Угадайте, сколько мне? Что-что? Ох-хо-хо! Нет, я
поняла, что Вы - вежливый молодой человек... Ну, а если по-честному, а?
Да, это уже ближе... Но все равно не угадали... Мне - семьдесят шесть!
Да-да! Но я считаю, что женщина должна следить за собой в любом
возрасте. И чем старше - тем больше это требует затрат... м-да... А
знаете, я в юности была чудо, как хороша! Нет, что Вы... сейчас - и
следа не осталось... Ну так вот, слушайте.
Батюшка наш скончался давно, мы были совсем крошки... Я его помню очень
эпизодически, а Гретхен - и вовсе не помнит. Разумеется, нам было
тяжело. Матушке приходилось изыскивать средства самыми разными
способами, чтобы прокормить нас с сестрой. Отец наш был богатым
коммерсантом, но после его смерти выяснилось, что почти все придется
отдать за долги... И осталась у нас одна небольшая галантерейная
лавочка, с помощью которой мы пытались выбраться из обрушившейся на нас
нищеты. Матушка сама вела все дела. А за прилавком стояли мы с Гретхен.
Но чаще я. Все-таки я была постарше. К тому же я как-то интуитивно с
детства умела... то что называется, правильно себя подать. Моя
привлекательная внешность и изысканное обхождение способствовало тому,
что в нашу лавчонку заходили иногда весьма представительные покупатели.
Вероятно, они чувствовали себя комфортнее, общаясь со мной, чем с
какой-нибудь неотесанной деревенщиной... вроде Марты из шляпной
мастерской напротив... Матушка наша была из простых, так что обучиться
хорошим манерам мне было особенно негде... Но я наблюдала за дамами,
заходившими в лавку, подмечала, как они держатся, как одеты, как
разговаривают... Ах, нет, все началось не с этого...
Мне тогда было лет тринадцать... К нам зашел один важный
молодой господин... Нет, я не то чтобы влюбилась, но именно тогда я
впервые подумала: вот, какой у меня должен быть жених! Вот какая у меня
должна быть жизнь! Знаете, он так отличался от окружающих меня в
повседневной жизни счетоводов, приказчиков, ростовщиков... На нем был
камзол из плотного шелка песочного цвета, вот... вот такого. Нет,
наверное, чуть холоднее... примерно такого... Рубашка цвета слоновой
кости с кружевом... Такое, знаете, с золотой нитью... ах, нет, откуда
Вам знать? Сейчас не умеют такие плести. В общем, такими треугольными
петельками... и с закругленными лацканами... Нет, не кружево, конечно!
Что за глупости Вы говорите! Камзол, конечно, с лацканами... О чем это
я? Ах, да. Пряжки на его туфлях были не квадратные, как обычно, а такой
чуть вытянутой формы - это сразу очень выгодно меняет пропорции ноги...
Да-да! Такая мелочь, как пряжка, тоже очень много значит! Нет, лица его
я не помню... столько лет прошло! Помню только, что говорил он таким
ровным негромким голосом... очень... знаете ли... с достоинством! Хотя
был очень молод, но держался солидно. На меня в тот момент просто
откровение какое-то снизошло... Я поняла, что сделаю ВСЕ, чтобы стать
ДОСТОЙНОЙ такого блестящего молодого человека!
Когда матушка повторно вышла замуж, мне было пятнадцать. Я
догадывалась, что управляющий королевскими охотничьими угодьями не
просто так заглядывает к нам каждый день, чтобы купить какую-то мелочь.
И не просто так он всегда требует вызвать матушку - будто бы я не могу
найти то, что ему нужно. Конечно, я понимала, что их связывает нечто
большее, чем просто симпатия... И все же, известие о том, что этот
господин женится на матушке, и мы на днях переезжаем в дом отчима,
явилось для нас с сестрой полной неожиданностью. Особенно для Гретхен -
сестренка вообще была в шоке! Она не представляла, как это - бросить
нашу лавочку, наш дом, наш мир, любимый с самых ранних лет (другой
жизни в отличие от меня она не помнила). Это я страдала, видя, как
матушка из милого веселого беззаботного ангела, каким я ее помнила,
превращается в уставшую раздражительную женщину, срывающую зло на
работниках лавки и на нас с сестрой.
Я пыталась объяснить Гретхен, что это сейчас ей все видится в
мрачных красках, но надо это пережить, и все изменится к лучшему. Ведь
на самом деле матушка очень нас любит и делает это только ради нас -
чтобы облегчить нам жизнь и обеспечить будущее... И что нам несказанно
повезло - богатый вдовец, имеющий должность при дворе, берет в жены
немолодую уже даму неблагородного происхождения, да еще с двумя почти
взрослыми дочерьми от первого брака! Конечно, матушка была красива...
Да, я - в нее. А придворный егерь был в том возрасте, когда мужчина уже
не так энергичен, чтобы ухаживать за молодой, но еще достаточно крепок,
чтобы нуждаться в женской ласке...
- Ведь нас теперь, возможно, будут приглашать на королевские балы! - утешала я сестренку.
Но она была еще слишком юна, чтобы понять преимущества балов
перед вечеринками в трактире, на которых она с удовольствием
отплясывала вместе со сверстницами. Гретхен была некрасивой, но веселой
веснушчатой девочкой. Кучера, мальчишки-разносчики, матросы из гавани в
ней души не чаяли! И она отвечала им по-детски непосредственным
дружеским расположением... Она не представляла себе другого окружения,
возможности попасть в высшее общество. Мне было жаль бедняжку, я
понимала ее растерянность и понимала, что выбора у нее нет в любом
случае.
Накануне переезда Гретхен плакала и не могла заснуть, с
горечью оглядывая нашу убогую комнатушку, которую завтра нам предстоит
покинуть навсегда. Комнатушку, где прошло ее детство и началась юность,
где был свой уголок у ее кукол, где на ветке напротив окна пел ей по
ночам соловей... она даже дала ему имя! Она больше никогда не коснется
печной трубы, которую обнимала в сладостной тоске, которой поверяла
свои тайны, случайно подслушанные мною, когда первая детская
влюбленность в фокусника из бродячего цирка пронзила ее сердечко... А я
гладила ее по голове, рассказывала про красивые шелковые платья,
дорогие украшения, светлые просторные залы, в которых играют скрипки и
гобои, про золоченые кареты, галантных кавалеров и изысканных дам... В
конце концов Гретхен успокоилась и заснула. А я начала тихонько
собирать ее и свои вещи.