КИТАЙ И РОССИЯ,
взаимоотношения и история

No 56

ОТ АВТОРА

В этом выпуске малоизвестная рецензия Белинского на книгу Иакинфа (Н.Я. Бичурина) «Китай в гражданском и нравственном отношении» (1848 г., как раз перед рассматриваемыми нами событиями). В ней содержится ряд мыслей, которые могут помочь понять этнические процессы, происходящие в китайском обществе того времени и причины поражения государства с 400 миллионным населением от европейских стран использовавших в Китае армии, исчисляемые десятками тысяч человек. Кроме того, она является хорошим выразителем мнений о Китае, распространенных в то время в России, и, безусловно, оказавших влияние на принятие решений по давлению на Китай в целях подписания договоров.

Приведу статью целиком, хотя для нас представляет интерес оценки государственного устройства, взяточничества, духа китайцев и состояния общества.

Материал публикуется по старопечатной книге, так как современного источника у меня не оказалось.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. ОТНОШЕНИЯ ДО 1911 г.

Белинский В.Г. Китай въ гражданскомъ и нравственномъ отношеніи. Сочиненіе монаха Iакинфа. Въ четырехъ частяхъ.  Съ рисунками. Спб. 1848. // Избранныя сочиненiя В.Г. Белинскаго. 2-е изданiе. В двух томахъ. Томъ второй. – С.-Петербургъ: Издательство О.Н. Поповой, 1907 г.

Странное дело! Кажется, весь земной шаръ или все его обитаемыя людьми части равно бы должны были представлять собою зрелище развитія человечества; а между темъ эта честь предоставлена только самой малейшей изъ пяти частей света — Европе. Въ недавнее время и почва Северной Америки сделалась театромъ историческаго развитія, но его корень опять-таки въ Европе. Можетъ быть, что со временемъ и все части света примкнутся къ общему развитію человечества, войдутъ въ его исторію, но опять-таки не иначе, какъ черезъ Европу. До сихъ поръ, съ незапамятныхъ временъ, оне коснеютъ въ нравственной неподвижности, непробуднымъ сномъ спятъ на лоне матери-природы. Въ этомъ отношеніи удивительнее всехъ другихъ странъ Азія. Ее считаютъ колыбелью человеческаго рода, въ ней прежде другихъ странъ явились начатки общественности, въ ней сделаны первыя открытія въ ремеслахъ, искусствахъ, науке, въ ней родились религіи, теперь господствующія въ міре, изъ нея вышли все племена, заселившія Европу. И во всемъ Азія остановилась на однихъ начаткахъ, ничего не развила, не усовершенствовала, не довела до конца. Греція сложилась изъ элементовъ, выработанныхъ Азіею и Египтомъ, но она переработала все эти заимствованные элементы, наложила на нихъ печать своего національнаго духа и прибавила къ этому элементъ, ей собственно принадлежащій. Этотъ элементъ былъ началомъ европеизма. У грековъ у  первыхъ  явились понятія объ отечестве, государстве, гражданине, гражданскомъ достоинстве, столь чуждыя для Востока. Римляне посвоему развили европейское начало, перешедшее къ нимъ изъ Греціи въ доисторическія времена, и передали его новой Европе. Во всехъ столкновеніяхъ съ Азіею Европа всегда много выигрывала въ цивилизаціи, образованіи, въ наукахъ, въ искусствахъ, ремеслахъ; Азія ничего не выигрывала оть столкновснія съ Европою. Александръ Македонскій хотелъ, путемъ завоеванія, сблизить обе части света въ образованіи и нравахъ. Но что же вышло? Персы не сделались греками, а македоняне развратились на персидскій манеръ. Но вместе съ темъ Александръ присылалъ изъ Азіи Аристотелю экземпляры редкихъ животныхъ и вывезъ изъ Индіи астрономическія таблицы. Въ эпоху крестовьиъ походовъ вся Европа ринулась на Азію бурнымъ потокомъ. Это событіе имело сильное и благодетельное вліяніе на Европу и — никакого на Азію! Неподвижность — натура азіатца. Если Азіи суждено въ будущемъ цивилизоваться, то, вероятно, не иначе, какъ путемъ завоеванія; надобно, чтобы европейское войско, завоевавшее азіатскую страну, смешалось съ туземцами, и отъ этого смешенія произошло бы новое поколеніе своего рода креоловъ. Въ наше время самое странное и удивительное явленіе въ Азіи есть, безъ всякаго сомненія, Китай. Вотъ что говоритъ объ этомъ предмете почтенный отецъ Iакинфъ, въ предисловіи къ своей книге:

„Въ наше время — безпрерывныхъ нововведеній въ жизни народовъ какъ въ Европе, такъ и на западе Азіи — существуетъ государство, которое, по своей противоположности во всемъ съ прочими государствами, составляетъ редкое, загадочное явленіе въ политическомъ міре. Это — Китай, въ которомъ   видимъ  все то же, чтб есть у насъ, и въ то же время видимъ, что все это не такъ, какъ у насъ. Тамъ люди такъ же говорятъ, но только не словами, а звуками, которые сами по себе, порознь взятые, не имеютъ определеннаго смысла. Тамъ имеютъ и письмо, но пишутъ не буквами слагаемыми, а условными знаками, изъ которыхъ каждый представляетъ въ себе не выговоръ слова, а понятіе о вещи; въ письме порядокъ строкъ ведутъ отъ правой руки къ левой, но пишутъ не поперекъ, а сверху внизъ, и книгу начинаютъ на той странице, на которой у насъ оканчиваютъ ее. Однимъ словомъ, тамъ много находится вещей, которыя и мы имеемъ, но тамъ все въ другомъ виде.

„Китай еще непонятнее для насъ въ другихъ противоположностяхъ. Коснемся ли его просвещенія — китайцы имеютъ свою словесность и на-уки и думаютъ, что они просвещеннее всехъ на-родовъ въ свете. Въ некоторыхъ случаяхъ можно было бы согласиться съ ними, потому что въ Китае каждый ученый, сверхъ основателыюсти въ сужденіи о вещахъ, основательно знаетъ все, что ему нужно на поприще государственной службы. Но, съ другой стороны, китаецъ, по странному народному самолюбію, ничего не хочетъ знать, да и не знаетъ ничего, что находится и что роисходить за пределами его отечества. Видя а канифасе ярославскій гербъ съ медведемъ, стоящимъ на заднихъ ногахъ, съ алебардою на плече, онъ отъ всего сердца веритъ, что эта ткань выходитъ изъ государства, жители коего имеютъ собачьи головы. Обратимъ ли вниманіе на законы Китая — они сорокъ вековъ проходили сквозь горнило опытовъ и вылились столь близки къ истиннымъ началамъ народоправленія, что даже образованнейшія государства могли бы кое-что заимствовать изъ нихъ. Со всемъ темъ некоторыя злоупотребленія столь сильно укоренились, что правительетво, вместо истребленія оныхъ, только старается разными мерами облегчить зло, — неотвратимое последствіе техъ злоупотребленій".

Вглядитесь въ устройство этого страннаго государства, — и вамъ съ перваго взгляда можетъ показаться, что это какое-то исключеніе изъ общаго порядка азіатской жизни, что у него нетъ ничего общаго съ другими азіатскими государствами (за исключеніемъ Японіи), что, наконецъ, это чисто европейское государство. Въ немъ ничего нетъ оставленнаго на произволъ судьбы и людей, все отношенія определены, все юридическія случайности предупреждены и обсуждены, на все существуютъ положительные законы; машина администраціи — самая многосложная и вместе съ темъ правильная, строго-систематическая; законы нередко отзываются человеколюбіемъ и, повидимому, представляютъ верныя гарантіи жизни, чести и благосостоянію частныхъ людей всехъ званій, отъ высшихъ до низшихъ. Для этого есть высшія инстанціи и право апелляціи; за ходомъ правосудія въ провинціяхъ наблюдаютъ прокуроры, въ столице — прокурорская палата и самъ императоръ. Какъ въ государствахъ европейскихъ, въ Китае существуютъ министерства на коллегіальномъ положеніи: председатель палаты каждой отдельной ветви администраціи есть министръ. Взгляните теперь на Китай въ другомъ отношеніи. Право на гражданскія должности даетъ тамъ не рожденіе, не привилегія, а наука и образованіе. Каждый занимающій сколько-нибудь значительную должность есть непременно ученый; ничему не учившійся не можетъ занимать никакой должности. Экзамены студентовъ есть дело государственное. Съ какой стороны ни взгляните на зто дивное государство — ничего азіатскаго! Европа, да и только!

Но, увы, это только миражъ, разлетающійся прежде, чемъ вглядишься въ него! Это такой же призракъ, какъ и политическое могущество Китая, который съ 400,000,000 жителей ничего не могъ сделать противъ 3,000 англійскаго войска. Все эти законы и гарантіи хороши только на бумаге, а на деле служатъ только къ обогащенію берущихъ взятки и утесненію дающихъ взятки. Китай, безъ всякаго сомненія, образованнейшее азіатское государство, но азіатское въ полномъ смысле этого слова... Государственные чины, советы, — все это формальность; тутъ главное — церемоніи. Самая верная гарантія при судопроизводстве — взятки. Этого не могъ скрыть даже почтенный отецъ Iакинфъ, вообще какъ нельзя нежнее расположенный въ пользу поднебеснаго государства. Напримеръ, говоря о пыткахъ (варварскихъ и утонченно-жестокихъ), онъ прибавляетъ для смягченія эффекта: „Но сіи пытки употребляются въ такомъ только случае, когда въ важномъ какомъ-либо деле все улики говорятъ противъ преступника или преступницы, а они упорствуютъ въ признаніи" (ч. I, стр. 20). Хорошо оправданіе! Нетъ, уже, по нашему мненію, гораздо лучше пытка безъ изъятій; по крайней мере дело наголо, искренно, — знаешь, чего держаться! Чиновники отъ 1-го до 6-го класса подвергаются пытке только съ разрешенія государя. „Иногда, — добродушно замечаетъ почтенный отецъ Iакинфъ, — судьи, по своему произволу, употребляютъ разныя маловажныя пытки" (тамъ же). Это „иногда" — словцо небольшое, а много значитъ: имеюго ни больше, ни меньше, какъ то, что подсудимый есть безответная и беззащитная жертва судьи и, если имеетъ средства, не пожалеетъ никакой „взятки", чтобы иногда избавить себя отъ пытки, маловажной совсемъ не для того, кто ей подвергается... Легко сказать „маловажная пытка!" когда пытаютъ ею не насъ... Нетъ, не легко, или, если легко, то не для всякаго, сказать такое ужасное слово!.. Судьи за неправосудіе подвергаются суду, и ихъ не дерутъ п л а н к о ю (чудесный инструментъ, обстоятельно описанный почтеннымъ отцомъ Iакинфомъ), а наказываютъ пониженіемъ чина, вычетомъ изъ жалованья, отставкою, ссылкою, смертною казнію, а по спине лупятъ только въ экстренныхъ случаяхъ. Но что это за гарантія? Низшихъ чиновниковъ судятъ высшіе — рука руку моетъ, обе чисты бываютъ; а не то — исправленіе, но не за вину, а за непредставленіе достаточныхъ доказательствъ невинности золотыми и серебряными слитками. Взяточничество — основа китайскаго судопроизводства. Тамъ это уже не злоупотребленіе, не порокъ, не  язва общественнаго тела (язва можетъ быть только на здоровомъ теле, а не на такомъ, которое все — язва). Сведеній по этой части рекомендуемъ искать не въ книгахъ почтеннаго отца Iакинфа (онъ только вскользь и въ общихъ выраженіяхъ говоритъ объ этой части), а въ неболышихъ статьяхъ, печатавшихся въ „Отечественныхъ Запискахъ" 1841 — 1843 годовъ, подъ заглавіемъ „Поездка въ Китай", псевдонима Дэ-мина. Это человекъ, прожившій въ Китае шесть летъ и знающій китайскій языкъ и китайскую грамоту, но съ понятіями и взглядами вовсе не китайскими. Почтенный отецъ Iакпифъ показываетъ намъ более Китай оффиціальный, въ мундире и съ церемоніями; Дэ-минъ показываетъ намъ более Китай въ его частной жизни, Китай у себя дома, въ халате нараспашку. Дэ-минъ ничего не скрываетъ; человекъ болтли-вий и откровениый, онъ не держался русской пословицы — „изъ избы сору не выносить" и разсказалъ намъ, что все важныя места въ Китае на откупу, т. е. даются „за взятки". Вотъ его собственныя слова: „можетъ быть, вы спросите, где взять бедному, задолжавшему чиновнику такую значительную сумму на полученіе места и — что еще важнее — на уплату всехъ долговъ передъ выездомъ изъ столицы, равно и на то, чтобы пріехать къ месту новаго служенія съ должною возможностію. Но вы не знаете Китая, великаго Китая, съ его 400,000,000 населенія, если думаете, что въ 4,000 летъ его существованія такая важная отрасль государственнаго унравленія, какъ взяточничество, не приведена тамъ въ надлежащую систему". Затемъ онъ разсказываетъ, что въ Пекине есть ростовщики, которые заплатятъ и долги чиновника, и цену места и дадутъ денегъ на дорогу, разумеется, за страшные проденты; а ростовщикамъ выплачиваютъ подчиненные новаго „правосуднаго" чиновника, т. е. иногда целыя провинціи.

Исчисленіе родовъ китайскихъ преступленій даже у почтеннаго отца Iакинфа хоть кого приведетъ въ ужасъ; о безчеловечіи казней нечего и говорить. Все это свидетельствуетъ о нравственности народа. Лицемеріе, лукавство, ложь, притворство, униженіе — натура китайца. И какъ быть иначе тамъ, где церемонія поглощаетъ всю духовную жизнь народа, где младшій непременно долженъ удивляться уму и добродетели старшаго, хотя бы тотъ былъ глупее осла и грешнее козла? Вся жизнь китайца словно пеленками связана церомоніями. Становиться на колепи и бить поклоны — это его  священная  обязанность. Что за гибкіе доджны быть хребты у этого народа! Храбрость китайца известна всему міру: это урожденный трусъ. Китайское войско можетъ съ успе-хомъ воевать только разве съ китайскимъ же войскомъ. Слабость правительства простирается до того, что оно трепещетъ морскихъ разбойниковъ изъ собственныхъ подданныхъ, и, чтобы предохранить себя отъ нихъ, стесняетъ морскую торговлю и частное мореходство. О китайской учености нечего говорить: даже самъ почтенный отецъ Iакинфъ о ней очень невысокаго мненія. Куда ни обернись, всюду миражи и призраки. Китай силенъ, но держится пока съ севера — миролюбіемъ Россіи, а съ юга — боязнію Англіи обременять себя дальнейшими завоеваніями...

Откуда эти противоречія, где ихъ источникъ? Китай — страна неподвижности: вотъ ключъ къ разгадке всего, чтб въ немъ есть загадочнаго, страннаго. Тутъ ничего нетъ, проникнутаго идеей государственнаго и народнаго развитія; все держится на закоснеломъ обычае. . . . . . . .

Книга почтеннаго отца Iакинфа — истинное сокровище для ученыхъ, по богатству важныхъ фактовъ. Она можетъ до известной степени годиться и для публики, несмотря на ея слогъ и изложеніе, несмотря на то, что первая часть, въ память пресловутаго на Руси мужа Михайлы Меморскаго, написана въ форме вопросовъ и ответовъ. Но главный ея недостатокъ — замашки автора делать параллели между Европою и Китаемъ, наивныя до смешного! Напримеръ, онъ сравниваетъ государственные чины въ Китае съ англійскими лордами и французскими перами. Смеемъ уверить почтеннаго отца Iакинфа, что тутъ нетъ никакого сходства, а есть только безконечная разница. По всему видно, что почтенный отецъ Iакинфъ знаетъ Китай гораздо лучше Европы. Что же касается до его умолчаній и смягченій въ пользу нежно любимыхъ имъ китайцевъ, — мы не считаемъ ихъ важнымъ недостат-комъ въ его книге: факты говорятъ сами за себя, и истина сама такъ и бросается въ глаза. Прочтя книгу почтеннаго отца Iакинфа, никто не сделается хинофиломъ... напротивъ!

[Современникъ. Томъ VII, 1848 г.].