«Геология» и «война» — эти понятия кажутся
несовместимыми. Мы привыкли к тому, что геологи — люди сугубо мирной
профессии. В тиши гор, степей, в тайге, в тундре, наедине с природой
разыскивают и раскрывают они кладовые угля, нефти, железной, медной
руды и других ископаемых. Конечно, и в годы Великой Отечественной
войны геологи тоже искали и находили новые месторождения меди,
свинца, молибдена, вольфрама, никеля, магния, без которых немыслимо
было производство боеприпасов, боевой техники. Но здесь мы хотим
рассказать не об этих геологах, а о войсковых геологах, которые
несли службу непосредственно на фронте и от результатов работы
которых там, на самой передовой линии, в значительной степени
зависели и несокрушимость нашей обороны и успехи в наступлении.
Таран
— летный прием, связанный со смертельным риском. Лишь две
технические причины могли заставить летчика выбрать этот прием —
если отказало бортовое оружие или кончились патроны. Уставы ВВС
любой страны предписывали в этом случае выходить иэ боя или покинуть
с парашютом самолет. Ни один устав, в том числе Военно-Воздушных Сил
СССР, не обязывал пилотов идти на таран.
Но этот прием использовали более 600 раз — и только
советские летчики! Почему? Какие движения души и нравственные
качества были тому причиной? И почему даже в небе над Берлином
фашистские летчики, которым не откажешь в храбрости и мастерстве, ни
разу не пошли на таран? По этому поводу автор-публицист Людмила
Жукова в книге «Выбираю таран» размышляет вместе с читателями.
Черным-черно от тысяч фашистских машин было небо в
ранний час 22...Читать
дальше »
Зима
1942 года. Тихие окраины Нижнего Тагила с их кривыми перепутанными
улочками и переулками давно окутал мрак ночи. Пуржило. Уличные
фонари горели кое-где вдоль трамвайного пути от центра города к «Вагонке»
— большому огороженному забором участку, на котором разместились
длинные, похожие на ангары корпуса Уралвагонзавода. В немногих
освещенных окошках деревянных домиков, почти терявшихся между
огромными сугробами снега, гасли огоньки. Только над «Вагонкой»
возникали зарево сварки, вспышки голубоватого света, снопы искр.
Слышались глухие, как будто из-под земли исходящие удары молотов,
тяжелые «вздохи» пневматики, шум станков. «Вагонка» жила и ночью. На
ее территории находились несколько цехов Кировского завода,
эвакуированных из Ленинграда и изготовлявших танки, и авиационный...Читать
дальше »
В
начале 1920-х годов, когда во всем мире на истребителях
господствовали схемы биплана, полутораплана и даже парасоль и
триплан, молодой советский конструктор Н. Н. Поликарпов и его
помощники И. М. Косткин и А. А. Попов задумали построить необычный
самолет.
Отказавшись от устоявшихся традиционных форм и
решений, они выбрали для своего первенца-истребителя
аэродинамическую схему свободнонесущего моноплана с низким
расположением крыла и двигателем водяного охлаждения. Моноплан,
лишенный многочисленных стоек и расчалок, должен быть более
скоростным, считали авторы проекта. Чтобы крыло моноплана не
уступало по аэродинамическим качествам бипланному, на И-1 — такое
название
получил новый истребитель — Н. Н. Поликарпов применил очень толстый
профиль, который обладает, как известно, более высоким коэффициентом
подъемной силы...Читать
дальше »
Это
было осенью 1942 года. Южнее Сталинграда в небольшом поселке
Татьянка расположился 7-й отдел 57-й армии, куда меня, рядового
красноармейца, недавнего школьника, временно прикомандировали.
В задачи этого отдела входила агитация и пропаганда
среди войск противника. Изготовление листовок, адресованных немецким
солдатам и офицерам, было одной из форм такой работы. В этих
листовках разоблачалась ложь геббельсовской пропаганды о жестоком
обращении с пленными немцами, рассказывалось об истинном положении
на фронтах, о поражениях гитлеровских войск. Советские солдаты
воевали против фашизма, но не против немецкого народе. И мы
старались всеми средствами предотвратить излишнее кровопролитие.
Каждая такая листовка была своего рода пропуском в плен для тех, кто
решил порвать с преступной гитлеровской военной машиной.