ДАР СЛОВА 231 (307)

Проективный лексикон русского языка. 8 марта 2009

________________________________________________________

Поздравляю всех читательниц и подписчиц ЖЖ с праздником 8 марта!

             Происхождение  праздника туманно, что не мешает ему быть праздником.  Решение о нем было принято в 1910 г. на Международной конференции социалисток в Копенгагене по инициативе Клары Цеткин. Но почему именно 8 марта? Порою ссылаются на тот факт, что 8.3.1857 текстильщицы Нью-Йорка прошли с маршем по улицам города, протестуя против низких заработков и плохих условий труда (это примерно как 23 февраля возводить к дню поражений Красной армии под Псковом и Нарвой. Причем тут 1857 г. и почему надо было ждать 53 года, чтобы его впервые отметить?)

                  Более убедительная трактовка возводит 8 марта к еврейскому празднику Пурим, который отмечается в начале марта по скользящему лунному календарю, - в честь библейской Эсфирь, которая во время вавилонского плена  (480 г. до н. э.) спасла свой народ от истребления.  Возможно, что Клара Цеткин решила связать революционные задачи женского пролетариата  с образом героической женщины  Израиля.

                  Не вдаваясь в историческую подоплеку праздника 8.3, хочу только указать на одну из возможных причин его несомненного обаяния и устойчивости. Числа 8 и 3 - самые женственные и даже могут восприниматься как геометрически условные очертания женской фигуры. Кстати, направление "кубизм" больше пригодилось бы для изображения мужчин, хотя и обращалось преимущественно к образам женщин.  Это все равно как цифры 3 и 8 изображать цифрами 1 и 4. Почему еще никто не изобрел "сферизма", который представлял бы мир в кругах и шарах, а не кубах,  квадратах и острых углах? К тому же 8 - знак самовоспроизводства и бесконечности, которые именно женщины обеспечивают человеческому роду,  производя от двоих  3-го.  Как бы ни обосновывался этот праздник исторически, его датировка навеяна и подкреплена фигуративной магией чисел. Сами их очертания уже праздничны.

                  Ну и, конечно, в этот день стоило бы мужчинам вспомнить, кем они рождены, кто они по своей, так сказать, голой сути. Не только (и даже не столько) Ивановичи и Петровичи, сколько Мариевичи, Любовичи, Натальевичи, Татьяновичи, Светлановичи, Еленовичи, Дарьевичи, Ириновичии Пусть не постыдятся своих матчеств – их матерям будет приятно. Да и нам нечто новое откроется в человеке, которого мы раньше знали лишь по имени или имени-отчеству. Ведь мы растем с именем матери на слуху, этим именем, как и первым лепетом "мама", лепится наш языковой опыт, наше звуковое, словесное чувство личности. И нельзя по-настоящему понимать  и чувствовать человека, если не знаешь имени его матери. Знать о нем, что он Иван Петрович или Николай Сидорович, – еще недостаточно. Это социальное знание, а персональное, интимное, дружеское, любовное – оно несет в себе запрос на имя матери.

______________________________________________________

Как вас по матушке? О русской системе имен

(окончание. Начало в вып. 230)

Родительские имена и тайна личности

                  До сих пор я приводил аргументы общественно-правового свойства, от "равенства". Но для меня еще более важны эстетические и экзистенциальные соображения – поэтика имени, магия и даже эротика его звучания. Мне, например, мое имя-отчество Михаил Наумович кажется суховатым, односторонне мужественным, лишенным тайны, мерцания, которые вносятся и в жизнь, и в язык отношением мужского и женского. Если учесть, что и фамилия Эпштейн у меня от отца, получается, что в моем имени он запечатлен дважды, а мать совсем отсутствует. А ведь я ее любил по крайней мере не меньше отца. И мне было бы дорого ее символическое присутствие в моем имени. "Михаил Мариевич" (или более разговорно – "Марьевич"). Такое имя мне наощупь кажется более влажным, на вкус – более пряным, на взгляд – более мерцательным. В нем соотносятся мужское и женское, как и в женских именах, где традиционно присутствует отчество: Наталья Дмитриевна,  Екатерина Анатольевна, Ирина Михайловнаи

                  Вот почему женские имена, при нынешнем диктате отчеств, мне представляются более интересными, волнующими, "двуполыми".  А от "Иванов Петровичей" и  "Владимиров Владимировичей" на меня веет унылым духом армейского быта, казармы, мужской бани, пивной очереди. Сколь очаровательнее звучало бы: Владимир Ольгович, Иван Антонинович, Игорь Светланович, Петр Нинович, Андрей Любович! Сразу бы повеяло женским присутствием, смягчающим нравы. Возникла бы игра близких и далеких корневых смыслов, ощутилась бы тайна зачатия каждой личности из мужского и женского. И если прав Даниил Андреев, что не только женщина должна быть мужественной, но и мужчина женственным, то вот она - эта символическая явленность женственного в мужчине: имя матери, матроним! Мне кажется, человек по имени Владимир Марьевич или Андрей Любович, выросший с материнским именем в составе своего, обладал бы некоей творчески-женственной компонентой в характере, которая сделала бы его менее агрессивным, более восприимчивым, чутким, мягким, т.е. укрепила бы в нем символически те свойства, которые чаще (хотя и не всегда) наследуются от матери.  Честно говоря, мне труднее представить деспотом или убийцей Андрея Любовича или Владимира Марьевича, чем их тезок с отчествами.  И не только потому, что материнское вносит начало женственности, но и потому, что мужское имя в соединении с женским образует некую символическую полноту, слияние, самодостаточность, укорененность, тогда как вдвойне мужское имя отмечено бытийной неполноценностью и может подталкивать к насилию над бытием.

                  "Имя - тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность", - писал П.А. Флоренский в своей книге "Имена", настаивая даже на бытийном первенстве имени по отношению к типу личности и ее духовного устройства:

""По имени и житие" - стереотипная формула житий; по имени - житие, а не имя по житию. иИмя - онтологически первое, именем выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное строение. иИмя предопределяет личность и намечает идеальные границы ее жизни".

                 В "Именах" Флоренский подвергает глубочайшему феноменологическому толкованию ряд наиболее распространенных мужских и женских имен: Александр, Павел, Михаил, Николай, Елена, Анна, Людмила, Софья и др.   Но помимо семантики имен есть еще их синтаксис, который Флоренский не рассматривает. В именном составе личности сложно взаимодействуют три компонента: данное имя, родительское и родовое (фамилия), и каждое приносит свое духовное "приданное" в этот символический союз.  Как имя "Елена Александровна" знаменует собой взаимопроникновение личностных типов Елены и Александра, описанных Флоренским, так и мужское имя в сочетании с матчеством, например Александр Еленович или Павел Софьевич, позволило бы, развивая ономатологический метод Флоренского, очертить характерологические основы такого слияния. Сам Флоренский лишь едва касается темы отчеств, но делает весьма тонкое замечание о том, что некоторые личные имена как будто сами влекут за  собой отчества, а некоторые обходятся без них, потому что в личности человека сильнее ощутимо материнское, а не отцовское начало.

"Известные оттенки индивидуальности выражаются и формулируются различными особенностями в сочетании имен. Так, есть люди какие-то безотцовские, и во всем складе их чувствуется, что они рождены собственно только матерью, а отец участвовал тут как-то между прочим, не онтологически. В отношении таких людей, хотя бы и взрослых, даже известных, отчество если и прибавляется, то лишь внешне, из корректности, естественное же движение, даже у мало знакомых, называть их только по имени или по имени и фамилии. В обществе непроизвольно устанавливается называть их, не в пример прочим, без отчества. Пушкин для всех Александр Сергеевич и Толстой - Лев Николаевич, Розанов - Василий Васильевич, но - Вячеслав Иванов и Максимилиан Волошин, просто по именам, и на язык не идет отчество, как на мысль - представление, что у них были отцы, хотя матери, материнский момент в них чувствуется весьма живо".

                  К этим личностям, имена которых легко обходятся без отчеств,  можно добавить Владимира Соловьева, Александра Блока, Андрея Белого, Велимира Хлебникова, Сергея Есенинаи Если вдуматься в строение этих личностей и в их творчество, то мысль о глубоком присутствии в них, как и в Вячеславе Иванове и Максимилиане Волошине, женственного начала не покажется  слишком натянутой. Самоотдача стихиям; обожествление Вечной Женственности;  близость к земле и растворение в жизни природы; особая чуткость к корням, растениям, цветам, розам, к воде и воздуху; синестезия, слитное восприятие звуков, цветов, запахов; личная мягкость, способность и желание ворожить, зачаровывать собою людей,  – таковы некоторые черты этих  творческих личностей, ясно тяготеющих к полюсу женственности.  Конечно, для  выражения этих личностных типов посредством матронимов, точнее, сочетания мужских и женских имен, время тогда еще не пришло. Поэтому и остаются они в нашем сознании ономатологически одинокими личностями, без отчеств, но и без матчеств. Однако вполне возможно, что культура будущего обеспечит свободу выбора матронимов для людей такого типа, "рожденных собственно только матерью" - или преимущественно матерью.

                  Здесь не может  быть какого-то общего правила. Я, например, вряд ли захотел бы вовсе лишиться отчества, но был бы рад, если бы возникла легальная возможность прибавить к нему матчество: "Михаил Наумович-Мариевич Эпштейн". С таким именем я чувствовал бы себя более полно причастным тому бытию, которое было даровано мне моими родителями и судьбой, их соединившей. Я полагаю, что было бы справедливым предоставить решение этих вопросов самим детям к тому возрасту, когда они достигают совершеннолетия и получают паспорт, в который могли бы вписать свое отчество, или матчество, или, через черточку, сочетание обоих. Это позволило бы им, уже на основании приобретенного жизненного опыта, определить, как они более склонны себя индентифицировать.  До 16 лет отчества практически не используются, и поэтому настоящий выбор могли бы совершать сами юноши и девушки на пороге совершеннолетия, когда и их вторые имена уже начинают затребоваться обществом, когда из Колей и Васей они становятся Николаями Аркадьевичами или Антониновичами, Василиями Юрьевичами или Юлиевичами, по своему выбору.  Если же предпочтение отдано  двойному парентониму, это позволит и дальше выбирать одно из родительских имен в определенных ситуациях общения. Например, менять отчество на матчество и наоборот в зависимости от компании, от степени официальности общения, от выбора средств коммуникации и т.д.

                  Необходимость постоянно носить одно и то же имя – это вообще-то репрессивная черта нынешнего символического распорядка. Как было бы хорошо время от времени менять свое имя, скидывать ношу своего постылого "я"! Собственно, люди творческих профессий так нередко и делают, когда берут псевдонимы или используют гетеронимы, пишут от имени разных личностей, на себя непохожих: Александр Сергеевич Пушкин становится Иваном Петровичем Белкиным, а Николай Васильевич Гоголь – пасечником Рудым Панько. Против репрессивного режима имен есть и еще одна радикальная мера – клички, прозвища, ники, элонимы (имена в электронных адресах). Каждый в своем дружеском, интимном, романтическом, семейном общении волен себя идентифицировать как угодно, как Туся или Тюня, как Мулик или Хлюстик, как Бо-60 или Невер-101. Но все эти клички и ники, я полагаю, не могут отнять у нас наших собственных имен. Данные при рождении, переходящие из традиции, они связывают нас с предками, со святыми, с великими личностями прошлого. 

                  Здесь полезно опять вспомнить П. А. Флоренского:

"Когда пытаются умалить ценность имен, то совершенно забывают, что имен не придумаешь и что существующие имена суть некоторый наиболее устойчивый факт культуры и важнейший из ее устоев. Воображать себе отвлеченную возможность придумывания имен есть такая же дерзкая затея, как из существования пяти-шести мировых религий выводить возможность сочинения еще скольких угоднои"

                  Кличек и впрямь можно выдумать сколько угодно, а вот имен – увы, нельзя. Потому-то имена, наскоро придуманные в пылу социальных воодушевлений, распадаются в следующем поколении, принося немало огорчений их носителям. Ревмир, Гертруд, Владлен, Марксен, Октябрина, Вилора ("Владимир Ильич Ленин - организатор революции"), Ленэра ("ленинская эра"), Дзерж (Дзержинский), Луначара (Луначарский), Даздраперма ("Да здравствует Первое мая"!), – все эти и сотни подобных искусственных имен почти мгновенно, по историческим меркам, обнаружили свою нежизнеспособность. А библейские, древнегреческие, мифологические имена живы и переживут наших внуков и правнуков. Вот почему так нужно ценить имена, уже доставшие нам в наследство, - и ту новую возможность разнообразия, свободного сочетания мужских и женских имен (но не кличек, имен!), которая создается в их кругу введением матронимов.

                                                                        *   *   *

                  Я понимаю, сколь многое в нашем воспитании и привычках поначалу противится матронимам как нововведению  странному, эксцентричному, чересчур авангардному. Но следует осознать: именно то в нас, что противится этой идее, и есть психологическое наследие патриархата, вошедшее в плоть и кровь языковых обычаев. Нет никакого религиозного, нравственного, конституционного, лингвистического или другого закона, по которому дети должны наследовать имена только по мужской, а не по женской линии. И общество, уже установившее "материнский капитал" в виде материальных пособий, может узаконить его и в виде символического капитала –  матронимии.

                  Я надеюсь, что прежде чем в стране окончательно отомрут отчества, в дополнение к ним будут введены матчества. И тогда сохранение имени одного или обоих родителей превратится из чисто формального обычая в глубоко содержательный выбор. А это, в свою очередь, поможет сберечь саму прекрасную, но уже слабеющую традицию двойного величания. Введение матчеств поможет сохранить отчества.

                  В заключение повторю: имя моей матери мне так же дорого, как и имя отца. Поэтому охотно буду откликаться на обращение не только по отчеству, но и по матчеству: Михаил Наумович или Михаил Мариевич.

_________________________________________________________________________

Сетевой проект "Дар слова" выходит с апреля 2000.  Каждую  неделю  подписчикам  высылается несколько новых слов, с определениями  и примерами  употребления. Этих слов нет ни в одном  словаре, а между тем они обозначают существенные явления и понятия, для которых  в общественном сознании еще не нашлось места. "Дар"  проводит также дискуссии о русском языке, обсуждает письма и предложения читателей. "Дар слова" может служить пособием по словотворчеству  и мыслетворчеству, введением в лингвосферу и концептосферу 21-го века.  Все предыдущие выпуски.

Подписывайте на "Дар" ваших друзей по адресу: http://subscribe.ru/catalog/linguistics.lexicon

Клейкие листочки. Философский и филологический дневник М. Эпштейна в Живом Журнале

Языковод - сайт Центра творческого развития русского языка.

PreDictionary  -  английскиe неологизы М. Эпштейна.

Ассоциация Искателей Слов и Терминов (АИСТ) - лингвистическое сообщество в Живом Журнале. Открытая площадка для обсуждения новых слов и идей.

Новые публикации  М. Эпштейна (с линками)

Гуманитарная  библиотека (философия, культурология, религиеведение, литературоведение, лингвистика, эссеистика)

___________________________________________________________________

Книги  Михаила Эпштейна можно приобрести в крупных книжных магазинах, а также по интернету. В Москве почти все они есть в магазинах "Библиоглобус" (м. Лубянка, Мясницкая ул. д.6/3,  тел. 928-35-67, 924-46-80);   НИНА (Согласие)  (м. Павелецкая, ул. Бахрушина, д.28., т.  (095) 959-2094); Книжная лавка Литературного института (Тверской бульвар, д. 25, вход  с ул. Большая Бронная, тел. 202-8608).

Философия возможного. СПб.: Алетейя, 2001, 334 сс.

Проективный философский словарь: Новые термины и понятия. СПб.: Алетейя, 2003, 512 сс.

Отцовство. Метафизический дневник. СПб. Алетейя, 2003, 246 сс.

Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2004, 864 сс.

Все эссе, в 2 тт. т. 1. В России; т. 2. Из Америки.  Екатеринбург: У-Фактория, 2005, 544 сс. +  704 сс.

Новое сектантство. Типы религиозно-философских умонастроений в России 1970 - 1980-х гг. (серия "Радуга мысли").  Самара: Бахрах-М, 2005, 256 сс.

Великая Совь.  Советская мифология. (серия "Радуга мысли"). Самара: Бахрах-М, 2006, 268 сс.

Постмодерн в русской литературе. М., Высшая школа, 2005, 495 сс.

Слово и молчание. Метафизика русской литературы" М.,  "Высшая школа", 2006, 559 сс.

Философия тела. СПб: Алетейя, 2006, 194 сс.

Амероссия. Избранная эссеистика (серия "Параллельные тексты", на русском и английском) М., Серебряные нити, 2007, 504 сс.

Стихи и стихии. Природа в русской поэзии 18 - 20 веков  (серия "Радуга мысли"). Самара, Бахрах-М, 2007, 352 сс.