейзаж Роджера Дина; теннисистка, удаляющаяся от камеры и почесывающая оголенную ягодицу. В углу комнаты на полочке, которую поддерживала кирпичная кладка, стоял музыкальный центр, вкладыши к альбомам Боуи и «Дип пёрпл» были разбросаны по поверхности его крышки из перспекса* и прислонены к колонкам. На ветхом обеденном столе, принесенном снизу и заменяющем письменный, валялись книги: «Огонь!», «Челюсти», «Колесницы богов», парочка зачитанных до дыр книг Свена Хассела в мягком переплете – вперемешку с кипами журналов «Мелоди мейкер» и «Нью мьюзикл экспресс». На стене у окна – календарь с Джилли Джонсоном и мишень для игры в дартс из магазина «Вулворт»…

Торн прищурился и еще раз посмотрел на эти модные обои – однотонные, цвета бледной орхидеи.

Тут также висели репродукции старинных карт, архитектурный чертеж в скрупулезной французской манере, афиши выставок в Музее Виктории и Альберта и выставок современной живописи в галерее Тейт. Кое что было прикреплено к стене простыми кнопками, а кое что – липкой лентой. Стоя в центре спальни Люка, абсолютно не похожей на его собственную юношескую спальню, Торн решил, что Парсонс вчера все правильно сказал: сын Малленов был не совсем обычным шестнадцатилетним подростком.

Он подошел к мощному новенькому компьютеру и с удивлением обнаружил на кипе бумаг, которая высилась с одной стороны от компьютера, дневник игр футбольного клуба «Арсенал». Заинтригованный, он протянул руку и невольно обрадовался тому, что мальчишка – хотя и явно введенный в заблуждение при выборе команды – имел хотя бы одну страсть, которую разделял и Торн. Он пролистал первые несколько страниц и тут же понял, что это нечто большее, чем просто дневник игр.

Место, где раньше стоял ноутбук Люка, теперь выделялось прямоугольником на пыльном столе. Парни из технического отдела все еще работали с винчестером – «рыли землю» в поисках чего то такого, что могло быть старательно и умело спрятано. Но пока не было найдено ни одного важного электронного письма, в электронном дневнике также не обнаружили свидетельств того, что Люк планировал куда то уехать. Не сидел он и в чатах, и вообще, совсем не создавалось впечатления, что он недавно завязал какие то отношения в Сети.

Не помог и его сотовый телефон. Сам аппарат в тот момент, когда Люк пропал, находился у него, поэтому не было возможности проверить его адресную книгу, но список звонков и текстовых сообщений, которые предоставила телефонная компания, не дал ничего важного. Чаще всего Люк звонил своей сестре.

Торн не сводил взгляда с пыльного прямоугольника и тут заметил, что отсутствует еще что то, – внезапно у него перехватило дыхание. Он представил себе метания молодого, живого разума, который изо всех сил сопротивляется действию лекарства, которое заставляет опускаться веки, туманит сознание. Он обмякает и погружается в чернильную темноту…

Том натянул рукав пиджака, зажал его между пальцами и ладонью и нагнулся, чтобы стереть отпечатки на стекле.

– Здесь вы его не найдете.

Он обернулся и увидел в дверях спальни Джульетту Маллен, сестру Люка. Он отряхнул серую пыль с рукава.

– По правде сказать, я нашел довольно много следов твоего брата, – ответил он.

Девочка обогнула его и прошла в комнату. Труды Торна явно не производили на нее должного впечатления, и она не желала обсуждать такую нудотину, как абстрактные понятия. Она оперлась о стену и сползала вниз, пока не уселась на серый ковер.

– И что дальше?

Торн огляделся по сторонам, потом снова посмотрел на Джульетту.

– Ну, Люк явно был аккуратист.

– Не упускаете ни одной мелочи, да?

– Я же детектив.

– Чем докажете?

– Я сдавал экзамены.

– Должно быть, проходной балл для вас занизили.

Джульетта оставалась серьезной, но Торн почувствовал, что за напускным безразличием и злостью она напряженно борется с собой, чтобы не засмеяться. Она получала удовольствие от своего остроумия. У нее были длинные волосы – того же угольного цвета, что и макияж вокруг глаз, и кофта с капюшоном, которую она надела к мешковатым джинсам. «Вероятно, это называется „мода скейтбордиста“», – подумал Торн. Или «грейндж», или как то вроде этого. Он хотел было спросить у нее, но потом передумал.

– Что было на кассете? – неожиданно спросила она.

Торн не сразу понял, о чем она говорит; еще полминуты понадобилось ему, чтобы решить, как отвечать.

– Мама с папой просмотрели ее утром. Думаю, один единственный раз, но и этого достаточно. Потом они позвонили мисс Портер. Разумеется, мне они не позволили смотреть. Они даже говорить об этом не хотят, поэтому…

– Поэтому?

– Поэтому… я подумала, что не произойдет ничего страшного, если я спрошу вас.

Торн видел, как она подтянула коленки к подбородку, сжавшись в комочек в углу комнаты. Это не могло не напомнить ему вчерашний вечер с Филом Хендриксом. И сейчас он видел за напускным безразличием боль и страстное ожидание ответа; ту же боль и страдание – за дерзкими репликами. На самом деле не произойдет ничего страшного, если он ей расскажет.

– Там был Люк. Один.

Она быстро кивнула, как будто ее догадки подтвердились. Это был сдержанный, взрослый жест, но уже в следующее мгновение трогательно дрожащие губы снова превратили ее в ребенка.

– Что он говорил? Он сказал что нибудь?

– Джульетта, я не могу…

– Они плакали, когда посмотрели кассету. Оба. Делали вид, что не плачут, и это было ужас как глупо с их стороны, если хотите знать мое мнение. Я же все равно понимаю, что было на кассете, неужели нет? Не могло же мне прийти в голову, будто они в девять часов утра решили посмотреть порнуху.

– Родители не хотели тебя огорчать, – заверил Торн.

– Верно, это они здорово придумали! Поэтому теперь я ни о чем другом, кроме этой кассеты, думать не могу. Что делают с Люком те, кто его похитил? Они его очень мучают или нет?

– С ним все в порядке. Честно.

– Что значит «в порядке»?

Торн глубоко вздохнул.

– «В порядке» – значит «хорошо проводит время»? – Она стала теребить ворс ковра. – Или «в порядке» – значит «еще дышит»?

Давно уже Торну не задавали такого трудного вопроса.

– Ему никто не причиняет никакого вреда.

Джульетта уронила голову на колени. Когда несколько секунд спустя она ее подняла, по щекам текла тушь.

– Он старше меня чуть больше чем на год, но иногда мне кажется, что старшая я. – Ее глаза метались по комнате, из одного угла в другой, как будто она пыталась найти доказательство своих слов. – Во многих случаях мне приходится за ним присматривать. Вы понимаете меня?

Торн сделал шаг к ней и присел на край кровати. Темно синее пуховое одеяло было аккуратно сложено. Вероятно, Люк сам застелил постель, когда в пятницу шел в школу.

– Наверное, понимаю.

Она всхлипнула:

– Это для меня – как заноза…

Воцарилось молчание, которое для девочки, скорее всего, было более неловким, нежели для Торна. Прошло почти полминуты, прежде чем она встала на ноги.

– Ладно…

Похоже, с нее пока хватит.

Торн тоже поднялся. Он кивнул в сторону двери:

– Отлично, что вы… держитесь вместе. В такое время, понимаешь?

Джульетта Маллен кивнула, заправила волосы за уши.

– Из за чего они поссорились? – Торн отошел назад к компьютеру и посмотрел на снимок, приколотый кнопкой к пробковой доске над ним: Люк сидит на плечах у отца, глаза за оранжевыми очками для плавания широко открыты; у обоих счастливые глуповатые улыбки; в голубой воде отражается солнце, и они купаются в его золотистых лучах. – Люк с отцом, утром в ту злополучную пятницу?

– Да из за ерунды – насчет школы.

– Из за учебы?

– Из за того, что Люк не играет в команде регбистов. Велика важность!

– Кажется, твой отец думает иначе.

– Теперь, когда Люк пропал, он чувствует свою вину. Потому что в последний раз, когда он общался с Люком, они оба орали друг на друга. – Она сделала шаг к кровати, прислонилась к гладкой поверхности одеяла, на котором недавно сидел Торн. – К тому времени, когда мы пришли в школу, Люк уже стал жалеть об этой ссоре. Он сказал мне, что попросит у отца прощения, как только вернется домой. Он сам во всем виноват – вел себя слишком дерзко и вообще переборщил.

– А он был дерзок? – уточнил Торн.

– Я даже не помню. Этот спор – полнейшая ерунда, потому что они никогда не ссорились, понимаете? Они были по настоящему близки. Может, это просто проблема отцов и детей?
Последнее прозвучало как вопрос, словно она хотела удостовериться, что Торн ее понимает.

– Ясное дело.

– Ладно, я тогда пошла.

Торн смотрел ей вслед. Он то уж точно знал, что она имела в виду, но главное, теперь он понял, что не давало ему покоя на этой кассете.

То, что сказал Люк, – вернее, то, чего не сказал.

Торн остановился на пороге комнаты, увидев, что один из постеров на стене у двери отклеился. Когда он протянул руку, чтобы приклеить уголок на место, то заметил, что под постером что то написано. Он вгляделся в слова – в маленькие, аккуратные буквы, написанные на обоях черными чернилами. Решительное и потаенное заклинание разочарования, раздражения и ярости.

Пошли к черту
Пошли к черту
Пошли к черту!

Из школы Холланд направился прямо в отдел, нашел себе письменный стол в сторонке. Ему требовалось пятнадцать – двадцать минут, чтобы собраться с мыслями, войти в общенациональную компьютерную систему полиции и тщательно изучить все материалы, относящиеся к делу. Когда он все закончил, то был уверен на сто процентов: ему есть что сказать, – затем он позвонил в Бекке хаус и попросил Ивонну Китсон.

– Как продвигается дело о похищении, Дейв?

– Отлично.

– Скучаешь без нас?

– Послушай, начальник, хочу поговорить с тобой об убийстве Амина Латифа.

Прошло уже полгода, даже больше, с того момента, как трое белых подростков на автобусной остановке в Эджваре избили до смерти восемнадцатилетнего азиата – ученика выпускного класса технического отделения местного колледжа. Расследование проводилось – по вполне понятным причинам – на высокопрофессиональном уровне, но, несмотря на это, несмотря на выступления по радио и в печати и даже несмотря на наличие свидетеля, который подробно описал вожака нападавших, это дело быстро легло на полку.

Однако даже в архиве оно не перестало быть щекотливым. И запутанным.

Номинально это дело вел Рассел Бригсток, но непосредственно им занималась Ивонна Китсон. В сущности, это было ее дело – по крайней мере, она так считала – и ее неудача. Едва взглянув на тело юноши – на окровавленную руку, на кастеты в луже посреди дороги, – она уже знала, что эта смерть будет преследовать ее. И не имеет значения, поймает она виновных или нет. Преступления, вызванные ненавистью, обычно не забываются. А убийство Амина Латифа была совершено на почве лютой ненависти.

Холланд сразу же завладел ее вниманием.

Он сообщил, что видел некоего семнадцатилетнего подростка – и не только видел, но и разговаривал с ним, – который настолько похож на ее главного подозреваемого, что на это сходство невозможно было не обратить внимания. Описывая парня, с которым он и Парсонс беседовали пару часов назад, Холланд не сводил глаз со снимка, который только что распечатал на принтере. Фоторобот был составлен на основании описания, данного другом Амина Латифа – его соучеником, который был очевидцем драки и которому удалось отделаться парой сломанных костей и шестью месяцами кошмаров. Фоторобот не полностью совпадал с образом, стоящим сейчас перед глазами Холланда: светлые волосы были прилизаны – в значительной степени из за того, что в момент драки стояла осенняя ночь, лил проливной дождь. Но, кроме прически, все остальное совпадало.

Это было лицо Адриана Фаррелла.

– Черт… вот черт! – за возгласом удивления тут же последовало более резкое выражение досады, адресованное самой себе. – Говоришь, Батлерс Холл?

– Ну кто же мог подумать?

– Мы, – оборвала его Китсон, – мы должны были, черт побери, предположить.

Батлерс Холл находился в нескольких километрах от места убийства Амина Латифа, но, безусловно, не так уж и далеко – школа попала в жирный красный круг, очерченный на карте в отделе тяжких преступлений. Все хорошо укладывалась в схему. Совсем неподалеку были расклеены плакаты «Разыскивается» и, вполне вероятно, некоторые учащиеся жили в тех домах, жители которых были опрошены во время поквартирного обхода. Конечно, невозможно опросить всех школьников во всех школах и колледжах района, но многие учебные заведения все же были отработаны, однако Ивонна Китсон не взялась бы утверждать, что среди них были ученики из Батлерс Холла.

Подозрения в отношении этой школы даже не выдвигались по определению – убийцы расисты не учатся в привилегированных заведениях.

– Какой он из себя, Дейв? Я имею в виду не внешность…

– Высокомерный, агрессивный. Самовлюбленный.

– А ты уверен, что тебе не показалось? Что ты не подгоняешь поведение этого мальчика под свои соображения?

– До этого у меня вообще не было никаких соображений об этом деле, – ответил Холланд. – Я смотрел, как этот маленький засранец идет прочь, а когда он обернулся – понял, что это парень со снимка. Мальчишка с серьгой в ухе.

Китсон несколько мгновений молчала. Холланд слышал, как она в задумчивости отхлебывает кофе. Ему показалось, что ее охватила растерянность – раньше он наблюдал, как она, Бригсток и остальные порицали за столь же безапелляционные заявления Тома Торна. Он также наблюдал последствия такой самоуверенности, когда безапелляционность вводила в опасное заблуждение.

– Вполне логично, – заметила Китсон.

Холланд облегченно вздохнул: до этого он ждал, невольно затаив дыхание.

– И что нам теперь делать?

– Вы все еще занимаетесь делом о похищении, насколько я знаю, – под этим предлогом я хочу на него взглянуть.

– Арестуешь его?

– Сначала хочу на него посмотреть – просто чтобы убедиться, что ты всполошился не напрасно.

Холланд боялся, что разговор с Китсон или любым другим коллегой может поколебать его уверенность, но случилось наоборот. Когда он подробно описывал свой разговор с Адрианом Фарреллом, когда описывал взгляд, который мальчишка бросил на Кенни Парсонса, он почувствовал, что его подозрения крепнут, перерастая в уверенность. И сейчас, когда от первоначальной злости Китсон не осталось и следа, он слышал нотки радостного возбуждения в ее голосе.

У нее были все причины радоваться.

Конечно, найти убийцу – это одно, а добиться его осуждения – совсем другое. Однако именно из за беспрецедентной жестокости этого убийства у полиции были все шансы засадить убийцу за решетку.

Прежде чем забить Амина Латифа до смерти, его зверски изнасиловали. На теле были обнаружены следы спермы, по которым определили код ДНК преступника. И сейчас на холодном предметном стекле в криминалистической лаборатории на набережной королевы Виктории извивалась двойная спираль, способная установить личность убийцы. Последовательности генов в каждом витке прихотливо закрученной спирали недоставало лишь контрольного образца.


В коттедже Малленов царило похоронное настроение – над всем витало чувство безысходности.

Люди, присутствовавшие в многочисленных комнатах первого этажа, светлых на фоне сгущающихся сумерек, прилагали немало усилий, чтобы поддерживать видимость беседы и какой то деятельности. Вроде бы все как обычно. Они пытались сдержать волну уныния, которая грозила в любой момент захлестнуть жилище, – точь в точь как черная, вышедшая из берегов река, что готова вот вот поглотить свои берега.

В доме Малленов находилось человек десять, которых можно было условно разделить на две примерно равные группы: с одной стороны – члены семьи и друзья, с другой – полицейские. Торн, окутанный облаком сигаретного дыма, беседовал с Мэгги Маллен и большеротым сержантом, несшим какой то бред о «банде похитителей в Харлсдене, которая капитально накрылась». Еще минут пять Торну пришлось говорить с братом Тони Маллена о футболе, а потом со вторым полицейским, обеспечивающим связь с семьей, – на тему «пошло все на хрен», прежде чем наконец удалось поговорить с глазу на глаз с Луизой Портер. Полчаса назад, когда он появился у Малленов, он поведал ей о том, что Кэрол Чемберлен сообщила о Гранте Фристоуне. Затем он поднялся наверх и столкнулся там с Джульеттой Маллен.

Как только появилась возможность, он увлек Портер в большую кладовку, примыкающую к кухне.

Она усмехнулась:

– Это все немного неожиданно…

– Я знаю, что не так с кассетой, – сказал Торн. – Что не давало мне покоя.

Портер прислонилась к большому морозильнику и стала ждать продолжения.

– Он все время обращается к маме.

– И что?

– Все слова, которые произнес Люк, обращены к матери. Он ничего не говорит отцу. У меня в портфеле распечатка, я проверил. Можете взглянуть, если интересно…

– Я вам верю на слово. Продолжайте…

– «Ты только не беспокойся, мам. Волноваться и правда не о чем, мам. Ты и так меня понимаешь, мам». Все обращено к матери, как будто отца вообще не существует.

Портер обдумывала сказанное. Торн слышал, как щелкает бойлер, а потом послышалось шипение, как будто в горелке вспыхнул газ.

– Может, Люк таким образом наказывает отца, – предположила Портер. – За их ссору.

– Тогда это была не ссора, а грандиозный скандал, как думаете? Если мальчишка все еще точит зуб, когда его держат в заложниках! Когда он связан и напичкан наркотиками…

Торн подошел к Портер и сел возле нее, у морозильника. Женщина подвинулась, освобождая ему место.

– Я разговаривал с сестрой Люка. Она уверена, что ссора была не настолько серьезной.

– Думаю, вы преувеличиваете.

Торн пожал плечами, признавая такую возможность.

– Как вы и говорите, мальчик в беде. Поэтому вы, скорее всего, правы: маловероятно, что его все еще заботит ссора с отцом. Но абсолютно естественно, что он больше думает о маме, разве нет? Он же еще совсем ребенок.

– Возможно. Он явно пытался храбриться перед матерью, потому что не хотел ее волновать. Но неужели совсем ничего отцу, ни единого словечка? Все в один голос уверяют, что они очень близки.

– Он и сестру свою не вспоминает.

Это был весомый аргумент. У мисс Портер была такая особенность – выдвигать неожиданные аргументы.

– Все это странно, вот в чем дело, – заметил Торн.

– Вероятно, он был не слишком свободен в своих высказываниях.

Об этом Торн не подумал.

– Вы намекаете на то, что он читал готовый текст? Думаете, ему сказали, что говорить? Как то слишком сложно.

– Просто размышляю вслух, – ответила Портер.

Они умолкли, услышав за дверью шаги, прислушались – открылась дверца холодильника. Торн дождался, пока тот, кто собрался перекусить, уйдет, и лишь тогда прошептал:

– Давайте поразмышляем еще.

Когда они вышли из кладовки, у Портер зазвонил мобильный. На кухню как раз входил Тони Маллен. Он посмотрел на них – на его лице ничего не отразилось, но по какой то необъяснимой причине Торн почувствовал, что краснеет.

Маллен кивнул на телефон в руке Портер:

– Думаю, вам лучше ответить.

Портер нажала на клавишу соединения и несколько секунд молчала, но по ее лицу Торн видел, что новости важные. Он взглянул на Маллена и догадался, что тот тоже это понял.

– Хорошо, – сказала она. – Когда?

Торн не сводил с Луизы глаз, пока не поймал ее взгляд – в нем была лишь сосредоточенность.

– Вернусь, как только смогу.

Когда она закончила разговор, Маллен сделал шаг вперед и тихо спросил:

– Его нашли?

– Мистер Маллен… – Портер взглянула на Торна, потом заколебалась, когда увидела за спиной Маллена его жену. – Уверена, вы понимаете…

Мэгги Маллен схватилась за мужа и спросила у него, что произошло. Тот неотрывно следил за Портер и когда заговорил снова, его голос уже не был так тих и спокоен.

– Это я уверен, что вы понимаете… Поэтому давайте, выкладывайте.

Портер пару секунд смотрела на супругов, потом быстро проговорила:

– По видимому, люди, удерживающие Люка, не настолько умны, как мы полагали. – Прежде чем спрятать телефон в карман, она взглянула на дисплей, как будто ожидала увидеть какую то дополнительную информацию. – На видеокассете есть четкие отпечатки пальцев.

– Известно, чьи? – спросил Маллен.

Портер кивнула.

– Да, мы знаем, чьи. – Она повернулась к Тому: – Мы едем, как только определят адрес.


Расследование убийства редко предоставляет людям, занимающимся этим делом, возможность на личную жизнь. Но время, которое уделяется делу о похищении, ставит еще более жесткие рамки. На те несколько часов, которые отводились на сон, Торну предложили снять номер в маленькой гостинице на набережной Виктории, где для Столичной полиции было постоянно зарезервировано одно крыло, но Торн предпочитал возвращаться к себе в Кентиш таун. Конечно, дорога отнимала много времени, но он все равно спит мало. И лучше уж полежать без сна дома, чем останавливаться в безликом гостиничном номере с затертым тощим ковром. Или окунать в кипяток пакетики с чаем и прислушиваться, как город, покашливая, просыпается и беспокоится о том, не забыл ли он пожертвовать деньги на богоугодные дела.

Возможно, если бы эта гостиница была хоть чуть чуть получше…

Он вернулся домой сразу после полуночи – относительно рано, еще можно позвонить Филу Хендриксу. Пять минут разговора и последняя банка пива – и вот Торн расслабился, с удовольствием рассказывая приятелю историю о прославленном преступнике по имени Конрад Аллен.

– Ну, вот, размахивает он, значит, своим пластмассовым «магнумом»…

– Полагаю, ты говоришь об оружии, а не о напитке.**

– Слушай, не перебивай, – ответил Торн. – Значит, он им размахивает, ведет себя как заправский рецидивист, думает, что все – дело в шляпе! Но, к несчастью для Конрада, его противник слегка нервничает. Конрад садится в машину, набирает 999 – через пятнадцать минут раздается сирена группы быстрого реагирования, и наш гангстер уже лежит лицом вниз, пытаясь убедить суровых полицейских, что он просто пошутил.

– А как получилось, что его так и не посадили?

– Спроси у начальства, старина. Ему было предъявлено обвинение, однако когда речь зашла о том, чтобы довести это дело до конца… думаю, в полиции просто решили, что овчинка выделки не стоит. Но, к счастью для нас, у него взяли отпечатки пальцев (это было еще в 2002 году, до изменения закона), а они же никуда не деваются, даже после снятия обвинения.

– И что, этот идиот забыл, что у полиции есть его отпечатки?

– И это забыл, и забыл надеть перчатки, когда касался видеокассеты…

– А самый острый нож в ящике стола не забыл!

– Не думаю, что это его обычный стиль работы – понимаешь, о чем я? – Торн подумал о другой кассете, которую он видел несколько часов назад, когда вернулся в управление. – Парни из «Летучего отряда» практически уверены, что Аллен и есть тот самый малый, который «бомбанул» не меньше шести заправок и магазинчиков, где торгуют спиртным, в Хакни и Далстоне в прошлом году. Он с новым пистолетом, который, вполне возможно, тоже был игрушечным, и женщина, игравшая заложницу. Много шума и театральных эффектов.

– Такое впечатление, что ты пересказываешь отрывок из «Ист эндеров»,*** – заметил Хендрикс.

– Однако между этими преступлениями и похищением детей целая пропасть, ты так не считаешь?

Кассета с отснятым камерами слежения в магазинах материалом была из Финчли доставлена в Ярд. Во время просмотра Торн старательно сопоставлял изображение на экране с изображением на кассете, которую прислали семье Малленов. Крупный мужчина в лыжной маске – стремительность его движений и слов – совсем не походил на фигуру, которая приближалась к Люку Маллену со шприцем. Хотя там и была схожая стремительность, по своему столь же резкая, однако Торн просто не мог себе представить, чтобы Конрад Аллен с легким сердцем пошел на такое безумство, как похищение человека.

На такое расчетливое злодейство.

Зато он поймал себя на том, что не сводит взгляда с женщины: смотрит, как она кричит, просит пощады, сначала умоляет грабителя, а потом напуганных кассиров и продавцов, чтобы те отдали все деньги, пока ее не убили. Если мужчина с пистолетом у ее головы все таки был Конрадом Алленом, тогда вполне разумно предположить, что именно она и была той самой женщиной, вскружившей голову шестнадцатилетнему подростку и завлекшей его в машину. Может, она и не самая великая актриса на свете, но Торну нетрудно было догадаться, на что она способна. Ее легче было представить в роли «мозга» всей затеи, в роли человека, придумавшего, как заработать денег больше, чем можно вытянуть из средней кассы. А почему ее жертвой стал Люк Маллен – это уже совсем другой вопрос…

Торн понял, что за кудахтанье в трубке его настораживало.

– Это шутка в стиле «Ист эндеров»? Ты опять, Хендрикс, смеешься своим шуткам?

– Но кто то же из нас должен смеяться.

– Отлично, я надеялся, что это немного поднимет тебе настроение. Полагаю, тебе все еще необходима поддержка. Ты ведь и вправду многое переживаешь в себе.

Раньше, когда Торн звонил Хендриксу, тот с явной неохотой распространялся о своих отношениях с Брендоном. Вот и сегодня он, казалось, был готов говорить о чем угодно, только не об этом.

Том услышал неразборчивое бормотание, приглушенное «Ты понимаешь», и Хендрикс поскорее сменил тему разговора.

– Как спина?

Торн потер икру.

– Пожалуй, это все из за моей чертовой ноги, а не из за самой спины.

– Я же говорил тебе – такое впечатление, что у тебя межпозвоночная грыжа. Тебе действительно нужно обратиться к врачу.

– Сейчас времени нет.

– Это фантомная боль в ноге – понимаешь? Диск давит на седалищный нерв, и он командует ноге, чтобы она болела, хотя с ней на самом деле все в порядке.

– Подожди… – Торн залпом допил пиво. Поскольку прошло уже немало времени, оно наконец приобрело некий привкус. – Думаю, это все таки мозг дает команду.

– Некоторые части тела кричат громче остальных, – сказал Хендрикс. – И уж точно, одна две живут своей собственной жизнью.

В кухню вошел кот, помурлыкал, но Том не обратил на него внимания.

Он сидел, размышляя над тем, что хотя «часть тела» – та, о которой говорил Хендрикс, – по крайней мере, у него некоторое время подавлялась, за пару последних дней стала заявлять о себе все громче и громче.

* Перспекс – фирменное название оргстекла английского концерна «Импириэл кемикл индастриз»; обладает большой механической прочностью и применяется для остекления автомобилей, самолетов.

** Игра слов: «магнумом» в Англии называется большая бутылка – 2,3 литра.

*** Популярный многосерийный телевизионный фильм о повседневной жизни обитателей лондонского Ист Энда.

Продолжение следует...