Глава 6

НАШЕСТВИЕ

Эпизод 5 

    На островке он быстро отыскал двух лучших стрелков. С луками и полными колчанами стрел они сели в машину. Путь недальний. Вот и одинокий костер. Приземляются вдали от сарая, чтобы не выдал шум мотора. Подбираются к строению с задней стороны. Внутри слышен плач и голоса. Значит женщины здесь. Подползают к углу сарая. До индейцев си­дящих у костра отсюда метров десять. Воины берут стрелы, прицеливаются. Валентин не так сосредоточен, как они, по­этому первым слышит звук приближающихся шагов. Он по­спешно трогает стрелков за плечи и жестом запрещает стрель­бу. К костру подходят еще два индейца. Один из них идет к сараю проверяет, хорошо ли держится бревно, которым под­перта дверь. Он стучит в дверь кулаком и что-то кричит. В сарае наступает тишина, а его товарищи громко смеются.

–    «Если он вздумает обойти вокруг сарая, это будет его последняя прогулка», – думает Кононенко, нащупывая рукоятку ножа. Но индеец возвращается к костру и вместе со сво­им спутником усаживается, а двое дежуривших, уходят в сто­рону деревни, где пируют победители.

–    Повезло вам, – шепчет им в след Валентин. – Ну, а эти теперь покойники. Давайте, братцы!

    Стрелки становятся на колено, целятся, но Валентин вы­нужден снова остановить их. Слышен топот. Это бегут назад только что сменившиеся часовые. Что за черт? У костра они перебрасываются несколькими словами со своими товарища­ми и направляются к сараю. Приходится притаиться. За деревянной стеной послышались крики. Появляются индейцы. Они тащат за собой двух женщин. У костра их начинают тис­кать. Наглые руки нащупывают груди, лезут под платья. Теперь видно, что одна из пленниц взрослая девушка, а вторая  девчонка лет двенадцати-тринадцати. Значит, эти решили не  ждать милости от вождя, а наградить себя сами.

–    Везет мне на насильников, – шепчет Кононенко, выни­мая нож.

    С девушек стаскивают платья, некоторое время стоя щу­пают голых, потом валят на траву. Они громко кричат, дры­гают ногами, сопротивляясь изо всех сил. В сарае кричат женщины. Вновь прибывшие стражи, видимо возбудившись развернувшейся перед глазами картиной, и решив тоже пола­комиться, направляются к двери.

– Убейте этих, а те мои! – коротко приказывает Валентин.

    Две тетивы, спущенные почти одновременно, издают та­кой звук, будто щипнули виолончельные струны. Двое с про­битыми шеями еще валятся в разные стороны, а мимо них бесшумно как призрак проносится Кононенко. Сначала к младшей! Не дать испортить малышку! В несколько прыж­ков он достигает места, где с плачем ерзают под насильника­ми прижатые к земле пленницы. В неровном свете костра молнией сверкает клинок, и первый индеец, издав хриплый крик, остается лежать между раздвинутыми коленками де­вочки; Второй пытается встать и последнее, что он видит, это не желанное лицо девушки, а страшные глаза призрака и молнию, бьющую в грудь. Девушка сталкивает его с себя, а Валентин сбрасывает другого с испуганной девчонки. – Отина! – восклицает она радостно и улыбается сквозь слезы, узнав Кононенко. Так, на свой манер, произносят его имя многие из ацлан.

–    Ну, как ты? – спрашивает он, поднимая ее с земли.

–    Он меня не успел, – бесхитростно сообщает малышка и, спохватившись, прикрывает ладонями грудочки величи­ной со сливу.

–    Я тоже цела, спасибо тебе! – говорит взрослая девушка, прикрываясь платьем.

Воины выбивают бревно и распахивают двери.

–    Тихо! Только тихо! – говорит один из них. – Выходите наружу молча.

Кто-то радостно вскрикивает в сарае, услышав родную речь, и оттуда плотной толпой валят женщины, девушки, дев­чонки-подростки.

   Тауни! Ила!– негромко зовет Валентин, и к нему броса­ются две темные фигуры. – Живы! Слава Богу, живы! – гово­рит он, обнимая обеих. Потом, не выдержав, прижимает к себе Илу и несколько раз целует ее лицо...

Оторвавшись от девушки, вбегает в сарай, светит фона­рем. Нет, никого не забыли.

–    Раненые есть?

    Он подгоняет машину, усаживает двух раненых женщин и одну вывихнувшую ногу. Воины уже объяснили женщи­нам план действия, и вслед за ними вытягивается молчали­вая цепочка. Валентин на машине замыкает шествие. Они иду по узкой полосе между болотом и зарослями. Остров по­степенно расширяется, и минут через двадцать ведущий ос­танавливает колонну. Здесь между ними и селом довольно широкая полоса леса труднопроходимого в ночное время. Добраться сюда можно только по их следам вдоль берега, то есть кружным путем. Женщины прячутся в кустах, воины занимают оборону на берегу. Те, кто попытается устроить погоню, будут видны на фоне звездного неба, тогда как два стрелка скрыты за кочками.

–    Если появятся, постарайтесь сдержать их до моего воз­вращения, а я с ними разберусь, – говорит Кононенко, погла­живая лежащий рядом автомат.

Он усаживает шестерых женщин в салон, двоих в багажник.

–    Извините, милые, тесновато, но мы быстро! – говорит он, взмывая ввысь. Счастливые женщины смеются. Стреми­тельный полет, стремительная выгрузка, под восторженные крики встречающих, стремительное возвращение. Вот внизу мигает фонарик оставленный стрелкам. За пять рейсов он перевозит тридцать две женщины и двоих стрелков. Индей­цы еще ни о чем не догадываются и продолжают ликовать. Ликуют и на острове, когда машина возвращается из после­днего рейса. Спасенные женщины наперебой целуют Вален­тина на глазах счастливых мужей. Девчонки десяти-двенад­цати лет с визгом виснут у него на шее, только взрослые де­вушки скромно стоят в сторонке, с обожанием глядя на своего спасителя. Исключение составляет лишь Ила. Не стесняясь, она подбегает к нему и прижимается как к родному. Вален­тин обнимает ее, целует золотые волосы, целует руки, лицо. Девушки смотрят на нее, завидуя, а мать смеется и плачет одновременно. Сердце подсказывает, что увезет ее дочь этот удивительный чужестранец, который один раз уже спас ей жизнь, а второй раз подарил свободу.

    Первоочередная задача выполнена. Теперь можно отдох­нуть. Лагерь ацлан до утра погружается в сон. Не спят толь­ко часовые. Нескоро засыпает и Кононенко, устроившийся на срубленных ветках рядом с вдовой и ее дочерьми. Теперь, когда первый гнев улегся, когда его любимая девушка вне опасности, и он может мыслить более объективно, желание поголовно истребить индейцев проходит. Их и без того унич­тожали здесь сотнями тысяч.

    В конце концов, у этих дикарей действительно голодают дети и они делают для них, что могут. У них нет другого выхода, кроме как захватить эту землю. Какое право имеет он, Кононенко, карать этих людей? Это их страна, их про­блемы. Что касается их жестокости, то не мешало бы, вспом­нить собственную историю, в которой жестокости хватало и, притом, не так уж давно. Еще в царствование Иоанна Грозного людей варили живыми, сажали на кол, сжигали, рубили руки-ноги. Да и при Петре Великом зверств совер­шалось немало.

    А захват женщин... В этом дикари тем более не ориги­нальны. Во все века и у всех народов плененные женщины служили наградой за храбрость. Захваченные города отдава­лись победителям на разграбление и поругание. Женщин на­силовали, невзирая на положение и возраст. Не жалели ни богатых, ни бедных, ни взрослых, ни совсем сопливых дев­чонок, руководствуясь лишь одним правилом: – «Если шап­кой с ног не собьешь, значит,  давай ее сюда»!

    Раз уж ему выпало на долю спасти последних людей Ат­лантиды, то нужно сделать это с минимальными жертвами. Естественно словами индейцев не убедить. Они понимают только язык силы. Нужно продемонстрировать им силу, но так, чтобы было меньше крови. Легко сказать, но как это сде­лать? Как убедить в этом людей потерявших близких, поте­рявших дома и свою землю?...

    Ночью индейцы не делали попыток проникнуть в пира­миду. Утром Валентин взял с собой пару гранат и отправил­ся по тоннелю на большой остров. Его сопровождал ихориан. Удивительно, как они без современной техники смогли построить тоннель под болотом? Идти можно почти в пол­ный рост. Стены и сводчатый потолок выложены плоскими камнями, щели между которыми заделаны чем-то вроде це­мента. Кое-где стоят деревянные подпорки. Пройдя тоннель, однимают­ся по каменным ступеням и оказываются в пирамиде, в ком­нате соседней с большим молельным залом. У каменной пли­ты закрывающей вход их встречают двое юношей. Снаружи слышен стук и крики. Индейцы пытаются вбить под плиту деревянные клинья, чтобы потом подсунуть толстые колья и действовать ими как рычагами поднимая плиту вверх.

–    А как вход на верхнюю площадку? – спрашивает Коно­ненко.

 –   Он закрыт так же надежно, а работать там совсем неудоб­но.  Они будут прорываться здесь, – уверенно говорит вождь.

    Валентин объясняет парням устройство гранаты, меры предосторожности и говорит, что когда индейцы приподни­мут плиту, нужно просто выдернуть чеку и тихонько выкатить гранату наружу, а самим быстро стать за стену. Вот и все. Можно еще зажать уши ладонями. После этого они с вождем возвращаются в лагерь. Валентину выделяют двадцать воинов для обучения стрельбе из автомата. Уходят подальше, и он объясняет уст­ройство оружия и показывает, как надо снаряжать магазин, заряжать и прицеливаться. При этом присутствуют вождь и новые начальники назначенные командовать остатками со­тен. Прежние командиры погибли все. Несмотря на объясне­ния и предупреждение, когда Кононенко дает короткую очередь, все хватаются за головы, некоторые ложатся. Из густой кроны огромного дерева падают вниз несколько убитых птиц. Придя в себя после испуга, воины хватают, и рассматривают неожиданную добычу.   

    Валентин терпеливо объясняет, что здесь нет никакого колдовства. Оружие и патроны сделаны людьми и используются всеми в том мире, откуда он прилетел. Первым решает­ся взять автомат вождь. Он делает одиночный выстрел, по­том стреляет очередью. От ствола дерева во все стороны ле­тят щепки, что приводит зрителей в полный восторг. Вслед за вождем насмеливаются и другие воины. Когда все попро­бовали выстрелить, устанавливают импровизированные мишени и начинают тренироваться в стрельбе по цели. Приучен­ные стрелять из луков и смышленые от природы, ацлан лег­ко усваивают правила прицеливания, и вскоре довольно метко стреляют одиночными.

    Во второй половине дня с большого острова доносится грохот взрыва. Значит, индейцам удалось себе на горе при­поднять плиту. Прибегает один из юношей и с сияющими глазами рассказывает, какой крик стоял снаружи после взры­ва. По его мнению, к тому времени, когда образовалась щель достаточная для прохода гранаты, с той стороны собралось у двери не меньше двадцати человек.

В этот день среди индейцев забытого Богом и людьми болотного племени такарахо родилась легенда об огненном ягуаре, который с громоподобным рычанием выпрыгнул из пирамиды, в одно мгновение разорвал в клочья десяток вои­нов, и исчез бесследно. До ночи больше никто не осмеливал­ся приблизиться к пирамиде со стороны входа.

–    Я же сказал, что отобью им охоту, – мрачно заметил Кононенко.

    Под вечер Танэ Хару, Стио и Валентин держали со­вет. Кононенко говорил, что они могли бы просто перестре­лять всех захватчиков, но, по его мнению, устраивать такое побоище не стоит, да и патроны надо поберечь. Они еще при­годятся в будущем. Надо запугать индейцев, сделать так, что­бы они жили в постоянном страхе, не зная, откуда придет опас­ность. Начало этому положено освобождением женщин и се­годняшним взрывом гранаты. Надо усилить давление на их психику и заставить уйти с острова.

–    Заставить их уйти добровольно? – с сомнением произ­нес Стио.

Наступило молчание. Валентин обдумывал доводы и под­бирал нужные слова. В это время заговорил Танэ Хару:

–    Бывает, когда ребенка заставляют что-то делать, а он заупрямится и не хочет. Можно его побить и все-таки заста­вить, но некоторые родители делают иначе. Они запрещают ему делать то, что раньше приказывали и у него сразу возни­кает желание сделать то, что нельзя.

    Стио и Валентин не сразу уловили связь его рассуждений с обсуждаемой темой, но старик пояснил свою мысль, еще раз доказав, что его не зря считают самым мудрым из ацлан. К наступлению темноты план был окончательно разработан. На западе еще оставалась светлая полоска неба, а низко над бо­лотами уже неслась машина Кононенко, направляясь в Корумбу. Он вспомнил, что у внука Эстебана Нето есть аудиокассета с записью голосов диких животных разных стран, а у него есть мощный полицейский громкоговоритель.

    В полночь, индейцы, спавшие в деревне, были разбужены громким рычанием и воем, доносившимися со стороны леса. Воины с копьями и луками высыпали из домов и дворов, где они спали. Казалось, звери вышли из зарослей и бродят по­близости готовые разорвать все живое, как огненный ягуар накануне разорвал воинов у ступенчатого храма, где укрылись ацлан.

–    Плохой знак, – вздыхали одни.

–    Духи джунглей рассердились на нас, – говорили другие.

    Рычание тигра, плач гиен, вой шакалов, и крокодилий лай раздавались за деревней где-то близко от домов минут трид­цать. Потом стали удаляться затихая. Казалось, звери вернулись в джунгли. Ничего страшного в этот раз не случилось. Напуганные неизвестностью суеверные индейцы постепен­но успокоились.

    А перед рассветом окрестности потрясло громоподобное рычание льва. Страшное рычание раздавалось на этот раз не со стороны леса, а неслось сверху. Те собаки, которых еще не успели съесть индейцы, забились с визгом в темные углы. В панике выскочившие из домов воины увидели в черном небе два тускло поблескивающих глаза. В страхе они стали сби­ваться в кучи, и тогда глаза вспыхнули ярко как солнце и ос­лепительный свет ударил сверху, заливая улицу и столпив­шихся людей. Вслед за этим с неба устремились вниз светя­щиеся точки. Раздались крики, стали падать убитые и раненые. Потом на земле раздался грохот, сверкнуло пламя, расшвырявшее в разные стороны живых и мертвых. Воины в  панике бросились кто куда, ища укрытия от страшного чудовища. Улица опустела. Глаза в небе погасли, и рычание стало  удаляться в сторону джунглей. Многие воины в эту ночь самовольно ушли с острова, шепча: – «Проклятая земля! Про­клятая земля»! – и унося с собой новую легенду об огненных  пчелах жалящих насмерть.                            

    Настал день, но не на шутку озабоченный таинственны­ми и трагическими событиями ночи, вождь племени такарахо направил в свою резиденцию посыльных, чтобы отменить отданный ранее приказ о переходе женщин и детей на новую землю. Очередная попытка поднять каменную плиту у входа в пирамиду кончилась так же плачевно, как и вчера. Только убитых было гораздо больше, потому что одна граната взор­валась у входа, а вторая покатилась далеко и рванула среди толпы воинов, издали наблюдавших за теми, кто трудился у храма. Потери за два дня были велики, и самое страшное, состояло в том, что они ни разу не видели врага. Ацлан были заперты в пирамиде. Никто из них не показывался на глаза. Но, кто же убил охрану и освободил женщин? Что это за страшные шары, выкатывающиеся из пирамиды? Что погу­било ночью столько храбрых воинов? Никто не знал ответа. В сердцах бойцов поселился ужас.

    Днем больше ничего необычного не произошло. Все с трепетом ждали ночи. С наступлением темноты над остро­вом, словно с неба зазвучал голос ихориана. Он говорил на языке индейцев:

–    Воины племени такарахо! Говорит вождь народа ацлан. Вы пришли незваными на нашу землю. Вы убили много на­ших людей. Теперь наступил час расплаты. Бог Ра дал нам огромную силу. Вы это видели, но это только начало. Я тре­бую, чтобы до рассвета вы покинули остров. Все, кто оста­нется, будут убиты. Кто хочет жить, уходите. Оставшихся ждет смерть. Запомните, смерть!

 Смерть... смерть... смерть – эхом пронеслось над дома­ми, над болотами и джунглями.

    Вождь созвал командиров и запретил отход, но люди все же разбегались. Многие поспешили покинуть остров до рас­света. Некоторые командиры увели свои отряды в полном составе. Ночь прошла спокойно. Ни рычания, ни страшных глаз, смотрящих с неба. А перед рассветом над спящей зем­лей снова загремел голос ихориана:

–    Воины племени такарахо, мы вас предупреждали! Час расплаты настал! Все выходы с острова закрыты. Вы не уви­дите больше своих жен и детей, матерей и отцов. Вы все ум­рете здесь! Тот, кто попытается уйти, умрет первым. Того, кто спрячется, тоже ждет смерть.

     Стио повторил это несколько раз, чтобы слышали все. И снова над островом, над болотами укрытыми утренним туманом неслось, замирая вдали, страшное слово – Смерть!

    Когда небо на востоке окрасилось в розовый цвет, на вер­шине пирамиды, как обычно, появился Танэ Хару. Он протя­нул руки к восходящему солнцу и запел свою песню. Напу­ганные, подавленные индейцы, молча слушали протяжную мелодию и даже не пытались пускать в него стрелы. Их те­перь интересовала лишь своя собственная судьба. Их вождь послал небольшой отряд на южную оконечность острова, что­бы проверить, насколько реальна ночная угроза. У первой сте­ны отряд был обстрелян из автоматов и вернулся, потеряв половину состава. Воины, посланные к четырем восточным тропам, тоже были встречены автоматным огнем. Автомат­чики стреляли, зарывшись в землю.

    Вождь решил предпринять попытку массированного про­рыва. Две сотни воинов, прикрываясь щитами, пошли в атаку на защитников стены. Два защищавших ее автоматчика ус­троили настоящее побоище. Убедившись в том, что щиты не защищают от пуль, оставшиеся в живых бежали.

    И тогда началась паника. Люди метались то на юг, то на восток, везде натыкаясь на пули. Выхода не было. Ждали са­мого худшего – когда их начнут убивать в селе. Можно было бы спрятаться в джунглях на севере, но, во-первых, все по­мнили страшный вой и рычание живущих там гигантских зверей, а во-вторых, с той стороны висела в воздухе страшная черная машина. Она медленно перемещалась вдоль кромки леса, и ее глаза все видели, К середине дня воинство было деморализовано полностью. Черная машина приблизилась к селу, и из нее прозвучал голос вождя ацлан. Он объявил, что хочет встретиться с вождем племени такарахо и гарантирует ему безопасность.

    Через полчаса вождь индейцев в сопровождение десяти воинов был впущен в пирамиду. Сопровождавшим воинам не приказали остаться снаружи. Это означало, что их не бо­ятся. В совершенно пустом каменном помещении стоял ихориан Стио. Справа и слева от него два воина с автоматами, направленными на вошедших.

–    До наступления темноты мы можем уничтожить вас всех, –  сказал ихориан, – и вы заслужили смерть, ворвавшись на нашу землю, и причинив нам столько горя. Но мы не крово­жадны. Мы решили отпустить вас домой. Я прикажу открыть южные ворота. Уходить будете организованно и только на юг. Восточные проходы остаются закрытыми. Можете взять с собой оружие, но больше ничего. Никто не должен нести с собой ничего кроме оружия. Согласен ли вождь племени та­карахо на наши условия?

–    Согласен, –  опустив голову, сказал тот.

–    Тогда собирай своих воинов и в путь!

–    У нас дети умирают от голода, а у вас тут столько все­го... – с горечью произнес вождь индейцев и пошел к выходу.    

–    Постой! – сказал ихориан. – Присылай своих старей­шин. Мы их пропустим. Поговорят с нашими. Подумаем, как вам помочь. Давно бы с миром к нам пришли, может, и не голодали бы.

    Примерно через час индейцы, собранные своими коман­дирами, начали отход, а через час, после того как их замыкаю­щий отряд, сопровождаемый машиной Кононенко, скрылся из виду, ацлан начали переход на свой остров. Рустам чув­ствовал себя уже лучше и мог идти, но Валентин отвез его с Илис, Тауни и девочками на машине. Потом перевез всех раненых, а сам вернулся на островок.

    Последним уходил Танэ Хару. К удивлению Кононенко, двое учеников жреца вынесли из кустов блестящий металли­ческий цилиндр диаметром сантиметров тридцать и высо­той около семидесяти.

–    Что это? – спросил Валентин.

–    Это сосуд оставленный тана алаго – людьми, прилетев­шими со звезд. В нем лежат книги, хранящие память, – отве­тил Танэ Хару.

Валентин дотронулся до цилиндра. Он был гладко отпо­лирован. Похоже, сделан из бронзы.

–    Мне можно будет увидеть эти книги?

Жрец подошел к нему, положил руки на плечи и посмот­рел в глаза:

–    Ты спас нас чужестранец Валентин Кононенко. Наш народ вечно будет помнить твое имя. От тебя у нас не долж­но быть тайн. Ты будешь знать все, что знаю я – хранитель знания. Сегодня на закате я буду говорить с Богом Ра.  Ду­маю, он одобрит мое решение. Приходи завтра.