В студии: Хибла ГЕРЗМАВА, ведущая солистка Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко Феликс КОРОБОВ, известный дирижер Ведущий:
Андрей МАКСИМОВ
А. МАКСИМОВ: Из земли вырастает огромный червяк, в котором сидите Вы. Этот червяк начинает качаться на огромной высоте, и Вы поете, сидя в этой трубе. И потом эта труба куда-то исчезает, и возникает некое существо, внутри которого живут еще три существа. На какую высоту Вы поднимаетесь?
Х. ГЕРЗМАВА: 6 метров, если я не ошибаюсь.
А. МАКСИМОВ: И какие ощущения?
Х. ГЕРЗМАВА: Замечательные ощущения. Совсем не страшно. Конечно, я еще не пела в таких условиях никогда. Это было интересно. Сначала было, конечно, немножко страшно. А потом это не червяк, это гусеница. Очень красивая, мы ее очень любим.
А. МАКСИМОВ: Когда было принято такое решение? В спектакле очень много разных придумок. У Вас не возникало конфликта, что не надо ставить оперу, что Вы предлагаете какие-то неправильные решения, что это слишком авангардно?
Ф. КОРОБОВ: Нет, работа шла очень интересно, вместе, параллельно. И "Золотой Петушок" это настолько многоплановая опера, что в ней не может быть раз и навсегда определенной трактовки. Она не может быть авангардна, потому что она уже сама по себе такая. И в ней много всяких акцентов, и каждый видит в ней то, что хочет увидеть.
А. МАКСИМОВ: Как правило, когда критики ругают, значит, спектакль хороший. Как реагировали на достаточно оскорбительную критику?
Ф. КОРОБОВ: Хорошо. Если статья грамотная, то в ней все равно можно найти какие-то вещи для себя, на которые стоит обратить внимание. Все равно в любой статье, в любой ругани есть какое-то зерно. Другое дело, как ты на это реагируешь.
А. МАКСИМОВ: Вы читаете, бог знает что, и не обидно?
Ф. КОРОБОВ: Нет, я говорю о хороших статьях, которые ругают, но обоснованно и на должном языке.
Х. ГЕРЗМАВА: А я просто абстрагировалась.
Звонок: Что для Вас было самым неожиданным при этой постановке?
Х. ГЕРЗМАВА: Я не ожидала, что Александр Борисович придумает именно такое. Все что угодно, но не такую Шемаханскую царицу. И было вообще сложно представить, что он хотел от меня. Но потом постепенно в работе все как-то стало ясно.
А. МАКСИМОВ: И с Вашей стороны тоже не было никаких споров?
Х. ГЕРЗМАВА: Мне что-то не нравилось, что-то было неудобно. Это нормально.
А. МАКСИМОВ: А в Вашем театре можно сказать дирижеру или режиссеру, что вот этот спектакль - неудача?
Х. ГЕРЗМАВА: Я могу позволить себе это сказать, но такого не было. В принципе, в каждом спектакле, если мне что-то не нравится, я сделаю так, чтобы мне это нравилось. Самое главное, мне должно нравиться это, иначе я не смогу петь красиво.
А. МАКСИМОВ: Зачем сегодняшнему человеку ходить в оперу?
Х. ГЕРЗМАВА: Это красиво.
А. МАКСИМОВ: А зачем сегодняшнему человеку красота?
Х. ГЕРЗМАВА: Для того чтобы быть внутренне красивым человеком, чтобы быть лучше. Если ты внутренне настолько наполнен красотой, то те трудности, которые есть в жизни, они легче воспринимаются, и по-другому с ними работаешь.
А. МАКСИМОВ: А Вы согласны или нет?
Ф. КОРОБОВ: Да, конечно. Твой внутренний мир - главное. Если в душе все хорошо, если есть что-то в жизни красивое, хорошее, легче жить. Да, может быть, вокруг все ужасно, но самое главное, как мы ощущаем себя в этом мире.
А. МАКСИМОВ: Внутренний мир важнее, чем внешние обстоятельства?
Ф. КОРОБОВ: Иногда, да.
А. МАКСИМОВ: Когда? Если для Вас?
Ф. КОРОБОВ: Для меня практически всегда. Мой внутренний мир, мои самооценки - очень важно.
А. МАКСИМОВ: А что Вам дает ощущение внутренней гармонии?
Ф. КОРОБОВ: Когда есть любимая работа, любимые люди, друзья, с которыми интересно общаться. Когда получаешь от работы удовольствие.
А. МАКСИМОВ: А любовь?
Ф. КОРОБОВ: Само собой.
Звонок: В спектакле и в жизни все придумывается вместе?
Х. ГЕРЗМАВА: Мы очень дружим и любим друг друга.
А. МАКСИМОВ: Хочу сказать, что это не муж и жена.
Х. ГЕРЗМАВА: Мы просто работаем вместе.
Ф. КОРОБОВ: Очень давно и с удовольствием, и дай бог, чтобы так было дальше.
А. МАКСИМОВ: Я знаю, что Титель работает с певцами как настоящий режиссер: там есть разбор. "Сказка - ложь, да в ней намек…" В чем главный намек в "Золотом петушке"?
Х. ГЕРЗМАВА: Здесь очень много можно говорить об этом.
Ф. КОРОБОВ: Дело в том, что "Золотой Петушок" у Пушкина и у Римского-Корсакова, который ее еще больше усложнил, добавив сюжетные линии, это очень многоплановая сказка. Это не сказка для детей. И в ней каждый ищет свое.
А. МАКСИМОВ: А для Вас?
Ф. КОРОБОВ: Для меня это была очень интересная работа вот в каком плане: музыкальная ткань спектакля очень разношерстная, где миллион намеков на французскую музыку, на какие-то воспоминания русской музыки. И кажется, что очень много сумбурных моментов, которые между собой никак не связаны. Мне было очень интересно попытаться все эти точечки соединить. И получилось очень интересное. И получилось, что в опере одна линия русской музыки, одна линия - западной французский…
А. МАКСИМОВ: До эфира мы выяснили, что Вашему сыну 4 года. Вы будете читать ему эту сказку?
Х. ГЕРЗМАВА: Он уже смотрел этот спектакль, который ему очень понравился. А его мнение для меня очень важно. Он сказал: "Мне, мама, очень понравилось".
А. МАКСИМОВ: Тогда не нужно вообще думать, про что это? Просто такая красивая картинка…
Х. ГЕРЗМАВА: На самом деле нужно прийти и просто получить удовольствие.
Звонок: Учитывали ли ту саму постановку Светланова, которая была когда-то, вообще учитывали тот старый опыт?
Х. ГЕРЗМАВА: Я думаю, что это вопрос Александру Борисовичу.
Ф. КОРОБОВ: Каждый опыт - это опыт.
А. МАКСИМОВ: Сколько человек в оркестре?
Ф. КОРОБОВ: От семидесяти.
А. МАКСИМОВ: Каким образом 70 человек, которые, я думаю, старше, чем Вы, заставить играть как единый организм? Приходит молодой человек, который не может задавить их авторитетом…
Ф. КОРОБОВ: Если ты искренне веришь в то, что ты делаешь, если ты сгораешь внутри на каждой репетиции и делаешь все сердцем… Словами, естественно, ничего невозможно сделать. Если каждую репетицию ты заново все это проживаешь, и они видят, что ты искренне это делаешь, то тогда любой оркестр сыграет.
А. МАКСИМОВ: А профессия играет роль?
Ф. КОРОБОВ: Конечно.
А. МАКСИМОВ: А это первый спектакль в этом театре, где Вы являетесь дирижером?
Ф. КОРОБОВ: Как постановщик, да.
А. МАКСИМОВ: Когда Вы первый раз пришли к оркестру, Вам не было страшно?
Ф. КОРОБОВ: К этому оркестру я пришел очень давно, я дирижировал отдельными спектаклями. Мне не было страшно, потому что это коллеги, люди, которых я очень уважаю.
А. МАКСИМОВ: Вам вообще когда-нибудь бывает страшно, я имею в виду работу?
Ф. КОРОБОВ: Есть только один способ, когда приходишь к оркестру, заставить его быть твоим союзником, можно только профессионализмом. Если ты приходишь к оркестру, и тебе есть что сказать, тогда это возможно.
Звонок: Я увидел на афише, что Вы дирижируете концертом Малинина. Не кажется ли Вам, что консерватория - не то место, где должен петь эстрадный певец?
Ф. КОРОБОВ: Это будет концерт, в котором исполняются классические романсы.
А. МАКСИМОВ: То есть вас это не смущает?
Ф. КОРОБОВ: Абсолютно нет.
А. МАКСИМОВ: А Вас?
Х. ГЕРЗМАВА: Меня тоже не смущает.
Ф. КОРОБОВ: Если это будет на достойном уровне, то почему нет?
Х. ГЕРЗМАВА: Эстрада бывает разная. Я считаю, что Малинин может вполне. И в состоянии выступить и заполнить этот зал.
Звонок: Где и когда, в каких спектаклях можно послушать Вас, Хибла, в Москве?
Х. ГЕРЗМАВА: Приходите в театр Станиславского и Немировича-Данченко, я там работаю ведущей солисткой театра. Я очень часто пою, у меня есть концерты в Москве.
А. МАКСИМОВ: Все удивляются, что есть еще солисты в Москве, которые поют в московских театрах, где платят чрезвычайно мало денег, и с другой стороны наверняка есть много Вам предложений из-за границы. Что заставляет вас оставаться в этом театре?
Х. ГЕРЗМАВА: Это мой дом, мне там хорошо. Я люблю этих людей, которые со мной работают, мне там уютно. А больше ничего и не нужно.
А. МАКСИМОВ: А жить на что?
Х. ГЕРЗМАВА: Я думаю, что если бы у меня не было возможности ездить и зарабатывать деньги, конечно, было бы труднее. Но сейчас этот вопрос решаем.
А. МАКСИМОВ: У Вас нет обиды, что Вы известная певица, а получаете маленькие деньги?
Х. ГЕРЗМАВА: Я не обижаюсь на это. Я немножко по-другому существую в этом театре. Я не существую там для того, чтобы заработать много денег. Я воспитана там. Я пришла туда маленькой девочкой, где меня воспитали. И там есть возможность расти. Если бы не было этой возможности, и было бы не интересно существовать и работать там, думаю, я решила бы и эту проблему.
Ф. КОРОБОВ: Это опять-таки к вопросу о внутреннем состоянии.
Звонок: Не кажется ли Вам, что при том положении вещей, когда солист госоркестра получает 2000 рублей в месяц, то именно эстрадным певцам становится доступность аренды Большого зала Консерватории. И, на мой взгляд, это абсолютно недопустимая вещь. Да, у эстрады бывают разные сцены, но Консерваторию все-таки следовало бы сохранить.
Ф. КОРОБОВ: Положение наших музыкантов очень тяжелое, и положение в госоркестре я тоже знаю. Тем не менее, он продолжает давать оркестры в Большом зале, и замечательные наши солисты и дирижеры там выступают.
Звонок: Кто является главным в музыкальном театре: главный режиссер или главный дирижер?
Ф. КОРОБОВ: Это провокация. Хорошо идеально и сказочно, когда идет параллельная работа, когда есть команда, когда есть общие цели. Конечно, это музыкальный театр, но этот театр.
Х. ГЕРЗМАВА: Разве можно представить театр замечательного режиссера или без потрясающего дирижера?
А. МАКСИМОВ: А для артиста кто главнее?
Х. ГЕРЗМАВА: Смотря, в чем. Если я стою на авансцене и работаю с оркестром, конечно, дирижер. А если репетирую с Тителем, конечно, режиссер.