Рассказы о Подольских художниках Валентины Спиряновой

* * *

В мастерской скульптора Виктора Михайлова

Соприкосновение в пушкинианой в России всегда дает шанс «пройти сквозь время», остаться в истории, поэтому нам хотелось бы соединить историческое для нашего города событие с судьбой Виктора Михайловича Михайлова, автора скульптурного портрета Александра Сергеевича Пушкина. Знакомство наше началось на пленарном симпозиуме скульпторов «Ясенки-88», где Виктор Михайлович высекал собственноручно, дедовским способом скульптуру из красного гранита в рост. Называлась она «Мальчик с собакой». Предполагалось установить ее в непосредственной близости от здания администрации, на фоне деревьев, вровень с лужайкой, как и рассчитывал скульптор, давший низкий постамент. Это должно было стать знаком теснейшей связи человека с природой. Обнаженный мальчик только что вышел из реки, где он купался с друзьями. Одна рука его прижата к телу, другая рассеянно гладит прильнувшую к ноге собаку. Он задумался о чем-то или о чем-то вспомнил, или услышал зов судьбы? Возможно, что основой образа стали воспоминания скульптора о детстве, когда он купался с деревенскими ребятами в холодеющей речке, даже не подозревая о других, теплых реках, в уверенности, что леденящие струи их речонки и есть все реки мира.

Установили скульптуру на привокзальном сквере, почему-то на вершине небольшой клумбы. Простояла она там недолго, после чего бесследно исчезла. Профессионалы оценили эту работу как лучшую пленарную скульптуру симпозиума и рекомендовали автора в Союз художников. Город оценил скульптуру по-своему.

Нам хотелось бы проиллюстрировать формулу «зов судьбы», важную не только в творческом плане. Интересно уже то, что автор скульптурного портрета Пушкина родился в далеком селе Бражники Березовского района Пермской области в 1952 года. Его бабушка навестила свою дочь и сказала: «Ехала я ехала до вас. Приехала в деревню, а дальше, наверное, жительства уже нет». Обидно было бабушке Моте, что ее дочь попала в такую глухомань учить других.

«Я рос в деревне и был нелепым ребенком: большая голова при слабых руках и теле. Отец говорил: «Это не мужик. Надо его куда-то приспособить – в учителя или в бухгалтеры что ли». Читал я больше других: все таки мои родители имели высшее образование и книги в доме. Поразила меня книга о Репине. Я узнал, что он жил впроголодь, а жена заставляла его есть траву. Судьбы художников пленили меня своей неустроенностью. Я думал: «буду изгоем, буду жить на чердаке, работать помощником сапожника, но буду художником. Вот истинная романтика жизни». Когда мои родители узнали, что я хочу ехать в Ленинград учиться на художника, это повергло их в шоковое состояние. Но мне попалась книга о кунгурском промысле. Это рядом, в 50 километрах. Поехали мы с матерью поступать в училище.

На уроках рисования в школе мы рисовали пилы и ведра. Двоек на экзамене мне не поставили, но по баллам я не проходил. На собеседовании меня спросили, почему у меня была в школе тройка по рисованию, если я хочу стать художником. Я ответил, что каждую неделю бил сына учителя по рисованию. Комиссия повалилась со смеху. Потом меня еще что-то спросили – и снова полегли от смеха. Тогда один преподаватель предложил взять меня на полгода, а если ничего не получится – выгнать. Меня не выгнали. На втором году обучения я рисовал сам и получал четверки, на третьем – пятерки. После окончания службы в армии меня взяли преподавателем в то же училище. Три года я вел мастерскую по обработке камня.

Рамки промысла зиждились на натуроподобии, любой отход карался. Я сделал влюбленную пару – работало пространство между фигурами (сердечко). Решили, что я кинулся в авангард. Меня стали пинать. Откровенный отзыв о налбандяновском портрете Брежнева уже повлек за собой «дело» - мне предлагалось «сдать оружие».

В тот год к нам на практику приехали студенты из Москвы. Они уговорили меня поступить к ним в технологический. Пришла мне пора спасаться из этого места. Я поехал в Москву. Как водится, в первый год я провалился. Хотел стреляться. Мать моего приятеля , жена академика Золотарева, отговорила: «Кто тебе ставил отметки? На следующий год поступим».

Это был самый счастливый год в моей жизни. Вся богема: молодые актеры, писатели, художники – собирались у меня на казенной квартире. Балдели от того, что я дворник, жалели, что приехал в Москву в купейном вагоне, а не пришел с соляным или рыбным обозом. Закончил я технологический институт в 1981 году. Отказался от места в министерстве и остался без работы. Пошел в школу, поработать с годик, а отстоял 13 лет.

Камень в Подольске под ногами валяется. Начал потихоньку работать. Через Суровцева познакомился с подольским скульптором Сталиной Удаловой. Она меня рекомендовала на симпозиум. Так я стал скульптором.

Дорога оказалась долгой и нелегкой. Из 13 человек нашей группы скульпторами стало четверо, из них двое работают керамистами на Гжели. Станковистами стали я и Королев».

Осенью 1997 года в день Веры, Надежды, Любви и Софии в малых залах мы открыли выставку супругов Михайловых: Виктор показал рисунки и три скульптуры в белом мраморе, Люба – целый зал акварелей. Мне надо было писать экспликации, статью в газету, и я стала записывать свои беседы с художниками. Виктор Михайлов много и охотно рассказывал о себе, уверяя, что это нужно мне для книги о художниках, и никто другой такой информацией о нем не располагает. Я про себя посмеивалась, потому что не была уверена, что такая глава в моей книге появится. Но когда Михайлов начал работать над памятником Пушкину, это оказалось совершенно необходимым, поскольку само событие стало историческим для города.

Памятник Александру Сергеевичу Пушкину в Подольске

Впервые мы услышали об установке памятника Пушкину на Дне работника культуры, который праздновали в доме Администрации города 14 января 1999 года, от Олега, режиссера клуба Лепсе. Он уверял, что памятник – дело решенное, и установлен будет возле клуба Лепсе. Воспринято это было почти как шутка, новогодний розыгрыш. Никто всерьез не эту информацию. Однако в начале февраля мне домой позвонил главный архитектор города В.А.Лебедев и спросил, кто из скульпторов мог бы создать памятник Пушкину. Узнав, что предполагается скульптура из камня, я назвала, конечно, «лучшего мраморщика Москвы», как в шутку называет себя Михайлов, и уверила главного архитектора, что конкурс объявлять не следует – время не позволяет, да и профессионализм Михайлова говорит сам за себя. Следует довериться профессионалу. Оказалось, что Глава города Александр Васильевич Никулин действительно принял решение установить в нашем городе памятник к 200-летию со дня рождения поэта и открыть его 6 июня 1999 года. Куратором установки была назначена Галина Сергеевна Сеничева, председатель Подольского отделения Международного Пушкинского общества.

Потом Галина Сергеевна Сеничева рассказала, что она сама и правнучка Пушкина Наталья Сергеевна Мезенцова-Шепелева были противниками установки памятника, боясь, что это будет нечто поспешное. Сеничева говорила, Что Наталья Сергеевна успокоилась только тогда, когда узнала, что скульптура будет из камня.

Было намечено несколько мест для установки памятника. Кроме сквера перед клубом Лепсе предполагалось имение Ивановское (нынешний музей профтехобразования), площадь-сквер у старого горкома, окруженная застройками ХIХ века. Сеничева предложила сквер справа от дома Администрации, что и было принято.

Решение об установке памятника в городе вызвало споры. Сама идея представлялась нелепой: Пушкин-де в городе не бывал. Не лучше ли отреставрировать дом купцов Толкушевых на берегу Пахры, сделать его центром искусств и присвоить имя Пушкина. Но Г.С.Сеничевой удалось создать общественное мнение в пользу установки памятника. Несколько ее публикаций в «Подольском рабочем» были поддержаны «мнением народным». Начался сбор средств на строительство памятника. Противники не успокаивались. Уже началась работа над камнем, и был сделан заказ на колонну из габра в Житомире, в город нагрянула программа «Сегоднячко». Отснимали площадку для памятника, начальника Управления культуры А.М.Дюбанова, мастерскую Михайлова. Брали интервью у скульптора, у начальства, у прохожих-горожан, детей и взрослых. Вывод сделали интересный: (скульптор – кто-то в пыли рубит камень, ему говорить не дали. Дюбанова сделали смешным, а горожан – страдальцами) «Вот нашли же выжать деньги из народа».

Средства действительно горожане собирали. Разосланы были бланки по школам и предприятиям, где каждый мог сдать какие-то деньги на памятник, записав свою фамилию и адрес. Такой бланк был и у нас в зале. Мы сдали 300 рублей, провели благотворительный концерт – еще 200 рублей. Люди сдавали деньги. При мне одна женщина внесла 50 рублей. Конечно, это были крохи, если только колонна и постамент стоили 8 тысяч долларов США, благоустройство площадки для памятника предварительно оценивалось в 150 миллионов рублей. Что могли собрать люди? Регулярные публикации Сеничевой, как мне кажется, больше готовили общественное мнение, чем давали средства. Скорее всего, это были госдотации и спонсорские пожертвования в складчину.

Работа над памятником А.С. Пушкину

Тем временем Виктор Михайлов, давший согласие на создание монумента, в конце февраля представил на суд культурной общественности эскизы в пластилине. Их было три. Условились, что это будет полуфигура в полторы натуры из красно-коричневого гранита, установленная на колонне из черного гранита. Мрамор, по мнению скульптора, гораздо менее соответствует нашим климатическим условиям. Общий размер монумента определялся возможностью взрослого человека, подойдя к памятнику, дотянуться до верха колонны, чтобы положить цветы. Г.С.Сеничева посоветовала дать расположение рук, близкое к портрету Кипренского, определив это как любимую позу поэта.

Обсуждали варианты возможного прочтения образа. В первоначальном эскизе кто-то отметил жест правой руки поэта, положенной на плечо, как жеманный. И я, и Сеничева, и скульптор стали говорить о характере жеста. Михайлов говорил, что не хотел бы дать руку отдельно от фигуры, чтобы на нее птицы не садились. И мы смеялись: дай Пушкину сказать: «Друзья мои прекрасен наш союз…», - и рука отлетит в сторону, а на нее птица сядет. Ведь памятник будет стоять на открытом воздухе, вот, может быть, тогда я стала уговаривать скульптора, чтобы не утонуть в море пушкинианы, ориентироваться на голос самого поэта, скажем, на его стихотворение «Бессонница» («Парки бабье лепетанье…»). То есть дать погруженность поэта в поток сознания и тем самым отодвинуть от нас, от будничной ситуации вообще.

Времени на создание скульптуры действительно оставалось мало. Помимо творческих проблем приходилось решать и чисто хозяйственные. От небольших эскизов надо было перейти к фигуре из пластилина в полторы натуры (пластилин-то достали с трудом), потом перевести ее в гипс (достать гипс тоже не просто и оставить два месяца на работу в камне. Камень скульптор заказал в комбинате Вучетича. Привезли другой, в пять раз больший, потому что в заказанном обнаружили трещину, когда стали его поднимать. Пришлось снова искать подходящий камень, чтобы не делать трудоемкой работы, высекая из большей глыбы меньшую. Трудно было ожидать высокого качества работы при таком «пожарном» ритме.

Когда я пришла в мастерскую Михайлова посмотреть фигуру из пластилина и стала медленно поворачивать станок, ощущение было жутковатым: казалось, что я так вольно обращаюсь с живым Пушкиным. Фронтальное прочтение образа сразу рождало пушкинскую строку: «Печален я, со мною друга нет…» Ракурс справа давал ощущение полной погруженности в поток сознания, а левый ракурс хранил легкую улыбку и готовность говорить. Казалось, что правая рука, прижатая к груди, сейчас отодвинется от фигуры в спокойно-раздумчивом жесте, плавном жесте. Такое богатство прочтения образа показалось мне редкостью и удачей, и стала просить скульптора сохранить это в камне. Михайлов ответил, что пластилин - это одно, гипс – совсем другое, а камень может дать нечто третье, совершенно неожиданное.

6 апреля Михаил Анатольевич Шаповалов, поэт, исследователь творчества Пушкина, ныне вынужденный зарабатывать, как сотрудник Остафьевского музея «Русский Парнас», был приглашен посмотреть гипсовую отливку памятника Пушкину, я вызвалась его сопровождать, потому что дорожу его мнением. Вот что я записала на следующий день после визита: Шаповалову понравилось лицо. Он отметил, что в ряду известных ему подобного портрета нет. Отметил, что лицо проработано сложно. Был внимателен к каждой морщинке, каждой линии и заметил то, чего я не разглядела. Сказал, что это Пушкин предсмертной поры. Говорил, что до сих пор не может спокойно читать о событиях 35-36 годов: «Ком в горле». Больше всего понравился ракурс: «Парки бабье лепетанье…» (согласился с моим прочтением ракурсов). Попросил убрать «цезерианские кудри», отметив, что Пушкин имел морщину на лбу уже в 27 лет, и даже на портрете Кипренского его шевелюра несколько редковата, что отмечено художником. (Шевелюра все-таки была оставлена скульптором в первоначальном варианте).

Просил изменить жест левой руки, «безвольно» положенной на торс. (Характер положения левой руки изменился. Необходимость эмоциональной убедительности ее трактовки отмечали многие, и видел сам автор). Понравилось, что лицо дано асимметрично. Сказал, что Пушкин должен быть приподнят над нами – он нам не ровня. По поводу легенды о посещении Пушкиным имения Ивановское уточнил:

«Установлено исследователями, что Пушкин бывал в Остафьеве трижды в период жениховства. Пушкин – это имя уже тогда. Если бы он где-то был, непременно кто-нибудь упомянул об этом в письме или записках. Так что можно считать, что в нашем городе он не был, как и в Ивановском. Но это не важно. Любой город России может ставить памятник Пушкину: «Он наш».

Однако вернемся к моменту, созданному скульптором. Памятник А.С.Пушкину не всем нравится, что для нашего города естественно. Общение со скульптурой не стало привычным для горожан. К тому же есть просчеты и в самой постановке памятника, что никак уже не зависело от скульптора. Начнем с прочтения созданного художником образа.

Поэт изображен в домашней обстановке: ворот рубахи распахнут, его целиком захватил поток творческого сознания, неведомая миру глубина обозначена в облике поэта. Мы же можем назвать только то, что овеществилось в слове. Нам кажется, что подобной обнаженности поэтического состояния нет ни в одном из известных портретов поэта. Скорее всего, подобная острота подачи есть свойство мышления конца ХХ столетия. Именно теперь, именно у нас так важно показать, утвердить, воспеть ценность мира личности.

Напоминаем известный портрет поэта выполненный Тропининым еще при жизни Александра Сергеевича Пушкина, где он так же изображен в домашней обстановке, в халате, за рабочим столом. Так же распахнут ворот его белоснежной рубахи, так же значителен жест правой руки, но все там иное. Тропинин, показав поэта за работой, акцентировал его взгляд, устремленный мимо зрителя, но и характер жеста: рука положена на стол спокойно и твердо. Поэт как будто взвешивает что-то, что-то решает, «проверяя алгеброй гармонию». Волнение творчества укрощено разумом. Тропинин настаивает на осознанности, уравновешенности процесса творчества. Тогда как «наш Пушкин» весь во власти нежнейших чувств, возникающих и уходящих мыслей. Доверительность и лирическая теплота образа скорее всего присущи только нашему портрету. В других случаях это может быть только элементом, гранью созданного образа, но его основой.

Умение передать состояние через движение отрабатывается годами практики, составляет особенность таланта мастера. В 1989 году работы Виктора Михайлова были у нас в составе групповой выставки. Талант скульптора только еще формировался, но уже тогда Сталина Удалова определила его зону как лирическую: скульптора интересовал мир чувств человека. Все работы того времени, в основном портреты. Были уничтожены кем-то в мастерской-подвале, после чего скульптор не мог работать года три. Так что мы можем судить о них только по фотографиям. Два портрета фиксировали состояние погруженности в творческий процесс: «Скульптор Королев», шамот, 85 г., «Велимир Хлебников», шамот, 85 г.

Скульптор Королев изображен в позе, свидетельствующей о полной потере к вкусу жизни, - он раздавлен неудачей, сломлен, и только мысль, блеснувшая во взгляде, и чуть поднятое плечо дают надежду на преодоление. Велемир Хлебников заключен в одежду, как в футляр. Через сопоставление тяжелой пластики «футляра» и экспрессии напряженно вытянутых пропорций фигуры создано ощущение бесплотности тела поэта, вневременной сути самой поэзии.

Велимир Хлебников, 40х10х6, шамот, 1988 г.

После разгрома мастерской подвергнуть себя опасности полного уничтожения было страшно, а дома можно было делать только небольшие работы. Нет худа без добра. Так появилась в творчестве Михайлова малая пластика – скульптура в камне от 20 до 30 сантиметров в высоту. Мотивы просты: женщина расчесывает длинные волосы, женщина отдыхает, влюбленные. Сам скульптор ощущает эту перемену как второе рождение.

«До самого симпозиума скульпторов «Ясенки-89» был я как бы веревками связанный. Подходил к участникам симпозиума – то к Евдокимову, то к Буйначеву. Буйначев послал меня: «Какая коленка? Скульптуру делать надо». Только после симпозиума, когда я попал снова в Переславль, я начал работать свободно. До этого две поездки по два месяца ушли на тренаж, – потерял я навыки работы и старательно их восстанавливал.

Как это не странно, вернулся я к себе кунгурскому, к тому своему ощущению камня, его возможностей. Я окунулся в совершенно иную атмосферу красоты пластики как таковой. Ушел от скульптуры-литературы и работал взахлеб. «Отравился» этим навсегда и потом искупал возможность работать только так».

Главным в работе становится линия, силуэт. Скульптор не боится деталей, но превалирует перетекание масс, трактованных обобщенно. Скульптура обрела эмоциональное поле, ауру силовых линий, взаимодействие с пространством. Ритмы плавны и неторопливы, героини скульптора женственны и прекрасны. Они целиком замкнуты в мире сокровенной интимной жизни, что так редко встречается в работах скульпторов. Эти качества определили судьбу работ художника, позволили им выйти далеко за пределы России: частные собрания Канады, Америки, Франции, Австралии, Германии, Италии, Англии, Венгрии, Польши, Югославии, Швейцарии, Японии, Китая и России, конечно.

В парных композициях «Влюбленные» линеарный ритм расположения рук и ног, изгиб фигур, характер силуэта организует перетекание эмоциональных зон, пронизывающих пластику. При этом чуть склоненная голова, поникшие плечи, расположение рук обозначают границы эмоциональной экспрессии, лирической мелодии образа.

Торс, 60х15х10, мрамор, 1996 г.

Так житейское событие (разгром мастерской скульптора) повлекло за собой новый пластический ход, иную тематическую линию.

Реализация работ первоначально была связана с рынком в Измайлове. Платили от 50 до 100 долларов США за работу. 50 долларов были годовой зарплатой директора Климовской художественной школы – тогда Виктор Михайлов работал в этой должности. Позже появились заказы от частных лиц и банков Москвы. Их выполнял уже член Союза художников России: осенью 1991 года мы вместе с Михайловым проходили комиссию России, и оба оказались в Союзе художников.

Работа над камином из белого мрамора в стиле модерн в Москве позволила создать фигуру в полный рост.

«Для московского дома я работал свободно: сделал 5 эскизов, сообразуясь с антикварной мебелью особняка, понравился один, который и был осуществлен. Никакого нажима со стороны заказчика. Затем предложили сделать ограждение для небольшой лестницы. Можно было балясины, но я вспомнил о лестнице Шехтеля с текущей водой и решил сделать драпировку тканью. Когда начал рисовать, возникло желание «положить» туда женскую фигуру, как в гамак. Заказчику идея понравилась, и мог работать так долго, как мне хотелось».

Когда прозвучал «зов судьбы» и художник дал согласие работать над памятником А.С.Пушкину в нашем городе, он обладал серьезным опытом, попробовал себя и в станковых, и в монументальных формах. И тем не менее…

«Когда шел к Лебедеву для разговора о заказе, у меня было такое ощущение, что я иду на первое свидание: мандраж, не знаешь, как к чему подступиться. Мы не думали о Пушкине, но оказывается, что он в нас. Сюжет, сюжет-кадр. Вспышек 100 было. Вечером то же продолжалось. Я и нарисовал листов 100, когда отправился к Игорю Васильевичу Герасимову, заместителю Главы Администрации города.

Смотрел Комарова, Орехова, Балашову – это не мои Пушкины. Руки помимо напряжения встречаются. У меня в малых формах уже были пластические решения, когда руки замыкают пространство и создают эмоциональную зону. Когда подумал: «Парки бабье лепетанье…» – сразу захотелось расстегнуть ворот и себе и Пушкину. Подумалось, что рука будет основой, поскольку это любимый мотив образа.

Я ничего не могу делать, я думаю только о камне. Я представляю себе открытие памятника, представляю себе весь памятник, но не представляю себе, что это делаю я.

Я всегда делаю, что хочу, что люблю, за очень редким исключением. Такой ответственной, изнуряющей, тяжелой работы, как над памятником Пушкину, в моей жизни еще не было».

29 мая у Михайлова. Камень стоял во дворе рядом – гипсовая отливка. Работал вручную. Скульптура менялась каждый день. Все делалось по строгому графику. Вблизи поражал мощный разворот плечевой части фигуры. Пушкин казался могучим и красивым.

Волнение мастера достигло предела: ни спать, ни есть он уже не может. Варит себе пельмени, а съедают их дворовая собака и кошка.

Предполагалось установить памятник на постамент уже 3, чтобы открыть 6 июня. Я попросила, чтобы он сделал Пушкина улыбающимся в левом ракурсе, как в гипсовой отливке, на что скульптор ответил, что боится доделывать до конца: «Когда поставят скульптуру на пьедестал, могут быть такие неожиданности, что потом уже не переделаешь, если все сделать уже сейчас. Надо доводить на месте».

Открытие памятника А.С. Пушкину, 6 июня 1999 г.

Беспокоился, что главный архитектор Лебедев, проектировавший установку памятника, ушел в отпуск. С ним было оговорено, что диаметр дерна возле колонны должен быть 7 метров. Сделали 10. Колонна на большом открытом пространстве сократилась зрительно в высоту и несколько размывается большим кругом зелени. Как будет смотреться памятник, пока трудно сказать. Кое-кто приходят ко мне в мастерскую спрашивают: «Когда будешь полировать?» А я вообще полировать не собираюсь. Надо, чтобы фактура гранита взаимодействовала с воздухом и не дробилась солнечными бликами на полировке, теряя целостность».

Скульптор ждал эффекта от контраста цветовых сочетаний колонны-постамента и фигуры. Цвет должен был разделить живое и мертвое. Дай все в одном цвете – и колонна будет восприниматься как сросшиеся ноги, окажется зрительно продолжением фигуры.

Переживал скульптор и решение дать на постаменте строки: «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы». Образ создан лирический, а обозначена патриотическая направленность. Сюда же следует добавить замечание главного художника города Т.Е.Грамматчиковой по поводу современного газетного шрифта для текста начала ХIХ века (тоже без ведома скульптора, конечно).

Переживания наши прервались стуком топора. Двор мастерской, где проходила работа над монументом, оградили забором с воротами, чтобы кто-то, случайно забредя во двор, не покалечил Пушкина. При этом другая сторона двора с хлипким штакетником осталась нетронутой.

Через день после установки забора к скульптору пожаловали три «добрых молодца» и потребовали 30 процентов гонорара, который он должен получить за Пушкина. Как ни уговаривал их Михайлов не трогать художников, получающих заказ раз в год причем за достаточно условную плату – потому что Пушкин ведь! Это их не остановило. Какие-то механизмы вероятно, были уже включены, а то могли бы покалечить и Пушкина, и автора его портрета. Так что современному художнику нужен не только забор, но и «крыша», как теперь говорят.

Говорят, что Наталья Сергеевна видела фотографию гипсовой отливки портрета и он ей понравился. На открытии памятника присутствовал Борис Борисович Пушкин, правнук поэта, ученый, конструктор. Он оценил работу Виктор Михайлова как произведение искусства.

Теперь у нас есть необычная красивая площадь.

В мастерской скульптора Виктора Михайлова

* * *